Текст книги "Амнезия, или Фанера над Парижем (СИ)"

Автор книги: Владимир Купрашевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Вы откуда?

– Из России, – признаюсь я.

Тетка явно без юмора.

– Это же технический.

– Да нам, в общем-то, все равно…

– Знакомые что ли? – не столько спрашивает, сколько делает вывод тетка и отворачивается, но перед тем как забраться на свое смотровое кресло уточняет:

– Выходить то где?

– На кольце.

Интерес кондукторши к нам пропадает и она, откинувшись к стенке, закрывает глаза. На вид ей где-то около тридцатника. Вероятно, проблудила минувшую ночь. Едем молча и долго. Только в самом конце пути Наташка оборачивается ко мне.

– Как же ты теперь без конспектов? Не сдашь?

– Да не в этом проблема, конспекты чужие.

– Чьи? Женьки. Приятеля. Он учится на дневном.

– А по учебникам…никак?

– Как, – усмехаюсь я. – Только начинать читать их, надо было год назад.

– А чего ж не учил?

– Да мешали тут всякие, – фыркаю я.

– Ну, если уж я такая помеха, то отвези меня на вокзал, – обижается она, но мне нравится ее реакция.

– Да не о тебе речь …

Мы приехали. Блудливая тетка продолжает спать и благословить нас некому.

Во дворе нашего дома никого нет. В лифте на секунду обнимаю Наташку за плечи. Жест примирения. Дольше опасно. На примирение она согласна и уже льнет ко мне. Я хватаюсь за чемодан как за спасательный круг, хотя мы еще в пути. На площадке тычу пальцем в кнопку звонка соседней квартиры. Дверь открывается и в проем высовывается встрепанная бабуленция. К моему появлению видимо, готова и без вопросов протягивает мне связку ключей. Замечает мою спутницу и сияет, словно подсмотрела нас в замочную скважину. Конспирация нарушена.

Тетя оборудовала дверь системой запоров, словно филиал швейцарского банка. Я открываю один замок, другой, проталкиваю Наташку в комнату, и пока она озирается ищу письменную инструкцию. Тетя не может без инструкций. По ее убеждению все дети, вне зависимости от возраста недееспособны и им нужно руководство. Наставление нахожу на кухонном столе, где сообщается, что продукты закончились, но деньги под письмом. Завершается послание напоминанием, что при расчете в магазине следует проверить сдачу, не отходя от кассы. Я нахожу деньги и оборачиваюсь к своей подружке, которая все еще торчит в дверях. Объясняю ей, что мне надо идти в магазин за продуктами. Желательно вдвоем, чтобы мне лишний раз не возвращаться. И без того безрадостное лицо ее становится совсем унылым. На площадке объясняю, какой ключ, от какого замка, но она смотрит куда-то мимо. Выйдя из подъезда, я предлагаю ей запомнить ориентиры. Она молча кивает, но с таким видом, что я уже сомневаюсь, найдет ли она дорогу обратно. Или я сам что-то сочиняю…

– Ты хоть что-то запомнила? – не выдерживаю я.

– Нет, – бубнит она.

У кассы протягиваю ей сумку с продуктами. Она берет ее неохотно.

Мы выходим.

– Идти надо вот в тот подъезд…

– Скажи, – поднимает на меня глаза девчонка. – Ты совсем меня не любишь?

Это уже игра не по правилам.

– Я не хочу, чтобы все произошло так, спонтанно, – нахожусь я.

– Ну, так ничего бы и не случилось, – хлопает ресницами Наташка.

– Я же не какой-то там…робот. Разве смогу я что-нибудь усвоить в такой ситуации?

– Ну прими какие-нибудь таблетки, – советует девчонка.

– Какие?!

– Ну, какой-нибудь… контрасекс…

Я фыркаю.

– Прости, я сказала глупость, – розовеет лицом Наташка.

– Ну, мне пора, завтра позвоню, – целую ее в щеку. Глаза у нее влажные. Явная атака на мою

психику. Расчет верный. Если задержусь еще на секунду, капитуляция неизбежна и я срываюсь с места.

В вагоне однако я мечусь по задней площадке, словно мне смазали задницу скипидаром. Убеждаю себя, что необходимо отрешиться от всего и броситься в науку. К черту ее ножки, ее наивные глазки. Завтра у меня экзамен. Да, конечно, у нее соблазнительная фигурка, хотя я только раз видел ее обнаженной, но видение засело во мне как мина замедленного действия… Все, хватит! Если я не смогу выключить это изображение оно меня погубит. Перед глазами должны торчать не ее рельефные ягодицы, а французская литература. Завтра экзамен! – убеждаю я себя. Ноль эмоций…

Я расхаживаю по комнате общежития и продолжаю тщетные попытки сосредоточиться на учебе. Получается плохо. Мысли уползают совсем в другом направлении – по улице Софийской во второй подъезд, через прихожую, к дивану, на котором в томном ожидании полулежит молоденькая женщина …

Как назло в комнате никого. Алешка, наверное, опять хлопочет о стипендии, которой его вечно лишают, а Женька, пытается ему помочь. Тоже, как всегда. Миссия у него не из легких, – к Лешке в деканате относятся с предубеждением. Его постоянный зуд высказываться на любую тему, лишь бы вразрез с той позицией, которой придерживается руководство не остается без внимания. Настраивать против себя власть имущих это его талант. Однако средства на свое содержание он вымогает у противной стороны.

Зачем Алешке диплом непонятно. Самой пакостной профессией он считает ту, которую мы избрали. Мне кажется, что его удерживает именно старание деканата вытолкнуть его за борт. Тем более, что самый устойчивый интерес у оппозиционера не к журналистике а к рисованию. Приступы творческих мук у него обостряются тогда когда надо засесть за учебники. Стиль, который он избрал, мне непонятен, хотя я сам когда-то учился в детской художественной школе. В любом случае это далеко не классика. Конечно, есть немало картин, которые мне нравятся, но есть и такие, которые я принять не в состоянии. Считается, что это свидетельствует об индивидуальном вкусе, но я думаю, что точно также можно говорить и об отсутствии какого-либо вкуса вообще…

Свои вернисажи он устраивает в коридорах общежития, а однажды развесил в аудитории университета, где нам втемяшивали теорию и практику партийно-советской печати. Валяние дурака всегда заканчивается для него хвостами, после чего нашему старосте приходится подключаться к компании по спасению местного Пикассо от голодной смерти.

В окно неожиданно влетает знакомый женский голос. Я не верю ушам. Выходит Наташка в самом деле видела Милену. Смотрю вниз. Во дворе никого нет.

– Куда смотришь? – смех раздается над головой...

– Милена! – ору я как полоумный, еще не найдя ее взглядом. Переворачиваюсь на спину. Она машет из окна своей комнаты. Я не ошибся, она здесь. Это мое спасение.

– Иди, забери свой дипломат.

Я совсем не бабник, правда женские умопомрачительные детали производили на меня впечатление, но я никак не мог зацепиться хотя бы за одну, пока не встретил в коридоре общежития эту южанку и не почувствовал, что у меня наконец-то, где-то что-то шевельнулось по-настоящему. На мой ошеломленный взгляд она ответила улыбкой, в которую я не сразу поверил. На другой день попытался заговорить с ней о чем-то совершенно беспредметном. Она внимательно посмотрела мне в лицо, участие в словоблудии не приняла, но и не послала куда подальше... Хотя в ее взгляде не было ничего обещающего, но глаза ее застряли в моей памяти.

Тем утром я проспал начало лекции в университете и, решив уже не торопиться, отправился на кухню, сварить кофе. Все были на занятиях, и я не предполагал, что кого-нибудь встречу, потому из одежды натянул на себя лишь тренировки. Выспался я превосходно, правда, перед утром меня стали доставать эротические сновидения. В таком состоянии и вывалился на кухню, где, как продолжение сна, встретил ту самую, которая только что заставляла меня стонать в подушку. На ней был не полностью застегнутый, черный атласный халатик, обтягивающий ее классную фигуру. Увидев меня Милена остановилась, ее щеки слегка порозовели, наверное, от моего безумного взгляда. Впервые я тогда не испытал неловкости оттого, что мои желания так, по-наглому, выпирают.… Не знаю, преследовали ли и ее неостывшие желания, но мы шагнули навстречу друг другу. Глаза ее заблестели еще больше, губы дрогнули, движением руки она задела застегнутые пуговицы… врата в рай распахнулись. Удержать рвущееся из тренировок непослушание у меня уже не было сил …

Мы подумали о том, что на кухню в любую минуту мог войти кто-нибудь из праздношатающихся или из обслуги, только когда на горелке от ее кофейника осталась одна ручка.

Расстались мы так же молча, только на прощание Милена чмокнула меня в щеку. Может быть, в знак благодарности за доставленное удовольствие. Может быть за то, что я, хоть и не без ее помощи, справился с задачей. Но я понял это как то, что она не придает большого значения случившемуся. Так, мимолетный приятный эпизод. Меня это устраивало, поскольку в ином раскладе я рисковал провалиться в болото непредсказуемых от-ношений, которого опасался.

Самым ценным в нашей связи было то, что, если меня начинали доставать мысли о другой, я всегда мог спрятаться под ее юбкой и не застрять там.

Милена в комнате одна. Она встречает меня с еще не просохшими после душа волосами, пахнущая какими-то незнакомыми приятными духами, в своем неотразимом атласном халатике и, похоже, без нижнего белья под ним.

– Так ты не уехала?

– Изменились обстоятельства. Решила задержаться.

– И это ты угнала такси?

– Я вижу, ты даром времени не теряешь! – не отвечает она на мой глупый вопрос и протягивает мне мою пропажу.

– Что ты имеешь в виду? – прикидываюсь я валенком.

Милена фыркает.

– Да это так, просто знакомая, – в наглую вру я. Оказывается, иногда к этому приходится прибегать.

– Да?!

Пухлые губы Милены растягиваются в язвительную улыбку. Это меня озадачивает. Что-то новенькое.

– Она из той деревни, где я служу, – поясняю я, по-прежнему не понимая, зачем ей это нужно.

Видимо последняя информация ей, на самом деле неинтересна, потому что она не реагирует на нее. Да и действительно, какая разница, из какой она деревни. Я усаживаюсь на тумбочку, между спинками двух кроватей.

– Дай мне сигаретку, – неожиданно просит она.

Я достаю из дипломата сигареты и протягиваю ей пачку.

– Ты говоришь неправду. Интуиция женщину редко подводит.

Это мне уже совсем не нравится. Она никогда не интересовалась, есть ли у меня кто. Я считал, что ей это и неинтересно. Так же как и мне не приходило в голову, что не с одним мной она оказывается наедине на кухне …

– Не из-за этой ли девчонки ты ушел с дневного?

– Я тогда ее и не знал, – выкладываю я на этот раз чистую правду.

Она подходит ко мне вплотную и внимательно смотрит в лицо своими черными, блестящими глазами.. Она красивее и женственнее Наташки, уже по этой причине находиться с ней в одной комнате опасно, но в этой опасности как раз мое спасение. Она тот самый противовес, который должен помочь мне выдержать экзамен, на который я по глупости подписался. Притягиваю ее голову, целую в мягкие, влажные губы.

– Ты вне конкуренции, – шепчу я ей на ушко, но чувствую что-то неладное.

Вижу ее глаза и не узнаю их. Обычно излучающее мягкий призыв и готовность они теперь заряжены чем-то колючим то ли укором, то ли насмешкой. Этого мне только не хватало! Похоже, рушится тот самый баланс, на котором держались наши несложные отношения.…

– Я тебя не узнаю. Неужели, в самом деле,… ревнуешь? – все еще не верю я и притягиваю ее к себе плотнее. Под тонкой тканью халатика чувствую ее упругое тело и бор-мочу, что зря она выдумывает всякие глупости, что я безумно хочу только ее. По ходу не слишком убедительного монолога подталкиваю ее к кровати. По ситуации мне достаточно подтолкнуть ее и она опрокинется на постель. Еще одно движение и пуговицы разлетятся по сторонам.… Думаю, что на распахнутом халатике она не сопротивлялась бы, и это, наверняка, доставило бы ей удовольствие. Говорят, что большинство женщин, настоящее удовольствие получают только в капитуляции перед грубой силой. Но, я потенциально не способен к насилию и в этом моя слабость. Сопротивление женщины, даже если я догадываюсь, что это театр, парализует меня.

– Может быть, тебе со мной, не очень…, – бормочу я в замешательстве.

– Да нет…Сейчас придет Катя.

– Миленочка…, мурлычу я словно кот, которого пообещали погладить.

– Ночью я буду одна, Она уезжает в деревню, – добавляет Милена и теперь голос ее звучит уже совсем не как у следователя на допросе. А в глазах проявляется то самое долгожданное, зовущее ....

Как подтверждение ее слов за моей спиной щелкает замок двери и из-за шкафа закрывающего видимость высыпают канапушки соседки. Она из вундеркиндов, совсем соплюха и по виду тянет разве что на семиклассницу. Катя собирает в свой рюкзачок ка-кие-то тряпки, потом мельком взглядывает на нас.

– А че вы дома? Сегодня такой обалденный вечер. Тепло и дождя нет.

Ребенок явно не понимает, чем мы здесь могли бы заняться…

В ответ я бормочу, что сейчас не до прогулок и что я зашел только затем, чтобы за-брать конспекты.

У двери оглядываюсь. Катя стоит ко мне спиной, а Милена провожает меня взглядом. Я улыбаюсь ей и киваю. Она на секунду прикрывает глаза. Договор подписан.

Опускаясь по лестнице, я пытаюсь проанализировать ситуацию. Несмотря на полученные гарантии скорой встречи, я понимаю, что наши отношения осложняются. Отчего все-таки она встала на дыбы? …Темперамент? Она же итальянка, хоть и наполовину. Даже когда меня разыскивает, орет из окна на всю улицу.…Наверное уже весь университет знает, что мы с ней…И в то же время в постели она будто умирает…Иногда, правда, что-то шепчет. Будто бредит.

А может быть ей действительно неприятно было видеть меня с другой? По тому самому примитивному принципу, когда ненужная вещь, попадая в чужие руки, вдруг становится дорогой. Скорее всего, она и наше такси перехватила у подъезда, чтобы толком разглядеть Наташку. Захотелось посмотреть поближе на возможную соперницу? Обычное женское любопытство. И еще тщеславие. И ничего больше. Я пытаюсь представить, как Милена садится в такси с кем-нибудь…ну, предположим, с Женькой,… Конечно, я вряд ли смог держать у их постели свечку, а вот так, на улице, ну да ради бога!… Значит здесь что-то не то…

У двери своей комнаты наталкиваюсь на одного из своих сокурсников.

– Тебя третий раз вызывают к телефону.

– Кто?

– Женщина, разумеется, – заявляет приятель, словно я махровый бабник.

Я опускаюсь в вестибюль, беру трубку, приткнутую, рядом с разлапистым цветком. Услышав голос Наташки, я ловлю себя на том, что был уверен, что звонит она. Может быть, я и в самом деле бабник? Только не раскрученный.

– Как ты узнала номер телефона?

– В справочном. Может быть, приедешь? Я не буду мешать…

– Ты же знаешь,… душой я с тобой…

– Неужели боишься экзамена? Тебе что, нужен красный диплом?

– Посмотри телевизор. Отдохни, Ты же устала с дороги, да и после выпускного…, пытаюсь выкрутиться я.

– Ну, поговори хотя бы со мной, – жалобно тянет девчонка.

– Конечно, только здесь ждут телефон.

Конечно, я вру – рядом никого нет.

– Завтра увидимся. Целую. Спокойной ночи.

– Подожди. Скажи, хотя бы, что ты любишь меня.

– Конечно, люблю, – ляпаю я и вешаю трубку, уже сожалея о том, что не откусил себе язык.

Вдобавок мне кажется, что в дверях, ведущих на лестницу, мелькнула девичья фигура в черном атласном халате. Финита. Можно больше не трепыхаться..…Ругаю себя последними словами и поднимаюсь в свою комнату. Если она слышала телефонный разговор, никакая лапша на ее ушах не удержится. Значит, мне из всех радостей остается только учебный материал.. Интересно, кем был мой отец? Может быть сексуальный маньяк? Наших бродяг все нет, хотя за окном уже стемнело. Такой поворот мне совсем не по душе. Не с кем переброситься парой, пусть даже ничего не значащих фраз, может быть сообразили бы на троих, правда Женька не пьет Алешке же, чтобы настроиться нужно сначала прийти к убеждению, что он полная бездарность…В общем, вряд ли получилось бы.

Откладываю учебники и пытаюсь уснуть. Не получается. Достают лирические настроения. Сажусь в постели, включаю старенькую настольную лампу. Там, на пятом этаже, тоже мается молодая женщина. Я представляю ее приоткрытые губы. Ткань ее сорочки полупрозрачна и все прелести вырисовываются, словно подернутые дымкой. Образ Милены вырисовывается в моем воображении настолько ясно, что я даже ощущаю под своими пальцами ее тело. Поднимаю голову, и в поле моего зрения попадают картинки Алешки. Я вдруг понимаю, почему он так пристрастился к этому делу. Оргазм – он получает с последним мазком. Тот, к которому стремлюсь я плотский, но сейчас я, кажется, начинаю испытывать потребность обладать красивым женским телом на холсте. Когда-то я тоже занимался рисованием и даже учился в детской художке. Шарю в Алешкиной тумбочке, нахожу клок ватмана и авторучку и, встав на колени, принимаюсь за творчество. Я не рисовал много лет, но в целом рисунок, на мой взгляд, что-то напоминает. Женщина в призывной позе полулежит, опираясь одним плечом на подушку. Ее приоткрытые губки, влажные от желания, вызывающий взгляд, шелковистая кожа… Может быть это даже и не Милена. Да и неважно, она меня будоражит.

Я зажмуриваю глаза, сую рисунок под матрас своей кровати. Рука невольно задерживается на том уровне, на котором буйные фантазии могут воплотиться… Самообслуживание, пожалуй, было бы лучшим вариантом, и бунт на корабле утих бы сам собой, но желание почувствовать живую женщину уже так велико, что никакие другие варианты не воспринимаются. А чего, собственно, я упираюсь? Почему бы, не предложить ей версию, что у нее от подозрительности возникают слуховые галлюцинации,…Конечно, это уже будет сверх наглости, и враль из меня никакой. Разумеется, можно сказать и правду, только кому она нужна? Особенно, в этом случае?

Торопливо одеваюсь, так и не поняв толком собственных намерений. Перед дверью останавливаюсь в сомнении – пойти босиком, чтобы бесшумно, или надеть все-таки туфли? Решив, что босиком засвечусь скорее, надеваю обувь и выхожу в коридор. Едва свернув за угол, убеждаюсь, что невезения продолжаются – я натыкаюсь на вахтершу с чайником в руке. Бабуля видимо тоже не ожидала этой встречи и от испуга едва не роняет свою посудину.

– Воды внизу нет, пришлось идти к девкам, на кухню, – наверное, от шока оправдывается вахтерша, но быстро приходит в себя. – А тебя, куда за полночь понесло на бабий этаж?

Наверное, в моей родословной где-то затесались евреи, потому что я тут же плету, что и меня замучила жажда, и что на нашем этаже тоже нет воды. Может быть мое вранье и убеждает тетку, но ее материнская забота путает все карты. Зачем мне из-за глотка воды идти на кухню? Ведь у нее полный чайник.… На этот раз я уже не знаю чем крыть и тащусь за стаканом. Вахтерша щедро наполняет его до краев. В итоге я возвращаюсь в комнату, не солоно хлебавши. В сердцах выливаю воду в раковину, сажусь на стул и стараюсь просчитать следующую вылазку. По моим прикидкам вахтерше нужна пара минут, чтобы занять свой пост, еще минута, чтобы включить чайник…. Вот теперь пора.

Выдержав паузу, выглядываю в коридор. Пусто. Перешагиваю порог, осторожно прикрываю дверь и крадусь к лестнице. Там на площадке останавливаюсь и снова прислушиваюсь. На удивление тихо. Ворота открыты, можно смело продолжать свой путь, я задираю голову но, вместо того, чтобы вознестись двумя этажами выше почему-то застреваю в необъяснимом столбняке и вдруг начинаю спускаться вниз. Все быстрее и быстрее… По пути допрашиваю себя, что это я, идиот, удумал, но шаги становятся лишь то-ропливее, а разум молчит, словно это в моей башке закипел чайник и некому выдернуть вилку из розетки…

Вахтерша ошеломленно таращится на меня поверх очков из-за своей загородки. …

– А сейчас-то куда?!

Старая кочерга! Саму отправил черт за водой не вовремя, а теперь она не знает, ку-да это я.… Плету что-то о головной боли, о бессоннице, выскакиваю на улицу и зачем-то одновременно считаю монеты, вытащенные из кармана. Наверное, эту бабку я буду поминать всю свою оставшуюся жизнь, и вряд ли добрым словом. Пытаюсь объяснить себе, что всего лишь вышел подышать свежим воздухом, тем более что ночь прохладная и ве-терок с моря, но свежий воздух не помогает… Меня уже достает лихорадка нетерпения.

Дальше все идет по кем-то подмахнутому сценарию. Такси, которое в такое время всегда проблема найти, подмигивает мне подлым зеленым глазом за первым же углом. Улицы, обычно забитые до полуночи машинами сейчас свободны, словно ожидается кортеж президента. Везде мигающие светофоры… Соответственно и «Волга», в которую я вваливаюсь, раскручивает одну улицу за другой беспрепятственно…

От какой только мелочи мы не зависим! Если бы вахтерша не выползла, не к месту и не ко времени на площадку, если бы, если бы.… Но сейчас я, уже хвативший адреналинчику, не в претензии к проказам судьбы. Старушенция и сама вряд ли отдавала себе отчет, отчего ее понесло на верхний этаж, когда именно там, чаще всего воды то и не бывает. К тому же чем ближе к моему дому, тем прегрешения бабульки кажутся мне все более правильными, а мой неосознанный порыв не подлежащим анализу.

Наташка, наверное, дежурила за дверью, потому что распахивает ее, раньше, чем я убрал палец с кнопки. Ныряет в мои объятия так ловко, словно мы все время нашего знакомства только и делали, что отрабатывали этот номер.

Я смотрю на нее, толком не проснувшуюся, от нее веет теплом и постельным уютом, ее приоткрытые губы притягивают и я уже не понимаю, о какой разумности только что помышлял?… Она смеется и о чем-то спрашивает. Я не понимаю слов, похоже, они из какой-то другой оперы. С трудом въезжаю в текст.

– Нравится? Я купила его сегодня вечером в универмаге, здесь, недалеко.

Когда она отстраняется, вижу на ней какой-то пестрый халатик из тонкой льняной ткани с абстрактным коричнево-бежевым рисунком и только тогда догадываюсь, что речь идет об этой тряпице…

– Очень, – бормочу я.

Наверное, я не понимаю женщин Мне непонятно, как в такую минуту можно отвлекаться на всякую ерунду. Если предположить, что она пытается вызвать во мне еще большее возбуждение, то напрасно, я и так уже размазан.

– И вот еще что, – сияет Наташка, выключает люстру и по комнате растекается мягкое свечение от крошечного ночника в форме розочки.

– Смотри! – она снова включает большой свет и, расстегнув пару нижних пуговиц

халатика выставляет одну ногу на стул.

Я вижу нежную, белую кожу ножки, обнаженную едва ли не до ягодицы и чувствую, что сойду с ума. Потом она гасит люстру.

– Видишь, теперь какой цвет кожи? Как будто загар.

Наташка расстегивает еще одну пуговицу и полы халата распадаются.

Это уже перебор.

– Все! – ору я как сумасшедший.

Девчонка с удивлением смотрит на мою блаженно-безумную физиономию. А я бегу в ванную… Когда возвращаюсь, Наташка все еще стоит у кровати в замешательстве. Не стану же я объяснять ей загадки мужской природы.

– Ложимся спать. Только спать... Никакой больше эротики, – бормочу я.

– Конечно, – обиженно соглашается перепуганная девочка.

Здесь уместно бы спросить, зачем я вообще сюда явился, но Наташка молчит, и я задаю его себе сам. Ответа уже не знаю.

В постель я забираюсь, зажмурив глаза, но шорох ее одежды вырисовывает в моем воображении то, что я видел минуту назад.

– Может мне лечь на раскладушку? – слышу шелест ее голоса.

Я замираю и изображаю уснувшего, с решимостью держаться до конца, но, уже чувствую, что эффект от профилактики быстро слабеет и, даже маленькой провокации с ее стороны будет достаточно, чтобы я сдал позиции.

Наконец я чувствую как приосел край кровати, колыхнулось одеяло, я весь напрягаюсь, в ожидании, когда она прильнет ко мне. Она совсем рядом в нескольких сантиметрах, я ощущаю тепло ее тела, лупаю глазами в потолок и, конечно же, не могу заснуть. Лучшей для себя экзекуции я придумать не мог… Идиот, не иначе!

Засыпаю я только утром, когда уже следовало бы вставать и даже не почувствовал, как поднялась Наташка. Разбудила она меня поцелуем в щеку.

– Ну, вставай же. Опоздаешь за своей двойкой.

С трудом разлепляю ресницы и всматриваюсь в ее сияющее лицо.. Никаких следов обиды, или огорчения, от несбывшихся желаний…Или их и не было?

– Как спала? – скреплю я.

– Старалась не мешать тебе. Вставай. Я приготовила тебе кофе. Не знаю только, правильно ли.

Она сидит на краю постели, касаясь ягодицей моих коленей, халатик застегнут на все пуговицы, но его длины недостаточно, чтобы скрыть округлые колени.

– Ты обижаешься на меня? – бормочу я.

– За что?! – удивляется Наташка. – Ты же пришел ко мне.

Интонация мне кажется неискренней. А может это я такой, сексуально озабоченный?

За что мне поставили положительную оценку на экзамене, не знаю. После бессон-ной ночи, с бардаком в голове, я был не в состоянии ответить хоть что-то вразумительно. К счастью преподавательница задала только один вопрос, читал ли я литературу в первоисточнике. Не дождавшись ответа, сокрушенно покачала головой. Что спрашивать со школяра, если он не владеет французским. Знает, хотя бы в каком веке творил Мольер и то, слава богу.

То, что я свободен от университетских забот до следующей сессии, я осознаю только на улице. Солнце накалило набережную и даже до гранитного парапета невозможно дотронуться. Душно. Я стаскиваю галстук и сую в карман. Останавливаюсь у спуска к воде и расстегиваю верхнюю пуговицу сорочки.

Может быть от переутомления, но меня стали доставать поздние раскаяния. Наверное Милена прождала меня всю ночь, Так обмануть хорошую, красивую женщину… Правда неосознанно – что-то независимое от моей воли развернуло меня минувшей ночью на площадке… Я так и не понял, что. Может быть меня испугали ее претензии. Ведь до вчерашнего дня она ни словом не обмолвилась, что я для нее не просто сексуальный партнер. А ведь самое странное в этом. Для чего я ей?! Бездарность, бесперспективность, невзрачность…Хотя… с чего это я рву на себе исподнее? Укатить как раз перед приездом Наташки… Это она меня кинула, когда ее руки, ее губы, и все, где бы я мог от-сидеться в опасную минуту, нужны мне были более всего… Правда я не особенно то и возражал, потому что стал побаиваться осложнений с ней. Видно я и кинулся в другую сторону, чтобы не влипнуть в нее, как навозная муха и попал в другую липучку, которую, конечно же, видел крупным планом. И мой садомазохизм минувшей ночью ничего не изменил – он лишь отсрочил тот момент, когда даже и помышлять о том, чтобы откреститься от этой девчонки будет нереально… Переспал я с ней или нет существенного значения уже не имеет.

Милена не была девственницей и трудно понять, кто кого соблазнил тогда на кухне (почему-то в таких ситуациях мужчина оказывается крайним). Наверное, и высший суд возложит на меня ответственность за эту связь. И вряд ли будет принято во внимание, что я просто заблуждался в том, что наш секс и для нее такой же островок безопасности …

Состояние предобморочное. Оно и не удивительно. Минувшая бессонная ночь сто-ила мне нескольких часов тупого бдения на кухне, пачки сигарет и полбанки кофе… Неужели Милена и в самом деле воспринимает меня всерьез? Упаси боже…Если это так, то получается, что я просто использовал ее. Опять это долбанное джентльменство! Какого черта?! Почему я должен мучиться угрызениями совести? У нас все было на равных, кто же виноват, что ее поволокло дальше? В конце концов я и сам мог оказаться в капкане… Да, я не был первопроходцем, но вдруг это не критерий? Вдруг меня точно так же затянуло бы…Уж не этот ли страх остановил меня на лестничной площадке?! А если бы не остановил и она вдруг убедила бы меня, что я ей нужен, смог бы я удержаться и не рвануть среди ночи к этому тихвинскому явлению с острыми коленками и веснушчатой мордашкой… Ведь и смотреть то не на что…Оторвавшись от одной слету прилепиться к другой…

Непонятно только почему все так странно сложилось. Ведь тропа к постели Милены хорошо натоптана и должна манить уже изведанными радостями. Мне кажется, что в постели ей нет равных. Но тогда зачем я рванул к Наташке? Ведь не затем же, чтобы продемонстрировать свои способности в укрощении плоти (отец Сергий хренов!). Попробовать, что такое быть первым? Да в последнюю минуту струсил. Вот и вся романтика…

Не свершил подвиг воздержания, а элементарно струсил, потому что идиотизм (по другому – джентльменство), которым я страдаю не позволил бы мне, лишив девчонку девственности сделать вид, что ничего не случилось.

Конечно, я рисковал и с Миленой, но ее повадки опытной кошки не только притягивали, но и сдерживали одновременно. Ну а, скажем, вдруг?! Въехал бы я в историю с ней и что дальше? Непроглядный тупик. Но я же удержался. Значит шанс отделаться и от этой особы у меня есть… А уж с Миленой, как-нибудь… Упасть на колени, покаяться, провести с ней в постели часок другой и так, меж двумя полюсами уйти в туман… Теория то блестящая, но… в реальности полный бред. С моими то комплексами!

Я иду на Васильевскую стрелку. Дорожки между газонами аккуратно посыпаны оранжевым песком.

– Сынок, дай, погадаю, – преследует меня по пятам расцвеченная, словно попугай цыганка.

– Поздно, мамаша, – машу я рукой.

– Погадать никогда не поздно, сынок …

Я вижу в потоке солнца Наташку. «Смотреть не на что» – удаляется из текста. Она в легком, белом платье с голубыми горошинами сидит, откинувшись на скамейке. Лицо ее в обрамление светлых, слегка встрепанных волос приподнято, глаза прикрыты. В ее уже не подростковой фигуре, миловидной мордашке столько контраргументов против моего решения поставить точку, что я с тоской думаю, что ни к какой цыганке ходить не надо. Мое несчастье крупным планом.

– Ну, как? – встречает оно меня вопросом.

– Нормально. А ты здесь откуда?

Наташка красноречиво косится на меня, и тогда я вспоминаю, что сам назначил ей встречу на стрелке.

– Интуиция привела, – подыгрывает она мне.

Я усаживаюсь рядом, перевожу взгляд на свою катастрофу, жмурящуюся от света. Напрасно я отказался от услуг цыганки. Хоть и вранье, а все ориентир.

После толкучки в кафе мое наказание изъявляет желание прокатиться на теплоходике. Кораблик экскурсионный, с прозрачным навесом. Пробираемся ближе к носу, оттуда картинки панорамнее. Едва отвалив от причала наш транспорт, вдруг, принимается чихать двигателем, замедляет ход и его начинает разворачивать на течении. Оно не сильное, и посудина дрейфует едва заметно, но публика замирает. Слабонервные дамы хватаются за своих мужчин. Наташка, прижимается ко мне. Мне ситуация не кажется катастрофической. Если даже команда не сумеет сманеврировать, скорость течения не настолько велика, чтобы разнести наше суденышко об опору моста.

– А ведь я не умею плавать, – бормочет она, впившись взглядом в приближающиеся конструкции.

– Не бойся, я тоже не умею, – успокаиваю ее я.

Наташка, взглянув на меня, разжимает пальцы, которыми держалась за мой локоть и озирается по сторонам. Видимо в поисках более надежного спасителя. Все равно, какого. Лишь бы тот умел плавать… А ты можешь идти ко дну. Я думаю, что вместо круиза по каналам мне следовало бы помахать ей рукой с перрона Московского вокзала. Вслед уходящему поезду. Смотрю на ее бледнеющее лицо и высказываю сожаление, что она уже не успеет составить завещание. Наташка бледнеет еще больше, когда внезапно затарахтевший двигатель вызывает у всех вздох облегчения. Теплоходик напрягается, начинает бурлить за кормой винтами, и выравнивается по курсу.