Текст книги "Посвященный"

Автор книги: Владимир Лошаченко

* * *

Впервые с турками гвардейцы столкнулись на марше, недалеко от Букаешти – его третья рота по графику шла впереди. На острие всей армии. Первый эскадрон роты лоб в лоб столкнулся с отрядом турок в сотню сабель. Янычары, увидев свое двойное превосходство, сходу с визгом ринулись в атаку.

Унтер Кошкин по прозвищу Алтын, успел только гаркнуть:

– Одного взять живым. – Вперед, гвардия.

Оба отряда, не успев набрать большой скорости, столкнулись – завязался быстротечный бой. Полетели буйные турецкие головушки на сырую землю, впрочем, в основном они падали с лошадей, вместе с телами, поскольку их прострелили из АКД (автоматический карабин Дугина). Гвардейцы огонь открыли за двадцать метров, успев до сшибки опустошить магазины. Хлесткие выстрелы слились в единую пулеметную очередь, турки не успели опомниться, а половина их отряда оказалась уничтожена. Янычарам некогда осмыслить этот печальный факт, началась бешеная рубка. Вторые номера успели сменить обоймы и успешно отстреливали самых прытких противников. В кровище все бойцы и лошади оказались по уши в момент.

Чем и отличается встречный бой от обычного – он страшен в своей скоротечности, когда нет времени на обдумывание – кто раньше выстрелил, тот и выиграл.

Пленного турка взяли, хоть и раненного, остальных перестреляли и изрубили на куски.

Кроме десятка раненных, эскадрон потерь не понес – так унтер-офицер и доложил лейтенанту Одоевскому. Алеша, подлечив турка – ему прострелили плечо, после короткого допроса, отправил под охраной двух гвардейцев, в батальон.

Выстроив эскадрон, Одоевский поблагодарил за службу и объявил бойцам благодарность от имени командования.

– Служим России – рявкнули бойцы.

– Вольно, разойдись. – Где раненные, Кошкин?

– В лазарете, Ваше благородие.

– Вы, Кошкин, прямо сейчас пишите рапорт о бое и захвате пленного, обязательно фамилии всех отличившихся. – Они заслужили награды.

– Так точно, Вашбродь, разрешите исполнять?

– Давай, унтер, через час жду с рапортом.

Командир эскадрона лихо козырнул и исчез за палатками.

Алеша в лазарете занялся раненными воинами. Тяжелых не было, но повозиться пришлось до упора – турецкие ятаганы острые, словно бритва, оставляли неприятные раны. Одоевский вымотался до предела, останавливая кровь и заживляя исполосованные тела гвардейцев.

– Все, ребята, на сегодня, завтра еще один лечебный сеанс и вы забудете, что ранены, думаю, и шрамов не останется.

– Спасибо тебе, батюшка Алексей Иванович, от всего обчества – и гвардейцы, кто мог, поклонились офицеру в ноги.

Алеша смутился, покраснел.

– Да вы что, ей Богу, перестаньте, что же все докторам кланяться будете.

Повернулся и выскочил из палатки.

– Ну чисто дети – подумал он с теплотой о своих бойцах.

У палатки его ждал унтер Кошкин, что-то рассказывающий денщику и в азарте, размахивая руками.

– Ну что, Алтын, тьфу ты, Кошкин, рапорт готов?

– Так точно, Ваш бродь, – и подал Одоевскому большой лист бумаги.

– Прошу в палатку.

Сев за стол, Алеша внимательно прочел творение унтера и задал несколько уточняющих вопросов автору. Отпустив его через полчаса, принялся писать представление о наградах бойцов эскадрона, сюда же включил и унтера.

Алеша хоть и писал первое в жизни представление на воинов, не скромничал – включил в список награжденных весь эскадрон во главе с унитер-офицером Кошкиным. Напирая на то, что по сути это первое боестолкновение с турками, второе – его гвардейцы одолели противника, полным разгромом и уничтожением. И третье – сами потерь не понесли, только десять раненных. В итоге – уничтожен отряд янычар в количестве 104 человека, в плен взят один.

Алеша, дописав бумагу, взялся за рапорт – закончив писанину, вызвал денщика.

– Афанасий, возьмешь десятку из второго эскадрона и скачи в батальон, отдашь пакет лично в руки капитану Зыкову.

Афонька, взяв пакет козырнул и выкатился из палатки.

Одоевский перед сном посмотрел графики тренировок личного состава и, сделав себе в памяти зарубку об утреннем посещении лазарета, улегся спать.

Ранним утром к дворцу наместника, на рысях, прискакал небольшой эскадрон гвардейцев. Возглавлял их, как ни странно, человек в штатском, спешившись, он показал часовому серебряную пайцзу и по сему его немедленно пропустили. Человечек, видимо хорошо знал окрестности дворца Наместника, потому как сразу направился в его обход справа, где в фруктовом саду еле виднелся среди зелени двухэтажный рубленный домик Императора – так его называл князь Хронос Крымский.

– Ага, домик, в 50 комнат – ухмыльнулся человечек, предъявляя пайцзу страже у крыльца.

– Скажите, Император проснулся?

– Проснулся, проснулся, бегёт по саду, производит этот, как его * * * во утренний моцион.

И точно, минут через пятнадцать среди деревьев и кустарника замелькала высоченная и мощная фигура Императора. Приблизившись к домику, он перешел на шаг – человечек рухнул на колени.

– Ты че, паря, белены объелся, с утра в ногах валяться – Романов добродушно похлопал человечка по плечу. – Вставай, неча пыль с дорожки собирать. – Что-то лицо у тебя знакомое, откель будешь?

– С Парижу, Ваше Величество, с князем Карчи беда.

Император вмиг посуровел лицом и прекратил ерничать.

– А ну пойдем, за завтраком все расскажешь.

Через полчаса они сидели в небольшой уютной столовой. Человечек, представившись Илюшкой Востриковым, оказался первым секретарем Канцелярии, правой, так сказать, рукой начальника, князя Карчи. За столом кроме них присутствовал лишь адъютант – боярин Василий Мамонов – светлого ума человек и большого веса в окружении Императора.

Плотно позавтракав, и испив по три стакана чая с кренделями, прошли в кабинет.

Романов силой усадил в кресло первого секретаря Канцелярии.

– Излагай, Илья, что случилось?

– Государь, князя Карчи и второго секретаря Возницына Артамошку арестовала Инквизиция.

– Что?

– Эти козлы в сутанах посмели арестовать моего Главного посла? – П* * *ц всей Инквизиции Франции. – Рассказывай как дело обстояло и где их держат.

Илюшка Востриков, все порывающийся вскочить и встать в фрунт перед Первым лицом государства, начал рассказывать.

Все случилось на второй день пребывания в Париже, дипломатическую миссию из трех человек пригласили в Лувр на званый обед.

– Эти французы такие засранцы и грязнули, Ваше Величество, вы не поверите, но засрали и зассали весь дворец – нужду справляют прямо за портьерами. – Оттого везде поливают деколоном, а еще Европа, тьфу. – Извините, Государь, отвлекся. – Так вот, сидим мы чинно за обедом, кушаем, винцо попиваем, народу тьма, а французы, что хомяки, все норовят лучший кусок со стола стащить и запихать себе в камзол – за пазуху. – Где-то через час произошла смена блюд и вин, нам как нарочно, кувшин поставили метрах в двух. – Вот тут наш начальник, дай Богу ему здоровья, дал промашку.

Лакей куда-то отошел, а князь захотел попробовать нового вина и, не вставая протянул руку. – Кувшин плавно перелетел к нему – князь Карчи машинально налил бокал и выпил. – Мы-то привычные, знаем – он Посвященный и таким штукам давно не удивляемся, видимо кто-то из сидящих за столом узрел и настучал. – Одно слово, суки драные, ой простите, Ваше Величество.

– Все нормально, правильно их назвал, но как тебе удалось избежать ареста?

Первый секретарь Востриков покраснел, но рассказал все честно, без утайки. Он оказывается в ту ночь, не ночевал на постоялом дворе – его с обеда, который длился до вечера и плавно перешел в ужин, увела местная красотка. Илюшка уже и имени графини не помнил, хотя провел с ней всю ночь. Вернувшись, узнал от гвардейцев – приехали монахи на двух каретах с отрядом городских стражников и начальство дипмиссии арестовали.

– Князь Карчи приказал вооруженное сопротивление не оказывать, а немедля возвращаться в Россию.

– Значит где их содержат не знаешь?

– Почему, знаю, Государь. – Пришлось стратить толику казенных денег, но сведения получил в тот же день. – Они в Сен Денни, в замке-монастыре иезуитов.

– Молодец, Илюха, нарисуй мне план, где замок в Сен-Дени находится. – Это под Парижем, верно?

– Так точно, Государь.

Романов достал их секретера лист бумаги, чернильный прибор с новомодными ручками и со стальными перьями, стоял на столе.

Илья, высунув язык от усердия, сноровисто начертил подробный план с привязкой на местности относительно сторон света.

– Молодец, чертишь хорошо. – Теперь относительно тебя, сдай пайцзу адъютанту. – Гвардейцев отправишь в казармы, вот тебе распоряжение – получишь в кассе деньги. Выдашь бойцам по пять рублей за службу, себе червонец, ну проезд у тебя бесплатный. – Дуй в Казань, через три дня явишься на службу, о заграничном вояже никому ни слова.

– Так точно, Государь, не сумлевайтесь.

– Ну беги с Богом.

Владимир оставшись один, посидел в кабинете, поразмышлял, затем позвонил в колокольчик.

– Василий, я на пару дней отлучусь, наведаюсь с инспекцией в армию князя Благовещенского. – Наместнику, если поинтересуется, сообщи, скоро буду. – Есть сведения где находится ставка князя Благовещенского?

– Государь, по последним данным, в Словакии, в местечке Тренчин.

– Ну, добро, через час я отбываю, следи здесь за порядком, ты на хозяйстве.

– Слушаюсь, Ваше Величество.

Владимир через сооруженный портал, вышел на окраине Тренчина, городок утопал в садах, по плетеным заборам вились виноградные лозы, он сорвал одну ягодку – тьфу, зеленая зараза.

Ставка располагалась на небольшой площади, в доме местной управы. При виде Императора, свалившегося, можно сказать, как снег на голову – в штабе началась беготня.

Князь Иван вышел встретить Романова лично – Государя он любил и искренне уважал, и предан ему до гробовой доски.

Император обнял князя.

– Иван, есть разговор.

– Прошу Вас, Ваше Величество.

– Ваня, тебе что, солнце голову напекло, какое я тебе Высочество?

– Прости, отец, зарапортовался.

– Пустое, идем.

Сидя в небольшой комнате Государь обрисовал ситуацию.

– Я вот что думаю, Ваня, зачем твоей армии тащиться через всю Европу, я твоих орлов переброшу через портал, но не всю. – Часть пройдет по намеченному маршруту. – Стотысячной группировке, думаю по силам осуществить поставленную задачу.

– Сделаем, отец.

– Тогда срочно собирай сюда войска, а я с батальоном гвардейцев наведаюсь в Сен-Дени, нужно срочно вызволять Карчи с помощником из узилища, пока их долбанные инквизиторы на пытках не поломали.

– У тебя есть подходящие бойцы?

– Конечно, отец, тут в предместье стоит 3-й гвардейский полк – один из лучших в армии. – Может его целиком задействуешь, Государь?

– Нет, Ваня, канители много, времени жалко.

– Тогда отец первый батальон с капитаном Сулицей в твоем распоряжении – они лучшие бойцы в полку.

– Добро, отдай приказ, батальон к 21 часу должен быть здесь, с собой двойной боезапас. – Да, пару пушек 60 мм пусть захватят. – Найди мне домишко, отдохнуть хочу – ночью спать не придется.

Князь Благовещенский отдал приказ и главный квартирьер армии пулей выскочил из штаба. Через десять минут Императору подали коня, до места отдыха оказалось пять минут езды, прогулочным шагом.

Император прошел в чистую горницу, снял мундир и рухнул в высокую деревянную кровать, застеленную пышной периной. Он продрых до вечера, хорошо отдохнул, но больше по привычке – его организм мог неделями обходиться без сна, без ущерба для здоровья. Поднявшись, умылся, посмотрел на часы – ровно двадцать ноль ноль.

Вбежавший гвардеец, козырнув, доложился:

– Командующий, генерал-полковник, князь Благовещенский, просит Вас, Государь, к нему на ужин.

Поехали в штаб.

Иван, умница, за столом сидели вдвоем, он верно угадал, Романову никого не хотелось видеть. В конце ужина деликатно проскользнувший адъютант что-то шепнул на ухо князю.

– Государь, прибыл батальон, капитан Сулица в приемной.

– Зови его, пусть с нами поснедает.

Вошедший капитан был усат, как и многие в гвардии. Среднего роста, крепкого телосложения с мягкими и обманчиво-неторопливыми движениями. Романов сразу понял – перед ним мастер рукопашки. У них у всех своеобразная манера двигаться.

Капитан, откозырнув, доложился.

– Садитесь, юноша, поужинайте с нами.

За время трапезы Владимир поставил батальону задачу. Капитан, молча, кивал чернявой головой.

– Что у вас с вооружением? – поинтересовался Романов.

Командир батальона доложил:

– Сверх штата имеют 20 пулеметов РПД, 4 тяжелых пулемета КПВ и две пушки калибра 60. – Боезапас двойной, как приказано. – Все бойцы, кроме сабель, вооружены АКД. – Гранаты по две штуки у каждого гвардейца.

– Что с лекарями?

– В каждой роте по фершалу с двумя санитарами.

– Годится.

– Стройте людей, капитан, и ведите батальон на окраину Тренчина.

В первом же лесном массиве Романов открыл портал и батальон колонной двинулся в ночную темень французской стороны.

Гвардейцы, в конном строю очутились на окраине Сен-Дени. Городок спал, в окнах домов ни огонька.

– Капитан, замок на южной стороне, вперед.

Зажглись факелы, освещая дорогу в такой темени, лошади элементарно могли сломать ноги.

Через короткое время, прискакали разведчики.

– Нашли замок, Ваше Величество, на стену лазили, чудно там.

– Чево там странного, боец?

Романов жестом подозвал гвардейца. Тот подал лошадь и вполголоса забормотал:

– Так ить песни орут – и, немного подумав, добавил: – по-русски.

– Действительно чудно, ладно поехали. – Капитал, я ворота открою, приготовьтесь.

Прямо в стене Владимир без особых усилий соорудил портал и с десяткой воинов въехал на территорию замка-монастыря. Гвардейцы кинулись к воротам, послышались глухие удары, видимо, успокаивали стражу. Ворота распахнулись и колонна, поротно, молчком втянулась в огромный двор. Всадники быстро рассредоточились, охватывая монастырь в кольцо. Романов с капитаном Сулицей и спешившимся эскадроном, подошел к дубовым дверями монастыря.

На верхних этажах горел свет, слышался шум пирушки, женский смех. Вдруг неожиданно раздалась песня – исполняли дуэтом два пьяных и маломузыкальных мужских голоса. Один из них явно хорошо знаком Императору.

– Капитан, всем стоять, послушаем концерт по заявкам.

Из открытого окна полились задорные куплеты:

 
У бегемота нету талии
У бегемота нету талии
У бегемота нету талии
У бегемота нету талии
Он не умеет обнимать.
Его по морде били чайником
Его по морде били чайником
Его по морде били чайником
И научили обнимать
У крокодила морда плоская
У крокодила морда плоская
У крокодила морда плоская
Он не умеет целовать
Его по морде били чайником
Его по морде били чайником
Его по морде били чайником
И научили целовать.
 

Император не стал дальше слушать песню, он ногой вышиб дверь и, бросив загадочную фразу – убью мерзавца – ринулся внутрь.

Десятка воинов во главе с капитаном затопала по лестнице следом, бряцая шпорами. Когда они зашли в трапезную монастыря, то увидели живописную картину – за длинным столом сидели святые отцы, впрочем не все (некоторые лежали под ним). Меж ними пировали ярко одетые женщины с размазанным макияжем. В торце стола находилось трое мужчин – причем двое явно русичи, третий худющий монах в черной сутане и круглой шапочке. Он спал, уткнув морду в тарелку, остальные пытались подпеть солистам, стуча в такт глиняными кружками по столу.

А на нем чего только не было – и жаренные поросята, и каплуны в зелени, и всякая-всякая рыба с овощами.

Вина хоть залейся – служки таскали кувшин за кувшином, наливая его из трех огромных бочек, лежащих на боку.

В исполнителях веселых куплетов Владимир сразу узнал Карчи и его второго секретаря Возницкого – оба пьяные в хлам, но тем не менее, решившие допеть песню до конца.

 
У бегемота нету талии
У крокодила морда плоская
А у жирафа шея длинная
И их не надо обижать
Не надо бить по морде чайником
А надо просто всех любить.
 

Взревев на последней строчке куплета, дуэт ненадолго успокоился. Коллектив святых отцов с бляжьими жонками зааплодировал русичам, заблажив гугняво по-французски. Эти два обормота ничего не нашли лучше как встать и поклониться пьяной публике. И только сейчас дипмиссия с ужасом увидела сурового Императора в окружении гвардейцев.

В трапезной наступила жуткая тишина, до монахов дошло что что-то не так.

– Значит говоришь у бегемота нету талии? – Мы там анус рвем – наши дипломаты в застенках инквизиции, а они тут винище хлещут и песни орут. – Отвечай, засранец.

Карчи, протрезвевший на глазах, печатая шал подошел вплотную к Императору и прошелестел тому на ухо несколько фраз. Тот хмыкнул:

– Почему Илюху своего сразу не известил?

– Извини, Государь, но наши съехали домой на следующий день. – Рация оказалась с ними.

– Значит небольшой сеанс гипноза и инквизиторы твои лучшие друзья. – Хм…, но наказать я их обязан, обнаглели сволочи. – Все без исключения отведают гвардейской плетки. – Кто у них за главного?

– Да вон спит, секретарь Святой Инквизиции, отец Жозеф.

– Капитан, взять этого господина и под замок, в подвале наверняка есть камеры. – Карчи, пойдешь с гвардейцами, выпустишь невинных людей. – Лагерь разобьем возле замка, здесь ночевать не будем, но караулы расставить везде.

Утром, после допроса отца Жозефа и, выяснив у него структуру и адреса всех крупных организаций Святой Инквизиции, Романов велел вздернуть его на воротах замка. Остальных монахов перепороть и вытурить в три шеи, объявив им о прекращении деятельности Инквизиции во Франции, да и во всей Европе тоже.

После обеда через большой грузовой портал начала переправляться армия князя Благовещенского. Войска в конном строю перли широким потоком четверо суток, с небольшими перерывами. На пятый день Император провел короткое совещание.

– Инквизицию стереть с лица земли – во Франции, Испании и Италии. – Римского папу со всем кагалом епископов и кардиналов арестовать. – Князь Иван, постоянно будь на связи, информируй о своих делах.

– Слушаюсь, Государь.

– Да, если здешний монарх начнет вякать и заявлять протест, влепите пару снарядов во дворец, в котором он находится. – Тоже самое и в других государствах. – Думаю, это охладит их пыл, ну а если они отважатся на боевые действия, не стесняйтесь, раскатайте войска противника в блин. – И последнее, князь, захватив испанский флот после Ватикана, отправишься в Англию. – Ну ты знаешь, что там. – Флот англичан на дно, переправитесь обратно через Ла-Манш, испанский флот туда же. – И сразу радируй, отправлю твою армию через портал домой, в Россию. – Ну все, давай обнимемся, не провожай меня. – Карчи, забирай своего паренька и вперед.

Дверь за ушедшими захлопнулась, князь Иван обратился к присутствующим офицерам:

– Ну-с, господа, продолжим наше совещание. – Итак* * *

* * *

В штабе 2-го гвардейского полка из показаний пленного турка знали, что в Аргеше находится 6 тысячный гарнизон. Из дивизии пришел приказ – взять городок в течение суток. Полковник Устин Ветров немедля приступил к его исполнению.

Ранним утром силами полка, Аргеш окружили, артиллерийские дивизионы встали на позиции. Последовала команда, рявкнули пушки – ба-бах, ба-бах. После трех залпов тридцати орудий огонь прекратился. Орудия били почти прямой наводкой, метров с семисот. Трое ворот взрывами разметало в щепки, крепостная стена зияла проломами шириной в 3-4 метра. Минометчики добавили свои пять копеек. После четырех залпов, городок заволокло дымом. Гвардия пошла на штурм, в вышибленные ворота вливались одна рота за другой. Турки подняли вой, затрещали выстрелы карабинов, взревели крупнокалиберные КПВ – в городке пошла страшная рубка.

Рота Одоевского первой ворвалась в Восточные ворота. Продвинувшись метров на двести, гвардейцы, прячась за строениями от турецких лучников, принялись отстреливать неприятеля. На помощь подоспели две повозки с КПВ и началось веселье.

Турки охренели – пулеметы доставали любую цель в радиусе километра и пробивали насквозь аккуратные белые домишки горожан.

Сбив с позиции неприятеля, Алеша скомандовал в атаку – рота поэскадронно, ручейками потянулась узкими улочками к центру города. Выскочив на огромную площадь гвардейцы обнаружили – их ждут.

Конница турок, сверкая обнаженными ятаганами, плотными рядам, перекрывала всю площадь. Вот турецкий офицер, подняв саблю, обернулся к янычарам и что-то заорал. Наверное, отдавал приказ в атаку.

Ряды гвардейцев расступились, вперед вырвались четыре повозки с КПВ. Они лихо развернулись на месте и начался ад.

Пулеметы ревели во всю мощь, только гильзы сыпались на брусчатку. Длинные очереди кромсали конницу на куски и людей, и лошадей. Площадь залило кровью.

Одоевский махнул саблей, наступила звенящая тишина. Алеша гаркнул:

– В атаку!

– Ура! – раздалось в воздухе.

Гвардия рысью ломанулась на турок, скорости набрать не удалось, оно и к лучшему. Приблизившись к первым рядам неприятеля, кони стали скользить – вся брусчатка в кровище, всюду мешанина из раздавленных тел. Тяжелое зрелище, особо для новичков, некоторых гвардейцев выворачивало на ходу.

Алеша крепился, унимая тошноту – наконец контакт с противником. Янычары, хоть и несколько ошарашенные бойней, однако оказали ожесточенное сопротивление. Одоевский быстро расстрелял магазины в обоих пистолетах, сунув их в кобуры, схватился за саблю. Удар, еще удар, турки валятся с коней, слева навис противник, Алеша подставил свою саблю. Турок развалил ее пополам и скорее инстинктивно Алеша выбросил кулак в сторону неприятеля, чувствуя прилив большого количество энергии.

Турка, вместе с конем, отбросило назад, словно они с размаху влетели в кирпичную стену. Алеша с недоумением уставился на свою руку – ладно, потом разберусь.

Быстро зарядив пистолеты, стронул с места Орлика, выглядывая, кому из рубак нужна его помощь. Но все уже кончилось, янычар порубили в капусту, правда тех, кто поднял руки не тронули.

От 6-ти тысячного гарнизона в живых осталось тысячи полторы. Полк потерял 79 бойцов, да около 200 раненных, несмотря на мизерные, казалось бы потери, полковник Ветров, был взбешен, гвардейцы при такой мощи вооружения не должны терять ни одного бойца.

У турок даже кремневых ружей не наблюдалось, на весь гарнизон, две допотопные пушки – так и не успевшие выстрелить. Их разорвало вместе с янычарами-канонирами при первом же артналете.

Полковник, бросив на стол донесение о потерях, с матерками бегал по штабу. Внезапно остановившись, он вспомнил о некоем факте, что-то царапнуло его сознание.

Ветров, успокоившись взял в руки донесение и стал его внимательно просматривать – ага, вот оно, безвозвратных потерь нет только в одном подразделении, а именно в 3 батальоне, в 3 роте. У них всего лишь 7 раненных, и то легко. Командир полка вспомнил – там же ротным новенький, лейтенант Одоевский. – Точно, он сам его назначил, а его друг Лихачев кажется в 4 роте. Совсем молодые юноши, но фору дадут многим старым воякам.

– Интересно, что с безвозвратными потерями у лейтенанта Лихачева, в его 4 роте? – Ага, 2 убитых и 5 раненных. – Вот тебе и пацаны, нет их нужно обоих наградить за этот бой, сейчас напишу представление.

Через две недели Алеша и Володька при батальонном построении получили из рук полковника первые боевые награды. Одоевский – орден Св.Владимир, а Лихачев – Георгиевский крест I степени, награда боевая, штабные и штафирки креста не удостаивались по уложению

Алеша в первый же день излечил своих гвардейцев от сабельных ран. На другой – помог воинам лейтенанта Лихачева.

После награждения, а его удостоились многие гвардейца, проявившие себя, в батальоне обмыли ордена и медали. Офицеры искренне поздравляли Алешу с Володькой с первыми боевыми наградами – хорошо посидели, но пьяных не было.

Армия разделилась на две колонны – одна пошла на запад разоренной Болгарии, вторая – на юго-восток в Приморье и Тырновское царство.

Дивизии перли напролом, сметая по пути малочисленные турецкие гарнизоны. Через десять дней турки дали сражение в Македонии, близ Скопье.

Они стянули войска не только со всей округи, но и из завоеванной части Византии, Сербии, Боснии, Анатолии и Аттики. Турки собрали в кулак 300 тысячную армию о пятидесяти чугунных и бронзовых пушках. Командовал полководец Гарун-паша, из мамелюков, которых кстати насчитывалось сто тысяч.

Гарун-пашу назначил лично Мехмед II, сын Мурада II, за его несомненные воинские таланты. Гарун-паша возглавлял войско мамелюков и до сих пор не потерпел ни одного поражения.

Конница турок составляла 200 тысяч всадников и 100 тысяч пехоты. Причем половина конницы сборная солянка, воины из покоренных стран.

Турецкие пушкари с важным видом суетились на позициях, готовя свою чудо-технику к сражению – шутка ли, целых пятьдесят пушек. Турки знали цену огненному бою, артиллерию стали применять еще с 1422 года.

Утреннее солнце осветило равнину, перемежаемую холмами – лагеря противников располагались километрах в пяти друг от друга. Впрочем некоторые воинские части на позициях находились с вечера. Военные лагеря просыпались, слышались звуки труб, свистки сержантов – бойцов поднимали на завтрак.

Генерал-полковник, князь Ярослав Удалый, откушав солдатской каши и испив кружку квасу в штабной палатке, слушал рапорт начальника армейской разведки, полковника Барыкина. Тот прутиком указывал на карте местоположение неприятеля и его артиллерийские позиции, а также выгодные складки местности для наших частей. Рапорт весьма обстоятельный и занял не менее получаса.

– Хорошо, Глеб Юрьевич, молодцы твои разведчики. – Объявите им благодарность.

Полковник встал по стойке смирно, гаркнул:

– Слушаюсь, Ваше Сиятельство.

– Ну, совсем оглушил, ты не уходи никуда, сейчас короткий совет проведем, последние, так сказать корректировки перед боем.

Через пять минут палатка заполнилась высшими офицерами. Собственно диспозиция и стратегия выработаны вчера, сегодня так, последние штрихи.

Командующий не любил пустопорожней говорильни и поэтому управились быстро.

– Сверим часы, господа офицеры.

Сверили, кто-то шел потом ругался:

– Забыл завести.

– Еще раз напоминаю вам – главное берегите бойцов, бессмысленных потерь не прощу, тем более наше вооружение позволяет это сделать. – Ну все, с Богом.

Генералы и полковники, выкатившись из палатки, садились на лошадей и отбывали в свои дивизии.

Огромная русская армия, раскинувшаяся от горизонта и до горизонта, занявшая всю бескрайнюю равнину, пришла в движение. Войска колоннами отправлялись на позицию, пехотные полки обгоняли конные ординарцы, несущиеся полным галопом по мокрой от росы траве. Гвардейские конные дивизии на рысях шли отдельными колоннами, некоторые из них уходили на фланги. Четверки и восьмерки лошадей тянули орудия на позиции.

На турок надвигался столь мощный огневой и стальной кулак, что Алеша неприятеля мимолетно пожалел.

Его рота в составе 2-го полка 1-й гвардейской дивизии шла на правый фланг. За себя Одоевский переживал не особо, почему-то уверен, что останется жив. Он болел за своих бойцов и жалел об одном – слишком мало времени отпущено на их учебу и тренировки. Вот и вздыхал по этому поводу.

Снежка оставил под присмотром денщика Афоньки, хотя тот рвался в бой, пришлось пригрозить плетью и уставом. А за невыполнение приказа командира в военное время наказание одно – расстрел.

Алеша ехал во главе роты, внимательно поглядывая на своих подчиненных – следов страха или растерянности не увидел ни на одном лице.

– Повезло мне с воинами – подумал он.

До него по молодости и неопытности не доходила простая вещь – каков командир, таковы и его бойцы. Сумеешь их научить воинскому искусству и воспитать, как положено, завоевать у них доверие и уважение – значит они тебя не подведут. Выполнят любую задачу.

А рота приняла лейтенанта Одоевского, бойцы за короткое время определили – их командир Человек, причем с большой буквы. За такого в огонь и в виду. Несмотря на юный возраст, гвардейцы его за глаза уважительно называют – наш Ляксей Иванович. Страшно им гордятся, такого командира нет во всей дивизии – и неважно Посвященный он или нет. Любовь и уважение бойцов Алеша заслужил за свои человеческие качества, за короткий срок службы помог с их проблемами и неурядицами. Самое смешное, Одоевский не прилагал ни малейших усилий для завоевания авторитета среди подчиненных, считая сложившуюся обстановку в роте за естественный ход вещей и несказанно удивился, что в других подразделениях батальона и полка дело обстоит мягко говоря не так.

Известно – самая тяжелая работа – это работа с людьми. Не у всех есть такие способности и когда офицер берет людей на глотку, да к тому же не обладает положительными личными качествами, тогда у бойцов не служба, а каторга. Эти прописные истины придут Алеше чуть позже, со временем.

Левый фланг русской армии упирался в реку Вардар, правый – у гряды холмов с одинокими скалами. Две гвардейские дивизии на правом фланге укрылись в засаде, маскируясь среди неровностей рельефа.

Канониры по команде офицеров шустро обустраивали позиции, отогнав упряжки лошадей за ближайший лесок. На скалы полезли корректировщики огня с биноклями. На позициях находилось 240 орудий из них 80 ед. – калибра 100 мм.

– Все, хана нехристям – прокомментировал, глядя на пушки, зам Одоевского, лейтенант Береза.

– Да здесь будут похлеще, чем в Агреше – согласился Алеша.

* * *

К восьми часам утра солнце окончательно взошло, разогнав остатки тумана, стелящегося над равниной. Во всей красе открылся вид на турецкую армию – она выглядела очень мощно и живописно.

Гарун-паша со свитой – небольшой группой, взобравшись на холм, в подзорные трубы обозревали расположение русский армии. Гарун-паша, вскочив на седло ногами и, встав в полный рост, внимательно вглядывался в незнакомого противника. Боевой конь стоял не шелохнувшись.

Увиденная картина говорила об одном – при таком численном перевесе, победа османской армии столь очевидна, тут даже говорить не о чем. О чем он и сообщил своему окружению – те дружно загалдели, выражая свое согласие и восхваляя полководческий талант Гарун-паши.

К большому сожалению, высокопоставленные турки во главе с таким замечательным командиром, в свои архаичные подзорные трубы с подслеповатыми линзами, увидели до обидного столь мало, потому и выводы сделали абсолютно неверные.

Да и как они могли видеть реальную картину – русские войска в сплошном камуфляже, орудия на позициях и крупнокалиберные пулеметы накрыты маскировочными сетями. Половина армии на флангах и в тылу у турок.

Подзорная труба, не армейский бинокль, нет, ну ей еще можно орехи колоть, если найдет такая блажь.

Русские дивизии настолько сливались с местностью, что у турок, естественно, возникал вопрос, а с кем собственно воевать-то?

То ли дело армия Великого султана Мехмеда II, есть на что посмотреть – яркие наряды, красные фески, золотые побрякушки утыканы везде, где можно, богато блестя на солнце остальным на зависть. На вид эдакое яркое опереточное войско, но только на вид.