355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Хрусталев » Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова » Текст книги (страница 6)
Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:22

Текст книги "Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова"


Автор книги: Владимир Хрусталев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Повторяю опять, что меня больше всего мучает мысль, что я тебя и Ники так ужасно огорчу, но продолжать такую жизнь, как до сих пор, для меня было слишком невыносимо. Итак, умоляю тебя, моя дорогая Мама, прости и пойми меня, как мать, которую я горячо люблю всем моим сердцем. Твой Миша» [94]94
  Хрусталев В.М., Осин В.М.Скандал в императорской семье. // Октябрь. 1998. № 11. С. 174.


[Закрыть]
.

Михаил Александрович осознавал, что это известие будет страшным ударом для его матери. Ему было известно, что при аналогичной ситуации, когда великий князь Михаил Михайлович самовольно за границей заключил морганатический брак, то у его матери великой княгини Ольги Федоровны (1839–1891) случился сердечный приступ, и она скончалась от горя. Михаил Александрович пытался через свою старшую сестру как-то заранее подготовить мать к неприятному известию. В дневнике Ксении Александровны от 4 ноября 1912 г. имеется запись об этих событиях:

«…Час от часу не легче. Сегодня пришло письмо от Миши, с извещением о его женитьбе, 2 недели тому назад! Мама это окончательно убило – большего огорчения он не мог ей сделать. Ужас как ее жалко и больно за нее! Ужасно мучительный день. Утром еще до кофе она была так в духе и радовалась быть тут. Потом она пошла гулять, солнце показалось – и я вернулась к себе в комнату, где нашла телеграмму от М[иши]. В ней он пишет, что сегодня должно получиться его письмо (очень неприятное) и чтобы я приготовила Мама. Но я не успела даже сообразить что-либо, как письмо уже было получено. Мама позвала меня к себе, вернувшись из сада, и принялась его читать, но бросила его мне, говоря, – читай, я не могу, что-то тяжелое случилось, и я должна была его ей прочесть! Она дрожала и плакала и была в полном отчаянии! Он пишет, что давно думал жениться, что ему было слишком тяжело продолжать такую жизнь, что он ее так любит и уважает ее, что болезнь маленького Алексея ускорило это намерение! – Он боялся, что, сделавшись наследником, их разлучат!! Мне его только жалко – он ее любит, всецело в ее руках и, конечно, счастья она ему не способна дать. Жизнь свою он окончательно исковеркал – бедный Мишкин» [95]95
  ГА РФ. Ф. 662. Оп. 1. Д. 42. Л. 100–100 об., 101.


[Закрыть]
.

Михаил Александрович в своем следующем письме от 1 / 14 ноября 1912 г. пытался объяснить императору Николаю II свой поступок:

«1 ноября 1912 г. Hotel du Pare Cannes.

Дорогой Ники,

Я знаю, что мое письмо принесет тебе большое горе, и я прошу тебя заранее, выслушай и пойми меня, как твоего брата. Мне тем более тяжело огорчить тебя теперь, когда ты и без того так озабочен болезнью Алексея, но именно это последнее обстоятельство и мысль, что меня могут разлучить с Наталией Сергеевной Брасовой, заставили меня обвенчаться с ней.

Прошло уже пять лет, что я ее люблю, и теперь уже не могут сказать, что с моей стороны это было простое увлечение. Наоборот, с каждым годом я привязываюсь к ней все сильнее, и мысль, что я могу лишиться ее и нашего ребенка, мне слишком невыносима.

Первое время я не думал о возможности брака с нею, но эти пять лет, и в особенности последний год в Петербурге, изменили мои намерения. Ты знаешь, что, несмотря даже на тяжелую двухлетнюю жизнь врозь (когда я был в Орле), у нас всегда была семья, я всегда смотрел на Наталию С[ергеевну] как на свою жену и всегда уважал ее, поэтому мне были страшно тяжелы те унижения и оскорбления, которые неизбежно при ее положении приходилось ей переносить в Петербурге.

Я тебе даю мое слово, что я не действовал ни под чьим давлением. Наталия С[ергеевна] никогда со мной об этом не говорила и этого не требовала, я сам пришел к сознанию, что иначе жить нечестно, надо выйти из этого ложного положения. Не скрою от тебя, что командовать кавалергардами мне было очень трудно и тяжело. Я чувствовал все время, что по своим привычкам, вкусам и стремлениям я совершенно не подхожу к ним, не говоря о том, что я не привык к городской жизни без воздуха и движения, благодаря чему я всю зиму хворал. Если б ты пошел навстречу некоторым моим желаниям, то ты во многом облегчил бы мне мое тяжелое положение. Я так просил мне не давать полка в С[анкт]-П[етер]б[урге], зная заранее, что во время пребывания там Мама моя личная жизнь уже не может существовать. Все это, взятое вместе, заставило меня решиться на этот шаг и обвенчаться с Наталией Сергеевной.

Наше венчание состоялось в Сербской церкви Св. Саввы в Вене 16 / 29 октября. Я знаю, что меня ждет наказание за мой поступок, и заранее готов перенести его, только одно прошу тебя: прости меня как Государь, перед которым я нарушил формальный закон, и пойми меня, как брат, которого я горячо люблю всем своим сердцем. Твой Миша.

P.S. Я одновременно написал письмо Мама» [96]96
  ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1301. Л. 90–92 об.; Хрусталев В.М., Осин В.М.Скандал в императорской семье. // Октябрь. 1998. № 11. С. 174–175.


[Закрыть]
.

Как видим из содержания писем, перевод в Петербург, где великий князь получил Кавалергардский полк, означал для него непреодолимое противодействие отношениям с Н.С. Брасовой со стороны матери. Главное же заключалось в его опасении того, что болезнь цесаревича Алексея Николаевича заставит царя для обеспечения престолонаследия усилить натиск на брата относительно его «незаконной связи».

Намек Михаила Александровича в письме на болезнь цесаревича и возможный трагический исход весьма задел отцовские чувства императора Николая II.

Следует пояснить, что осенью 1912 г. тяжело заболел цесаревич Алексей Николаевич. Случилось так, что во время пребывания царской семьи в Спале (место охоты в польском имении), подвижный и шаловливый Алексей неудачно прыгнул с берега в лодку и ударился об уключину весла. В результате ушиба возникла гематома – внутреннее кровоизлияние, наступил приступ гемофилии, самый тяжелый за его короткую жизнь, принесший ему невыносимые физические страдания. Цесаревич в это время попросил:

«Когда я умру, поставьте мне в парке маленький памятник» [97]97
  Кузнецов В.В.Тайна пятой печати. СПб., 2002. С. 276.


[Закрыть]
.

Положение было серьезное, и о состоянии здоровья цесаревича сообщалось в специальных бюллетенях в периодической печати. Ни один из врачей, в том числе и вызванных из Петербурга, не мог облегчить страдания 8-летнего ребенка. Одиннадцать суток императрица Александра Федоровна почти беспрерывно находилась у кровати любимого и единственного сына. В критический момент 10 октября 1912 г., когда уже ждали кончины наследника престола и его даже причастили и соборовали, из села Покровского (из Сибири) пришла телеграмма, в которой Г.Е. Распутин (1869–1916) писал, что цесаревич будет жить и чтобы «доктора его не мучили». И действительно, с этого момента состояние цесаревича Алексея стало заметно улучшаться, и он быстро пошел на поправку.

Через две недели после получения письма Государем Николаем II о самовольном морганатическом браке младшего брата, великому князю Михаилу Александровичу было предложено совершить развод и вернуться в Россию без семьи под угрозой различных наказаний вплоть до лишения титула.

Тем временем царская семья возвращалась из охотничьего имения в Польше домой в Царское Село вместе с больным цесаревичем Алексеем. Император Николай II записал в дневнике: «7 ноября. Среда. – Царское Село. На пути сюда получил от Миши письмо из Канн, в кот[ором] он сообщает, что он женился на особе, с кот[орой] жил пять лет. Повенчался в Вене в сербской церкви. – Единственный брат и тот нарушил данное слово!!! Началась старая жизнь. … После обеда писал Мама в Данию» [98]98
  ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 259. Л. 63–64.


[Закрыть]
.

Сохранилось и письмо императора, направленное 7 ноября 1912 г. из Царского Села вдовствующей императрице Марии Федоровне в Данию:

«Моя милая, дорогая Мама,

Благодарю тебя от всего сердца за твои добрые слова. Я тоже собирался написать тебе по поводу нового горя, случившегося в нашей семье, и вот ты уже узнала об этой отвратительной новости.

Посылаю тебе его письмо, которое я получил в поезде по пути сюда. Прочти его, и ты увидишь, может ли он после всего им написанного оставаться на службе и командовать твоими кавалергардами?

Да, милая Мама, и я с тобой скажу: да простит ему Господь!

К несчастью, между мною и им сейчас все кончено, потому что он нарушил свое слово. Сколько раз он сам мне говорил, не я его просил, а он сам давал слово, что на ней не женится. Я ему безгранично верил! Что меня особенно возмущает – это его ссылка на болезнь бедного Алексея, которая его заставила поторопиться с этим безрассудным шагом! Ему дела нет ни до твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, кот[орый] это событие произведет в России.

И в такое время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея дома Романовых!!! Стыдно становится и тяжело.

У меня тоже была первая мысль скрыть это известие, но, прочтя его письмо два-три раза, я понял, что теперь ему нельзя приехать в Россию.

Рано или поздно все узнают здесь и будут удивлены, почему с ним ничего не сделали, тогда как с другими было поступлено очень строго?

Около двух месяцев тому назад Фредерикс узнал от Врангеля, что Миша потребовал из своей конторы большую сумму денег и даже будто он купил имение во Франции. Теперь все понятно.

Словами не могу выразить тебе, дорогая Мама, всего, что я чувствую по отношению к твоим страданиям. Да подкрепит тебя Господь Милосердный! Какое счастье, что милая Ксения как раз с тобою, чтобы вместе делить терзание души.

Аликс и я тебя нежно обнимаем. Алексей очень целует тебя и благодарит. Слава Богу, он бодр и весел. Христос с тобою.

Всем сердцем горячо тебя любящий твой старый Ники» [99]99
  ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 2332. Л. 24–25 об.; Хрусталев В.М., Осин В.М.Скандал в Императорской семье. // Октябрь. 1998. № 11. С. 175.


[Закрыть]
.

Великий князь Николай Михайлович (1859–1919), как водилось, успевал быть в курсе всего происходившего, делиться мнениями и давать советы. Он направил 16 ноября 1912 г. письмо Государю весьма любопытное по содержанию:

«Много я передумал о том положении, которое создается от брака Миши. Если он подписал или подпишет акт отречения, то это весьма чревато последствиями и вовсе не желательными. Ведь Кирилл, как женатый на двоюродной сестре, тоже уже потерял свои права на престол и в качестве heriticr presomptif явится Борис (великий князь Борис Владимирович. – В.Х. ). Если это будет так, то я прямо-таки считаю положение в династическом смысле угнетающим.

Осмеливаюсь выразить такое суждение: Тебе, как Государю и главе семейства, вверены судьба наших семейных законов, которые Ты можешь изменять в любое время. Но я иду еще дальше. Во всякое время, одинаково, Ты имеешь право изменить также закон о престолонаследии… Так, например, если Ты пожелал бы передать право наследства в род Твоей старшей сестры Ксении, то никто и даже юристы с их министром юстиции не могли бы Тебе представить какие-либо доводы против такого изменения закона о престолонаследии. Если я позволяю себе говорить и излагать на бумаге такого рода соображения, то единственно потому, что возможное отречение от Престола Миши, я считаю просто опасным в государственном отношении.

Весь Твой Николай М[ихайлович]» [100]100
  ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1310. Л.52–53 об.


[Закрыть]
.

Вскоре тайну дома Романовых скрывать стало невозможно. Великая княгиня Ксения Александровна в отчаянии записала в дневнике:

«26 ноября. Понедельник. – Копенгаген. /…/ К чаю [пришли] все двоюродные братья и сестры /…/. В вечерн[их] местных газетах печаталось о женитьбе Миши и отречении! Так обидно. – Valdemar предупредил об этом Мама. Когда мы прослезились, появилось как нарочно все семейство» [101]101
  ГА РФ. Ф. 662. Оп. 1. Д. 42. Л. 121 об. – 122.


[Закрыть]
.

В начале декабря все продолжались «семейные дебаты» о дальнейшей участи Михаила Александровича. Вдовствующая императрица Мария Федоровна просила своего старшего сына дать Михаилу 11-месячный отпуск и не торопиться с решением. Однако Николай II оказался в сложном положении. Он не мог дать поблажки брату, который нарушил закон о престолонаследии, а через короткое время должны быть отмечены ряд памятных дат в жизни Российской империи, в т. ч. 300-летие дома Романовых.

Семейный скандал дома Романовых получил широкую огласку. Дошло до того, что английский кузен Джорджи (будущий король Георг V) прислал послание Николаю II от 16 декабря 1912 г. со своими соболезнованиями:

«Дражайший Ники.

Не нахожу слов, чтобы высказать, как я сочувствую тебе и дорогой Алики в вашей тревоге из-за болезни дорогого мальчика. Полагаю, что теперь ему гораздо лучше, и он больше не страдает от болей. Не собираетесь ли вы послать его на зиму на юг? Я также сочувствую тебе по поводу дорогого Миши. Я его так люблю, что просто в отчаянии, что он выкинул такую глупость, и представляю себе, до чего это тебя расстроило. Сколько огорчений и тревог в этом мире.

Всегда очень преданный тебе, дражайший Ники, кузен и старый друг Джорджи.

Привет от Мэй и детей» [102]102
  Мейлунас А., Мироненко С.Николай и Александра. Любовь и жизнь. М., 1998. С. 358.


[Закрыть]
.

По иронии судьбы английскому королю Георгу V (1865–1936) придется пережить увлечение сына Эдуарда (1894–1972) замужней американкой Уоллис Симпсон. Принц хотя и взошел на престол в 1936 г. под именем короля Эдуарда VIII, но вскоре «выкинул такую глупость» и оставил корону ради дважды разведенной любимой женщины брату Георгу VI. Однако вернемся к великому князю Михаилу Александровичу.

Вскоре гнев Его Величества вылился не только в запрещении «своевольному брату» въезда в Россию. Последовал целый ряд репрессивных мер. Царь подписал Указ Правительствующему Сенату, в котором повелевалось:

«Находя ныне соответственным учредить над личностью, имуществом и делами Великого Князя Михаила Александровича опеку, МЫ признали за благо взять на СЕБЯ главное руководство означенного опекою, а непосредственное заведование всеми принадлежащими Великому Князю Михаилу Александровичу движимыми и недвижимыми имуществами, а также капиталами возложить на Главное Управление Уделов.

Правительствующий Сенат к исполнению сего не оставит сделать надлежащее распоряжение.

На подлинном Собственною

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

рукою начертано: “НИКОЛАЙ”.

Царское Село 15 декабря 1912 г.» [103]103
  ГА РФ. Ф. 668. Оп. 1. Д. 26. Л. 1.


[Закрыть]
.

Через две недели, 30 декабря 1912 г., с Михаила Романова были сняты обязанности «правителя государства» [104]104
  Там же. Л. 2.


[Закрыть]
, которые ранее возлагались на великого князя до совершеннолетия цесаревича Алексея Николаевича в случае кончины императора Николая II. Великий князь Михаил Александрович был вынужден жить со своей семьей за границей как частное лицо.

Начало Великой войны и возвращение в Россию

звезды «Русского балета» стремительно покоряли Европу. «Русские сезоны» были популярны в то время в Париже, Берлине, Риме, Вене, Будапеште и Лондоне. Парижская опера представила «Шехерезаду» Н.А. Римского-Корсакова в потрясающей постановке великого хореографа Михаила Фокина. Париж никогда не видел ничего подобного.

Летом 1914 г. российская балетная труппа С.П. Дягилева (1872–1929) снова была в Лондоне, и Н.С. Брасова пригласила всех артистов в свой замок Небворт. Приглашены были также звезды русской оперы, участвовавшие в проекте «Русские сезоны» сэра Джозефа Бичема в Друри-Лейн. Знаменитый певец Ф.И. Шаляпин (1873–1938), бывший частым гостем в Каннах, был также среди них. Еще одним гостем был известный русский скульптор и сценограф Судейкин, который изваял бюсты Михаила Александровича, маленького Георгия и Таты. Вспоминали, что, позируя Судейкину, Тата не могла усидеть на месте. Но, по ее словам, «он был очень мил и совсем не сердился». Самое большое впечатление произвела на нее балерина Тамара Карсавина: «Я нашла ее изумительно красивой».

В 1914 г. в Лондон прибыла погостить у родной сестры королевы Александры (1844–1925) в Мальборо-Хаус вдовствующая императрица Мария Федоровна. Через некоторое время великокняжеская чета Ксения Александровна и Александр Михайлович, приехав из Парижа, остановились в отеле «Пикадилли». За ними последовала их дочь Ирина Александровна со своим мужем, князем Феликсом Юсуповым (младшим), владевшим шикарными апартаментами по улице Парксайд, 15, в Белгравии. Помимо великих князей Михаила Александровича и Михаила Михайловича, которые надолго поселились в Англии, число представителей российской Императорской фамилии выросло до 9, когда в Лондон прибыла супруга великого князя Георгия Михайловича (брата Александра Михайловича), великая княгиня Мария Георгиевна в сопровождении двух малолетних дочерей Нины и Ксении.

Ничто не предвещало беды, когда 29 июня 1914 г. газеты сообщили об убийстве в Сараево австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда (1863–1914). Это стало сенсацией, ибо Балканы всегда были взрывоопасным регионом. Основную массу аристократического общества политика трогала мало: им было и без того о чем подумать. Мысли занимал Уимблдон и назначенный на 16 июля королевский бал, где должны были присутствовать представители самых знатных семейств Европы.

За этим следовали конные бега в Гудвуде и парусные состязания в Коус, где собирался участвовать брат кайзера и зять английской королевы Александры, прусский принц Генри со своей яхтой «Кармен».

Представители германского двора были заметны, как и русские, в последний сезон Старого Света. Во время бала в Букингемском дворце самыми почетными гостями являлись Баттенберги, Сакс-Кобург-Готы и Шлезвиг-Гольштейны. Все они были тесно связаны родственными узами с Британской королевской династией.

На том балу в Букингемском дворце старая Европа в последний раз танцевала. Через три недели мир перевернулся.

Начало Первой мировой войны опрокинуло надежды на лучшее будущее многих народов мира. «Какая-нибудь проклятая глупость на Балканах, – предсказывал Бисмарк, – явится искрой новой войны». 14 (27) июня 1914 г. английская эскадра, пришедшая с дружественным союзническим визитом в Кронштадт, громом салюта приветствовала российского императора, поднявшегося на палубу флагманского крейсера «Lion». На другой день 15 (28) июня в 11 часов утра в Боснии, в городе Сараеве, 19-летний террорист Гаврила Принцип (боснийский серб, националист, австрийский подданный) расстрелял из браунинга наследника престола Австро-Венгрии, эрцгерцога Франца Фердинанда (1863–1914) и его морганатическую супругу герцогиню Софию Гогенберг (1868–1914). Это было уже второе покушение в тот день после неудавшегося первого, когда Габринович бросил бомбу в автомобиль, в котором эрцгерцогская чета направлялась по улицам Сараева в городскую ратушу. Террорист-убийца был схвачен на месте преступления и позднее приговорен к 20 годам каторги (как несовершеннолетний), но так и умер в тюрьме в 1918 г. от туберкулеза.

Государь Николай II выразил соболезнование престарелому императору Францу Иосифу I (1830–1916) по поводу трагического покушения.

7 (20) июля 1914 г. на рейде Кронштадта встала французская эскадра в составе броненосцев «Frace», «Jean Bart» и двух миноносцев, которых встретил российский император. В дневнике Государя за этот день имеются такие строки:

«Григорович привез президента Пуанкаре на яхту; после взаимного представления свит пошли в Петергоф. Салюты не прекращались» [105]105
  Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 474.


[Закрыть]
.

Министр иностранных дел С.Д. Сазонов (1860–1927) позднее делился воспоминаниями о визите в Россию президента Франции Раймонда Пуанкаре (1860–1934):

«Седьмого июля по старому стилю г-н Пуанкаре прибыл в Кронштадт на эскадренном броненосце “La France” в сопровождении председателя совета министров, министра иностранных дел, г-на Вивияни.

Встреча Государя с Президентом произошла на Кронштадтском рейде и носила торжественный и дружеский характер. Государь пригласил недавно прибывшего в Петроград нового французского посла Палеолога, А.П. Извольского и меня на Императорскую яхту “Александрия”, на которую прибыл и Пуанкаре для приветствия Государя. Яхта затем ушла с нами в Петергоф, где в большом Петровском Дворце были приготовлены для Президента покои. /…/

Пребывание в России Президента продолжалось три дня. Эти три дня оказались роковыми в истории человечества» [106]106
  Сазонов С.Д.Воспоминания. Париж, 1927; М., 1991. С. 179.


[Закрыть]
.

События в сторону движения к мировой войне становились все напряженней. Начальник канцелярии министра Императорского двора А.А. Мосолов (1854–1939) вспоминал:

«После отъезда президента Французской республики нам казалось, что политический горизонт как будто проясняется. Фредерикс сказал мне, что Государь не боится последствий сараевского убийства и думает, что все устроится. Наоборот, военный министр, с которым я беседовал в тот же день, держался противоположного мнения. Сухомлинов полагал, что серьезность кронштадтского свидания с Пуанкаре побудит Вильгельма II более остро поддерживать требования Австрии, эвентуально неприемлемые…» [107]107
  Мосолов А.А.При дворе последнего императора. СПб., 1992. С. 241.


[Закрыть]

Тем временем, всего несколько дней спустя после покушения, в Австро-Венгерской империи началась развернутая и планомерная кампания против Сербии. А именно: 5 июля 1914 г. Германия заверила Австро-Венгрию в том, что та может рассчитывать на «надежную поддержку» в случае, если принятые ею карательные меры против Сербии приведут к конфликту с Российской империей. Надежды, проявляемые в России, что Германия повлияет сдерживающе на своего стратегического союзника, не оправдались. Это явилось причиной череды необратимых событий. Сараевское убийство послужило для Австро-Венгрии долгожданным поводом навсегда покончить с ненавистной ей Сербией. 11 (23) июля Австро-Венгрия предъявила жесткий ультиматум Сербии, своими требованиями поразивший всю Европу. Принятие претензий, предъявленных в нем в полном объеме, ровнялось бы «добровольному отречению» от национальной независимости. Сербия согласилась почти на все уступки и требования, за исключением одного, вероятно, рассчитанного на то, чтобы затронуть при предъявлении национальную честь, а именно: подчинения сербских судебных властей австрийским. Однако Австро-Венгрия 13 (26) июля отклонила данный на ультиматум ответ Сербии (хотя кайзер Вильгельм II, уже проявлявший беспокойство, признавал, что этот документ не дает никаких оснований для начала войны). Министр иностранных дел царского правительства С.Д. Сазонов (1860–1927), узнав о содержании австрийской ноты, сказал: «Это европейская война». Конечно, самостоятельно Сербия, пережившая две Балканских войны, не могла выдержать удар, направленный против нее мобилизованными одиннадцатью австро-венгерскими корпусами и все свои надежды возложила только на русского царя. По повелению Государя Николая II царское правительство 12 (25) июля официально заявило о том, что «Россия не намерена бездействовать, если Австро-Венгрия попытается силой навязать Сербии свою волю». В ответ на австрийскую мобилизацию и драконовский ультиматум, предъявленный Сербии, Государь 13 (26) июля повелел ввести в стране «предмобилизационное положение». Все воинские чины, находившиеся в отпусках, были вытребованы в свои части, а войска лагерного расположения вернулись к местам своей дислокации. 16 (29) июля состоялся телеграфный обмен мнениями между императорами Николаем II и Вильгельмом II. Однако вернемся к более ранним событиям международного конфликта и к датировке по старому календарному стилю, который действовал в России до февраля 1918 г.

В связи с быстро разрастающимся международным конфликтом Николай II записал 12 (25) июля 1914 г. в своем дневнике:

«В четверг вечером Австрия предъявила Сербии ультиматум с требованиями, из которых 8 неприемлемы для независимого государства. Срок его истек сегодня в 6 часов дня. Очевидно, разговоры у нас везде только об этом. Утром поехал в Красное Село…. От 11 ч. до 12 ч. у меня было совещание с 6 министрами по тому же вопросу и о мерах предосторожности, которые нам следует принять…» [108]108
  Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 475.


[Закрыть]

Военный министр царского правительства генерал В.А. Сухомлинов (1848–1926) позднее писал в своих воспоминаниях об этом историческом совещании:

«Не совсем врасплох, но довольно неожиданно получил я предложение прибыть на заседание совета в Красное Село 25 июля (12 июля по старому стилю. – В.Х. ), в разгар лагерного сбора.

Помню, что во время моей поездки на заседания я не испытывал никакого предчувствия относительно надвигавшейся катастрофы. Я знал личное миролюбие царя и не получил никакого извещения о предмете предстоящего заседания. Поэтому я придавал поездке в Красное Село настолько малое значение, что поехал один, не взяв с собою ни начальника Генерального штаба, ни даже дежурного адъютанта: предметом совещания могло быть чисто военное дело Петербургского военного округа или что-либо, касающееся лагерных сборов…. В малом летнем дворце великого князя Николая Николаевича я встретил нескольких министров, между ними министра иностранных дел, а также несколько высших чинов военного ведомства. Многие из них также ничего не знали о предмете предстоящего совещания; однако высказывали, ссылаясь на присутствие Сазонова, предположения, указывающие на политическое положение.

Государь вошел в зал заседания вместе с дядей. На нем были летняя форма одежды своего Гусарского полка. Как всегда, приветливо улыбаясь и не показывая никакого душевного волнения, Государь приветствовал присутствующих общим поклоном и без особых церемоний сел за стол; по его правую руку сел Горемыкин, по левую – великий князь.

Помещение, в котором мы собрались, была большая столовая, примитивно устроенная, с большими стеклянными дверьми, ведущими через балкон или веранду в парк. Посреди стоял большой, покрытый зеленой скатертью обеденный стол, за который мы, по знаку Государя, сели. Против Государя сидел Сазонов, я сидел через несколько мест от него по ту же сторону, если не ошибаюсь, рядом с министром финансов Барком. Морского министра я на заседании не видел.

Без всякого вступления Государь предоставил министру иностранных дел слово, который нам в приблизительно получасовой речи обрисовал положение, создавшееся вследствие австро-сербского конфликта для России. То, о чем Сазонов докладывал, было крупное обвинение австро-венгерской дипломатии. Все присутствовавшие получили впечатление, что дело идет о планомерном вызове, против которого государства тройственного союза (Entente cordiale), Франция и Англия, восстанут вместе с Россией, если последняя попытается не допустить насилия над славянским собратом. Сазонов сильно подействовал на наши воинские чувства. Он нам объявил, что непомерным требованиям можно противопоставить, после того как все дипломатические средства для достижения соглашения оказывались бесплодными, только военную демонстрацию; он заключил указанием на то, что наступил случай, когда русская дипломатия может посредством частичной мобилизации против Австрии поставить ее дипломатию на место. Технически это обозначало распоряжение о подготовительном к войне периоде. О вероятности или даже возможности войны не было речи.

Государь был совершенно спокоен. Впоследствии выяснилось, что накануне заседания у него было продолжительное собеседование с глазу на глаз с его дядей, великим князем Николаем Николаевичем, который молча сидел рядом с Государем и усиленно, нервно курил. Для меня, в течение целого ряда лет имевшего случай наблюдать отношения этих двух высочайших особ, было совершенно ясно, что великий князь настроил Государя уже заранее, без свидетелей, и говорить теперь в заседании ему не было никакой надобности.

Несмотря на то что Австрия явно закусила удила, у многих членов заседания была надежда на благополучный исход конфликта.

В заключительном слове Государя была та же надежда, но он находил, что теперь уже требуется более или менее серьезная угроза. Австрия дошла до того, что не отвечает даже на дипломатические наши миролюбивые предложения. Поэтому царь признал целесообразным применить подготовленную именно на этот случай частичную мобилизацию, которая для Германии будет служить доказательством отсутствия с нашей стороны неприязненных действий по отношению к ней.

На этом основании и решено было предварительно объявить начало подготовительного к войне периода с 13/26 июля. Если же и после того не наступит улучшение в дальнейших дипломатических переговорах, то объявить частичную мобилизацию.

Моя роль при этом постановлении была, как уже выше сказано, весьма скромная. Как военный министр, против такого решения, бывшего ходом на шахматной доске большой политики, я не имел права протестовать, хотя бы он и угрожал войной, ибо политика меня не касалась. Настолько же не моим делом военного министра было решительно удерживать Государя от войны. Я был солдат и должен был повиноваться, раз армия призывается для обороны отечества, а не вдаваться в рассуждения. Имели бы право обвинить меня в трусости, если бы после того, как в роли военного министра в мирное время пользовался всеми преимуществами моего высокого военного положения, предостерегал бы от войны и притом в то время, когда вся вероятность и мое личное убеждение были за то, чтобы русская дипломатия не отступала перед притязаниями австро-венгерской, как это имело место еще в 1909 г. – Ко всем таким соображениям, которые, однако, меня ни на минуту не смущали, в смысле трудности предстоящей задачи, присоединилось еще впечатление, которое у меня и представителей других ведомств получилось от доклада представителя министерства иностранных дел. Из этого следовало, что другого выхода, как объявление войны, не было и каждое мое слово против войны было бы бесполезно.

Моим протестом 25 июля я бы только отрицал возможность применения вооруженного нейтралитета. В данном случае решение подлежало министру иностранных дел, а он требовал частичной мобилизации! … В соответствии с этим намечены были отправные точки, несмотря на то, что я был противником частичной мобилизации и такого своего мнения не скрывал. Моим делом было приготовить армии для шахматной игры Сазонова, следовательно, и в этом отдельном вопросе мне приходилось повиноваться.

Было бы другое дело, повторяю, если бы я в 1914 г. оказался в положении Редигера в 1909 г. В 1914 г. армия была настолько подготовлена, что казалось, Россия имела право спокойно принять вызов. Никогда Россия не была так хорошо подготовлена к войне, как в 1914 г.» [109]109
  Сухомлинов В.А.Воспоминания. Берлин, 1924. С. 284–286.


[Закрыть]
.

Однако военный министр В.А. Сухомлинов о многом умолчал. После Русско-японской войны в результате чистки царской армии за один год в отставку было отправлено: 341 генерал – почти столько же, сколько имелось во всей французской армии, и 400 полковников. В 1913 г., т. е. накануне Великой войны, в русской армии все еще не хватало 3000 офицеров. За шесть лет, предшествовавших 1914 г., сменилось шесть начальников Генерального штаба, что оказало отнюдь не благоприятное влияние на разработку военных планов предстоящей войны. Военные заводы Российской империи производили не более двух третей требуемого количества артиллерийских снарядов и менее половины винтовочных патронов. Почти все воюющие страны в годы мировой войны, как выяснили впоследствии историки и военные исследователи, не имели достаточного количества военного снаряжения и боеприпасов. Однако В.А. Сухомлинов не израсходовал даже правительственные фонды на производство боеприпасов. Россия вступала в мировую войну, имея 850 снарядов на каждое орудие, по сравнению с 2000–3000 в западных армиях, хотя еще в 1912 г. он согласился с компромиссным предложением о доведении этого количества до 1500 снарядов на орудие. Существовала еще одна не решенная до конца проблема. В состав русской пехотной дивизии входило 7 батарей артиллерии, а в немецкой – 14. К началу Великой войны по сведению историков: «Россия была полностью обеспечена орудиями по существующему мобилизационному расписанию – 959 батарей при 7088 орудиях. Громадная сила. Союзная Франция имела 4300 орудий. Но противники превосходили русских и французов как по общему числу орудий (Германия – 9388, Австро-Венгрия – 4088), так что еще важнее, по тяжелой артиллерии. Германия располагала 3260 тяжелыми орудиями, Австро-Венгрия примерно 1000. На вооружении русской армии было 240 тяжелых орудий, во Франции тяжелая артиллерия находилась в зачаточном состоянии» [110]110
  Яковлев Н.1 августа 1914 г. Изд. 3-е. М., 1993. С. 41–42.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю