Текст книги "«Точка отталкивания»-1"
Автор книги: Владимир Калиниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Все проходило безнаказанно и даже тогда, когда исход избиения был трагическим. Одного из задержанных на станции метро «Пролетарская» отделали так, что испугались сами. На место выехал заместитель Баринова. Избитого доставили в 68-ю горбольницу и оставили без оказания медицинской помощи до утра. За это время у него развился перитонит. Запоздалая операция не помогла...
Да, это именно та, печально известная москвичам, 68-я городская больница, так называемая «спецтравма». Свозили в нее круглосуточно травмированных лиц в нетрезвом состоянии. Где и как человек получил травму, значения не имело. Сортировала пострадавших постоянно находившаяся в больнице милицейская дежурная часть.
Известного советского ученого, доктора юридических наук, профессора В. ограбили недалеко от станции метро «Ждановская». Шел он домой после официального приема, где выпил бокал шампанского. Обмыв дома окровавленное лицо, со следами повреждений он пришел в отделение милиции, обеспечивающее охрану общественного порядка в районе станции.
Ограбленного тут же посадили в патрульную машину и стали возить по району с целью поиска преступников. Безрезультатно! Вернулись обратно, но теперь уже в опорный пункт милиции, и началась обработка.
– Очень быстро,– пояснял впоследствии В.,– я понял, что от меня добиваются одного – отказаться от заявления об ограблении. Я все-таки юрист, и такое предложение возмутило меня... Своего возмущения я не скрывал. Часа через два мне доброжелательно разъяснили, что нужно произвести судебно-медицинское освидетельствование. Последнее было естественным, и я согласился. Если бы я знал, какой кошмар впереди!..
В. привезли в 68-ю больницу. Он ждал, когда его осмотрит специалист, но ему заломили руки и стали вытряхивать содержимое карманов. Партбилет швырнули на стол, как ненужную бумажку. В. пытался хоть этим усовестить обыскивающих. В ответ услышал такое, что и пересказывать подобное стыдно.
– Но это были цветочки,– продолжал свои показания В.– Меня раздели, приподняли со стула и забросили в какое-то отверстие. По желобу я скатился в помещение без окон с искусственным освещением. Двое в белых халатах усадили иа стул, перетянули одну из рук жгутом, и ко мне стал приближаться человек со шприцем в руках. Животный страх охватил меня, но тут к нам подошел четвертый (как я понял, врач) и, успокаивая, сказал, что только возьмут кровь для определения степени алкогольного опьянения. Я не мог не подчиниться. Когда со мной остался один врач, я обратился к нему, взывая к совести, назвал себя. Видимо, врач был хорошим и порядочным человеком. Он объяснил, что помочь ничем не может, но здесь недалеко есть телефон, и он дает мне пять минут на звонок домой или знакомым. Только это и спасло меня. Через полчаса в больнице была жена с друзьями...
На следующий день В. был принят В. В. Найденовым. По личному указанию заместителя Генерального прокурора СССР началась проверка, но она ничего не дала. С одной стороны, был ученый с безупречной репутацией, с другой – все причастные к этой истории должностные лица и исполнители. Вывод сделали однозначный: может быть, потерпевший и говорит правду, но где доказательства? Нет доказательств. Да и быть не должно. Наша милиция безупречна.
Так ли? На почве безнаказанности процветало пьянство. Пример подавали многие офицеры. Сам Баринов пил в рабочее время, пил после работы. По рассказам подчиненных (в том числе технических работников), с утра к нему в кабинет боялись заходить. Проследив, когда дежурный сбегает в магазин и вернется обратно, выждав некоторое время, говорили друг другу, что «шеф» уже' опохмелился и можно идти подписывать бумаги.
Однажды вечером Баринов позвонил дежурному:
– Саша, мне нужно пять штук,– и бросил трубку.
Что он имел в виду? Указание начальника расшифровывала вся дежурная часть отделения милиции. Учитывая, что Баринов празднует 8 Марта у знакомой, зная его наклонности, единодушно решили, что нужно пять бутылок водки. Купили их за счет денег, полученных от реализации штрафных талонов, выписанных за нарушение общественного порядка. Гнев и возмущение Баринова были беспредельны. Ему, оказывается, нужны были цветы – пять букетов. Отругав на чем свет стоит водителя дежурной автомашины, водку он все же забрал.
Из показаний обвиняемого Лобова:
– Несколько лет назад меня аттестовывали. Аттестация проходила в кабинете Баринова. В состав комиссии входили сам начальник и другие офицеры. На аттестацию я пришел пьяным. Стоял перед комиссией, покачиваясь, но по уставу – «смирно». Мне разрешили идти, зачитав мою положительную характеристику. Я отдал честь, развернулся, но потерял ориентиры, подошел к встроенному шкафу и открыл его. Только тут сообразил, что это не дверь, и пошел вправо. Все сделали вид, что ничего не заметили...
Какой кошмар! Так, пожалуй, скажет любой, кто прочитает историю позора 5-го отделения. К чему нагнетать страсти и ворошить прошлое, скажут другие.
Но ведь все это было! Было. И называть происходившее частным случаем, право, смешно.
Потерпевшие – вчерашние задержанные – шли с жалобами на Петровку, в районные и городскую прокуратуры, в советские и партийные органы. Их внимательно выслушивали и обещали разобраться... Но дальше была глухая стена.
Когда следователи нашей следственной группы изымали документы в одном из райкомов партии, инструктор со злобой сказал одному из них:
– Передайте вашему руководителю, этому новоявленному москвичу, что рога мы ему быстро обломаем, не таких здесь видели...
В безнаказанности были уверены и исполнители, и их покровители самого разного ранга. Ведь что могли предъявить потерпевшие? Разве только свои доводы, а иногда – следы избиения на лице и на теле. Против них выступал в полном составе постовой наряд, и представлялись липовые документы, истинность которых никто не ставил под сомнение. Даже в прокуратуре разводили руками: «Понимаете, мы вам верим, но тут ничего не докажешь...» А хотели ли доказывать?
Доходило даже до такого, что директора одного из московских заводов задержали абсолютно трезвым, а когда он стал возмущаться, обвинили в злоупотреблении спиртным. Сфабрикованные об этом документы направили в партийные органы. На бюро райкома директор клялся и божился, что все написанное на бумаге – ложь, и тогда первый секретарь сказал:
– Слушайте, товарищи, ведь мы знаем его много лет, и спиртного он не употребляет, но ведь органы не врут. Я вношу такое предложение: давайте оставим этот вопрос без рассмотрения.
Грязное пятно с человека было смыто только при расследовании уголовного дела об убийстве Астафьева. Другим везло меньше. Иногда спиртное насильно вливали в рот задержанного, и тогда все было в полном ажуре.
В фальсификации документов доходило до абсурда, до смешного. Так, слегка подвыпившего рабочего Л. задержали на станции метро «Щукинская» и предложили пройти в комнату милиции. Дом его был рядом, и он просил дать ему возможность покинуть метро. Не подчиняешься? Здесь же, на перроне, резкий удар кулаком – и зуба как ие бывало. Вот и задача. Жалующийся гражданин с выбитыми зубами – штука серьезная, да и заключение судебно-медицинского эксперта будет однозначным. Где выход? Выход есть. И принимается решение. Первое: обвиним его в том, что на перроне отправлял естественные надобности (это на «Щукинской», ярко освещенной, многолюдной и хорошо просматривающейся со всех сторон платформе!). Ну, да ладно, стоит ли учитывать такие мелочи? А вот как быть с зубом? И тогда второе – командир взвода офицер Петрук пишет рапорт следующего содержания: «Пьяному гражданину Куликов (то есть постовой милиционер) предложил пройти с ним в комнату милиции, но он почему-то стал от него увертываться и махать руками. В это время к ним подошел я и спросил, в чем дело, почему он не выполняет требования милиционера. Неизвестный сказал, что «счас дорву зуб и пойду», и полез руками в рот. Я ему сказал, что этого не нужно делать. Неизвестный гражданин никаких жалоб не предъявлял, а все ковырял во рту, в результате чего измазал губы в крови».
Смешно? Да, смешно. И очень грустно, не правда ли? Десятки, сотни должностных лиц в упор не хотели видеть очевидное.
За год до убийства Астафьева ранним утром недалеко от станции метро «Ждановская» обнаружили труп ограбленного и избитого мужчины. Оказывая сопротивление убийцам, он оторвал одному из них пуговицу. Она осталась у него в руке.
Это была пуговица от милицейского мундира. Такие преступления раскрываются по горячим следам, тем более присутствовавший при осмотре офицер 5-го отделения вспомни что вечером отстранил от дежурства двух пьяных постовых. Преступников подняли прямо с постели и в течение двух дней возили по инстанциям, примеряя пуговицу к отстаткам ниток на мундире. Экспертиза, как говорят, была тут делом формальным, да и сами убийцы не отрицали, что совершили это преступление. Они ждали одного – возмездия.
А им объявили: «Вы уволены!» И все! В возбуждении уголовного дела по этому очевидному факту отказали, материалы проверки уничтожили. И, заметьте, сделали это не подчиненные Баринова, а работники территориального отдела милиции. Мало того, производившие осмотр места происшествия представители районной прокуратуры, отлично знавшие что к чему, «стыдливо» промолчали. Какой же силой власти нужно было обладать, чтобы заставить десятки должностных лиц так бояться за себя и поступать таким образом? А ведь речь – всего лишь о разоблачении двух негодяев. Ни связями, ни высокими покровителями они не обладали. Самой весомой защитой для них оказался милицейский мундир, который и проносили-то они около года после демобилизации из армии.
Безнаказанность развращала личный состав, в круг преступлений втягивались все новые и новые лица. Те, кто стремился жить и работать честно, твердо усвоили тактику нейтралитета: ни во что не вмешиваться и о том, что знают, помалкивать. Именно так можно было гарантировать более менее спокойную жизнь.
И жили спокойно, пока не прорвало.
ЭПИЛОГ
Летом 1982 года судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда рассмотрела уголовное дело об убийстве Астафьева В. В.
Баринова, Лобова, Панова и Масохина приговорили к исключительной мере наказания – смертной казни, остальных – к длительным срокам лишения свободы. Несколько позже различными судами Москвы были осуждены за тяжкие преступления и их укрытие свыше восьмидесяти работников милиции.
Приговор испугал Щелокова. Он позвонил Александру Михайловичу Рекункову, сменившему Р. А. Руденко в должности Генерального прокурора СССР, и попросил, чтобы о результатах расследования и судебного рассмотрения дела его проинформировали подробней. К Щелокову поехал государственный обвинитель Ю. Н. Беллевич.
Как рассказывал потом Юрий Николаевич, министр слушал его мало и невнимательно, очень нервничал, а затем более двух часов рассказывал о том, как ои принципиально борется с преступлениями, совершаемыми работниками МВД. На прощание заверил, что порядок в своем доме наведет, и высказал пожелание не слишком афишировать то, что выяснилось при расследовании дела.
«Огласке не предавать!»... Ох, как знаком этот прием! Особенно эффективен он вкупе с обещаниями.
Да, непросто быть представителем власти. Кто хоть однажды понаблюдает за тем, что происходит в дежурных частях милиции, куда в вечернее и ночное время доставляют задержанных, тот наверняка скажет сам себе: трудно сдерживать себя, наблюдая безобразное поведение пьяных, разного рода негодяев и подонков, которые и слов человеческих понимать не желают. Но почему трудностями и спецификой работы милиции пытаются объяснить отступления от требований закона?
Так, бывший начальник отдела милиции по охране Московского метрополитена (со ссылкой на утвержденные Моссоветом «Правила проезда в метро», запрещающие пользование «подземкой» лицам, находящимся в состоянии опьянения) издал собственную инструкцию для постовых нарядов. Инструкция требовала задерживать в метро всех лиц, от которых исходит запах алкоголя. Так что Вячеслава Васильевича Астафьева задерживали на вполне «законных» основаниях. Чем это закончилось для него, вы теперь знаете.
Кого же обманывали Щелоков и иже с ним? Кому рисовали мнимое благополучие? И, главное, ради чего? Ради почестей и наград, сыпавшихся из рога брежневского изобилия на головы «борцов с преступностью»? Неужели только ради этого? И что мы получили взамен?
Мы довели нашу милицию до такого состояния, когда сотни и тысячи старших офицеров, руководителей крупнейших подразделений органов внутренних дел лгали сами себе, лгали другим, опасаясь потерять должность, а может быть, и все, чего они достигли в жизни. Не нужно сегодня с легкостью осуждать их. Все мы вели себя не лучшим образом.
Мы довели нашу милицию до того, что сменивший Щелокова новый министр, зная о том, что творится в этом ведомстве, стал наводить порядок, разгоняя кадры по компрометирующим материалам, которые ему представляли. Он пытался выкорчевать гниль с корнем и при этакой поспешности в наведении порядка не мог, кик говорится, не перегнуть палку, из-за чего пострадали многие добросовестные и квалифицированные работники. Они тоже жертвы политики, долгие годы насаждавшейся Щелоковым.
И еще одно. Когда у нас случается какое-либо серьезное ЧП, сразу делаются оргвыводы. Снимают и понижают не только тех, чьи упущения находятся в прямой связи с наступившими последствиями, но и тех, кто в силу занимаемого положения может (подчеркиваю), лишь может быть наказанным. Опасаясь таких «оргвыводов», руководители делают все возможное, чтобы скрывать правду, не выносить сор из избы. Люди должны наконец понять, что им нужно поменьше думать о чести мундира, потому что сама честь зависит от них самих.
Нам нужна, как воздух, реорганизация правоохранительных органов. И не по количественному признаку, а по качественному и по высокой технической оснащенности.
Я знаю, какое раздражение и гнев вызовет у определенной чисти работников милиции (и особенно у отдельных руководителей) рассказанная мной история убийства В, В. Астафьева, Тему-то затронули запретную. Ведь опять подрывает авторитет... Ату его, ату! Но я хочу напомнить, каким беспредельным было прославление милиции при Щелокове и что творилось за лакированным фасадом. Не нужно бояться правды, тем более наше время. Уроки прошлого нужны нам и сегодня.
Ну, и каков же все-таки ответ на записку рабочих ЗИЛа о том, что делали для наведения порядки в стране в застойные годы привоохранительные органы?
Летом 1982 года после рассмотрения в суде дела об убийстве Астафьева А. М. Рекунков направил в ЦК КПСС информацию о результатах расследования.
«Основной причиной, способствовавшей совершению преступления, – докладывал Генеральный прокурор, – была сложившаяся обстановка пьянства, нарушений служебной дисциплины, бесконтрольности и попустительства грубым нарушениям социалистической законности. Дезорганизация работы, фактическое разложение личного состава толкали работников милиции на злоупотребление предоставленной им властью. Многие сотрудники рассматривали работу как источник личного обогащения... Особое озлобление у них вызывали попытки отдельных граждан защитить себя от чинимого произвола. За это они подвергались избиениям, запугиванию, шантажу, фабриковались акты опьянения, протоколы о мелком хулиганстве... Милиционер Лобов за большое число задержанных был занесен на Доску почета, награжден медалью «За 10 лет безупречной службы», имел более пятнадцати поощрений. В ходе следствия выяснилось, что он хронический алкоголик, в течение пяти лет грабил и избивал задержанных, совершил несколько убийств... Обстановка безнаказанности, нетерпимости к критике, круговая порука, укрывательство беззаконий привели к разложению многих работников, толкали их на путь преступлений...»
Нам известно, что заведующий сектором отдела административных органов ЦК КПСС А. Иванов должен был дать ход этой информации на самом высоком уровне, и мы очень надеялись на это. Через несколько дней его обнаружили мертвым в коридоре собственной квартиры. Рядом лежал пистолет. Был сделан вывод о самоубийстве.
Шел 1982 год, и до начала перестройки оставалось несколько долгих лет. И все-таки мы чувствовали: о том, что происходит, знают в Политбюро, нас поддерживают и помогают нам, насколько это было возможно в тех условиях. Без этой поддержки никогда бы не было дела об убийстве Астафьева и других дел того периода, затрагивающих интересы коррумпированных группировок. Точка отталкивания, как луч надежды, появилась именно тогда, в те застойные годы.
10 ноября 1982 года, в День советской милиции, скончался Л. И. Брежнев. Вскоре от занимаемой должности освободили Н. А. Щелокова. Претензий, которые ему предъявили тогда, было более чем достаточно.
Январь– февраль 1989 года
