Текст книги "Чудесный генератор (Научно-фантастическая повесть)"

Автор книги: Владимир Владко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

6. ЕСЛИ БЫ ОЛЕСЬ ЗНАЛ…

Одного большого грузовика хватило на всех – и даже на дополнительный чемоданчик Раи, которой, конечно, никак не могло хватить общей нормы. Норма нагрузки не превышала одного чемодана на человека, однако, никто не стал с этим спорить. Ведь Рая, вполне логично, записала дополнительный чемодан на счет Андрея Антоновича, который брал с собой только маленькую корзинку.

А впрочем, все это казалось мелочью рядом с проблемой перевозки самого генератора. Тут крылась настоящая опасность. Не говоря уже о возможности разбить драгоценные лампы в генераторе, – никто не мог гарантировать, что генератор после его сборки в совхозе начнет работать так же безупречно, как работал он до сих пор в институтской лаборатории.

– Ты только пойми, андерстенд-ю, какая это сложная штука – ультракоротковолновый контур, – бормотал Мистер Питерс, разбирая на отдельные части генератор. – Ну вот, я и разобрал все. Ладно. Теперь, приехав, надо будет собрать. А вдруг, какая-нибудь ерунда изменится…

– Какая?.. – раскрыл глаза Рома.

– Какая хочешь. Вот, например, – и Мистер Питерс показал на медный стержень, который именно в этот момент он откручивал с шасси.

Рома недоверчиво посмотрел на стержень.

– Чтобы эта побрякушка изменилась?.. – протянул он голосом, полным сомнения. – Ну, знаешь, для этого надо этот стержень, я думаю, умышленно молотком бить… И не раз, а долго.

Мистер Питерс вспыхнул:

– И когда только я научу тебя, несчастного, понимать что-то в таких деликатных вопросах, как ультракороткие волны… Фуул, честное слово, фуул!

Рома только посмотрел укоризненно; это слово он помнил достаточно хорошо.

– Чем ругаться, хороший человек объяснил бы, – проговорил он, качая головой.

– Слушай, несчастный. Может оказаться, что определенная часть эффекта моего генератора зависит от того, что этот стержень именно так, а не иначе покрыт тоненьким слоем зеленого окисла. Ты же хорошо знаешь, как идут токи высокой частоты?.. А, может, для моей частоты именно и нужен этот слой? И, если я его сниму, эффект будет уже другой? А, может, наоборот, от влаги слой этот увеличится – и опять-таки изменит сопротивление стержня… Разве я знаю?

– Хотел бы я знать, чего ты требуешь от него, когда и сам этого, как следует, не знаешь? – язвительно спросил Олесь, который, войдя, прислушался к разговору.

– А, и ты здесь, землеройка, – отозвался Мистер Питерс. – Не приставай, пожалуйста, потому что могу обругать.

– Прошу, прошу, кстати, вот еще один слушатель подошел. Ты, давай, крепче ругайся, – рассмеялся Олесь, видя, как входит в комнату Рая.

Не замечая, как сжал зубы Мистер Питерс, Рая обратилась к Роме:

– Вы, не видели, Рома, моей киски?..

– Зачем она вам? Ведь же мы сейчас поедем? – искренне удивился Рома.

– Она поедет со мной в совхоз. Я так привыкла к ней…

…Так получилось, что грузовой автомобиль привез в большой институтский совхоз «Победа», вместе с разобранным мощным генератором, еще и шесть живых существ разного возраста, пола и настроений. Мрачного, строгого Мистера Питерса с трубкой во рту; длиннющего Рому, который всю дорогу шутил, будучи очень рад тому, что рядом с ним сидела самая очаровательная в мире девушка; серьезного, загорелого Олеся, который, наоборот, совсем даже не замечал присутствия одной из представительниц той половины человеческого рода, которая считает вероломную измену в любви вполне нормальным явлением; наконец, саму причину и источник многих недоразумений, что держала в своих чудесных ручках большую сытую кошку с пушистой блестящей шерстью. И, чтобы закончить наше коротенькое описание, вспомним еще про неизменного Андрея Антоновича, который, несмотря на замечательное время года, на ослепительное горячее солнце, приехал в совхоз в большой меховой шапке.

Вот таких гостей увидел перед собой, выйдя навстречу грузовику, Даниил Яковлевич Сидорин, директор совхоза «Победа».

Они вылезали из автомобиля по одному, поглядывая на совхозные здания и любуясь сельскими пейзажами. Только один из гостей, крепкий мужчина с трубкой во рту, не смотрел ни на что, кроме деревянных ящиков, которые снимали с грузовика рабочие.

– Полегче, полегче, – покрикивал он, – осторожнее!

– Так, – проговорил Даниил Яковлевич, – так. Приехали, значит. А кто же у вас тут, товарищи, самый главный? Бригадир, или как там?

Рая указала ему на Мистера Питерса, который наконец слез и сам с грузовика.

– Так, – повторил Даниил Яковлевич, – так. Значит, ты и есть бригадир? Ладно. Это, значит, о тебе писал мне Иван Петрович?

Иван Петрович? Академик Антохин? Достаточно было вспомнить эту фамилию, чтобы заинтересовались сразу все – от Андрея Антоновича до самого Мистера Питерса, который повернулся к директору и спросил:

– Что же он написал?

– Чтобы помочь вам. Отдать вам лабораторию и устроить все. А вы, мол, будете работать здесь. Ну, а я, как директор совхоза, буду помогать вам. Зовут меня Даниил Яковлевич, будем знакомы.

И директор искренне пожал руки всем прибывшим. Взгляд его на мгновение остановился на кошке, которую держала Рая.

– Хорошая кошка, добрая, – сказал он, – у нас таких нет. Ну что же, и ей работа найдется. Крыс у нас, знаете ли, много. Просто с ног сбивают, такая прорва.

– Потравить надо, – откликнулся Олесь.

– Травили, травили… а их все много. Ну, ничего. Вот, ваша кошка еще поможет… если ей самой крысы хвоста не отгрызут… нет, нет, я пошутил, честное слово, пошутил, товарищ, – поспешил он успокоить Раю, которая уже посмотрела на него злыми глазами, – пойдемте в дом, я покажу вам лабораторию.

Лаборатория была совсем даже неплохая. Даже сам Мистер Питерс признал, что она мало чем отличалась от институтской.

Сюда сразу же перенесли ящики с генератором – и вся бригада немедленно приступила к работе. Хватало чего делать даже Андрею Антоновичу. Он вычистил шкафы в лаборатории, выслал их свежими, чистыми листами бумаги. Но, еще перед этим, Андрей Антонович снял свою меховую шапку, положил ее на подоконник, старательно причесал свои длинные седые пряди, которые окружали его лысую и блестящую голову, посмотрел в ту сторону, где Мистер Питерс собирал генератор – и многозначительно произнес:

– Ну, вот и начинается дело. Поглядим, поглядим…

Он погладил рукой лысину (хотя каждый согласился бы, что там совсем нечего было приглаживать) – и только потом приступил к уборке.

Опасения Мистера Питерса были напрасны, сборка генератора прошла без проблем. Генератор словно дал обещание все время работать безупречно. И, после первого испытания, Мистер Питерс решился даже пригласить на «открытие генератора» директора Даниила Яковлевича. Но, хоть обстоятельства и были столь торжественные, это «открытие» прошло совсем не так, как задумывалось. Просто – Мистер Питерс нажал рубильника, вспыхнула фиолетовым светом лампа; через полминуты, когда генератор стабилизировался, с его медной дуги, этой своеобразной антенны сорвались первые длинные фиолетовые искры. В воздухе запахло озоном. Генератор заработал.

Директор, Даниил Яковлевич, внимательно и с уважением посмотрел на генератор, проследил глазами за фиолетовыми искрами, понюхал немного боязно воздух с незнакомым запахом озона. Потом вынул из кармана кисет с табаком, скрутил сигарету, зажег ее и спросил:

– Как я вижу, ваша машинка работает. Иван Петрович мне про нее такое писал, что я и не знаю…

– Можем показать, Даниил Яковлевич, – засмеялся Олесь, – по вашему желанию можем вам тут мяса поджарить, или, скажем, пальцы прижечь… Одному профессору, знаете, так прижигали, ай-яй…

Но это не произвело впечатления на Даниила Яковлевича. Он покрутил в руке сигарету, еще раз посмотрел на генератор и ответил:

– Ты мне, приятель, такие штуки не показывай, они мне ни к чему. У меня другие заботы, мне фокусов-покусов не надо. Вот Иван Петрович писал, что ваша машинка должна все наше зерно для посевной просветить. Я, правда, не знаю, что получится, не очень-то доверяю. Как-то оно…

И он покрутил в воздухе пальцами, дополняя тем незаконченную мысль. Этого было достаточно. Мистер Питерс, который до этого момента слушал не очень внимательно шутливую беседу, повернулся к директору. Глаза его заблестели, брови сошлись. Это были грозные признаки.

– Так вы говорите, что не очень доверяете, товарищ директор? А? Что вы хотели сказать этим вашим «как-то оно…»? – начал Мистер Питерс. – И вы знаете, что осмеливаетесь брать под сомнение, а?

Он надвигался на директора. Его рука с трубкой описывала в воздухе широкие круги. Даниил Яковлевич немного отступил:

– И не то, чтобы совсем, но…

– Э, нет, простите, – наседал Мистер Питерс, – на каком основании вы осмелились такое говорить? И знаете ли вы, что опыты по облучению зерна ультракороткими волнами начались уже несколько лет назад? Знаете ли вы, каких результатов уже успели достичь ученые? А знаете, что еще в 1930 году берлинский профессор Гильдебрандт проводил такие опыты? Вы знаете, чего он достиг еще тогда?

– Да подожди ты, подожди, – пробормотал Даниил Яковлевич, отступая еще дальше.

Но разъяренного Мистера Питерса невозможно было остановить. Он размахивал обеими руками и выкрикивал:

– Этот профессор Гильдебрандт облучал семена простыми дециметровыми волнами, всего-то от одного метра до тридцати сантиметров длиной. Это же ерунда, по сравнению с нашими миллиметровыми волнами, понимаете? И знаете, чего он достиг?.. Семена обыкновенной месячной редьки, которые он облучал всего лишь пятнадцать секунд, уже через две недели дали плоды. А от обычного семени никогда не удавалось получить плоды раньше, чем за четыре, понимаете, че-ты-ре недели. Вот как. Вдвое быстрее. Вдвое, а?

– Да я же… – попытался вновь оправдаться Даниил Яковлевич.

– Нет, нет, это далеко не все. Другие опыты дали еще лучшие результаты. Семена подсолнечника, облучаемые так же, в течение всего лишь пятнадцати секунд, выросли, дали большое растение, которое дало плоды, – в течение всего шести недель. Понимаете? Подсолнух из семян за шесть недель? Вы можете такое сделать?..

Мистер Питерс гневно остановился. Даниил Яковлевич использовал эту паузу:

– Конечно же нет, я не могу. Голубчик мой, я же никогда не говорил, что я против твоих волн. Я вполне за. И руками, и ногами. Облучай, спасибо тебе скажу. Я только…

– Подождите, – строго прервал его Мистер Питерс, – я забыл еще про один случай. Вот, скажем, тыквенные семечки. Сколько времени тыква у вас здесь растет, созревает, дает плод?.. Целые месяцы, не так ли?

– Да, – согласился Даниил Яковлевич.

– А облученное ультракороткими волнами семя растет, созревает и дает тыквы диаметром аж сорок сантиметров! Понимаете? Тыква диаметром около полуметра.

– Да и у нас бывают такие, даже еще больше…

– И за какое время? За месяцы. А здесь всего за шесть недель. Я же сказал.

– Не сказал ты… то есть, нет, все сказал, все, – смутился Даниил Яковлевич, заметив, как снова нахмурился Мистер Питерс.

Даниил Яковлевич даже махнул рукой на него. Он отошел в сторону, к столу, где Рома и Рая раскладывали кассеты и другие приборы, посмотрел на них, почесал затылок и сказал, осторожно оглядываясь на Мистера Питерса:

– Горячий он у вас… этот, как его… пылкий какой-то…

Рома усмехнулся, вспомнив о бесконечных «фуули», которые он ежедневно получал от Мистера Питерса. А Рая гордо ответила:

– Но ведь он прав. Знаете, Даниил Яковлевич, ультракороткие волны – это такое странное явление. Вот, например…

– Э, нет, простите, мне пора идти, – испугался Даниил Яковлевич, поспешно выходя из лаборатории, – вы здесь по очереди будете читать мне лекции, а у меня есть еще другие дела. Вы лучше начинайте зерно облучать, время не ждет…

И он вышел под звуки веселого смеха. Улыбнулся Мистер Питерс. Но сразу же он вновь посерьезнел. На минуту он задумался, потом решительно выключил генератор и повернулся к товарищам:

– А ну, плиз, прошу сюда на небольшое совещание. Оунли-файф-миньют, всего пять минут. Надо точно установить, кто из нас что будет делать здесь.

Все посмотрели на него с удивлением: как так установить? Ведь и так хорошо известно, кто какую имел профессию? Однако, Мистер Питерс стал говорить дальше:

– По моему мнению, я правильно понимаю Ивана Петровича. Самое главное из тех задач, которые мы сейчас имеем, это облучать зерно. Олесь должен начать это делать прямо сейчас. Перед ним много работы. А впрочем, один он не успеет все сделать. Мы, по очереди, будем помогать ему. Остальные работы пока что пойдут во вторую очередь.

– Мои кролики во вторую очередь? – удивленно и жалобно произнесла Рая, наклоняя голову.

– Мои продукты… во вторую очередь? – переспросил Рома.

– Да, во вторую. А так же куры, и яйца, и коровы, и всякий другой скот, другие животные. Прежде всего – зерно. Этого требуют производственные планы совхоза, требуют потребности посевной. Как бригадир, я напоминаю вам об этом. Пока что все. Олесь приступит к работе сегодня же. А я пошел поговорить с директором. Рома, ты, видимо, пойдешь со мной. Вам, Рая, я советовал бы ознакомиться со здешними условиями, в которых находится скот. А Олесь будет готовиться. Пошли.

Странно, но никто и не подумал удивиться по поводу того, что Мистер Питерс неожиданно взял на себя функции распределителя работ и главного начальника. Может, произошло это потому, что такое состояние дел было обусловлено всеми предыдущими событиями. Кому же, действительно, как не уважаемому изобретателю и конструктору нового генератора, и следовало взять на себя такие права?..

Важно вышагивал Мистер Питерс по двору в сопровождении Ромы. Они шли молча, невольно поглядывая по сторонам. Точно ли действительно интересовался чем-то гордый Мистер Питерс – неизвестно; однако, Рома с интересом осматривал совхозные постройки, сельскохозяйственный инвентарь и машины, которые они встречали на своем пути. Рома не очень-то часто бывал на селе. Главный продукт сельского хозяйства, который хорошо знал и любил Рома (кроме свежего и душистого хлеба, конечно), была сметана. И вот, теперь Рома с особым интересом поглядывал на больших красивых коров, возвращавшихся с пастбища и солидно переступавших с ноги на ногу, неся полное густого молока вымя.

– Хорошие коровки, добрые… – начал Рома.

Но, посмотрев на Мистера Питерса, сразу замолчал, потому что тот смотрел совсем в противоположную сторону. Проследив за его взглядом, Рома увидел, как возле одного из домов прошла невысокая девушка в красном платье и белой повязке на голове. Девушка шла медленно. Она несла в руках маленького желтого пушистого цыпленка, с любовью поглаживая его, словно успокаивая. Из-под белой косынки выбивались черные блестящие волосы.

– Ага, – пробормотал Рома, – так вот о чем задумался уважаемый Мистер Питерс. Понимаю, понимаю, – и он иронично улыбнулся.

А когда девушка повернула к ним свое лицо – ироническая улыбка сбежала с лица Ромы. Рот его оставался открытым, и только глаза растерянно моргали. Потому что действительно здесь было на что посмотреть…

Как описывать женскую красоту? Какие краски для этого надо иметь, какое перо и какие чернила?..

Скажем просто: это была девушка несравненная. Черные блестящие волосы идеально дополняли правильной формы лицо загорелой, полнокровной и веселой украинки. Простой тонкий нос стоял на своем месте, над красными губами, такими, что рядом с ними побледнели бы от зависти спелые черешни. И белые, ослепительно белые зубы, которые на миг показались, когда девушка, заметив ребят, быстро улыбнулась, сверкнула длинными и загнутыми вверх ресницами – и исчезла.

Да нет, разве удалось нам передать здесь хотя бы одну десятимиллионную долю того, что увидели удивленные глаза Ромы возле одного из совхозных зданий?..

Рома остановился. Он стоял бы так неизвестно сколько времени, если бы не толкнул его под бок Мистер Питерс:

– Может, пойдем уже, Рома?..

Тяжелый вздох был ему ответом. Ах, зачем Рома увидел черноокую девушку?.. Зачем смутила она его чувства, в которых до сих пор царила лишь золотоволосая Рая?.. Рая, Рая, наверное, не чувствуете вы сейчас этого. Вы изучаете местные условия, вы знакомитесь с состоянием крольчатника… Разве же можно приравнять каких-то кроликов к Роме?.. Ведь даже просто на рост и вес: сколько кроликов можно было бы сделать из самого Ромы?..

Не чувствовала этого Рая, не чувствовал этого и соперник Ромы – Олесь, который уже облучал в лаборатории зерно.

Олесь усердно работал. Одна за другой, вокруг стенки, вдоль нее выстроились чувалы с зерном. Зерно из чувалов высыпалось на большой стол перед генератором. Золотой поток зерна покрывал деревянный стол. Сытое тяжелое зерно шуршало, рассыпаясь – и блестело странным светом под загадочным лучом генератора. Недолго длился сеанс просвечивания, всего тридцать секунд. Через тридцать секунд сильные руки рабочих снова ссыпали облученное зерно в чувалы. Оно было уже заметно теплым; казалось, оно словно набухало, увеличивалось, словно просыпалось ото сна, и теперь уже вполне было готово к посеву.

Сколько раз брал в руки Олесь облученное зерно, пересыпал его с ладони на ладонь – и каждый раз ему казалось, что в его руках словно вибрирует скрытая под твердой оболочкой, но буйная жизнь. Зерно было теплое, от него слышался острый сладкий запах, и его невольно хотелось немедленно положить в землю, старательно укрыть мягким влажным черным одеялом рыхлого чернозема, чтобы поскорее увидеть эти бледно-зеленые ростки, острые кончики листьев долгожданного растения…

А, может, все это чувствовал Олесь лишь потому, что любил он бескрайнюю землю и все то, что от земли шло?.. Ведь не зря и профессию избрал он себе – агроном…

Так или иначе, Олесь работал с наслаждением. Полной грудью дышал он острыми сладкими ароматами горячего зерна, смешанными с не менее острым запахом озона, которым насыщен был воздух лаборатории. Чувал за чувалом проходил, рассыпаясь и вновь наполняясь, мимо генератора. Время шло совсем незаметно.

Вот в лабораторию заглянул Даниил Яковлевич, посмотрел на Олеся, на рабочих, на чувалы, потянул ноздрями воздух, покрутил головой:

– Вот и я понимаю, идет работа… да, да, будет дело… – И исчез.

Вот зашел Мистер Питерс с Ромой. Мистер Питерс посмотрел на генератор, проверил приборы, записал себе, что показывали измерительные аппараты, и тоже ушел. Заглянула Рая – но Олесь не обратил на это внимания. Он решил работать с зерном, не тратя времени ни минутки. Внимание Олеся привлек к себе только Андрей Антонович, который пришел в лабораторию совсем поздно ночью, когда Олесь уже отпускал рабочих.

Андрей Антонович внимательно проследил за тем, как выходили рабочие, и, очевидно, собирался что-то сказать Олесю. Однако, Олесь не склонен был к праздным разговорам. Он решил работать дальше сам, без помощи рабочих.

Андрей Антонович посмотрел, посмотрел, потом вздохнул, потер свою лысину рукой и отошел в сторону.

Именно и это заметил Олесь.

– Что такое, Андрей Антонович? Хотите что-то сказать? Так говорите, потому что я не могу оторваться от работы.

Андрей Антонович недовольно покачал головой:

– Так и будешь работать? А отдыхать когда?

– Нет времени, Андрею Антоновичу. Зерно не ждет, посевная вот-вот. А что вам надо-то от меня?

– Да нет, где там надо, когда ты как бешеный крутишься. Пойду я…

– А, может, скажете, Андрей Антонович?..

– Нет, не скажу. Бывай.

И Андрей Антонович ушел из лаборатории, – очевидно, чем-то очень недовольный. Однако, Олесю не было времени размышлять о причинах, которые заставили его интересоваться генератором; Олесь работал.

И лишь около полуночи Олесь почувствовал, как он устал. Руки были словно не его, тягуче ныли плечи. А впрочем, это не смущало Олеся. Он увидел, как разогрелся медный провод у главной генераторной лампы. Это был тот самый провод, который когда-то уже расплавил Рома.

Стержень сиял, раскаленный добела. Быстрым движением Олесь выключил генератор. Лампы погасли. Исчезло привычное шипение, в лаборатории стало удивительно тихо: ведь уши Олеся привыкли к этому шипению, и тишина показалась звенящей. Провод медленно остывал. Вот он стал вновь темный. Олесь с облегчением вздохнул: беда прошла стороной, не задев его. Что было бы, если бы Олесь испортил генератор сейчас, во время напряженной работы?

Еще раз Олесь осмотрел обеспокоенным взглядом генератор. Казалось, все было в порядке. Однако, Олесь все-таки решил дать генератору еще немного передохнуть.

«Да и сам я отдохну минут с десять», – подумал Олесь. Он сел у стола, отодвинув в сторону облученное зерно, положил на стол руки и склонил на них голову. Ах, как он устал!.. Голова лежала на руках, как свинцовая; глаза закрылись, и жаль было пытаться их раскрыть, потому что они словно склеились.

«Смешно: глаза склеились…»

Это было последнее, о чем подумал Олесь. Через несколько секунд он уже спал сладким и крепким сном крайне утомленного молодого человека. Можно было гарантировать, что он не проснулся бы даже от доброго пинка.

Тем более, не слышал он топот быстрых лап, что бегали вокруг него во всех направлениях. Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.

^{Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.}

Животные эти радостно жрали вкусное теплое зерно. Они шевелили длинными усами, их становилось все больше и больше – словно первые из них подали сигнал остальным, которые оставались до того под полом.

Так, Олесь спал сладким сном в окружении крыс. Тех самых крыс, на которых жаловался директор Даниил Яковлевич:

– Крыс у нас море…

Крысы бегали мимо лица Олеся, почти касаясь своими длинными усами и хвостами его головы. Олесь спал.

Вот две крысы напали друг на друга. Они запищали – и вцепились друг в друга. Крысы дрались, вгрызаясь друг другу в спины. Шуршало зерно, которое они сбрасывали со стола. Наконец, одна крыса победила, вторая соскочила со стола и исчезла в норке. Первая победно понюхала воздух, пошевелила усами и принялась снова жрать зерно.

Олесь спал – и только один раз пошевелился, когда какая-то сытая крыса, вместо того, чтобы спрыгнуть сразу на пол, поленилась, спрыгнула ему на колени, и только потом скатилась на пол.

И только перед самым рассветом закончился крысиный пир. Розовые лучи утреннего солнца, робко заглянув сквозь окно в лаборатории, не увидел крыс. Крысы исчезли, нажравшись.

Положив голову среди разбросанного зерна, в лаборатории спал один Олесь. Если бы он знал, что он наделал!

Если бы он знал…