Текст книги "Князь Угличский (СИ)"

Автор книги: Владимир Уточкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 5

Прибыли на московское подворье к вечеру четвертого мая. Дворян поместили кого можно, кому места не досталось, определили на постоялый двор. Извозные крестьяне, разгрузив дары, устроились спать прямо на телегах, а с утра споро отправились в обратный путь, посевная пора на носу.

К обеду подъехал Годунов.

Я вышел встречать его на крыльцо, поклонившись, поприветствовал:

– Зрав будь на многие лета прагвитель царства Московского, государев слуга Борис Федорович.

– Здрав буди Дмитрий Иоаннович, князь Угличский. – Ответил с легким поклоном Борис Федорович. Поднялся на крыльцо, обнял и расцеловал троекратно по обычаю.

Пригласил гостя в светлицу.

Сели за стол в светлой горнице угостились ядреным квасом.

– Або княже зрю подрос ты, ужо молодец! Прибыл к Москве в самую пору. К инокине Марфе ездил како яз тебе говорил?

– Да, Борис Федорович благословила матушка на женитьбу.

– Молодца. Молодца. Чего у вас в уделе творится?

– Да что у нас может содеятся то? Бо корова у крестьянина сдохнет? – Мы посмеялись над правдой той сермяжной.

– А обскажи лучше ты Борис Федорович, что ныне на Москве деется?

– У нас все слава Богу! На Москве есчо не ведают, бо на днях утвердят докончание свеи в селе Тявзинском.

– Радость то, какая в царстве нашем. То благодаря тебе все Борис Федорович. А на каких рубежах сговорились?

– Отдали свейским немцам Эстляндскую землю с Ругодивом, оне признали за нами Корелу, Ивангород, старые Новгородские вотчины да Двинскую землю, но вольного плавания, собаки, не дали, ано мы изволяем их торговым гостям по нашим землям торговать безнадзорно.

– Се препона для торговли русской, обманул наших послов круль польский, чтоб ему гореть в геене огненной, паписту! – Огорчился я. – Або мыслю, бо мир нам ныне важнее, ибо в скорости напасти тяжкие придут в наше царство.

– Ныне, аки свадьбу сыграем, поеду крепость смотреть Смоленскую. Зачнем делати заново невиданную по силе каменную твердыню! – похвалился царедворец.

– Мню не к месту то строительство! – выдал я плюшку.

– Как так? Ты чего несешь князюшко? – оторопел Годунов.

– Вспомни Борис Федорович Казанское царство. Сколь бед и смертей христианам Руси принесли бесермены, сколь сгинуло православного люда на невольничьих рынках. Вспомни, как отец мой воевал Казань. Сколь раз приступали к городу и терпели оплошку, покуда не построили сильный острог Свияжск на берегах Волги реки. Имея надежную крепость за спиной, где загодя заготовить припасы на войну, воинов собрать, большой наряд скопить с огненными гарматами, можно дальние походы творить без тягости. Небывалую крепость надобно строить в полуденной земле! Посмеет ли крымский царь послать войско в набег на Русь, имея у порога своего крепость с воинскими людьми, кои могут в скорости разорить стойбища и города его?

– Яз уж почитай десять лет уготавливаю Смоленскую стройку. Уж и камень да глину нашли в ближних краях тех, да Государь повелел думать об устройстве каменной крепости Смоленской. В сем городе деревянное забрало обветшало вконец, бо за рекой полские да литовские земли. Надобно опаску иметь от беды воинской. А на две велицей крепости у царя денег не станет. – Поставил перед фактом Годунов.

– Борис Федорович, каменная крепость не убережёт от большого наряда ляшского. А коли хитростью воинской або изменой возьмет польский круль ту крепость, чего делать станем? Сколь войска положим под каменными стенами? А крымский царь пушек не имеет и огненного боя у него нету.

– А ежели турский султан ему силу свою даст: гарматы да янычар?

– Турский султан в царство наше не полезет более. Шишки то набил себе в прошлые годы. Он ныне сам крымских воинских людей себе в помощь призывает. Ослаб султан. Обожди чуток Борис Федорович и Крым весь наш будет.

– Ну князюшко обоялник ты мнити кый! – рассмеялся боярин.

– Борис Федорович, окстись. Царство Казанское, Астраханское, Сибирское уже наши, ногаи большие нам послушны ныне. Истину глаголю наш будет Крым. Сия чаша нас не минет. Был такой старец-розмысл в римскую пору, сотворил множество хитрых диковин механических, так он говорил: дайте мне место опереться и яз планиду поверну. Но дабы поимать землю полуденную, нам надобно место опоры. Подумай Борис Федорович яз юнец исчо и пытаюсь заглянуть за окоем, або ты мудрый муж и видишь далее. Коли крепостью вынудим царя крымского к миру, а может статься и союзу, не надо будет строить засечных черт. Все походы свои будет имать он, по нашей воле, лишь в полские да волошские земли. Мы станем сильнее, а польский круль ослабнет. А сколь земель жирных пахотных лежит в диком поле? Коли крестьян посадим, хлебов будет на Руси вдосталь вовеки. Коли сыт станет чорный люд, и казна царская наполнится. А ты сам знаешь, воюют не только вои, а монеты тож.

– Задал ты князь мне думу! Замятня в животе ажно завелась. Мне ломовую повесть твою надобно обмыслить. – Кажется, у Годунова руки немного тряслись. Он встал и направился на выход.

– Борис Федорович, постой. Окажи честь, посмотри на мои подарки тебе и царю.

Боярин и конюший, большой воевода царства Московского оглянулся задумчиво, но кивнул. Я, повел его по двору, хвалясь дарами своего удела:

– Вот ткацкий стан, вот лентоткацкий стан, вот угличские мои потешные воины, зри какие справные. Вот короба со стеклами оконными, а это ящик с царским подарком. Се зеркала коих лучше в мире нету!

Более всего Годунова поразили зеркала.

– Ты где поимал столь много зерцал выделки небывалой? – Вопросил он меня.

– Се зеркала моей угличской мануфактуры!

– Да ну?

– Борис Федорович ты же ведаешь, бо знания горние мне дадены. – Подойдя ближе, тихо сказал я ему.

Годунов посмотрел на меня странным взглядом, потом по родственному, отжал себе три зеркала прямо сейчас и отъехал со двора.

Ближе к вечеру явился Федор Савельев. На струге с Волги через Оку и Москву-реку он привез новую паровую машину. Тиуну орбатского подворья было велено перевезти машину на двор. Распорядившись заплатить за машину Савве, попросил того иметь у меня на подворье одежду пристойную. Не забыл об обещании представить его царю Федору и боярину Годунову.

Через пару дней со свитой приехал государь. Упредили меня об том заранее. Постельничий боярин Дмитрий Иванович Годунов лично облазил все поместье, осмотрел дворню. Тем, кто ему показался не по нраву личиной, приказал на время визита царя пропасть с глаз. На потешный десяток глядел с подозрением, стрелять при царе, жечь паровую машину запретил, и пригнал на подворье два десятка дворян грозной наружности.

Царь приехал в возке с Годуновым. Свита пришла с ними о конях.

Государя встретил прямо у кареты, поклонился до земли подошел к руке.

– Ну, здравствуй жених. – Улыбнулся Федор Иоаннович.

– Доброго здоровья всемилостивый государь.

Из возка в свою очередь вылез Годунов:

– Борис Федорович, – обратился к нему царь, – посмотри, как вырос брате мой с прошлого году.

– Здравствуй, Дмитрий Иоаннович. – Обратился ко мне Годунов.

– И тебе долгих лет государев слуга, боярин и конюший Борис Федорович. Добро пожаловать, не с пустыми руками прибыл яз ныне на Москву, но с подарками.

Высокие гости и еще несколько бояр в горлатных шапках вошли во двор. Я подвел царя к ткацким станкам:

– Вот государь се подарок от меня, ткацкий стан коий выделывает ткани зело быстрее обыкновенного. То мой подарок для твоей царской шелкоткацкой мануфактуры. – Я поклонился. – А это лентоткацкий стан, его привезли мне из немецкой земли. Он может вить несколько лент разного узора сразу. Тако же мой дар деля тебя.

Царь посмотрел, улыбнулся довольно и покивал.

– Здеся для твоего дворца стекла для окон большие размером, да чистоты не бывалой. – И я указал на несколько коробов и прислоненные к ним листы оконного стекла.

– А здесь – указал я на раскрытый ящик, заваленный сеном, зеркала ростовые для твоего двора.

Федор Иоаннович подошел к ящику, посмотрелся в прислоненное к стене зеркало и удивленно вопросил:

– За ткацкие станы вельми благодарен, бо откель ты смог добыть этакую красоту небывалую?

– Великий государь, стекла оконные и зерцала сии приуготовлены на моей мануфактуре в Угличе. Для московского двора, по воле твоей, могу выделывать их, сколь пожелаешь!

– Угодил, – царь обратился к Годунову и свите: – Зрети бояре, каков мой брат, удалец. Во всех царских дворах нетути таковых зерцал. Немцы от зависти удавятся, схизматики. – И заразительно рассмеялся. – Прости Господи! – Перекрестился он тут же.

– Рад я, что смог услужить тебе государь. В Угличе есть у меня мастер сабельный коий выделывает мечи харалужные, не хуже персидских. Прими в дар, великий государь сделай милость, и ты Борис Федорович, и я с поклоном передал две сабли, украшенные серебром. – Позволь поднести тако же тебе и Борису Федоровичу пищали новоманерные, выделанные на моей мануфактуре в Устюжне Железнопольской. – Дворяне постельничего боярина подали разряженные ружья, отделанные серебром. – Сии пищали выделаны с особым тщанием работными людьми снаружи и внутри. Тако же имеют прицел, – я указал на устройство, – с помощью коего можно метко стрелять на большие дальности, нежели лучшие немецкие рушницы. Мои удельные дворяне, старые бывалые воины, испытали сии пищали и весьма хвалили. Есчо хочу донести до тебя и Бориса Федоровича, бо розмыслы моего удела по изготовлению селитры, превзошли всех мастеров, повысили выход сего зелья во много раз и сотворили порох на треть сильнее прежнего. Тако же для твоих государь воинских людей могут выделывать его в любых мерах.

– Вон оно как? Борис Федорович, ты слыхал? Велю, проверь пищали и пороховые избы брата моего. Коли истинно сие, мы князю угличскому Дмитрию пожалуем горлатную шапку и оружейные мануфактуры царские отдадим под его руку!

– Благодарю великий государь, Борис Федорович яз готов сей же час тебе все тайны открыть на пользу царства Московского. Государь, бояре именитые, вот лучшие мои воины потешные, осилили оне науку воинскую и показали себя лучшими стрелками. – Я указал на десяток потешных, которые стояли в двух шеренгах с их головой Юшкой Отрепьевым.

– Молодцы, прям стрельцы царские, токмо отроки безусые. Эй кто-нибудь подайте десяток угорских. – И царь каждому вручил по золотому.

– Последняя моя затея государь – я подвел его к паровой машине, со стоящим рядом с ней Саввой. Как только Федор Иоаннович с боярами подошел ближе, Савельев бухнулся в ноги.

– Велю встань. – Обратился глава государства к литейщику. – Что это за механика такая?

– Се государь паровая машина коея может круглый год вращать валы на мануфактурах, за место водобойных колес. А построена она литейщиком твоего пушечного двора Федором Савельевым.

– Ты сработал? – Обратился царь к Савве.

– Я великий государь.

– Борис Федорович проверь затею сию, коль увидишь в ней пользу, велю сего мастера наградить и поставить головой.

– Абие порадовал ты меня брате. Иной раз месяцы бывают впусте, або зараз столь новин чудесных. Заслужил наш жених красавицу невесту! На когда назначил ты свадьбу Борис?

– Через два дни государь. – Ответил Годунов.

– Что же брате, дарами хитрыми потешил ты меня. Не запамятую, отдарюсь. Но ныне пора мне в кремль возвертаться. Службу стоять. – Царь подал мне руку. Я приложился, и он убыл с боярами в резиденцию.

Обессилено присел прямо на паровик. Эта презентация выпила все эмоции. Потешные сломали строй подошли кланяться. Кто мог подумать, что княжеская затея принесет столь пользы: каждый минисолдат освоил грамоту, счет, получил основы воинского дела, а уж честь царская в виде угорского. Тех балбесов, что отказались от угличского потешного войска отцы до смерти шпынять будут.

Савельев подошел:

– Спаси тебя Христос князь. Прости, не верил яз твоим бахвальствам про царя! А ныне честь великая, да государь посулил головою поставить.

Потешных отпустил гулять в Москву, Федора же устало пожурил:

– Федор, Фома ты не верующий, знаешь ли, главное богатство на Руси каковое?

– Каковое?

– Люди умелые да смекалистые Федя, люди!

У того заблестели глаза от слез, такого нынешние князья да бояре ни в жизнь не скажут. Он, молча, поклонился и ушел.

На следующий день с имения вывезли подарки царю, а на двор зачастили бояре, да именитые торговые гости. В основном все хотели купить оконное стекло да зеркала царские для теремов своих, но некоторые интересовались сабельным мастером, а кто-то хотел ружье как у царя. Я всем пообещал товары в скорости, но оговорился о ценах: де торговлей занимается ключник мой Ждан. Присылайте, мол, тиунов своих они дело сладят.

Глава 6

За день до свадьбы снова приехал Годунов. После приветствий перешел к делу:

– Царь и великий князь всея Руси оказывает нам великую честь. Повелел обкручивание и брячину свадебну провесть в Большой Золотой палате, оную Грановитой такоже рекут. Тако токмо цари свадебку играют. Государь вельми удоволен твоими дарами и вежеством. Тебе княже ничего делать не надо, чего понадобится то яз сам обскажу. Олафу кому надоть от твоего имени поднесу, або ты в делах столичных совсем дитё. Одежу деля свадьбы тебе в вечор ныне пришлю. Не доверяю яз твоим холопам. – Покуда обсуждали свадебный чин, во дворе раздалось шипение и ритмичный стук. – Что сие деется?

Мы с боярином вышли на крыльцо. Федор Савельев, как приехал Годунов, по моему знаку раскочегарил паровик. Теперь он ритмично двигал кривошипно-шатунным механизмом и впустую вертел шкивом.

Годунов посмотрел, плюнул и вернулся в горницу. Я показал Федору, что все в порядке и паровик можно гасить.

– Не ко времени баловство! – Пожурил меня будущий тесть. – Ныне думай токмо або свадьбе. Абие обкручивания поведут вас в Благовещенский собор на венчание, опосля обратно в Золотую палату на свадебный пир, молодым ести и пити обычай не велит, тако ты с вечера обильно яств вкуси, дабы не алкать кушаний голодным оком. Государь опочивальню вам отделил в царских палатах на перву ночь, бо не по обычаю дочь из отцовского дома забирать и до почивальни обратно в тот терем вертаться. Тысяцким твоим будет Васька Шуйский сын Иванов, мне ровесник, человек он пустой, но знатен вельми. Держи себя строго, чести не урони. Своих дворовых не бери, на брячине собрались зело вятшие гости, худородным там бысть невместно. Ну, помогай Бог! – Годунов перекрестил и отбыл.

Наутро началась суета. Понаехало множество нарядных дворян, никого из которых я не знал, позже прибыл в золоченой карете невысокий ростом боярин в богатых одеждах и горлатной шапке. Где-то я его видел. Поздоровался небрежно, не представился. По спесивому и недовольному виду я понял, что он думает, что его и так все должны знать. Это оказался князь Шуйский, он видимо был не рад, назначению распорядителем на свадьбе незаконного царского сына. Потаскался по двору, брезгливо осмотрел паровик с закопченной топкой.

Ждан с прислугой помогли одеться. На шелковое исподнее, темно синие штаны, зеленый с золотой нитью кафтан, и красные сафьяновые сапоги, сверху надели охабень с длинными, почти до земли рукавами. Хорошо в рукавах были прорези, а то ходи целый день без рук. Охабень с большим отложным воротником был так плотно заткан золотыми нитями, что узор казался не читаемым. Шапки не подали.

Ближе к обеду в карете с Шуйским отправились в кремль, свадебные дружки ехали верхами вослед. Двигаясь по Знаменке, по Боровицкому мосту, миновали ряд укреплений и через Боровицкую башню попали в краснокирпичную крепость. Среди деревянных строений кремля изредка попадались каменные здания, в основном храмы. Подъехали к Грановитой палате, влево от неё тянулся длинный переход с богатым входом. К карете подбежал прислужник и что-то сказал Шуйскому. Тот кивнул и дал мне знак на выход. По Красной золотой лестнице, примыкавшей к палате, мы поднялись по ступеням, покрытым коврами, с тремя площадками-отдыхами, где на перилах сидели золоченые каменные львы, и повернули на право, следом шла свита жениха. В просторном прямоугольном помещении, именуемом Святыми сенями с искусным декором стен, стоял церковник со служками, сильно пахло курящимся ладаном. Боярин подвел меня к священнику. Тот благословил и дал знак на открытие дверей. Затем вся процессия вошла в главный зал.

Да, после маленьких клетушек нынешних деревянных, да и каменных домов это действительно была Царская палата. Огромный, с удивительным по своей гармоничности крестовым четырехсводчатым потолком, опиравшимся на центральный столб, зал, расписанный, сценками церковных сюжетов и зарисовками из жизни московских князей, яркими праздничными красками. Небольшие спаренные стрельчатые окна в переплетах со слюдяными пластинами, давали очень мало света, и по залу были развешаны медные паникадила с множеством восковых свечей. Учитывая насыщенный фон стен и сводчатого потолка, гостей, одетых в яркие золоченые одежды, блеск драгоценных блюд на столах и мягкий свет от свечей, казалось, что мы вошли прямо в сказку.

Князь Шуйский подвел меня к царю, под благословение, затем оставил около центрального столба и отошел к Годунову. Теперь мне удалось, как следует осмотреться. Зал имел квадратную форму, вдоль стен тянулись лавки покрытые коврами. Справа в дальнем от входа углу на помосте-рундуке стояли два трона, на которых сидела царская чета. Перед ними находился небольшой стол. Чуть левее, тоже на возвышении, но пониже, стол с богатыми скатертями в несколько слоев, двумя стульцами, сейчас пустыми. Влево от мест новобрачных тянулся углом длинный стол плотно занятый нарядными гостями, вправо от царского места также стояла божья ладонь, за ней сидели церковнослужители. Вокруг центральной колонны тянулись полки, на которых была выставлена богатая золотая утварь.

Подошел тысяцкий и подвел невесту. Её небольшую фигурку укутывали тканые золотом одежды, украшенные самоцветными камнями. Голову и лицо укрывал платок.

Нас усадили за свадебный стол. Священник начал читать молитву. Подошла боярыня и торжественно, вымоченным в блюде с вином богатым гребнем расчесала мои волосы. Смысл обряда остался мне неизвестным. Затем сняли с головы Ксении венец, расплели косу, также расчесали её черные локоны тем же гребнем и, заплетя две косы, заправили их под женский головной убор. После её снова накрыли платком и, обмахав нас связками соболей, обсыпали каким-то зерном.

Шуйский показал жестом, что надо выйти из-за стола. Я вышел, невесту вывели подружки. Подошел Годунов с красивой витой кожаной плетью. Подойдя к дочери, он поцеловал её, и слегка хлопнув по плечу, передал мне плеть со словами:

– Яз дочь ростил в благочестии и послушании, даю её тебе, береги жену свою. – Затем указав на меня, приказал дочери:

– Ксения, вот твой муж. Он хозяин твой, люби, почитай и слушайся его во всем. Спаси Христос.

После обряда мы поклонились царю. Государь встал и предваряемый священниками отправился на выход. Мы следом, за нами дружки и гости. Венчание запомнилось теснотой Благовещенского собора, может из-за большого количества гостей, приторным запахом ладана, и тем, что хотелось есть.

После возвращения в Грановитую палату и рассаживания гостей Федор Иоаннович благословил молодоженов и пожаловал мне в кормление город Тверь с окрестностями, а также приказал возвести терем для меня в Московском кремле. После непродолжительного присутствия он с женой удалился с пира.

Годунов тоже что-то пожаловал, приданным долго хвалился, но я уже подустал от избытка впечатлений и потерял нить тоста. Спустя некоторое время нас проводили из зала в опочивальню. Стол, рядом с высоким ложем, укрытом мехами, был уставлен блюдами со свадебного стола.

Дурацкая ситуация – подумал я – вот передо мной законная жена, надо теперь с ней познакомиться.

Ну конечно, по прежней жизни, был у меня кое какой опыт. Немножко поболтали, поели, выпили вина. Я рассказал, как на охоту на зайца ходил с мешком, морковью, да понюшкой табака. Она посмеялась, но сказала, что байку ту уже слышала. В общем познакомились. Дело то молодое, опять же жена.

Наутро слуги развели нас по баням.

В моей бане был Годунов.

После нескольких заходов в парилку и дубового веничка стало хорошо и мы с тестем сели отдохнуть в предбаннике под закуску и пиво.

– Ты с женой молодой поберегись оле. – Начал разговор Годунов.

– Как это?

– Въняти слову моему. Государю ты брат и в большой чести ныне, обно коли у тебя первого народится мальчик, Федор Иоаннович может осерчать и опалу возложить, с иными князьями похуже бывало. Понял ли?

– Понял Борис Федорович.

– Мы ныне семья, ты сын мне. Государь плох. Молитвы творит беспрестанно, плоть постами умерщвляет, грядеше к монастырям во всякую слякоть, або Господь глух к нему. Ни наследника не дает, ни здоровья. Настолование бяху в пусте быть. Тебе мню бармы на плечи взять надобно.

– Блазнишь, Борис Федорович?

– Онеже восхотел, сам бы Мономахову шапку примерил, абно вещий ты суть. Верю тебе. Не желаю яз смерти чадам своим ценою барм на плечах. Лихолетье грядет, посему на высоком престоле должон сидеть природный государь от корня царского. Потому дщерь свою единую за тебя отдал. Або не азм, наследок мой царские бармы наденет. – Тут он сделал паузу. – Бо разумиешь, опричь меня сожрут тебя бояре нарочитые?

– Аминь, Борис Федорович.

– Впредь должны мы купно бысть. Тщеты имею великие: желаю имать войско царское, абно опричь князей строптивых, хотением томлюсь школы заложить не хуже немецких, да фряжских, дабы своих имати русских людей розмыслами. Деля того надобно привабити иноземцев хытрых. Абно церковь наша схизматиков не терпит. Чаю пря случится со святыми людьми. Посему надобен деля меня ты на троне Московском онеже право твое первородное.

– Любо коли отец со мной единые мысли имает. Ежели ныне немцы много знают, к завтрему знать будут исчо более, бо мы как селяне темные. Яз сознаюсь тебе Борис Федорович, уж приказал аглицкому торговому человеку приискать у немцев умелых людей. Обаче затеи с иноземцами да войском стоят дорого, бо ведаю я как богатства несчитанные привести на Русь!

– Эвоно как? Ну, обскажи.

– Видал ли ты, отец мой, машину паровую, что розмыслы угличские привезли из Устюжны?

– Видал князюшко, вельми дрязгая да голкая замятня. Вскую притащил ты эдакую диавольскую затею на Москву?

– С сей машины большой прибыток будет царству Московскому, да гостям торговым.

– Мню от сей мешкотни токмо дым да докука!

– Машина сия может работать, сколь хочешь, только воду доливай да дров подкидывай. Поставь её на корабь и пойдет он супротив ветра без устали. А купцы бают бо в аглицком царстве железная дорога есть, так с таковой машиной триста верст за десять часов проехать мочно и провезть товаров многие сотни пудов, або людей воинских без счета.

– Брешут поди? – не поверил царедворец. – Николе не слыхивал яз таковых сказок от аглицких послов.

– Так тож секрет воинский. А мне то баял гишпанский гость торговый, евоная держава с аглицкой на ножах. Помысли Борис Федорович, до Нового Города за день добраться мню можно. Ни дождь, ни снег, ни мороз, ни слякоть не страшны!

– Да не мочно такого помыслить! Людишки от таковой быстроты помрут от страху то. Царь Иоанн Васильевич, батюшка твой покойный, с войском до Казани два месяца походом шел, а тут семь сотен верст без малого, бо по твоим сказкам до тудова за два дни домчать мочно?

– Дюже быстрее, токмо яз загодя не желаю прельщать, но тридцать верст в час без обману мчит.

– Иисусе Христе! Земли наши велики и обильны да порядка в них нет, потому как велики. А с такою железною дорогою мню, все земли сможем в кулаке держать.

– Коли б дорогу ту проложить от Архангельского монастыря до Астрахани, все гости немецкие к нашим заставам побегут. До Персии кораблем идти вкруг черной Африки да обратно полгода, да воровские морские люди, да штормы страшные, да на корабь много товару то не влезет, а тут дорога скорая по земле, вези, сколь хочешь, да круглый год, за две седмицы туда-сюда обернуться можно.

– Сколь железа на ту задумку надобно? Прямо всю путину укладом уложить, так та дорога золотая станет.

– Затея не дешевая, мню тысячу верст под два миллиона рублей.

– Упаси Господь! Димитрий, вся казна Московского царства в год чуть за шесть сотен тысяч рублей и заходит едва едва.

– Так яз не глаголю полож днесь деньгу на стол, то дело на годы. Абно мню за пять десять лет дело справить можно. Борис Федорович к нам к Архангельскому монастырю сколь в год кораблей бывает?

– Дюжины три аль четыре. Оборот тысяч двести в год, казна с них берет пошлину да иную тамгу двадцатую деньгу.

– Мне иноземцы баяли, бо в Амстердаме каждый день по сотне бусов купеческих стоит. Коли мы дорогу от Архангельского монастыря до Астрахани содеем, вся торговля немецкая с Персией, Индией, да Китаем наша будет. Помысли оборот торговый как поднимется. Коли в десять раз тогда только на пошлине сто тысяч рублев за год, а коли более? Да за провоз скажем тридцать копеек с пуда, один поезд восемьсот пудов – двести сорок рублей, вынь да полож, гость торговый. Десять поездов бо две тыщи четыреста полновесных рубликов, а десяток поездов мочно за день выгнать. Да наши гости торговые местные, да воинские поезда, да быстрота. С нашими просторами без этой затеи не выжить.

– Онеже княже, не поспеваю яз за тобой. Дозволь с мыслями твоими дерзкими обвыкнуться. Яз со Смоленской крепостью обожду покудова, бо хватит на сегодня, ступай к жене своей с богом. – Выставил меня Годунов.

После бани и краткого общения с женой отправился на подворье. В честь свадьбы всем сопровождающим да слугам приказал выдать денег сверх оклада. Ближникам по пять золотых. Ждан выглядел, как кот объевшийся сметаны.

– Радость, то какая Дмитрий Иоаннович!

– Какая? – не понимая в чём дело, вопросил я.

– Дык государь в наше владение Тверь пожаловал!

– Да, это хорошо. Доходов прибавится!

– Да яз не про то. Все ведают, бо Тверь вторая столица Московского царства и завсегда Тверской владелец – наследник государя.

– О как! – Мне об этом ничего такого не помнилось. – Вот что Ждан, пошли весть к Савельеву. Надобен он мне, как свободен будет.

– Сей же час служку пошлю. Государь мой, тиуны боярские, да гости торговые уж в осаду наше подворье взяли. Все желают зеркала да стекла.

– Ну что ж, бери заказы под твердую цену. Как прибудем в Углич, так насад соберем да под охраной отправим на Москву. Ты по ценам чего думаешь?

– Стекло в полный рост по пятьдесят рублей за лист. Зерцало царское по триста.

– Ух ты какие цены бешеные. Не слишком круто берем?

– Страшусь, мало. Десницу готов заложить, бо с половины нашего товара ажно в три дорога иноземцам продажу учинят. На Москве монаси Соловецкого монастыря торгуют лучшую слюду по сто пятьдесят рублей за пуд. – С горячностью заявил Ждан.

– А иноземные гости приходили на двор?

– Немецкий гость приходил, просил стекло. Сулил до ста листов забрать, коли по пятьдесят пять рублей за лист сторгуемся. Да зеркал желал два царских по пятьсот монет за единое.

– Значит, у себя дороже продаст. Узнать бы сколь стоят венецейские зеркала в немецких городах. Думаю, такого стекла на окна как у нас нигде нету. Да дядька Ждан, как явится Федор, вместе ко мне подойдите, затею надобно обмыслить.

После обеда часа в три пришел Савельев, и мы втроем расположились у открытого окна в доме.

– Вот, что мастер. Думаю заложить завод в Устюжне по строительству паровых машин. Тебе быть головой! А начать надобно в Москве. О прошлом годе гости торговые большие убытки терпели из-за отсутствия бурлаков на Волге. Хочу паровик на струг поставить, пусть все увидят, как корабль с грузом против течения идет. Вопрос к тебе Федор: какой по размеру струг брать, чтоб машина влезла да дрова, да прислуга.

– Корабль? – Литейный мастер задумался.

– О чем думаешь?

– Бо яз размышляю ажно весла к машине приделать, чтоб гребли, да какого размеру.

– Ты же розмысл Савельев. – Попенял я ему. – Помнишь, как год назад в Устюжне на плотины дивился?

– Помню, княже. Не пойму об чём речь ведешь?

– С лотков вода на колеса падала да вертела?

– Ох, тыж… Думаешь княже колесо поставить на корабь?

– Два Федор, с обоих бортов. Смотри, нарисую. – И накарябал на бумаге схему расположения колес на корабле.

– Ага, надобно посчитать вес машины, да дров сколь можно, да вес колес. Яз сочту и все обскажу. К завтрему будет.

– Хорошо мастер. Нам надо из Москвы забрать насад, какой покрепче да по размеру, да поновее. Здесь думаю, дешевле будет и выбор больше. Ждан, как придет Федор завтра, пойдете на реку и купите нам корабль, желаю через два месяца без весел на корабле покататься!

– Как прикажешь государь! – Ответил Ждан за обоих.

Через пару дней с женой переехал на двор к Годунову, покуда терем мне не построят. Царь благостен и добр, но не стоит маячить на глазах у него.

Спустя несколько дней, под вечер состоялся разговор с тестем по поводу дороги.

Сидели мы в горнице, возле огромного по нынешним меркам окна, застекленного единым стеклом. Судя по темному дереву стен и белому наличнику оконный проем совсем недавно растесали, чтобы вместить стекло целиком. Боярин периодически поглядывал на окно, видно, гордясь, что в его доме, первом на Москве, после царских палат, явилось такое чудо.

– Ты вот чего Дмитрий. – Начал разговор он. – Обмыслил яз твои придумки. Господь мне тебя послал вестимо. Самое знатное, то железная дорога твоя. Наша держава народилась, внегда предок твой Рюрик со своими боярами взял под себя торговый путь по рекам, из варяг в греки. Кабы не турский султан да разорение Царьграда, до сих пор торговали бо тою водною дорогою. А ныне, коли осилим путь железный, минуя турских людей, сызнова зачнем торговать с востоком, опять же наши дальние земли ближе станут. Такоже про крепость небывалую на полудни, вельми разумная мысля. Коли враг в дом твой ходит, надобно его не со щитом встречать, но с дубиной. Вот как яз придумал. Мы с тобою все наши задумки с голодной порой купно соделаем!

– Как это Борис Федорович? – не понял я. Как объединить голод и дорогу? Копайте отсюда и покуда живот не заурчит?

– Яз Дмитрий над государством Московским начальный человек ужо пятнадцать лет. Яз такие дела проворачивал, бо тебе лучше и не знать. Онеже внемли: мы с тобой одни ведаем про глад трехлетний вестимо?

– Вестимо, Борис Федорович, або яз еще ключнику своему поведал. Совета просил.

– Прикажи ему, чтоб ни полслова никому не вякнул, або осерчаю яз.

– Хорошо Борис Федорович, прикажу. Бо что с голодом?

– Яз, государевым указом воспрещу продажу снеди за рубеж, також наглых торговых гостей упрежу, бо как цена то упадет, зачну лишку с урожаев скупать на царское дело, да заложу цепь острожков с гарнизонами от Архангельского монастыря до Астрахани с вельми большими амбарами царскими. Как глад придет, люд чорный во множестве побежит к городам за брашном, Христа ради просить. Бо мы людей тех возьмем на работы без платы, токмо за еду обильную. У нашей затеи трудников будет в избытке.