Текст книги "Три веселых зайца"

Автор книги: Владимир Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Владимир Бондаренко
Три весёлых зайца

СПАЛ ЛИ ДЯДЯ СПИРИДОН?

С бирюзового неба скатилась звёздочка. Она перепрыгнула через розовую тучку, мелькнула среди деревьев Гореловской рощи и спряталась в родничке, что вытекал из-под корней берёзы. Родничок вздрогнул, прислушался: кто-то шёл по роще. Ближе, ближе. Вокруг становилось всё светлее и светлее.

Кусты раздвинулись, и к родничку вышла румяная, в венке из весенних цветов Зорька. Она наклонилась над родничком и протянула руки к воде. Родничок боялся щекотки и потому зажурчал, заплескался. Его услышал Соловей. Выпорхнул из гнезда, отряхнул с крыльев росу, запел:

– Дрозд, Дрозд, вставай. Ночь уходит. Чуешь? Чуешь? Гоп-топ-топ.

Издали с поля его бойко поддержала Перепёлка:

– Ты прав, ты прав: встать пора, встать пора. Дрозд, пора. Уже пора.

– А я встал, уже встал, встал я!

– Бить… Бить… Бить его, – заныл на сосне Кобчик.

– За что же? За что же? – затараторила Сорока.

– Мы знаем, мы знаем, мы знаем за что, – ухнул из дупла засыпающий Филин.

Зорька умылась. Обрызгала родниковой водой венок и побежала догонять уходящую из рощи ночь. Роща зашуршала, запела. Из-за полей выглянуло солнце и протянуло над чёрной землёй свой первый луч.

И в эту минуту под ореховым кустиком у Яблоневого оврага у серой Зайчихи родился сынок, маленький зайчик. И хоть рос он без отца – зазевался Заяц в половодье на льдине и уплыл неизвестно куда, – рос он прямо-таки не по дням, а по часам. Не успели первые весенние цветы отцвести, а уж у него ушки встали торчком, усики пробились, хвостик загнулся – и детство прошло.

– Вот и большой ты теперь, – сказала ему Зайчиха, – без меня прожить можешь. Прощай, может, не встретимся больше.

Попрощался зайчонок с матерью и пошагал по роще – на других поглядеть, себя показать. Идёт, смотрит – берлога под сосной темнеется, а в берлоге медведь Спиридон лежит, дремлет – большущий, гора горой.

И захотелось зайчонку созорничать над медведем. Подкрался он к сосне, сунул длинные уши в берлогу и закричал:

 
Спишь ли, дядя Спиридон?
Лес горит со всех сторон.
Дальше больше полежишь —
Не увидишь, как сгоришь.
 

Отбежал тут же и спрятался за берёзку. Только спрятаться успел, как выскочил медведь из берлоги и заметался: куда бежать? Где огня меньше? Смотрит, а его и вовсе нет. Тихо вокруг, и цветы покачиваются.

– Ишь, приснилось что, – проворчал медведь. – Видать, не зря говорила мне мать: не спи, Спиридон, после обеда, сны тяжёлые томить будут. Не послушался её, и вот, пожалуйста, что приснилось.

И кряхтя в берлогу полез.

Выждал зайчонок, пока уляжется и задремлет медведь, – и к берлоге. Закричал изо всей, мочи:

 
Эй ты, дядя! Что ж ты спишь?
Аль не видишь, что горишь?
В клубах дыма и огня
Крыша рушится твоя.
 

И опять за берёзу спрятался. И сейчас же из берлоги вывалился медведь Спиридон. Взъерошенный. Косматый. Глядит – нет никакого пожара. И вообще никого нет. Только из-за берёзы торчит серый заячий хвостик и меленько подёргивается, будто смеётся зайчик.

Крякнул медведь Спиридон и полез в берлогу. Смекнул, в чём дело. Спрятался за дверью, ждёт. Немного погодя просунулись в берлогу уши и раздался заячий голос:

 
Спишь ли, дядя Спиридон?
Лес…
 

Сграбастал медведь Спиридон эти самые уши и втащил в берлогу, а за ушами и зайчонок втащился.

Маленький, серенький. Перепуганные глаза в разные стороны смотрят.

– А, – забасил медведь, – попался, озорник.

Заболтал зайчонок ногами в воздухе, запищал:

– Честное слово, дядя Спиридон, извиниться пришёл, честное слово.

– Врёшь! – рыкнул медведь и скрутил зайчонку левое ухо.

А зайчонок знай болтает ногами в воздухе, оправдывается:

– Мне не веришь, дядя Спиридон? Мне не веришь?!

Скрутил медведь ему правое ухо и вышвырнул из берлоги:

– Будешь ещё шалить, совсем оторву.

И дверь захлопнул.

Вылетел зайчонок из берлоги, прокатился левым боком по полянке, вскочил – и бежать. И не гонится никто, а бежит. Долго бежал, далеко забежал. Остановился дух перевести, чувствует: болит у него бок что-то. Глянул, а вдоль него – царапины.

Мимо Сорока летела. Увидела, застрекотала на всю рощу:

– Смотрите, зайчик Рваный Бок появился. Смотрите, зайчик Рваный Бок появился.

– Я не Рваный Бок, – погрозил ей зайчонок лапкой и сел царапины зализывать.

И хоть зализал зайчонок царапины, всё равно в Гореловской роще с лёгкой руки Сороки стали звать его зайцем Рваный Бок.

ПУШОК

Подрос Рваный Бок и почувствовал в себе силу. И захотелось ему испытать, сколь она велика. Идёт он по роще и думает: «Кому бы мне бока намять?»

Смотрит, шагает ему навстречу зайчишка. Глаза врозь, хвостик задиристо кверху поднят. И сам с виду такой неказистый, что, кажется, дай ему один раз покрепче – и дух из него вон.

Поравнялись зайцы, глянули мельком друг на друга и пошли каждый своей дорогой. Отошёл немного Рваный Бок и думает:

«А почему бы не нагнать ему страху в пятки, не поучить уму-разуму?»

Забежал худенькому зайцу наперёд, встал перед ним, спрашивает:

– Ты поч-чему не здороваешься?

И лапкой в грудь толкнул.

А худенький заяц сощурил левый глаз, схватил Рваного Бока за плечи, чик правой ногой – и Рваный Бок на лопатках.

Вскочил он тут же и говорит:

– Так-то и я поборю, а вот давай крест-накрест возьмёмся.

– Давай.

Сощурил худенький заяц правый глаз, обхватил Рваного Бока крест-накрест, прижал к животу. Рваный Бок охнул. Под левой лопаткой у него что-то хрустнуло. Лапки разжались. А худенький заяц скрипнул зубами, чик левой ногой – и Рваный Бок опять на лопатках.

Вскочил он, сконфуженный, отряхивается, говорит:

– Я бы тебя поборол, да сам подсёкся. А вообще-то ты молодец. Но и я сильный. У меня дед ловким был. Никто против него устоять не мог, все падали. Тебя как зовут?

– Пушок.

– А я Рваный Бок. Видал? – и показал зажившие царапины на боку. – Это меня медведь Спиридон из берлоги вышвырнул. Ты где живёшь?

– У Маньяшина кургана.

– А я здесь, недалеко. Сосну с кривым сучком знаешь?

– Это возле которой черепаха Кири-Бум по средам сказки рассказывает? Знаю.

– Так вот, в сторонке от неё ёлочка растёт. Там. Хочешь, пойдём ко мне. Сегодня ты моим гостем будешь, а завтра я твоим. Так и будем в гости друг к другу ходить, а?

– Пойдём, – согласился Пушок.

И зайцы весело поскакали к сосне с кривым сучком.

КЛЮЧИК ОТ СЕРДЦА

Подружился Рваный Бок с Пушком, и стали они частенько вместе бывать. Вместе на полянках паслись, вместе бегали поглядеть, что на колхозных огородах растёт, вместе по роще гуляли.

Один раз идут они по просеке, смотрят – Енот сидит под липкой и слёзы по щекам лапой размазывает. Спросил у него Пушок:

– Ты что носом хлюпаешь?

– Медведь Тяжёлая Лапа обидел. Я кувшинку из речки достал, а он отнял, к себе унёс.

– Ах он кряхтун, лиходей! – заругался Пушок. – Это что же он, сам себе достать не может? На силу надеется? Идём, я тебе помогу.

Но Енот и лапами замахал:

– Какой из тебя помощник… Маленький ты. Тебя чтобы увидеть, и то наклоняться надо. Куда тебе с медведем бороться.

– А меня не видеть – слышать надо. Идём.

– Нет. Я уж с волком ходил. А медведь на него так рявкнул, что волк и хвост поджал.

– Ах он горлодёр! На рык надеется. Ну, я ему покажу. Идём, у меня ключик от сердца есть.

– Оно у него медвежье.

– У меня и от медвежьего есть. Идём.

– Нет, не пойду, – отказался Енот и в куст вдвинулся: свяжешься с этими зайцами, беды потом не оберёшься. – Я лучше другую кувшинку достану.

– Зачем другую? Свою сейчас от медведя получишь. Жди нас здесь. Идём, Рваный Бок, надо помочь Еноту. И вообще нуждающимся помогать надо.

Неподалёку от берлоги Пушок сказал другу:

– Спрячься, я один с ним поговорю.

И крикнул:

– Эй, дома ли хозяин?

– Чего тебе? – высунул медведь Тяжёлая Лапа голову из окна.

– Говорят, ты Енота обидел. Он кувшинку себе из речки достал, а ты отнял. Правда, что ль?

– А тебе-то какое дело? Шёл, сопел, ну и иди, дальше сопи.

– Мне-то вроде и никакого, да тебя жалко. Он, Енот-то, говорит: «Пойду сейчас по роще и всем расскажу, что у меня медведь Тяжёлая Лапа кувшинку отнял». А я ему и говорю: стой, погоди. Зачем же ты его так позорить будешь? Ведь ему потом нигде появиться нельзя будет. Как только увидит кто, так и скажет сейчас же: «Вот он, медведь-то, что кувшинку у Енота отнял».

Задумался медведь Тяжёлая Лапа. А что? И в самом деле стыдно будет по роще ходить. Смеяться будут: на кувшинку польстился. Поглядел исподлобья на зайца, спросил:

– Неужто рассказывать хочет?

– Ну!.. Я сначала не поверил, а потом вижу – такой расскажет. Вот, думаю, беда какая. Надо, думаю, спасать медведя Тяжёлая Лапа. Неужели он настолько оплошал, что на чужое зариться начал? Стой, говорю, погоди, Енот. Тут что-то не так, разобраться надо. А он как начал кричать: «Да он всегда такой – на чужое падкий».

Поёжился медведь, пошевелил плечами.

– Ишь, проворный какой обзываться.

– Вот и я ему говорю: «Погоди, Енот, не спеши. Не мог тебя медведь Тяжёлая Лапа всерьёз обидеть. Нужна ему твоя кувшинка, чтобы он из-за неё позорился… Он, гляди, просто пошутил».

Обрадовался медведь заячьей петельке, ухватился за неё.

– Ну конечно, пошутил я, а он уж и сразу – по роще пойду. Какой… шуток не понимает.

– Вот и я ему говорю: «Погоди, Енот, хорошего медведя оговаривать. Вот сбегаю я к нему, если не шутит он, иди тогда по роще, говори всем, как он обидел тебя, пусть все знают».

– Нет, нет, пошутил я.

– Ну, вот и добро. Давай тогда кувшинку, я ему отнесу.

И заскрёб медведь пятернёй в затылке: не хотелось отдавать кувшинку Еноту – разве он для того её брал, чтобы отдать? Но и обидчиком прослыть не хотелось. Отдал.

Увидел Енот – несут зайцы кувшинку. Удивился:

– Как это он отдал её?

– Так я же тебе сказал, – улыбнулся Пушок, – что есть у меня ключик от сердца. Словом зовут его, ключик мой. К каждому сердцу его подобрать можно. Сказал тебе его, а ты и задумался. И отмягчело твоё сердце, отомкнулось… Бери, ешь свою кувшинку. Да впредь расторопнее будь, не попадайся с кувшинками-то на глаза медведям.

По тропинке к Бобровой запруде черепаха Кири-Бум ползла. Спросила:

– О каком это вы ключике здесь речь ведёте?

Рассказал ей Енот. И в следующую среду поведала черепаха Кири-Бум у сосны с кривым сучком о зайце Пушке, который сумел отомкнуть жёсткое сердце медведя Тяжёлая Лапа и помочь Еноту. Слушал её и Рваный Бок и сиял от гордости: какого друга он себе нашёл! О нём даже сказки рассказывают.

КУСТИК ГОРОХА

Весной ещё вскопал медведь Спиридон грядку у берлоги и посадил горох. Вырос он, распустился. Стручки толстые, набитые. Похаживает Лиса вдоль плетня и видит горошек, а взять не может: зорко караулит медведь свой огород. На каждый шорох из берлоги высовывается, голос подаёт:

– Кто это там?

Не залезть.

«Но не я буду, – думает Лиса, – если не попробую медвежьего горошка».

Смотрит – заяц Рваный Бок по просеке скачет. Поманила его лапой, спрашивает:

– Горошку хочешь?

– Ещё бы! Гороха – и не хотеть, – подпрыгнул Рваный Бок. – Давай скорее.

– «Давай»! – передразнила Лиса. – Его сперва добыть надо.

– У кого?

– У медведя Спиридона.

– Э-э! – замахал Рваный Бок лапками. – Медведь Спиридон шуток не любит. Я уж учёный. Пошутил с ним один раз, хватит. Он меня и за уши отодрал, и из берлоги вышвырнул. Метров пять на левом боку ехал.

– Так это же совсем безопасно, – повиливала Лиса хвостом. – Ты же маленький. Присядешь за кустик гороха. Рядом медведь Спиридон пройдёт и не увидит.

– А если увидит?

– Не теряйся. Что это за заяц, который не может медведя перехитрить? Смотри ему в глаза и говори: «Поздравить тебя пришёл с днём рождения». Или другое что-нибудь скажи. У тебя же умная голова?

– Умная, – подтвердил заяц.

– И ты не найдёшь, что медведю сказать?

– Найду.

– И смелый ты. Не боишься один под ёлочкой спать?

– Не боюсь, – подтвердил Рваный Бок.

– Так неужели ты забоишься один на один с медведем встретиться?

– Не забоюсь.

– Ну вот и молодец. Идём.

Вела Лиса зайца к медвежьему огороду, радовалась: добудет Рваный Бок горошка, и она полакомится. А если поймает медведь зайца, так не её же. Зайцу битым быть, её костям не болеть.

Подвела Лиса зайца к плетню, шепчет:

– Лезь. Удача смелых любит.

Полез Рваный Бок. Только через плетень перебрался, а медведь Спиридон – вот он, идёт к нему по тропинке. Оглянулся Рваный Бок на Лису, дескать, выручай, а она хитренько так лапы в стороны развела: дескать, тебя поймали, ты и выкручивайся.

И понял тут Рваный Бок – на беду его навела Лиса. Сама не полезла, хитрая. Но и он не без ума родился. «Как ты мне, – думает, – так и я тебе».

Поднялся Рваный Бок и пошёл медведю навстречу. Помахал ему лапкой: наклонись, дескать, что сообщу тебе по тайности. Наклонился медведь Спиридон. Зашептал Рваный Бок ему на ухо:

– Предупредить пришёл. Лиса обворовать тебя замыслила. В кустах прячется, уйдёшь с огорода – залезет. Давно уже метит горошком твоим попользоваться.

Поблагодарил медведь зайца. Кустик горошка сорвал ему. Увидела Лиса зайца с горохом, кинулась к нему.

– Как тебе удалось добыть его?

– Медведь дал. Подхожу я к нему и спрашиваю: «Что лучше – честно попросить или хитро украсть?» – «Попросить», – говорит он. Я и попросил. Иди, и тебе даст. Ты верно сказала: удача смелых любит, – сказал Рваный Бок, а про себя добавил: «Но не балует хитрых».

Побежала Лиса к медведю. Видел Рваный Бок, как перелезла она через плетень. Слышал, как сказала она медведю, когда прихватил он её на грядке:

– Гороху мне хочется – страсть. Я сперва украсть хотела, а потом подумала: «Ну зачем я буду ползти, живот царапать, да ещё неизвестно – унесу или нет». Ты уж дай лучше сам, чтобы в грех меня не вводить.

И медведь дал ей: схватил за воротник и пропарил крапивным веником. Глядел Рваный Бок издали, как банит медведь крапивой Лису, и приговаривал:

– Так её, дядя Спиридон, так, чтобы знала она, плутовка, как глупых на воровство подбивать.

Не скоро после этого захотелось Лисе ещё раз отведать медвежьего горошка.

ЧТО ПУШОК ОТКРЫЛ

Поел Рваный Бок горошка, водички из родника похлебал, залез под ёлочку, вздремнуть приготовился. И тут примчался к нему Пушок, схватил за плечи, трясёт, кричит:

– Открыл!.. Открыл!..

А больше и сказать ничего не может. Упал на траву, лапками на себя машет, рот разевает – сердце зашлось. Шепчет:

– Открыл!.. Открыл!..

Сбегал Рваный Бок к родничку, водой друга обрызгал. Присел возле него, голову гладит, приговаривает:

– Успокойся, а то разорвётся от волнения сердце, и сказать не успеешь, что же ты открыл. Заново кому-нибудь открывать придётся.

Подействовали эти слова на Пушка, притих он. Отдышался, пришёл в себя, заговорил:

– Лежу я сейчас у себя под кустиком и думаю: все нас, зайцев, трусами дразнят. А если бы не было нас? Если бы на земле одни львы были? Что бы тогда было? Подумал я и открыл.

– Что?

– А то: если бы на земле одни львы были, то среди них объявился бы лев-заяц. Кто-то из них да был бы всех слабее и трусливее.

– Ну и что?

– Как что?! – воскликнул Пушок, – Если может быть лев зайцем, то, значит, и заяц может быть львом, среди… зайцев, конечно. Заяц-лев! Как звучит, а?

– Хорошо звучит. Есть что послушать.

– О! И может быть, я и есть этот заяц-лев.

– Это почему же ты? – поднялся Рваный Бок. – Я тоже могу быть им.

– Ты? Куда тебе. Ты разве забыл, как я тебя поборол два раза? У тебя грудь уже моей, и в глазах нет бодрости нужной. Я лев.

– Грудь у тебя пошире, да, – согласился Рваный Бок, – и поборол ты меня два раза, признаю. Зато у меня плечи покруче и уши покороче. И дед у меня ловким был, никто у нас в роще перед ним устоять не мог. Я заяц-лев.

И заспорили зайцы. А от спора до драки – одна оплеуха. Ахнул Рваный Бок ладонью по щеке Пушка, а тот ему ахнул – и понеслось. Колотят зайцы друг друга, пускают серый пух по ветру, кричат:

– Я лев!

– Нет, я лев!

А сова высунулась из дупла, жмурится, закрывается крылом от солнышка, никак разобрать не может, кто это там возится под ёлочкой. Послушаешь – вроде львы дерутся, а голоса – заячьи.

– Ухо-хо! Кто там? – спросила сова.

Услышали зайцы крик её и присмирели: хоть и плохо видит сова днём, а всё-таки видит. Разглядит кого-нибудь из них, и не сумеют они доказать даже, кто же из них – лев.

Поводила сова ушастой головой – тихо вокруг. Глазами круглыми поморгала:

– Странно, только что львы где-то рядом дрались, и уже не слышно никого.

Хохотнула и провалилась в дупло: до вечера ещё далеко и можно поспать.

Увидели зайцы – пропала сова. На цыпочках, на цыпочках перебрались на полянку подальше и встали опять друг перед дружкой.

– Ну, – спрашивает Рваный Бок, – убедился ты теперь, что я заяц-лев? Я вон как тебя по щеке ахнул.

– Это ты теперь убедился, что я лев, – отвечает Пушок. – Я вон тебе какой фонарь под глазом зажёг.

– Ах, так! – взвизгнул Рваный Бок и сжал кулаки.

И полетели опять клочья заячьей шерсти.

Мимо волк Рыжий Загривок шёл. Баранинки ему захотелось, да не знал он, где пастухи сегодня овечье стадо пасут. Решил у зайцев спросить. Они везде бегают, может, знают.

Свернул волк с тропы, идёт к полянке, Рваный Бок спиной к нему стоял, а Пушок – лицом. Увидел он волка, вскрикнул как-то странно, по-козлиному – м-ме! – и кинулся бежать. А Рваный Бок так и заплясал от радости.

– Ага! – кричит. – Удираешь? То-то. Понял, наконец, что не ты, а я заяц-лев.

И тут слышит он – шуршит что-то сзади. Оборачивается – волк. И уже совсем близко. И вытянулись у зайца уши и сами собой ноги заработали.

С неделю потом ходил Рваный Бок по роще и удивлялся:

– И как я мог в минуту за Яблоневым оврагом оказаться? Не понимаю. И откуда во мне столько прыти взялось? Через двухметровые кусты перепрыгивал – во как бежал!

УДАЧЛИВЫЙ ДРУГ

Заря ещё только чуть зажигала край неба, когда Рваный Бок прибежал к другу и толкнул его в плечо:

– Вставай, Пушок.

Легонько толкнул, а Пушок так и подпрыгнул. Бежать было кинулся, да Рваный Бок остановил его:

– Куда ты? Я это. Меня можешь не бояться.

– Ты? – удивился Пушок. – Что бродишь? Сам не спишь и мне не даёшь.

– Не спится. Ночь, подкрадётся кто-нибудь и обидит. Послушай, давай с тобой дом построим. С домом спокойнее будет. Закроемся с вечера на задвижку и будем спать до утра. И никто к нам не войдёт, никто нас не тронет. Да и лето кончается, пора о зиме подумать.

Ох, как услышал Пушок про дом, так и подпрыгнул. В ладоши захлопал.

– Дом? – кричит.

– Дом, – говорит Рваный Бок.

– Построим? – кричит Пушок.

– Построим, – отвечает ему Рваный Бок.

– Ой, какой же ты молодец, Рваный Бок, до чего додумался!

Обнял Пушок друга, прижал к остренькой груди, потискал, отстранил. В глаза поглядел, по плечу похлопал.

– Дом? – кричит.

– Дом, – отвечает Рваный Бок.

– Построим? – кричит Пушок.

– Построим, – отвечает Рваный Бок.

– С окошками?

– С окошками.

– Ох, какая же у тебя голова светлая, Рваный Бок! Что придумал!

Прижал опять Пушок друга к остренькой груди, потискал его, по плечу похлопал. И говорит вдруг:

– Послушай, а зачем нам один дом на двоих иметь, тесниться? Давай два дома построим: ты – себе, я – себе. Ведь каждому можно дом иметь. Вон у медведей – у каждого своя берлога, а мы что – хуже их, что ли?

И теперь уже Рваный Бок обнимать друга кинулся.

– Свой? – кричит.

– Свой, – отвечает ему Пушок.

– На каждого?

– На каждого, – отвечает ему Пушок.

– Немедленно?

– Сейчас же!

– Пошли тогда в чащу.

И отправились зайцы брёвнышки собирать. Время было раннее, но им так не терпелось поскорее начать дома себе строить, что они даже не стали дожидаться, когда солнышко взойдёт.

Идёт Рваный Бок по роще, смотрит – брёвнышко лежит. Поглядел на него и пошёл дальше.

– Одно, – говорит, – было бы два, тогда другое дело. А из-за одного и наклоняться не стоит.

Пушок за ним следом шёл. Увидел брёвнышко, подобрал его.

– Одно, – говорит, – есть. Ещё одно найду – два будет. Так брёвнышко к брёвнышку и наберу сколько надо.

Отнёс брёвнышко к ореховому кустику, возле которого решил дом себе строить, вернулся в чащу. Идёт, аукает:

– Ау! Как там у тебя, Рваный Бок? Нашёл что-нибудь?

– Нет, – отвечает Рваный Бок и тоже спрашивает: – А ты?

– Я уже нашёл, сделал почин.

«Смотри ты, удачливый какой друг у меня», – подумал Рваный Бок и стал зорче по сторонам глядеть.

Идёт, смотрит – дощечка на просеке лежит. Дед Матвей ехал на колхозную пасеку, обронил. Прошёл мимо неё Рваный Бок.

– Было бы их две, а из-за одной и наклоняться не стоит, спину гнуть.

А Пушок идёт следом, смотрит – дощечка лежит. Подобрал её.

– Одна, – говорит, – есть. Ещё одну найду – две будет. Так дощечка к дощечке и наберу сколько надо.

Отнёс её к ореховому кустику, вернулся, аукает:

– A-у! Где ты, Рваный Бок? Нашёл что-нибудь?

– Нет пока, – откликается Рваный Бок. И тоже спрашивает: – А ты?

– Я опять нашёл.

«Гляди ты, удачливый какой друг у меня, везёт ему и везёт», – подумал Рваный Бок и прошёл мимо ещё одного брёвнышка, а Пушок шёл за ним, подобрал.

Так брёвнышко к брёвнышку, дощечка к дощечке и набрал Пушок сколько нужно было и построил себе дом. С двумя крылечками, с палисадником. Глянул как-то Рваный Бок, а уж у друга и дым из трубы идёт.

Сказал:

– А! Я ещё и брёвнышек набрать не успел, а уж он в своём доме печку топит. Что ж, кому, видно, как повезёт.

И ушёл в самую глубь рощи, может, там что отыскать удастся, может, хоть в этот день повезёт ему.