Текст книги "Штрафбаты и заградотряды Красной Армии"

Автор книги: Владимир Дайнес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

В приказе № 227 требовалось сформировать в каждой армии от 5 до 10 штрафных рот. На примере 1942 г. (табл. 2) посмотрим, как выполнялось это требование. Анализ таблицы показывает, что только в 6 из 54 армий пункт 2 приказа был выполнен. Причем в 24, 46 и 64-й армиях было создано по 5 штрафных рот, в 51-й – 6, в 18-й и 44-й армиях – по 7 штрафных рот. В 54-й армии (командующий генерал-майор A.B. Сухомлин) пошли еще дальше, сформировав 17 штрафных рот. В штрафные роты следовало направлять рядовых бойцов и младших командиров, а в штрафные батальоны – средних и старших командиров и соответствующих политработников. Из этого правила в 1942 г. были и исключения. Так, в 7-й отдельной армии (командующий генерал-лейтенант С.Г. Трофименко) была создана отдельная штрафная рота для старшего и среднего начсостава.

Отдельные штрафные роты армий (1942 Г.)

В труде «Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование» утверждается: «Штрафные части Красной Армии существовали юридически с сентября 1942 г. по май 1945 г.». Непонятно, на чем основывается такой вывод. Если говорить юридическим языком, то штрафные формирования существовали с 28 июля 1942 г., когда был издан приказ № 227. Не могли они закончить свое существование в мае 1945 г. Например, 128-я отдельная штрафная рота 5-й армии участвовала в Харбино-Гиринской наступательной операции, которая проводилась с 9 августа по 2 сентября 1945 г. Рота была расформирована на основании директивы штаба 5-й армии № 0238 от 28 октября 1945 г.

О том, как использовались штрафные части и подразделения, пойдет речь в следующей главе.

Глава 4
Боевое применение штрафных формирований в годы Великой Отечественной войны

В приказе № 227 требовалось использовать штрафные батальоны и роты на наиболее трудных участках фронтов и армий. Приказ и Положения о штрафных формированиях не определяли конкретно, какие задачи они должны были решать. Все, как показывают опыт их применения и воспоминания участников войны, зависело от обстановки, сложившейся на том или ином участке фронта, и задач, которые решали соединения и объединения. В оценке того, как использовали штрафные формирования в годы войны, существуют различные точки зрения.

Н.Г. Гудошников: «Пусть досужие баталисты от пера не придают большого или даже исключительного значения штрафным подразделениям. Из-за своей малочисленности и слабой огневой мощи они использовались на локальных участках фронта, обеспечивая успех полкам, дивизиям, в оперативное подчинение которых входили… В бой ходили чаще всего особняком. Штрафники обычнолибо атаковали, контратаковали, либо штурмовали, прорывали оборону, производили разведку боем, с боем брали «языка» и т. д. – словом, делали дерзкие налеты на противника, чем успешно давили на его психику».

С.И. Медовый: «Я получил назначение на должность командира взвода во вновь сформированную штрафную роту. Фильтр при помощи штрафной роты – участие в жестоких боях – довольно сильное средство… Много раз я слышал, что штрафные роты и батальоны шли в бой потому, что за ними следом шли заградотряды. Это ложь».

П.Д. Бараболя: «И вот что любопытно: за время почти шестимесячного командования штрафниками я не помню случая, чтобы кто-то дезертировал из роты, сбежал с переднего края. Могут возразить: дескать, попробуй сбеги, если в тылу стоят заградотряды. Но, во-первых, не припомню случая, чтобы где-то привелось увидеть пресловутый заслон. А во-вторых, твердо убежден: все-таки поступками этих людей, оказавшихся на фронте, двигало чувство их причастности к святому делу защиты Родины. Когда-то оступившись, они всем своим поведением стремились смыть с себя «темное пятно», пусть и ценой собственной крови, а зачастую – и жизни».

В. Симиненко пишет: «Существует расхожее мнение, что штрафники были своего рода камикадзе, которых посылали на верную смерть. Это не совсем так… Все зависело от военачальников. Были такие, что и берегли штрафников, были и другие. Неважно, русские или немецкие военачальники».

М.И. Сукнев: «…Академик Арбатов утверждает, что нас караулили сзади заградотряды. Неправда! У нас их не было. У нас достаточно этого СМЕРШа было, который все видел. Сразу тебе шею свернут… Обычно, если немцы наступали, они окружали нас, где заградотряд поставишь?»

A.B. Беляев: «Наш штрафной батальон дислоцировался рядом со штабом фронта, под рукой у командующего, чтобы, как говорится, в случае чего… Штрафные батальоны в боях использовались, как правило, в составе дивизий и полков на наиболее укрепленных участках обороны немцев. Выполняли они и самостоятельные задачи: занимали господствующие высоты для улучшения позиций обороны, контратаковали вклинившегося в нашу оборону противника, вели разведку боем – прорывали вражескую оборону. Батальон в полном составе использовался редко. И, думаю, не потому, что в этом не было необходимости. Все дело в том, что на полное формирование уходило много времени, которое в срок штрафникам не засчитывалось. Поэтому, как только сформировывали роту, так сразу же вводили ее в бой».

М.Г. Клячко: «Основной была одна задача: обеспечить путь к наступлению конкретной части. А методы ее выполнения были разные: от разведки боем до взятия той или иной высоты или конкретного рубежа обороны противника. Приходилось прокладывать дорогу и в минных полях. В общем, можно сказать так: штрафниками командование затыкало все дыры, они призваны были исправлять промахи начальства, которое ради обнаружения огневых средств противника посылало на верную смерть тысячи бойцов, ведь жизнь осужденных ничего не стоила. Вот и гнали в самое пекло одну штрафроту за другой… В атаку шли с матом. Да и как кричать «За Сталина!», если он их, собственно говоря, приговорил к смерти… К примеру, надо взять тот или иной рубеж. Как выяснить, какие силы сконцентрировал там противник? И отдавался командиру штрафроты приказ: силами одного-двух взводов, а иногда и роты произвести ночью разведку боем. Понесет потери рота, не понесет – этот вопрос никого не волновал. Главное было не допустить потерь линейных подразделений. Ни в одном официальном сообщении Информбюро никогда не сообщалось, что та или иная высота, населенный пункт взят силами штрафной роты или штрафбата. Это было запрещено! Назывался полк, дивизия, армия. Мы были, и в то же время нас вроде и не было».

А.И. Бернштейн: «Их (штрафников. – Авт.) посылали группами, взводами, отделениями на самые рискованные участки, через минные поля и т. п. За ними находилось пулеметное прикрытие, подразделение НКВД – не столько против немцев, сколько против штрафников, если они начнут отступать или ползти назад. Предупреждали: «Назад из боя, если будете ранены, не ползти. Вас пристрелят, мы ведь не знаем, почему вы ползете назад. Ждите. Вас потом подберут».

В публикациях, посвященных штрафным формированиям, также содержатся различные точки зрения по поводу их использования в боевых действиях.

Английский историк Э. Бивор: «Штрафные роты осуществляли такие самоубийственные задачи, как расчистка минных полей».

Бабченко: «Их всегда кидали в самое пекло. На танкоопасные направления, укрепрайоны или минные поля – туда, где не могла пройти пехота. В атаку они шли без артподготовки, огневой поддержки и пулеметов. Даже карабины им выдавали не всегда. Потому что они должны были искупать вину кровью. И они искупали, своими смертями прокладывая армии путь к Победе».

С. Глезеров: «Они предназначались для выполнения одномоментных задач, требовавших большой крови, но не на самых ответственных участках фронта. Штрафников отправляли в бой один-два раза в месяц, все остальное время они находились в ближнем тылу в состоянии готовности выполнить любой приказ… Штрафников не жалели, их всегда бросали в самое пекло, где нужно было срочно восполнить потери».

Кондратьев: «…На войне очень сгодились подразделения, которыми можно было затыкать все «дыры», исправлять промахи начальства, производить разведки боем, когда ради обнаружения огневых средств противника клали на полях сражений сотни и сотни, а то и тысячи – ведь осужденные, жизнь их ничего не стоит, никто за эти жизни не ответчик. Вот и гнали в самое пекло один штрафной батальон за другим, одну штрафную роту за другой…»

Режиссер фильма «Штрафбат» H.H. Досталь: «Штрафников, как пушечное мясо, бросали на самые опасные, самые неприступные участки обороны немцев. Выбора у них не было – впереди их косили немцы, сзади – заградительные отряды НКВД, специально созданные для того, чтобы стоять за штрафными частями и останавливать их пулеметным огнем. Вот о такой войне мне и захотелось снять фильм».

А теперь, опираясь на воспоминания участников войны и документы, посмотрим, как действовали штрафные формирования в наступлении;

М.Г. Клячко отмечал: «Немцы штрафников боялись? Вы знаете, наверное, да. Ведь атака подразделения штрафников – это психологическая атака людей, заведомо приговоренных к смерти. Отступать им было нельзя – только вперед. Представьте себе людей, которые бегут на вас цепь за цепью и орут благим матом».

Е.А. Гольбрайх был иного мнения: «Все эти россказни, что у немцев поджилки тряслись при виде атакующей штрафной роты, не имеют подсобой никакой основы. Немцам было глубоко плевать, кто на них идет в атаку. Психологически, наверное, немцам было тяжело воевать против штрафных офицерских батальонов, слишком велико желание штрафбатовцев искупить кровью свои «грехи» перед Родиной. Но воевали немцы толково, умело и храбро, как ни тяжело это признавать».

В.И. Голубев: «Отдельная армейская штрафная рота болтается по всему фронту армии. Выматываешься, роешь окоп, уснуть бы ночью, команда: «Подъем!» – и марш-бросок в другое место… В атаку шли – «За Родину, за Сталина!» не кричали… Матюки сплошь. Это и было «Ура!» штрафной роты. Там не до Сталина было».

Н.И. Смирнов: «Терять нам было нечего, поэтому воевали мы отчаянно, как черти. Поднимались в атаку по первой команде, и не было такого, чтобы сдрейфили, попятились назад без приказа. Однажды не встали, но тогда по нас бил пулемет так, что головы не поднимешь. Самоходка шарахнула по этой цели, и мы, грянув «Ура!», снова пошли в наступление… Кто орал «За Родину!», а кто с матом – всякое было. Сейчас некоторые говорят, что штрафники беспредельничали. Не было у нас такого: они свято верили, что воюют за родную страну, за нашу общую победу. Я видел слезы на глазах и знаю, что они искренне чувствовали вину перед Родиной и хотели реабилитироваться любой ценой».

Войска 57-й армии (командующий генерал-майор Ф.И. Толбухин) с 6 августа 1942 г. в составе Юго-Восточного (с 30 сентября Сталинградского) фронта вели тяжелые оборонительные бои с противником, пытавшимся прорваться к Сталинграду с юга. 9 октября командир 15-й гвардейской стрелковой дивизии, в распоряжении которого находилась 1-я отдельная штрафная рота, приказал ей после артиллерийской подготовки перейти в наступление, сбить посты боевого охранения противника на высоте 146,0, выйти к пруду, на южной окраине которого располагался ангар, удерживая захваченные позиции до подхода главных сил. Рота боевую задачу выполнила, потеряв трех человек: командира взвода лейтенанта Н. Харина, командира отделения сержанта B.C. Федякина, красноармейца Я. Т. Таночка. 1 ноября 1942 г. из 1-й отдельной штрафной роты 57-й армии в обычные части были направлены 7 штрафников, полностью отбывших в роте предписанный приказом срок.

Отдельная штрафная рота 51-й армии участвовала 1 сентября 1942 г. в наступательном бою и только по приказу отошла на исходные позиции. Бойцы и начальствующий состав роты 60 км несли на себе раненых. Приказом Военного совета 51-й армии звание штрафной с роты было снято.

610-я отдельная штрафная рота в январе 1943 г. принимала участие в Сталинградской стратегической наступательной операции.

П.Д. Бараболя: «Не забыть мне одной схватки с гитлеровцами, когда уже позади остались отвоеванные нами Елхи и другие населенные пункты на ближних подступах к Сталинграду. Крепким орешком оказалась на пути деревня Песчанка и притулившаяся к ней высота с отметкой 130,6. Деревушка и до боев была совсем неприметная: пожалуй, и самокрутки не выкурил бы, проходя ее из конца в конец. Теперь и вовсе остались здесь лишь дымоходные трубы да искалеченные разрывами деревья. Но укрепили немцы Песчанку и ту невзрачную высотку по всем правилам жесткой обороны. Тут и там бугрились перекрытия дзотов, в полосе окопов угадывались артиллерийские позиции, непроходимыми, по данным разведки, представлялись минные поля.

Мы попытались взять этот рубеж с ходу, без тщательной подготовки и огневой поддержки. Не получилось. Только понесли неоправданные потери. Пришлось начинать все сначала. За несколько часов, предшествовавших нашей новой атаке (было это 22 января, когда оставались буквально считаные дни до полного краха немцев под Сталинградом), я, укрывшись за бруствером траншеи, долго всматривался в смутные очертания переднего края немцев. И наивно подумалось тогда: может, сдадутся без боя, на милость победителей, ведь уже совершенно очевидно, что из «котла» им никак не выбраться! Но противник, конечно, и не помышлял о подобном повороте событий. Стояла глухая ночь. «Нейтральную» полосу непрерывно подсвечивали ракеты, откуда-то тянулись рваные клочья дыма, неумолчно гремела орудийная канонада. И было ясно, что противостоящая сторона так просто отсюда не уйдет, не сложит покорно оружие.

Морозы, крепчали – столбики термометров жались у сорокаградусной отметки. Когда в дымных разрывах проглядывала тусклая луна, она казалась обледеневшей от нестерпимой стужи. Не сказать, что мы были одеты «по сезону». Жидкие шинелишки и кирзовые сапоги оказались совсем ненадежной защитой от январских холодов, и это не придавало бодрости штрафникам. Тем не менее все они, чувствуя скорую победу, рвались в бой.

После надежной артиллерийской подготовки мы штурмом овладели Песчанкой, а потом и высотой 130,6. И если бы у меня тогда спросили, кто же из подчиненных особо отличился, я, не задумываясь, назвал бы всех без исключения. Правда, из лучших выделил бы самого лучшего – пулеметчика Дмитрия Агеева.

Крепко поработал он со своим «максимом». Немолодой уже боец (ему было, кажется, за сорок) на одном этапе боя выручил всю роту. В самую критическую минуту, когда немцы почувствовали слабину на нашем левом фланге, по моему распоряжению он расторопно выдвинулся на опасный участок и без промедления открыл огонь. Немцы попытались подавить нашу огневую точку, однако Агеев не дрогнул. Несколько позже, когда и Песчанка, и высота были в наших руках, мы увидели трупы гитлеровских солдат, большое их число Агеев мог смело отнести на свой боевой счет. Многие немцы попали в плен, немало взяли мы и трофейного оружия. Однако и сами пострадали крепко: в моем взводе осталось лишь 22 человека. Это от пятидесяти-то с лишним!»

1 января 1943 г. войска Южного фронта (командующий генерал-полковник А.И. Еременко) при содействии Закавказского (с 24 января Северо-Кавказского) фронта приступили к проведению Ростовской наступательной операции. Цель операции – разгромить на Нижнем Дону оперативную группу «Холлидт» и восстановленную после разгрома под Сталинградом 4-ю танковую армию группы армий «Дон» (командующий генерал-фельдмаршал Э. Манштейн), освободить Ростов и отрезать тем самым пути отхода северо-кавказской группировке врага на север. В результате операции, которая завершилась 18 февраля, советские войска продвинулись на 300–500 км, освободили Ростов и вышли на реку Миус.

В начале операции противник оказал ожесточенное сопротивление войскам на Южном фронте. О накале боев свидетельствует запись от 10 января в дневнике 76-го отдельного штрафного батальона Южного фронта:

«…Нам стало известно, что в готовящемся наступлении нашему батальону придется решать важную задачу. Сломить все линии обороны противника и стремительным броском с боем прорваться к сильнейшему узлу сопротивления, господствующей высоте 111,6, овладеть и закрепиться на ней. Эта высота на десятки километров контролировала подступы с юга к железной дороге Сталинград – Калач. Немцы, зная тактическое значение высоты, укрепляли ее около 5 месяцев. С потерей высоты немцы лишались возможности контролировать артогнем подступы к важным тактическим пунктам и узлам сопротивления.

Смерч (позывной комбата), чтобы уточнить системы огневых средств противника, в 23.00 организовал и возглавил усиленную разведку боем. В этом также приняли участие и разведчики штаба 36-й гсд. Все огневые точки противника были обнаружены и засечены. Но одна группа разведчиков по оплошности зашла в 3-й эшелон противника, понеся потери.

В 19.0 °Cмерч собрал командный состав и зачитал приказ о завтрашнем наступлении. Батальону ставилась задача – совместно с приданным саперным взводом, пулеметным взводом, батареей 45-мм пушек, при поддержке 3-го дивизиона 76-го ГАП – прорвать оборону противника и овладеть северо-западными скатами высоты 111,6. Она была самым трудным, важным и ответственным участком фронта. Перед подразделением Смерча как раз и была поставлена задача – в первый же день боя овладеть этой высотой.

Сотни пулеметных гнезд, минометных батарей артиллерии были крепко замурованы в землю и казались неприступными. Снайперы снимали цель с первого выстрела. Каждый метр земли был пристрелян. До этого наступления наши гвардейские части 16 раз атаковали эту высоту и все 16 раз от губительного огня противника откатывались назад.

Атака была продумана до мелочей. После получасового шквального артогня наступила пауза. Пехота из окопов выдвинула заранее подготовленные чучела, и для большего эффекта имитации атаки прогремело дружное «Ура!». Цель достигнута. С уцелевших точек немцы открыли бешеный огонь. А в это время наблюдатели засекли огневые точки и по сигналу открыли прицельный огонь.

Атака пехоты и танков должна была начаться в 10.00. Трудно судить, почему сосед справа – 108-й гсп – преждевременно поднялся в атаку. Артиллеристы, не прекращая, вели огонь. Подразделения, вырвавшиеся вперед, попали под артогонь. Получилось замешательство.

Неожиданно на нашем участке танки также пошли в атаку. Бойцы подразделения Смерча вынуждены были подняться и идти за танками, хотя время атаки еще не наступило. В противном случае, выдержав время, они рисковали бы остаться без танкового прикрытия. Артиллеристы, видя, что танки с пехотой уже на полпути к переднему краю противника, прекратили огонь, боясь накрыть огнем свою пехоту и танки.

Никто не мог подумать, что еще десятки огневых точек противника не были подавлены. Еще один решительный бросок – и пехота ворвется в оборону немцев. Вопрос был бы решен. Внезапно содрогнулся один танк. Сильный взрыв противотанковой мины порвал гусеницы. За ним – второй, третий, пятый танк. Все подступы к переднему краю оказались вновь заминированными. Видя замершие машины, немцы открыли плотный фланкирующий и лобовой огонь. Бойцы залегли, понеся потери.

Уничтожающий ружейно-пулеметный огонь противника не давал никакой возможности поднять голову. Господствующее положение огневых точек и удобный для обстрела рельеф местности ставили наших бойцов, лишенных танкового прикрытия, в довольно затруднительное положение. Каждая минута стоила очень дорого… Но отойти на исходный рубеж при создавшейся ситуации значило бы погубить все положение.

Если в начале атаки правый сосед выдвинулся вперед, то теперь, в самый критический момент, когда только без промедления броском вперед можно выиграть бой, 108-й гсп действовал нерешительно в ходе общей атаки, отстал, тем самым открыв нам правый фланг. Немцы воспользовались этим немедленно, открыли фланкирующий огонь по нашим бойцам.

Левофланговый 29-й стрелковый полк еще в начале атаки оторвался и двигался не в заданном направлении. Взаимодействие таким образом было потеряно. И единственно правильный выход, который принял Смерч, – действуя самостоятельно, силами своей части ворваться в передний край обороны противника и штыковым ударом решил закончить дело. Бросок был дерзким и стремительным. Ни один боец не отстал. С новой силой хлестнул свинцовый ливень пуль. Ряды атакующих редеют. Но все ближе немецкие дзоты. И ничто не в силах сдержать переполненных отвагой бойцов. Вот уже метнули первые гранаты. Оглушительный взрыв. Новый рывок вперед. Огонь противника усиливается. Движение вперед кажется немыслимым. Каждый шаг стоит десятков жизней. Немцы всю силу огневых средств перенесли на наш участок. Завязалась рукопашная схватка. В эту минуту огонь противника достиг наивысшей точки напряжения. Двигаться невозможно. Вновь залегли. Артиллерия еще ведет огонь по глубине противника. Высота 111,6 жила еще десятками огневых точек. Можно думать, что в силу сложившихся обстоятельств (преждевременная атака пехоты и танков), несмотря на огневую мощь, артиллеристам так и не удалось подавить значительную часть пулеметных гнезд противника, что и предрешило исход наступательного боя 10 января.

Весь день кипел жестокий бой. Предыдущие 16 атак противник отбил. Не знающий поражений Смерч весь день атаковал высоту. Своим уменьем, волей и железной стойкостью он медленно, но упорно сломал сильнейший узел сопротивления врага».

О боевых действиях на Курской дуге вспоминают Н.Г. Гудошников и A.B. Пыльцын.

Н.Г. Гудошников: «Немцы, продвигаясь в сторону станции Обоянь, 8 июля (1943 г. – Авт.) заняли деревню Березовку. Нашей штрафной роте прямо с марша было приказано штурмом взять ее обратно. Дело было под вечер, мы по перелескам подошли и с криками «Ура!» со страшной стрельбой бросились на деревню, ворвались в нее. А там оказалось настоящее скопище войск и техники, особенно танков. Все пришло в движение, завязался жаркий бой, и нам пришлось отступить. Деревню не взяли, но острастку противнику дали добрую. На следующий день мы оборонялись против этой армады при поддержке артиллерии, минометов. Нас бомбили три десятка штурмовиков, смешали роту с землей, но штрафники удержались до подхода наших танков». Далее Гудошников отмечает: «Приходилось слышать: якобы штрафники, идя в атаку, не кричали привычное «Ура!». По фронту, правда, ходила молва, что-де штрафники вместо «Ура!» кроют матом. Вздор это. Откуда взята эта нелепость? Мат, надо заметить, был вторым после «Ура!» боевым кличем всей нашей армии, и штрафники в этом деле не отличались от других. Никаких особых дисциплинарных и иных санкций мы к штрафникам не применяли, кроме уставных. В бой шли только по приказу, без угроз и насилия, без пресловутых заградотрядов сзади, я их нигде не видел, хотя говорят, что были. Я часто даже забывал, что командую не совсем обычным подразделением. Всегда шел в бой вместе со штрафниками, часто прямо в боевых порядках, это им придавало больше уверенности («командир с нами»), решительности, а мне – надежды на успех».

A.B. Пыльцын отмечал, что к июлю 1943 г. (к началу Курской битвы) 8-й отдельный штрафной батальон занял оборону в районе Поныри, Малоархангельское на участке 7-й Литовской стрелковой дивизии, где и принял свое первое боевое крещение. В упорных боях штрафной батальон отстоял свои позиции, прорвал вражескую оборону и перешел в наступление на Тросну. В последующем батальон участвовал в боевых действиях на земле Украины, дойдя до Днепра в районе Чернигова. И только там он был впервые выведен на отдых и до-формирование в район села Добрянка. Получив пополнение, батальон был переброшен в район Лоевского плацдарма на реке Сожа для его расширения и углубления. Успешно справившийся с этой задачей, в результате чего был освобожден г. Лоев, штрафбат перешел в наступление и дошел до города Речица.

В статье С. Глезерова «Штрафные роты и батальоны в битве за Ленинград» рассказывается об участии штрафников в боях за Синявинские высоты. 28 сентября 1943 г. двум полкам (163-му и 320-му) 11-й стрелковой дивизии 67-й армии (командующий генерал-лейтенант М.П. Духанов) была поставлена задача: развивая успех трех штрафных рот, овладеть шоссейной дорогой на Синявино. На следующий день командиру 160-й отдельной штрафной роты, приданной 320-му стрелковому полку, было приказано захватить первую траншею противника. При выдвижении роты на исходные позиции враг обнаружил ее и открыл сильный огонь. Рота потеряла около 50 % своего состава, но продолжала продвижение, и после «подрыва фугасных огнеметов штрафники пошли в атаку». Противник сосредоточил по атакующим огонь из всех видов оружия, вынудив роту сначала залечь, а затем отойти на исходные позиции. 30 сентября остатки 160-й отдельной штрафной роты совместно со стрелковыми подразделениями 11-й стрелковой дивизии пытались восстановить утраченные позиции по дороге на Синявино. Однако противнику снова удалось отбить атаку.

В конце 1943 г. войска 59-й армии Волховского фронта обороняли плацдарм на реке Волхов в районе Мясной Бор, а также рубеж по правому берегу этой реки до Новгорода и северо-восточному побережью озера Ильмень. Командование 225-й стрелковой дивизии приказало отдельному штрафному батальону майора М.И. Сукнева захватить высоту Мысовую, которая, по его свидетельству, «нам не была и нужна». Далее он пишет: «Но тут узнаем: мы переданы 59-й армии генерала И.Т. Коровникова – блестящего военачальника! Но я послал вперед несколько басмачей, которые имитировали атаку через волховский лед и вернулись тотчас. Немцы искрошили лед в крошево снарядами, но впустую. Командование дивизии молчит. Полка тоже. Будто проглотили горькую пилюлю. Конечно, я рисковал головой, но меня тут поддерживал наш незаменимый оперуполномоченный Проскурин. А у него, чекиста, был авторитет «выше наркома» в нашем, конечно, масштабе!»

П.С. Амосов: «5 января 1944 г., 8 ч. 10 мин. С нашей стороны прорезал утреннюю дымку трассирующий снаряд, потом заговорили «катюши» и вся артиллерия фронта. Вначале опешивший от неожиданности противник начал отвечать. Штрафники (речь идет о 15-м отдельном штрафном батальоне. – Авт.) находились в 300 метрах перед передним краем. Лежали на снегу, лопаток не было. Я был вторым номером ручного пулемета. Еще до атаки первый номер Николай Рычагов был ранен и уполз на перевязку. Я остался с пулеметом один. Когда дошла очередь до последнего диска, я, перебросив ремень через плечо, поднялся, и все молча пошли в атаку. Бежали и падали, шли и взлетали на воздух. Мне еще до атаки осколок угодил в левое плечо, но я не пошел на перевязку – сзади не легче, все перемешалось. Взрыв… Меня бросило на землю. Очнулся я, услыхав «Ура!» тех частей, которые были сзади нас, да гул опоздавших танков».

На северо-западе войска Волховского фронта во взаимодействии с войсками левого крыла Ленинградского фронта приступили 14 января 1944 г. к проведению Новгородско-Лужской наступательной операции в целях разгрома главных сил 18-й армии противника и освобождения городов Новгород и Луга. Отдельный штрафной батальон (800 человек при 10 станковых и 40 ручных пулеметах) 59-й армии Волховского фронта был придан 1349-му стрелковому полку.

М.И. Сукнев: «Получив приказ из штаба дивизии развивать наступление к нескольким селам, расположенным близ озера Ильмень, мы оставили город. Перед нами сразу открылось огромное поле. Все это пространство было утыкано могильными католическими крестами топорной работы. Фашисты несли огромные потери. Батальон почти без боев прошел четыре селения, после чего нас завернули резко к запалу к реке-заливу Веряжа, где мы заняли также без боя село Моисеевичи».

После этого батальону была поставлена задача захватить населенный пункт Георгиевский, но без артиллерийской поддержки. Майор М.И. Сукнев по телефону потребовал от начальника штаба 225-й стрелковой дивизии поддержки огнем артиллерии или минометов. Однако в этом ему было отказано. О том, что произошло в дальнейшем, рассказывает сам М.И. Сукнев:

«С трудом вызвал по телефону командира минометной батареи, своего друга еще по Свердловскому училищу, Николая Ананьева, кричу ему: «Поддержи огнем по Георгию! Я двину батальон!» Ананьев что-то буркнул в трубку, и я не понял: есть ли у него мины или «в обрез», как всегда! Десятки мин взорвались по выселку, но не задев колокольни и деревянной церквушки, что явилось просчетом. Под прикрытием пулеметов «максим», открывших сильный огонь, батальон по красной ракете бросился вперед, в атаку! Но взрывы наших мин вдруг прекратились, и мы остались в поле «голенькими»! Ранены командиры рот Крестьянинов и Николай Шатурный! Посылаю туда Николая Лобанова, заменить Крестьянинова. Через считаные минуты мне сообщили: Лобанов убит! Справа, в роте одесситов, – двадцать убитых и столько же раненых! Есть потери у 1-й роты, офицерской! Даю зеленую ракету – отбой. Перед этим я, заменив у «максима» пулеметчика, вел стрельбу по колокольне, и оттуда немецкий пулемет прекратил стрельбу. К выселку слева по траншее бежал фриц, я короткой очередью уложил его. Единственная вражеская мина, прилетев от выселка, разорвалась передо мной. Результат – я оглушен, ранен в нос и в лоб осколками. Лицо залило кровью…»

В.Г. Сорокин: «В мае 1944 года я прибыл в 38-ю армию и принял батальон. Мы сменили кавполк, очень потрепанный. По телефону получил задачу – взять высоту. В следующую ночь высоту взял, за что получил от командующего армией Москаленко орден Александра Невского. Я прошел с батальоном всю Польшу, пол-Германии и Чехословакии. Была встреча с американцами. Могу твердо сказать: штрафников бросали на самые трудные участки».

В мемуарах Героя Советского Союза генерал-полковника В.М. Шатилова «Знамя над Рейхстагом» рассказывается о действиях штрафников накануне Белорусской стратегической наступательной операции. Автор в то время командовал 150-й ордена Кутузова II степени Идрицкой стрелковой дивизией 3-й ударной армии 1 – го Белорусского фронта. По приказу командира 79-го стрелкового корпуса генерала С.Н. Переверткина для штурма высоты с отметкой 228,4 (Заозерная) были дополнительно выделены две штрафные роты под командованием капитана Н.З. Королева и старшего лейтенанта Г.С. Решетняка. За два дня до наступления состоялась «генеральная репетиция» предстоящего боя. По оценке командира дивизии, все прошло хорошо, была полная уверенность в успехе.

22 июня 1944 г. после артиллерийской подготовки, во время которой саперы устроили проходы в минном поле и проволочных заграждениях, первыми в атаку пошли штрафники. «Обе роты поднялись одновременно, – вспоминал Шатилов. – Бойцы проскочили протоку вброд без остановки. Артиллерия перенесла огонь на вторую неприятельскую траншею. Орудия прямой наводки били по флангам, в промежутки между боевыми порядками врага, по ожившим огневым точкам.