Текст книги "Охота За Мыслью"

Автор книги: Владимир Леви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

ВЛАДИМИР ЛЕВИ

ОХОТА ЗА МЫСЛЬЮ

(ЗАМЕТКИ ПСИХИАТРА)

Если бы одна книга смогла вместить все о человеке, наверное, отпала бы нужда в книгах. Прочитав эту, вы узнаете новое о глубинных пружинах настроений и чувств;

и веществах, взрывающих и лечащих психику;

о скрытых резервах памяти,

о гипнозе н тайных шифрах сновидений;

о поисках и надеждах исследователей и врачей; кое-что о йогах

и о том, что может сделать со своей психикой человек, если сам ею не слишком доволен.

ПОСЛЕ ПАВЛОВА

Все науки, даже самые отвлеченные, имеют к нам отношение. Не сегодня, так завтра... Но есть какая-то иерархия по степени каждодневной близости. Для человека не может быть науки ближе, чем наука о человеке. А в человеке нет ничего важнее, чем его мозг.

Стремительный, резкий человек, уроженец Рязанской губернии Иван Павлов в первой половине нашего века вывел науки о человеческом мозге на орбиту разбега, как в свое время физику вывел Ньютон.

Он стремился загнать ускользающую механику психики в тонкие и прозрачные сети эксперимента. И этого показалось ему мало.

Научный эксперимент – это вопрос, задаваемый человеком природе. Но природа сама умеет ставить вопросы, а лгать не умеет. «Клиника – это эксперимент, поставленный жизнью» – павловские слова, они могли бы служить эпиграфом книги. Психиатрия – громадная целина, физиологическое освоение которой было начато им в конце жизни. Он увидел в мире животных своих сангвиников и меланхоликов, сильных и слабонервных, гипноз и постепенные переходы между болезнью и нормой.

Тридцать пять лет прошло после Павлова. Много ли это? Немного, если измерять время человеческими поколениями. Много, если учесть происходящую в мире цепную реакцию прироста емкости времени.

Науки, исследующие живое, делают небывалый рывок и выходят на одну прямую с науками, изучающими неживое. Эти последние стартовали раньше, мускулы их крепче и бег уверенней. Лидер естественных наук, физика, дает непревзойденный пока образец сложившейся, гордой науки, с ее духом строгости и свободы. Не удивительно, что именно в физике уже успел появиться Эйнштейн. Физика пока впереди, но биологические науки набирают головокружительный темп и, по-видимому, готовятся выдвинуть собственного Эйнштейна.

После Павлова мозговедение развивается лавинообразно. Десятки исследовательских школ, сотни лаборатории... К нейрофизиологам, психологам и клиницистам присоединились биофизики, биохимики, фармакологи, генетики и представители других ветвей биологии. Кибернетики моделируют мозг, бионики воплощают его принципы в инженерных устройствах. Социологи и философы тоже не могут пройти мимо... А лингвисты, историки, антропологи?

Сквозное взаимопроникновение. К мозгу имеет отношение все. Неизбежное дробление на все более узкие области возмещается открытием все новых участков стыка. Гора фактов растет все быстрее. Теорий тоже более чем достаточно, одни из них во многом совпадают, другие во многом расходятся. Я сумею здесь рассказать лишь о немногом из того, с чем меня до сих пор сталкивали профессия и личный интерес. Лучшее, на что я мог бы надеяться, это чтобы книга стала той ложкой, попробовав которую можно узнать о содержимом котла. Но и на это рассчитывать слишком самонадеянно, ибо котлов много и одной ложкой из всех не зачерпнешь.

Если бы книгу пришлось начинать сейчас, она, наверное, была бы совсем другой, импульс переписать все для автора первой книги, вероятно, естествен. Но переиздание есть переиздание, насколько это было возможно, я постарался логически выпрямить материал, прояснить

некоторые мысли, убрать лишнее, явно устаревшее. Структура книги по сравнению с первым изданием несколько изменилась: исчезли, частично растворившись в других, две главы, вместо них написана новая – о сне и гипнозе, включившая в себя некоторый материал из бывшей третьей*

ГЛАВА 1

ДВУЛИКИЙ ЯНУС

ОТКРЫТИЕ РАЯ

ИЗГНАНИР

ЕСТЬ И А,%

ЧТО-ТО ЕЩЕ

ВМЕСТО СОСКИ

НА КОНЧИКЕ ЭЛЕКТРОДА

BE ЧНЫЙ МАЯТНИК

ИЗБЫТОЧНОСТЬ И НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС

РАДИОПЕРЕВОРО Г?

СЕМЬ СМЫСЛОВ

ОТКРЫТИЕ РАЯ

Вначале, как и полагается исследователю, Олдз не поверил своим глазам

В опыте не было, казалось, ничего нового Тонкий металлический стержень плотно сидел в глубине мозга крысы. Конец электрода находился в заранее намечен ной анатомической точке Через наружный вывод в мозг полавался слабый, короткий электрический импульс. Задача была проста посмотреть, как станет вести себя крыса, если ей раздражать мозг в этой точке По опытам других исследователей Олдз знал, что электрическое раздражение некоторых глубоких частей мозга животных может вызвать у них ярость, страх, возбуждение или, наоборот, подавленность, оцепенение, сон

Но эта крыса вела себя совершенно удивительно. После двух-трех раздражений она уже не стремилась убежать подальше от экспериментатора, как это обыкновенно делают ее соплеменники и как только что делала она. Наоборот, теперь, если даже ее отгоняли, крыса упорно стремилась приблизиться к тому месту, откуда Олдз посылал в ее мозг электрический импульс.

Понравилось?

Животное пересадили в специальную камеру. Уважающей себя крысе необходимо срочно обследовать но-ьое помещение' все осмотреть, обнюхать, потрогать... Вот какой-то интересный выступ... Педаль.

Есть!

Ток замкнулся. Нажимая педаль, соединенную с электрической батареей, крыса начинает раздражать собственный мозг. Она сама подсказала исследователю, куда введен электрод. На проводе – Рай.

ИЗГНАНИЕ

Случайность! Сколько еще гимнов споет наука во славу тебе?

Американский исследователь запустил опыты с самораздражением настоящим конвейером. Все новым крысам Олдз вживлял электроды во все новые точки мозга, наблюдал за поведением животных, изменял условия содержания, вводил всевозможные вещества, оперировал – словом, добросовестно старался выжать из своих подопытных максимум информации.

А они, если только электрод!,! оказывались в областях мозгового Рая, становились настоящими электроманками.

Вот очередной крысе только что вживили в мозг электрод. Ее поместили в камеру. Исследователь сам нажал на педаль. Первая порция электрического удовольствия вошла в маленький мозг.

Как ведет себя крыса?

Она начинает искать! Быстро, сметливо движется по углам камеры, все обнюхивает, все трогает лапами, пока, наконец, не находит того, что нужно, – педаль. Теперь ее не отгонишь. Ритмично, один-два раза в секунду, она посылает себе в мозг электрические раздра-

жения. На всю процедуру выработки электромании уходит одна-две минуты. До 8 тысяч раз в час и в некоторых точках по 24 часа беспрерывного самораздражения, до полного изнеможения или до судорожного припадка!

Если теперь исследователь прерывает электрическую цепь, так что нажимать на педаль напрасно, получается экспериментальная модель изгнания из Рая. Цитирую Олдза: «Животное несколько раз с яростью нажимает на педаль и только после этого отворачивается от нее и начинает чиститься или засыпает. Однако время от времени оно возвращается и нажимает на педаль (как бы желая убедиться, что ничего не упустило)».

ЕСТЬ И АД

Исследовав сотни животных, Олдз составил эмоциональную карту крысиного мозга.

Около 60 процентов его объема эмоционально нейтральны. Крысы не стремятся к электрическому раздражению этих отделов, но и не избегают его. Нейтральны в основном части мозга, лежащие снаружи, ближе к поверхности черепа. Рай занимает 35 процентов мозгового объема. Он находится ближе к внутренней полости мозга.

Нейтральные отделы как бы прикрывают собой Рай. Общая масса его точек похожа на крест, вдвинутый внутрь мозга. Однако расположение отдельных точек довольно причудливо. Во многих местах они чередуются с нейтральными. Внешне их различить невозможно,

только по реакции животного на раздражение. Больше всего райских точек в области подбугорья, у основания мозга, там, где ствол (продолжение спинного мозга внутри черепа) переходит в полушария мозга.

И здесь же, в самой глубине мозга, иод точками, где частота самораздражения достигает максимума, под самым что ни на есть Раем маленьким клинышком сидит самый что ни на есть Ад.

Природа оказалась как будто гуманной, по крайней мере в отношении крыс: Ад у них занимает всего 5 процентов мозгового объема. Преисподняя невелика. Однако Ад мал, да удал. Его легко опознать. Стоит один раз послать туда электрическое раздражение, как животное всем своим поведением сигнализирует: «Никогда больше!» Если крыса при исследовании новой камеры случайно наступит на педаль и замкнет импульс на Ад, можно быть уверенным: к педали она больше не подойдет. Если же Ад раздражается беспрерывно, а педаль служит размыкателем тока, то в поисках спасения крыса в конце концов наталкивается на нее и ведет себя внешне точно так же, как и при самораздражении: судорожно нажимает на педаль лапой так часто, как только может.

Пряник и кнут могут выглядеть одинаково.

ЧТО-ТО ЕЩЕ

Олдз обнаружил, что голодные крысы особенно охотно раздражают себе мозг в некоторых вполне определенных точках. У сытых, наоборот, стремление к раздражению тех же самых точек заметно падает. Отсюда Олдз заключил, что нервные клетки этих точек ответственны за удовольствие насыщения. И самораздражение – это, вероятно, воспроизведение наслаждения процессом еды.

В других точках животные совершенно перестают раздражать себе мозг после кастрации. Но стоит ввести им достаточные дозы половых гормонов, как они возобновляют самораздражение. Таким образом, давняя гипотеза «любовь и голод правят миром» получила очередное экспериментальное подтверждение.

Подтвердилось и мнение, тоже не новое, что любовь и голод в некотором роде враги. В тех точках мозга,

где голод вызывает увеличение самораздражения, половые гормоны его понижают, и наоборот. Даже странно, что все оказалось так просто. Но только на первый взгляд.

Некоторые точки самораздражения у крыс, как выяснилось, не имеют отношения ни к голоду, ни к любви, ни к жажде, ни к каким бы то ни было иным очевидным потребностям.

Что же еще нужно этим зверькам? Какие еще страсти владеют ими? Забывая и о голоде и о любви, они преодолевали запутанные лабиринты, чтобы получить порцию электрического наслаждения. Они бежали за ним гораздо быстрее, чем за пищей.

Олдз ставил перед подопытными и другие препятствия. Зверькам приходилось бежать к райской педали по металлической сетке, через которую пропускался электрический ток, больно бивший по лапам. По такой же сетке голодные крысы бежали за пищей. И что же? Ради нового наслаждения крысы преодолевали в два раза большую боль, чем ради еды (если измерять боль силой тока, подаваемого на сетку). Оказывается, наслаждение можно выразить в единицах мучения – и наоборот. И кроме того, «желание, возникающее из удовольствия, при прочих равных условиях сильнее, чем желание, возникающее из неудовольствия» – эта истина, к которой путем геометрических доказательств в XVII веке пришел Спиноза, получила опять-таки своеобразное экспериментальное подтверждение.

Надо отдать должное крысам. Покуда было возможно, они сохраняли благоразумие, стремясь и поесть и насладиться самораздражением, если только электрод не оказывался в тех точках мозга, раздражение которых заставляло их забывать обо всем. Олдз обратил внимание, что крысы, которые и ели и самораздражались, выглядели крепче и свежее животных, которые жили как обычно. Электроманы становились подвижнее, энергичнее, словно наслаждение вливало в них новые силы. Правда, возникали и некоторые осложнения. Чересчур бурные увлечения приводят к конфликтам. Мне рассказывали, что крысы не одобряют поведения своих са-мораздражающихся товарок. Некоторые электроманки в своем неистовстве доходят до того, что продолжают, словно в бреду, нажимать на воображаемую педаль, когда их вынимают из камеры и относят в клетку. В этом случае сородичи немедленно набрасываются на крысу и приводят ее в чувство.

Между тем открытие Олдза вызвало новую волну экспериментов и размышлений.

ВМЕСТО СОСКИ

Метод подхватили десятки исследователей, и, конечно, крысами не ограничились. Рай и Ад найдены у рыб, птиц, у кошек, у собак, у дельфинов, у кроликов... У всех можно выработать навык самораздражения.

Непоседливую обезьяну приходится сажать в особое кресло-станок, несколько ограничивающее свободу движений. Электрический стул?.. Сходство даже не только внешнее. И там и здесь через мозг пропускается электрический ток. Но обезьяне вовсе не худо, она и не собирается вырываться. Напротив, судя по мимике, переживает лучшие минуты своей жизни. Обезьяна ликует. На ее голове что-то вроде шлема или короны, из которого, как вы уже догадываетесь, торчат выводы электродов, вживленных в глубокие части мозга. За обезьяну можно не беспокоиться и потому, что опыт ведет Джон Лилли, знаток дельфиньего языка, известный своей гуманностью к живым существам.

Обезьяна ликует и наслаждается, ибо ток пропускается в электрод, расположенный в зоне Рая. Лилли назвал эти зоны «старт-зонами».

Говоря языком кибернетики, обезьяна становится активной частью системы с положительной обратной связью. Руками, ногами или языком – все равно чем нажать, как угодно исхитриться. Двадцать часов подряд, с небольшими перерывами для торопливой еды или даже одновременно с едой, двадцать часов подряд посылать себе в мозг электрический ток, потом изнеможение, сон прямо в станке и снова за самораздражение – это уже серьезно.

Обезьяна становится послушной, живой, гладит руку экспериментатора вместо того, чтобы царапать ее. Используя эту награду, обезьян поразительно легко обучать. Лилли казалось, что еще немного – и подопытных можно будет научить говорить.

И еще одна любопытная деталь: если обезьяна чем-то испугана или недовольна, она стремится как можно сильнее нажимать на райский рычаг, даже если отключен ток. Электрический Рай становится средством самоуспокоения, как для детей соска или собственный палец. Не исходит ли стремление к Раю из Ада? Ну конечно! Ведь и голод, и любовь имеют и свой Ад, и свой Рай.

Электрод продвинут чуточку дальше в глубину мозга. Замыкается ток. Обезьяна внешне спокойна, но почему-то протягивает лапу к рычагу и останавливает раздражение.

Исследователь снова дает раздражение, увеличивает силу тока. Поведение обезьяны меняется. Она выглядит испуганной, настороженной. Теперь она уже стремится любыми способами разомкнуть ток.

Еще усилен гок. И вот тут картина становится совсем неприятной: «...зрачки расширены, глаза широко раскрыты, усиленное дыхание сопровождается раздуванием ноздрей; волосы на теле встают дыбом... Обезьяна крепко держится за какой-либо находящийся вблизи предмет или отталкивает этот предмет, предпринимая неистовые попытки убежать, кусает и рвет на куски несъедобные предметы, лежащие в поле ее зрения около рта, вплоть до того, что ломает при этом зубы...»

Хватит. Электрод находится в «стоп-зоне», в Аду. Обратная связь отрицательна.

После трех часов подобной «награды» обезьяна делается больной на несколько суток. Она дичает, отказывается от еды, угрюмо и апатично сидит в своей клетке, набрасывается на приближающихся. Единственный способ быстро вывести ее из этого состояния, как подчеркивал Лилли, – это включить Рай через другой электрод. Несколько минут раздражения «старт-зоны», и перед вами снова оживленное и дружелюбное животное с прежним незаурядным аппетитом и блеском глаз.

НА КОНЧИКЕ ЭЛЕКТРОДА

У меня создалось впечатление, что за последние годы не было нейрофизиологического открытия, которое столь близко касалось бы психиатрии.

Когда размышляешь об этих экспериментах, перед глазами встают десятки и сотни больных, с которыми приходилось работать в психиатрической клинике. И не только больных.

Все меньше и меньше сомнений, что гигантская палитра человеческих влечений и настроений основывается на работе этих систем мозга, в которые ныне проник электрод. Эти системы – реальность нашего мозга. Это, по-видимому, и есть материальная основа той стороны эмоций, которая определяет шкалу оценок «хорошо – плохо», «приятное – неприятное»; глубочайший, фундаментальнейший инструмент наших чувств.

Если самораздражение известных точек у животных, очевидно, соответствует тому, что мы считаем грубыми чувственными наслаждениями, то, может быть, в других случаях их внутреннее состояние сравнимо с теми неизъяснимыми ощущениями блаженства, восторга, экстаза, которые мы испытываем под влиянием иных, более сложных причин.

Состояния животных, самозабвенно нажимающих на рычаг, сравнимы с человеческими состояниями исступления – упоительного, оргиастического – в случае положительной обратной связи, яростного, отчаянного– в случае отрицательной.

В клинике это, очевидно, соответствует состояниям крайнего возбуждения. Эти состояния всегда связаны с предельным напряжением эмоций либо отрицательного, либо положительного знака. В последнем случае психиатры говорят о маниакальности.

Джон Лилли пишет; «Старт– и стоп-реакции» с получением и без получения действительной награды должны пронизывать всю жизнь животных и людей... Одной из аналогий по отношению к самораздражению обезьяной «старт-зон» с частотой три импульса в секунду может служить человеческая болтливость ■– такая же форма активности, такая же форма поощрения». Не 31йю, как насчет частоты, но говорливость маниакальных больных – это действительно постоянный, наиболее бросающийся в глаза признак их состояния.

Вероятно, и судорожные припадки во многих случаях связаны с какой-то сверхсилыюй работой Ада и Рая, которые должны обладать способностью вовлекать в деятельность другие системы нейронов. А судорожный разряд в мозгу возникает, когда массы нервных клеток начинают разряжаться одновременно и сильно, вовлекая друг друга в единый ритм.

Достоевский, страдавший эпилепсией, .описывал свое состояние перед припадком как невыразимый экстаз, высочайшее наслаждение, божественное откровение, на какое-то мгновение перед ним будто бы открывался смысл всего сущего. Подобные состояния у некоторых людей может вызывать музыка, и, кстати, сама музыка, особенно очень ритмичная, тоже' иногда бывает причиной судорожных припадков...

Иногда возникает впечатление, что современная наука о мозге просто с другой стороны подходит к тому, с чем мы постоянно сталкиваемся в своей жизни, о чем можно было легко догадаться, используя элементарное наблюдение и самонаблюдение.

В самом деле, кажется, что о существовании мозговых систем Рая и Ада можно было бы давно догадаться и без проникновения в мозг электродами. Ведь есть и у животных и у людей зоны тела, прикосновение к которым вызывает иногда слабое, иногда большое удовольствие. А почему любое прикосновение к мякоти зуба вызывает немедленную острейшую боль?

Уже исходя из этих и многих других простых фактов, можно было бы предположить, что какие-то особые, раздельные нервные центры ответственны за наши наслаждения и страдания. Лилли заметил, что дельфины очень любят прикосновения человеческих рук; вся поверхность их тела представляет собой как бы сплошной аппарат наслаждения. В сущности, так же устроено и наше тело, и все звери любят, когда их гладят и чешут. Очевидно, по всему телу разбросаны какие-то приемники и проводники удовольствия. Похоже, они лежат ближе к поверхности, а глубже расположены нервные приборы неприятных ощу,щений и боли. Это понятно: то, что действует слишком сильно, проникает слишком глубоко в тело, угрожает жизни. Такая картина, в общем, соответствует и внутримозговому распределению.

Но ход научной мысли извилист. Науке, как и обыкновенному человеку, чтобы убедиться в чем-нибудь, нужно сначала «пощупать», и не один раз.

И вот найдены мозговые системы Ада и Рая у человека. Первыми с ними вплотную столкнулись нейрохирурги. Многие из них на операциях обращали внимание, что случайное раздражение некоторых глубоко расположенных частей мозга может вызывать у людей резкие изменения психического состояния.

Необычайная веселость, приподнятость, говорливость... имитация чувственных наслаждений... обострение восприятия окружающего, беспричинный смех, неожиданное остроумие... смутное, неопределенно-приятное состояние, напоминающее состояние курильщика при вдыхании табачного дыма, наслаждение, подобное тому, которое лает музыка, неизъяснимое блаженство... экстаз... Когда больным раздражали эти точки электрическим током, они просили о повторении раздражения, просили настойчиво.

И совсем рядом, в нескольких миллиметрах: неопределенное беспокойство... волнение... настороженность... злоба... подавленность... растерянность... потеря ориентировки... страх... ужас... кошмар... паника... различные неприятные ощущения... дикая, ни с чем не сравнимая боль... Раздражение нельзя продолжать слишком долго, нельзя повторять.

Сомневаться не приходится: Ад и Рай человека нащупаны кончиком электрода. Они лежат близко друг к другу и, по-видимому, тесно взаимодействуют.

Исследования эмоциональных зон мозга людей ведутся ныне в нескольких лабораториях, и за рубежом и у нас. Огромное исследовательское преимущество: человек сообщает о событиях в своем мозгу не только непосредственными реакциями, но может рассказать о своем внутреннем состоянии. Пусть этот отчет далеко не полон, пусть остается бездна невыразимого, но все-таки это существенное дополнение. По своему анатомическому расположению наши Рай и Ад, в общем, совпадают с тем, что наблюдается у животных. Но явно больше индивидуальный разброс и, видимо, неизмеримо сложнее и запутаннее связи эмоциональных точек с нейтральными, объем которых относительно колоссален.

Самораздражение люди производят так же охотно, как и животные, с той же сосредоточенностью, только с большим разнообразием внешних мотивировок, одна из которых – желание служить интересам науки. Первый случай человеческой электромании наблюдался ленинградским нейрохирургом Натальей Петровной Бехтеревой – случай, вызванный ненамеренно. Больная, которой несколько раз произвели раздражение райских точек, стала делать все возможное и невозможное, чтобы получать его снова и снова. Она стремилась чаще бывать в лаборатории, заводила разговоры с сотрудниками, подкарауливала их. Тут были и домогательства, и недовольство, и нетерпение, и демонстративное поведение. Более того, у пациентки развилась самая настоящая влюбленность в экспериментатора, любовное преследование, навязчивое и неотступное, с излияниями преувеличенной благодарности за лечение... Да, это предупреждение...

Несомненно, общая схема эмоционального аппарата та же, что и у животных, и те же главные части райского и адского спектра. Шокирующее утверждение Фрейда о едином, всепроникающе-сексуальном характере всех видов удовольствия опровергнуто фактами «абстрактного» удовольствия даже у крыс, но вместе с тем и частично подтверждено, что все виды удовольствия (и неудовольствия) и у животных и у людей проникают и переходят друг в друга. Вопрос, видимо, не в том, да или нет, но насколько.

Свой Ад и свой Рай имеют и голод и любовь, но ведь есть еще Ад боли и страха, усталости и тоски, и есть Рай хорошего физического самочувствия, родительства – и так далее. Все удовольствия и неудовольствия связаны с какими-то побуждениями. Однако, судя по всему, наряду с частными отделами Рая и Ада существуют какие-то обобщенные. Похоже, что именно «ад вообще» и «рай вообще» работают по наиболее длинным временным шкалам, определяя общий фон настроения и расположенность ко всяческим удовольствиям и неудовольствиям.

Если я дьявольски голоден, я еще могу, пожалуй, сохранять, правда до поры до времени, хорошее настроение, но если я поссорился с близким человеком, никакая сытость не победит скверного расположения духа. Я попадаю в «ад вообще». Спасти меня может только какое-то интенсивное отвлечение, деятельность, время, изменение ситуации... либо – не дай бог! – вот и «выпьем с горя...». Именно «ад вообще» и «рай вообще», видимо, используются в деятельностях, не связанных прямо ни с какими непосредственными биологическими побуждениями. Эти системы скорее всего и служат исполнительным инструментом «поощрения» и «наказания» в социальной деятельности человека и разлаживаются при психических нарушениях.

ВЕЧНЫЙ МАЯТНИК

Один мой знакомый подросток вывел великий и страшный закон сохранения эмоций: скольку кому радости прибавится, столько горя присовокупится (зато и наоборот).

Закон есть закон, и нет смысла перечислять все каждодневные, бесконечные его подтверждения. Подростковая формулировка в прямом утверждении особенно очевидна: стоит лишиться чего-нибудь, с чем мы успели связать свой Рай, и мы попадем в Ад. Труднее осознать обратное. Как-то не очень верится, что страдание, особенно зряшное, бесцельное, без которого можно вполне обойтись, может вдруг даровать радость. С чего бы это?

Но человек, спасшийся от смерти, выпущенный из тюрьмы или просто как следует продрогший, вернувшись к обычной доле жизни, свободы и тепла, начинает постигать и формулировку: «Блаженны страждущие, ибо утешатся». Или как в том анекдоте, где бедняк, живя в страшной тесноте, поместил в свою комнату по совету мудреца еще курицу, свинью и прочую живность, а потом убрал и стало просторно Это уже начатки теории эмоциональной относительности. Почему мы с особенной силой привязываемся к тому, что нами выстрадано, почему «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»?

Ясно: Ад накидывает баллы Раю, и наоборот, только они вместе определяют меру ценностей. «Научились ли вы радоваться препятствиям?» Да, научились. Но... до определенных пределов. Во внутреннем балансе равновесия все равно нет. Шутить со своим Адом, дабы через него подбавлять Рая, мы решаемся только в сфере относительного благополучия, и даже самая суровая любовь к опасности и риску имеет свои границы. Тех, у кого Рай нуждается в чрезмерно щедрой адской поддержке, зовут попросту мазохистами. И если справедливо, что нет чистого наслаждения и чистого мучения – в каждом всегда присутствует некая, пусть самая ускользающая примесь другого, – то верно и то, что доля страдания в радости для нас по крайней мере заметнее, чем доля удовольствия в муке...

Что побуждает к самому удовольствию? Разве не недостаточность его даже в самый миг переживания?

«Остановись, мгновенье...» «О, если б навеки так было...» Только сохранить, ничего больше, никакого движения, застывшая максимизация. И как раз в этот момент...

В опытах Юрия Макаренко некоторые крысы во время самораздражения начинали беспокоиться, метаться и в конце концов с писком отбегали от рычага, правда, вскоре снова возвращались. Этих животных экспериментатор назвал «невротиками». Возможно, райские электроды сидели у них в чересчур близком соседстве с Адом. А может быть, сам Ад у этих нервных слишком уж возбудим, слишком легко накапливает потенциал, и тот его подыгрыш, который у других создает лишь прерывистую ритмичность удовольствия, каким-то образом суммируется и прерывает процесс...

Да, разное дело: стремиться к удовольствию и избегать страдания, олдзовский электрод разделил эти два полюса четко. Но существует ли такая четкость в жизни, в нашем психическом мире? Можем ли мы, например, раздельно определить, чего мы хотим: утолить голод или насладиться едой? Весьма приблизительно, хотя йоги подчеркивают разницу между голодом и аппетитом.

Каков принцип действия Рая? Очевидно, это системы нейронов, организующие поведение таким образом, чтобы получать раздражения, принимать поток импульсов. Они максимизируют «вход», работают на себя.

У Ада – все наоборот. Он работает от себя: отводит, отталкивает, отвергает импульсы – иначе говоря, организует поведение так, чтобы минимизировать вход. Вот и антиподы-стратеги, держащие в руках нити оценок и действий. Вот Двуликий Янус, ведущий нескончаемую игру биологического эгоизма.

Но субъективная ось эмоций всегда однонаправленна: от минуса к плюсу (если отвлечься от всех извращении и усложнений). Это движение и есть наш великий сизифов труд. Это в нас и только в нас. Силы же, противодействующие движению, низвергающие обратно в адову бездну, действуют и извне и изнутри.

Я говорю сейчас только о внутренних силах.

В глубинном эмоциональном механизме мозга есть нечто напоминающее маятник: чем сильнее отклонение в одну сторону, тем сильнее в другую. Чем сильнее наслаждение, тем сильнее потом мучение, заставляющее искать повторения. Принцип маятника воплощен в действии самых разнообразных систем организма: в дыхании, в деятельности сердца и даже в работе кишечника. Это схема, повторяющаяся с удивительным постоянством и в биомолекулах, и в клетках, и во множестве других, неэмоциональных мозговых систем. Рождающая сонмы ритмов.

Пытаясь отладить маятник настроения депрессивного пациента, я перевожу его в маниакальное состояние, если ошибаюсь в прогнозировании ритма качаний и в расстановке доз. Иногда даже и не ошибаясь, если качка сама по себе слишком сильна. Я приблизительно чувствую момент, когда маятник эпилептоидного психопата, сейчас такого сладкого и обворожительного, даст адскую вспышку ярости, и стараюсь предупредить, но это не всегда удается...

Этот маятник и создает движение эмоций в обе стороны, а не только в одну, желаемую, вопреки всему внешнему и в сложном взаимодействии с ним.

Рай и Ад в нормальных условиях уравновешивают друг друга подвижно. Они подавляют друг друга, но вместе с тем и заряжают, подготавливая к будущей деятельности. Реакция крысы на отключение райской педали аналогична поведению кошки, которая через некоторое время после раздражения центров ярости становится необычайно благоразумной и ласковой, и той особой ненависти, которую обыкновенно испытывают к другу, ставшему врагом. (Все это связано еще и с прогнозирующим механизмом мозга, о котором речь дальше.)

Из субъективной однонаправленности адско-райской оси вытекает, что Ад – это печка, от которой танцуют всегда, за ним, увы, первое и последнее слово. Но именно поэтому Рай никогда не сдается. Ад толкает. Рай тянет. Фундаментальный факт, которым мы сегодня располагаем' каждая потребность представлена в мозгу раздельными клетками Ада и Рая. При реализации влечения они работают одновременно. Видно, только такой двойной рычаг и обеспечивает возможность равновесия.

ИЗБЫТОЧНОСТЬ И НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС

Как общ этот принцип избыточного, массового производства! Как любит природа пользоваться одинаковыми стандартными элементами, производя их без края и без конца. Даже неживая: атомы так атомы, звезды так звезды, песчинки так песчинки... А живая: уж листья так листья, волосы так волосы, половые клетки так половые клетки – куда их столько, подобных друг другу, зачем так много, когда достигают своей цели лишь единицы? Лишь единицы...