Текст книги "Такой славный убийца"

Автор книги: Владимир Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Владимир Ильин
ТАКОЙ СЛАВНЫЙ УБИЙЦА

… Я давно уже по мертвым не плачу, потому что не знаю, кто – живой, а кто – мертвый.

Александр Галич

1

Блиндер стоял, утонув в жидкой грязи по самые оси. Земля на краю болота была изрыта траками гусениц и огромными колесами, повсюду валялись обрывки тектолитовых тросов толщиной с руку. Видно, стотонную махину пытались вытянуть из трясины, пока не поняли, что это бесполезно.

Лигум, не удержавшись, провел рукой по гладкой поверхности вакуумного орудия, и броня неожиданно оказалась теплой, словно блиндер был исполинским живым существом. Из башенного люка тут же вынырнула голова в ребристом комп-шлеме, небрежно расстегнутом и сдвинутом на затылок, и с подозрением осведомилась:

– Руки сегодня мыл?

– Не пойму, – вместо ответа удивленно сказал Лигум. – И как это вы ухитрились загнать его в болото? Это же полный автомат!..

Голова в шлеме смущенно сплюнула в грязь.

– Посмотрел бы я на тебя, – процедила она, – если бы тебе пришлось гнать эту штуковину на всей скорости через кромешную тьму, а старшой, язва, через каждые пять минут интересовался бы по сенс-связи, почему ты до сих пор не вышел в район сбора!.. Тут не только в болото – на край Земли можно было залететь! И еще она, дура эта, оказалась неповоротливой, как беременная баба!..

– Так надо ж было снять ограничители с боковых приводов! – доброжелательно сказал Лигум.

Блиндерист прищурился, хотя заходившее за горизонт солнце светило ему в спину.

– Слу-ушай, мудрец, – почти ласково протянул он, – а откуда ты здесь взялся?

Может быть, ты тот самый механик по этим бронтозаврам, которого я жду уже вторые сутки? А?

Он с досадой вдарил кулаком по башне и невольно поморщился от боли в костяшках.

– Нет, – улыбнулся доверчиво Лигум. – Вы уж извините, но помочь вам я сегодня никак не смогу…

Обладатель головы в шлеме вдруг нырнул в люк, чем-то выразительно лязгнул там, а затем вновь возник над башней, явно что-то пряча в своей правой руке.

– Тэ-экс! – зловеще сказал он. – Предъявим документики сразу или будем упираться?

Лигум «упираться» не стал и достал из специального кармашка-«пистончика» за поясным ремнем (блиндерист даже не успел запротестовать против этого угрожающего жеста) свой Знак.

Человек в люке блиндера растерянно охнул и ругнулся от избытка эмоций.

– Где я могу найти вашего командира? – не обращая внимания на замешательство своего собеседника, полюбопытствовал Лигум.

Вскоре он уже шагал в направлении, указанном ему так и не пришедшим в себя блиндеристом. По пути он с невольной усмешкой взирал на приметы того бардака, который творился в расположении заслон-отряда.

… М-да-а, судя по всему, оцепление в этом районе ставили наспех, если нагнали сюда кого попало и как попало, но зато быстро – во всяком случае, им казалось, что быстро… Особенно умиляет тот факт, что «держать и не пущать» Супероба они собирались с помощью древних стотонных боевых гусеничных машин и ракетных установок типа «земля-воздух», причем экипажи и тех, и других, если оценивать их боевую выучку, в авральном порядке сколачивали из каких-нибудь комбайнеров и водителей-мануальщиков…

… А вообще-то твоя ирония здесь неуместна, тут же одернул Лигум самого себя.

Смешного тут мало. Да, оцепление организовано из рук вон как, но откуда же у этих людей возьмется опыт действий в подобных операциях? Ведь не каждый божий день им приходится подниматься по боевой тревоге нулевой категории!.. И еще, ты никогда не должен забывать одну простую вещь: да, ты умеешь многое такое, что им не под силу. Но, в свою очередь, и они умеют и знают кое-что такое, чему тебе никогда в жизни не научиться. Например, добывать на Цефее тяжелые металлы или, скажем, пасти серебристых китов где-нибудь в штормовых сороковых широтах… Не говоря о том, что тебе не будет дано ни воспитывать детей, ни нянчить внуков.

Как своих, так и чужих… Впрочем, это я, кажется, уже цитирую Наставника…

Занятый этими размышлениями, Лигум не заметил, как дошел до кабинет-палатки командира отряда. Охраны вокруг палатки, конечно же, не было никакой, а ее функции были возложены на систему обнаружения подвижных объектов, отключить датчики которой не составляло труда даже для Лигума, не говоря уж о Суперобе!..

Придется поверить в чудеса, если окажется, что Супероб все еще в Клевезале, успел подумать Лигум, прежде чем вежливо постучал в бронедверь входного тамбура.

Над ухом щелкнуло, и неразборчивый голос просипел:

– Зайдите попозже, молодой человек, я сейчас жду одного очень важного посетителя!

Что ж, придется подождать.

Лигум, запасаясь терпением, уютно устроился в стороне от бронедвери и принял позу «раджаб» – по его мнению, именно она наилучшим образом способствовала медитации. Однако спустя четверть часа сиплый голос раздраженно осведомился, понимает ли молодой человек русский язык.

Лигум ответил утвердительно, правда, из врожденной скромности умолчал, что, помимо русского-родного, понимает еще дюжину языков, в том числе и устаревших.

Тогда голос в спикерфоне сообщил, что он, командир специального заслон-отряда майор Арчил Пличко, ждет не обычного посетителя, а хардера и посему не позволит, чтобы какой-то там невоспитанный юнец отвлекал его от этого неотложного дела!..

Тут Лигум был вынужден прервать господина майора.

– Прошу прощения, но это означает, что вы ждете меня, – кротко заявил он.

Видно, майор Пличко был тугодумом, потому что последовавшая пауза затянулась непростительно долго для боевого командира, который обязан принимать любые решения за считанные доли секунды. Впрочем, основания не верить Лигуму у майора были: во-первых, наружность наглеца никак не соответствовала предполагаемому облику отважного и бравого хардера. Во-вторых, не было при нем ни скорострельной пулеметной установки, ни портативного ракетного комплекса, ни даже завалящего автомата с гранатометной насадкой, лазерными «примочками» и самонаводящимися пулями. Не-ет, Арчил Пличко твердо решил, что его пытаются обвести вокруг пальца и уже было собрался рявкнуть на пройдоху-юнца, как вдруг обнаружил, что тот непонятным образом сумел просочиться сквозь охранную сигнализацию кабинет-палатки (и ни одна электронная зараза на него даже не пискнула!) и теперь протягивает ему раскрытую ладонь, на которой переливается лазерно-радужным блеском Знак Хардера!..

Пришлось срочно брать себя в руки, подбирать самопроизвольно отвисшую нижнюю челюсть и вообще делать вид, что ничего особенного не стряслось.

К чести майора, с этой задачей он справился действительно быстро, предложив Лигуму «присесть», чего-нибудь выпить и ужинать с ним этак через полчасика.

Однако хардер воспользовался только первым предложением командира заслон-отряда и, к явному неудовольствию майора, сразу же перешел к делу, на что Пличко не преминул отметить, что лично он считает это дело столь же безнадежно-проигрышным, как и пакостно-опасным.

Пока майор рассказывал Лигуму об обстановке в Клевезале и о том, что было пока известно (а точнее, неизвестно) о противнике, хардер с любопытством изучал – вернее, пытался изучить хозяина кабинета, но вскоре сделал один неприятный вывод. Судя по первому впечатлению, майору подсознательно хотелось лично убедиться в том, что все слышанные им до этого россказни о «нечеловеческих качествах» хардеров являются правдой. Однако ничего аномального в Лигуме не было заметно, и это сердило Пличко: получалось, что хардер как бы маскируется под обычного человека, а он, Арчил Пличко, как бы не в состоянии распознать, что его дурят самым бессовестным образом…

Тут майор сбился в своем повествовании и, еще больше рассердившись на себя, предложил:

– Послушайте, давайте лучше я буду отвечать на ваши вопросы… э-э…

– Лигум.

– Простите?..

– Вероятно, вы не запомнили из Знака, как меня зовут, – мягко, без всякого укора сказал хардер. – Можете звать меня Лигум.

– Оч-чень приятно, – ошеломленно пробормотал Пличко, хотя был далек от того, чтобы питать нежные чувства к своему гостю («Можно подумать, что этот тип с детскими чертами лица закончил не академию убийц, а Дипломатический Институт Объединенных Наций!»). – А имя у вас имеется?

– Увы, – доверчиво улыбнулся юноша. – Фамилию и имя у хардеров обозначает одно и то же слово.

Как кличка у животных, хотел было сказать командир заслон-отряда, но вовремя спохватился.

– Ну так чту бы вы хотели узнать? – предложил он.

Наверное, внутренне Арчил Пличко был готов к тому, что страшненький посетитель пустится дотошно расспрашивать, какие новые данные имеются о Суперобе (нет ничего, хотя стационарные спутники наблюдения, обладающие высокой разрешающей способностью, днем и ночью сканируют Клевезаль), какие меры приняты по его изоляции (заслон-отряды, оснащенные всевозможными средствами обнаружения, блокируют Озеро со всех сторон, так что с острова и муха незамеченной не вылетит; жителям временно запрещено покидать остров, на котором располагается городок; в целом в радиусе пятидесяти километров в спешном порядке эвакуируется местное население и через каждые пять километров организуются второе, третье и последующие кольца оцепления), чем он вооружен (пока точно неизвестно, но нет сомнений в том, что не только обычным оружием – на теле некоторых жертв были обнаружены странные ожоги), и так далее…

Но Лигум задал неожиданный вопрос:

– Как по-вашему, господин майор, он всё еще в Клевезале?

Видно было, что Пличко хотел съязвить, но потом почему-то передумал и устало выдавил:

– Хотелось бы верить…

Он выдвинул ящик стола, отыскал среди скрепок и карандашей-само-заточек упаковку «Виталайзера» и отправил в рот сразу две электронных таблетки. Жить ему, если судить по расслабленному лицу, сразу стало веселее.

– Что с вами, господин майор? – с тревогой спросил Лигум. Он даже привстал участливо на стуле. – Вы… вы плохо себя чувствуете? Больны?

– Нет-нет, – произнес командир отряда. – Не обращайте внимания… Я просто немного устал. В последнее время приходилось спать урывками, чуть ли не на ходу, знаете ли… – Тут, видимо, он рассердился на себя: да что это я оправдываюсь перед головорезом, который изо всех сил пытается выглядеть заботливым по отношению к другим людям! Ему же, этому получеловеку-полумашине, ни за что не понять, что такое усталость!.. – И вот что, не обращайтесь больше ко мне по званию, договорились? Какой, к черту, из меня майор?! Я всю свою жизнь провел за окулярами атомного микроскопа и в лабораториях, а не в окопах, ведь по основной профессии я – микробиолог, это только по «нулевке» я превращаюсь в командира спецотряда. Впрочем, как и все остальные… Так что зовите меня Арчилом Адамовичем.

Хардер послушно кивнул и задал опять не тот вопрос, которого ожидал от него Пличко.

– Скажите, Арчил Адамович, там много жертв?

«Временный» майор только тяжело вздохнул и отвел в сторону глаза. Вопрос пришелся ему явно ниже пояса.

Потом разговор как-то сам собой перешел в интервью.

– Вы уж извините меня за любопытство, но мне интересно… Вы давно закончили вашу школу?

– В прошлом году. Кстати, она называется не школой, а Академией.

– А вам уже приходилось сталкиваться с этими… суперобами?

– Нет… Арчил Адамович… это мое первое боевое задание.

– Хоть какое-то оружие у вас есть?

– Конечно, есть, только почему «какое-то»? У меня есть именно то, что понадобится для выполнения задания.

– Хм, а откуда вы знаете, чту вам понадобится?

– Да я и не знаю… Просто приказом, который предписывал мне отправиться в Клевезаль, было определено, какое оружие я должен был взять с собой.

– И что же это за чудесное оружие, позвольте спросить? Наверняка какая-нибудь секретная разработка?

– Ничего особенного, уверяю вас, госп… Арчил… Адамович.

Майор кашлянул и сделал многозначительную паузу.

– А вот скажите-ка, Лигум… понимаете, как бы это вам объяснить?.. Вот черт!..

Короче говоря, дело в том, что я много слышал о вас, хардерах. Говорили самые разные вещи, в том числе и, пардон, несусветные глупости и гадости… Но лично меня всегда интересовало одно…

– Да говорите же, не стесняйтесь, Арчил Адамович, – радушным тоном произнес юноша, пристально рассматривая свои ладони. – Что вас интересует, может быть, я смогу вам ответить?

Пличко выдохнул воздух, словно собирался принять лечебно-ионный душ.

– Вам когда-нибудь бывает страшно? – трагическим шепотом прошипел он.

2

От воды остро тянуло тиной и свежей рыбой. Опираясь на деревянные, как будто стилизованные под дремучую старину перила парома, Лигум созерцал гладь озера, которую уже рассекла надвое багряная, будто окровавленное лезвие, полоска заката.

Над озером было очень тихо, лишь изредка раздавалось неспешное булькание воды у самого борта паромчика, да надрывно скрипели шкивы, которые скользили по толстому канату.

… Ну ладно, допустим, понятно, почему здесь всё еще пользуются столь допотопным водным транспортом: нет смысла пускать ради нескольких человек в день на расстояние в две с небольшим мили суперсовременный катер с кибернетическим управлением и каютами, обставленными, как номер «люкс» в каком-нибудь пятизвездочном столичном «Обитаемом острове». Но почему все-таки паром канатного типа на ручной тяге – ума не приложу! Дань историческим традициям? Но, насколько мне известна история, уже столетие назад были паромы с элекродвигателями…

Лигум поглядел на паромщика Язепа, сидевшего в своей рулевой кабинке и с непонятным ожесточением вращавшего ручку привода, но тут же отказался от намерения расспросить его по этому поводу. Язеп с самого начала зарекомендовал себя, как человек угрюмый и неразговорчивый. Тем более – с хардером. Будто все хардеры еще в детстве надоели ему до смерти. Всю дорогу паромщик свободной рукой то и дело что-то озабоченно подбивал молоточком или завязывал сложные, таинственные узлы на концах каната. Солнце ярко отражалось в его темных очках, и вообще вид у него был такой, будто он пересекает, по меньшей мере, Атлантический океан, а не полудомашнее озерцо в Европе. На все предложения помочь со стороны Лигума, который представлял собой единственного пассажира, Язеп отвечал красноречивым молчанием, из которого следовало, что паромщик, будучи человеком, уважающим себя, никогда не опустится до общения с хардером…

Впрочем, Лигум претензий к местному коллеге Харона не имел. За тот год с небольшим, что прошел после выпуска из Академии, юноша уже успел привыкнуть к настороженному презрению к себе со стороны самых разных людей. Поначалу он еще пытался вникнуть, в чем собака зарыта, но потом, как и его старшие товарищи, махнул на всё рукой… И действительно, какое значение имеет то, что одни боятся тебя до икоты, потому что наслушались страшненьких сплетен о том, что хардеры – это живые машины смерти; что другие ненавидят тебя, потому что завидуют твоим высоким моральным качествам – «суперчеловечности», а также тем твоим способностям, из-за которых ты вынужден нести это проклятое бремя суперчеловечности; что третьи, морщась, старательно не замечают тебя, потому что уверены: твое существование на одной земле рядом с ними – какое-то недоразумение, временное явление, которое приходится терпеть и сносить ради общественного блага… А ведь были и есть еще и четвертые, и пятые, и многие другие, для которых ты – словно прыщ, выскочивший в самом интимном месте. Они не любят марать свои благородные рученьки о дерьмо, грязь и кровь, а специально держат для этого таких, как ты…

Весь фокус заключается, однако, в том, что ты не можешь, не имеешь права возмущаться и злиться на людей, ведь ты отлично усвоил поучения своих наставников, что, в конечном счете, не люди существуют для тебя, а наоборот, ты – для всех них… И поэтому ты можешь отплатить тем, для кого ты не являешься человеком, лишь упорным «незамечанием» их свинского отношения к себе, и ты успешно делаешь это уже второй год…

Берег с дощатым причалом надвинулся на паром так внезапно, словно хотел, чтобы крошечное суденышко как можно больнее ударилось о него своим квадратным бревенчатым носом.

– Ну ладно, я пошел, – сказал Лигум паромщику так, словно они всю дорогу вели задушевные разговоры, и, не дожидаясь, когда Язеп затянет швартовы на причальной тумбе, соскочил с палубы на песчаный берег и зашагал по чистенькой, выложенной металлопластовыми плитками дорожке в гору, куда вел от причала уютный переулок.

В воздухе явственно витал аромат подрумяненного теста и ванили: видно, где-то поблизости пекли пирожки. Однако Лигум чуял и другой запах, который вот уже вторые сутки незримым облаком окутывал самый маленький во всей Европе городок: запах смерти…

И поэтому не останавливаясь хардер сделал неуловимое движение, проверяя, покоится ли в подмышечной кобуре двадцатимегавольтный разрядник марки «зевс», который и был тем самым единственным оружием Лигума и которым так хорошо и удобно будет хлестать взбесившегося от почти столетнего бездействия киборга-террориста, диверсанта и убийцу, когда Лигум припрет его к стенке где-нибудь в уютном тупичке этого городка… О том, что «зевс» мог бы быть применен и против людей, думать сейчас не хотелось.

На гребне холма Лигум на несколько мгновений застыл с напрягшимися мышцами так, что его фигура отчетливо просматривалась на фоне багрового вечернего неба с любого места в городке.

… Едва ли Супероб так глуп, чтобы выстрелить, поддавшись на эту уловку, но небольшой психологический прессинг все-таки не помешает. На то они и эксперименты, чтобы биться мордой о стенку, как говаривал, бывало, утирая кровь с разбитых губ Руслан Братусь, когда на занятиях по прикладной акробатике ошибался в расчете сальто и втыкался со всего лета головой в жесткую сетку батута…

Разумеется, выстрела не последовало. Даже камнем никакой подлец или, наоборот, чересчур бла-ародный не удостоил, не то что пулей или лазерным лучом!..

Тем не менее, каким-то шестым чувством Лигум вдруг ощутил: Супероб где-то недалеко от него и в этот самый момент пристально рассматривает его бесстрастным, оценивающим взглядом. Киборги, как известно, не умеют усмехаться зловеще, им это попросту не нужно – тут создатели бесчисленных боевиков неизменно дают маху. Вместо этого разработчики дьявольского гомункулюса снабдили его более функциональными способностями. Например, просачиваться невидимкой в любое, даже самое закрытое сообщество людей, чтобы расправляться с ними по очереди так быстро и надежно, как может убивать только разумная тварь. Причем тела своих жертв Супероб не то успевает бесследно спрятать, не то дезинтегрирует их на облачка молекул, а может быть, просто отправляет их куда-нибудь за пределы нашего мира. В ад, например… Или в параллельный мир…

Лигум наконец расслабился и двинулся дальше, оглядываясь на ходу вокруг.

Итак, Клевезаль. Около пятисот жилых и нежилых строений в виде почти игрушечных чистеньких домиков с разноцветными крышами, самый высокий из которых имеет аж целых три этажа и является городской мэрией. Полторы тысячи душ, в том числе всего полсотни детей разного возраста – следствие неудержимой миграции молодежи в лоно цивилизации со всеми ее пороками и бессистемным университетско-колледжным образованием, а также неумеренного увлечения средствами «безопасного секса» в прошлые два десятилетия… Что еще? Ах да, это же город, который славится отсутствием улиц. Дома в нем просто-напросто разбросаны в милом беспорядке и пронумерованы по аналогии с ходом шахматного коня – так, что сам черт ногу сломит, прежде чем найдет нужный номер… Клевезаль находится на одноименном острове посередине одноименного озера, и остается только гадать, как в эту провинциальную глушь и невинную тишину умудрился пробраться незамеченным робот-киллер, а самое главное – зачем?..

… М-да-а, удивительный городишко. Судя по данным Географа, здесь должна иметься своя, хотя и небольшая, судоверфь. Церковь со святым отцом, служкой и звонарем в одном лице. Паром, курсирующий к берегам озера без всякого расписания, по потребности, мы уже знаем… Что еще мы здесь можем иметь? Давай попробуем прикинуть без помощи Советников. Мэр без секретарши и без свиты чиновников-дармоедов, вечно совершающих проступки и всякие глупости, за которые потом приходится отдуваться ему, мэру… Шериф без полицейского участка, без тюрьмы и, возможно, без оружия, если не считать таковым здоровенный ржавый колун в нижнем ящике его письменного стола. Шериф этот должен знать десяток-другой способов вкусного копчения мяса и рыбы и наверняка является, по совместительству, агентом провинциального управления ритуальных услуг… Парочка замшелых супругов-хранителей местных традиций и нештатных летописцев, помнящих, в каком году была засуха, и Озеро обмелело, а в каком – у мэра выпал правый нижний резец, когда он еще ходил под стол пешком… Несомненно, должен здесь быть и свой «козел отпущения» – какой-нибудь отринутый обществом бездельник и хам, который не просыхая пьет горькую, пачкает заборы и стены домов нецензурными надписями и учит младое племя курить и играть в карты «на интерес»… Да, если хорошенько подумать, здесь должно быть всё, что имеется и на «Большой земле», только непомерно увеличенное, словно гигантской лупой, ограниченностью социума и отсутствием посторонних примесей, сбивающих резкость. Одним словом – идиллия, и даже не верится, что за последние сорок часов здесь были, один за другим, хладнокровно и мастерски убиты двенадцать человек, причем трое из них – женщины.

С чего же начать?..

Лигум встряхнул головой, свернул за угол и неожиданно для себя оказался на вылизанном до блеска изразцовом тротуарчике. Тротуар тянулся параллельно берегу, вдоль вереницы белых изящных домиков с крылечками. Никакими заборами и палисадниками тут, как следовало ожидать, и не пахло, но подобие улицы все же наличествовало. Называть ее не имело смысла, видимо, потому, что существовала она в единственном числе. По другому краю тротуара, ближе к «проезжей части», условной ввиду полного отсутствия в Клевезале самодвижущихся экипажей, высились аккуратно подстриженные липы, а промежутки между домиками были обильно засажены акацией и еще какими-то цветущими кустарниками, названия которых Лигум не ведал.

Ботанике в Академии его, разумеется, не учили, программа была сосредоточена на других учебных дисциплинах…

Почти в самом центре «улицы» крыльцо трехэтажного здания было оборудовано резными металлическими перилами, над которыми вяло свисало большое цветное полотнище флага с неразборчивым гербом. Очевидно, это и была мэрия, и Лигум решил навестить ее в первую очередь.

Хлипкие на вид домики оказались на самом деле строениями, смонтированными из мощных шлакоблоков – видимо, чтобы успешно противостоять натиску всех трех стихий в момент перепадов погоды. Установок микроклимата, которые в других населенных пунктах стали такими же привычными, как кухонные автоматы для домохозяек, в Клевезале, конечно же, не было, и с Озера дул постоянный боковой ветер, свистящий в интервалах между домиками. Как там было в одной из песен у Высоцкого: «А ветер распрямлял извилины в мозгу». Подходит к здешнему климату, здурово подходит…

Людей на улице тоже не было, хотя городок был, вне всякого сомнения, обитаем. Во всяком случае, об этом свидетельствовали обрывки невнятного, но достаточно громкого турбозвука, а также возбужденные голоса и взрывы смеха, которые то и дело доносились до хардера из глубины «улицы». Скорбью и печалью в связи с двенадцатью погибшими согражданами здесь явно не пахло. Судя по всему, Клевезаль был населен неисправимыми оптимистами, которые плевать хотели на все горести, суперобов и хардеров, вместе взятых. Или это веселится тот самый «плохой парень», который предположительно должен существовать?.. Нет, не похоже: все-таки речь идет о достаточно крупной компании…

Пройдя несколько десятков метров, Лигум повернул голову налево, где между соседними домами имелся достаточно широкий прогал, и обомлел. Современные транспортные средства в Клевезале все-таки были. Прямо в траве стояла амбуланция с большим красным крестом на крыше. Возле нее никого не было видно, хотя из кабины доносились странные звуки. Словно кто-то раздирал очень прочную ткань на узкие полоски. Невольно напрягшись и на всякий случай расстегнув подмышечную кобуру, Лигум осторожно приблизился к джамперу, осторожно заглянул в кабину сквозь пыльное, залапанное жирными пальцами лобовое стекло и узрел там двух небритых типов в некогда белых халатах, активно храпевших на переднем сиденье, привалившись головами друг к другу. Халат на одном из спящих, не отличавшийся крахмальной белизной, был расстегнут до самого пупа, и из-под волосатой подмышки целомудренно выглядывала большая желтая кобура. Пары спиртного, казалось, проникали сквозь стекло кабины.

Лигум поднял брови, но будить спящих не стал, а вернулся на прежний курс к мэрии. Дверь здания под флагом была заперта, и юноша огляделся, размышляя, не пора ли применить грубую силу для проникновения вовнутрь. А? Так сказать, для самоутверждения и для повышения своего авторитета в глазах местных циников?..

Кто бы мог подумать, что столь важный орган городского управления может быть заперт на ночь, как какой-нибудь жалкий сарай!..

Но уже в следующую минуту хардер улыбнулся своим мыслям. Ты все еще никак не можешь привыкнуть к тому, что ты не в мегалополисе подобно Агломерограду или Интервилю, где все учреждения власти функционируют, подобно холодильникам, в режиме «нон-стоп», и даже ночью там по коридорам неслышно проносятся призрачные референты и курьеры, из окон за три квартала слышен пиканье, жужжанье и стрекотанье всевозможных средств связи, всех этих серверов, принтеров, радиофаксов и радиомодемов, и просто модемов и факсов, и еще сотовиков, и коммуникаторов ближнего действия…

Что ж, жаль, но придется, образно выражаясь, «поцеловать замок» и удалиться…

Лигум повернулся и застыл. За его спиной, оказывается, торчал человек лет тридцати. У него были пухлое трапециевидное лицо с довольно правильными чертами, взлохмаченные волосы и карие глаза чуть навыкате. Одет он был в строгий черный костюм, в вырезе которого виднелся цветастый широкий галстук.

– Если Лигум – это вы, то я, вероятно, мог бы быть вам полезен, – с виноватой улыбкой сказал человек. – Я вас, случайно, не напугал?

– Нет, – улыбнулся в ответ Лигум. – И считайте, что это вам повезло. Если бы вы действительно меня напугали, то сейчас мы бы с вами уже не беседовали. И вообще, в ближайшее время вам придется забыть привычку неслышно подходить сзади к хардерам. Просто от испуга рука сама тянется к оружию, – обезоруживающим тоном пояснил он.

– Да-да, – пробормотал человек в костюме. – Видите ли, привычка подкрадываться сзади обусловлена моей профессией.

– Вы что, агент спецслужбы? – удивился Лигум.

– Нет, я – учитель в местной школе. Знаете, мои негодники порой имеют скверную склонность заглядывать в шпаргалки, и тогда мне приходится неслышно подходить к ним, чтобы застать их врасплох… А сейчас я исполняю обязанности мэра. Я случайно заметил вас на крыльце из окна своего дома, а живу я через два номера отсюда, на другой стороне…

Не прекращая слушать своего собеседника, Лигум поднес к губам левое запястье с браслетом компкарда и шепнул кодовое слово «АНГАР». Дождался, когда в ответ прозвучит еле слышный, но четкий голосок Диспетчера Информации «Готов к работе», и, едва шевеля губами, произнес: «Имя и фамилия мэра Клевезаля». Вряд ли это было так необходимо сейчас, но юноша просто хотел лишний раз проверить связь с компкардом, внутри которого – или где-то далеко отсюда, в недрах мощного сервера, это не имело значения – притаились в постоянной готовности в считанные доли секунды предоставить любую информацию его персональные Советники – виртуальные существа, существующие лишь в виде электронного облачка внутри микроскопических транспьютерных чипов.

– Очень приятно, – вежливо сказал хардер, одновременно слушая торопливую подсказку из приемника размером с зернышко проса, вживленного ему в слуховой проход еще в десятилетнем возрасте (из-за этого казалось, что голоски Советников звучат непосредственно в мозгу, будто кто-то транслирует хардеру мысли на расстоянии). – Рад с вами познакомиться, господин Юшманов.

«Мэр-учитель» вздрогнул и вскинул подбородок.

– Почему… почему Юшманов? – спросил он. И тут же провозгласил с горьким пафосом: – Юшманов пропал без вести вчера вечером. В связи с этим совет нашей общины предложил мне принять обязанности главы городской администрации до начала следующего месяца. А моя фамилия – Лингайтис, Райтум Лингайтис, – добавил он.

– Извините, а почему только до начала следующего месяца? – осведомился хардер.

Лингайтис зачем-то оглянулся через плечо на соседние домики и облизнул губы.

– Может быть, зайдем внутрь и продолжим разговор в моем… кхм… в кабинете мэра? – предложил он.

– Как хотите, – пожал плечами Лигум.

Лингайтис извлек из кармана плоскую карточку компкарда, сунул ее в прорезь дверного идентификатора и принялся манипулировать с кнопками на пульте управления замком. Лигуму вдруг показалось, что врио мэра вовсе не желает, чтобы пришелец из большого и безнадежно испорченного всевозможными пороками мира знал пароль, открывающий дверь мэрии. Лигум демонстративно отвернулся. Ему стало смешно: его хардерский компкард, надежно прикрепленный к руке на манер старинных наручных часов, позволял нейтрализовать систему охраны банковских сейфов Центрального Банка ООН на Манхэттене и свободно отпирал любые электронные замки на Земле, включая и те, которые практически нигде не использовались. В случае необходимости, разумеется. А необходимость эта определялась исключительно самим хардером, и ни один индивидуум в мире не имел права обсуждать решение, принятое хардером. Обсуждать правильность и целесообразность действий хардера может, как известно, только Щит, состоящий тоже из хардеров…

Он еще раз оглядел окрестности. В нескольких десятках метрах от него по улице двигался приземистый широкоплечий мужчина, одетый в пестрый тренировочный костюм. Скорее всего, он вышел из одного из соседних домиков и теперь удалялся в том направлении, откуда доносился турбозвук. Непонятно, что в нем было странным, но что-то явно было. Может быть, вот это регулярное вздергивание головой, как делает лошадь, уставшая везти воз?..

– Странно, – вдруг удивленно проронил Лингайтис за спиной хардера, словно читая его мысли. – Ничего не понимаю!

Лигум развернулся к двери лицом. Мэр-временщик лихорадочно нажимал на кнопки компкарда, а на панели сигнализации зеленый огонек, свидетельствующий о том, что замок открыт, так и не загорался.