Текст книги "Быстрые сны"

Автор книги: Владимир Лиман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Третий дом справа, последний подъезд, четвертый этаж. Да, мне надо попасть именно туда, и как можно быстрее...

Я пересек улицу и еще успел подумать, что район мне не знаком, когда из-за поворота вынырнула машина...

Лагерь второй экспедиции производил тягостное впечатление. Полнейший разгром. Все оборудование свалено в кучу, палатки давно истлели, и только чудом сохранившиеся крепежные колья торчали из проржавевшей коричневой земли. Силовая установка была покорежена страшным взрывом и сквозь разорванные бока бронированной обшивки свисали обгоревшие блоки энергопередачи. Это жуткое зрелище казалось, не произвело на Длинного никакого впечатления.

– Устраивайся поудобнее, у тебя завтра будет трудный день, – он облокотился на кормовую часть мертвого тяжелого танка и, расслабившись, замер. И ни слова о трагедии, разыгравшейся здесь шестьдесят лет назад. А я все не решался присесть среди этого кладбища вещей.

– Ты знал Физа Эса?

Длинный встрепенулся от неожиданности.

– Физа Эса? Я почему-то тоже сейчас о нем подумал. Но он ведь не мог быть во второй экспедиции, он тогда еще был ребенком.

– Он был в четвертой, и это он обнаружил этот лагерь. Но они здесь убрали... Здесь все было завалено...

– Я знаю. Духи здесь устроили настоящий пир... Для меня всегда было загадкой, как они протащили сюда столько техники.

– Они просто взяли ее в десять раз больше...

– А ты знаешь, как погиб Физ?

– При обороне семнадцатой лаборатории?

– Да, пять лет назад, когда мовы вышли на нашу лабораторию...

А вот этого как раз ему говорить и не следовало. Так вот почему мне показалось таким знакомым его лицо, так вот он кто такой... Дили – внук профессора Дила...

– Они держались до последнего, пока мы эвакуировали аппаратуру... А потом мы нашли их... Он погиб последним – мовы расстреляли его в упор.

Он умолк, а я все думал о странных переплетениях человеческих судеб. На месте Дили мог оказаться любой из двадцати уцелевших лабораторий, с которыми мы поддерживали постоянную связь. Но по какой-то странной прихоти Его Величества Случая рядом со мной сейчас был именно Дили – руководитель ультралевой группировки семнадцатой лаборатории. Что же произошло за те несколько месяцев, которые я провел здесь, на Тиле? Наши враждующие группировки нашли наконец общий язык? Собственно говоря, у нас всегда была общая цель – борьба с мовами, но для объединения наших групп до сих пор этого было недостаточно, для этого были необходимы более веские причины... Неужели дела на Генне так плохи? А может быть, это вовсе не объединение, а уловка группы Дили? Эта мысль не давала мне покоя и я наконец решился открыть карты:

– О достопочтеннейший Дили, не соблаговолите ли вы сообщить мне, что там у вас произошло на Генне, неужели наши группировки объединились?

Дили ничего не ответил и я понял, что он спит. Жаль, пропала столь изысканная фраза, но в утешение я мог лицезреть крайне редкое зрелище сон главаря анархистов. Оказывается, они тоже иногда спят... Главарь ведущей и самой активной группировки анархистов спал, как ребенок, и это было не столь смешно, сколь грустно... Вот он лежит и спит, спокойно спит посреди развалин Мертвого города. А почему же я никак не могу уснуть? Да потому, что она наконец проснулась, проснулась эта проклятая моя память, которую я сегодня так долго пытался разбудить. Нет, не понимает человек своего счастья... Насколько убаюкивающе приятно забвение, и какую боль несет с собой память, а ты все равно вспоминаешь и злишься, когда не можешь чего-то вспомнить, а когда вспомнишь, то уже поздно поворачивать назад – на тебя уже насели другие воспоминания и от них тебе уже не вырваться и не забыть их никогда...

Вот мы сидим с Джеем Ле в "Солнце" и ждем прихода Мил. Вот она входит и к ней сразу подбегают три мова, и она, понимая, что для нее все кончено, кричит на весь зал:

– Они разгромили семнадцатую, двадцать третью и тридцатую лаборатории!

Мовы выкручивают ей руки и волокут на улицу... А мы с Джеем не имеем права даже посмотреть в ее сторону.

В душе вскипает ненависть, смотрю на спящего Дили и мне хочется опустить что-нибудь потяжелее на его беззащитную голову, как будто бы это он виноват в смерти Мил... Но я с ними еще рассчитаюсь и за Физа, и за Мил, и за Ини, и за всех остальных... Но надо спешить, пока они не успели сделать Генн такой же пустыней... Потому что это может случиться очень скоро. Ведь не даром же сам Даг Пинча – фельдмаршальствующий президент три года назад издал пробный закон о подозрительных, закон, противоречащий всем их пресловутым свободам, которыми они так кичатся, закон, просуществовавший не менее двух месяцев и унесший несколько миллионов человеческих жизней. А какую тогда устроили пресс-конференцию, воспевая достижения мовской демократии... Всегеннская трансляция, выступление господина президента, вопросы-ответы, точнее, ответы-вопросы... И это знаменитое изречение Его Фельдмаршальства о том, что в связи с расширением прав народа необходимо расширять и права службы охраны государства...

Это было, пожалуй, моей последней мыслью перед тем, как я уснул. А потом мне все снилось это самое расширяющееся право мовов из службы охраны государства. Оно все расширялось, расширялось, пока не захватило весь Генн, и он, не выдержав этого все расширяющегося права, вдруг взорвался, превратившись в мертвую планету, усеянную толстым слоем доносов, написанных от руки, напечатанных на машинке, записанных на кристаллах... И лишь один человек бредет по этой пустыне, я не вижу его лица, но знаю, что у него лицо Дага Пинчи...

Когда я проснулся, Длинного в лагере не было. На том месте, где он вчера уснул, стоял пустой бак из-под горючего, а метрах в тридцати правее витали утренние духи. Их было два и они медленно приближались к лагерю. Не знаю, сработал ли один из защитных блоков программы или подключился элементарный инстинкт самосохранения, но остатки сна пропали мгновенно и безвозвратно, я вскочил на ноги, озираясь по сторонам, пытаясь выиграть хотя бы несколько секунд, и бросился в противоположный конец лагеря. Я не увидел, а скорее почувствовал какое-то движение слева. Какое-то странное и опасное движение... Одного взгляда было достаточно, чтобы я прирос к месту. Слева, бесшумно и неотвратимо, в мою сторону поворачивалась башня тяжелого танка. Вот уже чернеющая пустота атакующего раструба вышла на одну линию со мной, и я, ни о чем больше не думая, прыгнул вперед, забирая чуть левее, инстинктивно стремясь к безопасности мертвой зоны обстрела. И когда я уже прижался к холодной броне кормовой части танка, рядом с выхлопными дюзами главного двигателя, раструб выплюнул первый сгусток энергии. Ближний дух колыхнулся и отплыл. Я успел подумать о том, какой же стабильностью должна обладать структура духа, если импульс в несколько сотен мегаватт отбросил его лишь на какие-то полметра, когда наконец понял, что стреляет Длинный... Второй залп отогнал духов еще дальше, и они поплыли, удаляясь в сторону бывшей станции метро, а Дили все бил и бил по ним, пока они не миновали эти развалины и не скрылись в конце квартала, свернув в какой-то переулок...

Сверху хлопнул люк и надо мной нависло смеющееся лицо Дили.

– Держи, – и он швырнул в меня банкой каких-то консервов. – Завтрак шестидесятилетней давности, – он выбросил еще какие-то инструменты и несколько банок.

Мне говорить не хотелось, да и Дили не нуждался в собеседнике. Он отщелкнул замок одной из банок и опрокинул в себя содержащийся в ней питательный раствор. Я последовал его примеру, прекрасно понимая, что обедать и ужинать нам сегодня не придется. Дили медленными глотками пил из второй банки, и на лице его было написано такое блаженство, что я подумал, что все, что с нами произошло за последние сутки, для него не более как приятное развлечение. Да, вот такие, как он, идут на верную гибель не задумываясь, они уже давно для себя решили, что смерть неизбежна, и совсем не собираются оттягивать ее приход. Ярость обреченных порождает подвиг. Если у него все такие в группе, то не удивительно, что мовы трижды за последний год громили их лабораторию. Мовы их боятся больше всего, потому что их действия не далекое будущее, а самое что ни на есть близкое настоящее... И все это выливается в обоюдный открытый террор, который уносит множество жизней и среди них, и жизни людей непричастных...

Но все это теория и практика Дили, Дага Пинчи и Генна, а здесь в Мертвом городе нам уже пора собираться в путь. Правда, Дили что-то не спешит, расселся, как на пикнике за городом. О чем он сейчас думает?

– Чертова железяка заржавела, еле успел повернуть башню. Непонятно, отчего здесь взяться ржавчине при нулевой влажности.

Ну вот я и узнал, о чем он думает, не о будущем, не о настоящем, а о прошлом... Да, чтобы дожить до будущего, надо помнить о прошлом. Но сейчас не самое удачное время для воспоминаний.

– Дили, нам пора!

И вот он опять меня удивил. Встал, и, не говоря ни слова, пошел в том направлении, где четверть часа назад скрылись духи. До старого метро путь неблизкий, но, слава богу, здесь никаких неприятностей не предвидится, по крайней мере, в первой половине. И вот мы снова идем, Дили впереди, я сзади, по его следам. По следам... Какие уж тут следы... Гладкая, почти как новая полоса асфальта, чистая, словно ее подмели сегодня утром. Случается и такое среди развалин... Никаких тебе злых луж, ни прочей гадости, гляди только в оба, чтобы не напороться на ползучую тень. А вот и она – прямо по курсу. Почему же Длинный не сворачивает?

– Дили, осторожней, впереди тень!

– Сам вижу, тень слева, а вот справа логово духов, так что выбирай то, что тебе больше нравится!

Итак, снова на старт! Рывок вправо, потом влево, как будто сзади по тебе целятся, и дальше прямо без остановки сто метров. И тут-то ты натыкаешься на нечто еще никем не виданное... Ну и что это такое? Раньше ЭТОГО здесь не было... Не было, значит ЭТО выросло за последние два года... Прямо перед нами из асфальта торчит нечто похожее на дерево. Совершенно черного цвета, с колышущимися ветвями-щупальцами.

– Ну и как тебе это нравится?

– Не очень. Особенно то, что у него нет тени...

Молодец Дили, а я-то сразу и не понял, что меня удивило.

– Но что это такое?

– Понятия не имею, но думаю, нам лучше держаться от него подальше.

Да, но это уж он загнул. Держаться подальше. Хотел бы я посмотреть, как это у нас получится. Дерево торчит посреди улицы, никак не обойдешь. А в развалинах нас с нетерпением ожидают всякие мерзости типа теней и луж. И пусть даже хорошо знакомые, но от этого, увы, ничуть не более безопасные.

– А как твоя программа?

– Моя программа исчерпана.

Ну, а как моя программа? Тоже ничего обнадеживающего, никаких намеков на преодоление неизвестного препятствия. Но зато четкое противопоказание посещения развалин справа. Да и слева ничего обнадеживающего. Как в сказке о стране теней – самая безопасная дорога та, которую ты уже прошел.

– И что мы будем делать?

– Думать.

– Но не очень долго. Времени у нас три часа, а до метро еще час хода.

– Значит у нас есть еще час на обдумывание сложившейся ситуации.

– Да я и так знаю, что мы вернемся назад и пойдем "Аллеей духов" другого пути у нас нет, если не считать тех вот развалин слева.

– Справа нам действительно не пройти, а вот насчет другого стоит подумать и все хорошо взвесить.

– Там уровень опасности тоже превышает все допустимые нормы, но через полчаса на "Аллее духов" тоже будет не рай и мы можем застрять надолго, если не навсегда.

– Рискнем?

– Рискнем, если это слово уместно на этой свалке смертей.

И мы рискнули... Те полчаса, что мы продирались сквозь развалины, показались мне вечностью, но, выбравшись оттуда, я не смог вспомнить никаких подробностей. Только сплошное метание из стороны в сторону, взад-вперед, колышущиеся ползучие тени у самых ног, и огненные плевки еще действующих автоматов то справа, то слева. Насколько мирными и милыми показались теперь мне злые лужи, спокойно лежащие в своих выбоинах и ждущие неосторожного тральщика. Хорошо еще, что Дили садануло по руке уже в самом конце нашего путешествия и мне не пришлось тащить его через черный дом, а то бы мы оба плавали сейчас на уровне второго этажа в этой "черной ртути". Пробой в руке не очень сильный, так что пусть полежит, а через час он будет уже в норме. Но все-таки мы обошли это чертово "дерево". Я обернулся назад и похолодел...

Позади ничего не было, только гладкая поверхность улицы и развалины по бокам. Поворачивая голову в противоположном направлении, я уже знал, что там увижу... Да, ничего не скажешь, хорошо мы его обошли. "Дерево" стояло посреди улицы, прямо перед нами, мы даже не приблизились к нему ни на шаг. Вот дьявольщина, напоролись где-то на "зеркало". Очередная шутка Мертвого города – шутка с пространством. И шутка с нашим временем, мы просто потеряли более получаса и остались на том же месте. Длинный придет в себя и опять полезем в развалины? Ну, а сейчас что мне делать, сидеть и ждать, когда он очнется? Прошел час, а Дили все еще лежал, не подавая никаких признаков жизни, такой длительный шок разбивал все наши надежды вовремя выйти к точке погрузки. Надо отдать должное профессору Дилу, его живописные названия местных достопримечательностей остались живы до наших дней. Точка погрузки... Что он мог искать в тех развалинах метро? Разве только то, что и нашел... А злые лужи и "зеркала", точнее их пожалуй и не назовешь... Да, если бы не эти проклятые "зеркала", можно было бы провести ближний теллинг и сразу же выйти к Цели. Но из-за "зеркал" это, увы, невозможно. Если напороться на "зеркало" в подпространстве, то уже не удастся отделаться так легко, как вот сейчас, оно тебя закрутит на несколько сотен лет или, в лучшем случае, выбросит куда-нибудь в открытый космос, а и то и другое, в любом случае, означает гибель. А мы не только не хотим этого, но и не имеем на это права... Остается правда еще слабая надежда на короткий теллинговый скачок. Здесь шансов тоже маловато, но... Если попытаться, то только сейчас, пока Дили еще не очнулся, ведь теллинг – достояние нашей лаборатории и посвящать в него посторонних нельзя ни при каких обстоятельствах до того, пока не наступит День... Я ведь сам внес это предложение и мне его теперь никак не нарушить...

Она неслась прямо на меня, ослепляя светом своих фар. Конечно, чудес не бывает, но тогда то, что мне удалось выскочить из-под ее колес, не имеет никакого объяснения. И то, что, уже стоя на противоположной стороне улицы, покрытый с головы до ног жидкой грязью, я посмотрел ей вслед и не заметил никого на месте водителя, тоже... Что это? Случайность? А возможно... Впрочем, возможно так возможно – это сейчас не так уж важно. Сейчас важно попасть в квартиру на четвертом этаже... Ориентир – четвертый этаж... А подъезд? Какой подъезд – неизвестно, да и неважно, я ведь уже поднимаюсь по лестнице... Третий этаж. А вот и четвертый. Я и не заметил, когда же это я успел выхватить из-за пояса оружие... Предохранительная скоба в положении "атака", указательный и безымянный пальцы на стартовых клавишах. Дверь налево. Толчок, и она открывается. Теперь быстрее и осторожнее – одна ошибка и ничего уже не исправишь. Свет на кухне, значит сначала туда. Пусто. Не очень-то приятное начало. Справа должен быть выключатель. Щелк – и сразу стало темно и жутко. Теперь в комнату, здесь она одна. Впрочем, есть еще ванная и туалет, но их можно оставить напоследок. Левой рукой нажать на выключатель и, главное, не забыть отскочить в сторону от дверного проема. Так, опять пусто. В ванной никого, в туалете тоже. Похоже, что все мои предосторожности были напрасны, хотя рациональная осторожность еще никому не мешала, по крайней мере тем, кто остался в живых. Квартира совершенно безлюдна. Откуда же этот липкий страх? Здесь ведь кто-то должен был быть. Иначе зачем же я сюда так спешил? Спешил? Спешил, но как видно, опоздал. Кто-то здесь успел побывать до меня, не только побывать, но и уйти. В комнате полный разгром, стол опрокинут, какие-то бумаги на полу, телефон вырван со шнуром и валяется в противоположном углу. Сначала была борьба, а потом что-то искали. Или сначала искали, а потом возвратился хозяин квартиры и была борьба? И была ли борьба вообще, или они просто очень спешили? Но что же делать мне? Позвонить в милицию? Но я ведь даже не знаю, где я нахожусь и чья это квартира. Да еще этот милый пистолетик, весящий больше десяти килограммов... И, по-моему, все происходящее к милиции уже никакого отношения не имеет. А вот ко мне – имеет, и самое непосредственное. И время... Времени в обрез. Посмотрим, может быть, что-нибудь натолкнет на верный путь. Итак, на полу исписанные листы бумаги и несколько фотографий. Стоп! А это что за фотография?! Лицо, несомненно, знакомое, где-то я его уже видел, и неоднократно...

Видел... Да, конечно видел. Сегодня утром в зеркале, когда брился... Интересно... Моя фотография здесь – в незнакомой квартире. Ну и как она сюда попала? И что-то я не припомню, чтобы меня кто-то снимал в последнее время. Впрочем, это уже не имеет никакого значения. Даже если на обороте есть дарственная надпись. И она действительно была... Правда, не дарственная, и не на русском, а на геннскрите... Всего два слова, и все стало на свои места: "Ди дест", что по-русски звучало несколько более громоздко, но, тем не менее, нисколько не снисходительнее: "Дубль (или возможная утечка информации). Немедленно уничтожить." Ладно, это про меня, я это уже и сам знаю, а вот что произошло здесь? И с кем? Посмотрим остальные снимки. Какие-то пейзажи, весьма унылые, странные, но сами по себе ни о чем не говорящие, кроме, пожалуй, вот этого... Знакомое место... По-моему, Северное озеро. Да, есть еще эти листки, рассыпанные по всему полу. Какие-то доказательства из теории чисел... К тому же не очень удачные... А вот это уже интересно! Конспект по общей топологии. ЭТО ЖЕ КОНСПЕКТ ЦВЕТАЕВСКОЙ ЛЕКЦИИ! Когда же он нам ее читал? По-моему, месяц назад... Тупо уставившись в конспект лекции профессора Цветаева, я читал его страница за страницей, стараясь успокоиться и зная уже почти наверняка, что не успокоюсь, потому что это была квартира Нины, и все вокруг – это были ее вещи... Одни только вещи... А Нины не было. Перед глазами, между ровными строками ее конспекта, опять вспыхнули фары стремительно приближающегося автомобиля... Так вот как оно обернулось. Эта группа оказалась проворнее первой. И зря я недооценил их познания в нашей психологии, хотя, возможно, они ориентировались на аналоги в психологиях гуманоидных рас. Ясно только одно: я не только не обезопасил Нину, но и сам же подставил ее под удар... Итак, охота окончилась, пошла ловля на живца. Игрок не выбирает правил игры, а только их придерживается. Великолепно. Но это касается тех, кто знаком с правилами игры... А я с ними не знаком, вот и посмотрим – кто кого. Мне теперь необходимо лишь направление поиска, а там посмотрим на обстоятельства. И уже у выходной двери я заметил информационный обруч, висящий на дверной ручке... Ну вот и крючок, на который они меня хотят подсечь. Я схватил обруч и надел на голову. Сквозь мелькающие кадры настройки я все-таки различил эту комнату, такой, какой она была полчаса назад. И вот перед глазами встала отчетливая картина – Нина, сидящая за столом и что-то пишущая на обложке синей общей тетради. Вот появляются чьи-то спины, движущиеся в ее направлении. Появляется звук, и я слышу ее удивленный крик, после чего изображение на мгновение исчезает, и когда появляется снова, то комната уже пуста, и голос за кадром, четко артикулируя геннские слова, произносит: "Мы ждем тебя у Северного озера. У поврежденного растения, которое вы именуете березой", – и в кадре появляется знакомое мне с детства ущелье, спускающееся на крутой берег Северного озера. "Здесь." Крупным планом большой белый камень, на котором мы обычно загорали. И на прощание, чтобы я не забыл о ставке, мне демонстрируют заплаканное лицо Нины со свежей царапиной на правой щеке. Финальный знак окончания записи, и все. Темнота. Ни даты, ни времени... Просто они меня ждут. Они меня ждут? Ну, если ждут, так дождутся. Они уже сейчас наверняка там. Но почему там, а не здесь? Потому что диверсионный пистолет может наделать слишком много шума, а они не желают со мной договариваться другим способом. Я им не нужен живой, точнее, я им нужен мертвый. И как можно скорее. Дест. И поэтому мне надо тоже спешить... Это промелькнуло у меня в голове уже на лестничной площадке третьего этажа, и еще я вспомнил, откуда мне знаком пейзаж на одной из фотографий – этот вид открывается как раз с белого камня, а на обороте фотографии, наверное, стоял неопределенный префикс, означающий "возможно и здесь". До Северного озера километров пять, значит, у меня не остается времени даже подумать над тем, почему же, все-таки, на меня охотятся. Ну да ладно. Раз охотятся, значит, у них есть отстрелочный талон. Хорошо еще, что есть хотя бы немного времени подумать, как выйти к белому камню с самой неожиданной стороны. Можно со стороны Лысой горы, через ручей, там наводится двойное эхо на радарный луч, можно подойти ближе всего незамеченным. А может, через озеро?..

Ну, а это уже просто везение! Свободное такси, да еще в такое время на это они не рассчитывали.

– К Северному озеру, пожалуйста, и как можно быстрее!

– Что, ночью искупаться захотелось?

– Со страшной силой, думал уже, что не выживу, но ты меня спас от мучительной смерти.

Теперь у меня полчаса времени в запасе. Они не учли, что случаются на Земле случайности. Полхода имею, так что будем теперь играть на равных хотя бы по качеству. А вот что касается количества... Но есть еще у меня кое-что за поясом, с полным боекомплектом. Если удастся выиграть еще полхода, то вторую половину партии начну я... Но, кажется, мы уже приехали.

– Спасибо, дружище, ты меня здорово выручил. Вот, бери все, сдачи не надо, боюсь, что в ближайшее время она мне не понадобится. Притормози, но не останавливайся, я сойду и так. И езжай прямо, свернешь на пересечении.

Земля на обочине сырая и мягкая. Приземлился удачно, ни одной царапины. Дело принимает не такой уж скверный оборот, как казалось сначала. А возможно, это сейчас кажется, а не тогда... Теперь вверх, на Лысую гору. И подготовиться к бою на ходу. Кажется – не кажется... Главное, что я готов к бою. Вот и все, вот он – белый камень... И регулятор таймера переключен на непрерывный разряд... А их что-то не видно. Спрятались и ждут. Ну, выходите быстрее, вы уже дождались, я уже пришел. Или вы еще не поняли? Расстояние сокращается мучительно медленно, но бесповоротно. Они и не думают атаковать. Неужели и теперь еще не заметили? Осталось сорок метров. Еще три секунды, и у меня перевес по качеству... Да, жди, так они тебе и дадут выиграть качество – три вспышки с разных точек. Атакуют с трех направлений, все выдержано в лучших традициях... Но атакуют не особенно удачно, подумал я, нажимая клавиши стартеров. Двоих уничтожил точно, третьего – не знаю, но где же остальные? И где Нина? Вот же она, справа, метрах в пятнадцати, не больше. Что же ты стоишь? Бежать надо...

– Нина, беги! Беги к ручью!

Вспышка справа, почти рядом, чуть левее того места, где стоит Нина, и мой ответный импульс... Еще одного прикончил... Вперед, к Нине, регулятор угла разлета до упора, если еще кто-то из них остался, я уже никак не смогу промахнуться. И вот – один за другим – два коротких импульса, и я чувствую, как на том месте, где еще мгновение назад билось сердце, лишь смертельная боль и пустота, и уже падая и понимая, что значит эта боль в левом боку, вижу, как к Нине с разных сторон приближаются три тени... Зрение отказало, но я все-таки успеваю, по-моему, выстрелить последний раз перед тем, как мое лицо зарывается во влажную землю... Потом наступила темнота и тишина...

...И я попытался. Уже по ту сторону я понял, что что-то произошло с дублем. Энергии после теллинга почти совсем не осталось, и я, жадно глотая зараженный воздух, удивленно уставился на черную кляксу пространства, извивающуюся уже позади нас. Она заметно уменьшилась в размерах, через какие-то две минуты свернулась в плотный серый клубок и исчезла совсем. Дили уже приходил в себя и порывался встать, а я все еще не мог отдышаться.

– Нам надо спешить!

– Да, времени в обрез. Успеем только подойти и прицелиться.

– Ну тогда пошли.

И снова Дили впереди. Идет, правда, не так быстро, как утром, но видно, что старается. А раненая рука болтается, как плеть, это теперь на всю жизнь, хорошо еще, что правая рука осталась цела. Но Дили держится молодцом, вот что значит бойцовская закалка. Иду за ним спокойно, не забывая, однако, отмечать расположение опасных мест. При таком темпе продвижения у метро будем минут через двадцать. Если ничего не случится непредвиденного, конечно. А солнце уже выкатилось на самую середину неба и печет со страшной силой. Хорошо еще, что пить пока не хочется. Ну, а когда захочется, тогда уже как-нибудь перетерпим. Надо было бы, конечно, прихватить с собой хотя бы одну из тех банок, которые остались в лагере второй экспедиции... Впрочем, здесь как-то безопаснее себя чувствуешь, когда при тебе нет металлических предметов. Это доказал еще профессор Дил...

Ну вот, почти пришли. За поворотом должен быть второй фонтан, а за ним, метрах в тридцати, вход в метро. Фонтан пройдем легко, он почти пересох, а вот у самого входа могут быть духи, и не дай бог, если на нашем пути окажется хотя бы одна незаземленная железяка...

А вот и тот странный рисунок на стене уцелевшего дома. Очень странный рисунок... Собственно, он очень простой – три правильные окружности, пересеченные четырьмя прямыми. Но вот правая окружность выглядит так, будто бы она не касается стены, а парит в воздухе в нескольких сантиметрах от нее...

Дили тоже смотрит на рисунок, и по нему видно, что он чувствует нечто подобное. Наконец он отводит взгляд от рисунка, и я вижу по его лицу, что он хочет что-то сказать, но никак не решается. Эта пауза длится очень долго, наверное, целую минуту, потом он, все-таки не выдержав внутренней борьбы, произносит глухим голосом:

– Страшный рисунок, он на меня навевает мысли о том, что в мертвом городе есть люди, и они такие же мертвые, как и весь этот город... Мертвые, но не умершие... Это правое кольцо... – он на миг умолкает, и дальше уже продолжает совершенно спокойным голосом. – Это правое кольцо их рук дело, оно способно нагнать страх на любого из живых... Ты не помнишь, кто первый обнаружил, что колец все-таки три, а не два, как писал профессор Дил?

– По-моему, кто-то из пятой экспедиции, лет двадцать назад. Они здесь все снимали, и не то Рем, не то Гвари вышел на этот рисунок. Он, хорошо зная работы профессора Дила, очень удивился, но все-таки отснял целых пять кадров, и, придя в лагерь, сразу же заявил о своем открытии. Ему, конечно, никто не поверил, но он сразу же достал из аппарата только что отснятые снимки и разложил их, чтобы все видели... И все увидели два кольца, пересеченные четырьмя прямыми... Все тогда еще смеялись над ним, а он глядел на свои снимки и не мог ничего понять. А потом, когда он взбесился и пошел опять снимать эти проклятые кольца, и не вернулся, и вся экспедиция отправилась на его розыски...

– И они, придя сюда, не нашли его, а нашли эти три кольца?

– Да, – ответил я, хотя на самом деле все было несколько иначе.

– Вот так, значит... А профессор Дил писал о двух кольцах... Ты думаешь, профессор Дил ошибся?

– Нет, не думаю, ведь после него два кольца видели ребята из второй экспедиции, по крайней мере, в их записках говорится про два...

– А сейчас их три. Тебе не кажется, что из этого сам собой напрашивается определенный вывод?

– Послушай, Дили, напрашивается или не напрашивается этот вывод, но мне кажется, он из области фантазий.

– Возможно, очень даже возможно, но этот рисунок должен что-то означать, – и дальше продолжал совсем уже тихо, почти шепотом, – и мне кажется, я начинаю догадываться, что именно...

И тут мне почудилось, что кто-то что-то сказал, нечто вроде: "И в этом вся твоя беда..."

Очнулся я уже в метро. Дили нигде не было. Я даже не мог вспомнить, что произошло после того, как мне почудился голос. Помню лишь панический страх, который охватил меня, и оторвавшееся от рисунка кольцо, стремительно несущееся к нам. И Дили, с застывшим от ужаса лицом, пытающийся поднять раненую руку, чтобы прикрыть ею глаза... И все... Темнота... А потом вот это подземелье. А может, все было иначе, может, и иначе, но я помнил лишь то, что помнил, и ничего больше. Но сейчас уже не важно, что произошло там, а важно то, что должно произойти здесь... Вот-вот должен появиться поезд, а Дили нет, видно, придется ехать самому. Вот этот факт – самое главное, а все остальное – фантазии. В тоннеле уже слышен стук колес приближающегося поезда. Откуда, интересно, здесь энергия? Город давно погиб, а в метро мечется одинокий поезд, несколько столетий носится по замкнутой линии, без остановок, без ремонта, без машиниста... Вот он выскочил из-за поворота, весь какой-то черный, как будто в копоти. Я приготовился к прыжку. Выдержка и точность – все, что мне теперь надо. Первый вагон, весь объятый голубым пламенем, проносится мимо, второй – со слепыми черными окнами – тоже, а вот четвертая дверь третьего вагона – это как раз для меня. И уже падая на пол вагона, я не увидел, а скорее почувствовал что-то неестественное в обстановке перрона, который я лишь секунду назад покинул. Я выглянул и успел еще заметить, что на платформе стоит человек и смотрит вслед удаляющемуся поезду. И вот тут-то мне стало по-настоящему жутко... У человека было лицо Дили... Он держал его в руках. А у самого него лица не было, точнее, не было ни носа, ни рта, одни только глаза... И какие глаза... Если выживу, они мне будут сниться в ночных кошмарах.

Сначала была темнота. Темнота и тишина. Потом тишина, казалось, растаяла, и появились голоса. Тихие такие ангельские голоса, парящие в лазурном поднебесье... Нет, поднебесья, по-моему, не было, как и лазури была темнота... Потом мне показалось, что я начинаю понимать смысл. А возможно, это смыслу показалось, что он начинает понимать меня...

– Я восстановил его на час, не больше. Вы же сами понимаете – полевая аппаратура... Вы успеете за час?

– Успеем, док, успеем. Нам надо только узнать координаты восемьдесят восьмого. Эй вы, там, ну что, девчонку подготовили? Хорошо, волоките ее сюда. Сразу же, как включится дубль, начинайте обработку. Методы выбирайте сами, но надо, чтобы она орала так, что вопли ведьм на костре показались бы райской музыкой по сравнению с этим. И запомните, времени мало, за час мы должны узнать у него координаты восемьдесят восьмого, а если не узнаем, сами понимаете, что с нами будет... Энергия на выброску затрачена, зато на возвращение – сэкономлена, в среднем, все в рамках норм... А ты, как только станут известны координаты, передашь их на базу, пусть там обстреляют весь квадрат.