Текст книги "«Точка отталкивания»-1"
Автор книги: Владимир Калиниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Владимир КАЛИНИЧЕНКО
«ТОЧКА ОТТАЛКИВАНИЯ»-1
«Сегодня много говорят об успехах в работе правоохранительных органов по борьбе с коррупцией, взяточничеством, различными злоупотреблениями. А где вы были в годы застоя?»
Из записки при встрече с работниками завода имени Лихачева
В НАЧАЛЕ 80-Х ГОДОВ по Москве ходили разговоры о разоблачении преступлений, совершавшихся в московском метро. Слухи обгоняли домыслы, а правду знали немногие. Да и считали тогда, что обнародовать ее преждевременно и что она может способствовать подрыву авторитета советской милиции.
Прошло несколько лет, и ситуация в стране коренным образом изменилась. Наши люди узнали о моральном разложении, коррупции и взяточничестве, процветавших в ряде регионов страны. Страницы газет, журналов запестрели заголовками об арестованных ответственных работниках партийных, советских, правоохранительных органов. Стали известны многочисленные злоупотребления бывшего руководства МВД СССР в лице Н. А. Щелокова и Ю. М. Чурбанова, других ответственных работников министерства. Сегодня написано и рассказано об этом немало, но далеко не все...
НАЧАЛО
В марте – апреле 1966 года в Москве проходил XXIII съезд партии, на котором произошло событие, малозаметное для многих. Кандидатом в члены ЦК КПСС был избран второй секретарь ЦК КП Молдавии Николай Анисимович Щелоков. Осенью того же года он был вызван в Москву, и 17 сентября мы узнали о его назначении министром охраны общественного порядка СССР.
За дело он взялся рьяно. Произошло переименование министерства, существенно повысилась заработная плата, в том числе и с введением надбавок за звание и выслугу лет. По предоставленным льготам милиция фактически приравнивалась к армии. Создавались специальные высшие учебные заведения и даже Академия.
Нового министра можно было смело зачислить в меценаты. Он стал инициатором создания в Академии МВД СССР университета культуры – его первым ректором назначили Арама Ильича Хачатуряна, а кафедрами руководили известные всему миру кинорежиссеры, художники, писатели.
О коллекционировании в собственной квартире подлинников картин, место которым было только в музеях, узнали позже. В кабинете министра частыми гостями стали известные спортсмены, актеры, космонавты.
Уже через год после назначения, впервые в истории страны, День милиции отмечался в Кремлевском Дворце съездов. Торжественное собрание открыл первый секретарь МГК КПСС В. В. Гришин, да и сам состав президиума говорил о многом. Пошли упорные слухи о близости министра к «самому». Эту версию не опровергали и ненавязчиво доводили до всех. Так, из мемуаров генерал-полковника К. С. Грушевого «Тогда, в сорок первом» советские читатели узнали о том, что ранним утром 22 июня 1941 года на бюро Днепропетровского обкома партии неотложные вопросы оборонных мероприятий решали наряду с другими товарищами секретарь обкома Л. И. Брежнев и председатель горсовета Н. А. Щелоков. Наиболее любознательные, вчитываясь в биографии одного и другого, находили удивительные совпадения по местам их службы.
В печати, по радио и телевидению продолжали греметь овации по поводу замечательных успехов министра. 26 ноября 1970 года в связи с шестидесятилетним юбилеем его наградили высшей государственной наградой – орденом Ленина. Через десять лет присвоили звание Героя Социалистического Труда. Приветственный адрес в присутствии членов коллегии торжественно огласил Чурбанов. Золотую Звезду вручил Щелокову лично Л. И. Брежнев.
Теперь можно было подумать и о большем. О создании не подвластной и не подконтрольной никому касты, подчинявшейся только ему – Щелокову или подобранному им же преемнику. Оперативная работа в области преступлений в сфере экономики, уголовных проявлений, охраны общественного порядка, вся система предварительных мест заключения, исправительно-трудовых учреждений, включая специальные внутренние войска, – все в его руках.
Мешает лишь то, что расследование особо сложных дел, в том числе убийств, изнасилований, должностных преступлений, сосредоточено в органах прокуратуры. Ничего, перед ЦК партии, правительством страны поставлен вопрос о передаче всего следствия в органы внутренних дел. Правда, против этого возражают Генеральный прокурор, Верховный суд, но к их доводам не очень-то прислушиваются... Министр внутренних дел поначалу добивается решения о передаче всех дел о преступлениях несовершеннолетних в следственные подразделения милиции, а ведь это более половины всех дел, расследуемых следователями прокуратуры. Все идет как задумано, но общую благодушную картину с состоянием правопорядка в стране портит рост количества уголовных дел, возбужденных против работников милиции, и Щелоков делает по этому поводу демарш. Министр внутренних дел внес представление (!) Генеральному прокурору СССР, в котором поставил вопрос о необоснованном возбуждении прокурорами уголовных дел против работников милиции.
Дальше – больше. В ЦК КПСС, Совет Министров СССР направлена докладная записка, в которой предлагалось лишить прокуроров городов и районов права возбуждения уголовных дел против работников милиции, а рядовой и сержантский состав привлекать к уголовной ответственности только с согласия начальника УВД. Что же касается офицеров милиции, то «подступиться» к ним можно только с согласия министра. Возможно, мечты Щелокова и сбылись бы, но земля наша не обделена людьми незаурядными.
Виктор Васильевич Найденов имел большой опыт работы в должности прокурора Ульяновской области, а затем – и в аппарате ЦК КПСС. В то время он как заместитель Генерального прокурора СССР возглавлял Главное следственное управление Прокуратуры СССР, а значит, и руководил теми прокурорами, что надзирали за деятельностью органов внутренних дел.
Понимая, чем чревато предложение Щелокова, Виктор Васильевич решил дать бой всесильному министру: было подготовлено соответствующее обобщение по уголовным преступлениям работников МВД. Через некоторое время его вынесли на обсуждение общего партийного собрания Прокуратуры СССР.
В результате в начале 1980 года в директивные органы пошел не просто ответ за подписью Генерального прокурора, а решение коммунистов центрального аппарата Прокуратуры СССР.
(Это партийное собрание я запомнил хорошо, потому что оно было для меня первым после перевода в Москву.)
Прошел год. Отступать Николай Анисимович не собирался. Но складывающаяся ситуация была чревата «взрывом», и он произошел.
СЛЕДСТВИЕ
27 декабря 1980 года возле поселка Пехорка, недалеко от дороги, ведущей в аэропорт Быково, обнаружили окровавленного, практически раздетого и полузамерзшего человека. Одежда потерпевшего валялась рядом. Кроме записной книжки в карманах ничего не обнаружили. Номера телефонов и фамилии из записной книжки ничего не проясняли, а потому прибывшие на место происшествия работники милиции позвонили по одному из них.
С этого момента в известном всем здании на площади Дзержинского зазвучал сигнал тревоги. Пострадавшим был заместитель начальника секретариата КГБ СССР Вячеслав Васильевич Астафьев. Через несколько дней, не приходя в сознание, он скончался.
В последующие дни председатель Комитета государственной безопасности Юрий Владимирович Андропов заслушал на оперативном совещании результаты расследования обстоятельств гибели Астафьева. Мнения сотрудников, занимавшихся этим делом, разделились. Одни выдвинули версию об автодорожном происшествии, другие настаивали на том, что Астафьев был убит. Тогда и последовало предложение просить Генерального прокурора поручить расследование дела следователям Прокуратуры, специализировавшимся по делам об убийствах.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. КОНЕЦ ШЕСТИДЕСЯТЫХ
В так и не вышедшем на экраны двухсерийном документальном фильме «Страницы жизни», посвященном Щелокову, один из лучших дикторов страны зачитывал страницы рабочего плана министра: 13 января – заседание Политбюро, 17 января – заседание Совета Министров, 18 января – заседание Секретариата ЦК КПСС... И так– по нескольку раз. Все мы должны были проникнуться особой ролью видного государственного деятеля, имя которого (как, впрочем, и имя Юрия Михайловича Чурбанова) упоминалось в Большой Советской Энциклопедии.
Итак, успех. Он был. Но еще более был он нужен в профессиональной деятельности. Результаты в отдаленной перспективе не устраивали, и поэтому огромное значение имела реклама. Созданному при МВД СССР пресс-центру выделялись значительные денежные суммы. На советских читателей и зрителей обрушился поток заказной литературы, кино– и телефильмов о подвигах работников милиции (и, нужно сказать объективно, зачастую действительных, а не мнимых). Писателей, художников, актеров и кинорежиссеров награждали солидными ведомственными премиями. Что же, кто платит, тот и заказывает музыку...
Из письма Арама Хачатуряна Щелокову:
«Дорогой Николай Анисимович! Этот марш я написал вдохновленный Вами и по Вашей инициативе. Ваше внимание и любовь к искусству, музыке – явление необычное, достойное восхищения. Мы, музыканты, очень Вам благодарны. Позвольте преподнести Вам в дар рукопись моего марша...»
Ну что же, возможно, бодрящий марш работников милиции был действительно нужен, но не сокращалось, а росло число умышленных убийств, изнасилований, грабежей, раз– боев. Подлинным бичом для всей страны становились квартирные кражи, возрождалась профессиональная преступность. Это были жестокие реалии нашей жизни, которые никак не вписывались в надуманную да к тому же подкрепленную партийными решениями теорию о сокращении преступности при социализме, вплоть до полного ее искоренения. Тогда и заявил министр о том, что основная деятельность милиции будет заключаться в предупреждении преступных проявлений. Дело нужное и важное, возложенное на все наше общество и его государственные институты, решили подменить вновь созданными в системе МВД крупными подразделениями по профилактике правонарушений.
ПОТЕРПЕВШИЙ
В этот роковой день Вячеславу Васильевичу исполнилось сорок-лет. Более недели он «бюллетенил» (врачи обнаружили воспаление легких). Держалась температура, но все же Астафьев решил сходить за праздничным заказом и вечером с друзьями отметить юбилей. Жена перед уходом на работу поздравила его от себя и детей и дала деньги на подарок. Он купил на эти деньги красивые импортные туфли...
Застолье было непродолжительным, потому что из всех приглашенных пришли только двое. Домой решили добираться на метро. На станции «Площадь Ногина» Астафьев сел в вагон поезда и тут же задремал. Болезненное состояние и алкоголь сделали свое дело. На конечной станции метро, «Ждановской», перед отправлением поезда в тупик контролеры Воротилина и Мотникова увидели в одном из вагонов спящего человека с коробкой обуви на коленях. Рядом стоял портфель. Спящего разбудили и попросили пройти на перрон.
– Портфель-то ваш? – спросила его Мотникова.
– Нет, – покачал головой Астафьев, пытаясь определить, где он находится. – Ох, извините, портфель мой...
Астафьев протянул к нему руку, но его оттолкнула в сторону Воротилина, раскрыла портфель, и, рассмотрев содержимое, спросила:
– Если действительно ваш, что там находится?
Астафьев наморщил лоб:
– Водка, красная рыба, продукты... Что еще?..
– Вот и нет! – торжествовала Воротилина. – Здесь коньяк!
– Да, коньяк,– заговорил Астафьев, – я совсем забыл, ведь ребята подарили мне коньяк...
Эти его заверения были запоздалыми. Воротилина свистела, вызывая наряд милиции. Астафьев еще пытался убедить ее не делать этого, более того, предъявил служебное удостоверение, которое контролеры успели внимательно рассмотреть, но на платформу уже поднимались два работника милиции.
Попытка Астафьева разобраться в конфликте здесь же к успеху не привела. На его удостоверение они не посмотрели. Заломили руки за спину и потащили вниз, где под платформой находилась комната милиции – унылое помещение со скудным освещением.
Вячеслав Васильевич пробовал слабо сопротивляться. Увы, он не догадывался, что для двух молодых парней в серой форме он обыкновенный «карась» и что на их жаргоне это означает: «Интеллигентный с виду человек, у которого наверняка есть деньги и ценности, а значит, есть чем поживиться во время обыска и затем обвинить самого же задержанного во всех смертных грехах».
Так в этот день, в начале девятого вечера, судьба свела Вячеслава Васильевича Астафьева с постовым нарядом милиции станции метро «Ждановская» 5-го отделения милиции отдела по охране Московского метрополитена в составе Лобова, Панова, Емешева, Лозы, Самойлова и возглавляющего наряды старшего инспектора службы Масохина. Был еще один, не значившийся в списке наряда, но активно помогавший им нести службу. В нерабочее время – внештатный сотрудник милиции, а в рабочее – электромеханик по обслуживанию автоматов метро Мезляев.
СЛЕДСТВИЕ
Представитель КГБ СССР полковник О. Д. Запорожченко начал разговор со мной о деле несколько необычно.
– Мы совсем не знаем вас, – сказал он, – да и времени познакомиться ближе у нас нет, но полагаю, что ситуация, в которую мы попали, исключительно сложна. Между нами должно быть полное доверие, поэтому прошу вас со мной во всем быть откровенным.
Признаться, такое начало меня несколько обескуражило, но что имел в виду Олег Дмитриевич, я понял только через несколько дней.
– Нами проработаны все станции Ждановско-Краснопресненской линии, на любой из которых Астафьев мог выйти, – продолжал Запорожченко. – Удача ожидала нас на «Ждановской», именно там его задержал постовой наряд милиции. С этого момента наш коллега исчез. По нашей информации, в документах 5-го отделения этот факт не зарегистрирован. Протоколы допросов Воротилиной и Мотниковой, а также опознаний Астафьева по фотографиям – в деле. Мы предполагаем, что к его гибели имеют самое непосредственное отношение работники милиции. Более того, у нас есть основания полагать, что происшедшее попытаются скрыть вышестоящие руководители органов внутренних дел. Мы обещаем вам полную поддержку и любую помощь с нашей стороны.
Эта версия действительно представлялась реальной, и реализацию намеченного плана мы начали в семь часов утра 14 января 1981 года. В кабинете начальника следственной части Прокуратуры СССР Германа Петровича Каракозова собрали около тридцати следователей, которым вручали пакеты и называли номера автомашин, рассредоточенных в районе Пушкинской улицы. Краткий инструктаж– и команда: «По машинам!»
В служебных помещениях отдела милиции по охране метрополитена, территориальных отделениях и медвытрезвителях, расположенных недалеко от станции метро «Ждановская», шла выемка документов.
Со службы или места жительства в следственный отдел КГБ СССР а Лефортово доставлялись лица, которые в течение вечера 26 декабря 1980 года находились в комнате милиции или возле нее.
Да, свозили именно в Лефортово. Все остальные учреждения подобного рода находились в подчинении Щелокова, а значит, не могли обеспечить надлежащей изоляции предполагаемых преступников. Более того, дальнейшая работа с ними могла быть уже бесполезной.
В этот день ни Щелокова, ни Чурбанова в Москве не было. Но происходившее было настолько необычным для столичной милиции, что кое-кто пытался не подчиниться требованиям работников Прокуратуры. Возникавшие конфликты умело разрешал заместитель начальника следственной части Юрий Николаевич Шадрин.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО СЕМИДЕСЯТЫХ
Продолжали греметь литавры в честь потрясающих успехов советской милиции, особенно службы профилактики. Складывалось впечатление, что это – основное ее подразделение, а между тем продолжали хиреть уголовный розыск, служба БХСС. Оказывается, за одну и ту же зарплату можно было работать по-разному. Но какое это имело значение для успеха, который был так нужен? Да никакого!
В уже упомянутом документальном фильме есть кадры, наводящие на невеселые размышления. Одной холодной снежной зимой Николай Анисимович руководил войсковыми учениями вверенной ему дивизии имени Ф. Э. Дзержинского. На плацу стояли боевые машины пехоты, солдаты лихо шли в атаку, утопая в снегу и стреляя на ходу из автоматов. С кем они собирались воевать? – вот в чем вопрос.
В очерке «Кома», опубликованном журналом «Огонек» в начале 1989 года, отдельные высокопоставленные сослуживцы Щелокова характеризуют его как умного, талантливого и способного руководителя органов внутренних дел. Что же, глупым его действительно не назовешь.
Из интервью министра корреспонденту Гостелерадио СССР в период работы XXVI съезда КПСС.
Вопрос: Мне говорят, что в последние годы изменился облик советского милиционера. Он стал грамотней, культурней. А каким бы вы хотели видеть рядового милиционера, работника органов внутренних дел?
Щелоков: Прежде всего это должен быть культурный, идейно воспитанный человек, потому что милиция в любой капиталистической стране – она подготовлена технически, но, что бы они ни делали, как бы ни оснащались, как бы ни работали, никогда американская или нью-йоркская полиция не справится с преступностью. Это не их вина, это их беда. Для того, чтобы решать эти проблемы, нужно решить одну задачу, а эта задача заключается в совершении пролетарской революции. Только в социалистической стране может быть обеспечен настоящий правопорядок для людей.
Вот так, ни много ни мало. Только сейчас начинаешь понимать, какой непоправимый ущерб авторитету и престижу нашей страны наносили такие безответственные заявления новоиспеченного доктора экономических наук (и особенно тогда, когда они соседствовали с известными всему миру фактами присвоения в пользу свою и своей семьи автомобилей иностранных марок). Между тем автотранспорта в милиции хронически не хватало. В Донецкой области, преследуя бандитов, ограбивших сберкассу, работники уголовного розыска отчаянно размахивали руками, когда у их старенького «газика» на ходу отвалился карданный вал. Лимит на бензин заставлял использовать не по назначению автомобили промышленных предприятий, а иногда – и частных лиц. Примитивная криминалистическая техника не обеспечивала качественного ее применения. И при всем при этом министр иронизировал над технической оснащенностью американской полиции.
Правда, он посетил проводившуюся в Москве выставку ведущих фирм Запада, специализирующихся на изготовлении кримтехники, но и только. Восторга практиков их руководитель не очень-то разделял. Мы оказались одной из немногих стран мира, которая бюджетные ассигнования тратила в основном на увеличение численного состава органов правопорядка и, естественно, в ущерб качеству. Выбитые у правительства вакансии нужно было срочно заполнять, и широким потоком полились в милицию «случайные» люди.
Между тем реальная жизнь шла своим чередом. Проблемы в экономике и социальной сфере не могли не отразиться на росте преступных проявлений. Но никому не нужна была в те годы правда. За рост преступности били жестоко. В два счета можно было поплатиться и должностью, и карьерой, а потому и стали скрывать все то, что можно было скрыть. В выборе средств не стеснялись, и поэтому ни одна стране в мире не знала такого высокого процента раскрываемости, который был в те годы у нас.
Большое количество черепно-мозговых травм списывалось на «падение с высоты собственного роста» либо по «альтернативной формуле» – что «данное повреждение образовалось от удара тупым твердым предметом или при ударе о такой предмет». Первое, естественно, игнорировалось, второе брали за основу.
Доходило до того, что при выезде для осмотра трупа, обнаруженного в пруду городского парка со связанными веревкой руками и ногами и грузилом-камнем, заместитель начальника Управления уголовного розыска области битый час убеждал меня, что потерпевшая, решившая сыграть с нами злую шутку, сама себя обвязала, привязала на шею камень и прыгнула в воду.
Укрывали все, что можно было укрыть, и для достижения этой цели никакими средствами не брезговали, вплоть до шантажа потерпевших компрометирующими материалами.
Уже работая в Москве, я приехал как-то к себе на родину и в троллейбусе встретил одноклассницу. В разговоре поделилась она своей бедой: в плавательном бассейне украли у нее и дочери ценные вещи стоимостью около четырехсот рублей, а милиция кражей заниматься не желает. Договорились, что напишет она жалобу прокурору города, а он возьмет ее под свой контроль. Встретились через год. «Эх, тоже мне, друг детства! – услышал я возмущенный голос одноклассницы. – Лучше бы я тебя ни о чем не просила!» И далее последовал рассказ о том, как работники милиции занялись не кражей, а мужем заявительницы, оказавшимся, к несчастью, директором овощного магазина. Только после нового заявления о том, что никакой кражи якобы не было, эту семью оставили в покое.
Приказы Генерального прокурора СССР требовали самых жестоких мер по отношению к должностным лицам, укрывающим преступления от учета. Но после очередного выявления такого рода злоупотреблений (и как следствие – роста неблагополучных показателей по региону) стали практикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состоит на партийном учете, и отечески наставляли, что он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как укрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного человека.
Укрытия, набирая темп, развращали личный состав работников милиции. Как следствие, ширились их злоупотребления, выявлялись многочисленные факты рукоприкладства, превышения власти, а наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допустить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.
Неофициально, с соблюдением строгой секретности, начался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о таких злоупотреблениях.
«Ссориться с нами нельзя, – поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, начальник одного из райотделов милиции. – Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следователем. Прибежал к нему один ханыга. «Избили, – кричит, – в комнате милиции! Разве это представители власти?» Он со мной не посоветовался и – раз: двух моих в КПЗ. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами. Сразу стал, как шелковый. Так-то!»
Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. В конечном итоге вседозволенность и безнаказанность привели к многочисленным фактам укрытия преступлений, которые совершали работники милиции.
СЛЕДСТВИЕ
Первые допросы придали уверенности в том, что мы на правильном пути. Постовые наряда на станции метро «Ждановская» начисто отрицали факт задержания Астафьева. Опознания, очные ставки, изучение изъятых документов... Постепенно прояснялась картина...
На службу постовые заступили в 1(> часов. Как это делали не раз, занялись грабежом задержанных. Пока еще на свои деньги Мерзляев купил вина. Закуску отобрали у доставленного в комнату милиции пьяного пенсионера, получившего в этот день в магазине праздничный заказ. У троих любителей спиртного, которых привели в комнату милиции чуть позже, забрали деньги, и Мерзляев только успевал бегать в магазин. Вскоре опьяневший Масохин заснул в одном из подсобных помещений. Оствльиые продолжали «нести службу».
По свистку Воротилиной за очередным «карасем» побежали Лобов и Емешев. Такого «улова» у постовых со «Ждановской» еще не было.
– Это «комитетчик», – на ходу бросил Лобов Мерзляеву, поспешавшему к ним на помощь, и подмигнул, показывая на коробку с обувью, которую держал в руках Астафьев. Внештатный сотрудник тут же рванул ее к себе и забросил в подсобное помещение.
В комнате милиции Астафьева затолкали за барьер и приступили к личному обыску, преодолевая силой слабое сопротивление задержанного. Астафьев пытался убедить пьяных блюстителей порядка в том, что он – офицер и сам предъявит содержимое своих карманов. Особое раздражение постовых вызвал отказ отдать служебное удостоверение сотрудника КГБ. Астафьева начали бить... После очередного резкого удара (в живот и потом – ребром ладони по шее) Вячеслав Васильевич потерял сознание.
«Ну а что вы сделали с ним потом?» – именно этот вопрос мы задавали четверым подозреваемым, которые к исходу дня уже не отрицали, что, превысив власть, избивали задержанного. Все они твердили одно: «Потом мы его отпустили». Лобова, Емешева, Лозу и Масохина арестовали.
Да, трудным он выдался, этот первый день расследования обстоятельств гибели Астафьева, но самый главный сюрприз ожидал меня вечером.
В кабинете одного чиновника, к которому зашел по делу, сидели несколько незнакомых мне мужчин, в том числе полковник внутренних войск. Заверив, что рады познакомиться со мной, присутствующие предложили выпить вместе с ними. Ничего, кроме удивления, это предложение не вызвало, и я, сославшись на то, что сейчас не время для застолья, ушел.
«Говорить или не говорить об этом Запорожченко?» – только об этом думал я, собираясь уезжать домой. Вспомнив наш разговор о взаимном доверии, решился.
– Да, ситуация интересная. – Олег Дмитриевич задумался. – Знаешь, домой тебя проводят мои ребята. Так будет спокойнее.
Тут же договорились, что, если наше предположение о возможной провокации не подтвердится, лишнего шума поднимать не будем.
У подъезда меня ожидали двое. Перекрывая вход, они всем своим видом демонстрировали агрессивные намерения. Позже я не раз думал: на что они рассчитывали? Не знаю, но думаю, что между нами могла начаться как минимум перепалка, как максимум – драка... Подоспела бы милиция, и я «в нетрезвом состоянии» оказался бы там, где искали встречи со мной... Комментарии к остальному, как говорят, излишни. От расследования дела меня бы отстранили, а как бы повел себя другой следователь в эти первые и самые трудные для судьбы дела дни – кто знает?
А тогда я остановился в растерянности. Из автомашины вышли сопровождавшие меня работники КГБ.
– Мы надеемся, товарищ может пройти? – спросил один из них.
Последовала пауза. Двое угрюмо посторонились.
– Идите спокойно и, главное, не волнуйтесь, завтра мы за вами заедем.
На этом мы расстались. Но насколько спокойной была для меня эта ночь, догадаться нетрудно.
Наступивший день успокоения не принес. Изучение изъятых документов, анализ складывающейся обстановки позволили прийти к выводу о том, что мы столкнулись с процветавшими в московской «подземке» преступлениями. Но главным было то, что эти преступления систематически укрывались. Стало понятно, что разоблачение происходившего в столичной милиции может быть подобно взрыву, что заинтересованные лица предпримут все возможное, чтобы на первоначальном этапе расследования, когда доказательства еще расплывчаты и до истины далеко, нейтрализовать следователя и тех, кто работает по делу вместе с ним.
– Похоже, нам объявили «войну», – с грустью сказал мне Олег Дмитриевич Запорожченко и добавил: – Мы получили указание заняться обеспечением твоей безопасности всерьез...
Да, в такие переделки я еще никогда не попадал. Все переезды по городу в рабочее и нерабочее время – только на специальной автомашине. Дочь в школу и обратно – таким же путем. Как-то она даже расплакалась:
– Перестань меня возить, надо мной весь класс смеется. Все спрашивают: «Кто твой папа, что от порога дома и до пороге школы тебя возят?»...
Пришлось объяснить, что такая у меня работа и ничего тут не поделаешь, а успокоил ее тем, что маму тоже охраняют.
Не обошлось и без курьезов. В один из дней, возвращаясь домой, на лестничной площадке встретил соседа. Поздоровались, заговорили. Неожиданно распахнулись створки лифта, и перед нами появились трое плечистых парней.
– Владимир Иванович, все в порядке?
Растерявшись, я только успел кивнуть головой, и они тут же исчезли.
– Это что такое? – спросил, заикаясь, испуганный сосед.
– Так меня охраняют, – объяснил ему.
– Ну у тебя и работка! – услышал в ответ.
Я же с теплотой и благодарностью подумал о товарищах с площади Дзержинского, которые держали слово и обеспечивали мою безопасность.
Между тем мы упорно, шаг за шагом, продвигались вперед. Факт задержания Астафьева и его избиения в комнате милиции можно было считать догнанным, но кто и как его убил, мы пе знали. Только позже выяснилось, как тщательно инструктировали обвиняемых и сколько версий происшедшего с ними проработали.
После избиения единственный трезвый среди постовых сержант Самойлов позвонил ответственному дежурному по 5-му отделению и сообщил о задержании Астафьева. Последовала команда или отпустить его, или, действуя по инструкции, вызвать представителя КГБ. То же самое предложил сделать прибывший на станцию проверяющий, младший сержант Голунчиков. К сожалению, они не знали, что давали команды не подчиненным им постовым милиционерам, – они давали команды преступникам.
– Товарищ майор, уходите отсюда по-хорошему и побыстрее,– уговаривал Астафьева Самойлов.– Вам лучше с ними не связываться. Они не люди, поверьте мне. Ну, пожалуйста, уходите...
Но негодованию Астафьева не было предела.
– Мерзавцы! Мерзавцы! И отъявленные подонки! Никогда, никогда я вам этого не прощу и так этого не оставлю,– повторял он, покидая комнату милиции.
Со злобой в затуманенных спиртным глазах смотрели на него Лобов и Панов.
– Слушай, ну, идиоты! Разве можно так отпускать? – теребил Лобов рукав куртки Панова.– Он же всех нас заложит. Слышишь, заложит! Давай его грохнем! Молчат только мертвые!..
Молчал и Панов, а потом, решившись, кивнул головой. Они побежали вслед за Астафьевым. Улыбнись счастье Вячеславу Васильевичу, и, может быть, они бы его не догнали, но он спутал платформы прибытия н убытия, поэтому его не упустили и настигли в подземном переходе.
– Товарищ майор, вы забыли свои туфли,– сказали Астафьеву и предложили вернуться обратно.
Тот отказался и велел вынести похищенное. Его вновь скрутили и потащили в сторону комнаты милиции. Он отчаянно сопротивлялся, взывал к помощи прохожих, но те спешили пройти мимо. Кто мог подумать, что люди в форме, призванные защищать их от преступников, решились сами на совершение тяжкого преступления?
В комнате милиции Астафьева впервые увидел Масохин, который к этому времени проснулся и немного протрезвел. Задержанного затащили за перегородку и снова стали бить, но на убийство никто не решался. И тогда Панов сбегал в ближайший ресторан за водкой. Спиртным он надеялся подбодрить собутыльников, но когда вернулся, все произошло проще и оттого – страшнее.
