Текст книги "Гостиница «Сигма» сб. (ил.В.Высоцкого)"

Автор книги: Владимир Михановский

Глава 5
ВЕК XXXII

 
Неизвестная земля,
Полускрытая туманом,
Нет названья птицам странным,
Нет вам имени, поля.
Посреди закатных стрел
В смертной схватке запад бился,
Мир неведомый открылся
Каравану каравелл!..
Было так. Ну, а теперь?
Мы штурмуем купол синий,
Мы шагнули в звездный иней
И открыли в космос дверь.
Будет так: ионолет
Серебристой каравеллой
От Земли отчалит смело
В галактический полет.
Лягут на пути года,
Сердце памятью тревожа.
Не предел, наверно, тоже
И далекая звезда.
…Словно тонущего крик,
Над водой закат метался,
Дальней синью наливался
Неоткрытый материк.
 

…Трудны они были, бессонные ночи капитана. Джой Арго вновь и вновь вспоминал и анализировал каждый миг, протекший с того момента, как орионцы ступили на Землю. Начинался финиш нормально. Григо удачно положил корабль на курс к Земле. Правда, в полете переговорить с землянами не удалось, и на корабельных экранах они ни разу не показались. Но, может быть, что бы ни говорили техники, в этом все же была повинна аппаратура «Ориона»? Предположим. Что было потом? Вышли на орбиту вокруг Земли, стали выискивать подходящую площадку для приземления шлюпки. И тут повезло – хорошую площадку обнаружили уже на втором витке, это случилось над Австралийским континентом. Внизу отыскали космодром, на который можно было садиться. Оставалось отчалить от «Ориона» и приступать к спуску, но Григо неожиданно заупрямился: он потребовал, чтобы корабль сделал непременно три витка вокруг Земли. Три витка, и никак не меньше.

Внезапным требованием штурмана и началась для орионцев, пожалуй, цепь странностей.

Никаких разумных доводов в пользу своей настойчивости Григо привести не смог. Необходимы три витка, и точка!

Ну, предположим, штурман устал, изнервничался, думал Арго, ворочаясь в постели. Все они были на пределе, к тому же безмерно взволнованы предстоящей встречей с Землей, на которой с момента старта протекло десять веков.

Однако же и потом Григо никак не мог объяснить свое поведение. «Будто затмение нашло, – говорил он и добавлял: – Будь я мистиком, то сказал бы, что это был внутренний голос».

Так или иначе, шлюпка приземлилась на облюбованной площадке. Теперь уже ясно стало, что это самый настоящий космодром. И снова странность: подобные космодромы были тогда, когда «Орион» стартовал к звездам. Неужели же с тех пор они не изменились, не усовершенствовались? Невероятно. Что же, Земля застыла на прежней ступени развития? Или… или была вынуждена застыть?

Именно тогда родилось страшное подозрение, что Земля давно покинута людьми. Мало ли причин могло возникнуть для этого…

Встретили их автоматы, собранные в прозрачной сверкающей капле. Что же, само по себе это естественно: карантин, правила безопасности и прочее. Много тогда рассказывал о карантинной службе Земли Петр Брага, стараясь успокоить взволнованных орионцев… Нет, он рассказывал о карантинной службе потом уже, когда автоматы поместили их в это проклятое здание, из которого нет выхода. Правда, сведения его несколько устарели, поскольку относились ко времени старта «Ориона», но лучше что-то, чем ничего.

Пожалуй, самое обидное даже не то, что их возвращение на Землю обернулось такой чудовищной нелепицей, не то, что они оказались в плену, из которого до сих пор не отыскали выхода. Самым обидным капитану и остальным орионцам представлялось то, что их полет, их дальний поиск, полный титанического труда и порой смертельного риска, оказался напрасным. Кому передадут они результаты полета к дельте Цефея? Уж не Семиглазу ли?

Капитан встал выпить воды. Вода в стакане стала теплой, а он любил ледяную, от которой ломит зубы и немеет язык.

Огромное строение спало. Круглый зал, посреди которого играл фонтан, напомнил ему кают-компанию на «Орионе». На «Орион» бы вернуться, что ли?.. Честное слово, в полете было легче.

За прозрачной стеной зала, словно призраки, высились ночные деревья, раскачиваемые резким ветром. Поодаль там и сям мерцали строения, облитые голубоватым лунным сиянием. Кто обитает в них? Быть может, такие же, как орионцы, горемыки, возвратившиеся со звёзд? Пленники машин, лишенные свободы? Наверно, никогда он, Джой Арго, не раскроет эту тайну, так же как не узнает, что это за облака, постоянно клубящиеся под прозрачным полом центрального зала.

Джой пил долго. Отдыхал и снова ловил холодную струю, в которой угадывалась горечь миндаля. К себе возвращался тихо, стараясь не разбудить спящих.

Двери комнат, выходящие в коридор, стены, пол, потолок – все светилось безжизненным светом.

У дверей своей комнаты – он чуть было мысленно не назвал ее отсеком – капитан помедлил. Шальная мысль пришла в голову: а что, если сейчас кликнуть клич, поднять орионцев и пойти на штурм крепости? Сокрушить Семиглаза, вышибить двери и выйти на волю!

Джой Арго взялся за ручку двери, усмехнулся и покачал головой. Возможно, и придется пойти на это, но пока еще рано. Даже примитивный штурм, в конце концов, требует тщательной подготовки. Думай, думай, капитан, ищи выход. Впрочем, он ли не думает? Голова от мыслей пухнет.

Войдя в комнату, Джой осторожно притворил двери. Узкая койка, смятая постель, казалось, излучали бессонницу.

Капитан подсел к столу, разложил перед собой биоблоки, похожие на карандаши разной длины, исписанные пластиковые листки. Вот она, квинтэссенция того, ради чего «Орион» продырявил космическое пространство.

Нет, Семиглазу он все это не отдаст – только людям, если они есть еще на Земле…

Капитан один за другим перебирал листки, биопатроны. Вот он, бесценный клад для астрофизиков, для всех землян. Здесь все о загадочной некогда звезде дельте Цефея. Как это говорили раньше? Цефеиды – маяки Вселенной… Здесь есть все: точные данные о периодическом изменении блеска, величина периода, измерения спектра, температуры разных звездных слоев и прочие физические параметры. Эти Монбланы фактических данных ждут своих истолкователей, тех, кто горы разрозненных цифр сумеет свести в единую картину. Общие контуры этой картины орионцы сумели наметить еще там, в полете. Дельта Цефея пульсирует подобно гигантскому сердцу. То надувается, то вновь опадает огромная резиновая груша…

Благодаря своему беспокойному характеру Цефеиды видны с далекого расстояния. Именно это их качество и заинтересовало Координационный совет землян. Если знать период и видимый блеск такой пульсирующей звезды, то можно с легкостью подсчитать и расстояние до нее, а это очень важно в космической навигации. Потому люди и назвали Цефеиды маяками Вселенной.

Снаряжая «Орион» к дельте Цефея, Координационный совет дал задание: исследовать эту звезду, выяснить, в силу каких физических причин она пульсирует. Раскрыв тайну дельты Цефея, человек получит ключи еще к одной загадке мироздания, сумеет в будущем – как знать? – зажечь собственной рукой новые маяки в глубинном пространстве, вдоль наиболее оживленных звездных трасс.

Что ж, «Орион» задание выполнил. Вот они, ключи от загадки, лежат на столе перед капитаном. Но где руки, которые возьмут эти ключи? Где земляне?..

Один биопатрон, отмеченный еле заметной царапиной, капитан долго вертел в руках, затем приставил его к виску, хотя и знал наизусть все, что там записано.

Это был его разговор с Любавой, памятный разговор в астроотсеке, происшедший вскоре после того, как «Орион», возвращаясь домой, вынырнул из последней пульсации недалеко от границ Солнечной системы.

Джой Арго закрыл глаза, потрогал бороду. Перед его мысленным взором возник тесный и неудобный отсек внешнего наблюдения, сплошь заставленный телескопами и снаряжением для выхода в открытое пространство.

Там, в отсеке, находился капитан. Улучив свободную минуту, он разглядывал в телескоп покинутую дельту Цефея. Теперь она казалась заурядной звездочкой. «Почти такой же кажется она с Земли», – подумал капитан.

Люк отворился. Джой оглянулся – в отсек вошла Любава. Вошла – это только так говорится. В свободном полете – а именно таковым был полет «Ориона» по выходе из пульсации – на корабле царила невесомость. Установки осевого вращения, создающие на борту искусственную тяжесть, на обратном пути не включались – приходилось экономить ядерное горючее.

Любава ловко переместилась к капитану, перебирая руками вдоль штанги невесомости. Капитан посмотрел на тоненькую девушку, опустившуюся рядом с ним. Глухо щелкнули магнитные присоски – это ее ноги коснулись пола. Джою навсегда запомнился ее взгляд – странный, обжигающий.

– Что нового в космосе, капитан? – первой нарушила молчание Любава.

– Все покинутую дельту Цефея вспоминаю, – улыбнулся Джой Арго.

– Да, ее не забудешь, – согласилась Любава.

– Хочешь взглянуть? – спросил капитан, кивнув на телескоп.

Любава прильнула к окуляру. Она смотрела на звезду долго-долго. Наконец оставила телескоп и резко повернулась к капитану.

– Джой, я давно хотела спросить тебя… – начала она и запнулась.

– Да?

– Вот мы вернемся на Землю… уже недолго ждать. Что ты решил для себя? Так и останешься на Земле? Или снова уйдешь в космос?

– Что мне Земля? – ответил тогда Джой. – Меня к ней мало что привязывает. Отдышусь немного, посмотрю, чего земляне достигли за время нашего полета, и снова в пространство. Такая у меня профессия.

– А куда полетишь?

– Не все ли равно? – махнул рукой капитан. – Послушаю, что предложит Координационный совет. Космос, слава богу, просторен. Может, полечу куда-нибудь новую трассу осваивать, бакены расставлять.

– Бакены?

– Я имею в виду маяки, – пояснил капитан. – Превращать обычные звезды в пульсирующие… А у тебя планы какие?

– Не знаю, Джой… – Голос девушки дрожал.

– Твой путь ясен, – сказал капитан. – Останешься на Земле. Заведешь семью, корни пустишь…

– Возьми меня с собой, капитан, – произнесла неожиданно Любава и посмотрела на него.

Мысли капитана снова вышли на привычную орбиту.

Попытаться установить контакт с помощью биосвязи? Безнадежное дело. Если бы люди были на Земле, они давно так или иначе проявили бы себя.

Нужно действовать – такое решение исподволь зрело у Арго.

В последние дни капитана больше всего беспокоило общее недомогание, которое стало проявляться у всех членов команды. Первым, кажется, заболел Брок. Капитан заметил, что он уже несколько дней ничего не ест.

– Это как гроза, как наваждение. Ничего не могу с собой поделать, – произнесла Любава, глядя в сторону. – Может быть, пройдет? – с надеждой глянула она на Джоя.

– Наверно, пройдет, – согласился с грустью Джой.

– Но я не хочу, чтобы прошло! – воскликнула Любава. – Не хочу, понимаешь? Хочу всюду, всегда быть с тобой. И на Земле, и в пространстве.

Голос Любавы прервался. Капитан отнял от виска биопатрон, и видение отсека исчезло.

Те, кто еще ходит, установили у постели штурмана непрерывное дежурство.

Джою дежурить еще через четыре часа. Можно, даже необходимо поспать, но сон не идет. Прилечь все же, что ли?

Поворочавшись, капитан встал, снова оделся – легкий комбинезон показался ему пудовым – и пошел в комнату, где лежал Григо. Широкие ночные переходы казались бесконечными. Центральный зал, через который проходил капитан, освещался луной, светившей сквозь прозрачную стену. К голубоватому свету луны орионцы успели уже привыкнуть. Под полом не спеша проплывали бесформенные тени. Шаги капитана еле слышно отдавались в тишине.

Подходя к двери, за которой находился Григо, капитан замедлил шаг. Прислушался. Из-за двери не доносилось ни звука. Сейчас дежурил Петр, который, едва почувствовав улучшение, вызвался посидеть у постели Григо.

Арго приотворил дверь, и Петр осторожно выскользнул в коридор. Белое лицо математика застыло, как маска. «Наверно, и я такой же», – подумал капитан, поймав взгляд Браги.

Петр тихонько прикрыл за собой дверь и прислонился к стене.

– Ну, как он? – шепотом спросил капитан.

– Уснул, слава богу.

– Улучшения нет?

– Где там! – махнул рукой Петр. – Спасибо, что пока ухудшения нет. Долго заснуть не мог. Бредил недавно.

– Что-нибудь новое?

– Все то же, – сказал Петр. – Забыть не может эти три злополучных витка. Похоже, они превратились в навязчивую идею.

Капитан погладил бороду.

– И Семиглаз от нас отвернулся, – сказал он.

– Семиглаз не всесилен, – вздохнул Петр. – Наверно, найти лекарство против нашей болезни он не в состоянии.

– Что ж, тогда сами поищем для себя лекарство, – сказал капитан.

– Ты о чем, Джой? – спросил Петр.

– Потом, потом… Скажи-ка лучше, что ты даешь Григо? – перевел разговор Джой.

– Любопытная штука, – оживился Петр. – Как ты помнишь, в ответ на наши просьбы дать заболевшим какое-нибудь лекарство Семиглаз ответил отказом. Дать нам он ничего не смог…

– Или не захотел, – вставил Джой.

– Семиглаз ограничился одним-единственным советом: он порекомендовал заболевшим пить побольше воды из фонтана.

– Вот что, – сказал капитан. – Ты ступай и оповести всех, кто еще может ходить, пусть соберутся в центральном зале. – Оглянувшись и понизив голос до еле слышного шепота, он пояснил: – Будем готовить штурм.

– А Семиглаз? – шепотом переспросил Брага.

– Продумай, как отключить его. Пусть техники готовят холодное оружие из всех подручных средств.

– Но мы можем повредить систему Семиглаза! – прошептал испуганно математик.

– Именно такова теперь наша цель, – усмехнулся капитан. – Ступай и займись.

– Но… у меня дежурство… – пробормотал Петр.

– Я тебя сменю.

– Да ты на себя взгляни! Тебе лежать надо.

– Ступай, Петр, – сказал капитан. – Это приказ.

Когда Брага скрылся за коридорным поворотом, Джой вошел в комнату. Штурман метался на койке, тяжело дыша. Несмотря на явно высокую температуру – от него так и веяло жаром, – Григо был бледен как смерть.

– Пить, – хрипло попросил Григо, не раскрывая глаз. Капитан, покосился на графин, стоящий рядом на столике, но воды не налил. Ему и самому чертовски хотелось пить.

За стеной здания занималось далекое утро. Облака, все время клубившиеся под полом, приобрели новый, зловещий характер. Прежде серые, иногда полупрозрачные, они налились грозовой чернью.

– Такие облака выпускает осьминог, когда ему плохо, – топнув по полу, сказал кто-то.

– А на «Орионе» осталась лазерная пушка для распыления метеоритов, – вздохнул Петр.

– Да, вооруженьице у нас не того, – сказал кто-то. – Прямо заметим, примитивное вооруженьице.

– Как у питекантропов, – добавил Брок, щеголявший знаниями по истории Земли.

Джой Арго оглядел собравшихся, задержался взглядом на нескольких носилках, составленных у фонтана. Разговоры смолкли.

– Сейчас разобьемся на штурмовые группы, – сказал капитан.

– Первая постарается вышибить дверь. Задача второй группы – удержать пролом: возможно, материал самовосстанавливается…

Белые как мел лица орионцев были полны решимости.

– Я пойду впереди, – сказал капитан, закончив свой короткий инструктаж.

Глава 6
ВЕК XXII

 
Когда созреют гроздья звезд,
Расправит плечи Млечный Мост,
И тишь падет росою жадной,
И августовский ветерок —
Лишь отдыха настанет срок —
Повеет сыростью прохладной,
Тогда раскроется душа,
Читай ее, листай страницы!
И из небесного Ковша
Тебе захочется напиться.
Напиться звездной красоты,
Напиться гулкой высоты,
В простор немеряный подняться,
Вдохнуть озон чужих планет, —
Ты знаешь: там встает рассвет
И новые миры родятся…
Родится мир не сразу, нет!
Сперва – лишь контур, силуэт,
Набросок будущего мира.
И долго, подминая даль,
Кружит туманности спираль,
Как будто замысел Шекспира…
 

После возвращения на Землю работа поглотила Борцу. Кораблей из космоса приходило немало, и карантинная служба на недогрузку не жаловалась.

Каждую свободную минуту, однако, Борца отдавал своему любимому детищу – машине синтеза. Домой он заезжал нечасто – городскую квартиру Борца невзлюбил после печальных событий, первой жертвой которых стал бедняга Бузивс.

С Зарикой они каждый день общались по биосвязи. Борца рассказывал о своей работе, о новых кораблях, возвратившихся на Землю, делился огорчениями, связанными с машиной синтеза, одиночеством и тоской. Зарика хвасталась научными успехами – они и впрямь были удивительны.

У Зарики выявился прирожденный талант биолога. Живая клетка была для нее открытой книгой.

Однажды, когда день выдался особенно погожий, и солнце припекало совсем по-летнему, и сосульки на крышах и карнизах таяли, обдавая прохожих брызгами, Борца почувствовал, что больше ждать невозможно: он должен сейчас же, немедленно, услышать Зарику, должен увидеть ее – не по видео, а рядом. С трудом выбрав свободное местечко на скамейке городского сквера, по которому он проходил, Борца сел и постарался сосредоточиться, готовясь к разговору с Зарикой. Затем сунул руку в карман и, сжав в кулаке маленький шарик биосвязи, закрыл глаза. Перед его мысленным взором выплыло лицо Зарики.

– Ты не на работе? – изумилась Зарика.

– Уже освободился. И завтра у меня свободный день. И по этому поводу предлагается, чтобы научный сотрудник биостанции Зарика обратилась к своему профессору с просьбой…

– Ладно, – неожиданно согласилась Зарика. – Ты упрям, как сорок тысяч роботов. Где встретимся?

– Вот это деловой разговор! – обрадовался Борца. – Лыжи я для тебя припас. Буду ждать тебя в Музее звездоплавания. Оттуда до моего загородного коттеджа рукой подать.

Автопилот сообщил, что аппарат приближается к цели. Голос его был неприятен и чем-то напомнил Зарике рычание Бузивса.

…За иллюминатором проплыла стая птиц, вытянутая клином. Впереди, тяжело махая крыльями, летел вожак. Он вел стаю, преисполненный чувства собственного достоинства, а также ответственности за всех, кто летел за ним. Даже аппарат, пронесшийся рядом, не заставил его свернуть с пути. А может быть, птицы привыкли к каплевидным машинам, бесшумно бороздящим воздушный океан?..

– Величайшее чудо в мире – это жизнь, – убежденно произнесла Зарика. – А главный человек – биолог.

– Ошибаешься: изобретатель.

– Ну, с этим мы еще поспорим!

Машина, послушная программе, пошла на снижение.

– Под нами плантации трабо, – сказал Борца.

Зарика присмотрелась. Кое-где можно было заметить оранжевые точки – плоды трабо.

– Трудно было привить трабо на Земле? – спросила Зарика.

– Долго не удавалось, – ответил Борца, – лет сто. Между прочим, именно в этих краях некогда произошло открытие, которое может тебя заинтересовать как биолога. С Венеры шла ракета-автомат с грузом трабо. По пути она попала в метеоритный поток и повредила свою систему управления. Над Австралией система отказала. Представь себе девятисоттонную громаду, которая каждую секунду может увеличить угол атаки и врезаться в Землю. Дело, правда, обошлось благополучно. Выпустили перехватчик. Он пытался в воздухе поправить дело, но это оказалось невозможным.

– Корабль подорвали?

– Нет, просто разрезали на куски лазером, – сказал Борца. – А груз потом собрали. Часть трабо просыпалась над заповедником, который примыкает к космодрому. Через два года заметили, что на одном из участков заповедника количество зверья сильно возросло. Пошел туда лесничий. Видит – ложбинка, а в ней настоящее столпотворение. Теснятся там животные, позабыв про свои обычные распри. Подходит он ближе; видит – низкорослый куст, синеватые листья, а на ветках висят странные оранжевые плоды. Животные их нюхают и лижут. Кенгуру для этого нагибается, полевая мышь – встает на задние лапы… Долго стоял лесничий, до самого вечера. Когда стемнело, плоды трабо – а это были они – начали светиться. В общем, оказалось, что один из множества затерявшихся плодов не погиб, а пророс и дал начало новому, земному трабо.

Приземлившись, Зарика и Борца направились к дому, полузанесенному снегом. Вчерашний обильный снегопад постарался вовсю. То Зарика, то Борца по пояс проваливались в сугробы, поскольку Зарике вздумалось идти к дому не по аллее, а напрямую.

Издали дом напоминал неподвижную полупрозрачную медузу.

– У нас в «Сигме» тоже был дом, стены которого меняли прозрачность, – сказала Зарика.

– Опять! – воскликнул Борца, воздев руки.

– Что опять? – не поняла Зарика.

– Опять мы предаемся воспоминаниям!

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Взойдя на крыльцо, счистили снег, затем Зарика пошла бродить по комнатам первого этажа, а Борца занялся чаем – эту важную работу он никогда не передоверял робу.

– Отдых? – спросил Борца после чаепития.

– Лыжи, – сказала Зарика.

Они вышли. Борца помог Зарике застегнуть крепления.

– Делай, как я, – сказал он. – Спешить не надо.

Поначалу дело шло туго. Зарика, пытаясь вырваться вперед, часто падала, но постепенно она освоилась, так что Борца в конце концов был вынужден признать, что Зарика – способная ученица.

Мохнатый белый зверек вырвался из-под самых лыж девушки и крупными скачками умчался прочь.

– Эгей, косой! – крикнул Борца.

Снег под лыжами оседал, и идти было нелегко. Они вошли в рощу.

Зарика воткнула палки в снег.

– В воздухе пахнет весной, – сказала она. – Подумай, как время бежит.

– Время… А мы могли и не встретиться во времени, – сказал Борца. – Даже подумать страшно. Избери «Альберт» другой режим полета, другую скорость – и между нами пролегли бы десятилетия.

Побывав на плантации трабо, полюбовавшись паломничеством зверья к оранжевым плодам, они вернулись домой.

Внутри дом был более просторным, чем можно было судить по его внешнему виду.

– Так вот где ты проводишь свободное время, – сказала Зарика. – А где твоя лаборатория?

– Внизу.

Они вошли в большую, почти темную комнату. Зарика остановилась у порога.

– Ничего, глаза сейчас привыкнут, – произнес Борца.

Из мглы стали проступать контуры чего-то огромного, высящегося посреди комнаты. Зарике показалось, будто невидимая птица слегка коснулась крылом ее лица. Инстинктивно она сделала шаг назад. Установка источала ветер. Или, может быть, таково было действие силового поля?

Глаза Зарики постепенно привыкли к слабому свету, струившемуся неизвестно откуда.

– Как она работает? – прошептала Зарика, протянув руку в сторону машины.

– Увы, пока она не работает, – вздохнул Борца. – И не знаю, будет ли.

– А как должна работать?

– Я же объяснял тебе, – сказал Борца. – Что нужно, чтобы собрать какую-нибудь машину? Прежде всего – чертеж. Затем – необходимые материалы. Человек вырезает, выплавляет, вытачивает на станке нужные детали, затем собирает их, пригоняет друг к другу – и машина готова. А я подумал: почему не посмотреть на вещи шире? Ведь любая машина – это не что иное, как разные количества разного материала, соответственно обработанного, и эти материалы распределены в пространстве так, как этого требует рабочий чертеж. Ну, а любое вещество – это сгусток соответствующих атомов и молекул, не так ли? Потом мне пришло в голову: а почему бы не распределять в пространстве эти атомы и молекулы с помощью силовых полей? И вот перед тобой воплощение моей идеи. Все вроде на месте, механизм ясен, только вот как запустить его, ума не приложу, – закончил Борца.

– Что ты хочешь получить в своей машине синтеза? – спросила Зарика.

– О, для начала хоть бы какой-нибудь пустячок, – сказал Борца. – Я пробовал с помощью силового поля получить из кусочка серебра вилку – ничего не вышло. Пытался собрать из молекул алюминия крохотный подъемный механизм – с тем же успехом. Я проводил тысячи опытов, без устали менял поля, варьировал рабочие вещества, но до сих пор не добился никаких результатов. Перед тобой типичный изобретатель-неудачник, – с горечью заключил Борца.

– Но я знаю, что ты изобретал и другие вещи и они тебе удавались, – сказала Зарика.

Борца покачал головой.

– Все прочее, что я делал, связано с машиной синтеза, все ей посвящено, – сказал он. – И логические цепи, и ячейки памя ти… Но что в них толку, если машина синтеза все же не работает.

– А сейчас какое там рабочее вещество? – спросила Зарика, кивнув в сторону установки.

– Я задумал одну хитрую штуку. – Борца понизил голос. – В качестве рабочего вещества решил попробовать органические соединения, распыленные на молекулы. Главная составная часть этой смеси, которая находится в контейнере, – табак…

Зарика бросила на Борцу быстрый взгляд.

– Да, тот самый, – подтвердил Борца. – Не бойся, эти стенки ничего не пропускают.

Девушка присмотрелась к однородной зеленоватой массе, заполняющей огромный куб контейнера.

– Механизм действия установки ясен. Только вот как запустить его, не знаю, – донеслись до нее грустные слова Борцы.

Когда Борца упомянул про табак, на Зарику нахлынули воспоминания. Припомнился ей «Альберт», который без устали нес их экипаж столько лет, а теперь его готовят к тому, чтобы поставить на вечный прикол в Музее звездоплавания. Всегда есть что-то грустное в том, когда ветеран выходит в отставку…

Перед Зарикой в глубине контейнера начали медленно проступать размытые контуры какой-то продолговатой туманности. От туманности отходили щупальца, они подрагивали в такт какому-то ритму. «В таком ритме работает сердце установки», – припомнила Зарика. В туманности, которая меняла формы, Зарике вдруг почудились знакомые контуры. Подойдя вплотную к установке, она присмотрелась внимательнее. Вот строгие линии ракетных дюз… Сдавленный шар головного отсека… Переходные камеры… Да ведь перед ней «Альберт», только уменьшенный в несколько тысяч раз!

Зарика обернулась к Борце и хотела ему что-то сказать, но он схватил ее за руку с такой силой, что она чуть не вскрикнула, и прошептал:

– Тише! Ничего не говори, молчи, умоляю… И думай, думай…

– О чем?

– Ты ведь подумала сейчас об «Альберте», не правда ли? Вот и думай все время о нем.

Зарика добросовестно думала об «Альберте», и туманность внутри куба приобретала все более отчетливые очертания. Теперь уже не было никаких сомнений – машина синтеза воспроизвела модель корабля.

– Думай еще… еще… – просил, умолял, требовал Борца.

Но модель в контейнере начала таять, словно кусочек сахара, брошенный в горячий кофе. Сначала исчезла плоская чаша в корме – фотонный отражатель, или парус, как называли его альбертиане; затем растаяла груша оранжерейного отсека; после нее наступил черед астрономической обсерватории, расположенной сразу за головным отсеком. Еще несколько минут – ив контейнере снова была лишь однородная зеленоватая масса.

Как жалел Борца, что не захватил с собой кино– или хотя бы фотоаппарат!

Когда они вышли из комнаты, Борца остановился и произнес:

– Ты принесла мне счастье, Зарика.

Девушка улыбнулась.

– Хорошо, только отпусти мою руку, – попросила она.

Борца смешался.

– Извини, – пробормотал он. – Ты же знаешь, этой минуты я ждал всю жизнь. Сегодня машина синтеза впервые заработала… благодаря тебе.

– Что же все-таки произошло? – спросила Зарика, когда они поднялись наверх.

– Откровенно говоря, я пока ничего не понимаю, – развел Борца руками. – Все мои расчеты спутаны. Неужели поля можно вызывать не только индуцированном, но и простым напряжением мысли?! Нет, не верю.

В настроении Борцы произошла разительная перемена. Минуту назад он был счастлив, теперь рядом с Зарикой сидел разочарованный, какой-то растерянный человек.

– В машине синтеза бродят неизвестные мне силы, – сказал он. – Я собрал установку, которой не могу управлять. Джинн, который мне не подвластен.

– Но ведь модель «Альберта» возникла, как только я о ней подумала, – произнесла Зарика. – Значит, установлена новая закономерность.

– Не закономерность это, а простая случайность, – махнул рукой Борца.

– Случайность? – возмутилась Зарика. – Как только я подумала о корабле, он тут же…

– Совпадение, – перебил Борца. – И ничего тут странного нет. К «Альберту» ты, наверно, часто возвращаешься в мыслях. Разве не так?

Зарика кивнула.

– Ну, а что касается машины синтеза, то в ней, как я давно подозревал, время от времени возникают блуждающие поля, неподвластные мне. Они-то и вызвали перераспределение рабочего вещества в камере.

– Такое совпадение… – Зарика запнулась, подыскивая слово, – невероятно, – закончила она.

– Маловероятно, – поправил он, – так сказал бы Петр Брага, и это математически ближе к истине. Вероятность случайного совпадения есть, хотя она и чудовищно мала. Но если она не равна нулю, значит, событие может когда-нибудь произойти.

– Значит, по-твоему, и чайник на раскаленной плитке может замерзнуть?

– Может. Физики подсчитали и такую вероятность, – сказал Борца.

– А если права все же я? – упрямо сказала Зарика.

– В таком случае мы должны воспроизвести опыт! – воскликнул Борца. Он вскочил и схватил ее за руку. – Пойдем к машине синтеза!..

…Увы, Борца оказался прав. Несмотря на все усилия, опыт повторить не удалось. Зарика добросовестно думала и о корабле, на котором вернулась на Землю, и о каплевидном автолете, и о простейших предметах, например о шаре, но зеленоватое вещество, наполняющее камеру синтеза, оставалось неподвижным. Борца посмотрел на часы и ахнул.

– Последний наш свободный вечер убили! Прости, Зарика, – сказал он.

До отлета Зарики оставалось полтора часа.

– Ты хоть отдохнула немного? – спросил Борца.

– Конечно, милый. Вспомнила, как ходят на лыжах, которые я знала сто лет назад, видела плантации трабо. Что еще? Музей звездоплавания мы посмотрели, хотя жаль, что там нет пока «Альберта»… А главное – я везу на биостанцию этот трофей, – указала Зарика на пакет, в котором было несколько плодов трабо. – Недаром, видно, их так любит зверье.

Они помолчали.

– Послушай, Борца, а у тебя есть единомышленники? – неожиданно спросила Зарика.

– Единомышленники? – не понял Борца.

– Я имею в виду – те, кто разделяет твою идею машины синтеза, – пояснила Зарика.

– Я же говорил тебе – мои знакомые физики смотрят на мою работу скептически, – с раздражением произнес Борца. – Считают, что она преждевременна.

– Надеюсь, твоими знакомыми круг земных физиков не исчерпывается?

– Другие не знают о моей работе.

– Как! Ты не делаешь публикации? – удивилась Зарика.

Борца покачал головой.

– Но это же глупо! Ты должен, нет, просто обязан собрать все результаты и сделать статью.

– Какие там результаты…

– Какие есть, – сказала Зарика. – И сегодняшний случай с «Альбертом» упомяни обязательно.

– Ну уж это ни к чему, – решительно возразил Борца. – Посмеются только, скажут – померещилось.

– Мы своими глазами видели модель корабля.

– Ну и что? Ведь повторить-то опыт не удалось. А в науке только то имеет ценность, что можно воспроизвести, – произнес Борца.

– Все равно опиши этот случай, – настаивала Зарика. – Кому-нибудь он пригодится.

– Потомкам?

– Хотя бы.

– Хорошо, опишу, – с неохотой согласился Борца. Над прозрачным потолком промелькнула большая тень.

– Ну, вот и все, – поднялся Борца. – Автолет прибыл. Пора ласточке возвращаться в свое гнездо…

Когда они садились в кабину, Борца спросил:

– Как ты считаешь, можно в принципе полюбить неудачника?