Текст книги "Похитители сутей"

Автор книги: Владимир Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Владимир Савченко
Похитители сутей

…И долго еще определено мне чудной властью идти рука об руку с моими странными героями, озирать всю громаднонесущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы!

Н.Гоголь “Мертвые души”

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПАССАЖИР СЕДЬМОГО КЛАССА

Число “13” несчастливое. Поэтому, если вам дали тринадцатую каюту на теплоходе или тринадцатое место в вагоне, ведите себя так, чтобы о вас -потом все вспоминали с содроганием.

К. Прутков-инженер. “Советы туристам”

1

Тело № 176, тело мужчины массивного сложения, выкатили из ряда лежащих в анабиотическом оцепенении (ниц на самокатных столиках с отверстиями для рта и ноздрей) в подвале-холодильнике Обменного фонда. Столик проследовал через ВЧ-туннель, где электромагнитные волны незримо промассировали и нагрели до нормальной температуры каждую жилку и клетку тела; когда же мышцы, оживая, начали медленно, но мощно сокращаться, то служители на выходе ловко закрепили руки, ноги, поясницу и шею кожаными захватами. Затем столик был вкачен в лифт и вознесся из подземелья на самый верхний ярус Кимерсвильского пси-вокзала – туда, где производилась трансляция, а также прием и оформление пассажиров двух высших классов, шестого и седьмого.

Служитель приемного отсека VII класса – немолодой, в светлом комбинезоне, преисполненный сознания своего веса ничуть не меньше, чем швейцар дорогого отеля, – принялся за дело не спеша: в седьмом классе пассажиры редки. Он установил столик вдоль стены под рефлекторами, затем наложил на тело две нашлепки из воскообразного, сплошь пронизанного разноцветными проводами материала; каждый провод оканчивался у тела едва заметным игольчатым выступом-электродом. Это были контактные устройства, в просторечии контактки; одна, с крестовыми ответвлениями, легла на спину вдоль позвоночника; другую, похожую на мягкий шлем с ячеистыми просветами, служитель нахлобучил на голову мужчины. Подровнял, обжал, в ячейки выпустил пряди волос; затем воткнул ощетиненные серебристыми контактами колодки на другом конце жгута проводов в щелевые разъемы в стене. Возле засветились созвездия зеленых искорок, повторяя рисунок контактов в нашлепках: знаки, что каждый электрод надежно касается соответствующего нервного окончания в коже спины и головы.

Тем временем из плоского зева пневмопочты на полку под ним упали соединенные в вереницу лентой четыре пси-кассеты: белого цвета – Интеллект, розовая – Характер, голубая – Память и зеленая – Здоровье.

Служитель, взглянув на них, уважительно поцокал языком: свето-индикаторы во всех кассетах полыхали ярко-голубым сиянием, признаком чистоты и большой силы пси-зарядов. Сейчас эти коробочки, чуть больше кассет портативного магнитофона, и заключали в себе личность прибывшего из космических далей пассажира: общие для всех разумных существ Вселенной сути их натур. Их надлежало ввести в земное тело.

Само тело № 176 мало интересовало служителя: оно могло принадлежать землянину, отправившемуся в пси-круиз и сдавшему тело напрокат (галактические круизы стоят дорого), или обменнику с этим пси-туристом; могло и вовсе быть ничьим, остаться от погибшего. Но пассажир вызывал любопытство: по VII классу путешествуют знаменитости, деятели, тузы… а этот к тому еще был весь голубой. Поэтому, установив кассеты в гнезда и нажав на пульте четыре клавиши вдоль надписи “Пси-интегрирование” (эту операцию обслуживающий персонал по-свойски именовал всучиванием), после чего в работу вступила автоматика, служитель углубился в изучение Документов.

На первой странице пси-паспорта, где давались общегалактические сведения, было сказано крайне мало. В графе “Место постоянного обитания” указано коротко: “Ядро”, то есть имелось в виду все ядро нашей Галактики, обильная звездами область размерами в сотни парсеков; в графе “Самоназвание” стоял мудреный индекс “ГУ-5 (пси)Н 7012”, а в графе “Пол” и вовсе напечатано телетайпным шрифтом: “По своему усмотрению”. Редкий случай, подумал служитель.

Самыми информативными пока были индексы “(пси)Н”– психически нерассеивающийся. Сути землян, а равно и других жителей Солнечной, помечали индексами “(пси)Р” – они психически рассеивались, не могли сохранить себя при трансляции на межзвездные расстояния в виде волновых электромагнитных “пакетов”, сникали и исчезали, не долетев. Поэтому кассеты с их сутями просто грузили в звездолеты и гиперзвездолеты, доставляли куда надо, там воплощали в местные тела. “Пакетами” же земляне обменивались с инопланетянами только в пределах Солнечной.

А этот, можно сказать, своим ходом добрался из Ядра в наше захолустье. В кассеты ею записали только здесь, приняв антеннами, – чтоб в тело ввести по высшему классу. М-да!..

Следующие листки пси-паспорта имели фотографии и записи об иных воплощениях существа ГУ-5 (пси)Н 7012. Чего здесь только не было, кем только не оказывалось оно в разных мирах! Гуманоид непарнокопытный пластинчатый Уа-Уах-Эва со второй планеты быстролетящей звезды Барнарда… Бересклет живородящий мигрирующий, образчик расы разумных растений на планете у Антареса… Сернокислотник двоякодышаший Вжик-Вжик XVII (на снимке – дельфиноподобное существо опирается хвостом о туманную поверхность моря) со сплошь покрытой кислотным океаном невидимой у нас карликовой звезды в Плеядах… Астролет кристаллический № 11250 класса “твердь– космос” (блестящий эллипсоид вращения с усиками антенн впереди, лопастями фотобатарей по бокам и чашей фотонного отражателя сзади), не нуждающийся в планетах житель трехзвездной системы Сириус-А, В, С… Листая паспорт, служитель еще раз осознал, как редки во Вселенной человекоподобные: верблюжья харя непарнокопытного пластинчатого барнардинца казалась почти родной. Земная страница паспорта была чиста. Другим документом был вкладыш ограничений: в нем оговаривали срок пребывания в земном теле, а также различные, по желанию первичного владельца, запреты и рекомендации (не полнеть, не загорать, соблюдать определенную диету, бегать трусцой…). Но на данном вкладыше тем же телетайпным шрифтом было напечатано категорическое “Без ограничений”.

Нет, это не обменник, не турист, соображал служитель, вписывая в графе “Пол” на земной странице слово “мужской” (какое там “по усмотрению” – все в наличии). Серьезный дядя – всюду побывал, и тело ему отдается вроде как насовсем, и вон откуда прибыл. ГУ-5. Гэ-У-пять… уже не пятое ли Галактическое управление?! Все они находятся в Ядре. Наше Гэ-У-один – транспортное… а пятое чем занимается?

Служитель был не весьма сведущ в структуре своего учреждения, но решил быть настороже – а вдруг начальство!

2

Свечение древовидных индикаторов в кассетах быстро слабело и сползало по спектру от голубого до зеленого, затем до желтого, красного, рубинового… и сошло на нет. От столика донесся протяжный вздох, будто человек пробуждался от глубокого сна, шевеления. Служитель подошел, снял контактки, освободил тело от ремней и помог пассажиру подняться.

– Земля, третья планета нашей Солнечной системы, рада приветствовать вас! – произнес от с заученной улыбкой.

Пассажир стоял, расставив ноги, осматривался взглядом осмысленным, но чуть сонным. Вместо ответа он протянул служителю левую руку, на которой болталась пластиковая бирка с номером 176

– Ах, простите! – тот отвязал бирку, с полупоклоном указал на дверцу кабины. – Пожалуйте сюда, там ваша одежда. Если понадобится помошь, нажмите кнопочку. Как оденетесь, я вас запечатлею для паспорта, хе-хе… пажалте!

Пассажир проследовал в кабину. Служитель укатил пустой столик к лифту, отправил его вниз, вернулся к себе. Выждав достаточное время, он с фотоаппаратом, мгновенно выбрасывающим снимок, вошел к пассажиру. (В классах пониже в паспорт лепили фотографию прямо с анабиотического тела, но в “люксовых” учитывали, что после всучивания-оживания и во внешности отражается новая натура – какими-то напряжениями лицевых мышц, новыми складками у рта или около глаз…) Тот уже облачился в темно-коричневый с искрой костюм, безразмерно облегавший тело, – такие были в моде. Но когда он обернулся, служитель обмер: лица у пассажира не было! Служитель не запомнил лица у тела № 176 – но ведь было же какое-то… а теперь нет ничего: нечто гладкое, розовое, каплевидное – с шевелюрой поверху. В нижней части капли обозначилось отверстие, бесцветный голос произнес:

– Я еще не готов, погодите.

Многое повидал служитель за время работы в высших классах Кимерсвильского пси-вокзала, но такое – впервые: пассажир перед зеркалом воздавал и примерял себе различные внешности! Вот лицо его, а затем и тело удлинились, сузились плечи (безразмерный костюм послушно следовал за трансформациями); из “капли” выступил резко заостренный подбородок, над ним обозначился рот со втянутыми губами, выпятился топориком хрящеватый нос с высокой горбинкой, запали щеки, оформился высокий, но узкий лоб, глубоко сидящие глаза. “Что-то знакомое”, – подумал служитель. Но пассажир критически оглядел себя, хмыкнул – не понравилось. Все оплыло, осело, костюм превратился в подобие мятой пижамы. И начал формироваться полненький, даже с брюшком и широким тазом, среднего роста человек с округлой, коротко подстриженной головой, с припухлым лицом нездорового желтого цвета, светлыми бровями, вздернутым носом; глаза с жидким водянистым блеском будто плавали в светлых ресницах.

Но и эта внешность не приглянулась существу ГУ-5 (пси)Н 7012 – все опять расплылось в сдерживаемую костюмом жидковатость. “Ох, напрасно я пол-то указал, поспешил!” – испугался служитель.

В третьей трансформации пассажир принял внешность пожилого массивного мужчины, седоволосого, с массивной челюстью и волнистым носом на брюзглом лице, с мешочками под небольшими, близко поставленными глазами; кого-то и этот облик напоминал. Соответственно преобразовался и костюм.

– Теперь позирую, действуйте! – с – легким акцентом сказал пассажир сипловатым грудным голосом, повернулся к служителю, фотогенично приподнял уголки плоских губ.

Тот щелкнул. Извлек из щели фотоаппарата готовый снимок, наклеил в паспорт.

– Записать вас как прикажете?

– Запишите… м-м… пишите так: Порфирий Петрович Холмс -Мегре.

“Ух, едрит твою напополам!” – только и подумал служитель, каллиграфически занося в паспорт названное имя. Ему многое стало понятно. Во-первых, внешность новоприбывшего соответствовала кинооблику комиссара Мегре в наиболее популярной габеновской интерпретации (а предшествовавшие и забракованные – Шерлока Холмса и, вероятно, следователя Порфирия из романа Достоевского). Во-вторых, сразу расшифровалось в уме таинственное ГУ-5 – это было ГУ БХС, Галактическое управление по борьбе с хищениями сутей. Новоприбывший был не только нерассеивающимся, но и сотрудником этого управления среднего ранга (число 7012 значило, что он входит в первый десяток тысяч, для галактического агента это неплохо) и считал, применительно к земным обстоятельствам, что соединяет в себе детективный дар Шерлока Холмса, Порфирия Петровича и комиссара Мегре.

Вручив пассажиру оформленный паспорт и проводив его с полупоклоном до двери, служитель вздохнул с облегчением.

3

Комиссар Мегре (будем и мы так именовать новоприбывшего, раз ему этого хочется) неспешно шагал вниз по пологой спиральной дорожке, которая описывала десятиметрового радиуса витки вдоль прозрачной стены башни пси-вокзала. Звуки шагов гасил ворсистый серый ковер. Никто не обгонял его и не попадался навстречу. От ствола башни, в котором располагались рабочие помещения и лифтовые шахты, спираль отделял выкрашенный под мореный дуб барьер.

…Слева в груди что-то мощно пульсировало: сокращение – расслабление, сокращение – расслабление… Да, сердце – бионасос для перекачки питательной жидкости, крови. В боках и в бедрах мелко покалывало – в память о долгом лежании в анабиозе. Желудок требовательно напомнил о себе спазмой аппетита, в такт с ней рот увлажнился слюной.

ГУ-5 (пси)Н 7012 знал, что все эти ощущения отнюдь не признак неудачного пси-интегрирования, вещи опасной, – просто “белковый синдром”. Его предупредили, что с белковым телом будет много хлопот: питание, пищеварение, естественные отправления, очистка поверхности кожи, полостей, утомляемость, требующая ежесуточного многочасового сна… А еще курить надо, вспомнил он, трубку. Ничего, справлюсь, не такое бывало.

Тем не менее весь первый круг по спирали комиссар был полон ощущениями тела, привыкал к нему. Привык – и на втором витке он с тем же острым чувством новизны (хотя заложенная в память информация о городе была достаточной, чтобы он смог прийти куда нужно и к кому нужно) начал осматриваться.

За стеной разворачивалась панорама Кимерсвиля. Широкая река (“Итиль”, – вспомнил комиссар название) разделяла город на две неравные части. Она искристо блестела под солнцем, умеренно яркой звездой с диском в полградуса, которая просвечивала голубую от кислорода атмосферу с белыми комьями водяного пара, облаками. По реке плыли суда – столь же белые, как и облака, но более правильной формы. Заречная сторона города состояла из одноэтажных домов, которые образовали две параллельные улицы над высоким глинистым обрывом. Правее них ветвились-множились сдвоенные блестящие нити железнодорожных путей, занятые товарными вагонами и платформами, – сортировочная станция; за ней вдали темнел хвойный лес. От станции на эту сторону реки был перекинут железнодорожный мост на трех гранитных быках. Левее Заречной слободы (прибывший знал и названия) на отшибе высились стандартные многоэтажки жилмассива. К нему по другому мосту шли люди, мчались автомобили.

Сторона города, в которой – на выступившем в реку мысу – находился пси-вокзал, была заметно более современной, респектабельной, ухоженной. Весь берег одет в бетон и наклонные газоны с короткой травой; полукруглую площадь у подножия башни окружали здания смелых архитектурных форм – многоэтажные волны, пологие с одной стороны и крутые, будто набегающие, с другой, они образовывали вихревой ансамбль. Три широкие улицы, полные движения, тоже вливались в площадь согласно с этим вихрем, под острыми углами. Имитация спиральной галактики, понял Мегре, недурственно. Впрочем, так, соответствуя вселенскому пси-порту планеты, выглядел только центр города. А ближе к окраинам и в этой стороне многоэтажные здания оказывались стандартными коробками в соседстве с маленькими, преимущественно деревянными домиками на нешироких и не везде мощенных улицах с деревьями по краям. За городом простиралась холмистая степь, большей частью распаханная, среди нее виднелись серо-зеленые, по-весеннему полупрозрачные рощицы.

После двух витков осмотра прибывший ощутил, что чувство новизны испарилось, город стал привычным, малоинтересным. Интерес сконцентрировался на деле, ради которого агента 7012 и прислали.

Башня между тем расширялась. Следующий виток спирали привел комиссара в залы третьего яруса, где находились V и IV классы. Ковры здесь были потерты, двери хлопали. Возле барьерных стоек с надписями “Регистрация обессучиваемых” томились небольшие очереди. Мегре задержался возле стойки класса IV-Т (туристский), слушал, смотрел, вникал.

– Да не могу я вас отправить по четвертому, молодой человек! – сердечно объяснял лысый регистратор в синем мундире с жетоном на груди (знак “(пси)” на фоне спиральной галактики) рыжеволосому и густо веснушчатому юноше с несчастным выражением лица. – Смотрите сами, – он положил перед юношей желтый пластиковый прямоугольник со сложной перфорацией, – ведь у вас дифференциалы интеллекта и более высоких порядков, чем наш четвертый, здесь отмечены… видите дырочки? Вот какая-то способность даже до десяти баллов тянется – не берусь на глазок расшифровать, какая?

– В физической химии, – уныло сказал юноша.

– Вот видите, в физической химии. Этим нельзя пренебрегать. При считывании вас по четвертому классу она срежется – и привет! Вас даже по пятому отправить нельзя, только по высшему…

– Откуда я наберу на высший-то со стипендии?

– Ничего, юноша, запаситесь терпением, – в голосе регистратора появились отеческие нотки. – С такими-то данными… окончите курс, продвинетесь – никуда не денутся от вас ни Денеб, ни Альтаир. Еще дальше полетите – и не туристом, а в командировки, за казенный счет!

– Э, то еще когда будет…– вздохнул студент, сунул пси-карту в карман, направился к выходу.

Мегре заметил, как стоявший предпоследним поджарый брюнет с бледной плешью и быстрым взглядом за подсиненными очками покинул очередь, пошел за юношей. Комиссар хотел последовать за ними, но его отвлекла перепалка у соседней стойки класса V-А; стены около нее украшали рекламные плакаты с видами иных планет. За барьером трудился тридцатилетний красавец с прямым пробором и усиками; в интонациях его за учтивостью проскальзывала язвительность.

– Но почему?! – возмущалась дама перед стойкой. – Да, я знаю, что тело не транслируют… но почему драгоценности нельзя передать? Почему мои украшения не могут отправиться со мной? Ведь я без них буду там, пардон, как нагая!

Дама напирала на слово “драгоценности”, горделиво смотрела на очередь. Ей было за пятьдесят, вырез платья излишне открывал дряблую, морщинистую грудь, но в ушах искрились, покачиваясь, двухъярусные изумрудные подвески, сизые волосы украшал черепаховый гребень с бриллиантами, складки смуглой шеи маскировали нити крупного жемчуга; запястья обвивали змееподобные золотые браслеты с рубинами.

“Везде одно и то же, – думал комиссар, – стремление даже из математики хватануть то, что возвышает. То, что здесь – и не только здесь – идет как номер пси-класса транспортировки, на самом деле просто порядок дифференцирования функции под названием “личность”. Чем она сложнее, тем более высоких порядков дифференциалы ее что-то значат, – их надо считывать, транслировать или хранить в кассетах… а это технически сложнее и дороже. Но почему, скажите мне, быть сложным – хорошо? Ведь главные черты личности во всех мирах: простота, доброта, ясность, воля, честность, уравновешенность, здоровье – математически дифференциалы низших порядков… что же в них низшего-то?!. Из глупости претензий этой дамы ясно, что транслировать ее по третьему классу – в самый раз. А на пятый она потратилась, чтобы потом морально уничтожать знакомых: “Вот я в Кассиопею летала по пятому!..”

– Ваша склонность украшать себя, Мариам Автандиловна, – корректно объяснял между тем красавец регистратор, – учтена вот в этом столбце пси-карты. Видите вереницу дырочек вплоть до уровня в 12 баллов? Эта информация будет передана вместе с другими вашими сутями, на каждой планете вам подберут обменницу с аналогичными наклонностями. Например, у Веги на планете завро-сапиэнсов вы будете носить красное целлулоидное кольцо в носу и ярко начищенный медный таз на животе; впереди будет шествовать юный завр и ударять хоботом в бубен. У двоякодышащих Денеба чешую вам раскрасят во все цвета радуги от жабр до хвоста…– В очереди захихикали; у дамы медленно отваливалась челюсть. – Когда вы окажетесь у “весельчаков” Альдебарана, каждую веточку ваших рогов украсит отдельный микротранзистор, и все ,они будут исполнять разные мелодии. Драгоценности же, если они у вас настоящие, вам лучше сдать на хранение в банк. Ближайшие – на Привокзальной площади. Очень сожалею, но…– и он изящно указал на плакат над стойкой: “К– сведению обессучиваемых: за сохранность драгпредметов, оставшихся на обессученных телах, администрация ответственности не несет”.

– Если… настоящие?! Это про мои-то кровные!.. – пришла наконец в себя дама, забушевала в полный голос. – Ах ты, молокосос! Я этого так не оставлю, я тебе покажу рога и медный таз!

Мегре бросил на регистратора сочувственный взгляд, двинулся дальше вниз.

Студент и поджарый брюнет, забегающий то справа, то слева, шагали по спирали витком ниже. Комиссар хорошо слышал разговор.

– Слушай, я же серьезную сумму предлагаю, – напористо частил брюнет. – Продашь – и тебе хорошо, и мне хорошо. Сможешь летать даже по пятому и гораздо дальше. Ну?

– Сейчас хорошо – а потом? – флегматично возразил студент. – Ты за меня будешь физхимию долбать, экзамены сдавать?

– Да отрастет она у тебя, эта способность, отрасте-ет! – почти запел брюнет. – Ты же молодой, у молодых сути восстанавливаются, как хвост у ящерицы, чтоб я так жил! Хорошо, набавлю еще сотню галактов – по рукам?

– Катись-ка ты знаешь куда… Отрастет! Нашел дурачка. Сдам вот тебя внизу.

– Ну-ну-ну, зачем же ж так? У нас же ж полюбовная беседа. Не желаешь, не надо, исчезаю.

Когда Мегре, перегнувшись через перила, взглянул вниз, веснушчатый юноша шагал один. Учащенная походка его собеседника слышалась ярусом ниже. Комиссар запомнил диалог.

Круг второго яруса, где расположился самый ходовой для межзвездных пси-полетов III класс, имел в диаметре метров пятьдесят. Здесь было суетно, шумно, душновато; «ковровые дорожки сменил потертый линолеум. Граждане земного вида (хотя многие, по существу, жители иных миров) табунились у стоек, кассовых окошек. Кабины, к которым тянулись очереди, здесь были упрощены до уровня пляжных: виднелись ноги раздевающихся, над перегородками возвышались их головы. Стены украшали плакаты с грудастыми пси-стюардессами и – помимо уже знакомого комиссару воззвания насчет драгпредметов – многие лозунги: “Провожающие, проверьте, не остались ли у вас пси-карты отбывающих!”, “Купля-продажа сутей категорически запрещена!”, “Не приближайтесь к телам ваших обессученных родственников, это опасно!” и т. д.

Здесь работал конвейер. Обессучиваемых укладывали лицом вниз на движущуюся черную ленту, двухметровые секции которой были отгорожены бортиками. Служители в доспехах, напоминающих хоккейные, закрепляли руки и ноги пассажиров ремнями, одним ловким движением настилали вдоль позвоночника спинную контактку, надевали и обжимали на головах решетчатые шлемы со жгутами проводов, щелкали тумблерами – и дальше действовала электроника.

Момент считывания многим давался нелегко: вздыбливались волосы в ячейках шлема, по телу волнами пробегала дрожь и сокращения мышц, пот выступал на шее и спине (у иных же, напротив, мурашки). А некоторые, как ни сдерживались, вскидывали голову и испускали идущий от самых глубин стон или вопль… и затем обмякали. Неохотно – пусть и на время – расставалась душа с телом.

Эта лента уносила тела вниз, в подвал, на анабиотическое хранение. Другая двигалась навстречу и выносила оттуда тела на всучивание, введение в них обменных личностей из кассет. Это делалось в дальней части зала. Оттуда до комиссара Мегре тоже доносились стоны и клики” свидетельствовавшие, что и всучивание было для многих сильным переживанием. Но эти клики и стоны имели иную, жизнеутверждающую окраску: то были звуки облегчения удовлетворенной страсти, восторга. Горестно отделялась душа от, тела, но радостно соединялась с ним. И неважно, что это была уже не та душа.

…Лозунг об опасности приближения к обессученным телам был не лишним, и не напрасно служители одевались, как хоккейные вратари. Комиссар видел, как два приятеля – один рослый, другой пониже – сердечно распростились у соседних кабин и даже из них, разоблачаясь, посылали друг другу кивки и улыбки; затем их обессученные тела оказались в соседних секциях ленты. Долговязый впереди, его приятель позади. Первого положили неудачно, ступня перевесилась через бортик перед лицом второго. И тот, повернув голову, принялся грызть ее повыше пятки. Длинный задергался, загыкал, сипло взвыл. Пока дюжие служители разнимали этих двоих, заволновался весь конвейер: обессученные дергались, мычали, завывали, зал наполнился ужасными звуками; на минуту прекратили операции. Но порядок был восстановлен, конвейер тронулся.

Агент 7012 наблюдал подобное и в иных мирах, суть дела, была ему понятна.

Дифференциальное считывание забирает из тела избыток психического заряда, который выражает себя индивидуальными чертами, разумом, личной памятью, но оставляет нетронутым то, что равно есть у всех существ, чем обмениваться нет смысла: животную составляющую психики. Первичную “Ы-активность” – по терминологии теоретиков. Высшие черты личности смиряют, сдерживают ее – но, освободившись от опеки, Ы-активность иной раз проявляет себя мощно и без затей. Уровень ее у разных существ различен, думал агент, каков он здесь? Кусать только потому, что есть возможность укусить… ох, кажется, велик.

4

Последний виток – и он опустился в основание башни. Здесь, в круге первом, находилось то, что соотносилось с межзвездными пси-полетами, как в обычном сообщении с дальними рейсами соотносятся пригородные: система массовой пси-транспортировки в пределах Солнечной, в просторечии “электричка”.

…Неутоленные желания побуждают нас искать новые возможности. Найденные же возможности, в свою очередь, порождают новые потребности. И у многих людей (а равно и жителей соседних планет) потребность в пси-перебросах из одного мира в другие стала теперь столь же обыденной, как прежде – в поездке на дачу, в ближний город за продуктами или дефицитом, на село к родичам и так далее. До ближних планет минуты, до дальних, начиная от Юпитера, часы, о чем говорить! Пригородное сообщение.

Среди людей, четырьмя потоками втекавшими в башню через стеклянные двери западной стороны и такого же количества, выходивших наружу через восточные, – были преподаватели и студенты, разочарованные мужья и брошенные жены, археологи, ведущие раскопки на Марсе, и искатели приключений на четыре отпускные недели, планетологи, дипломаты мелких рангов, сезонные рабочие, любовники, решившие продолжить связь в иных воплощениях, туристы, ищущие новизны, и пенсионеры, ищущие справедливости, литераторы и репортеры, телепаты и иллюзионисты, сыщики и укрывающиеся преступники, художники, чиновники, композиторы, толкачи, коллекционеры, пси-фарцовщики, проповедники, искатели истин, любители по-новому “вздрогнуть”, изыскатели, проектировщики, наладчики, физики, лирики, философы… и бог знает кто еще. Некоторым так часто доводилось менять планету, среду обитания, облик, что им нелегко было вспомнить, кем они были первоначально, до пси-полетов: людьми, самоперекатывающимися шарами-меркурианцами, стратозаврами Венеры, энергетическими вихрями-марсианами, облакинями в атмосфере Юпитера, объемнорешеточниками Нептуна или кем-то еще? Разумными обитателями Солнечной – вот главное.

– Отбывающие в сторону Марса, Юпитера со спутниками, Сатурна со спутниками и далее, ваши турникеты от 1-го по 4-й! – объявляли громкоговорители. – Отбывающие к Венере и Меркурию проходят через 5-й б-й турникеты. К сведению новоприбывших инопланетян: все справки на Привокзальной площади. Не скапливайтесь здесь, пожалуйста, не создавайте заторов!

Здесь царило самообслуживание.

Отбывавшие просовывали в щели турникетов свои пси-карты. Раскрывались пропускные скобы, вспыхивали указатели: женщинам направо, мужчинам налево. Пассажиры ступали на эскалаторы, отличавшиеся от метрополитеновских лишь тем, что рядом со ступенькой находилось сиденье с подлокотниками, эластично-упругой спинкой-контакткой и шлемом на рейке. Пока лента возносила людей по крутому участку “горки”, каждый успевал снять рубашку (или свитер, куртку – у кого что было) – некоторые расстегивали и приспускали брюки до полного обнажения позвоночника – сесть, плотно прижаться к спинной контактке (загоралась зеленая лампочка), нажать кнопку—по рейке на голову мягко опускался решетчатый шлем (загоралась другая зеленая лампочка) – и замереть в предстартовой готовности.

Считывание-обессучивание происходило при выходе эскалаторной горки на горизонталь.

Этот момент и здесь угадывался по тому, как у пассажиров судорожно напрягались тела и лица, дыбом поднимались выпростанные из шлема пряди волос… а многие, не удержавшись, издавали стон, крик или рычание. Затем тела расслаблялись, лица делались упрощенно сглаженными, идиотическими и такими следовали по горизонтальному участку.

На спуске шло всучивание обменных личностей. Снова вздыбливались волосы, судороги проходили по лицу и телу, раздавались стоны и возгласы (теперь не скорбного, а удовлетворенно-ликующего оттенка). Лица опускающихся по эскалатору приобретали осмысленное выражение, но часто не то, какое имели две минуты назад.

Шлемы подскакивали вверх по рейкам, контрольные лампочки гасли. Пассажиры – теперь уже прибывшие – поднимались с сидений, опускали завернутые рубашки, застегивали штаны и по выровнявшейся на горизонталь ленте направлялись к выходам, исчезали в них – всяк по своим делам. Редко кто останавливался, остолбенело смотрел по сторонам, щупал себя – новичок, приходящий в норму.

А сути считанных личностей в это время были уже рассортированы вычислительной (пси)-машиной по порядкам дифференциалов, по индексам, раскалиброваны с точностью до ±0,5 балла, собраны в группы по направлениям, промодулированы несущими радиочастотами, излучены вихревыми антеннами пси-башни – и мчались, балдея от космического экстаза, к своим планетам. В точках ветвления трасс их захватывали многокилометровые параболические решетки ретрансляторов, подпитывали энергией, фильтровали от помех, посылали дальше.

…Целеустремленные потоки пассажиров. Молодецкий перещелк турникетов. Непрерывное движение эскалаторов. Единообразные, как ружейные приемы, стартовые действия. Мерцание сигнальных лампочек, шмыгание импульсов по электронным схемам, бурление электромагнитной энергии в СВЧ-кабелях…

И только звуки, издаваемые пассажирами в моменты старта и прибытия, вносили в этот технический апофеоз какие-то своеобразные ноты – не то коллективного покаяния, не то массового распутства.

5

Комиссар тоже вышел из пси-вокзала в деловом настроении. Поэтому его внимание привлекла не площадь с вихревым движением машин и толпами людей, не здания вокруг и даже не красивая река за парапетом набережной, – а листочки бумаги, налепленные всюду возле выходов и на окрестных столбах. Это были объявления.

“Меняю десятибалльное здоровье на способности в точных науках б—7 баллов. Доплата по соглашению. Звонить…” – телефон был оторван.

“В связи с отлетом по годичному контракту на Ганимед сдаю напрокат тело – мол. муж. в хор. сост. Обращаться…”

“Миняю холиричиский тимпираминт на муз. спасобнасти жилатильно испальнительские для эстрады. В придачу даю кафейно-музикальный канбайн “Икспресия”, пачти новый”.

Мегре переходил от столба к столбу, читал, заложив руки за спину, и чувствовал на себе взгляд плешивого брюнета, который склонял к сделке веснушчатого студента с недюжинными способностями. Брюнет прогуливался с независимым видом. Вот оказался рядом, склонился к объявлению, которое читал комиссар, произнес тихо и как бы в сторону: