Текст книги "В воздухе 'илы'"

Автор книги: Владимир Гуляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

От радости я шуранул вперед и рукоятку выпуска щитков, совсем не подумав, что левый щиток может быть поврежден и не выпуститься! Но на наше счастье щитки выпустились нормально. Самолет приподнялся, "вспух". Я увеличил угол планирования и прибавил газку, не давая самолету крениться влево.

Расчет на посадку оказался с "промазом", но это и хорошо, так как если бы что-нибудь случилось, то другие самолеты могли бы тоже сесть, а на пробег и торможение у меня еще места хватало. Газ убрал, выравниваю, выдерживаю самолет, а он все норовит опуститься на левое колесо. Нельзя позволить ему это. Надо выдержать направление – ведь недалеко справа стоянка самолетов, а слева лес. Добираю ручку, и вот колеса катятся по земле!

Выключаю зажигание. Винт еще крутится, а я уже на земле. Механик Веденеев тискает меня в своих объятиях.

– Когда все сели, а тебя нет!.. Я уж, Ленька, подумал недоброе,– сказал он, радуясь нашему возвращению.

– Зря. Не родился еще тот враг, который убьет меня! – ответил я, хохоча от радости. Не сговариваясь, мы нырнули под плоскость. Было интересно увидеть, что же натворил вражеский крупнокалиберный снаряд?

То, что мы увидели, заставило меня застыть в изумлении. От переднего лонжерона до заднего, снизу крыла обшивки не было примерно на четверть его длины. Тяга щитков, проходящая по заднему лонжерону, была совершенно голенькая. И тут я понял, какую сделал промашку, выпустив перед посадкой щитки. Ведь окажись тяга поврежденной или хотя бы погнутой, левый щиток не выпустился бы. И самолет мгновенно свалился бы в левый штопор. Это был бы полный "привет"! А ведь и без щитков можно было нормально сесть, только скорость посадки была бы больше, на 20 километров в час. На такой пустяковой моей недодумке мы могли бы... Сверху крыла эта метровая пробоина уже не выглядела такой страшной после того, что мы обнаружили снизу.

Самолет окружили со всех сторон, подошли летчики и техники из других эскадрилий. Все дивились чудесной способности "ила" держаться в воздухе с такими огромными повреждениями. Нас с Сашей от души поздравляли с благополучным возвращением. Командир эскадрильи Федор Садчиков и командир звена Володя Сухачев, мои самые старые друзья, особенно радовались, что нам удалось так удачно добраться до дома.

Ты пришла к нам, победа!

Минут через сорок нас вызвали на КП полка и дали новое задание. Я сумел уговорить Федора, чтобы он включил меня в шестерку, идущую на задание. Естественно, что комэск выделил мне другую машину, и мы с Сашей вновь поднялись в воздух. Второй вылет прошел благополучно, хотя вражеские зенитки свирепствовали не менее яростно.

Едва мы успели пообедать, как пришел приказ готовиться к третьему боевому вылету. Четверка в составе Федора Садчикова, Володи Сухачева, Николая Дрозда, ну и меня. Возвращались мы на аэродром, когда красный диск солнца уже готов был нырнуть в Балтийское море.

За шумным ужином было много разговоров о сегодняшних вылетах. Хотя ребята и устали, но настроение было приподнятым. Сегодня опять была сделана большая боевая работа и что самое главное – все друзья были вместе за столом, никого не вырвала из нашего круга жестокая война...

Уже лежа на жестком топчане, я, несмотря на сильную усталость, не сразу смог заснуть. В ушах шумело, все пережитое сегодня проносилось путаной вереницей в утомленной голове. Все ребята давно уже храпели, а я все ворочался. Наконец заснул и я. Ведь на завтра была дана готовность к 5.00. А это значит, что вставать нужно было в 3.30...

Не знаю, отчего я проснулся. В доме было уже светло. В окно заглядывали косые солнечные лучи. Все спокойно спали. Сколько же времени? Часы показывали около половины седьмого. Почему же нас не будят? Это какое-то недоразумение. Возможно, кто-то забыл разбудить нашу эскадрилью или сам проспал? Может быть, разбудить ребят?.. Я приподнялся на локте. Но увидев, как сладко все спят, сам нырнул под одеяло с головой. "Раз не будят, ну и пусть! Доберем еще немного!" И быстренько стал засыпать. И все окружающее вроде уже исчезло для меня, как дверь с шумом распахнулась и чей-то задыхающийся, срывающийся голос возвестил:

– Братцы, товарищи! Победа! Победа!

Вскакиваю с нар. Все ребята стоят в трусах и майках с широко раскрытыми, ничего еще не понимающими глазами.

– Как победа? Где? Что, Курляндская группировка сдалась? – засыпают вопросами вбежавшего. Тут только я узнал в глашатае своего механика Веденеева.

– Да нет. Говорят, вообще, совсем победа! – На его лице разлилась блаженная улыбка.

– Откуда ты это взял? – строго спросил взъерошенный Федя Садчиков, надевая бриджи.

– Из штаба звонили. Почему нас и не будили. Победа потому что! – и на глазах разволновавшегося Веденеева появились слезы. Он вдруг выскочил из избы и побежал куда-то. Мы тоже полураздетые выскочили на улицу.

...Теперь в первую очередь надо было срочно написать письмо маме, хотя бы несколько строчек, чтобы она знала, что смерть в этой войне не смогла дотянуться до ее сына. Это будет для нее самым большим счастьем.

Едва я успел написать: "Здравствуй, дорогая моя мамочка! Поздравляю тебя с великой нашей Победой!", как нас вызвали на КП полка. Поступил приказ немедленно начать перебазировку обратно в Восточную Пруссию на аэродром Лабиау, откуда мы прилетели позавчера. Но теперь молодым летчикам запретили перегонять машины. "Молодежь" отправили в Лабиау автомашинами.

Через полчаса, собрав свои скромные пожитки, мы, "старики", были уже в воздухе. Погода стояла превосходная. Над головой бездонная синь неба, а внизу весенняя цветущая земля, залитая золотыми лучами солнца. В душе разлилась безграничная радость. Хотелось кричать, смеяться, прыгать от восторга.

Я нажал кнопку передатчика и заорал: "Гитлер капут! Да здравствует наша Победа!" Отпустив кнопку, услышал в наушниках шлемофона – мои друзья тоже кричат что-то подобное.

– Эй, солдатушки, бравы ребятушки! Споем? – предложил я и тут же услышал звонкий голос Володи Сухачева:

Броня крепка и быстры самолеты,

А наши люди мужества полны...

И все мы дружно подхватили:

В строю стоят советские пилоты

Своей любимой Родины сыны.

Мы пели и песня летела вместе с нами.

Внизу показался город Шяуляй. На площади было множество народа с флагами. Мы решили присоединить свои чувства к тем, кто сейчас был там, внизу на площади. Федя Садчиков первым перевел свой самолет в пике на шяуляйскую площадь. Мы дружно устремились за ним. "Илы" строем с высоты полутора тысяч метров круто пикировали на площадь, заполненную тысячами ликующих людей.

Самолеты стремительно неслись к земле. Вот уже можно стало различать отдельные фигурки людей – в большинстве своем военные. Точный расчет, и самолеты буквально над крышами домов взмыли вверх, а из наших пушек и пулеметов с громоподобным треском в необозримую синь понеслись трассы нашего салюта Победы!

Сколько раз в боях из этих самых пушек и пулеметов мы посылали смертоносные снаряды и пули, стараясь, чтобы как можно больше их попадало в цель! А теперь пусть они летят "в белый свет" мирным фейерверком, на радость людям, собравшимся на площади в этот прекрасный майский день.

На прощание, приветно покачав крыльями людям на площади, наша четверка продолжала свой полет на запад. Когда Лабиау было уже рядом, Садчиков по радио приказал:

– Плотным строем на бреющем проходим над аэродромом, делаем горку и даем салют из пушек и пулеметов. Потом первая пара отваливает влево, вторая вправо. За мной! – и он повел свой самолет резко на снижение.

Наша четверка крыло в крыло, на максимальной скорости, пронеслась над аэродромом на высоте трех-четырех метров.

Самолеты настолько низко шли над землей, что пыль столбом поднималась за ними, будто пронесся смерч. Граница аэродрома кончалась, и Федор перевел свой "ил" в крутую горку. Все самолеты, как связанные, одновременно устремились ввысь. Шестнадцать длинных огненных струй сорвались с плоскостей наших штурмовиков. Мы следили за ними, пока они растаяли в необозримой синей дали мирного неба.

Мы салютовали нашим друзьям: Косте Шуравину, Николаю Забирову, капитану Попову, Васе Вениченко, старшему лейтенанту Сологубу, лейтенанту Бондаренко и многим-многим другим нашим сверстникам и сверстницам, которые вложили в этот сегодняшний Великий день Победы самое дорогое, что у них было,– свои молодые жизни!

...24 июня 1945 года я в одном строю со своими фронтовыми побратимами на Красной площади. Это святое место для каждого советского человека. Когда ты вступаешь на брусчатку Красной площади, непроизвольно сердце начинает учащенно биться. Все самые великие события в жизни нашего народа связаны с этой площадью, с Кремлем, взметнувшим в небо величественные стрелы своих башен, увенчанных рубином красных звезд, с гранитной брусчаткой площади, с мрамором Мавзолея Владимира Ильича Ленина!

Так и в жизни моих фронтовых друзей самые знаменательные события оказались связанными с тобой, Красная площадь!

Провожая нас на фронт 6 ноября 1943 года, ты салютовала фейерверком славы в честь воинов, освободивших Киев! А 24 июня 1945 года ты встречала своих верных сынов – солдат Великой Отечественной, салютуя им, участникам Парада Победы, и в их лице – всему советскому народу-победителю!

Когда у матери-Родины есть такие сыновья, ей не страшны никакие враги. Пусть же сегодня об этом помнят те, кому неймется испробовать нашу силу.