Текст книги "Три веселых зайца"

Автор книги: Владимир Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

ССОРА ИЗ-ЗА СНЕЖНОГО ЗАЙЦА

Стразу же после вьюги оттепель началась. Вязким стал снег, в снежки играть можно. Сказал Рваный Бок Пушку:

– Пойдём лепить снежного зайца.

Обнял Пушок друга.

– Ну до чего у тебя, Рваный Бок, голова светлая. Обязательно что-нибудь придумаешь весёлое.

Выбежали зайцы на поляну, лепить начали. Пушок, тот – раз-два! – и готово. Слепил себе зайца. Сел возле него, ножки вытянул, сидит, отдыхает.

А Рваный Бок знай себе лепит, старается. Сперва животик арбузиком скатал. Головку над ним пристроил. Где должны быть уши, прутики воткнул. Вместо носа шишку сосновую приладил. Губы землицей навёл, брови навёл – и заяц готов.

– Какой хороший, – позавидовал Пушок.

А Рваный Бок отряхнул снег с груди и говорит:

– Как же он может быть не хорошим, когда я его с тебя лепил. Похож?

– С меня? – посерел Пушок. – Это что же, по-твоему, у меня уши из прутиков? Это что же, по-твоему, у меня нос из шишки сосновой?

Подскочил и – раз-раз! – раскидал у Рваного Бока снежного зайца.

– Ах, так, – сказал Рваный Бок. – Ты что же, думаешь, если я у тебя в доме живу, по ночам на твоей печке греюсь, то ты можешь со мной делать всё, что хочешь?

Подскочил и раскидал у Пушка снежного зайца. А Пушок схватил горсть снегу и залепил Рваному Боку в ухо. А Рваный Бок, недолго думая, залепил ему в левый глаз. А Пушок поймал его за уши и – тык-тык-тык – носом в снег.

И зайцы подрались.

Вырвался Рваный Бок, отбежал в сторону. Набрал снегу, помял, поплевал, чтобы покрепче снежок получился, размахнулся и – чик! – Пушку между глаз.

Кувыркнулся Пушок на спину и лапки кверху. А Рваный Бок вытер кровь под носом и говорит:

– Пускай тебе сороки живот расклюют.

И пошёл домой. Залез на печку. Вскоре и Пушок домой пришёл. До вечера просидели они на печи молча.

И за ужином не проронили ни слова. А на другой день как ни в чём не бывало сидели на полянке и лепили снежных зайцев.

Рваный Бок всё носом водил, принюхивался. Вроде пахнет чем-то в роще. Не такой вроде воздух в ней, что зимой был. Что-то есть в нём особенное, а что – Рваный Бок никак понять не может.

И тут на нос ему – кап.

Поднял Рваный Бок голову. Думал, дождик собирается. Но смотрит – небо чистое, ни единой тучки на нём. А капелька откуда-то на нос капнула. И на ухо капнула. И на ресничку.

Крутит Рваный Бок головой, ничего не понимает: что-то творится в роще. Не такая она стала, как была всю зиму. Пушок тоже носом крутит, тоже никак понять не может, что с рощей творится.

На ветке берёзы синичка пристроилась. Грудку огладила. Осмотрелась и весело тенькнула:

– Тинь!

– Пинь! – отозвалась ей с соседнего дерева подружка.

– Тюль!

– Пуль! – послышалось со всех сторон.

Роща ожила. Зашевелилась.

Зашевелился и медведь Спиридон в своей берлоге. Лапу изо рта вынул. Наружу вылез. Постоял. Пожмурился. Стукнул кулаком в дверь своего давнего соседа и товарища медведя Лаврентия.

– Вставай, Лаврентий, весна пришла.

– Так вот это что! – подпрыгнул Рваный Бок. – Весна!

Пушок тоже подпрыгнул и закричал:

– Весна!

Зайцы пристроились под ореховым кустиком и начали счёсывать с себя зимний пух. А вокруг шумели, рассаживались по деревьям вернувшиеся с юга грачи.

ПОСАДИЛИ ЗАЙЦЫ МОРКОВКУ

Бурная в этом году весна была. Не успел медведь Спиридон с себя старую шерсть счесать, как уж снег оврагами в речку уполз, из-под прошлогодней опавшей листвы подснежники пробились. Тепло стало.

Рваный Бок ушёл от Пушка.

– Теперь и под ёлочкой не замёрзну. Спасибо тебе, выручил ты меня из беды. Такую студёную зиму одолеть помог.

– На том и жизнь стоит, чтобы помогать друг другу.

– Не думал я об этом раньше, а теперь всем попавшим в беду помогать буду.

– Ты думаешь, это так легко?

– Но я всё равно буду. Честное слово, – сказал Рваный Бок и добавил: – Заходи ко мне. Всегда рад тебя видеть.

– Зайду, – пообещался Пушок и дня через три навестил друга.

Спал Рваный Бок. Всю ночь он лягушек на озере слушал, только уснул у себя под ёлочкой, а Пушок – толк-толк его под бок.

– Вставай. Разве можно сейчас спать? Ты погляди, что в полях делается. Сев идёт. Тракторы на всю степь песни распевают. Идём глядеть.

Полдня бегали зайцы по полям, глядели, как колхозники хлеб сеют. После обеда в село свернули. Спрятались за огородом бабушки Степаниды. Припали к плетню, смотрят, как бабушка морковь сажает.

День был солнечный. Петухи пели. Празднично, заливисто:

– Кири-ку-ку!

Только Рваному Боку не до петухов было. Просквозило его ночью на озере, чих напал. Закрылся Рваный Бок лапками, сморщился и – апчхи! – на весь огород. Да громко так, с высвистом.

Дрогнула бабушка Степанида. Посмотрела из-под ладони вокруг. Нет никого. Только за плетнём будто шепчется кто-то. И будто глядят на неё сквозь плетень четыре жёлтых глаза и не моргают.

Зашевелились у бабушки Степаниды седые волосы на голове. А два глаза за плетнём зажмурились и – апчхи! – чихнули на весь огород. Даже полынок прошлогодний закачался.

– Матушка-владычица! Черти!

Выронила бабушка Степанида мешочек с морковными семенами и затрусила по тропинке к дому:

– Николка!.. Николка!..

А Пушок перемахнул через плетень, схватил мешочек – ив рощу. Сели зайцы на крылечке домика Пушка, заглядывают в мешочек. Семена лапками помешивают.

– Сколько! – хлопает ушами Рваный Бок. – Вот если из каждого семечка морковку вырастить. Года на три есть хватит.

И предложил другу:

– Давай, Пушок, посеем эти семена. Будем всё лето со свежей морковкой. И на зиму запасём.

Обнял Пушок друга. Прижал к груди. По спине хлопает.

– Ну и голова у тебя! Что придумал! Я уж хотел выкинуть их. Думаю: зачем они нам? А ведь это же здорово – огород свой заиметь. Не надо будет по чужим лазить.

Разрыхлили зайцы землю в палисаднике. Посадили морковку. А пока сажали, кончился день. Звёзды на небо высыпали. Ночь началась. На озере лягушки заквакали. Но не пошёл Рваный Бок в эту ночь их песни слушать. Уселся в палисаднике и стал ждать: вот сейчас семена прорастут, распустится ботва, и появятся в земле красные морковки.

Однако уж и за полночь перевалило. Туман по роще пошёл. Тени редеть начали, а морковки всё нет и нет.

Встревожился Рваный Бок. Вбежал в дом, растолкал Пушка на печке.

– Вставай. Нет морковки.

– Как нет? Почему нет? – вскочил Пушок.

А Рваный Бок отвернулся даже:

– Не взошла. Семена порченые, наверное, попались.

– Не взошла? – захохотал Пушок. – Чудак! За ней ещё ухаживать надо. К осени морковка будет.

– К осени? – У Рваного Бока сузились глаза и открылся рот. – И-и, я думал, сейчас, сразу. Только ночь зря потерял.

– Сразу. Какой ты быстрый! Потопаешь, пока морковку вырастишь.

– Нет уж, пусть другие топают. Не для того жизнь дана, чтобы на огороде торчать. Я как-нибудь и без морковки обойдусь, – сказал Рваный Бок и решительно пошагал к себе под ёлочку.

С этого дня Рваный Бок и Пушок редко видеться стали. Пушок, тот всё у домика своего вертится, за морковкой ухаживает. А Рваный Бок днём спит, а ночами до зари на озере пропадает, лягушек слушает.

НОВОЕ ЗНАКОМСТВО

Пристрастился Рваный Бок лягушек по ночам на озере слушать. Придёт по вечерним сумеркам, сядет на бережке, ждёт. Вот из-за полей луна выкатывается. Жёлтая. Большая. Ветерок дуть начинает. И слышит Рваный Бок: где-то совсем рядом, под корягой, лягушка потягивается, подружку зовёт:

– Ку-ма? Ку-ма?

И тут же с противоположного берега отзываются на её крик:

– Штво ты? Штво ты?

– Ox… Ox…

– Плы-ву, плы-ву…

Шлёпанье. Плеск. Тихо.

Черев минуту слева начинают шептаться:

– У-ор. У-ор.

– Я – твой. Я – твой.

– Н-не надо. Н-не надо.

– Ир – ра, Ир-ра.

И тут же из-под коряги высовываются две ехидные лягушачьи мордочки и шлёпают губами:

– Шлы-шишь? Шлы-шишь?

– Вот-квак! Вот-квак!

И опять прячутся. И с середины озера доносится весёлое:

– Кр-ра-сиво! Кр-ра-сиво!

– Красиво, – шепчет Рваный Бок и поводит ушами.

А озеро уже поёт сотней голосов. И один другого краше. И не уходил бы Рваный Бок домой, так бы и слушал.

Но небо с каждой минутой бледнеет. Заря загорается. Расходятся лягушки. Прощаются:

– По-ква. По-ква.

– Квак же твак? Квак же твак?

– Вот твак. Вот твак.

– О – ойр, о-ойр.

И всё стихает.

Но Рваный Бок ещё долго не уходит, слушает – не запоёт ли ещё кто. Лягушки молчат. И заяц нехотя бредёт под ёлочку, а с наступлением вечера опять сидит у воды и слушает.

И вот один раз приходит Рваный Бок к озеру и видит: сидит на его месте заяц с длинными-длинными ушами. И усы у него подрагивают.

– Ты ч-чего здесь делаешь? – шагнул к нему Рваный Бок.

А заяц с длинными ушами попятился, попятился. И отвечает:

– А-лягушек слушаю.

Видит Рваный Бок – боится его длинноухий. Как затопает ногами:

– Как ты смел моих лягушек слушать?

Кинулся было бежать заяц с длинными ушами, да поскользнулся и – бултых! – в озеро. Только брызги полетели. Вынырнул, похлопал по воде лапками – леп-леп-леп – и опять опустился. А над ним – пузыри, пузыри. Потом ещё раз вынырнул и снова пропал.

Видит Рваный Бок – плохо дело, тонет заяц-то. Забегал по берегу:

– Давай, давай лапку! Давай, давай лапку!

А заяц с длинными ушами покажется-покажется над водой, и опять его нет. Покажется-покажется и снова пропадает. Потом уж и показываться перестал.

Охнул Рваный Бок и сиганул в озеро. Нащупал утопленника на дне, выволок на берег за уши.

Лежит заяц на зелёной травке и не дышит. Живот большой-большой, как гора, а сердце чуть бьётся – тук-тук.

Вскрикнул Рваный Бок и ну зайца с длинными ушами откачивать. Забили у того два фонтанчика из ноздрей и живот опадать начал. Зашевелился заяц, вздохнул.

– Живой! – затормошил его Рваный Бок.

С земли приподнял. Посадил. Гладит его.

– Зашевелился! Живой. Тебя как зовут?

– Заяц Длинные Уши.

– А меня – Рваный Бок. Видал, царапины на боку? Это меня медведь Спиридон из берлоги вышвырнул. Да не плачь ты, не плачь. Я тебя не обижу. Слушай моих лягушек, мне не жалко. Это я так, попугать тебя хотел. А ты больно сильно испугался.

– Я всегда сильно пугаюсь. Сердце у меня робкое.

– А ты чей будешь? Я тебя вроде раньше у нас в роще не видел.

– Из Осинников я, – сказал заяц Длинные Уши. – Нельзя мне там жить стало, я и убежал к вам.

И начал рассказывать о себе.

ЧТО МЕДВЕДИ ЕДЯТ

С отцом рос заяц Длинные Уши. Пошли они один раз в гости к зайцу с Лысой Горы. Усадил он их за стол. Еды разной наставил. Зайчонком тогда заяц Длинные Уши был. Вернулись они домой, он и спрашивает отца:

– Отец, а что медведи едят?

– Не знаю, – отвечает он ему. – Я у медведей никогда в гостях не был.

– Почему?

– Не пришлось как-то.

Лежал ночью заяц Длинные Уши в постельке и думал: «Глупый отец! Жизнь прожил и не догадался к медведю в гости сходить. К зайцам ходит, а к медведю не догадался. Ну разве не глупый он после этого?»

И на другое же утро отправился заяц Длинные Уши в гости к медведю. Шёл, думал: «Приду сейчас, усадит меня медведь за стол, угощать станет. И я узнаю, что медведи едят. И отцу расскажу. Пусть и он знает».

С пасеки медведь шёл, мёд в миске нёс. Увидел зайца, обрадовался:

– Кстати пришёл, длинноухий. Гости у меня. Проходи.

«Удачно я как день выбрал, – подумал заяц Длинные Уши. – Не только с одним медведем, со многими за столом посижу. Будет о чём отцу рассказать».

Вошли они в берлогу. Медведь и говорит гостям:

– Сейчас потешу вас.

И приказывает зайцу:

– Ну-ка, пляши, длинноухий. Повесели гостей моих.

– Я?!

– А кто ж ещё, – сказал медведь. – Ну! – И так рыкнул на зайца, что у того и в глазах темно стало.

Запрыгал он перед медведем:

– Я уже пляшу. Пляшу я.

И в ладоши захлопал, чтобы веселее казаться.

Плясал заяц Длинные Уши и думал с радостью: «Хорошо, хоть отец плясать меня научил, а то что бы я сейчас делал?»

Досыта наплясался, чуть дышит. Выставил его медведь за порог, приказал:

– Завтра приходи. В берлоге приберёшь. После гостей в ней всегда мусора много.

– Тут-то и понял я, – рассказывал заяц Длинные Уши зайцу Рваный Бок, – почему отец мой к медведю в гости не ходит.

– И ты чистил у него берлогу? – спросил Рваный Бок.

– А как же! И спину ему чесал. Он, оказывается, очень любит, чтобы ему спину перед сном чесали. Чуть что сделать, бывало, зовёт меня. А глядя на него, и другие медведи меня зазывать начали. А у меня сердце робкое, я не могу отказать. Помучился я, поработал на медведей и убежал из родной рощи. У вас поселился.

– Ну и правильно сделал, что убежал, – обнял его Рваный Бок. – Нечего этих медведей поваживать. Спины им чеши, в берлоге у них убирай, пляши перед ними. Пусть сами чешутся. Со мной жить будешь. Я тебя ничего делать заставлять не буду. Отдыхай.

Заяц Длинные Уши что-то сказать хотел, но тут под корягой лягушка потягиваться начала:

– Ку-ма? Ку-ма?

А слева зашептались:

– Ир-ра, Ир-ра.

А у противоположного берега заохали:

– О-ох! О-ох!

Приложил Рваный Бок палец к губам, прошептал:

– Тсс.

Притихли зайцы. Прижались друг к другу, слушают. Так и просидели они до утра. А поутру сказал Рваный Бок зайцу Длинные Уши:

– Вечером приходи. Опять слушать будем.

Лежал потом у себя под ёлочкой, думал: «С ним дружить буду. Не тот Пушок стал: домом обзавёлся, огород насажал, поскучнел. С зайцем Длинные Уши мы интереснее жить будем. Я это чувствую».

КАК ФЕДОТКУ УЧИЛИ

Прибегает заяц Длинные Уши к другу, смотрит: сидит Рваный Бок под ёлочкой и, сложив губы трубочкой, дует:

– Фить… Фить…

– Ты что делаешь? – спрашивает у него заяц Длинные Уши.

– Свистеть учусь, – отвечает Рваный Бок.

– Зачем?

– Как зачем? Вот ты идёшь по роще и молчишь, а можно идти и посвистывать, – сказал Рваный Бок.

И снова подул:

– Фить… Фить…

Мимо зайчонок бежал, плакал. Остановил его Рваный Бок, спрашивает:

– Ты чего это слёзы льёшь?

– Федотка обидел, – отвечает зайчонок.

– Федотка? – переспросил Рваный Бок. – Это щенок лопоухий?

– Да. Играю я на лугу, а он подбежал ко мне, схватил за ухо, кричит: «Идём к деду Григорию, он из тебя шапку сделает». Чуть вырвался.

Успокоил Рваный Бок зайчонка:

– Не плачь. Нехорошо плакать.

Репкой угостил его. Вспомнил: дал он клятву Пушку, что будет помогать тем, кто в беду попал, сказал другу:

– Надо проучить Федотку, чтобы знал он, как маленьких обижать.

– Что ты, – попятился заяц Длинные Уши, – он же – собака. Хоть и маленькая, но – собака.

– И собак учить надо. Готовься, – сказал Рваный Бок.

И подул:

– Фить… Фить…

В полночь к Федоткиной конуре подошли двое. Сквозь сон слышал Федотка, как кто-то осторожно подкрался к его постели. Почувствовал, что его взяли за ошейник, и открыл глаза.

Ночь была ясная, лунная. За стеной в сарае тяжело вздохнула корова. Ягнёнок заблеял. Возле Федоткиной постели стояли двое: рядом – Рваный Бок, чуть дальше – заяц Длинные Уши. Он переступал с ноги на ногу, и усы его маленько подрагивали.

– Ты за что зайчонка обидел? – спросил Рваный Бок и кивнул другу. – Бери его! Загибай ему салазки! Потом сведём его к нашему медведю. Он ещё с ним поговорит!

– Верти-и-хвост! – заверещал Федотка.

И сейчас же на соседнем дворе бойко отозвался пёс Вертихвост:

– Я здесь, Федотушка!

Когда длинный узколобый Вертихвост просунулся в Федоткину конуру, зайцев там уже не было. Федотка лежал колбаской у стены и дрожал:

– Зайцы-ы!.. Салазки!.. К медве-едю-у!..

ДВОЕ В ОДНОЙ ЯМЕ

На другой день Вертихвост и Федотка, высунув языки, носились по Гореловской роще: зайцев отыскивали. Нашли их в орешнике.

– А! Вот вы где, – зарычал Вертихвост. – Я вам покажу, как наших щенков медведями пугать!..

– Мы вам покажем, – взвизгнул Федотка и мотнул длинными не по росту ушами.

Часа три кружили Рваный Бок и заяц Длинные Уши по орешнику, следы путали. Но Вертихвост легко распутывал их. Мчался за зайцами, лаял:

– Не уйдёте.

Грозился и Федотка:

– Не уйдёте, – а сам уже еле бежал.

Видит Рваный Бок – не уйти им от Вертихвоста. Крикнул что-то другу. Повернули они влево и помчались по узенькой тропке к Яблоневому оврагу. Мчится за ними следом Вертихвост – ветер в ушах свистит. А заячьи хвостики всё ближе, ближе. Вот уж они совсем рядом. Ещё прыжок и…

И тут вильнули зайцы в сторону. Выскользнула у Вертихвоста земля из-под ног, и полетел он в яму, что охотники ещё в начале весны для волка вырыли. Стукнулся головой о стену. Вскочил, смотрит – летит на него сверху Федотка, болтает в воздухе ногами и вопит:

– Караул!

Весь день просидели Вертихвост с Федоткой в яме. На ночь сидеть остались. Темно было. Жутко. И есть хотелось. Где-то совсем рядом наверху филин ухал:

– У-ух! У-ух!

Прижимался Федотка к Вертихвосту, поскуливал. А Вертихвост глядел на далёкие звёзды, и хотелось завыть ему от отчаяния, да боялся он: услышит волк, придёт, куда бежать будешь?

Утром свесились над ямой две заячьи мордочки, захихикали:

– Живы ещё?

И упал тут Вертихвост на колени и лапы кверху поднял. Ни перед кем не становился, а перед зайцами упал, просит:

– Зайчики, милые, спасите хоть Федотку. Умрёт он, есть хочет.

– Хочу, – проскулил Федотка и мотнул ушами.

– Хитрый, «спасите», – усмехнулся Рваный Бок. – А потом опять нас по роще гонять будете?

– Не будем.

– Врёшь.

– Умереть мне на этом месте, если вру.

– Ешь тогда землю, клянись.

Схватил Вертихвост горсть земли, сунул в рот, пожевал, выплюнул – на земле поклялся.

Переглянулись зайцы. Сказал Рваный Бок:

– Надо помочь им: в беде ведь.

– Обидят потом.

– На земле поклялись, не тронут. А я дал слово Пушку, что буду всем помогать, кто в беду попал. Поучили мы их, хватит.

Пошептались зайцы между собой, скрылись. Долго не показывались. Вернулись с верёвкой из лыка.

– Привязывай Федотку, тащить будем.

За Федоткой зайцы и Вертихвоста из ямы вытащили. И тут же отбежали подальше: мало ли что… Собака всё-таки.

НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ

Бежал заяц Длинные Уши к речке воды попить и ни о чём не думал. Бывает же так: идёшь ты и в голове у тебя пусто, ни одной мысли нет. Так и с ним было. Бежит он и видит: лежит под кустом волк Рыжий Загривок. Может, спит, а может, и нет, но глаза закрыты.

Растерялся заяц. Что делать? Поздороваться? Вдруг спит волк, потревожишь – обидится. Волки, они обидчивые. Пройти мимо и не сказать ничего? А вдруг не спит волк? Откроет глаза и спросит:

– Что же это ты, братец, мимо идёшь и не здороваешься?

Топчется заяц на месте. Что делать? Как быть? Подумал он, подумал и решил поздороваться потихоньку. Если не спит волк – услышит, а если спит – не проснётся: волки, говорят, крепко спят.

Так заяц Длинные Уши и сделал: прошёл на цыпочках мимо волка и сказал чуть слышно:

– Здравствуй, волк.

А волк – ни гу-гу. Только брови у него вроде шевельнулись. Остановился заяц. Что, если не спит волк? Прищурил глаза и глядит на него сквозь щёлки. Пойдёт он сейчас дальше, а волк поднимется и скажет:

– Погоди-ка.

Подойдёт и щёлкнет зубами.

– Что же это ты со мной как тихо здороваешься?

И обидится. А это очень плохо, когда на тебя волк обижается. И поэтому повернулся заяц Длинные Уши, прошёл ещё раз мимо волка, сказал во весь голос:

– Здравствуй, волк.

А волк и на этот раз ни гу-гу. Как лежал с закрытыми глазами, так и остался лежать. Совсем заяц Длинные Уши духом упал. Что делать? Идти дальше? А вдруг не спит волк, притворяется только спящим? Пойдёт он, а волк поднимется и скажет:

– А ну, иди-ка сюда. Ты что же это? Обрадовался, что я сплю, и не разбудил, чтобы здоровья пожелать мне? Значит, ты не хочешь, чтобы я был здоровым?

И кто знает, что бы дальше было, если бы не филин. Надоело ему спать в дупле на правом боку, перевернулся он на левый да как ухнет. Подпрыгнул заяц Длинные Уши и кинулся бежать. Да прямо на медведя Спиридона.

Летит, зубы ощерены, уши к спине прижаты. И такой у него был вид ошалелый, что медведь даже попятился, дорогу уступил ему.

Увидел дня через три его у Ванина колодца, покачал головой:

– А ты отчаянный. Бежал прошлый раз прямо на меня и не боялся. А ведь я мог и помять тебя. Я вон большой какой.

– Я знаю, – чуть слышно пролепетал заяц Длинные Уши. – Но только хоть и большой ты, я тебя в те минуты не видел, потому что я бежал с закрытыми глазами: филина испугался.

И глаза кулачками потёр:

– Плохо быть зайцем. Перед каждым дрожи, каждому угождай.

Разжалобился медведь, глядя на него, сказал:

– Ладно уж, помогу я тебе. Напишу справку.

А у зайца и усы поползли книзу:

– Зачем она мне?

– Понадобится, – сказал медведь. – Я тебе дам очень хорошую справку. С ней тебе ни бегать, ни прятаться не надо будет.

Сел тут же у колодца и нацарапал на куске бересты: «Этот заяц – мой». И расписался: «Медведь Спиридон». Свернул в трубочку, подал зайцу.

– С такой справкой смело ходи по роще. Никто тебя не обидит.

Заяц Длинные Уши справку взял, да только ни разу не воспользовался ею: смелости не хватило показать её. Так со справкой и бегал ото всех, даже от медведя Спиридона прятался. И знал, что не тронет он его, а всё равно прятался – на всякий случай.