Текст книги "Всеволод Бобров – гений прорыва"

Автор книги: Владимир Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

После матча Лаутон на вопрос Семичастного, кто играл лучше – «Челси» или «Динамо», не ответил, а Синявскому признался, что очень сердит на мистера Семичастного за то, что тот не дал ему играть…

«Если мое лицо стало красным после того, как московские динамовцы опровергли мое утверждение, что они не что иное, как неплохие любители, – что же, красный цвет теперь самый модный в футболе», – писал уже упоминавшийся Ирвин в той же газете «Сэнди экспресс».

Ничья в матче «Челси» – «Динамо» вызвала в английской прессе поток статей и заметок. Суть их сводилась к тому, что москвичи удивили всех своим искусством. Уже больше никто не называл наших динамовцев ординарными футболистами, наоборот, обозреватели были вынуждены называть москвичей, в первую очередь Боброва, игроками высокого класса. Подчеркивалось и такое обстоятельство, на которое в нашей стране вряд ли кто обратил внимание. Успешно сыграв 13 ноября, москвичи опровергли истину, популярную в Англии, что 13 – несчастливое число. Впрочем, если вспомнить, что в Лондоне собирались 13 ноября выиграть, то это действительно так – 13 вновь оказалось для англичан несчастливым числом.

Из Лондона москвичи отправились в Кардифф. Газеты уже с уважением писали о гостях, отдавая должное и тактике, и стилю их игры.

На вокзале в Кардиффе развевался советский флаг, на перроне и на улицах города висели приветствия на русском языке: «Добро пожаловать, дорогие друзья!» Завидев динамовцев, приостановили работу докеры. Шахтеры тоже тепло приветствовали гостей, вручив им шахтерские лампочки, макет торгового судна, тетрадь со своими стихами о Советском Союзе. Самодеятельный хор исполнил наши песни. Большая группа шахтеров пришла на игру с советским флагом.

Опять не было недостатка в предматчевых прогнозах, но теперь спорили не о том, кто победит, а насколько сильнее «Динамо» проведет второй матч. Москвичи выиграли с редким счетом 10:1. «Это машина, а не обыкновенная футбольная команда», сказал о динамовцах менеджер «Кардифф-сити» Снайерс.

Бобров в тот день играл с большим вдохновением и забил три мяча. Он никогда ни в футболе, ни в хоккее не разделял игры на трудные и легкие, нужные и необязательные. Выходя на поле, безразлично какое – футбольное или хоккейное, особенно, когда у него еще не были удалены оба мениска и его левое колено не подверглось полной реконструкции, он всегда шел в атаку. Думается, в этом его игра выгодно отличалась от игры многих мастеров, как тех, кто выступал в одно время с ним, так и тех, кто пришел на смену его поколению.

В мировой практике у игроков, что в футболе, что в хоккее, прежде всего ценят бомбардирские качества. Однажды я спросил Андрея Васильевича Старовойтова, долгие годы представлявшего нашу страну в Международной лиге хоккея на льду, почему высококлассный Харламов долгое время игнорировался при определении лучшего нападающего на очередном чемпионате мира. Ведь его назвали в числе трех лауреатов мирового турнира лишь в 1977 году, когда он провел свой девятый чемпионат! «А это неудивительно, – ответил Старовойтов. – Харламов, будучи ярким, заметным игроком, на чемпионате мира и Европы в любом сезоне забивал мало. Да, на его счету случались шайбы в ответственных играх, но он уходил без гола или забрасывал мало (одну-две шайбы) во встречах сборной СССР с аутсайдерами соревнования». Иное дело Бобров в футболе или хоккее.

Крупная победа динамовцев над «Кардифф-Сити» повергла в уныние руководителей английского футбола, и они решили дать бой москвичам в третьем матче, на карту поставив престиж национального вида спорта. Поскольку менеджер «Арсенала» Джордж Алиссон признался, что его парни не готовы успешно защищать честь британской нации, то на подмогу очередным соперникам «Динамо» поспешили семь клубов, и не только лондонские. Капитан московской команды Михаил Семичастный перед матчем выступил с заявлением для' прессы – динамовцам хотелось добиться от организаторов турне признания в том, что под флагом «Арсенала» выступает сборная команда.

Нелишне сказать, что не все англичане разделяли стремление Алиссона и руководителей национальной федерации спасти репутацию родины футбола путем приклеивания сборной команде имени «Арсенал». Боб Скрипе, обозреватель «Дейли экспресс», считал, что если даже русские будут побеждены командой, названной «Арсеналом», то будет больше вреда, чем если бы подлинный «Арсенал» был побежден со счетом 10:0. «И какое удовлетворение получит «Арсенал» от такой победы?»

Динамовцев вдохновляли напутствия, постоянно поступавшие с Родины, особенно от тех, кто, не щадя жизни, участвовал в кровопролитной войне, приближал мирную жизнь, счастье грядущих поколений, занятия спортом.

Война напоминала о себе москвичам на каждом шагу: разрушенными зданиями, зияющими пустыми окнами. Дружеская встреча в Кардиффе с шахтерами и моряками состоялась в тесном полуподвале здания, большую часть которого разбила фашистская бомба.

Конечно, потери англичан не шли ни в какое сравнение с тем, что досталось нашему народу. Сколько ярких, самобытных талантов, в том числе и в спорте, погубила война, так и не дав им раскрыться. И вот теперь московским футболистам приходилось отстаивать честь Отчизны, воинов-победителей. Один матч оказывался труднее другого.

Трудность игры с «Арсеналом» усугублялась тем, что над Лондоном спустился необычайно сильный и густой туман. Поначалу шли разговоры о переносе матча, но все же он состоялся.

Счет открыл Бобров примерно через 40 секунд после начала встречи. Ответный мяч на 12-й минуте забил Мортенсен («Блэкпул»), он же отличился еще раз, а потом Рук («Фулхэм») послал в ворота «Динамо» третий мяч.

Позднее, вернувшись в Москву, динамовские нападающие уверяли, что они не видели ни одного гола в наши ворота, а защитники «Динамо» – ни одного гола, забитого «Арсеналу», в том числе и в эпизоде на 40-й минуте, когда отличился Бесков и счет стал 3:2.

Поначалу Синявский вел репортаж из ложи, расположенной примерно в 20 метрах от поля. Отсюда все неплохо просматривалось, но как только игра откатывалась к противоположной трибуне, комментатору становилось нелегко – фигурки игроков превращались в силуэты. Но если своих динамовцев он еще мог узнать, то кто из соперников ударил по мячу, определить становилось по ходу игры все труднее. И не только одному Синявскому. Во всяком случае во всех английских газетах переврали фамилии наших игроков, перепутали, кто бил по воротам или забивал мячи. За исключением Боброва. Даже в «молоке» его манеру игры, ладно скроенную фигуру англичане смогли отличать.

Во втором тайме Синявский вооружился длинным шлангом и с микрофоном вышел к боковой линии поля. Едва раздавались аплодисменты в одном из секторов стадиона, наиболее близкому к борьбе за мяч или к воротам, как комментатор подбегал к кромке поля и, пользуясь тем, что за шумом трибун не слышен его голос, кричал Семичастному: «Миша! Что?». А фраза динамовского капитана «Хома взял» или «Бобер ударил» расшифровывались в эфире так: «В блестящем прыжке в правый верхний угол Алексей Хомич забирает мяч! Отличный прыжок, ему аплодирует весь стадион!»

«Бобров, снова Бобров без всякой подготовки наносит удар по воротам «Арсенала». Молодец, Бобров! Поцелуйте его, товарищи!» «И миллионы наших радиослушателей в этот момент были готовы расцеловать самого Вадима Синявского», – писал позднее писатель Лев Кассиль.

При счете 3:1 Алиссон предложил прекратить поединок, сославшись на сильный туман. Но атмосферное явление было здесь ни при чем. Как позднее стало известно, Алиссон заключил пари, что счет будет 3:1.

Якушин, услышав предложение Алиссона, выразительно показал на часы и заметил, что игра будет продолжаться, как положено, 90 минут, а в тот момент еще не истекло время первого тайма.

При счете 3:2 туман еще плотнее окутал стадион, играть стало вдвойне тяжело, поэтому Алиссон в перерыве вновь продолжил покончить с игрой.

Спустя три минуты после отдыха Сергей Соловьев забил третий мяч. Даже ничья с сильным соперником в условиях усиливавшегося тумана была бы для наших футболистов успехом, но иначе считал Бобров, который и в тех трудных условиях лондонского тумана остался Бобровым. Он ухитрился в «молоке» увидеть, как Бесков оставил ему мяч, полученный от Карцева (игра в этот момент пошла за счет коротких пасов – так можно было не ошибиться и понять, кто в пяти метрах от тебя – партнер или соперник) и без промедления, с ходу, примерно с 15 метров пробил. Мяч влетел в верхний угол. 4:3! Это был самый красивый гол Боброва на английской земле.

Рассказывая о мячах, забитых Бобровым, Синявский всегда старался найти новые образные словосочетания. Так появились в обиходе его выражения, ставшие крылатыми: «золотые голы Боброва», «золотые ноги Боброва». Из-за этих золотых ног у Синявского случались неприятные минуты, например, спустя три года.

За четыре минуты до конца заключительного матча чемпионата СССР 1948 года Бобров забил решающий гол в ворота «Динамо». После этого Синявский сказал, что у Боброва золотые ноги. А на следующий день в связи с этим ему предстоял неприятный разговор. С комментатором долго разговаривали, пытаясь выяснить, откуда он взял выражение «золотые ноги». Синявский долго, а главное, терпеливо молчал, но перед тем, как отметить у приглашавших пропуск, спросил: «А «золотые руки» можно сказать?». Все как-то смутились, отметили Синявскому пропуск и больше его не беспокоили…

«Динамовцы победили сборную семи английских клубов. Поздравьте их, друзья!» – так закончил Синявский свой репортаж о третьем матче динамовцев.

В Шотландии динамовскую команду встретили дружелюбно, хотя и не скрывали желания стать свидетелями победы над чемпионом СССР. Особенно это почувствовали москвичи во время поездки по реке Клайд, разрезающей Глазго пополам. На пароходах, баржах, буксирах виднелись крупные надписи: «„Рейнджерс" – только победа!», «„Рейнджерс" – „Динамо" – 2:0» и даже «„Рейнджерс" – „Динамо"» – 10:0». Думается, авторы этих и подобных надписей нисколько не хотели обидеть «Динамо», просто им очень хотелось, чтобы именно шотландцы, футболисты Глазго, победили гостей из Москвы. По-человечески это нетрудно понять, если учесть давнее соперничество англичан и шотландцев на футбольных полях. Поклонники «Глазго Рейнджерс» надеялись доказать, что их команда играет лучше англичан, если нанесет поражение динамовцам.

Приезд гостей, победивших перед этим «Арсенал», а фактически это был один из вариантов сборной Англии, привел к тому, что Шотландию буквально охватила футбольная лихорадка, предматчевые прогнозы накалили атмосферу до предела. Полиция была вынуждена предупреждать об опасности поддельных билетов. Несмотря на строгий контроль при входе на стадион, на трибунах «Айсбрукспарка» зрителей оказалось намного больше, чем было продано билетов.

Матч закончился вничью – 2:2. Это была единственная игра динамовцев, в которой Бобров не смог отличиться, – в начале второго тайма его, получившего серьезную травму, заменили. И оказалось, что в команде «Динамо» не нашлось больше футболиста, способного забить решающий мяч.

Москвичи еще несколько дней провели в Лондоне. 1 декабря они собрались на товарищеский ужин в советском посольстве. Бобров никому не говорил, что он родился в первый день последнего месяца года, но руководители делегации отлично знали, кто когда именинник. Поэтому не случайно они по ходу ужина вручили Всеволоду вазу с цифрой «23», напоминавшей, сколько лет исполнилось ему в тот день.

Спустя много лет, вспоминая, как в 45-м году все мы в великой и необъятной стране дружно, независимо от клубных привязанностей и симпатий, «болели» за динамовцев в Англии, Евгений Евтушенко писал: «На непривычных чужих полях футболисты подтвердили убеждение многих болельщиков-фронтовиков: страна первого фронта должна выиграть у страны второго фронта, и она это сделала».

К теме поездки динамовцев в Англию позднее охотно обращались писатели, драматурги. Театр оперетты поставил «Одиннадцать неизвестных» (текст Бориса Ласкина, Владимира Дыховичного и Мориса Слободского, музыка Никиты Богословского). Некоторые эпизоды динамовского турне использовали авторы картины «Спортивная честь», выпущенной Мосфильмом в 1951 году. Успехи земляков на футбольных полях Англии вдохновляли поэтов, композиторов – одних сразу после динамовского турне, других позже – на создание произведений, славящих спорт, воспевающих гармонию прекрасного тела и прекрасной души.

Огромная слава обрушилась на молодого Боброва. Он оказался главной фигурой во всем напечатанном о динамовской поездке, показанном на экране или прозвучавшем по радио. Когда он приходил в театр, то публика смотрела на него, забывая порой об актерах, о действии на сцене. Тогдашний редактор журнала «Искусство кино», уже прославленный Иван Пырьев, человек строгих правил, посылал к Боброву корреспондента, чтобы узнать мнение нападающего о последних советских фильмах.

Люди, известные всей стране, сами познавшие славу, считали за честь познакомиться с 23-летним Бобровым, а потом приглашали его в гости, на банкеты, бенефисы и вернисажи.

Хорошо помню, что среди мальчишек, игравших во дворах, на пустырях, возникших на месте засыпанных воронок, или среди разобранных развалин и остовов домов, пострадавших от бомбежек, обязательно были свои «Бобровы». Игра Боброва с момента его дебюта никого не оставляла равнодушным. Некоторым болельщикам манера действий Боброва порой казалась ленивой и рассчитанной на то, что черновую работу обязаны выполнять партнеры. Вот и во дворах иные мальчишки слышали упреки в свой адрес – «дорвался, как „Бобер!"» Те, кто не «болел» за армейцев, обижались – быть похожим на «Бобра» им казалось зазорным. Но став взрослыми, иные стали даже гордиться такими упреками.

Звездочки на красных футболках

После возвращения из Англии Бобров переключился на хоккей с мячом. Он по-прежнему любил этот вид спорта, немало перенеся в него из футбола. А великолепный дриблинг футболиста Боброва, по мнению Аркадьева, – явно хоккейного происхождения.

Хоккеисты ЦДКА, как и в предыдущем сезоне, вышли в финал Кубка СССР. Незадолго до решающего матча с командой «Крылья Советов» они выиграли первенство Москвы (чемпионат страны тогда не проводился).

Героем решающего кубкового матча стал Бобров. Он почти непрерывно угрожал воротам «Крылышек», появляясь внезапно то в центре, то на краю поля. Лишь уверенная игра вратаря профсоюзной команды Бориса Запрягаева, лучшего в том сезоне, не позволяла Боброву забить гол. И все же на 23-й минуте эффектным ударом он открыл счет.

Вторая половина матча не изменила картины на поле – больше атаковали армейцы. Опять отлично играл Запрягаев, но на 80-й минуте он вновь был бессилен после удара Боброва, забившего 30-й гол в сезоне. В дальнейшем счет 2:0 не изменился, и армейцы второй год подряд совершили с Кубком круг почета на Малом стадионе «Динамо».

На следующий день после победы в розыгрыше хоккейного Кубка СССР Бобров уже тренировался в зале с футболистами ЦДКА. Не за горами был летний сезон, который принес армейцам первую победу в чемпионатах страны. Они сильно стартовали, набрав в семи матчах 13 очков. Правда, впереди шли тбилисцы – 14 очков. В 8-м туре предстоял матч между ними. Но об участии в нем Боброва не могло быть и речи.

«Киевляне аплодируют гостям» – гласил заголовок отчета в «Советском спорте» о встрече 7-го тура между киевскими динамовцами и армейцами. Отлично играли в тот день футболисты ЦДКА. Как ни «болели» киевляне за своих игроков, они не могли не отдать должное четкой обороне гостей, а главное, их атакам. Трибуны то и дело взрывались аплодисментами. Два гола в тот день забил Федотов, в один из моментов отличился и Бобров. 3:0.

Однако, как ни радовала победа в гостях со счетом 3:0, армейцы возвратились из Киева грустными. Получив по ходу игры травму, покинул поле Федотов (его заменил Щербатенко). Не успели увезти в больницу носилки, на которых находился капитан ЦДКА, как от медиков опять потребовалась серьезная помощь. Поединок Махиня – Бобров закончился тем, что, как потом вспоминал Аркадьев, на колено Боброва было страшно смотреть.

Оставшись без главных нападающих, армейские футболисты тем не менее в следующем матче сумели остановить победное шествие тбилисцев, выиграв со счетом 2:0. Став лидером, команда ЦДКА не уступила первого места до конца соревнования.

Хотя Бобров из-за травмы не мог. участвовать в большинстве матчей, но все же его вклад в победное выступление команды был велик: в семи играх он забил восемь мячей. По полю, пока не получил в киевском матче тяжелейшую травму, он передвигался легко, непринужденно, мяч словно прилипал к его ногам. Вратари могли опасаться ударов с любой дистанции, с любого положения. Чувствовалось, что игра, процесс обводки, удары по воротам доставляли Боброву удовольствие. Он выходил на матч, как на праздник.

Обманные действия, финт, обводка и всякая маскировка, которые демонстрировал Бобров в составе ЦДКА, делали футбол искусством. Не будь у него травмы в Киеве, он, наверное, вот так красиво и грозно играл бы долгие годы. Правда, Всеволод и в дальнейшем забил еще много прекрасных голов, в том числе и решающих, но его манера несколько изменилась по сравнению с игрой до злополучного киевского матча. Он стал меньше двигаться, реже вступать в единоборство, правда, больше проявлял сноровки в штрафной площади соперников (поездка в Англию, конечно, сказалась, обогатила опытом).

Травма, полученная в конце мая 46-го года, надолго вывела Боброва из состава. Считается, что впервые после травмы он появился в начале октября, когда футболисты ЦДКА в 1/8 финала Кубка СССР принимали ленинградский «Зенит». Но на самом деле он сыграл один раз в июле, правда, провел на поле всего несколько минут. Об этом мне сравнительно недавно рассказал свидетель того появления Всеволода – Борис Бобров.

Армейцы приехали в Ленинград на календарную встречу с местными динамовцами. Местные болельщики, считающие Боброва своим земляком, откуда-то узнали, что он собирается играть, из-за чего к матчу проявлялся повышенный интерес. Особый ажиотаж наблюдался в Сестрорецке, откуда делегировали большую группу поклонников футбола, включая бывших партнеров и сверстников Всеволода.

Боброву все это было известно, а потому он буквально упросил Бориса Андреевича выпустить его на поле. Тренер дал согласие, но уже в самом начале встречи схватился за голову – ничто не напоминало прежнего Боброва, он еле передвигался по полю, едва ли не хромал. Чтобы не портить впечатления зрителям, испугавшись, что этот выход на поле усугубит последствия травмы, Аркадьев быстро увел Боброва с поля.

В те немногие минуты, что он находился на поле, Всеволод был ближе к трибуне, противоположной той, на которой располагались журналисты. Поэтому они и не заметили появления Боброва. Лишь спустя несколько лет один из них поведал известному футбольному статистику Акселю Вартаняну о выходе Боброва против ленинградских динамовцев. Тот засомневался в правдивости рассказа ленинградца, пока я не привел свидетельство Бориса Боброва, еще одного очевидца. Кстати, тогда Всеволод рассердился на Аркадьева, возмутился, что ему не дали поиграть перед болельщиками, приехавшими из Сестрорецка. Но тренер считал себя правым – зачем показывать мастера травмированным, неприглядным?

Нетрудно представить, как выглядел Бобров в ленинградском матче, если спустя еще три месяца, уже как следует подлечившись, он был во встрече с «Зенитом» все-таки малоподвижен (вполне понятно, давало знать больное колено, а многочисленные консультации у медицинских светил, порой неутешительные, оказались сильным психологическим грузом). Лишь на последней минуте Бобров напомнил прежнего Боброва, когда исполнил свой «коронный номер» – протолкнул в сетку мяч мимо замешкавшегося вратаря Леонида Иванова.

Как это ни парадоксально, но гол, забитый Бобровым, сослужил армейцам плохую службу. Если перед игрой с «Зенитом» еще не было ясно, как на самом деле чувствует себя Бобров, то накануне следующего матча все сомнения вроде бы ушли прочь: коль забил мяч в привычной своей манере, то, видимо, выздоровел и готов вновь идти в прорыв. Даже Аркадьев, выкованный, высушенный футболом, как написал о нем однажды журналист Станислав Токарев, оказался под впечатлением мимолетного успеха Боброва, продемонстрировавшего, как и прежде, до травмы, великолепную технику владения мячом. Поэтому Борис Андреевич вновь решил дать возможность Боброву сыграть в течение всего матча, что было со стороны тренера определенным риском.

Перед началом кубкового турнира армейцы Не скрывали своей мечты выиграть хрустальный приз и тем самым стать третьей советской командой, сумевшей в одном сезоне победить в чемпионате и в розыгрыше Кубка СССР. Возвращение в строй Боброва, казалось, поможет осуществлению планов.

После победы над «Зенитом» армейцы встретились с «Торпедо», командой, которая успешно противостояла футболистам ЦДКА в соревнованиях военных лет, сумевшей в чемпионате 1946 года нанести победителям турнира первое из двух поражений.

Аркадьев не мог не видеть, как Бобров на протяжении почти всего матча с «Зенитом» чуть ли не пешком перемещался по полю. В то же время Аркадьев сам себе внушал, что не способен Бобров перестать быть Бобровым, несмотря на долгий перерыв, вызванный нешуточной травмой.

Но Бобров против торпедовцев не сумел сыграть так, как от него ожидали – прорваться и забить гол, ибо на передачи партнеров бомбардир, ставший малоподвижным, плотно опекаемый соперниками, опаздывал. Временами он просто стоял на месте, из-за чего создавалось впечатление, что армейцы играют вдесятером. Линия нападения, фактически потерявшая одного футболиста, недостаточно поддерживалась полузащитниками.

Футболистам «Торпедо» на протяжении 90 минут основного времени тоже не удалось распечатать ворота соперников, хотя они действовали острее армейцев – до поры до времени выручал команду ЦДКА вратарь Никаноров. А в дополнительной 30-минутке автозаводцы забили четыре безответных мяча.

Это был редкий случай, если не единственный, когда вполне понятная и желанная надежда тренера и всей команды на Боброва обернулась горькой для коллектива неудачей.

Борьбу за первенство страны в 1945–1950 годах вели две примерно одинаковые команды – ЦДКА и «Динамо», имевшие в составах немало сильных футболистов. За это время динамовцы дважды стали чемпионами, армейцы – четырежды, добавив еще две победы в Кубке СССР. Обозреватели и тренеры сходились во мнении – динамовцам оказалось не под силу проявлять в должной мере волю, стойкость, физическую выдержку, присущие команде ЦДКА.

Вспоминая финал Кубка СССР в 1945 году, Аркадьев рассказывал: «Если ни одна команда не переиграла другую тактически, то армейские футболисты в этом матче проявили больше воли и стойкости и физической выдержки в перипетиях борьбы, чем наши противники». Той же осенью он говорил: «Мы провели сезон 1945 года, может быть, не так ровно, как динамовцы, но у нас были подлинные взлеты, которыми те не могли похвастаться».

По мнению известного журналиста Александра Переля, в ряде встреч, когда требовалось изменить тактику, динамовской команде не хватало гибкости и маневренности, характерных для ЦДКА.

Ни в одной команде не было столько игроков, умевших сыграть с вдохновением, как у Аркадьева.

Игроки, составлявшие в ЦДКА великолепную пятерку нападения, жили в одном доме. Глядя на их слаженные действия, неискушенный зритель мог подумать, что они с утра до вечера тренируются вместе и, наверняка, дружат домами. На самом деле они занимались вместе столько, сколько и все, а вот связывала ли их крепкая дружба, – вопрос. Про них нельзя было сказать «не разлей водой», они приятельствовали, вот это уж точно.

Демину Бобров много помогал, но делал это, скорее, не из особо дружеских чувств, а потому, что поддержать любого человека, попавшего в беду, всегда было для него вроде потребности. Правда, Демин и Бобров в молодости немало попроказничали вместе, но это не могло и не стало основой дружбы.

После поездки в Англию наркомат обороны выделил Боброву платяной шкаф – роскошную по тому времени вещь. Ни у кого из футболистов, проживавших, как и Бобров, в гостинице ЦДКА, такого шкафа не было. «Везун-«Бобер», – то ли в шутку, то ли всерьез говорил Демин, – шкаф имеет. Вот что значит – сыграл в Англии».

Бобров был на шесть лет моложе Федотова. Для него, воспитанного на уважении к старшим, особенно к имевшим безграничное уважение окружающих, это было существенное обстоятельство для соблюдения определенной дистанции между собой и Федотовым, которого в 30-летнем возрасте называли в команде не иначе как Григорием Ивановичем. Тот приезжал на предматчевые сборы на Ленинских горах с женой и маленьким сыном. Общих интересов за пределами футбольного поля у семейного Человека и молодого человека, расположенного к определенным проделкам, свойственным для его возраста, не было.

Боброва, когда он стал тренером, чаще всего можно было видеть с Грининым, они жили в одном доме, там же, где и Николаев, а также рано скончавшиеся Федотов, Демин, Чистохвалов. Но Николаев после окончания игровой карьеры много лет служил в войсках, а потом работал в команде ЦСКА, в хабаровском СКА, снова в родном клубе, да еще одновременно в сборной СССР. Неудивительно, что Валентину Александровичу приходилось часто и надолго отлучаться из дома – на матчи, на сборы, а Гринин с конца 60-х годов почти всегда работал в Москве.

Бывало, спешит Бобров домой после тренировки, а во дворе Гринин о чем-то беседует с друзьями – Николаем Шкатуловым, Олегом Лопатто. Он обязательно замедлит шаг или, закрыв машину, которую часто на ночь оставлял у подъезда, остановится: «Ну что, Алексей Григорьевич? Как дела? Что обсуждаете? «На троих» что ли соображаете? Какие планы? Если есть время, заходите…» И уже через некоторое время компания Гринина, включая капитанов Германа Никитина и Петра Карасиди, двух офицеров из АХО ЦСКА, входила в квартиру Боброва.

Всеволод Михайлович любил бывать в кафе «Сокол» на углу Ленинградского проспекта и улицы Вальтера Ульбрихта. Его здесь хорошо знали все, начиная от подсобных рабочих до администраторов, а директором на протяжении десятков лет был Леонид Михайлович Казарминский, с которым Бобров дружил.

Нередко Бобров еще не успеет сделать официантке заказ, а перед ним уже – бутылочки импортного пива, запотевшие, прямо из холодильника. И почти сразу же, словно невзначай, в дверях показывались знакомые лица – Гринин, Лопатто, Никитин, Карасиди. Добродушный Бобров делал жест, означавший приглашение к столу.

А вот представить, чтобы Бобров будто бы мимоходом заглянул «на огонек» к Гринину или к кому-то из работников армейского клуба, просто невозможно, ибо таких случаев не было.

На 50-летие Гринина ждали Боброва и меня. Знали, что мы приедем позже других – из Лужников, где футболисты ЦСКА, которых тренировал Бобров, встречались с торпедовцами Москвы. Армейцы в том сезоне выступали неплохо, но, как только дело доходило до игры с автозаводцами, терпели неудачу. Вот и тогда они проиграли, не выполнив по ходу матча несколько наказов своего старшего тренера.

Всеволод Михайлович сильно переживал поражения, по-моему, иногда даже сильнее иных футболистов. Вот и в тот вечер, изрядно расстроившись, он решил не ехать на юбилей бывшего капитана. Он меня подвез к ресторану «Берлин», где проходило торжество, какоето время смотрел через полуоткрытые окна ресторана на веселящихся (почти всех он хорошо знал), а потом сказал: «Иди и передай Грининым, что Мишка меня ждет, наверняка, еще не спит. Я так скучаю, когда долго его не вижу, – сам знаешь, сборы, поездки. Пусть Леша и Зина не обессудят меня за неявку. Подними рюмку от моего имени». И он уехал на дачу к Мишке, к сыну, которому шел шестой месяц…

Зинаида Ивановна и слушать меня не хотела, когда я начал объяснять, почему нет Боброва. «Не думала я, что Сева так обидит нашу семью. Ну, Бобер, погоди! Пусть не надеется, что мы будем продолжать дружбу с ним!»

Гринин в последующем как ни в чем не бывало встречался с Бобровым – во дворе, в кафе «Сокол». Идя на чествование футболистов ЦСКА в связи с их победой в чемпионате СССР 1970 года, Алексей Григорьевич зашел к Боброву и предложил идти вместе. Всеволод отказался, ему было обидно, что никто не пригласил его на церемониал вручения золотых медалей игрокам, с которыми он до этого занимался два с половиной сезона (получилось, что чемпионский состав скомплектовал он, Бобров). Гринин пошел чествовать один.

Прошло еще два с половиной года. После торжественного собрания в ЦТСА, посвященного 50-летию ЦСКА и награждению его орденом Ленина, ветераны отправились, перейдя площадь Коммуны, в ресторан ЦДСА. За одним столом расположились игроки «команды лейтенантов», рядышком с женами сидели Гринин, Бобров. По всему чувствовалось, что Зинаида Ивановна простила Всеволоду его неявку на 50-летие своего супруга…

Нападающие ЦДКА, совершенно разные в повседневной жизни люди, надев красные футболки со звездочкой, выходили на поле, напрочь забывая о недомолвках, обидах, если они иногда и появлялись, отрешаясь от забот о родителях, о молодых своих семьях. Они становились необычайно послушными в руках Аркадьева, строго подчиняясь его тактическим замыслам. В ЦДКА родилась идея со сдвоенным центром нападения, благо для осуществления замысла у Аркадьева имелись прекрасные исполнители. Когда же в 47-м году Федотов из-за травм часто пропускал матчи, то в ударной связке вместо него появился Николаев, ставший партнером Боброва. Соседи по дому забили по 14 мячей, оказавшись самыми результативными игроками чемпионата.

Удивительной выносливостью обладал на поле Валентин Николаев, правый полусредний, которого тогда в любой команде называли правым инсайдом. Словно не одно сердце работало в его груди, настолько много, причем полезно, двигался он по полю на протяжении всей игры, временами оттягиваясь в глубь поля, становясь в интересах команды третьим полузащитником, завязывавшим многие комбинации.

Николаева легко можно было отличить в массе игроков. И не только потому, что он почти всегда играл под номером 8. После войны не было у нас другого такого игрока, у которого уже в самом начале матча на футболке выступали бы огромные пятна пота – так выглядел на поле Николаев.

Как никто другой, Николаев за счет своих неповторимых рывков успевал выходить на «линию огня». Немало голов он забил просто красиво. Так, в финале кубкового матча 1948 года Николаев совершил прыжок, распластавшись низко над землей, падая, достал головой мяч и точно ударил по воротам.