Текст книги "Анания и Сапфира (СИ)"
Автор книги: Владимир Кедреянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Глава десятая
Легко себе представить душевное состояние супругов после ухода Капитона. Им стало неловко из-за ссоры с этим замечательным человеком, тем более что помириться с ним теперь не представлялось возможным: скоро их разделит огромное пространство. Но не только из-за этого наши главные герои растерянно и удрученно глядели друг на друга. Тит Росций посеял в их умах сомнение в истинности библейских догм, да ещё в тот самый момент, когда Анания и Сапфира решились навсегда оставить мирскую жизнь и возложить к немытым ногам апостолов всё своё имущество! Потому сейчас молодые христиане всерьез задумались: не совершают ли они роковую ошибку?
Обычно в злобных библейских сказках в роли соблазнителя выступает женщина, но в нашей истории искусителем стал мужчина. Влюбленные сидели на скамье; Сапфира с задумчивым видом подпирала кулаком подбородок и отрешенно смотрела в угол комнаты. Она слегка дрожала. Анания нежно пожал руку супруги и взволнованно заговорил:
– А вдруг Тит Росций отчасти прав?
– Нет, – покачала головой Сапфира, – наш Бог существует!
– Это понятно. Но уполномочен ли Кефас исполнять Его волю?
– А почему ты сомневаешься?
– Слишком он странно себя ведет. И часто несправедливо. Вот отдадим ему деньги, а он нас голодом заморит. А если Церковь разгонят?! Тогда мы совсем пропадём!
– Будем надеяться на милосердие Господа нашего, – обреченно вздохнула Сапфира.
– Сколько я ни читал Священных книг, нигде не встречал закона, что раввинам следует отдать всё своё добро, – продолжал Анания.
– Но ведь Кефас так говорит!
– А не Дьявол ли водит его языком?
– Что ты! – испугалась женщина. – Не вспоминай о нём, проклятом!
– Ладно, не буду. Но нам, Сапфира, нужно хорошенько подумать над тем, как мы будем жить дальше.
– Разве еще не все решено?
– Мы выбрали свой путь, это верно, но беда в том, что впредь за нас будут решать другие. А мне это не нравится.
– И что ты предлагаешь?
Плотник ответил не сразу. Он помолчал, думая над тем, как получше преподнести жене свой план. Сапфира терпеливо ждала.
– Мы не можем отдать Кефасу все деньги за дом.
Женщина изумленно взглянула на мужа:
– А меньшую сумму он не возьмёт.
– Ещё как возьмёт! Симон очень любит денарии. Отдадим ему половину, а скажем, что за столько и продали.
– Ты хочешь солгать рабби?! – ужаснулась красавица. – Ведь это грех!
Обычные слова в устах верующего, и, на его взгляд, вполне убедительные. Но Анания недаром завёл с супругой этот разговор. Он старательно подобрал все аргументы и на сей раз не собирался, как в случае с Титом Росцием, уступать в споре.
– Ну и что же здесь такого? Не согрешишь – не покаешься, а не покаешься – не спасёшься.
Эти слова поставили Сапфиру в тупик, и она неуверенно спросила:
– А если вообще не грешить?
– Тогда ты возгордишься: будешь мнить себя праведницей, – не замедлил с ответом Анания.
– Ох, трудно это понять, – заплакала молодая женщина.
– Да почему трудно?! – плотник вскочил со скамьи и нервно заходил по комнате. – Ты вспомни, чему нас учила Юдифь. Ведь говаривал же Иисус Христос: «… на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии»[25]25
«Евангелие от Луки», XV, 7
[Закрыть] , ибо «кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдёт её?» [26]26
там же, ст. 4
[Закрыть].
– Я бы не оставила, – возразила Сапфира. – Разве можно бросать стадо без присмотра?! И как одна овца может быть ценнее девяноста девяти?
– Конечно, Спаситель здесь привёл не совсем удачный пример, – согласился Анания, – но это нисколько не умаляет Его Божественной мудрости. Посему надо грешить и каяться, каяться и грешить – иначе зазнаемся.
– Муж мой, ты умнее меня, – красавица продемонстрировала добродетель смирения и самоуничижения, – так скажи: точно ли Создатель простит любое преступление, если мы Его об этом попросим?
– А как же! Когда вместе с Иисусом распяли двух разбойников… – плотник забежал в спальню, покопался в сундуке, вернулся со свитком и прочитал: «Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидишь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю»[27]27
«Евангелие от Луки», XXIII, 39–43
[Закрыть]. Представь, Сапфира, сколько горя принес людям этот разбойник, если сам признал, что «достойное по делам принял». Но он прощён! А мы не свои ли кровные хотим сохранить? Посмотри, сколько нищих в общине, не внёсших вообще никакого вклада! Так они ещё и работать не могут и не хотят, всё у них из рук валится. А мы с тобой трудимся! Так разве я не прав, говоря, что только половину наших денег нужно отдать общине?
– Не знаю… – вздохнула женщина.
– Ну сколько тебе ещё можно доказывать?! – вспылил Анания. – Ты, я погляжу, святее самого Кефаса! А между тем вступила в эту церковь не за благодатью Господней, а по мирской причине!
Сапфира изумленно взглянула на мужа. Они удивительно подходили друг другу и ссорились крайне редко. Но сейчас плотник обидел молодую женщину.
– Анания, – сквозь слезы молвила супруга, – как ты можешь так говорить? Каждый о чем-нибудь просит Бога, так разве есть грех в том, что мы приобщились к Святым тайнам ради наших будущих детей?!
– Которых ты хочешь оставить без имущества.
– Сердцем своим я чувствую, что ты прав. Но меня смущает то, что мы солжем единоверцам.
– Сапфира, человек оправдывается не делами закона, а только верой в Иисуса Христа[28]28
см. «К галатам», II, 16
[Закрыть]. К тому же есть ложь во спасение. И как раз сейчас – во спасение нашей семьи. Не всегда нужно говорить правду! Вспомни недавнюю историю с Озией, который дал Богу обет никогда не лгать.
– А что с ним произошло?
– Однажды Озия брёл по ночному Иерусалиму, и вдруг мимо него промчался человек, убегавший от разбойников. Праведник видел, где скрылся беглец; об этом его и спросили преступники. Но Озия не смог промолчать, он боялся грабителей, а из-за своего обета оказался не в состоянии обмануть душегубов. И он выдал беднягу… А затем, уходя, слышал, как нечестивцы убивают того человека! Вот цена сказанной злодеям правды!
– Кефас-то не злодей, – возразила Сапфира. Однако по интонации её голоса чувствовалось, что она уже признала доводы Анании и готова уступить. Повседневный опыт подсказывал ей, что в нашем алчном мире и шагу нельзя ступить без денег. И если рождается ребенок, то расходы семьи резко возрастают. А Сапфира мечтала о двух мальчиках и двух девочках: она представляла, как будет в общине обучать их грамоте и расскажет им об Иисусе Христе. Но чтобы эта мечта сбылась, требовались деньги, ибо наша героиня уже успела убедиться в том, что если надеяться только на единоверцев, то можно умереть с голоду. Поэтому она была вынуждена согласиться с мужем: грехи грехами, но есть-то надо. А на отложенные денарии можно тайком покупать съестное для детей.
– Хорошо, поступай, как знаешь, – ответила Сапфира, – но где ты спрячешь оставшиеся деньги?
Плотник просиял, довольный тем, что смог убедить супругу в своей правоте, и с готовностью отозвался:
– Их нужно отдать Иезекиилю в рост.
– А это не опасно?
– Я возьму с него расписку, – успокоил жену Анания и с наивным оптимизмом добавил: – Так и денарии сохраним, и проценты получим.
Перенесемся теперь в христианскую общину. В то самое время, когда Анания убеждал Сапфиру не вверять полностью свою судьбу в руки апостолов, а оставить путь к отступлению, в опочивальню захворавшего Петра вошел Андрей. Симон лежал на кровати и тяжело дышал; его и прежде лишённое здорового румянца лицо сейчас ещё больше побледнело, а красноватые глазки были грустны.
– Ты почему с нами не пьёшь? – с укоризной спросил Первозванный и присел на край кровати.
– Хреново мне, – прошептал Кефас.
– А я сегодня окрестил Ровоама и блудников. Кстати, они нашли покупателя, но пока с ним не сторговались.
– Их дом приобретает Иезекииль за 240 денариев, – сказал Пётр и повернулся к стене, тем самым давая понять, что аудиенция окончена. Однако Андрей не собирался уходить.
– Откуда ты знаешь? Откровение было?
– Да.
Конечно, Симон Камень лгал. Ему донёс слуга Иезекииля Цадок, который сочувствовал христианам, но, боясь потерять место, скрывал это от хозяина. Он слонялся по двору, подслушал разговор ростовщика с супругами, прибежал в обитель и сообщил Петру важную новость.
– Что-то дёшево продают, – покачал головой Андрей.
– Иезекииль ведь жадная скотина. Ну ладно, братец, ступай. Я помолюсь и буду спать.
– Да, уже стемнело, пора на боковую, – Первозванный зевнул и потянулся. – Но я прежде выйду во двор: помочусь и понюхаю фиалки.
* * *
Спустя пять дней Иезекииль решил, что уже достаточно выждал, и прислал мальчишку-слугу сообщить супругам о том, что наконец-то собрал необходимую для покупки дома сумму. Завтра Анании предстояло получить деньги…
К вечеру изменилась погода. С почерневшего неба на сухую, растрескавшуюся землю упали первые капли дождя, и вскоре на пыльный и раскаленный дневной жарой Иерусалим полились целые потоки воды. Грозно сверкнула молния, раздались гулкие раскаты грома… Анания и Сапфира, словно предчувствуя скорую беду, ворочались и никак не могли заснуть.
– Милая! – плотник придвинулся к жене и прижался к ее груди. – Может, мы не станем переселяться в обитель?
– Поздно! – прошептала красавица. – Нас окрестил Андрей, и теперь наши души принадлежат Господу. Давай же приобретем богатство небесное, которое у нас никто не сможет отнять.
Лишь перед рассветом супруги задремали, но их сон длился недолго: наступило утро и, наскоро собравшись, Сапфира отправилась в общину (ей предстояло добывать с Юдифью «божьи» деньги), а Анания пошел к Иезекиилю.
Ростовщик сам отворил калитку и впустил плотника. Во дворе стоял стол, за которым сидел на лавке мужчина средних лет с длинным носом и колючими, неприятно бегающими глазами.
– Это Елеазар, – представил его Иезекииль, – он составит купчую и будет свидетелем сделки.
Елеазар начертал на папирусе стилистически убогие юридические формулировки и протянул документ Анании. Молодой человек тяжело вздохнул и слегка дрожащей рукой расписался. Иезекииль удовлетворенно улыбнулся и тоже поставил подпись.
– Я сейчас расплачусь, – сказал он и машинально окликнул Цадока.
– Но ты же сам послал его на базар, – напомнил Елеазар.
– Ах, да, совсем забыл! – хлопнул себя по лбу делец. – Ладно, я сам принесу. Ведь так и надежнее.
Вскоре финансовый воротила вернулся с мешочком, нежно погладил его и с неохотой протянул продавцу усадьбы:
– Здесь ровно 240 серебряных денариев.
Анания под пристальным наблюдением Елеазара стал пересчитывать монеты. Дважды плотник сбивался и процедуру приходилось начинать заново, что изрядно нервировало ростовщика. Наконец деньги были сосчитаны.
– Всё правильно, господин, – кивнул плотник. – Но половину суммы я хочу оставить тебе в рост. Хорошо?
Иезекииль удивленно взглянул на Ананию. Некоторое время он не мог понять, почему тот сделал ему такое предложение, но затем догадался, что плотник решил не хранить все яйца в одной корзине и из-за этого христиане не досчитаются деньжат. Финансовый воротила теперь уже с уважением посмотрел на своего делового партнера и подумал: «А ты умнее, чем я считал».
– Всегда хорошо, когда тебе приносят денарии, – признался Иезекииль, – но больших процентов я не смогу начислить.
– Сколько же?
– Два годовых.
Такое условие было грабительским, и Анания стал торговаться. Но ростовщик отлично понимал, что его клиенту больше негде спрятать деньги. На все возражения плотника Иезекииль отрицательно качал головой, щелкал языком, улыбался и скороговоркой повторял: «Нет-нет». И нашему герою пришлось согласиться. Он сунул за пазуху расписку на 120 денариев и отправился в общину.
Глава одиннадцатая
Петру уже полегчало. Вино и время, а более всего надежда на отмщение римлянам и Стефану исцелили его от депрессии, и сейчас князь апостолов неплохо себя чувствовал и важно прохаживался по двору обители. Анания подошел к нему.
– Здравствуй, рабби!
Кефас небрежно кивнул. Плотник протянул ему мешочек:
– Я получил деньги за дом и землю. Здесь…
– Анания, – перебил его Петр, – негоже мне, Святому Апостолу, ведать мамоной и осквернять руки свои презренным серебром. Отнеси денарии Есрому, пусть примет.
Муж Сапфиры поднялся на второй этаж и вошел в келью молодого дебила. Фанатик самозабвенно молился. Он стоял на коленях посередине комнатушки, через примерно равные промежутки времени бился лбом об пол и что-то бурчал, постоянно переходя с арамейского на «иные» языки и обратно.
– Есром! Есром!.. – позвал Анания, но погруженный в транс христианин не отреагировал на обращение единоверца, только сильнее принялся травмировать лоб. Плотник улыбнулся, поставил возле богомольца мешочек и пошел чинить лестницу в обители. Откладывать ее ремонт больше было нельзя: в многочисленные «ловушки дьявола» стали попадаться уже самые высокопоставленные христиане. Вчера под святым апостолом Иоанном проломилась ступенька, и он застрял в образовавшейся дыре. Мужчинку вытащили с большим трудом. Богослов отделался не только испугом – у него были сильно ободраны ноги, пострадали и другие части нижней половины тела.
Тем временем Есром завершил молитву, растерянно, поскольку вернулся в реальный мир, осмотрелся и тут заметил подле себя небольшой мешочек. Христианин схватил его, понюхал, заглянул внутрь, и вдруг стены кельи огласил радостный крик.
А в подземелье Петр проводил совещание с Андреем, Фомой, Иовом, Иеремией и Иаковом – братом Иисуса Христа. Сей мужчина отличался низким ростом и потому получил прозвище «minor» – «мелкий», под которым и вошел в историю. Лицо Иакова было таким же некрасивым, как и у Иешуа: знатной мастерицей оказалась пряха Мария в производстве юродивых! Отцы у братьев были разные: у Иисуса, как о том говорится в Талмуде, дезертир грек Пандира; от кого же появился Иаков, не могла точно сказать даже сама «богородица».
Но вернемся к нашим баранам, апостолам и их подручным, которые сейчас с жаром обсуждали вопрос о противодействии Стефану. Сектанты сидели на удобных, недавно изготовленных Ананией табуреточках. Перед князем апостолов стоял небольшой столик. Зловеще горели два факела, прикрепленные к сырой и неровной стене. И вот на это собрание нечестивых мужей ворвался Есром. Почти все заседавшие посмотрели на него с безразличием, словно на пустое место, только Петр побагровел и, оборвав свою речь на полуслове, гневно крикнул:
– Выйди вон!
Дебил сначала испуганно попятился, но тут же осмелел и, вернувшись на исходную позицию, заявил:
– Я принес вам чудо!
– Чудо? – обомлел князь апостолов, и его нижняя губа еще больше отвисла.
– Да. Я молился, и Господь внял воплю моему.
– А что ты просил у Бога? – поинтересовался Андрей.
– Денег. И вот они! – воскликнул Есром и торжествующе поднял руку с античным кошельком. Христиане замерли и даже затаили дыхание. Чудо действительно казалось несравненным: прежде ни Иегова, ни Иисус Христос никогда и никому не подавали. Теперь же, думали верующие, настало время, когда монеты падают с неба, и потому сектанты с вожделением голодных зверей устремили взоры на темный, сочащийся влагой потолок подземелья.
Дилетанты в сфере психических заболеваний обычно считают, что сумасшедшие равнодушны к деньгам и могут легко ими поделиться с обществом. Однако это глубочайшее заблуждение, что подтверждает вся история христианства. Безумцы намного жаднее здоровых людей, а изредка встречающийся среди иерархов аскетизм объясняется лишь их патологической скупостью.
Итак, Есром смог удивить единоверцев и теперь наслаждался тем, что оказался в центре внимания. Но Петр неожиданно прервал его самолюбование:
– Ты что, над промыслом Божьим издеваться вздумал?! Какое чудо? Это деньги за дом Анании. А ну-ка, подойди ко мне.
Христианин, оберегая живот, боком приблизился к апостолу и тщательно прикрыл голову руками; правая до сих пор крепко сжимала мешочек. Симон отобрал у него деньги, несколько раз ударил и выгнал вон.
– Давайте помолимся о том, чтобы Господь даровал Есрому хоть немного ума, – предложил Андрей.
– Бесполезно, – отмахнулся Петр. – Лучше полюбуемся монеточками.
Он бережно высыпал серебро на стол и сразу же понял, что денариев мало. «Что за чёрт?», – промычал князь апостолов и стал лихорадочно считать деньги. И чем ближе он приближался к окончанию этой процедуры, тем сильнее бледнел.
– Ну что там? – не выдержал Первозванный.
– Должно быть 240, а есть только 120, – недоуменно пробормотал Симон. – Неужели Есром осмелился переполовинить?
– А вдруг Сатана… – начал было Иаков, но Петр, бывший в денежных делах реалистом, перебил брата Иешуа:
– Заткнись. Лучше позови Ананию.
Иаков нашел плотника во дворе, где тот старательно строгал доски для починки лестницы. Если бы христиане знали толк в зрелищах, они бы залюбовались: работа спорилась в умелых руках труженика, и мысленно он уже видел ее результат. Но, раз вызвал руководитель, пришлось прерваться и спуститься в мрачное подземелье.
Петр раздраженно смотрел на Ананию:
– Скажи, за сколько ты продал дом и землю?
Плотник, почувствовав неладное, слегка изменился в лице, но взял себя в руки и спокойно ответил:
– За 120 денариев, рабби. Вот же они лежат перед тобою.
Петр с большим трудом сдержал обуревавшее его бешенство и, стараясь не повышать голос, возразил:
– А мне Дух Святой шепнул, что усадьбу твою… нет, нашу, купил этот чертов Иезекииль за 240 сребренников.
В груди Анании что-то оборвалось, и он потупил взор. Суеверный плотник наивно поверил во вмешательство высших сил, а потому решил, что дальше отпираться бессмысленно.
– Да, я решил отложить часть денег на черный день.
– Для тебя этот день уже настал, – зловеще промолвил Симон Камень. – Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Так для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу («Деяния святых апостолов», V, 3,4).
– Да, я солгал, – признался Анания, – но уже успел покаяться. И потому нет на мне греха.
Эта фраза нашего героя возмутила сектантов до глубины души. Андрей ахнул и всплеснул руками, Иов с Иеремией удивленно переглянулись, Иаков буркнул: «Каков наглец!» Их эмоции понять нетрудно: ведь если человек чист перед Господом, то ему незачем обогащать служителей культа. В полной противоречий Библии можно найти всё, что угодно, и «отцы» церкви этим бесстыдно пользуются. Если согрешит прихожанин, у которого можно вытянуть деньги, то «вера без дел мертва», а коли совершит преступление иерарх, тогда «вера в Христа всё оправдывает».
– Ослиный хвост! – чуть не задохнулся от ярости Петр. – Быстро же ты усвоил нашу премудрость. Но здесь мы, святые апостолы, решаем, на ком нет греха, а на ком есть!
– Хочу напомнить, – вступил в разговор Фома, – что этот недостойный хотел своей мерзкой похотью осквернить нашу обитель!
– Точно, – закивали христиане.
– Но почему ты так говоришь, рабби Неверующий? – обиделся Анания. – Нам сам Андрей разрешил жить в браке.
– Ничего я не разрешал, – замахал руками Первозванный. – То была проверка.
– Какой знатный грех! – сокрушался неугомонный Фома. – Ведь учил же Иешуа: «Сказано древними: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» («Евангелие от Матфея», V, 27, 28). А ты на Сапфиру не только смотришь!
– Постойте, – покраснел плотник, – но как же тогда продолжится род людской?
Этого Петр уже не мог вынести. Он так ударил кулаком по столу, что подпрыгнули и зазвенели монеты, и вскочил с табуретки:
– Ты что, дурак, забыл, что скоро свершится Страшный суд и мы вознесемся на небеса?!
– Анания останется, – уверенно молвил Андрей, – он враг Духа Святого!
– И вовсе я ему не враг, – оправдывался обвиняемый, – но вам всех денег отдать не смогу.
– Так, я вижу, что разговора не получилось, – взорвался Кефас и подал знак подручным. Андрей и Фома, молниеносно сорвавшись с табуретов, схватили Ананию и выкрутили ему руки. Петр обнажил нож и вплотную подошел к плотнику:
– Где деньги, которые ты утаил от Господа?
Только теперь Анания понял, что ему грозит. Потрясенный и испуганный, он долго не мог вымолвить ни слова. Как во сне видел сверкающее лезвие ножа, багровое от гнева лицо князя апостолов, его безумные глаза, испускавший смрадное дыхание и извергавший струи слюны кривой рот. Вокруг злобно шипели христиане, призывая на голову плотника все беды и несчастья. А руки Анании выламывали всё сильнее, так, что он уже стонал от боли.
– Ты что, идиот, оглох? Отвечай! – продолжал допрос Симон Камень и ножом уколол обвиняемого в ногу.
– Рабби, – пробормотал плотник, – ты меня убьешь?
– Не я караю тебя, но сам Дух Святой! Он и решит, что делать. Так где деньги?
– Но вы хоть Сапфиру пощадите! – в отчаянии крикнул «грешник».
– С ней ничего плохого не случится, – заверил Петр.
Анания, насколько это было возможно в его положении, осмотрелся. Он никак не мог поверить в то, что его «братья» настолько жестоки, и надеялся встретить в их взглядах хоть немного сострадания, но увидел лишь любопытство. Христиане хотели узнать, где спрятаны денарии.
– Н-ну, говори же! – запинаясь от нетерпения, прохрипел над ухом несчастного Андрей и еще сильнее выкрутил ему руку.
– Я оставил их у Иезекииля…
– Зачем? – удивился Петр.
– В рост оставил. Под два процента годовых.
– А-а-а, – понял князь апостолов.
– Расписка у меня за пазухой, рабби.
Симон вытянул кусочек папируса и принялся его внимательно изучать. Временами он отрывал взгляд от документа и задумчиво смотрел в сторону, пытаясь вникнуть в странноватый стиль юридических формулировок и заодно обдумывая, как выманить у Иезекииля 120 денариев. Но его волновала и вторая проблема: после такого разбоя Камень имел все основания опасаться того, что супруги донесут на него властям.
– Скажи мне, Анания, – молвил он, – знает ли Сапфира о твоей лжи?
– Н-нет.
– А мне сейчас Дух Святой шепчет, что знает.
– Но ты же обещал, рабби, что с моей женой ничего не случится!
– На все воля Божья, – смиренно констатировал Симон.
После этих зловещих слов Анания совсем упал духом. Не только ему, но и его доброй и нежной Сапфире угрожала смерть. Но ведь еще утром они собирались жить долго и счастливо! Как такое могло произойти?! Или все это кошмар, бесовское наваждение? Что же делать?
Плотник собрал все свои силы и внезапно, резким и отчаянным рывком попытался освободиться. Державшие его апостолы разлетелись в стороны и упали на неровный каменный пол подземелья, но Петр успел глубоко, по самую рукоять, вонзить нож в грудь Анании…
Он умирал долго и мучительно. «Как жаль, что не удалось пожить. Всё пролетело как один день, и что хорошего я видел? Только Сапфиру… Что с нею будет?! Скоро она вернется в обитель… Как же ее спасти? Как?!»
Князь апостолов нагнулся над умирающим, вытащил из его груди нож и вытер окровавленное лезвие об одежду плотника. В этот миг Анания, превозмогая боль, немного привстал, посмотрел Петру в глаза и попытался что-то сказать. Но вместо слов в подземелье раздался раздирающий душу стон, столь странный и пугающий, словно он доносился из иного мира. Внезапно из уст Анании хлынула кровь, его голова откинулась, руки задрожали, и вдруг плотник замер, устремив вверх остекленевший взор.
– Иаков, ты из нас самый небрезгливый, так опусти его веки да обыщи хорошенько, не приведи Господь останется что-нибудь ценное, – распорядился Симон.
– Да-а, в грехе помер, как собака, – покачал головой Андрей Первозванный.
– Отлетела душа в ад, – поддакнул и заодно подытожил Фома.
Недоросток Иаков тщательно обыскал труп, но, к большому сожалению христиан, «добра» не обнаружил. Петр удрученно хмыкнул и велел Иову с Иеремией спрятать тело пока во дворе – ночью его предстояло закопать на близлежащем пустыре.
– Да как придет Сапфира, приведите ее сюда, – добавил Камень, – ты же, Иаков, прибери тут, посыпь песочком.
После того, как «порядок» был наведен, Кефас отослал подчиненных. А трое апостолов продолжили совещание.
– Одни неприятности, – пожаловался Фома.
– Ой, не говори, – опечалился Симон. – И Анания, подлец, подвел.
– Он свое получил, – промолвил Андрей, осторожно ощупывая травмированное при падении плечо. – Но остается Стефан, а с ним так легко не разделаешься. И тут я предлагаю проявить хитрость и смекалку. – Немного помолчав, Первозванный многозначительно прибавил: – Как тогда…
– Это ты о чем? – насторожился Фома.
– Ну, Иешуа мы сдали властям, и Стефана пора.
Нужно было видеть реакцию Петра и Фомы на слова Андрея! Они побледнели, задрожали и стали тревожно озираться, словно ожидая, что кто-то очень страшный придет к ним из темноты. Заметив, в какой мистический ужас он неосторожным словом поверг своих подельников, Первозванный тоже испугался и теперь напряженно всматривался в неосвещенные факелами участки подземелья. Да, дорого обошлось апостолам их предательство! Иисус Христос частенько являлся к ним в галлюцинациях, злобно ругаясь, угрожая и всё норовя отхлестать своих бывших учеников по физиономиям. Безумный, совершенно ничтожный при жизни человек, который не смог работать даже плотником, в больных и пустых головах религиозных аферистов превратился в бога. И теперь они пугали Иешуа бен Пандирой себя, друг друга и всех остальных.
Но на этот раз апостолам повезло: привидение не явилось.
– Ты что, совсем сдурел?! Зачем напоминаешь?! – яростно набросился Кефас на брата.
– Да я о Стефане говорил, – отталкивая «князя», оправдывался Андрей.
– Ну успокойтесь же вы! – закричал Фома и с большим трудом растащил братьев-апостолов. Раскрасневшиеся и запыхавшиеся, они свалились на табуретки и мрачно уставились на пол. Увидав их раскаяние, рабби Неверующий возрадовался и, немного выждав, пока буйные святые окончательно успокоятся, продолжил: – Со Стефаном, понятно, так и поступим. Но до этого еще далеко. А вот Сапфира скоро вернется, и с нею надо что-то делать.
– Она опасная свидетельница, – Первозванный поднял глаза и вопрошающе посмотрел на собеседников. От его взгляда будто повеяло могильным холодом.
– Это так, – кивнул Петр, – но меня больше всего возмущает ее моральный облик. Несомненно, что она знает о лжи мужа, может, даже сама его и подговорила. Просто не пойму, как Господь терпит таких людей, сих мерзких и чудовищных грешников.
– Это только до поры, до времени, – успокоил брата Андрей. – Анания уже в лапах Дьявола.
– Действительно, – согласился с Кефасом Фома, – вот так не щадя своих сил молишься, проповедуешь, подготавливаешь Страшный суд и Конец света, а другие, коих мы окрестили водой и Духом Святым, деньги утаивают! Это ж только подумать!
Апостолы сложили монеты обратно в мешочек и еще долго возмущались неблагодарностью своих подручных да размышляли над тем, как навести в обители порядок. Требовались самые решительные и суровые меры, иначе малохольные и потому слабо управляемые прихожане могли совсем выйти из подчинения.
После убийства Анании прошло уже более трех часов, и вот со стороны лестницы послышались звуки шагов. Это спускались в подземелье Сапфира, Иов и Иеремия.
Тот день для сборщиц «божьих денег» выдался тяжелым. Иудеям успели изрядно надоесть адепты новой секты, которых неуемная жадность учеников Христа превратила в настырных попрошаек. И особенно злило ортодоксов то, что во время этих приставаний еретики важно их поучали. Впрочем, Сапфира, всё еще стеснявшаяся нищенского промысла, не отличалась назойливостью, зато Юдифь любила поделиться с окружающими своими «знаниями». Сегодня женщин просто прогнали с их «рабочего» места у входа на базар, и они, пугая огромным ящиком экономных иерусалимцев, безрезультатно прослонялись по улочкам городка.
Сапфира заметно нервничала. «Как там муж? – думала она. – Зря я не пошла с ним. Всё же такая огромная сумма! А вдруг по пути на него нападут разбойники? И сможет ли Анания убедить апостолов в своей честности?!» Но Сапфира встревожилась еще сильней, когда по возвращении в обитель ее встретили Иов с Иеремией и, ничего не объясняя, грубо поволокли в подземелье.
– Что случилось, рабби? – спросила у Петра дрожащая и давно уже бледная женщина.
Андрей с Фомой и два их помощника с любопытством уставились на молодую христианку. Они смотрели на происходящее словно на поединок гладиаторов и предвкушали интересное развитие событий. Века спустя муки и гибель красавиц так же забавляли инквизиторов – верных хранителей и продолжателей христианских традиций. Но Кефаса сейчас больше занимала борьба со Стефаном. В деле супругов он уже разобрался: вторая половина денег была обнаружена, и князь апостолов напряженно размышлял, как ее изъять у Иезекииля. Однако он не мог отлынивать от своих прямых обязанностей и приступил к допросу.
– Скажи мне, – довольно спокойно произнес Петр, – за 120 ли денариев вы продали имение?
«Ой, Господи, неужели он что-то заподозрил? – с замиранием сердца подумала Сапфира. – А мне теперь придется лгать… Но разве это не наши деньги?! Почему Кефас смотрит так, будто они получены за дом, построенный апостолами, а не родителями Анании?»
– Да, рабби, за столько, – ответила женщина.
Петр встрепенулся; от его былого равнодушия не осталось и следа. Он резко вскочил с табуретки и, сжимая от ярости кулаки, злобно зашипел. Его глаза налились кровью, и, с ненавистью глядя на обвиняемую, «князь» закричал:
– Да что это вы вздумали искусить Духа Господня? Посмотри: вот стоят Иов с Иеремией, погребавшие мужа твоего. И тебя закопают[29]29
ср. «Деяния святых апостолов», V, 9
[Закрыть]!
– Что?! – замерла Сапфира, не веря своим ушам. – Как погребавшие? Где мой Анания?!
– Дух Святой убил твоего мужа за ложь! – пояснил Петр.
Глаза Сапфиры широко раскрылись, и в них отразился беспредельный, леденящий кровь ужас. Она жалобно застонала, ее ноги подкосились и женщина рухнула на пол подземелья.
– Какие нежности! – буркнул Кефас и перекривил молодую вдову, изобразив, будто и ему стало дурно.
– Похоже, у нее обморок, – заключил осмотревший женщину Андрей. Он схватил одну из табуреток, поставил ее возле стены и вместе с Фомой усадил туда бесчувственное тело Сапфиры.
– Надо ее облить водой, – решил Петр.
Иов послушно направился к стоявшему на столе кувшину, но рабби Первозванный остановил его:
