Текст книги "Анна Керн: Жизнь во имя любви"

Автор книги: Владимир Сысоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Владимир Иванович Сысоев
Анна Керн: Жизнь во имя любви

…КАК МИМОЛЁТНОЕ ВИДЕНЬЕ

Посвящается моей жене Наталии Игоревне

В родовом имении Ганнибалов—Пушкиных, сельце Михайловском, весною пробуждаются к жизни старые липы. Зимой их разросшиеся дуплистые стволы и высоко взметнувшиеся кроны своей монументальностью и выразительностью напоминают памятники. Тёмный цвет их коры рождает сравнение с металлом, застывшим, неровно выкованным временем. Лишь рисунок высоких ветвей, их изгибы порою напомнят о песнях, которые поют прилетающие невесть откуда ветры, да редкий в ненастье луч солнца позолотит тянущийся к небу молодой и тонкий живой росток. Солнце и ветер да еще время – вот ваятели этого чуда природы, старых лип Михайловского парка.

Приходит весна, набухают и лопаются почки. В вуали молодой листвы преображаются и, кажется, светлеют деревья–великаны. В многочисленные дупла возвращаются мелкие пичужки. Их щебетанием, шёпотом вешней листвы и голосами людей заполняется аллея. Всё чаще слышится передаваемое как пароль: «Аллея Керн». Эти слова способны пробудить воображение, повести за собой. Есть немало людей, влюблённых в пушкинское Михайловское и утверждающих, что встретились с Поэтом и Анной Петровной Керн – здесь, на тропинках старого парка. Можно скептически улыбнуться – или поверить и вслед за ними, за песнями ветра, играющего струнами ветвей, вновь и вновь повторять знакомые строки «…Как мимолётное виденье, / Как гений чистой красоты…».

За давностью лет – вот уже и двадцатый век стал «прошлым» – судьбы и имена людей сливаются в образы. Мы склонны называть их по фамилиям, убеждённые в том, что каждый поймёт, о ком идёт речь. Если их имена принадлежат литературе – если они писали стихи, прозу, письма, дневники или путевые заметки, – то легко и незаметно мы переносим на них мантии и лавры литературных героев, рождённых их талантом и воображением. И вот уже всё труднее представить их себе полными чувств и страстей, в обстоятельствах, когда ещё неизвестно, каким будет финал пьесы под названием «Жизнь» и от сказанного слова, брошенного взгляда, остановленного порыва может зависеть настоящее и будущее.

Это потом, за пределами их исполненной судьбы, всё будет казаться нам таким простым и понятным, будет возникать желание остановить мгновенье – прекрасное или ужасное, – чтобы продлить главное, предотвратить неотменимое… Всё будет просто и понятно. Так просто и так понятно, как никогда не бывает в собственной жизни. Нам легко судить, объяснять очевидное, недоумевать, как нелепо всё произошло в жизни людей, которые всё ещё влекут нас тайной своей свершившейся великой участи.

Анне Петровне Керн выпало не только встречаться с Пушкиным, но и посмертно быть рядом с ним. От первой встречи до последних строк, посвященных Поэту, она достойна этого. Ни хула, ни хвала, возносимые ей, уже ничего не могут изменить в самом факте взаимного влияния этих двух людей. Порицание или оправдание имели бы смысл лишь в том случае, когда бы можно было прожить вторую жизнь, учесть ошибки и изменить судьбу.

По счастью, это невозможно. Так, как меж ними, ничто никогда повториться не может – ни михайловское одиночество в глухой умирающей вместе с природой осенней деревне, ни одиночество ума и воображения, равное смерти, ни страсть, подобная рвущей все заслоны вешней воде. Важна сама эта жизнь, прожитая от первого до последнего вздоха, её полнота, её божественная красота, какие бы краски и тона ни были взяты творцом для этого свершившегося чуда. Исключительность, которой только и может дышать великая литература, – вот то, чему посвящена эта книга.

Как издавна известно, хорошо написанная книга неоднократно раскрывает нам навстречу свои страницы. Нам дано находить в ней ответы на разные вопросы, созревшие в разную пору в нас самих. Можно только порадоваться за читателей, ведь эта книга такова.

Это повествование об Анне Петровне Керн, о Любви, о Поэзии, о Женщине, к которой обращены одни из самых возвышенных строк Поэта. Не этим ли с самого своего возникновения, как вечным законом, живёт Поэзия? Не эту ли загадку всегда разгадывает и не может разрешить Мужчина?

Оно и о Пушкине. О нём читать будут всегда. Кому ещё мы стольким обязаны? Кто виноват в большинстве наших бед, как не он? Над кем и с кем можно так заразительно смеяться? С кем можно так искренне грустить? Кто будит чувства и мысли, совесть и стремление к правде? Кому, подобно Творцу, подвластны жизнь и смерть, любовь и разочарование?

Осенью, особенно поздней, когда на холодном ветру трепещет последний, зачем–то оставшийся на ветке раскрашенный лист, хочется бежать из промокшей насквозь деревни в далёкий Петербург. Там в призрачном тепле огней, в дружеском кругу, кажется, ещё можно забыться за чашей согревающего сердце вина. Здесь же, в Михайловском, остаются стынущие глыбы старых лип. Память о неизбежном, об уходе близких, об одиночестве, как старая рана, болит к непогоде. Впереди зима. Сон… Отрываются от небес первые снежинки. Вот уже хоровод метели вьётся за тёмным окном. Завтра всё будет бело от первого чистого снега. Завтра всё будет иначе. А не велеть ли заложить сани? Сию минуту, сейчас! И – в город! В Петербург! К друзьям?! К Анне!..

Г. Н. Василевич,директор Государственного музея–заповедника А. С. Пушкина «Михайловское»

ПРЕДИСЛОВИЕ

В трёх километрах от небольшого старинного города Торжка на погосте Прутня вот уже почти 130 лет покоится прах той, кому А. С. Пушкин посвятил свои самые волшебные поэтические строки:

 
Я помню чудное мгновенье…
 

Анна Петровна Керн (многие знают её именно под фамилией первого мужа), урождённая Полторацкая, по второму мужу Маркова–Виноградская… Муза величайшего русского поэта, автор бесценных мемуаров, без цитирования которых ныне невозможно представить себе ни одной серьёзной работы о Пушкине.

Вся жизнь её была посвящена неустанному поиску всепоглощающей любви. Ей необходимо было ощущать постоянную мужскую влюблённость, нужны были как воздух романтические переживания на самой высокой ноте. Редко кто из её поклонников способен был даже непродолжительное время выдержать такой накал чувств; Анна Петровна быстро утешалась и с головой окуналась в новое страстное увлечение. Для нее любовь была смыслом и главной святыней её жизни, и поэтому к оценке многих её поступков и личности в целом нельзя подходить с мерками общепринятой морали.

Судьба одарила её великим счастьем близкого общения с Пушкиным, знакомством и дружбой со многими известными поэтами, писателями, композиторами и просто интересными людьми.

Многие литературоведы, историки и писатели пытались скрупулёзно разобраться в довольно сложных взаимоотношениях поэта и его музы. Диаметрально противоположны и эпитеты, которыми награждал в разное время Анну Петровну Пушкин: от «хорошенькой женщины», «гения чистой красоты», «прелести», «милой, божественной» и «ангела любви» до «вавилонской блудницы», «мерзкой» и «дуры».

В понимании многих исследователей летние дни июня– июля 1825 года, проведённые нашей героиней в Тригор–ском, в завершение которых был написан и преподнесён ей в дар шедевр мировой любовной лирики, а также последовавшие три месяца интенсивной озорной, остроумной и страстной переписки стали для Анны Петровны вершиной, зенитом её довольно продолжительной жизни. Да, именно они принесли ей бессмертие. Однако принесли ли они ей счастье?

Кроме того, был ещё октябрь того же 1825 года, когда Анна Петровна вторично приехала в Тригорское и состоялось её новое свидание с поэтом, о котором и она сама, и большинство исследователей в лучшем случае вскользь упоминают. Вскоре после этой встречи она окончательно порвала с мужем, уехала в Петербург, сблизилась с родителями поэта и некоторое время даже жила в их квартире, а через девять месяцев родила дочку, чьей крестной матерью стала сестра поэта Ольга Сергеевна Пушкина… А по возвращении Пушкина из Михайловского в Петербург были новые встречи, новые посвященные ей стихотворения и сближение, которое не осталось на этот раз их тайной… Заметим, что Пушкин редко возвращался к предметам своей былой страсти; для этого предмету сему нужно было быть не просто красивой и привлекательной женщиной, но и незаурядной личностью.

Однако такой стремительный, искромётный роман величайшего поэта России с нашей героиней был для него только небольшим эпизодом в его бурной, насыщенной любовными страстями жизни, да и для неё прекращение отношений с Пушкиным не стало жизненной драмой.

После смерти поэта Анна Петровна прожила ещё более сорока лет, встретила, наконец, свою любовь – ту, которую искала всю первую половину жизни, родила сына и совершила одно из главных дел – написала очень интересные и, самое важное, довольно откровенные воспоминания – и о себе, и об окружавших её замечательных людях.

Конечно, писала она их уже на закате своей долгой и насыщенной жизни, через двадцать лет после смерти Пушкина. Это и хорошо, и плохо: отстоялся взгляд на многие события, улеглись страсти – но вместе с тем стушевались некоторые, самые выразительные краски, выветрился терпкий аромат наиболее ярких впечатлений. Тем не менее Анна Петровна нашла такие слова, такой стиль изложения, что смогла очень живо, легко и в то же время тактично поведать о своих отношениях с великим поэтом, никого не обидев и не принизив своей чести. При этом она не сказала открыто о своих чувствах к Пушкину, все эмоции оставила при себе.

В общении с Пушкиным, да и с другими известными современниками Анна Петровна запомнила каждый эпизод, каждую деталь, каждую мелочь и потом, через много лет, воспроизвела всё происходившее с такими подробностями и таким языком, которые делают честь её памяти и литературным способностям.

Считая себя довольно сведущей в вопросах любви («чтение и опытностьпозволяют мне судить о сей статье», – писала она одному из своих поклонников), она смогла разобраться в пушкинском отношении к женщинам. Анна Петровна напрямую поставила его в зависимость от эпохи. По её свидетельству, сам поэт почти никогда не выражал чувств, он как бы стыдился их, и в этом был сыном своего века, про который сам же сказал, что «чувство было дико и смешно»(курсив А. П. Керн. – В. С.).В её горьких фразах «Он был невысокого мнения о женщинах» и «Пушкин никогда и никого по–настоящему не любил» чувствуется трагедия её личных переживаний.

Наши современники должны быть благодарны А. П. Керн не только за то, что поэт достиг вершины любовной лирики, вдохновлённый ею, но и за то, что она в воспоминаниях донесла до нас подлинный образ Пушкина – не иконы, а живого человека.

Анна Петровна первая рассказала в мемуарах о многих эпизодах своей жизни, тем самым задав тон будущим повествованиям о ней.

Писать о ней начали буквально через год после её смерти. Однако в большинстве работ, посвященных нашей героине, описываются только эпизоды её биографии, связанные с Пушкиным. И уже в первых публикациях было чётко определено её место: в ближайшем дружеском и родственном окружении поэта.

Одну из лучших работ об Анне Петровне Керн в начале XX века написал выдающийся пушкинист Б. Л. Модзалевский. С тех пор о ней написано столько – и хорошего, и плохого, – что, кажется, трудно что–либо добавить. Однако почти каждый год появляются новые исследования, посвященные Керн. Среди тех, кто интересовался её жизнью, множество громких имён деятелей нашей культуры. Свой взгляд на роль этой женщины в жизни и творчестве Пушкина изложили Н. И. Черняев и П. К. Губер, А. И. Незеленов и В. В. Вересаев, Б. В. Томашевский и А. И. Белецкий, А. А. Ахматова и А. М. Гордин, Ю. М. Лотман, Л. И. Вольперт, Л. А. Карваль и др.

Но если внимательно перечитать её воспоминания и письма, записки её второго мужа А. В. Маркова–Виноград–ского, дневники Алексея Вульфа, опубликованные и находящиеся до сих пор в рукописях мемуары и письма современников Анны Петровны, то станет ясно, что всё напечатанное ранее освещало жизнь нашей героини неполно и односторонне.

Автор предлагаемой книги попытался на основе перечисленных выше источников представить в максимально полном спектре жизнь этой замечательной женщины. В связи с тем, что некоторые сюжеты, описанные ею самой с предельной откровенностью и подчас с глубоким волнением, только поблекнут в пересказе, не было смысла лишать читателя возможности познакомиться с ними именно в её изложении.

Многие сведения о жизни Анны Петровны после второго замужества почерпнуты автором из записок А. В. Марко–ва–Виноградского, полный текст которых в данный момент готовится к публикации сотрудниками Пушкинского Дома, и хранящихся там же неопубликованных писем.

Большую помощь в понимании характера и многих мотивов поведения Анны Петровны оказала автору потомок и семейный историк Полторацких Наталья Сергеевна Левицкая. Её вдохновенное эссе о четырёх представительницах этого рода: А. П. Керн, Е. Е. Керн, Н. Г. Львовой (урождённой Полторацкой) и Е. В. Полторацкой – было моим настольным пособием на завершающем этапе работы над рукописью.

При цитировании по возможности соблюдены орфография и пунктуация той эпохи и даны необходимые ссылки. Переводы на русский язык текстов, написанных по–французски, даются в скобках в изложении публикаторов; иногда приводятся несколько вариантов перевода, если они передают разные смысловые оттенки.

Автор выражает благодарность за помощь в сборе материалов для данной книги и подготовке её к изданию начальнику отдела генеалогии и письменных источников Государственного музея А. С. Пушкина, кандидату исторических наук Ольге Владимировне Рыковой, научному сотруднику Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Игорю Саввичу Сидорову (Москва), директору литературного музея Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук, кандидату культурологии Ларисе Георгиевне Агамалян, сотрудникам рукописного отдела Пушкинского Дома, доктору филологических наук Маргарите Михайловне Павловой и Лидии Константиновне Хитрово, сотрудникам Всероссийского музея А. С. Пушкина, Елене Владимировне Пролет и Ирине Александровне Клевер (Санкт–Петербург), бывшему директору музея А. С. Пушкина в Торжке Таисии Владимировне Горох, кандидату филологических наук Александру Михайловичу Бойникову (Тверь), а также потомкам рода Бакуниных Вадиму Сергеевичу Галенко (Сходня) и Александру Борисовичу Мошкову (Санкт–Петербург) и потомку рода Полторацких Наталье Сергеевне Левицкой (Москва).

Часть I. «И БОЖЕСТВО, И ВДОХНОВЕНЬЕ»

ПОЛТОРАЦКИЕ, ВУЛЬФЫ, КЕРН

Дедушка Анны Петровны по материнской линии тайный советник ^{1} Иван Петрович Вульф (1741—1814) в 15–летнем возрасте был зачислен на службу солдатом в лейб–гвардии Семёновский полк. В 1761 году он получил первый унтер–офицерский чин, в 1764 году стал прапорщиком, в 1765–м – подпоручиком, в 1767–м – поручиком, а в 1769 году – капитан–поручиком ^{2} . Вскоре после этого производства Иван Петрович по болезни вышел в отставку и жил в тверском имении, которое досталось ему в 1754 году по наследству после смерти отца, бригадира ^{3} Петра Гавриловича Вульфа. В состав имения входили: в Старицком уезде – села: Берново и Соколово, три сельца: Малинники, Петраково и Сенчуково и деревни: Глазуны, Подол, Коробино, Бибиково и Воропу–ни; в Новоторжском уезде – два сельца: Иевлево и Щелка–ново и деревня Кожевники [1]1
  Государственный архив Тверской области (далее – ГАТО). Ф. 645. Оп. 1. Ед. хр. 713.


[Закрыть].

Женат Иван Петрович был на Анне Фёдоровне Муравьёвой (?—1810), дочери полковника Фёдора Артамоновича Муравьёва. У них было шестеро сыновей: Пётр (1768—1832), женатый на Елизавете Петровне Розановой; Николай (1771– 1813), женатый на Прасковье Александровне Вындомской; Фёдор (1774—1820), женатый на Вере Александровне Свечиной; Павел (1775—1858), женатый на Фридерике Ивановне фон Буш; Иван (1776—1860), женатый на Надежде Гавриловне Борзовой; Никита (1780 – после 1793). Мать нашей героини Екатерина (1773—1832) была старшей из их трёх дочерей; средняя, Наталья (1782—1855), вышла замуж за Василия Ивановича Вельяшева, а Анна (1784—1873) была замужем за Павлом Ивановичем Понафидиным.

Неоднократно, вплоть до 1788 года, Иван Петрович избирался Старицким уездным предводителем дворянства. В 1787 году он был награждён орденом Святого Владимира 4–й степени. Затем в течение десяти лет Вульф занимал различные должности в тверских губернских учреждениях: советника наместнического правления, судьи Совестного суда, председателя департамента Палаты суда и расправы. В Твери на центральной Екатерининской улице, рядом с домом губернатора, у Ивана Петровича был собственный двухэтажный каменный дом (ныне – дом 8 по улице Советской, надстроенный ещё одним этажом).

При назначении в 1798 году вице–губернатором во Владимир И. П. Вульф уже имел чин действительного статского советника ^{4} . 14 декабря 1798 года он был назначен орловским гражданским губернатором. В Орёл Иван Петрович приехал с большой семьёй: женой Анной Фёдоровной, двумя несовершеннолетними дочерьми Натальей и Анной и двумя молодыми парами: сыном Николаем с женой Прасковьей и дочерью Екатериной, только что вышедшей замуж за Петра Полторацкого.

Губернаторство Вульфа в Орле продолжалось недолго: после сенатских ревизий, проведённых А. И. Голохвастовым и князем К. А. Багратионом (сводная записка о результатах проверки датирована 4 ноября 1800 года), 22 ноября того же года последовала отставка Ивана Петровича. В высочайшем указе причина отставки не указана; вероятно, недовольство было вызвано большим количеством нерешённых дел в губернских присутственных местах.

Отзывы обывателей о коротком периоде правления Вуль–фа в Орле, тем не менее, весьма благожелательны. В. В. Измайлов в 1802 году в книге «Путешествие в полуденную Россию в письмах, изд. Владимиром Измайловым» привёл следующий эпизод: гуляя по Орлу, он спросил у встретившегося местного жителя о губернаторском доме и поинтересовался его мнением о губернаторе. Тот ответил: «Знаю, что он добрый человек. Бедный до него доходит, притеснённый также». Далее Измайлов прибавил: «Моралисты! Запишите сию черту в трактатах ваших с именем Вульфа в Истории людей» [2]2
  Цит. по: Орловские губернаторы. Орёл, 1998.


[Закрыть].

После отставки И. П. Вульф до конца своих дней жил в основном в Бернове. Анна Петровна вспоминала: «…Господский дом в Бернове стоял на горе задом к саду, впереди него большой двор, окружённый каменной оградой. Далее площадь, охваченная с обеих сторон крестьянскими избами, и в середине её против дома каменная церковь». Иван Петрович очень любил птиц. «В обеденной зале (берновского дома. – В. С), смежной с его кабинетом, находилась во–льерка с канарейками. Там были гнёзда, и их было очень много». Усадебный дом Вульфов в Бернове сохранился, ныне в нём располагается музей А. С. Пушкина.

Бабушка Анны Петровны по матери – Анна Фёдоровна, урождённая Муравьёва (?—1810), в честь которой и названа наша героиня, была светской дамой. Её двоюродный брат Михаил Никитич Муравьёв состоял воспитателем великого князя Александра Павловича – будущего императора Александра I. Анна Фёдоровна со всеми, даже со своими детьми, держала себя всегда чрезвычайно высокомерно, и в то же время всегда входила во все мелочи домашнего хозяйства. «Важничанье бабушки, – писала Анна Петровна, – происходило оттого, что она бывала при дворе и представлялась Марии Фёдоровне во время Павла I с матерью моею, бывшею тогда ещё в девицах. Императрица Мария Фёдоровна, всегда приветливая и ласковая, познакомила мою мать с своими дочерьми Еленою и Александрою Павловнами, сравнивала их рост, и мать моя говорила, что она никогда не видала никого красивее их».

Дедушка по отцовской линии Марк Фёдорович Полторацкий (1729—1795) происходил из рода черниговских казаков, с молодых лет обладал прекрасным голосом, пел в церковном хоре и был вывезен А. Г. Разумовским в Санкт–Петербург (граф на заре юности сам пел в церкви, а в столице восхождение к вершинам власти начал с дворцовой украинской капеллы). Здесь он стал придворным певчим, выступал в итальянской оперной труппе, в 1754 году был произведён в полковники и назначен сначала регентом, а потом директором придворной певческой капеллы. В 1763 году Марк Фёдорович получил потомственное дворянство. Он был обласкан двумя императрицами – Елизаветой Петровной и Екатериной II – и награждён многочисленными имениями в Малороссии и Центральной России. Первый раз он был женат на дочери богатого петербургского купца Шемякина, которая очень рано умерла, а второй – на тверской помещице А. А. Шишковой.

Своей бабушке по отцу Агафоклее Александровне Полторацкой, урожденной Шишковой (1737—1822), Анна Петровна уделила много строк в «Воспоминаниях о моём детстве», поведав о ней изрядное количество семейных преданий и легенд и внеся в её биографию немало путаницы, а зачастую и явных преувеличений. Тем не менее лучше Анны Петровны о ней не сказал никто: «Это была замечательная женщина… Все дети её были хорошо воспитаны, очень приветливы, обходительны… но довольно легкомысленны… Она была красавица, и хотя не умела ни читать, ни писать, но была так умна и распорядительна, что, владея 4 000 душ, многими заводами, фабриками и откупами, вела все хозяйственные дела сама без управляющего через старост… Жила она в Тверской губернии, в селе Грузинах, в великолепном замке, построенном Растрелли (вероятно, дом был возведен не под руководством знаменитого архитектора, а лишь по его проекту; затем он был перестроен зодчим В. П. Стасовым. – В. С.)… С батюшкой она была очень холодна, с матерью моею ласкова, а со мною нежна до того, что беспрестанно давала мне горстями скомканные ассигнации. Я этими подарками несколько возмущалась и всё относила маменьке. Мне стыдно было принимать деньги, как будто я была нищая. Раз спросила у меня, что я хочу: куклу или деревню? Из гордости я попросила куклу и отказалась от деревни. Она, разумеется, дала бы мне деревню, но едва ли бы эта деревня осталась у меня…»

У Марка Фёдоровича и Агафоклеи Александровны было одиннадцать детей. Анна Петровна в своих воспоминаниях пишет, что их было 22 (именно это количество детей Полторацких до настоящего времени фигурирует в работах многих пушкинистов). Это, скорее всего, описка или результат неправильной расшифровки небрежно написанных в рукописи цифр Марковым–Виноградским, который переписывал набело воспоминания жены. Можно предположить ещё, что стольких детей Агафоклея Александровна родила, и половина их умерли в детском возрасте; однако ни в одном из воспоминаний или писем членов семьи о них не говорится.

Представим всех детей М. Ф. и А. А. Полторацких, а также некоторых внуков, которые в дальнейшем будут упоминаться в нашей книге.

Дмитрий (1761—1818) – статский советник, владелец богатейшего имения Авчурино в Калужской губернии, где он создал образцовое аграрное хозяйство. Был женат на Анне Петровне Хлебниковой (1772—1842), за которой в качестве приданого были отданы заводы и фабрики в Калужской и Рязанской губерниях. Имел сына Сергея, известного библиофила и библиографа, и шесть дочерей.

Фёдор (1764—1858) – полковник в отставке, владелец имения Чернянка в Курской губернии. От нескольких жён, в том числе двух официальных (первая, не вынеся его разгульной жизни и глумления над религиозно–нравственными устоями, сбежала от него за границу и осталась там навсегда), имел двенадцать детей.

Александр (1766—1839) – обер–берг–гауптман IV класса (генерал в горном ведомстве), служил помощником директора пушечного завода в Петрозаводске, а затем – управляющим монетным департаментом в Санкт–Петербурге. Владел имениями в селе Рассказове Тамбовской губернии и селе Красном Тверской губернии. От первой жены Марии Карловны, урождённой Гаскойн, он имел дочь и двоих сыновей, в том числе Александра Александровича (1792—1855) (тот в 1819 году сопровождал молоденькую генеральшу Анну Керн на выходах в столичный свет, а в 1834 году женился на предмете первой любви Пушкина Екатерине Павловне Бакуниной). Вторая жена – в девичестве Татьяна Михайловна Бакунина – родила ему ещё двоих сыновей и шесть дочерей. В детские годы Анна Полторацкая с родителями бывала в Красном и даже, как писала потом в воспоминаниях, была дружна с сестрами А. А. Полторацкого.

Павел (1767—1827) – поручик в отставке, жил в имении Баховкино Тверской губернии. Женился на Варваре Михайловне Мордвиновой, от которой имел троих сыновей и трёх дочерей.

Алексей (1770—1843) – действительный статский советник, на протяжении 17 лет избирался Тверским губернским предводителем дворянства. Владелец имения Вельможье в Тверской губернии. Был женат дважды. От второй жены Варвары Дмитриевны Киселёвой у него были три сына (один из них, Владимир Алексеевич, дослужился до генерал–майора) и две дочери.

Пётр (около 1775 – после 1851) —отец нашей героини. Был женат на Екатерине Ивановне Вульф (1773—1832). Кроме Анны, у него были ещё дочери Елизавета (около 1802 – после 1868) и Варвара (около 1808 – после 1830) и сын Павел (1810—1876).

Константин (1782—1858) – генерал–лейтенант, свидетель убийства Павла I, участник Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода русской армии 1813—1814 годов, ярославский губернатор. Был женат на княжне Софье Борисовне Голицыной и имел от неё одного сына.

Егор (1780–е – после 1808) умер в молодом возрасте холостым.

Елизавета (1768—1838) была замужем за Алексеем Николаевичем Олениным, директором императорской Публичной библиотеки, президентом императорской Академии художеств, действительным тайным советником, членом Государственного совета. В петербургском доме Олениных состоялось знакомство её племянницы Анны Керн с Пушкиным.

Варвара (1772—1845) вышла замуж за тайного советника и сенатора Дмитрия Борисовича Мертваго.

Агафоклея (1776—1840) – замужем за действительным тайным советником и сенатором Александром Дмитриевичем Сухаревым.

«Противоположностию ей (бабушке Агафоклее Александровне. – В. С.), – вспоминала Анна Петровна, – во всём могла служить милая моя бабушка, родная тётка моей матери, девица Любовь Фёдоровна Муравьёва. Она с самого замужества моей матери жила с нами. Она была любезная старушка. Красавица в молодости, она внушала вдохновение поэтам, и Богданович поднёс ей свою „Душеньку“… Не помню я горькой минуты в своей жизни, которою бы я ей была обязана, и таю в глубине сердца самые светлые о ней воспоминания… Никогда она меня не бранила, никогда не наказывала. Я только знала её ласки, самые дружеские наставления, как ровне.

Когда я выросла, тогда всегда была готова сознаться ей в какой–либо неосторожности и просить её совета… Между тем как другие живущие в доме или подводили меня под наказание, или сами умничали надо мною, она всегда была моим другом и защитником. Она продала своё имение за 8 000 и отдала их отцу моему, с тем, чтобы он содержал её и её горничную, которая была другом бабушки. Это также рисует её доброту. Когда я выходила замуж, то она потребовала, чтобы из её денег была употреблена 1 000 на покупку фермуара для меня. Она ослепла от катарактов… Ей сделали неудачно операцию, и она через несколько лет умерла на моих руках».

Отец Анны Петровны Пётр Маркович Полторацкий, по её словам, был добрым, великодушным, достаточно образованным и довольно остроумным человеком. Вспомним хотя бы известную шутку, разыгранную им с маленькими детьми

Понафидиных ^{5} во время пребывания А. С. Пушкина осенью 1828 года в старицких деревнях Вульфов, и описанную поэтом в письме к А. А. Дельвигу в середине ноября: «Пётр Маркович здесь повеселел и уморительно мил. На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети его родственницы, балованные ребятишки, хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черносливу, и думала тихонько от них убраться. Но Пётр Маркович их взбуторажил, он к ним прибежал: Дети! Дети! Мать вас обманывает – не ешьте черносливу, поезжайте с нею. Там будет Пушкин – он весь сахарный, а зад его яблочный, его разрежут и всем вам будет по кусочку – дети разревелись: Не хотим черносливу, хотим Пушкина. Нечего делать – их повезли, и они сбежались ко мне, облизываясь – но, увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили…»

Во время жизни Петра Марковича в Лубнах Полтавской губернии, где он управлял материнским имением, в его ближайшем окружении находилось много неординарных личностей, занимавших высокие государственные должности. Анна Петровна вспоминала, что в числе друзей её отца был князь Алексей Борисович Куракин, с 1802 по 1807 год – генерал–губернатор Малороссии, затем – член Государственного совета, а в 1807—1810 годах – министр внутренних дел России: «Он был настоящий магнат с величавой осанкой и самою аристократическою грациозностью и ласковостью. Всё лицо его сияло добротою и умом. Он был очень образован и любил моего отца». Князья Виктор Павлович Кочубей, в 1802—1807 и 1819—1823 годах занимавший пост министра внутренних дел России, и Яков Иванович Лобанов–Ростовский, с 1808 года являвшийся малороссийским генерал–губернатором, а затем – членом Государственного совета, по словам А. П. Керн, «видели в отце моём благонамеренного и умного деятеля» и также состояли с ним в дружеских отношениях.

Пётр Маркович был гостеприимным хозяином, за его обеденным столом находилось место и городничему Артю–хову, и аптекарю Гильдебрандту, и соседям – помещикам Кулябкам, Новицким и Пинкорнелли, и офицерам квартировавшего в Лубнах Егерского полка. Его все любили, уважали и вместе с тем боялись попасть ему на зубок. Его острые шутки были оригинальны и метки. Постоянным гостем в доме Полторацких был лубенский городской голова Роман Фёдорович Ждан – честный, добрый, умный и весьма любезный купец. На всех вечеринках он пел малороссийские песни и смешил публику местными анекдотами.

Щедрость Полторацкого очень часто не соответствовала его возможностям. При жизни матери он, желая вырваться из материальной зависимости от неё, несколько раз пытался заработать большие деньги своим умом, сметкой и изобретательностью, но так как был абсолютно лишён практической хватки и предприимчивости, то все его «спекуляции», по воспоминаниям Анны Петровны, «имели характер более поэтический, чем деловой, и лопались как мыльные пузыри». Эти его непродуманные, порою даже авантюрные поступки приносили близким одни беды и оставили в памяти потомков самые неблагоприятные отзывы о нём.

«В обращении с крестьянами и прислугою, – вспоминала Анна Петровна, – он проявлял большую гуманность. Он был враг телесных наказаний и платил жалованье прислуге в то время, когда на мужиков смотрели исключительно как на рабочую силу… Впрочем, несмотря на гуманность, он, в припадке спекулятивных безумий, продал раз на своз целое селение крестьян».