Текст книги "На разных широтах, долготах..."

Автор книги: Владимир Кудинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Владимир Кудинов
На разных широтах, долготах…

АВСТРАЛИЯ

…Возвратиться к потомкам…

– Сколько дней вы предполагаете пробыть в нашем городе на этот раз? – спросил меня Фрэнк А., наш торговый партнер, когда мы закончили с ним деловые переговоры, приведшие меня в Сидней.

– Думаю, что еще два-три дня, не более. Хочу в пятницу или в крайнем случае в субботу возвратиться в Канберру, – ответил я.

– Очень хорошо. Может быть, у вас найдутся три-четыре часа, чтобы съездить в Лаперуз к Джое Тимбери? Помните, когда мы были у него в прошлый ваш приезд, то обещали, что в ближайшие дни приедем снова. А прошли-то уже не дни, а месяцы! Нет, нет, не возражайте, поедем. Закончим дела завтра-послезавтра и во второй половине дня отправимся, в Лаперуз.

Уговаривать меня долго не пришлось. Я и сам хотел съездить к Тимбери.

Итак, кто такой Джое Тимбери? Почему живет в Лаперузе, что делает он там, на берегу Бо́тани-Бея, в маленьком городке – фактически предместье, слившемся с великаном Сиднеем? В Лаперузе находится старейшая в стране резервация аборигенов, потомков тех, которые встречали корабли капитана Джеймса Кука и Первой флотилии капитана Филлипа. Она была основана в 1820 году Маккуори, губернатором колонии Новый Южный Уэльс, и с тех давних времен в ней обитают праправнуки коренных жителей континента. Их всего около двухсот. Раньше в резервации находилось больше аборигенов, но в последние годы многие перебрались из Лаперуза в Сидней, поближе к месту работы, кое-кто и вообще уехал из этого города.

Джое Тимбери – глава этой маленькой колонии коренных обитателей Австралии, людей трагической судьбы, выстоявших против беспощадных колонизаторов, которые начали их уничтожение еще в конце XVIII века. Не будет ошибкой сказать, что первый день «открытия» Австралии стал первым днем наступления английских поработителей на мирные племена исконных хозяев благодатного зеленого материка.

Только люди наивные или без зазрения совести жонглирующие историческими фактамv и могут утверждать, что Австралийский континент, называвшийся на картах стародавних времен Terra Australis Incognita, был «открыт» европейцами.

Нет, не голландские мореплаватели и не капитан Кук открыли Австралию. Ее первооткрывателями были предки ныне здравствующих австралийских аборигенов, пришедшие на материк с севера примерно 30 тысяч лет назад… Поэтому слово «открытие» следует ставить в кавычки. На этом континенте ко времени прибытия европейцев жили люди, имевшие уже свою историю, культуру, обычаи, верования, жизненный уклад…

…Итак, Австралию открыли… австралийцы – предки ныне живущих на этой земле аборигенов. И они же были первыми землепроходцами, которые осваивали в течение сотен веков и собственно континент, и остров Тасманию.

Чужеземцы-колонизаторы ничего другого не открыли, кроме пути из Европы на затаившийся в безбрежных водных просторах материк, и на основе беспощадного принципа – права сильного присвоили себе заслуги «открытия» в далеких Тихом и Индийском океанах новой земли, ставшей колонией, а затем и доминионом Англии.

Поэтому, вполне естественно, было очень интересно познакомиться и поговорить с коренными жителями Австралийского континента, истинными хозяевами его огромных пространств.

Население Австралийского Союза составляет около 15 миллионов человек. Коренных жителей насчитывается всего 49,7 тысячи, и 77 тысяч составляют метисы (полукровки).

В стране все принадлежит белым пришельцам: и земля, и ее недра. С момента появления на материке колонизаторы стали грабить и уничтожать аборигенов. И если в начале английской колонизации на Австралийском континенте жило около 500–600 разных народов общей численностью 250–300 тысяч человек, то теперь?! Вы уже прочитали об этом выше.

Однако многое на континенте напоминает о его коренных жителях. Города, улицы, реки, морские пляжи носят названия на языках коренных австралийцев. Их значение известно всем гражданам Австралийского Союза, например: бондай – вода, разбивающаяся о скалы; катумба – ниспадающая вода; боврал – высокий или большой; парраматта – верховье реки; вумера – копьеметалка; киама – благодатное место для рыбной ловли; кован – большая вода; иллаварра – возвышенное место…

Здесь нельзя не вспомнить и о людях острова Тасмания. Сейчас нет ни одного тасманийца. Их уничтожение завершилось еще в конце прошлого века. Теперь уже никто не говорит на языке тасманийцев, лишь тасманийские названия местностей напоминают о нем…

В австралийских музеях аборигенам посвящены большие, со вкусом оформленные стенды и целые залы. Этнографы, антропологи, историки создали ряд научно-популярных фильмов о коренных австралийцах. Без таких фильмов невозможно было бы представить жизнь, которую все еще ведут в Австралии немногочисленные коренные жители, такие, например, как семьи Джагамары и Минмы, о которых был создан фильм. Они кочевали в Западной пустыне… Добывали пищу в безводных районах, где, казалось, ничего не растет и нет никакой живности, а они не только жили, но еще и растили детей, проявляя при этом чудеса жизнеспособности…

Во многих городах страны, особенно крупных, витрины магазинов заполнены сувенирами, изготовленными аборигенами: бумерангами, картинами на коре, предметами домашней утвари, украшенными разнообразными росписями.

Закончив все дела, выезжаем с Фрэнком в Лаперуз. От центра города до Лаперуза около 15 километров. Сейчас не час ник, поэтому едем довольно быстро, но в пределах дозволенной скорости – 35 миль, то есть примерно 55 километров в час.

По дороге мой спутник показывает мне достопримечательности города, мимо которых мы проезжаем.

Фрэнк резво поворачивает с Джордж-стрит на Мартин-плейс. В центре Сиднея нет площади и роль ее выполняет эта короткая улица (каких-нибудь 750 метров длиной). По обеим ее сторонам расположились здания банков, страховых компаний, солидных фирм. Но они не представляют интереса для местных жителей и туристов. Основной достопримечательностью является Главпочтамт, с которого ведется отсчет от Сиднея до всех населенных пунктов страны. Это величественное здание венчает высокая четырехугольная башня, состоящая из трех ярусов, которые поддерживают двенадцать колонн; с четырех сторон башни находятся огромные часы. А над этой четырехугольной башней расположилась другая, круглая, тоже подпираемая колоннами. Над всем этим сооружением возвышается купольная башня, «выстреливающая» в проплывающие облака шпиль, на конец которого насажен шар, кажущийся снизу не более булавочной головки. Нет сомнения, что это красивое здание придает особый колорит улице, украшает ее. Напротив Главпочтамта находится еще одна достопримечательность Сиднея – кенотаф, памятник австралийским солдатам и матросам, павшим во время первой мировой войны. Этот памятник, установленный в 1927 году, – работа пользующегося мировой известностью австралийского скульптора Бертрама Мак-Кеннала.

Именно на Мартин-плейс происходят военные парады и демонстрации во время праздников… Сворачиваем на улицу Элизабет.

– Сейчас поедем вдоль Гайд-парка, – обращается ко мне Фрэнк. – Перед нами две достопримечательности: первая – церковь св. Джеймса, заложена еще и тысяча восемьсот девятнадцатом году. Согласитесь, что для нашего, не достигшего еще двухсотлетия государства это древнейшая постройка. Обратите внимание на ее архитектурный стиль времен эпохи английского короля Георга. Посмотрите на се грандиозный медный, позеленевший от времени шпиль. Правда, красиво?

– Фрэнк, – говорю я, – помилосердствуйте. Нам до Лаперуза нужно проехать всего пятнадцать километров. Один мы уже проехали. Все время говорим о достопримечательностях Сиднея и ни слова об аборигенах. Если так пойдет и дальше, у нас не останется времени поговорить о главном. Мы ведь едем к Тимбери, а не совершаем экскурсию по городу.

– Хорошо, – соглашается Фрэнк, – еще вот только чуточку. Посмотрите на мемориальный фонтан, носящий имя его создателя Арчибальда. Он сооружен в тысяча девятьсот тридцать втором году в память австрало-французского союза в войне тысяча девятьсот четырнадцатого-восемнадцатого годов. Вы видели этот чудесный фонтан вблизи? Помните, в центре на высоком цоколе Аполлон: правая рука поднята вверх, кажется, что это не скульптура, а живой человек. А по периметру бассейна с водой, окружающего его, три скульптурные группы: Диана-охотница с ланью, Пан и Тезей, убивающий Минотавра. Отовсюду бьют струи воды. В брызгах, пене и Аполлон, и Диана, и Тезен, и Пан, и лань, и Минотавр как бы движутся. Полное впечатление, что они не из бронзы, а из плоти.

Сейчас повернем налево, на Ливерпуль-стрит, и обогнем Гайд-парк; обратите внимание на памятник жертвам войны, тем, кто в первую мировую войну сражался в рядах АНЗАКа [1]1
  АНЗАК (от англ. сокр. ANZAK) – Австралийско-Новозеландский армейский корпус. – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть]и не вернулся с фронтов Европы.

– Я был, Фрэнк, в этом мемориале, – сказал я. – Прекрасный памятник. Высотой с десятиэтажный дом. Гранит, белый мрамор, бронзовые скульптуры. Кто его создал?

– Выдающиеся архитектор и скульптор, мои соотечественники-австралийцы – Деллит и Хофф.

По лицу Фрэнка было видно, что он гордится и произведением своих соотечественников, и их мировой известностью.

– Сейчас повернем на улицу Оксфорд, а затем на площади Тейлора свернем на улицу Флиндерса, которая перейдет в проспект АПЗАК-парейд, ведущий прямо в Лаперуз.

Нам везет. Движемся почти без задержек, останавливаемся лишь у светофоров. Долго едем по бесконечному проспекту АНЗАК-парейд, пересекающему Сидней с северо-запада на юго-восток. Слева и справа тянутся парковые зоны – огромные парки Мур и Сентениал, поляны для игры в гольф, детские и спортивные площадки, теннисные корты, выставочные павильоны, стадионы для игры в крикет. Затем минуем ипподром, и уже едем вдоль одного из университетов Сиднея – университета Нового Южного Уэльса. На его территории около двадцати зданий старой и новой постройки, где размещены аудитории, лаборатории многочисленных факультетов. Наибольшее впечатление оставляют главное здание университета, здание библиотеки и корпус химического факультета.

Проезжаем несколько жилых районов, государственных учреждений, госпиталь принца Генри, и проспект делает крутой поворот направо.

– Приближаемся к Лаперузу, – сказал Фрэнк. – Прошлый раз мы подъезжали сюда с севера, а сегодня – с востока. Еще полмили, и мы увидим Ботани-Бей. АНЗАК-парейд закончится петлей, которая как бы захлестнет зеленую лужайку, где установлен обелиск в намять высадки в этом месте французского мореплавателя и исследователя Жана Франсуа Лаперуза и экипажей двух судов, находившихся под его командованием.

Наконец перед нами заблистали воды залива.

– Давайте подъедем сперва к обелиску, видите его? – спрашивает меня мой спутник.

– Вижу! Не заметить его невозможно. Но почему вы не показали мне его в прошлый приезд?

– Я же вам только что объяснил, что в прошлый раз мы подъезжали с севера, то есть по улице Баннеронг. Оттуда обелиск не виден. А потом, оставив слева Вумера-авеню, повернули на улицу Ярра, а оттуда по Элару-авеню подъехали к резервации. Схватываете? Одни названия улиц чего стоят! Слова-то из лексикона аборигенов! Сейчас остановимся у обелиска, и я расскажу вам, почему это место на берегу Ботани-Бея названо именем французского мореплавателя. Читали о нем?

– Читал, но большой упор в книгах всегда делался на то, что он – исследователь островов Тихого океана, берегов Северо-Западной Америки и Северо-Восточной Азии. Кстати, его именем назван пролив между советским островом Сахалин и японским островом Хоккайдо. Этим проливом соединяются Японское и Охотское моря. Знаете ли вы об этом?

– Не припоминаю, – задумчиво сказал Фрэнк.

– Ну ничего, впредь будете знать, а теперь, будьте добры, расскажите, что делал Лаперуз в этих местах.

– Да ничего особенного, – шутит Фрэнк. – Он просто-напросто побывал здесь. Вам, должно быть, хорошо известно, что так называемая Первая флотилия в составе двух военных кораблей и девяти транспортных судов под командованием капитана Артура Филлипа вышла из Англии тринадцатого мая тысяча семьсот восемьдесят седьмого года с целью колонизации Нового Южного Уэльса в путь, который проложил еще капитан Джеймс Кук на своем «Индевре» в тысяча семьсот семидесятом году. Свое нынешнее название – Австралия – материк получил много лет спустя. Так вот, когда двадцать шестого января тысяча семьсот восемьдесят восьмого года гремели якорь-цепи в клюзах кораблей Первой флотилии при постановке на якорь в укромной бухте Сидней-Кав, находящейся в заливе Норт-Джексон, в этот же самый день в Ботани-Бей вошли и стали на якорь два французских военных корабля под командованием Лаперуза, не подозревавшего, что английские корабли ушли отсюда за несколько часов до его прибытия. Здесь он оставался довольно долго – около полутора месяцев. В течение этого времени французы навели порядок на своих судах, изрядно потрепанных в океанских просторах в период длительного перехода к неизвестным еще тогда землям, собрали две лодки, необходимые для нужд экспедиции, из отдельных деталей, которыми они запаслись еще в Европе.

Пока команды производили эти работы, – продолжает Фрэнк свой рассказ, – французские ученые, находившиеся на борту кораблей, высадились на берег и изучали флору и фауну прибрежной полосы. Интересно, что, исследуя эти места, французы встретились-таки с капитаном Филлипом и членами его экипажей, после чего они обменялись визитами и некоторыми полученными научными данными, которые имели большое значение для обеих сторон.

В то же самое время в известной теперь всему миру бухте Сидней-Кав происходили важные события: седьмого февраля тысяча семьсот восемьдесят восьмого года был оглашен королевский указ об открытии колонии Новый Южный Уэльс, протянувшейся от полуострова Кейп-Йорк на севере до мыса Юго-Восточный на юге. На запад граница повой колонии простиралась до сто тридцать пятого градуса восточной долготы. Фактически это составляло половину Австралийского материка. Этим же указом капитан Филлип назначался губернатором Нового Южного Уэльса. Он и начал строить город, получивший название в честь лорда Сиднея, государственного секретаря по делам колоний Великобритании. Все началось с десятка одноэтажных домиков, построенных на берегах укромной бухты Сидней-Кав, той самой, где сооружены пять пирсов, к которым швартуются ферри (паромы), и причалы для пассажирских и иных судов, протянувшиеся по ее западному и восточному берегам. На восточном входном мысе, Бэннелонге, воздвигнут оперный театр, на западном, Доусе, вознеслась опорная башня однопролетного сиднейского моста, перекинутого через залив Норт-Джексон, одного из самых больших в мире.

Последние сведения о Лаперузе относятся ко времени его пребывания в Ботани-Бее. Пополнив запасы пресной воды и погрузив продукты питания, французские корабли снялись с якоря и вышли из Ботани-Бея в Тихий океан. Они потерпели кораблекрушение в 1788 году, разбившись о рифы у острова Ваникоро [2]2
  Остров Ваникоро находится в юго-западной части Тихого океана в группе островов Санта-Крус (совр. государство Соломоновы острова).


[Закрыть]. Что случилось с членами экипажей, неизвестно.

Пока Фрэнк рассказывал о печальной участи французского мореплавателя, мы подъехали к обелиску, сооруженному в память Лаперуза. Высокая, светлая, круглая колонна, установленная на трехступенчатом постаменте, хорошо смотрелась на фоне моря и неба. Полюбовавшись ею, мы подъехали к большой демонстрационной доске вблизи обелиска, на которой была изображена красочная карта восточной части Ботани-Бея. Собственно Лаперуз – район города Сиднея, занимает оконечность полуострова. На севере его граница проходит по линии бухта Ярра – бухта Литтл, а на юге он отделен проливом от полуострова Карнелл. Этот пролив соединяет Ботани-Бей с Тихим океаном. На северную оконечность полуострова Карнелл, со стороны Ботани-Бея, и высаживался на берег 29 апреля 1770 года капитан Джеймс Кук.

А в 1870 году в этом месте в честь столетнего юбилея со времени высадки был разбит парк и воздвигнут мемориал в память о Куке и его сподвижниках. Парк и мемориал занимают площадь около 120 гектаров.

Вверху демонстрационной доски написано крупными буквами: «Место рождения Австралии».

Все достопримечательные места Ботани-Бея обозначены на карте цифрами:

1. Место высадки капитана Артура Филлипа в бухте Ярра 18 января 1788 года [3]3
  Район города в этом месте называется Бухта Филлипа.


[Закрыть].

2. Резервация аборигенов.

3. Место высадки Лаперуза в бухте Френчмен [4]4
  Frenchman’s bay – бухта французов.


[Закрыть]26 января 1788 года.

4. Место захоронения члена экспедиции Лаперуза, ботаника и священника Рёсёвёра (февраль, 1788 год).

5. Обелиск в честь Лаперуза, установленный в 1824 году.

6. Первая станция кабельной связи Австралии с Новой Зеландией, основанная в 1882 году.

7. Первая в Австралии таможня, построенная во время правления губернатора Маккуори.

8. Военный форт на острове Бэр.

Этот форт был построен в 1881–1885 гг. для обороны Сиднея с юга. Теперь в здании форта находится музей. В нем экспонируются всевозможные реликвии аборигенов; кандалы, одежда, утварь и другое имущество каторжников; различное оружие, вещи и предметы, так или иначе связанные с первым поселением.

9. Заповедник (площадь 66 акров).

10. Место высадки капитана Джеймса Кука на полуостров Карнелл 29 апреля 1770 года.

Прочитав все на демонстрационной доске, мы тронулись дальше, обмениваясь впечатлениями об увиденном, к цели нашего путешествия – в гости к потомкам истинных хозяев Австралийского континента…

И вот мы въезжаем в резервацию. Она не огорожена, и доступ в нее свободен. Между одноэтажными домами-коттеджами и берегом, омываемым синей водой залива, широкая полоса, покрытая густой зеленой травой.

Фрэнк остановил машину под развесистым деревом, в тени которого ходило, сидело и лежало с десяток разномастных собак, явно не голодных, не обративших на нас никакого внимания.

Тут я увидел, что из-под земли появилась голова еще одной собаки, выбиравшейся из норы, скрытой в траве. Собака отряхнулась и направилась к дереву. Оказалось, что рядом со мной имеется еще несколько нор, в одну из которых вползла рыжая собака, до этого спокойно стоявшая в двух метрах от меня.

Я никогда не видел, чтобы собаки жили в норах, и спросил об этом у Фрэнка.

– От жары, наверное, спасаются. А впрочем, кто их знает. – И он махнул рукой, давая этим понять, что «собачий» вопрос не входит в его компетенцию.

– Я возьму с собой фотоаппарат, – сказал я.

– Берите, – коротко ответил Фрэнк, запирая дверцу машины.

Фотографировать аборигенов без их согласия не разрешается. Часто фотографии, которые делали многочисленные туристы, становились орудием дискриминации коренных жителей Австралии, поэтому аборигены не любят, когда их фотографируют.

– Думаю сегодня попросить Джое разрешить сделать несколько снимков, хотелось бы иметь на память.

От машины до дома Тимбери было метров сто. По дороге мы встретили нескольких мальчиков пяти-семи лет, да у одного из домов на расстеленных на траве подстилках сидели девять человек – мужчины и женщины, большинство среднего возраста. Перед ними стояли тарелки с закуской и бутылки виски и вина. Компания была несколько навеселе. Несмотря на жару, почти псе мужчины были в пиджаках и галстуках.

Мужчины и женщины почти не разговаривали между собой. Создавалось впечатление, что они отбывают какую-то повинность. Казалось, что это не живые люди, устроившие пикник на траве, в тени, отбрасываемой домом и деревом, чтобы поболтать о том о сем, а застывшие манекены на унылой фотографии, до того все они были малоподвижны. Особенно выделялся один широколицый мужчина. Он как бы окаменел сидя, широко раздвинув ноги, обутые в яркие желтые полуботинки с развязанными шнурками. Он не то спал, не то был в состоянии прострации. Сумрачное выражение его лица приковывало к себе внимание. Все остальные выглядели ненамного лучше. Лишь одна женщина лет сорока пяти в ярком платье что-то говорила на ухо своей соседке, сидящей к ней спиной. Веселья не было, царило одуряющее уныние, резко контрастирующее со щедрой природой – ярко-зеленой травой, теплым морским ветерком, солнцем в голубом небе…

Мы прошли мимо, не возбудив у компании никакого любопытства.

– Вон и дом Джое, – сказал Фрэнк, указывая на белый одноэтажный коттедж, стоявший на высоком фундаменте.

Я хотел было сделать снимок и уже поднял фотоаппарат, но в это время в окне показалась женщина в светлом, легком платье. Она оперлась о подоконник и, возвышаясь над нами, как на капитанском мостике, вопросительно посмотрела на нас сверху вниз. Это была жена Джое.

– Можем ли мы видеть мистера Тимбери? – спросил Фрэнк.

– Его нет дома, он уехал в город.

– А когда вернется?

– Не знаю, наверное скоро, подождите, – ответила жена Тимбери и отошла от окна.

Не успела она скрыться из виду, как на грунтовой дороге, пролегающей за домом Джое, вынырнув из-за холма, покрытого травой, показалась автомашина, за рулем которой сидел Тимбери собственной персоной. Поравнявшись с нами, он остановил машину и, извинившись, попросил подождать его несколько минут, пока он поставит ее на место.

Он отъехал от нас метров на пятьдесят, взял сумку с заднего сиденья, захлопнул дверцу и направился к нам. На минуту он задержался подле компании, расположившейся на траве, поговорил о чем-то и подошел к нам, улыбаясь, – сильный, коренастый. Он поставил сумку на траву и протянул нам руку.

– Рад видеть вас, давно не были в Лаперузе, – сказал Джое.

– Все дела да дела, они-то и задерживали нас, – ответил Фрэнк.

– У всех нынче много дел, – философски заметил Тимбери. – Вот и я ездил в Сидней по делам. Ну что, пройдемте в дом?

– Может, посмотрим сперва бумеранги и вашу коллекцию оружия аборигенов? – предложил я.

– Пусть будет по-вашему. Я зайду только на минуту в дом, принесу бумеранги, – согласился Тимбери.

Через две-три минуты он уже сбегал по ступенькам дома, держа в руках с десяток барганов – возвращающихся бумерангов.

– Пойдемте-ка туда, – сказал Тимбери, указывая на высокие деревья метрах в двухстах от его дома на широком открытом пространстве.

Мы последовали за ним.

– Не расскажете ли пока нам о возвращающихся бумерангах, как их бросать, всегда ли они возвращаются? – попросил я Тимбери.

– Как бросать, я сейчас покажу, а возвращаются они не всегда. В газетах часто употребляют выражения «произошел эффект бумеранга», «имеет свойство бумеранга», особенно когда речь идет о каком-либо политическом акте и ответном действии другой стороны. Запомните, барган возвратится к вам, лишь если он не попадет в цель. Это оружие использовалось, да и теперь еще кое-где используется, только жителями морского побережья. Аборигены, жившие в центральных районах континента, его не знали. Барганы предназначаются для охоты на птиц. Попасть в одиноко летящую птицу можно, но очень трудно. Барган бросают в стаю; он, вращаясь с большой скоростью, попадает в птицу и захватывает ее туловище одной из своих лопастей. Имея поступательное движение плюс вращение, барган, столкнувшись с птицей, на мгновение как бы останавливается, но под воздействием силы инерции начинает с большой скоростью вращаться вокруг нее. Все животные подвержены шоку, птицы также. Вращаясь, барган как бы теребит ее. Из нее летят пух и перья, и птица в «обморочном состоянии» падает на землю. Тут охотник должен как можно быстрее схватить ее, пока она не успела прийти в себя и улететь. Барган же после поражения птицы падает где-нибудь поблизости от своей жертвы, а не возвращается к охотнику. Если же он пролетит мимо цели, то есть не попадет в птицу, то возвратится к метнувшему его человеку, но только когда выполнен ряд обязательных условий при броске. Я расскажу вам о них позже, если хотите.

– Конечно, хотим, это очень интересно, – сказал я. – Мы давно знакомы с вами, Джое, но никогда нам не удавалось поговорить об этом. Опять, знаете ли, все времени нет.

– Хорошо, – ответил Тимбери, – побеседуем на эту тему позже. А сейчас хочу лишь добавить кое-что…

Когда наши люди жили еще племенами, барганы применяли во время игр, соревнований. Метание барганов можно с полным основанием назвать одним из видов древнего спорта аборигенов. Теперь же посмотрим, как поведут себя при броске вот эти барганы – творения рук моих и сына.

Он положил барганы на траву, оставив один в руке.

Я наклонился и поднял с земли барган. Впервые в жизни я держал в руках не сувенирный, а настоящий бумеранг. Согласитесь, такое случается не каждый день. Но, вертя его в руках и рассматривая сверху и снизу, я был, признаться, несколько разочарован, так как полагал, что такое оружие, как возвращающийся бумеранг, о котором часто приходится читать и слышать, выглядит более внушительно.

Барган оказался довольно легким – граммов 250, наибольшая толщина в месте угла раствора двух лопастей – примерно семь миллиметров. Его метают на значительное расстояние, около полусотни метров. Птицы при перелетах в стае в поисках корма, как правило, находятся в воздухе на высоте 10–20 метров. При этом необходимо учитывать еще и их удаленность от охотника по горизонтали на 20–30 метров. Вот и получается, что нужно метнуть барган с расчетом, чтобы при попадании в птицу он имел еще достаточную скорость.

– Сейчас я метну его, а вы смотрите, как он полетит и вернется, – сказал Джое, занося барган для броска. – Потом я объясню, как это делается, и, если захотите, можете попробовать сами…

Брошенный сильной и умелой рукой, барган на мгновение замер в двадцати пяти – тридцати метрах над землей, а затем, ускоряя движение и набирая обороты, полетел по наклонной прямо на нас. Казалось, что еще секунда-две – н он попадет в Джое или меня (я стоял рядом с Тимбери). Однако этого не произошло. Метрах в пятнадцати от нас, находясь на высоте около двух метров над землей, бумеранг снова стал набирать высоту и пролетел над нашими головами. Я быстро обернулся. Скорость бумеранга уменьшилась, число оборотов стало меньше: он остановился на высоте примерно шести метров и словно застыл. Затем опять начал снижаться, скользя по воздуху прямо к нам, медленно вращаясь. Тимбери протянул руку и ловко схватил бумеранг, на небольшой скорости подлетевший к нему. Каждый следующий барган он ловил другим способом: то «прихлопывал» его ладонью на приподнятом колене, то останавливал над самой головой…

Мои попытки правильно бросить бумеранг не увенчались успехом, хотя Джое, не жалея ни слов, ни времени, объяснял и показывал, как это нужно делать. Я понял, что искусство метания бумеранга требует длительной подготовки.

По ходу моего «обучения» я попросил у Тимбери разрешения сфотографировать его в момент броска. Он не возражал.

– Скажите, Джое, – спросил я, – сколько лет затрачивал юноша, живший в племени, на то, чтобы научиться бросать барган?

– Лет шесть-восемь, – ответил Тимбери и, поколебавшись секунду-другую, продолжил: – После инициации юношу, распрощавшегося таким образом с детством, поручали опытному охотнику, который обязан был обучать его всему тому, что знал сам; этот юноша становился как бы тенью своего наставника. Поскольку каждый день нужно было добывать пищу (аборигены никогда не запасались едой впрок), охотник со своим учеником много часов проводили вместе, выслеживая животных, а также птиц; ловили рыбу. Таким образом, постепенно, год за годом, юноша овладевал искусством обращения с копьем, вумерой, бумерангом, если племя располагало таким оружием. Изучал повадки животных, умел «читать» их следы. Знал, когда можно, а когда нельзя убивать их; например, самок кенгуру с детенышами щадили. Одновременно с этим шло воспитание молодого человека в духе законов племени, он познавал обычаи, нравы. По прошествии нескольких лет юноша признавался мужчиной. Ему разрешалось обзаводиться семьей, так как он мог прокормить ее, уберечь от разных невзгод, стихийных бедствий.

Тимбери выполнил свое обещание, рассказал, какие условия нужно соблюдать, чтобы правильно метнуть барган.

– Прежде всего, – объяснил он, – следует стать под углом сорок пять градусов к ветру. Например, если ветер дует с севера, то вы должны стать лицом на северо-восток.

Далее: берете один конец баргана в руку так, чтобы его плоскость была несколько развернута – под углом десять градусов. Делаете шаг вперед левой ногой и заносите руку (с барганом) назад, далеко за голову. Затем, резко шагнув правой ногой вперед, бросаете его, но таким образом, чтобы барган был выпущен из руки в тот самый момент, когда он находится на уровне лица. Естественно, чем сильнее вы метнете барган, тем дальше он полетит.

– Многие европейцы в нашей стране, – сказал Тимбери, – сейчас увлекаются метанием бумерангов, не с целью охоты на птиц, а просто так, и некоторые добиваются успеха. Но главной целью этих спортсменов является отработка точного броска, чтобы бумеранг вернулся прямо в руки, как только что делал я. Устраиваются настоящие соревнования… Для тренировок нужны только открытые пространства, которых в Австралии предостаточно. Во время полета бумеранга нужно обязательно смотреть: если он уклоняется от вас, например, вправо, значит, вы бросили его под большим углом, чем сорок пять градусов, то есть «правее» направления ветра. Это наблюдение позволит вам скорректировать следующий бросок. Как в любом виде спорта, здесь тоже следует изучать свои промахи, просчеты, неточности, – закончил свои пояснения Джое и добавил:

– Пойдемте к дому, вон как раз возвратился из города мой сын, тоже Джое.

Действительно, мы увидели Джое-младшего, который в этот момент поднимался на крыльцо коттеджа.

Собрав бумеранги, мы направились к дому.

По дороге, улучив момент, Фрэнк шепнул мне:

– Попросите Джое показать вам его коллекцию оружия и домашней утвари аборигенов, он сейчас в хорошем настроении и, вероятно, не откажет вам.

Со слов Фрэнка я знал, что Тимбери не только глава этой резервации аборигенов, на территории которой мы сейчас находились, но и чемпион Австралии по метанию бумеранга. Знал, что Джое очень разносторонний человек: сам делает бумеранги, сувениры, пишет стихи, коллекционирует оружие, домашнюю утварь аборигенов разных племен…

– Мне бы очень хотелось посмотреть вашу коллекцию, если это возможно, – обратился я к нему.

Джое хитро посмотрел на Фрэнка и сказал:

– Я вижу, вы создаете мне рекламу, Фрэнк. Мало того, что привезли сюда редкого гостя – из самого Советского Союза, но еще и представили меня как большого коллекционера, владельца «музея», – и, обращаясь уже ко мне, добавил: – Фрэнк по своей доброте преувеличил значение двух-трех десятков экспонатов, которые я собрал, бродя по стране, посещая заброшенные стоянки аборигенов. Конечно, я покажу вам все, что у меня есть, но эти изделия далеки от совершенства. Понравятся ли они вам? Смотрите… разочаруетесь.