Текст книги "Браслет иранской бирюзы"

Автор книги: Владимир Сиренко

Соавторы: Лариса Захарова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Она и Он.

Вот где, оказывается, нужно отдыхать. В Подмосковье. Денек-то какой! Полное отдохновение... Забыла, что и бывает такое. Вот как жизнь к коновязи поставила – расслабиться как следует не умеешь! Однако все время лезет в голову мысль: когда этот молодой человек начнет приставать к ней. Сейчас или вернувшись из воды? Хотя зачем плохо думать о человеке, которого она, по существу, не знает? Ведь поначалу он ей даже понравился: деловитый, подтянутый. С подчиненными предельно корректен, хотя они у него... гм... так себе народ. Однако он умеет – и свое достоинство не уронить, и быть справедливым с ними. От совсем уже негодных пытается избавиться. И, если говорить честно, те, кого он набрал вместо сброда, что уютно существовал при старом директоре, делают ему честь. Компетентны, умеют работать с людьми. Прекрасно выглядят. Он даже настоял, чтобы всем на заказ была сшита спецодежда с фирменными знаками, и, пожалуй, дело от того только выиграло, хоть ей и пришлось покрутиться, выискивая дополнительные средства. «Мы напрасно мало внимания уделяем внешней стороне. С нее все начинается. И он молодец, что уговорил меня обратить внимание и на людей, и на обстановку, и на оформление. Говорят, подступался с этим и к старому директору, да он работал настолько по старинке, что... Вовремя ушел на пенсию, иначе гореть ему на бюро райкома... Хотя наверняка нечистым ушел. Вот как бы только этот при своей модерновой деловитости и любви к воплощению всех передовых идей... Есть в нем нечто отталкивающее, однако».

То, что в этом красивом молодом человеке была какая-то червоточина, она ощущала чутьем опытной женщины. И как сведущий работник, по долгу прежней службы много проанализировавший и разобравший чужих ошибок и служебных проступков, знала: за блестящим фасадом с легким искривлением что-то должно быть. Вот и в этом парне ее многое настораживало – живет явно не по средствам и в общем-то скрывать этого перед ней не желает. Почему? Собирается втянуть ее в свои дела? А может, ничего за ним нет и она вдруг ослепла и разучилась разбираться в людях? Значит, средства откуда-то сбоку? Его благодарят? Но она так поставила дело, что слева ничего не придет и налево ничего не уйдет. Полмесяца назад он попросил помочь его друзьям. Безвыходное положение. На руках у них ребенок и пожилая мать. Надо помочь, нет у них возможности действовать общим порядком. Вышла она глянуть на этих друзей. Загадала – если из тех, которые... тогда ясно, понятно, откуда у него средства. Однако перед ней стояла скромная молодая пара. Ребенок и пожилая мать у них действительно оказались. Она помогла. Все происходило при ней. Его вообще рядом не было. Да и это такие, видно, ребята, что с них и брать нечего. Грешно даже.

А может, он решил доставить ей это загородное удовольствие в знак признательности за помощь друзьям? Он человек внимательный и воспитанный, в этом она имела случай убедиться. С облегченной душой пошла в воду. Да, он был прав. Их всего пятеро: небо, лес, вода, она и он,– далеко заплыла, и все дно видно. И карасики тени ее пугаются... Хорошо здесь, только очень неловко было, когда подъехали к тому самому шлагбауму. Сразу почувствовала, что села не в свои сани. И эта ухмылочка на гладкой физиономии его приятеля, дежурного офицера. Так и не поняла, что за войска. И не милиция, и не внутренние... Похоже на форму лесоохраны, но он же говорил – офицер! Вот так все с ним, все прекрасно, и вдруг что-то не то. Ну почему, почему?

А что если эта загородная прогулка – тонкая форма благодарности, при чем тут подарок? Конечно, ничего особенного, недорогая вещь. Тем более действительно у нее сегодня день рождения... Однако почему он дарит семейную реликвию ей, чужому человеку, а не жене? Хотя бы в благодарность за «Фольксваген»?

Когда она вышла на берег, он поднялся, набросил ей на плечи полотенце и нежно промокнул спину. «Сейчас...– встревожилась она,– сейчас...» Но он даже не обнял ее, а пошел к машине.

«Вот еще что настораживает,– подумала она,– он молод, по своим способностям может претендовать на более солидную должность, а не стремится...»

Он вернулся с пластиковой сумочкой, сел рядом.

– Послушайте,– спросила она,– отчего вы не учитесь?

– Учился,– ответил он.– Три курса физмата в педагогическом. Но... Не мое это...– он помолчал, внимательно взглянул на нее, улыбнулся робко,– ладно, вам доверюсь. Только ради бога, больше никому. Не хочу выглядеть смешным. Я уже пятый год в Литинститут поступаю.

– Литинститут? – искренне удивилась она. Он заметил, что глаза ее расширились, взгляд стал другим, словно она впервые увидела его, увидела по-новому.

– Ну и что же? – спросила участливо.– На чем сыпитесь? Творческий конкурс? Это ведь всегда тяжело...– добавила она с пониманием.

Двоюродная сестра ее училась в текстильном, на модельера. Вся семья до сих пор помнит, что такое творческий конкурс»

– Вы оружия не складывайте. Поступайте. Если нужен отпуск, пожалуйста. Это и в трудовом законодательстве учтено.

– Благодарю...– кивнул он и подумал: «При чем тут отпуск... Мне бы к редактору пробиться».

Свои стихи он относил в одну из отраслевых газет. Там, в отделе культуры, сидел литконсультант, и дальше этого фильтра дорога ему закрыта. Он чувствовал, литконсультант – симпатичный мужик, дал же он ему рекомендацию в Литинститут и пробил публикации в областной газете тех краев, откуда сам был родом. Но больше все уговаривал читать, набираться литературной культуры. Да что он, Некрасова с Пушкиным не знает? Как это он должен учиться у них? Надо пробиваться к редактору. Надеюсь, поймет. И вообще если во что верил, так это в силу взятки. Мать прошлый год болела. Да она умерла бы, если бы он не прорвался к завотделением и не поставил ему для начала ка стол французский коньяк. Тут же и медсестра нашлась, по ночам дежурить. А так... «У нас за больными ухаживают родственники». Это что же – ему, что ли, во ночам матери судно подавать? Он, между прочим, сын, а не дочь, чтоб в женской палате крутиться. И сестры у него нет, даже двоюродной.

Или. Как он и в пед поступал? Отец достал секретарю приемной комиссии покрышки для его старого «Москвича» – тогда с резиной было плохо. И четыре курса за счет чего его тянули, не выгнали за полную неспособность к точным наукам? Попал он на физмат, к слову сказать, только потому, что на других факультетах и в других институтах среди преподавателей знакомых не нашлось. Исключительно за счет автомобильных запчастей, которыми по сей день командует его папаша – директор автохозяйства. Потом надоело, сам ушел. А то мог бы и закончить. Диплом получить. Но зачем? Учителишкой бегать с классным журналом за сто тридцать рэ? Опыты с электричеством проводить? Да эти деньги он за два дня имеет безо «сякого электричества. А опыты ставит поинтересней и с большим толком...

Он посмотрел на свою спутницу и не увидел браслета. Сняла... вот досада! Снова надел ей его на руку, поцеловал запястье.

– Отчего вы эту вещь жене не подарите? Семейная драгоценность должна оставаться в семье...

Он усмехнулся так же печально, как тогда, когда говорил о своих стиха»

– Эту девушку мама приучила носить только бриллианты...

Инна.

Руки у Александры Эдуардовны были все-таки старческие, морщинистые и веснушчатые. Она крепко держала этими руками плечи полковника милиции Быкова и говорила, переходя на шепот:

– Вы не представляете, полковник, родная дочь требует, чтобы я обыскала eel Родная дочь! Да, они спровоцировали... Дали повод, подали пример... И теперь вы должны, вы обязаны найти негодяя... Я не стану ее обыскивать... Она там, в ванной, она ждет... Какой ужас, ужас какой! Да, потом я хочу вам сказать. Я взяла в долг... у своей подруги... под этот браслет. Двадцать четыре тысячи. Вы не понимаете, что это такое? Вы не поймете. Это вся моя жизнь...– в расширенных зрачках женщины был неподдельный ужас. Быков даже невольно попятился от нее.– Покупатель уже был. Это народная артистка республики. Такие вещи не продаются по комиссионкам. Что я скажу ей? Сорок тысяч! Умоляю вас! Умоляю...

...Человек, открывший Быкову дверь в квартиру, прошелестел сухими губами:

– Вы знаете, товарищ полковник, тут был скандал, но ваш молодой коллега не учел важного и определяющего обстоятельства. Скандал – не афишируемый. Обратите особое внимание на дочь и зятя хозяйки. Мы думаем, это кто-то из них... Наследство! Если она продаст драгоценности, что им останется? За эту мебель через десять лет и половину стоимости не дадут. Они не глупые люди, она математик...

– Ваша фамилия? – оборвал Быков аскета.

– Тронский... Иннокентий Дмитриевич, будем знакомы.

И только избавившись от Тронского, Быков тут же оказался в цепких руках хозяйки дома.

– Так где ваша дочь? – спросил он.

– Там... В ванной. Но умоляю...

Быков спокойно отвел руки женщины и пошел к Инне Аркадьевне Поповой, как представил ему дочь Соколовой лейтенант Сиволодский.

– Здесь, Вячеслав Иванович,– предупредительно прошептал лейтенант,– здесь надо очень осторожно. Это такие люди!

В возрасте Сиволодского Быков еще попадал под влияние магии слов «значительный», «солидный», «влиятельный». Однако за последние пять лет ему довелось допрашивать и проводить обыски разных «значительных» и «солидных» людей, и эпитеты эти вовсе не определяли их человеческого достоинства и порядочности.

«Пока Сиволодский отвечал лишь на вопрос «кому выгодно?»,– думал Быков, слушая полушепот лейтенанта,– И по его рассказу получается – либо всем, либо никому. Это уже, как шутит мой друг прокурор Павлов, «ограбление почтового поезда». Поэтому вместо классического вопроса «кому выгодно?» будем ставить вопрос иначе: «кто мог?» Кто мог вот из этих уважаемых, благополучных, значимых пойти на преступление, кражу и почему? Вообще-то лейтенант сделал тут асе, что мог, в том числе и ошибки. Употреблять власть не осмелился. Не выяснил конкретно, кто эти люди. Пенсионерка союзного значения? Кто об этом сказал? Крупные работники Внешторга? С чего он взял? Роскошь квартиры глаза затмила? Мало работает, не понял еще, что самые роскошные квартиры – у тех, против кого направлен закон о нетрудовых доходах. Золотой столовый набор: ножи, вилки, ложки, я, помнится, как-то конфисковал у приемщика стеклотары.– Быков толкнул дверь, до которой проводил его лейтенант.– Ну что ж, начнем... Попова Инна Аркадьевна..»

На пуфе, подперев голову руками, сидела худенькая женщина, закутанная в махровый халат. Она медленно подняла к нему лицо.

– Здравствуйте,. Инна Аркадьевна. Полковник Быков, Вячеслав Иванович.

– Вы будете меня допрашивать сейчас или увезете,– обреченно спросила она.– Все решили, что это я, и больше некому...

– Вот глупость! Просто люди начитались детективов... Маму свою простите, хотя она и не права. К тому же нужно войти в ее положение. Она что, хотела продать браслет?

– Да, за долги,– ответила Инна.– Мама заняла большую сумму, надеясь именно, на этот бирюзовый гарнитур. Шубу из настоящего леопарда она продала, чтобы купить вот эту спальню...

– А у меня дома такая же – «Режанс»...

Инна усмехнулась:

– Только вы, наверное, покупали ее до повышения цен.

– Да, конечно... Кем вы работаете, Инна Аркадьевна?

– Я инженер-программист в НИИ. Честно говоря, в этот район мы переехали, чтобы мне не тратить на дорогу два часа в один конец. Мы раньше у Выставки жили. А вообще я не хотела меняться.

– Почему?

– Ответ повлияет на успех розыска?

– Нет, но... Люди обычно руководствуются чисто практическими соображениями. Многие бы хотели иметь такую квартиру. Эта квартира ведь ваша. Ваша и вашего мужа.

– Эта квартира моей мамы, и долго еще будет принадлежать ей,– подчеркнуто твердо произнесла Инна.

«Так... она не кривит душой. Мораль: к браслету и другим драгоценностям она тоже относится как к вещам сугубо материнским, твердо зная, что мать может поступать с ними как угодно – хранить, носить, продавать, дарить... Такое не сыграешь».

– Значит, инициатором обмена была ваша мама? – снова задал вопрос Быков.– Она мудра.

– Мама вообще очень умная и практичная женщина.

– Кем же она работала за рубежом? – поинтересовался Быков, предполагая, что Соколова занимала достаточно высокий пост.

– Иномашинисткой в торгпредстве... Печатала тексты на иностранных языках... Одно время была личным секретарем торгпреда Степанкова. Иногда выполняла обязанности переводчика. Тогда было неважно со специалистами. А ее с детства тетушки учили...

– А потом мама вышла замуж за Альберта Петровича,– попытался продолжить за Инну Быков, все еще отыскивая источник высокого благосостояния семьи.

– Нет. Альберт Петрович старый мамин...– Инна на секунду замялась,– друг.– И вдруг глянула с вызовом.

«Что, поздняя материнская любовь не нравится замужней дочери? А Соколова, оказывается, жила одна,– подвел маленький итог Быков,– и самостоятельно заработала на все, что я здесь вижу. Любопытный парадокс: машинистка там и машинистка здесь... Разительный контраст. Несоизмеримый результат трудовой деятельности. По сути, при равном труде. В чем же дело? В тех отчислениях, что идут на сберкнижку? Это отчисления заработной платы, соответствующей установленным ставкам. Разница в валютных курсах? Но там тоже надо есть, пить, одеваться... Спекуляция заграничным дефицитом? Скорее всего. Интересно, наши ведущие юристы, размышляя над вопросом, что считать нетрудовыми доходами, при подготовке Указа по борьбе с ними учли вот эту частность? Надо расспросить гостей, пусть расскажут о житье-бытье Соколовой за границей. Они там сейчас такие раскаленные все, невольно раскроются... Адмирал? Но может быть, и адмирал сыграл определенную роль в накоплениях? Или наследство? Тех же тетушек... Любят у нас ссылаться на наследство».

– Мне сказали, Инна Аркадьевна, в доме произошел скандал. Якобы вы его виновница.

– Виновата,– вздохнула Инна.– Было. Не знаю, как вам объяснить. Долгая история...

– У нас есть время. Это связано с вашим нежеланием съезжаться?

– В какой-то степени. Но дело не в этом. Понимаете... Люди, которые тут собрались... Я их плохо знаю, хотя это старая мамина компания, но мы всегда жили с ней раздельно... И все они как сговорилась доказать, что родители – всё, а мы, дети, ничто. Я никогда еще не попадала под такой обстрел. И я не позволю нас с Витей унижать.– По лицу Инны неожиданно потекли слезы.

– Проблема отцов и детей слишком стара, к ней следует относиться философски,– заметил Быков.

– Но они явно хотели подчеркнуть нашу ничтожность,– Быков удивился: только что слезы градом, и вдруг такое холодное презрение в голосе.– Конечно, мы с Витей такую квартиру не подняли бы, да и зачем нам эта роскошь? А на приличную обстановку вполне сами бы смогли заработать. Я брала бы чертежную работу. Виктор – сверхурочную...

– Где работает ваш муж?

– Механиком в гараже, в крупном автохозяйстве. Окончил автодорожный техникум, его ценят. Виктор очень хороший человек..

– Я рад, что вы его любите.

– Я не о том... Мама не захотела ждать, когда мы с Виктором сможем обставить квартиру, вот в чем дело. Ей все нужно было сразу. И началось... Шубу продала, в долги влезла... Под бирюзу набрала денег у нескольких человек! Мне с самого начала все это не нравилось.

– Извините, Инна Аркадьевна, но мне всегда казалось, что бирюза не драгоценный камень, как, скажем, и малахит.

– Если уральская бирюза, то да. А вот иранская...– драгоценный камень наравне с цветными корундами, рубином, изумрудом. И только иранскую бирюзу оправляют в золото.

– Спасибо за справку, не знал. А откуда знаете вы? Интересовались, ходили оценивать?

– Что вы? – Инна даже отпрянула от следователя.– Я к маминым вещам не прикасалась... Об этом она сама мне рассказывала.

– И она вам сказала, сколько стоит весь гарнитур?

– Мама утверждает, что тысяч сорок. Для меня это звучит как четыре тысячи, так же невообразимо много. Мама решила, что я спрятала в отместку... Зачем? – Инна пожала плечами.– Я никогда ни на что не претендовала, поверьте... Мы с Витей жили вполне обеспечено. Отыгрывать обратно? А как расплачиваться с мамой? По чести говоря – эта спальня тоже ее.

– А ведь вы, Инна Аркадьевна, боитесь не столько финансовой, сколько моральной зависимости...

– Да, муж это называет кабалой. Он говорит, что принимать все это для него унизительно. Виктор сам смог бы заработать.

– Ну, а коль денег нет, можно и поскромнее жить? Однако ваша мама...

– Хозяин – барин,– Инна посмотрела холодно.

– Прежде чем я задам ей ряд вопросов, я должен знать одну тонкую вещь: друг вашей мамы помогал ей материально?

Инна пожала плечами.

– Да, конечно, о таких вещах не говорят и с дочерью,– понял Быков свою бестактность.– Ну, а вы как считаете, кто мог взять вещь?

– Не представляю. Альберт Петрович утверждает, что бирюза в доме. Спросите его, почему у него сложилось такое впечатление. Лично я никого не подозреваю.

«Нет, это не Инна. Слишком щепетильна, дотошно подсчитывает каждый потраченный матерью рубль. Она не могла взять бирюзу, которая должна покрыть долг, не могла»,– решил для себя Быков, поднялся и пошел к гостям.

– Я обращаюсь ко всем присутствующим,– начал он,– расскажите, кто как сюда добирался?

– Мы с женой,– сказал Петухов,– на личной машине, У нас уговор: если я в гостях выпью, машину ведет Аня, она, как стеклышко... Хотите осмотреть «Волгу»? Из окошка видна...– Петухов подошел к окну и поманил Быкова,– вот стоит, серенькая лошадка... В экспортном исполнении. Возьмите ключики. Я трудовой человек, шофер. На чужое не зарюсь, за что и ценили. И если купил «Волгу», много лет отышачив за кордоном, то исключительно за счет жестокой экономии, главным образом на питании. Не думайте, житуха за бугром совсем не рай, как думают некоторые, особенно если хочешь что-то сколотить.

«Вот и все твои «дипломаты»,– мысленно сказал Быков Сиволодскому,– это, браток ты мой, техперсонал. За исключением адмирала, которого занесла в этот круг не общность взглядов и интересов, а совсем другое».

Ключи от машины Быков у Петухова не взял, но посмотрел на него внимательно. Тот, однако, не смутился, не занервничал, не засуетился. «Сиволодский, пожалуй, прав, что Петуховы активничали в поиске бирюзы больше остальных,– подумал Быков,– Почему «цыганочку» он танцевал в коридоре без зрителей?»

– А как вы сюда добирались? – спросил Быков Попова.

– На автобусе, у Речного вокзала мы живем, удобно пятьсот тридцать третьим добираться от дома до дома...– старый человек глядел устало и печально.– Все вместе приехали. Костя с Наташей у нас ночевали.

– Вы? – вопрос к молодому человеку с фотоальбомом.

– Пешком пришел. Мне совсем рядом. Я в тринадцатом доме живу.

Быков повернулся к Майоровой:

– Как вы добирались?

– На такси.

– Номер не запомнили, автопарк, приметы водителя?

Женщина задумалась.

– Нет, я сзади сидела. Шофер был в летней кепочке, пляжной, что-то на ней написано, нарисовано, яхта, что ли... Лица не видела.

– По-моему,– задумчиво проговорил ее муж,– автопарк тот, что на Войковской или на Волоколамке. Обедать ехал, ему было по пути.– Но при чем тут такси? – Майоров пожал плечами.– Мы, товарищ полковник, люди трудовые, Я всю войну с полевой кухней прошел. Меня государство за исключительную честность на работу за границу направило. Знали, Петя Майоров в жизни государственного куска в личную кастрюлю не положит...

– Да что вы так разнервничались,– остановил его Быков,– меня интересовало только, как вы сюда доехали.

– Да уж, только... Знаю...– проворчал Майоров, исподлобья взглянув на следователя.

– Ну, а вы, товарищ адмирал? – обратился Быков к Альберту Петровичу.

– Метро, потом маршруткой. Машины у меня нет.

– В метро? В полной парадной с отечественными и, как я вижу, иностранными орденами?

– Что вы... В гражданском костюме прибыл. Переоделся уже здесь. Этот мундир хранит Александра Эдуардовна. Она умеет бороться с молью.– Помолчал и добавил,– нам, полковник, с вами нужно обстоятельно побеседовать...

– Минуту...– кивнул ему Быков и повернулся к Тронским. Семейство сидело на диване рядком поодаль от Сиволодского. Только Ирочки не хватало – ее беспечный голосок доносился из детской.

– Нас привез наш зять, Любочкин муж,– отчеканила Тронская,– на своей машине. И тут же уехал. Подъезжая к дому, мы видели Петуховых. Чужих среди мае не было. Да и в нашу машину можно сесть только вчетвером, включая водителя.

– «Запорожец»?

– «Фольксваген». Старая модель. И вообще, наш зять в квартиру не поднимался.

– Да нет, мама, Андрюша Ирочку по лестнице нес...

– Значит, он не заходил в квартиру – я точно помню.

– Ты ошибаешься, Изабелла,– раздался голос Александры Эдуардовны.– Он вошел в квартиру, поздравил меня с новосельем, но дальше прихожей не проходил. И тут же ушел, тут же. Витя его проводил до лифта. Правда, Витя? Я же просила тебя.

– Да,– ответил Виктор,– конечно.

Но следователь услышал неуверенность в его голосе.

– Номер машины вашего мужа,– спросил Быков,– обращаясь к Любе.

– Я не помню,– смутилась молодая женщина.– Забыла. Но при чем тут Андрей? Послушайте, товарищ полковник, вы не смеете. Мой муж... Да никогда! Вы что! Папа?!!

– Извините, полковник,– сказал Тронский, первым встретивший его в этом доме.– По-моему, для вас важнее, что наш зять тут фактически не присутствовал.

– Михаил Игоревич,– окликнул Быков Сиволодского,– свяжитесь с ГАИ. Как фамилия вашего зятя? Машина на него зарегистрирована? Или это ваш подарок из-за рубежа?

– Мы никакого отношения...– вдруг засуетился Тронский,– это его машина, еще до брака с Любой...

Вошла Инна. Быков подошел к ней и тихо сказал:

– Попытайтесь покормить моего лейтенанта... Как бы он ни отказывался. Нам еще работать и работать,– обернулся к адмиралу.– Я готов выслушать вас, Альберт Петрович.