Текст книги "Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают"

Автор книги: Владимир Величко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Подозрение…

– Где-то я эту историю про петлю и уши уже слышал, – задумчиво сказал Женька Зенин, сосредоточенно снимая шкурку с вяленого рыбца.

– Да я тоже. Причем есть много анекдотов о медицине, и все рассказывавшие клянутся, что именно они были свидетелями – прямо пяткой себя в грудь бьют, – пробурчал Мишка Биттер.

– Что, господа, вы мне не верите, что именно у нас это было?.. ну, про уши?

– Успокойся, Самуилыч, успокойся. Верим мы тебе. Ведь в любом случае первоисточник установить не представляется возможным, так что кто рассказывает, тот и есть свидетель.

– Хм, ну тогда позвольте и мне побыть свидетелем. Я вам сначала анекдотик из студенческой юности поведаю, свидетелем которого я был на самом деле, ну а потом – коротенькую историю из реальной работы эксперта, кстати, довольно постыдную…

– Давай, Зенин, перехватывай инициативу, кайся!

Женька, чем-то напоминающий Портоса, откашлялся и гулким, почти левитановским голосом начал:

– Курс нормальной анатомии человека у нас читал профессор Топольянский. Участник войны, орденоносец, человек очень немногословный, умеющий одним словом, коротким предложением сказать очень многое. К нашему удивлению, он взял нашу же группу и на практические занятия. Вел он их превосходно. Все рассказывал и показывал как-то очень образно, и поэтому все запоминалось отлично, и по успеваемости группа была не из последних на нашем курсе. И расскажу я вам случай, произошедший на экзамене. Проводил он его (не случай, экзамен) так: запускал всю группу в комнату, студент тянул билет, секретарь его записывал, а профессор, откладывая его в сторону, спрашивал испытуемого наугад. Например, давал в руки большеберцовую кость и просил студента рассказать, какие мышцы, сухожилия к ней крепятся, и все это продублировать по латыни. Ну, как-то примерно так. И вот была в нашей группе девочка – представительница одного малочисленного народа Севера. Училась она средненько: так, между тройкой и четверкой – а кроме того, была очень застенчивой и робкой. Вот, значит, на экзамене пришел ее черед отвечать. Профессор подводит ее к скелету человека и мягко так, доброжелательно говорит:

– А вы, милочка, расскажите прямо по скелету, как называются кости, какие органы и где помещаются – в общем, все о человеке. Но, – говорит профессор, – кратко, в общем, поняли? – Студентка кивнула и, покраснев, начала:

– Это, – говорит она, показывая на череп, – череп, cranium и его кости, – и довольно подробно их перечисляет, в том числе и по латыни.

– Очень хорошо, давайте-давайте, – подбадривает ее профессор. И вот студентка дошла до таза. В целом она хорошо рассказала – и про кости, его составляющие, и где что расположено…

– А тут, – сказала она, покраснев, – был… был… penis!

Профессор с каменным выражением лица, не дрогнув ни одной его мышцей:

– Он здесь не был, – и через короткую паузу, – он здесь бывал! Это скелет женщины!

Как говорится, занавес, гомерический хохот, и вся группа – под столом.

Отсмеялись и мы, а Женька и говорит:

– Давайте теперь не будем отвлекаться и говорить о том, что этот случай именно с ними и произошел, и чтоб время не терять. Короче, я хочу рассказать вам то, что никому и никогда не говорил, ладно? Ну и вы – никому! Договорились? – и Женька улыбнулся.

– Городок наш стоит на федеральной автодороге, поток транспорта на которой довольно велик, хватает там и нарушителей, и просто лихачей, поэтому количество людей, превращающихся в трупы прямо на трассе, довольно велико. И все они поступают ко мне. Вот и в то утро, придя на работу, я обнаружил, что имеется одна «автодорожка». Из направления следователя я вычитал: погиб перегонщик автомобилей. Знаете, в конце 90-х годов был довольно прибыльный бизнес – перегонять с Востока на перепродажу, да и просто друзьям, подержанные «праворукие» японские автомобили. Дело было ранней весной: скользкий накат на дороге, элементы льда, да бессонная ночь, усталость (все-таки почти четыре тысячи километров за спиной) – вот водитель, дреманув, и выехал на «встречку», в результате – лобовое с «КамАЗом».

Женька немного помолчал, сделал несколько глоточков, пожевал рыбку, уйдя в свои мысли, а затем продолжил:

– Вы, коллеги, особо не напрягайтесь. Ничего при вскрытии этого трупа я не обнаружил: никаких там огнестрелов – типа, как в твоем рассказе, Виталий Иваныч, ни ножей в спине, ни странгуляции на шее… Ничего этого не было, а была банальная травма в салоне легкового автомобиля. Без каких-либо отклонений, разве что жутко массивная. После исследования мы поместили труп в холодильник и на какое-то время про него забыли. Родственники за телом приехали день на третий, не раньше: иногородние, как-никак. Тело забирала старшая сестра погибшего – очень спокойная женщина. И вот выдаю ей врачебное свидетельство о смерти, какие-то документы и те мелочи, что были при нем: ключи, часы. Все как положено. Она расписывается и говорит:

– Вы знаете, доктор, у него при себе должны быть деньги – пять тысяч долларов, – и смотрит на меня. Спокойно, в общем-то, без особой подозрительности. А меня в краску бросило. Мгновенно, молнией проскочили мысли: «Пять тысяч!.. Где?.. Санитар?.. Ерунда, не может быть, тысячу лет вместе работаем… Не заметили?.. Там одежды нет, прятать негде…В сумочке? …Да ее же не было…».

А она между тем продолжает:

– Он нам звонил из Иркутска и сказал, что купить ту машину, что хотел, у него не получилось, и поэтому часть денег везет назад. И назвал именно эту сумму.

Я, ребята, честно говоря, растерялся. Я помнил одежду: теплая, байковая рубашка, брюки из плотной синтетической ткани… Там негде было положить эти доллары, негде. Но все равно стало очень неприятно. Я было открыл рот сказать, что их, скорее всего, следователь забрал, когда труп на месте ДТП осматривал, или сумочка была, но женщина, опередив меня, сказала:

– …Нет-нет, следователь деньги не забирала… и в машине их не было.

А потом добавила:

– Доктор, а вы хорошо одежду смотрели?

– Да там смотреть-то…

– Вы одежду сохранили? – уже настойчиво спросила она.

Пока я шел до секционного зала, где находился в этот момент санитар, я успел все передумать: как говорится, вся жизнь промелькнула перед глазами. И дело не в конкретных деньгах, а дело в принципе. В том, что если денег нет – а откуда они там, интересно, возьмутся, там их негде спрятать! – то все равно подозрение ляжет на эксперта, то есть на меня. Сначала мне вспомнилась фраза из морских рассказов В.В. Конецкого: «То ли у него бушлат сперли, то ли он у кого украл – уже никто не помнил, но пятно-то осталось…» Так и здесь. Вот тогда-то, в те короткие десятки секунд, мне и вспомнился вышеприведенный анекдот про penis, который не был, а бывал. Вот и про себя я тогда успел с горечью подумать:

«Эх, Женя, Женя, ты экспертом не был, а временами бывал! Разве ж так можно?»

Но вот и секционка:

– Дядя Саша, где одежда с трупа Г.?

– Так я выбросил ее! Она же вся в крови и мозгах – особенно рубашка, да и порванная вся. Я ж у тебя спросил, когда вскрыли: че с одеждой делать? – И ты сказал: «Да кому она нужна?»

– А куда ты ее выбросил?

– Да сбоку у дверей положил… Сразу за углом.

Короче, вышли мы и увидели присыпанную свежевыпавшим снежком нетронутую одежду. На спинке рубашки мы прямо там, на улице, обнаружили карман, а там – две стопочки проклятых американских долларов, прилично промокших кровью и слипшихся друг с другом.

Представьте себе, коллеги, то облегчение, что я испытал, найдя эти деньги. Ну и с видом победителя я и принес их.

Женщина пересчитала, написала расписку в получении и сказала:

– Да вы, доктор, не расстраивайтесь! Я четверть века проработала на фабрике по пошиву одежды и занималась тем, что отделывала всевозможные карманы, карманчики. В том числе и потайные. Вот я сама ему перед поездкой и соорудила такой карман для денег на задней части рубашки. Ведь он на самом деле плохо различим, да?

Потом она уехала с телом, документами и деньгами. А я до сих пор вспоминаю ее глаза и то сомнение, что виделось мне в них:

– А не хотел ли ты, милок, эти денюжки украсть?!

Хотя это, наверное, просто моя мнительность?..

Инцест

– Эксперт! Всегда! Сам! Осматривает! Одежду! – отчеканил Михаил Гурьевич с каменным выражением лица.

– От пасибки! А я и не знал! Надо же, – пробормотал Женька и хотел еще что-то добавить, но тут вмешался Самуилыч:

– Ребята, да не спорьте. То, о чем рассказал Евгений, это «закон подлости», или подлость закона. Все мы в своей работе нет-нет, но допускаем некие небрежности, легкие отклонения от предписанных правил, положений, и происходит это как по субъективным, так и по объективным причинам. Просто есть люди, которым нельзя ни в чем отклоняться от этих правил. Пусть он тысячу вскрытий проведет и ни одной ошибки не допустит. Но стоит ему снебрежничать на тысяча первом вскрытии – и это обязательно вылезет наружу. Так и здесь случилось. Да ты сам, Михаил, рассказывал, что рану на спине трупа не нашел. Чего ж прокурорским тоном-то вещать? Вот у меня была одна история, – начал было Самуилыч, но тут с шумом распахнулась дверь, и на пороге возник Сашка Царюк:

– Во компашка-то какая теплая! А я слышу голос Самуилыча и думаю: они в преферанс, как обычно, дуются – а они, оказывается, байки травят. Хорошее дело! Нужное!

– Ты много интересного пропустил, Александр Николаевич.

– А что вы про одежду-то говорили?

И Самулыч в двух словах пересказал ему зенинскую исповедь.

– Да-а-а… Такие рассказы интересны, но, увы, не помогают избежать подобных ошибок слушателям, – Сашка встал и, хитро прищурив один глаз, прошелся по комнате, поглаживая свой «комок нервов», который был не мал, но все же Самуилычеву уступал, причем заметно.

– Одежда… одежда… плохо осмотрел, деньги не нашел, – задумчиво повторил Саша. – Что деньги? Деньги – дело наживное, а вот я, ребята, однажды чуть убийство не прозевал. Рассказываю? – спросил он и обвел глазами присутствующих. Не услышав возражений, он начал:

– Я в нашем областном Бюро был уже… ну, так скажем, не последним человеком, когда однажды летом меня вызвал начальник:

– Александр Николаевич, у нас пи`ковая ситуация в районах. В одном районе эксперт в отпуск ушел, а в другом – тот, что его перекрывал, – сломал ногу, и теперь работать некому. Может, тряхнешь стариной, на пару недель съездишь поработать, а? Больше некого послать, вот ей-богу!

– То есть все заняты делами, и нашелся один бездельник, которого можно без ущерба для дела отправить…

– Не кипятись, Николаич, не кипятись. Поверь, ты единственный реальный кандидат. Или прикажешь мне самому ехать?

Ехать не хотелось, да и своих дел все-таки было навалом, а потом прикинул: лето, райцентр – на берегу реки, работа и отдых рядом. Короче, поехал. Работы там оказалось немерено. За первые три дня я вскрыл семь трупов, да и освидетельствований живых лиц было немало. А вот в четверг – навсегда запомню этот четверг! – в морге был всего один труп. Бабушка 75 лет. Крепкая, крупная, нормального телосложения. Умерла внезапно, хотя ранее ничем не болела. При осмотре снятой с трупа одежды и самого трупа никаких повреждений не обнаружил. При вскрытии каких-либо заболеваний или повреждений, что могли бы послужить причиной смерти, не выявил. Ситуация всем знакомая, верно? Набрал на анализы все, что положено, и, помывшись, пошел писать бумажки и печатать акт. Но, видимо, есть профессиональный ангел-хранитель у человека. Вот он-то снова, минут через 15–20, и повел меня в секционную. Санитар труп уже собрал, вымыл и стал одевать в принесенную родственниками одежду. И вот хожу я по секционной и слышу иногда странный металлический стук, тихий совсем – вроде как маленьким гвоздиком по стеклу постукивают, причем совсем легонько. Все это происходит в моменты, когда санитар, одевая, шевелил тело.

– Тихо, – говорю я санитару, – что это постукивает?.. слышишь… вот снова?

– А хрен его знает? Какая-нибудь застежка о стол, – отвечает тот, невозмутимо продолжая свои действия.

– Стой, – скомандовал я ему и, подойдя к трупу, сам стал его двигать, поворачивать – короче, шевелить, чтобы определить, что это за звук и откуда он идет. И вот в какой-то момент снова его услышал. Он исходил из области шеи – там, где она опиралась на металлический подголовник секционного стола. Мы повернули тело на живот, и я пальцами стал ощупывать кожу шеи сзади и почти сразу наткнулся на плотный «шпенек» под кожей.

Короче, коллеги, это был кончик, вернее, тупой конец обломившегося шила. Вот так! А ранка на шее сзади была столь незначительна, что я на нее не обратил внимания, приняв за маленькую родинку. Конечно, труп снова расшили, я широко обнажил все шейные позвонки и только тогда обнаружил и повреждение оболочек спинного мозга, и сквозное повреждение самого мозга на уровне четвертого позвонка. А само шило, пройдя строго «сзади-вперед», пронзило тело четвертого шейного позвонка, причем острый кончик его находился всего в двух миллиметрах под передней поверхностью позвонка. А теперь представьте те чувства, что я тогда испытал! Кто и почему повел меня в секционную – до сих пор не знаю. У меня там уже не было дел. Совсем не было. Санитар – лоб под два метра – в моей помощи не нуждался совершенно! Что меня туда повело?

– А знаете, – сказал Михаил Гурьевич, – мне тоже знакомо такое чувство. Вот иногда бывало так: есть труп скоропостижно умершего человека. Нигде и никаких указаний, и даже подозрений на криминал или просто насильственную смерть нет. А ты посмотришь на труп, и у тебя вдруг появляется чувство, что здесь надо искать! И почти никогда не ошибаешься: то ли сломанные ребра находишь, то ли подъязычную кость…

– И у меня, и у меня такое бывало, – вразнобой ответили почти все слушатели.

– Странное чувство, – подытожил Самуилыч, – у меня часто такое бывало; ну а дальше-то что было, Александр?

– А что дальше? Дальше все, как обычно! Я принял вид умного и проницательного эксперта, который только что, после многочасового, сложного, кропотливого и, самое главное, целенаправленного исследования выявил криминал! Убийство! Что мы в таком случае делаем? – и сделав короткую паузу, сам же ответил: – Звоним в дежурную часть РОВД и сообщаем о факте… Короче, я уже набирал номер «дежурки», когда вспомнил, что начальником местного розыска работает мой старый знакомый. Раньше он в области опером работал, и мы, можно сказать, были приятелями. Вот его телефон я и набрал:

– Федорыч, привет, как дела и бла-бла-бла – о погоде, жизни, семье…

А он, видимо, был занят, и с трудом сохраняя вежливость, скупо и односложно отвечает – потом, не выдержав, говорит мне:

– Николаич, ты извини, я…

– Д-а-а, Федорыч, совсем забыл, заговорил ты меня, старик! Я ж на вскрытии… – ну и перечислил то, что нашел!

Мой визави чуть трубку от неожиданности не проглотил, услышав такое известие:

– Не врешь?

– Да ты что? Такими вещами не шутят!

– Ща будем, – и короткие гудки…

– Так вот, – хитро улыбаясь, сказал Сашка, – я только успел трубку положить, зайти в комнату отдыха и, не присаживаясь, выпить три глотка холодного кофе, а уже перед раскрытыми дверями морга, истошно скрипя плохо отрегулированными тормозами, остановилась ментовская «девятка». Судя по той скорости, с которой они прибыли, можно было думать о какой-то фантастической нуль-транспортировке, а не о банальной езде по улицам довольно сонного городка!

– Короче, ты получил маленькую моральную компенсацию за все свои терзания и переживания, да? – сказал Зенин. – А менты убийцу-то нашли? Или дело прекратили, так как пришли к выводу, что бабушка сама упала и накололась шеей о случайно торчащее из земли именно в этом месте шило?

– Да нет, не прекратили. В принципе, я до следующего лета так толком и не знал, чем все это закончилось. Сначала подозрение пало на 16-летнего внука бабушки, ведь они жили вдвоем. Однако это был маленький и довольно субтильный юноша, и, как посчитали, не способный нанести такой мастерский удар. Сами понимаете, что для такого удара нужен навык, нужна сила, нужны знания. Да и поведения был очень примерного. В общем, пацана, еще пока я был там, отпустили. А я уехал. В положенное время сдал экспертизу, и текущие дела так засосали, что и поинтересоваться было некогда. Пару раз дергался своему приятелю звякнуть, но не получалось…

Начальник розыска сам мне позвонил уже после майских праздников следующего года. Договорились о встрече, и он после обеда ко мне подъехал. Сели, налили по 50 граммов – сугубо для разговора.

– Ну, так что, Федорыч, как с тем случаем? …ну, где шилом бабушку? Раскрутили?

– Да! Ее внук убил.

– Серьезно? И доказуха есть? Или заставили признаться в том, что он не делал? Не темнуху же вешать себе на шею, а?

– Обижаешь, Александр Николаевич! И доказательная база железная, и все закреплено, да что толку-то?

– Все, давай рассказывай, не томи!

– Как ты помнишь, мы мальчишку отпустили еще, по-моему, при тебе? – и увидев мой кивок, продолжил: – Тогда мы стали отрабатывать другие версии, но все было впустую, темнуха нависала железная. Случай помог. Примерно через месяц мне позвонил начальник розыска из соседнего района – ну тот, что в 30 км от нас, помнишь? Ну так вот, он позвонил и сказал, что его опер случайно узнал у своей родственницы, что за пару месяцев до нашего убийства какой-то мальчишка купил у нее в магазине – она продавцом работает – два десятка… шил! По фотографии она уверенно опознала внучка. Ну, мы все, как положено, оформили и провели у него обыск. Нашли в сарае с десяток рукояток от шил, нашли полено, в котором застряли острия обломанных шил – это он тренировался, и арестовали его. Мальчишка запираться не стал и дал всю раскладку: и как тренировал руку, и как сначала вытаскивал из рукоятки острие, чтобы потом вставить назад, для того чтоб острие в позвонке и осталось, а рукоятка бы не торчала. Это он где-то вычитал.

– И что ему дали?

– А ничего. Судебно-психиатрическая экспертиза признала его невменяемым. Сейчас он лежит в областной психбольнице. Диагноз… – он открыл папку и прочитал по бумажке: – Шизофрения, галлюцинаторно-параноидная форма. И эта болезнь была единственным мотивом для убийства.

– Вот и вся история, что пришла мне первой на ум, – закончил Саша, однако Влад, недоверчиво покрутив головой, спросил:

– …и что, в родове у мальчишки были шизофреники?

– Да нет, коллеги, все проще и… гнуснее! Дело в том, что родной дедушка мальчика был его отцом…

Мы в ответе за тех, кого приручили?

Фу, ну и жуть, – сказал, слегка заикаясь, Юрка Осипов, – какие мерзости рассказываете, а еще судебные медики! Давайте, лучше я вам расскажу, как поехал на одно самоубийство, а попал совсем на другое?

– Давай, Юрий Николаевич, внеси свою лепту в повествование – так сказать, в нашу общую судебно-медицинскую «опупею»!

– Да, – согласно покивал Димка Соколов, – давай, мы доверчиво уши развесили…

Юрка, сухой, высокий, с классической интеллигентской рыжей бородкой, привычно пощипывая ее пальцами, прошелся по комнате:

– Однажды в субботу утром у меня дома раздался телефонный звонок. Звонил прокурор района Абумуслим Гусейнович (мы все его в неофициальной обстановке звали просто «Алик», ибо заковыристое имя-отчество уроженца Дагестана для нашего «расейского» уха и языка и звучало, и выговаривалось непривычно):

– Николаич, на «труп» надо бы съездить. В Балалае висельник!

– Ты что, Алик, совсем? С каких это пор эксперты вам для висельников понадобились? Или что, там… несоответствия какие-то имеются?

– Да нет, участковый ничего особого не сообщил.

– Не поеду, – и принялся «пузыриться» и «возбухать» по полной! Не хватало еще из петли повешенных извлекать. Этак скоро и на скоропостижников заставят ездить!

– Понимаешь, Николаевич, следователь у нас девочка совсем молодая, только что после универа, и это у нее первый самостоятельный выезд на «труп»! Надо помочь…

Ну, что ж, деваться некуда. Придется ехать. Я побурчал еще пару минут для приличия и спросил:

– Ладно, Алик, они на чем едут?

– Как обычно: на дежурке, на «уазике».

– Вы за мной не заезжайте, я на своей поеду. А то делов для меня – всего-то на 15–20 минут, а ждать, пока следователь все опишет да всех опросит – увольте. А так, приехал – продиктовал – уехал. Лады?

– Хорошо. Кто первый подъедет, тот и ожидает другого на въезде в деревню. Только прошу, Николаич, на этот раз без фокусов… не как в прошлый раз, ладно? – попросил прокурор, и мы оба рассмеялись.

А смеялись мы вот почему. Лет за пять до этого приехала в нашу прокуратуру девочка-следователь – сразу после универа. Гонор – выше небосвода, выше даже, чем ее красный диплом. И поехал я с ней на «труп», который образовался потому, что во время употребления спиртосодержащих жидкостей в неумеренных количествах один дяденька стукнул другого дяденьку молотком по голове. Стукнутый дядя не воспринял таких неожиданных изменений в организме и умер – от огорчения, должно быть. Так вот, приехали мы на место, и следователь поставила все на строго официальные рельсы – и принялась делать так, как в учебниках написано, и ни шагу в сторону. Вот дошла – примерно через часок – очередь и до меня:

– Труп лежит на спине, голова…

– Нет, доктор, вы сначала продиктуйте, как тело, его части, конечности сориентированы относительно частей света, куда, так сказать, направлены.

– А мне это надо? Вы сами и определяйте, где у нас находится восток, а где его нету.

Короче, препирались мы недолго, а потом она сказала, что напишет на меня рапорт. Я срочно испугался и начал «диктовать»:

– Голова трупа направлена строго на север. Левая нога – на юго-восток, правая – на юго-запад, половой член, – я оттянул резинку трусов, что были на трупе, – строго на юг, причем его головка, вопреки общему направлению самого члена, имеет тенденцию к отклонению налево…Как у всех мужиков в основном, – добавил я, с трудом сдерживая смех.

– Постойте, постойте. Доктор, при чем здесь член? При чем налево?

– Как при чем? Вы ж сами сказали: направление всех конечностей. А член у нас что? Анатомически – это конечность, – слегка сбрехнул я.

– Да, да! Конечность, – с важным видом подтвердил участковый, которому вся эта бумажная бодяга тоже порядком надоела.

– Короче, она – умная, но доверчивая! – так и написала. Ох, и ржали же потом в прокуратуре, читая протокол осмотра, и говорят, когда в ходе судебного заседания это зачитывали, все в зале лежали под столами.

– Ладно, вернемся в настоящее, – улыбнулся Юра и продолжил:

– Приехал я в деревню, конечно, раньше тихоходного «уазона» и ждал их почти полчаса. Собравшись, мы в две машины подъехали к домику, где был труп. Там столпился народ – человек десять, и они на все лады обсуждали смерть Петьки-алкаша: типа, вздернулся все-таки, не испугался. Ну а дальше все, как обычно: подошел участковый, мы через окно поглядели на диван, где лежал труп в позе спящего человека. Веревка от шеи тянулась вертикально вверх, к потолку, но на чем она была закреплена – видно не было. Когда открыли дверь – вырвали попросту крючок – и вошли, я сразу понял, что мужик не труп, а просто спит – здоровым алкогольным сном. Короче, растолкали его, и этот Петька страшно удивился, что живой. Он помнил, как петлю одевал, как табуретку ставил, а вот как уснул – не помнил. Вот так водка загнала человека в петлю – а что же еще? – она же и усыпила его, не дав дело довести до конца. Такая вот незамысловатая философия, хоть и страшненькая.

Мы, естественно, обрадовались такому повороту дела, сели втроем в мою легковушку и, радостные и с легким сердцем, покатили по домам. Вот по пути-то и произошло событие, которое…

– Впрочем, сами решайте, – как-то глухо сказал Юрка и продолжил: – От деревни мы три километра проехали по гравийке, затем выехали на асфальт федеральной дороги и поехали себе потихоньку. Дорога хорошая, машин немного, тепло. Потом впереди наметился некрутой левый поворот. Вхожу я в него и вижу, что почти в колее – почти там, где правые колеса прокатываются – лежит собака. Лежит и смотрит на нашу машину. Я вильнул влево, объезжая животи`ну, и метров через 20 остановился: вдруг собаку сбило машиной, может, чем помочь надо несчастному песику. Вылезли мы из машины и пошли к собаке. Но она, увидя нас, резво вскочила и побежала в сторону лесополосы. И только тогда мы увидели там довольно большую стаю самых разномастных собак. Знаете, таких стай полудиких собак много вокруг городов рыщет, – то ли спросил, то ли сказал Юрка.

Все согласно покивали головами, а он продолжил:

– Мы, конечно, сели и поехали дальше, немного поговорив о том, почему она лежала на проезжей части – ведь здоровая, не травмированная. Как-то необычно это было. И мы так бы ничего и не узнали, но, когда возле собаки выходили из машины, я выронил свой мобильник и заметил это только в городе. Мы, конечно, вернулись на то место в надежде найти телефон. Вот там-то мы и обнаружили, что та самая собака лежит на прежнем месте – там, откуда мы ее согнали, – мертвая, как говорится, с признаками переезда колесом автомобильного транспорта: сильно деформированная и в обширной кровавой луже. Других собак ни рядом, ни в отдалении уже не было.

Назад мы ехали молча. Ни говорить, ни обсуждать это не хотелось. И лишь подъезжая к городу, следователь сказала:

– А вы обратили внимание, какое отчаяние в глазах у всех собак было? Отчаяние и безнадежность! И голод…

– Мы в ответе за тех, кого приручили!! – сказал Юра с горечью и добавил: – А наши собаки под машины ложатся.

Кто ответит за это? Никто…