Текст книги "Атакует морская пехота"

Автор книги: Владимир Кайда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

В. Н. КАЙДА

АТАКУЕТ МОРСКАЯ ПЕХОТА

СЛОВО ОБ АВТОРЕ

Владимир Никитович Кайда родился 14 августа 1920 года в селе Крючки Купянского района Харьковской области в крестьянской семье. Учился в Харьковском ФЗУ, после окончания которого работал токарем-универсалом на Харьковском электромеханическом заводе и одновременно учился на рабфаке. В 1937 году родителиКайды переехали в Донбасс, Владимир стал к станку наКраматорском машиностроительном заводе. В 1939 году он был призван на военную службу и прослужил в Военно-Морском Флоте восемь лет. С первых дней Великой Отечественной войны Кайда участвует в боевых действиях, защищая Киев. Одессу, Севастополь, Керчь. В феврале 1943 года в составе куниковского отряда высадился на Малую землю, а в сентябре 1943 года участвовал в боях по освобождению Новороссийска.

В годы войны Владимир Никитович был несколько раз ранен. За отвагу и мужество награжден двумя орденами Красной Звезды, орденом Отечественной войны 1 степени и многими медалями. Член КПСС.

С 1964 года отважный малоземелец живет в городе-герое Новороссийске, принимает активное участие в общественной работе. Он персональный пенсионер республиканского значения.

Краснодарское книжное издательство, 1980

НАКАНУНЕ

15 сентября 1942 года гитлеровцы захватили большую часть Новороссийска. На его окраине между цементными заводами «Пролетарий» и «Октябрь» путь им преградили советские моряки. Неприятелю не удалось сломить их сопротивление. Пришедшая на помощь поредевшему отряду моряков 318-я стрелковая дивизия наглухо закрыла фашистам путь на Кавказ.

Новороссийская военно-морская база к этому времени передислоцировалась в Геленджикский порт. Для охраны побережья было создано три боевых участка. Первым командовал старший лейтенант В. А. Ботылев, вторым – майор Ц. Л. Куников, третьим – И. М. Ежель. В каждом было до 250 матросов.

Я оказался бойцом первого боевого участка. Командиром взвода был назначен старшина первой статьи Аким Котилевец. С ним я уже был знаком. Несколько месяцев назад мы служили вместе на катере. В Темрюке наш катер затонул, и мы опять стали морскими пехотинцами. В боях под Темрюком морская пехота нанесла такой удар по гитлеровцам, что они три дня не решались начинать новые бои за город. А мы тем временем по суше отошли к Новороссийску. Аким на море и на берегу был всегда спокоен, никогда не терялся. У всех ребят он пользовался большим уважением.

Огневые точки нашего участка располагались у самой кромки обрывистого берега.

Гитлеровцы, напоровшись на крепкую оборону в районе цементных заводов, могли попытаться с моря высадиться в тыл нашей дивизии. Мы знали это и бдительно несли боевую службу.

Однажды, это было в октябре, Котилевец услышал всплеск весел. Он выстрелил из ракетницы в сторону моря. Мы увидели, что к берегу приближались шлюпки и понтоны с гитлеровцами.

– По фашистам – огонь! – скомандовал Аким и начал первым стрелять из винтовки.

У меня и у Федора Иванцова были ручные пулеметы. Мы заставили гитлеровцев повернуть обратно. Вражеский десант не удался.

Пытались гитлеровцы высадиться на других участках. Но их и там вовремя обнаруживали и уничтожали.

Неся боевую вахту по охране побережья, мы одновременно .готовились к десантным операциям. Хотя многие матросы участвовали в боях за Одессу и Севастополь, они все же продолжали совершенствовать свое боевое мастерство, усиленно тренировались. И эта работа мало чем отличалась от участия в настоящем боевом десанте. Ночью подходили катера, мы располагались на палубе, имея выкладку по тридцать килограммов на каждого. Корабли шли к незнакомому берегу, и по команде «Десант за борт!» матросы прыгали в холодную воду, карабкались на скользкие обрывистые берега, пробирались через колючие кустарники, атаковали условного противника. Только на рассвете возвращались с ночных учений, выливали воду из сапог, сушили одежду и портянки.

Учеба была тяжелой, изнурительной, но никто не роптал, не сетовал на трудности. Каждый знал, что чем больше пота в учении, тем меньше крови в бою.

В конце сорок второго года стало известно, что майор Куников комплектует какой-то особый отряд. Нетрудно было догадаться о его назначении.

Он создавался на базе отдельной роты разведчиков, которой командовал лейтенант В. М. Пшеченко.

В отряд записывались добровольцы. Желающих оказалось значительно больше, чем требовалось.

Как-то на наш участок приехал старший лейтенант Н. В. Старшинов. Раньше он был комиссаром базовой роты разведчиков, а теперь заместителем командира отряда по политчасти. Мы окружили его, просили записать в отряд.

– Ваше желание понимаю, ребята, но помочь ничем не могу,– с улыбкой сказал он,– надо, в отряд двести пятьдесят, а уже перебор. Но не унывайте. Задача будет одна. И не порознь придется воевать, а единым кулаком. Считайте наш отряд первой ротой, ваш участок будет второй ротой и так далее. Понятно?

Чего там было не понять! Мы видели, как в Геленджик стягивались бригады морской пехоты, как тренировались пехотинцы, беря пример с куниковцев. Нам было понятно – готовится крупная десантная операция. Но куда и когда – этого, конечно, никто из нас не знал.

Произошли изменения и в нашем взводе. Командиром назначили лейтенанта Георгия Карманова, командира отделения Расторгуева сменил младший сержант Михаил Корницкий. Меня поставили первым номером пулеметного расчета «максим».

В НОЧЬ С 3 НА 4 ФЕВРАЛЯ

Рано утром 3 февраля 1943 года посигналу боевой тревоги . весь первый боевой участок от цемзавода «Октябрь» до Дообского маяка пришел в движение. Вскоре в строю стояли 200 моряков. Старший лейтенант В. Ботылев и старший политрук Н. Сердюк проверили боеготовность каждого из нас. Затем Ботылев скомандовал:

– В сторону Новороссийска – шагом марш!

Под вечер мы оказались в районе 8-го километра. В ожидании дальнейших приказаний расположились под деревьями. Зачем мы сюда пришли – никто не знал. К нашему пулеметному расчету подошел Иван Прохоров – флотский кок, но по боевому расписанию – бронебойщик.

–Я думаю, может, это очередное учение,– высказал он предположение.

– Нет, тут что-то не так, а посерьезнее,– заметил второй номер Николай Копотилов.

–Почему так думаешь?

– С учения возвращаются в свои кубрики, там нас должен ожидать ужин. А кто его там готовит, если ты, кок, торчишь тут?

Он был прав. Все говорило за то, что это не очередное учение, а подготовка к десанту. Но куда?

Вскоре все прояснилось. Командир взвода лейтенант Карманов выстроил взвод и сказал:

– Отряд майора Куникова сегодня ночью должен высадиться в Станичке. Наш отряд пойдет ему на помощь. В общем, все три боевых участка вольются в отряд Куникова.

Он вынул из планшета лист бумаги и, присвечивая фонариком, опять заговорил:

– Матросы, старшины и офицеры отряда особого назначения перед десантом приняли такую клятву: «Мы получили приказ командования – нанести удар по тылам врага, опрокинуть и разгромить его. Идя в бой, мы даем клятву Родине в том, что будем действовать стремительно и смело, не щадя своей жизни ради победы над врагом. Волю свою, силы свои и кровь свою капля за каплей мы отдадим за счастье нашего народа, за тебя, горячо любимаяРодина...Нашимзакономесть и будет только движение вперед! Мы победим! Да здравствует наша победа!» Есть предложение эту клятву принять и нам.

Много лет прошло с тех пор, как я подписал эту клятву, но из памяти не изгладилась та ночь, а слова клятвы до сих пор я помню наизусть. Не знаю, кто автор этой клятвы. Одни говорят, что написал ее майор Куников, другие называют начальника политотдела Новороссийской военно-морской базы И. Г. Бороденко. Но не в этом суть. Слова этой клятвы удивительно чеканны, в них предельно выражены наши чувства и мысли. Помню, как Иван Прохоров сказал тогда:

–Да, мы клянемся сражаться так, как всегда сражались черноморцы, и клятву свою сдержим. Мать-родина, верь нам! Так я говорю, ребята?

– Так! – дружно поддержали матросы.

А потом наступило, я бы сказал, торжественное молчание.

Первым подписал клятву лейтенант Карманов. Молча он передал карандаш Котилевцу.

После того как мы подписали клятву, командир взвода подозвал меня и сказал:

– Передай пулемет Уткину.

– Ая?

–Будешь моим связным. Вот тебе ракетница и ракеты.

С большой неохотой принял назначение. С пулеметчиками Уткиным, Лысовым и Копотиловым у меня уже установились дружеские отношения. Мы были как родные братья. Но приказ есть приказ. Взяв ракеты, стал соображать, как в темноте на ощупь определить их цвет. Это важно усвоить. А ну как вместо условленной красной пустишь зеленую или наоборот? Внесешь путаницу, а это может привести к беде. Ну, ладно, связной так связной. Передал «максим» Уткину, а взамен его командир взвода вручил мне ручной пулемет и диски.

– Он в твоих руках будет вместо автомата. Начал накрапывать дождь. Мы все набросили

на плечи плащ-палатки. Так и стояли, нахохлившись, пока не прозвучала команда двигаться к причалу.

Тем временем отрядКуникова, погрузившись на катера, покинул геленджикский причал и вышел на исходные позиции.

Ровно в час ночи загрохотало по обеим сторонам Цемесской бухты. Это наша береговая артиллерия начала обстрел двухкилометрового участка на западном берегу между мысом Любви и Суджукской косой. В тот же миг сторожевые катера с десантниками ринулись к причалам рыбозавода.

Вспоминая о первых часах десанта, заместитель командира отряда по политчасти капитан Н. В. Старшинов позже писал об этом:

«Катера с десантом развернулись и ринулись к берегу. Их встретил шквальный ружейно-пулеметный огонь врага. Однако краснофлотцы словно не замечали опасности. Люди прыгали с бортов прямо в ледяную воду и устремлялись к берегу.

– Вперед, и только вперед! – громко повторял кто-то слова клятвы.

– Ура!

На мгновение я увидел командира боевой группы лейтенанта Пшеченко. Он выкрикнул:

– Вперед! За мной, ребята! – и первым бросился с катера в море.

С другого «морского охотника» спустили трап. Вражеский снаряд разнес его в щепки. Несколько десантников упали, сраженные осколками. Заместитель командира четвертой боевой группы по политической части лейтенант Иван Левин, не раздумывая, прыгнул в студеную воду:

– За Родину, вперед! – раздался его зычный голос– Черноморцы не знают страха.

Радист отряда молодой коммунист Сергей Ревякин дважды возвращался с берега на катер. Он вынес радиостанцию и питание к ней.

У береговой черты во многих местах завязались ожесточенные рукопашные схватки. В отсветах гранатных разрывов и орудийных вспышек замелькали приклады. Через десять минут первая линия береговой обороны противника была прорвана на всем участке высадки десанта. Гитлеровцы отошли за железнодорожную насыпь и продолжали отчаянное сопротивление.

Куников открытым текстом по радио доложил командованию: «Полк высадился успешно. Продвигаемся вперед. Жду пополнения». Открытая радиограмма имела свой, заранее обусловленный смысл. Для нашего командования она являлась сигналом к высадке второго эшелона».

Второй эшелон – это мы, около 600 моряков трех боевых участков. Подразделениями этих участков командовали капитан И. М. Ежель, старший лейтенант В. А. Ботылев, старший лейтенант И. В. Жерновой.

С причала 9-го километра мы видели в районе Станички вспышки взрывов и уже знали, что там идет бой. Всех волновал один вопрос: как там зацепились ребята?

Но вот от причала отшвартовались катера. Полным ходом они шли к западному берегу Цемесской бухты.

Вражеская артиллерия обстреливала причал рыбозавода. Катерам подойти к нему было невозможно. Пришлось брать правее и левее, прыгать в ледяную воду.

Шедший справа от нас катер вспыхнул как свеча. Снаряд попал в бензиновую цистерну, пламя поднялось высоко. Мы видели, как оставшиесяв живых моряки бросились в воду и плыли к берегу.

Над палубой нашего корабля просвистела очередь трассирующих пуль. Катер отвернул влево и вышел из-под обстрела. Раздалась команда:

– Десанту за борт!

От ледяной воды захватило дух. Она доходила до шеи. А каково тем, кто ниже меня ростом? Я увидел, как Николай Уткин со стволом «максима» на плече с головой скрылся под воду. Я хотел броситься к нему на помощь, но он вскоре вынырнул.

Когда выбрались на берег, оказалось, что впереди проволочные заграждения. Николай Казбанов, первым выскочивший из воды, запутался в металлической паутине. Пришлось снимать сапог, чтобы освободиться от ее пут.

С железнодорожной насыпи строчил пулемет, прижимая нас к земле. Я дал в его сторону длинную очередь из ручного пулемета, и он затих. За проволочными заграждениями находились вражескиеокопы.Мы забросали их гранатами.

Задерживаться здесь было нельзя. Главное в десанте – стремительность, быстрота, возможность закрепиться.

Слеваиздзотаударил пулемет.Командир взвода крикнул Прохорову:

– Подавить!

Прохоров прицелился из противотанкового ружья. Выстрел был точным. Из дзота выскочили шесть фашистов, но тут же были уничтожены.

Не успели мы пробежать и двух десятков шагов, как нарвались еще на один дзот. Из него выплескивались вспышки огня. Не отдавая себе отчета, я выстрелил в амбразуру из ракетницы. В ней была красная ракета. Наверное, немецкие пулеметчики решили, что по ним стреляют из какого-то нового оружия. Они выскочили в панике и тут же были сражены нашими пулями.

Боевая группа развернулась веером, упираясь правым крылом в насыпь железной дороги, а левым охватывая Станичку. Матросы рассыпались по улицам, переулкам, дворам. Из темноты донеслись автоматные очереди, взрывы гранат, крики, стоны.

На рассвете в небо взвились две зеленые ракеты – сигнал приостановки наступления.

Мы стали закрепляться на достигнутых рубежах.

Язалегустеныполуразрушенного дома. Здесь уже кто-то лежал.Я узнал старшину первой статьи АкимаКотилевца. Мы так обрадовались встрече, словно не виделись целую вечность.

Котилевец сказал:

– Занимай оборону. Вон там Уткин оборудует позицию своему «максиму», помоги ему. Прохоров с противотанковым ружьем находится слева.

В ожидании рассвета курили. Котилевец рассказал, как он со взводом автоматчиков прорвался к зданию радиостанции. Во время боя осколок мины вонзился ему в ногу, но он не пошел в санчасть. Было не до этого. Даже перевязать рану было некогда: слева моряков обходила большая группа автоматчиков, намереваясь пробиться к берегу и отрезать нас от моря. Этого нельзя было допустить. Котилевец выдернул осколок из ноги икрикнул:

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать! – И повел взвод в атаку.

Бой был ожесточенным. Гитлеровцы, потеряв до двух десятков автоматчиков, откатились в овраг. Только теперь моряк смог перевязать свою рану.

Забегая вперед, скажу, что Аким Котилевец так и не попал в санчасть. Рану лечил морской водой. Два месяца он воевал на плацдарме, и только 27 марта, когда Ботылев увозил с Малой земли 47 уцелевших десантников из 830, Аким Котилевец, прихрамывая, направился к мотоботу.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Рассветало. Наступило утро 4 февраля 1943 года.

Гитлеровское командование спешно подбрасывало свежие силы для удара по десанту. Фашисты шли строем и врассыпную, подъезжали на машинах и танках. Враг еще не знал, сколько нас и где проходит передовая линия нашей обороны.

Закрепившись на занятом рубеже, расположились кто где мог. В Станичке прочных зданий не было. В основном здесь стояли рыбацкие домики из самана на фундаменте в два-три кирпича. Их стены прошивались насквозь из любого стрелкового оружия.

Иван Прохоров и Отари Джаиани с противотанковыми ружьями залегли в небольшой выемке, готовясьотразитьатаки вражеских машин.

В предутренней дымке из глубины улицы осторожно выполз приземистый танк. За ним пристроилась колонна автоматчиков. Прохоров и Джаиани открыли огонь. На мгновение танк приостановился, дал орудийный выстрел вдоль улицы. Взревел мотор, и, ломая изгородь, танк скрылся во дворе. Уткин и Лысов полоснули очередью «максима» по вражеским автоматчикам, бегущим за танком.

– Ай да маладцы, ай какия маладцы, – восхищался Гога Батубушаев, глядя, как до двух десятков гитлеровцев, застывших в разных позах, остались лежатьна улицеи тротуарах.

– Гога, замолчи, а то еще накличешь фашистов на...– Федя Лычагин не успел договорить:

из окопа, находившегося в соседнем дворе, высунулись ствол ручного пулемета и три фашистские каски. Не целясь, Батубушаев выстрелил, и одна каска исчезла. Но тут же последовала длинная пулеметная очередь. Батубушаев поник головой. В окоп полетело две гранаты – моя и Копотилова. Оттуда никто уже не высовывался.

Слева с чердака домика застрочил немецкий автомат. Пулеметчик Бобров был убит, а краснофлотцы Еременко и Поляков ранены. Пришлось «угостить» фашиста противотанковой гранатой. Крыша и потолок домика рухнули, автомат умолк.

Бывший жонглер московского цирка краснофлотец Александр Согнибеда сменил огневую позицию. Но в него через улицу с противоположной стороны двора полетели немецкие гранаты с длинной деревянной ручкой. Согнибеда ловил их на лету и отправлял обратно. Очевидно, фашисту такая «забава» не понравилась, гранаты в нашу сторону бросать перестали.

Взвод Котилевца, оставив радиостанцию, тут же занятую гитлеровцами, продвигался по левому флангу, проходившему по окраине Станички. Выйдя к оврагу, он стал закрепляться в постройках, расположенных вдоль оврага. В небольшом крайнем домике находились Федор Иванцов с ручным пулеметом и автоматчики Кузьма Бычков, Николай Соболев и Михаил Расторгуев.

Выглянув в окно, Иванцов увидел, как, пригибаясь низко к земле, по дну оврага со стороны кладбища к их позиции пробираются фашистские автоматчики. Послав Расторгуева сообщить об этом Котилевцу, он продолжал следить за противником. Но оказалось, что командир взвода сам уже давно наблюдает за гитлеровцами и принял соответствующие меры.

Выбрав момент, когда фашистские автоматчики приостановились, мы дружно ударили. Пулеметный огонь сосредоточили на голове и хвосте вражеской цепи. Гитлеровцы заметались по оврагу и, не найдя выхода из него, стали, отстреливаться. Их настигали меткие выстрелы десантников.

Залп шестиствольных фашистских минометов по месту высадки десанта застал старшего краснофлотца Владимира Сморжевского у подножия высокой железнодорожной насыпи. Владимиру ничего не оставалось делать, как кубарем скатиться в ближайшую неглубокую воронку, оставленную артиллерийским снарядом.

Володя – одессит, чувство юмора никогда не покидало его. В конце дня он так рассказывал об этом эпизоде:

– В первую очередь я беспокоился об особо важных органах – голове и сердце. Я накренился на левый борт и упрятал их в воронку. А остальное, что поделаешь,– пусть полосует, если господу богу так угодно. Но, слава аллаху, на этот раз пронесло, только за воротник как будто кто лопатой земли насыпал. Поднимаю голову, мотаю ею, отряхиваю пыль. В ушах – колокольный звон. Вижу, на железнодорожных путях стоит вагон, и прямо против меня. Вот это, думаю, обслуживание – с катера и прямо в вагон. Но на фоне осветительных и сигнальных ракет, разрывов гранат, пальбы орудий и минометов и еще всякой ненужной иллюминации, устроенной по ту сторону насыпи, из-за колеса вагона вдруг осторожно появилась фашистская каска. Я, как бывало на учениях, не целясь, даю короткую автоматную очередь. После вспышек выстрелов ночь стала как будто темнее. До боли в глазах всматривался вперед, но так ничего и не увидел. И вы думаете, я попал в каску? Нет – промазал! Все-таки разглядел я этот котелок по другую сторону колеса. Опять жму на спусковой крючок не целясь. Куда уж тут целиться, когда ни мушки, ни прицельной планки автомата не видно. Опять ничего не вижу, наверное, и на этот раз промахнулся.Эх, думаю, мазила, случись такое на учениях – матросской подначки не миновать. Хорошо, что никто не видит, как я мажу. И вдруг опять вижу – каска маячит, но уже из-за другого колеса.Ага, думаю, голубчик,ты решил маневрировать. Так получай сразу трипорции. Нажал на спусковой крючок. Теперь, товарищСморжевский, ждигостинецот фрицев ввиде гранаты. Поднялся, чтобы сменить позицию, бросилсякколесу вагона, залег. Всматриваюсь,прислушиваюсь – все тихо. Немножкоотдохнул, переполз через рельсы, забрался под вагон и вижу: за одним колесом лежат две каски и за другим одна. Такая вот ситуация...

Старшина первой статьи Олег Любченко с четырьмя матросами проник в тыл немецкой обороны. Стремительной атакой они овладели вражеским орудием. Истребив до трех десятков гитлеровцев, моряки развернули его и открыли огонь по фашистам. Пригодилось ребятам знание вражеского оружия.

Вспоминаю Ивана Макаренко. В сентябре 1942года в Кабардинском флотском полуэкипаже формировались подразделения первого боевого участка Новороссийской военно-морской базы. Кок Иван Прохоров разливал перловый суп по котелкам, подходившим по очереди краснофлотцам, а его два помощника Цыба и Цымбал раздавали хлеб – одна буханка на десять человек. Котелков не хватало, и поэтому краснофлотцы одалживали друг у другактокотелок,кто ложку.

К нам подошел незнакомый смуглый моряк ишутливым тоном сказал:

– Хорошо солдату, его личное оружие – ложка – всегда с ним,за голенищем носит, а иуда матрос спрячетложку – в клеш не засунешь.Вот и ходи голодный...

В это время над Кабардинкой пронеслись фашистские самолеты, сбросили серию бомб.Очередь от котла как вихрем сдуло – все попадалина землю.

Прохоров прислонился к толстому стволу дерева, под огромной кроной которого стояла походная кухня, и держал в руке черпак, как бы закрываясь им. Потом он шутил: «Это я замаскировался,чтобы фрицы меня не опознали».Самолеты улетели, очередь снова стала у котла. Смугляк, завидовавший солдату, теперь стоял в очереди впереди Ивана Кавуна, моего земляка.Заметив, что матрос влез без очереди, он сказал:

– А ты куды, цыганча, без очереди?

– А ты что, с голоду умрешь, если на минуту позже с обедом расправишься? – возразил тот.

–Та ладно, братцы, нэхай ужэ стоить, тилькы прызнайся – тэбэ нэ румыны сюды пидислалы, щось пидозримо ты дужэ смуглявый, – шутливо сказал матрос Николаи Голый.

– Нет, не румыны. Я Иван Андреевич Макаренко, пулеметчик с крейсера «Червона Украина», родом из Волновахи, что в Донбассе, а смуглость унаследовал от отца, он любил загорать.

Раздался хохот. Краснофлотцам понравилась шутка Макаренко. За ним так и утвердилась кличка – Цыганок.

По распоряжению майора КуниковаБотылев приказал занимать оборону. ИванМакаренкосостанковым пулеметом «максим»примостился водворе небольшого домика, расположенного вблизишколы.

На рассвете фашисты пошли в наступление, еще не зная расположения нашего переднего края, они двигались плотными цепями, во весь рост, прижав к животам автоматы. Не выдавая себя и, не нарушая маскировки, десантники, выбрав удобный момент,встретили неприятельскиецепи дружным пулеметно-автоматным огнем. «Максим» Макаренко не умолкал.Длинными пулеметнымиочередями он косил гитлеровцев. Оставив десятки убитых, они стали откатываться назад.

Ваня Макаренко выкатил свой пулемет на тротуар, откуда был больший сектор обстрела, и продолжал стрелять по отступающему противнику. Иван Кавун, увидев его на открытой позиции, крикнул:

– Ты куды, цыганча, вылез? Там повара с чумичкой нет...

– Не мешай, Иван, – отозвался Макаренко,– не до кока сейчас.

Отважно бил врага из своего исторического пулемета, взятого майором Куниковым под расписку в Ростовском историко-краеведческом музее, краснофлотец Павел Потеря. После высадки на территории рыбозавода Куников приказал Потере занять огневую позицию на правом фланге отряда, у самой кромки берега, где вероятнее всего гитлеровцы попытаются отрезать отряд от береговой черты, лишив его тем самым возможности получать подкрепление с моря.

Пулемет Потери захлебывался от огня, отбивая одну вражескую атаку за другой, и смолк лишь тогда, когда фашистский снаряд разорвался рядом с пулеметчиком.

Участник героической обороны Севастополя старшина второй статьи Николай Романов вел свое отделение в атаку. В стремительном броске моряки окружили вражескую батарею, забросали гранатами и уничтожили автоматным огнем ее прислугу. Развернув орудия в сторону врага, открыли огонь. До двухсот снарядов выпустили по фашистам отважные десантники. В этом бою особенно отличились краснофлотцы Костенко, Голанов, Морган, Битадзе.

Воспользовавшись темнотой, Романов, Костенко и Голанов подползли к вражескому дзоту и взорвали его вместе с находившимися там гитлеровцами.

На подавление другой огневой точки пошли десантники Коваль, Красюк и Панюшенко. Смельчаков заметили и открыли по ним огонь. Коваль был ранен, но, превозмогая острую боль, поднялся во весь рост и бросил гранату в амбразуру дзота. Ценой своей жизни отважный моряк обеспечил успех всего подразделения.

Защитник Одессы и Севастополя, участник Феодосийского десанта и боев в Крыму сержант Кирилл Дибров вел свое отделение автоматчиков по сильно простреливаемому участку. На их пути оказался сильно укрепленный узел сопротивления гитлеровцев. Хладнокровный и рассудительный Дибров принял решение отказаться от лобовой атаки. Оставив нескольких бойцов для отвлечения внимания противника, он разделил отделение на две группы и атаковал вражеский узел сопротивления с двух сторон. Забрасывая его гранатами и поливая автоматным огнем, десантники подавили сопротивление гитлеровцев и смогли продолжать наступление.

Плацдарм, захваченный нами у противника, был небольшим – всего два километра вдоль берега от Суджукской косы до рыбозавода и один вглубь – до окраины поселка Станичка. Нужно отметить, что этот клочок земли, освобожденный десантниками, был очень в невыгодном положении – с одной стороны море, с трех других – многочисленные линии вражеских укреплений. Здесь на каждом километре противник имел 60 пулеметов, 20 минометов, 25 орудий. На этом рубеже проходило пять линий траншей, семь рядов колючей проволоки. Поля противопехотных и противотанковых минных заграждений находились под прицельным огнем многочисленных дотов и дзотов. И вот, помимо всего этого, противник бросил против нас дивизию с танками, минометами, артиллерией. Огонь вражеских батарей не давал возможности поднять головы, фашистские бомбардировщики кружились над нами днем и ночью. От грохота непрерывно рвавшихся бомб и снарядов гудело в голове.

Почти сорок лет прошло с тех дней, а когда вспоминаешь те бои, то мороз по коже проходит, и невольно думаешь, как же мы выстояли?

А тогда? Тогда некогда было ни думать, ни удивляться. Каждый куниковец побывал в этом аду. Нужно было увернуться от падающей бомбы, укрыться от мины и снаряда, поразить, наверняка поразить, уничтожить лавиной наступавшие вражеские цепи. Мы несли большие потери, но позиций своих не сдавали, никто не отступил ни на шаг.

У каждого окопа, в каждой траншее, во дворе или домике то и дело вспыхивали жаркие схватки.

Особенно гитлеровцы обнаглели, когда убедились, что имеют дело с небольшим отрядом моряков-десантников.

Наш комиссар Николай Старшинов писал:

«Пройдут годы, и о мужестве советских воинов, сражавшихся на этих рубежах, будут слагаться легенды... Но тогда мы даже и не подозревали о важности своей роли в боевых событиях Великой Отечественной войны. Люди думали лишь о том, как выстоять, как удержать плацдарм. Об этом и только об этом заботились все – от командира до рядового».

У нас не хватало боеприпасов. Третьи сутки не могли вздремнуть хотя бы часок. Наверное, о таких людях, как куниковцы, писал поэт:

Гвозди бы делать из этих людей,

Крепче бы не было в мире гвоздей...

Захваченные в плен гитлеровцы признавали, что, как правило, против одного русского моряка им приходится выставлять десять своих солдат.

А один взятый нами в плен унтер-офицер, откоторого несло спиртным, обведя нас наглым высокомерным взглядом, заявил:

– Нашему командованию стало известно, чтовас здесь высадилось не больше батальона. Чтобы одним ударом сбросить вас в море, наше командование бросило на каждого русскогоморяка тридцать солдат! Я предлагаю вам сдаться мне в плен, иначе к вечеру вы будете сброшены в море. К пленному подошел Толя Лысов.

– Русские моряки в плен не сдаются. Тридцать фрицев против одного матроса, говоришь? Что ж, померяемся силенками. – И он так тряхнулунтера, что тот сразу же притих.

Вэтовремя вкомнату вошла женщина лет двадцати пяти.Поприветствовав нас,она отрекомендовалась:

– Мария Сазонова, хозяйка этого дома. Мой муж служит на линкоре «Парижская коммуна»,—она показала фотографию матроса с надписью наленточкебескозырки:«Парижскаякоммуна»и добавила: – Мы с детьми и мамой в подвале, а на чердаке притаились два фашистских пулеметчика с пулеметом. Они с собой на чердак и лестницу втащили.

– Вы идите опять в подвал,– посоветовал хозяйке дома Лысов, – а мы сейчас займемся «гостями».

Лысов вышел в коридор. Стволом автомата открыл крышку люка на чердак и спокойно предложил:

– Ну, фрицы, отвоевались. Слезайте вниз, сдавайте оружие. Считаю до трех. Если не сдадитесь – будете уничтожены! – И начал считать: – Айн, цвай...

В люке появилась голова гитлеровца:

– Ми сдаемса!

Не пользуясь лестницей и лишь удерживаясь руками за край люка, он ловкоспустился вниз.Второй солдат подал ему ручной пулемет и такжеспрыгнул в коридор.

Теперь в домике было шестеро: трое пленныхгитлеровцев и трое нас.

–Надо бы пленных отвести в штаб к Куникову, он знает, что у них спросить,– сказал Копотилов.

– Да, надо что-то предпринимать,– сказал Лысов, – а то пойдут фрицы в атаку, а эти разбегутся.

С третьего этажа школы раздалась длинная пулеметная очередь. Пули просвистели рядом. Итут же из-за угла вынырнула огромная фигура старшины боевой группы Александра Ивановича Кая.

– Ух, гад, как ни маскировался, все же заметил. Но, кажется, все в порядке, не задело,– присаживаясь на корточки, сказал он.

Старшина обрисовал обстановку.

Котилевец спросил у него:

–Товарищ старшина, а нельзя ли попросить у Ботылева двух-трех человек с правого фланга к нам для подкрепления? Нас осталось восемь человек на целый квартал. Если фашисты пойдут в атаку, тяжело придется.

– А я сам от Ботылева пробрался к вам попросить несколько человек, – сказал Кай.

– Стало быть, остаемся при своих интересах?

–Выходит, так. – Лысов указал рукой в сторону идущих к нам двух человек. Впереди с поднятыми руками шагал гитлеровец, а за ним весьв копоти, в грязи, с трофейным автоматом на шее и противотанковым ружьем в руках двигался старшина второй статьи Отари Джаиани.

– Вот и подкрепление, – заметил Лысов.

– Там,на окраине, двоих прикончил, а этотстрелял, пока патроны были, потом пытался бежать, но я его догнал,– стал рассказывать Джаиани.