Текст книги "Золотое дно(изд.1952)"

Автор книги: Владимир Немцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава двенадцатая
ПАДАЮЩАЯ БАШНЯ

Ночь опустилась над морем, такая же глубокая и темная, как под водой, где сейчас путешествует танк инженера Васильева. Не видно огней на горизонте: их закрывают высокие, как горы, волны. В воздухе соленые брызги и сплошная водяная пыль…

Опытная вышка Гасанова дальше всех ушла в море. Она одинока. В такую погоду даже солидные и надежные, видавшие виды теплоходы предпочитали отстаиваться в портах.

После того как Мариам сообщила Гасанову дополнительные расчеты прочности нового стометрового основания, он решил все проверить сам. Взял у нее тетрадь с записями, вытащил из кармана счетную линейку и, сжав губы, начал пересчитывать числовые значения, показавшиеся ему недостаточно точными.

Мариам стояла около стола в ожидании и прислушивалась к ударам волн в тонкую стенку дощатого домика. Лампочка все сильнее и сильнее раскачивалась под потолком, дрожали стекла в маленьком оконце. Сквозь щели в раме сочилась вода и тонкой струйкой стекала на стол, на тетрадь с записями.

Гасанов этого не замечал. Он часто откидывал непослушные волосы с мокрого лба, задумывался на мгновение, и вновь в его нетерпеливых пальцах скользил движок линейки…

Каждый жест, каждая фраза инженера, сосредоточенное и в то же время недовольное выражение его лица, когда он оценивал чертеж своей новой конструкции, глубокие складки между бровями, сжатые тонкие губы – все это было очень хорошо знакомо Мариам.

В институте многие считали, что с Гасановым работать очень трудно. Его строгая требовательность подчас расценивалась, как придирчивость. Чертежницы из группы Гасанова испытывали неподдельный страх, когда инженер, заметив небрежность или ошибку в чертеже, вдруг краснел от гнева и при всех резко отчитывал провинившуюся.

Мариам вспомнила день, когда еще пятилетней девочкой она встретила Ибрагима у себя во дворе… Этот горячий и вспыльчивый мальчуган подчинил своей воле всех соседских ребят. Они ходили за Ибрагимом по пятам, так как только он мог выдумывать самые необыкновенные затеи. Это он сделал качели, перекинув тонкую трубу через высокий каменный забор, – так он испытывал крепость нервов и смелость своих товарищей. Ибрагим же выдумал и головокружительное катанье с окрестных гор не на санках, а на самодельных колясках. Что поделаешь, снега в Баку почти не бывает!..

Маленькому Ибрагиму не раз доставалось от родителей за подобные дела, но он не унывал, придумывал все новые и новые затеи… С годами все это постепенно проходило, но и потом, в школе, даже в старших классах, неугомонный изобретатель нет-нет, да и придумает какую-нибудь занятную штуку, вроде перепончатых плавников. Ибрагим пытался практически доказать, что если надеть на руки и на ноги специальные плавники с перепонками, как у лягушек, то можно очень быстро плавать. Он их сам сделал из алюминиевых трубок и резины от велосипедной камеры.

Потом учеба в институте, работа в комсомоле, увлечение изобретательством, большая конструкторская и организаторская работа… Обычное начало биографии передового советского инженера.

Мариам помнила первую встречу Гасанова с ее старшей подругой, Саидой. Тогда они вместе работали и общей исследовательской группе. Многого сейчас не могла понять Мариам. «Что же случилось с Саидой?» искренне, с болью в сердце за своих друзей спрашивала она себя и не находила ответа. Неужели Саида настолько увлечена работами Васильева, что больше ничего не видит? Мариам казалось, что такое чрезмерное увлечение вызывает у Ибрагима недовольство, вполне естественное в его положении. Он ждет от нее усовершенствованных приборов, которые очень нужны. Саида ему совсем не помогает. Правда, вся автоматика на опытной вышке Гасанова была поставлена Саидой. Но это она сделала еще до своей командировки. Мариам помнила, как дружно тогда они работали. «Нет, так нельзя! – думала она. – Сейчас, как никогда. Саида должна поддержать Ибрагима. Неужели она этого не чувствует?»

Холодом и влагой пахнуло от двери. В комнату заглянул Григорян:

– Такого шторма никогда не видал! Надо лодки готовить, пояса надевать.

Он прихлопнул дверь и скрылся в темноте. Мариам встревожилась: «Как-то будут вести себя ребята?»

Сильный порыв ветра распахнул дверь и ударил о дощатую стенку. Мариам бросилась к двери, но закрыть ее не могла. Вырываясь из рук, дверь, как живая, в отчаянье билась о стену. Через порог перекатилась волна.

Гасанов бросил чертеж и подскочил к Мариам… Справившись с дверью, инженер выбежал на мостик.

Григорян и моторист проверяли крепления лодок. Стальные трубы вздрагивали при каждом ударе волны.

Всем были розданы спасательные круги.

– Ребята очень боятся? – с тревогой спросил Гасанов, всматриваясь в лицо Григоряна: в слабом свете фонаря блестели капли, ползущие по его щекам и подбородку.

Мастер медлил с ответом. Затем вытер лицо платком и с наигранной веселостью воскликнул:

– Чтобы такие ребята испугались! Как можно? – и тут же похвалил свои «молодые кадры»: – Понимаешь, они уже хорошо работают. Записи аккуратные. Сам смотрел.

Электрический фонарь, подвешенный у вышки, казался молочно-белым призрачным шаром. Он освещал мокрые доски, по которым перекатывались пенистые волны. Лодки были перевернуты. Опытные установки закрыты брезентовыми чехлами.

Григорян и моторист спрятались от ветра под вышку: внизу она была защищена от непогоды.

Ребята забрались повыше на стальной переплет и оттуда с любопытством всматривались в темноту. Они ничего не видели, кроме растрепанных волн, блестевших в свете фонаря, и крупных, тяжелых брызг, падавших на звенящий настил, точно стеклянные орехи… Все остальное скрывала темнота.

– Жизнь интересная у нас получается, – начал Степунов, крепко держась за стальную решетку. – Вот я, например, всегда хотел быть моряком, думал, что нет на свете ничего лучше, чем служить на корабле. И вдруг я сегодня попадаю на корабль… Разве не похоже? Сейчас я вроде как на капитанском мостике. – Он неслышно рассмеялся.

– Хочешь капитаном быть? Да? – ехидно спросил Али, посматривая вверх. – Хорошее желание, но только… – он прыснул от смеха, – если бы да верблюду крылья!..

– Ну и ладно, – смутился «капитан». – А разве быть матросом плохо? Или, скажем, штурманом? Вот, предположим, наш корабль в море…

– Совсем похоже, – кто-то пробасил снизу: – берег далеко, и мачта есть, и шлюпки к борту пришвартованы…

– Даже матросы есть, – добавил из темноты другой голос. – На нашем неплавающем корабле и мы с их работой справимся!

– Капитан тоже есть, – заметил Али, – Без этой должности не обойдешься.

– Уж не ты ли в капитаны просишься? – насмешливо спросил Степунов.

– Зачем я, – с подчеркнутой скромностью ответил Али. – Тут есть замечательный капитан.

– Кто же?

– Ясно, что Гасанов. Здесь ему такие права положены.

– А кто же, по-твоему, адмирал? – опять раздался голос из темноты.

– Конечно, сам директор. Когда он приезжал сюда, парадный трап спускали, – убежденно ответил Али.

– А Григорян кто, по-твоему? – не отставал все тот же настойчивый парень.

– Боцман! – со смехом ответил Степунов. Приложив руку к глазам и как бы стараясь что-то разглядеть в кромешной темноте, он на минуту замолчал, затем восторженно крикнул: – Ну и шторм! Двадцать баллов!

– Зачем врать, скажи, пожалуйста? Такого никогда не бывает, укоризненно сказал Али.

– Мало ли что! И корабля такого не бывает. Так даже интереснее… А что, ребята, здесь на вышке тоже здорово! Мне кажется, лучше, чем на корабле. Вот только надо все видеть по-интересному.

– Это как в бинокль или телескоп? – послышался насмешливый голос.

– Зачем так говоришь? – вступился за своего друга Али. Бинокли-минокли… Совсем не понимаю! Обыкновенно надо смотреть. Я раньше думал: никогда не буду работать на заводе или на буровой. Все ребята хотят быть летчиками или моряками. Говорят, на буровой неинтересно, на заводе скучно – точи разные гайки-майки, болты-молты… А теперь я узнал: если хочешь хорошо работать, везде интересно.

– В самую точку попал, Али! – оживился Степунов. – У меня брат есть, он в мореходном училище учится. Задается – не подходи! В плавании был, про шторм рассказывал… А потом и говорит: «Ты, сухопутная крыса, знаешь ли ты, что такое шторм? Это, дорогой мой, урок мужества… Важно «не сдрейфить»! Теперь я ему расскажу про этот урок. Пусть бы он здесь посидел!..

Высокая волна с ревом ударилась о вышку и обдала ребят, как дождем.

– То-то! – удовлетворенно заметил Степунов, вытирая лицо. – Даже сюда достает.

Ребята придвинулись к нему вплотную и, крепко держась за железный переплет, смотрели в черную морскую даль.

– Ребята, а ребята, – испуганным шепотом проговорил маленький Али, – она качается…

– А как же ты думал? – солидно заметил Степунов. – Мачта, она всегда должна качаться, если шторм… Вы только, ребята, спасательные круги не упустите!

– Слыхали, – отозвался Али. – Боцман Григорян приказывал.

– Может, и ни к чему они? – успокаивающе рассуждал Степунов, поправляя сползающий круг. – Что поделаешь, на корабле – как на корабле!.. Вахтенный журнал тоже надо вести.

Он наклонился над клеенчатой тетрадью, достал из кармана карандаш и начал что-то записывать…

Шторм постепенно утихал. Уже показались на горизонте береговые огни.

– До чего же интересная жизнь раньше у моряков была! мечтательно рассказывал все тот же Степунов. – От книжки не оторвешься! На каждой странице – приключения. Плавали в океанах и острова искали, всякие там жемчужные бухты…

– Подумаешь! – презрительно отозвался до этого молчавший Рагим. Я вот что, ребята, слыхал… – Он понизил голос и почему-то оглянулся по сторонам. – В нашем море ходит по дну необыкновенный корабль… Только говорю я вам, ребята, под честное комсомольское слово. Мы в институте работаем, и о том, что у нас делается, никто не должен знать… Да вы и сами понимаете. Не в первый раз!.. Так вот, – чуть слышно продолжал он, – корабль этот ведет знаменитый капитан…

– Выдумываешь! – дернул его за рукав Али. – Это ты в книге прочитал про капитана Немо.

– Ну вот, стану я врать! – обиделся Рагим. – А белый шар?

– Ну и что ж?

– Откуда же он мог выскочить, как не из подводного корабля?

Рагим с достоинством замолчал, как бы прислушиваясь к возможным возражениям. Но ребята тоже молчали, видимо стараясь представить себе таинственный корабль, ползущий по морскому дну.

– Нет, я все-таки этого не пойму, – задумчиво сказал Степунов. Даже не верю… Корабль – и вдруг ползет по дну!.. В книжках все получается по-другому. Ну вот, скажем, о нас как бы написали…

– Слышите, ребята! Про Петьку Степунова, геройского моряка, скоро книжки будем читать, – крикнул кто-то со смехом и закашлялся.

– Да я не о себе, – оборвал товарища Степунов. – Ребята, кто там поближе сидит, стукните Генку по спине! Говорить мешает… Значит, так бы написали, – продолжал он, как бы читая «с выражением»: – «Шторм застиг смелых моряков недалеко от берега. Кругом – рифы, подводные скалы, волны ревут. Выбегает из штурманской рубки сам капитан Гасанов и кричит: «Свистать всех наверх! Спустить бомбрамсели!» Матросы сразу на мачты, и вдруг…»

Степунов не успел закончить своего рассказа. Резкий толчок потряс всю конструкцию подводной башни… Вышка закачалась и склонилась к воде.

Ребята изо всех сил вцепились в железный переплет.

Первым опомнился от испуга Али. Он ухватил Степунова за плечо и прохрипел:

– Рифы?..

Рассказчик посмотрел на него расширенными от страха глазами и утвердительно кивнул головой. Будто опомнившись, он взглянул на часы и что-то быстро черкнул в тетради.

Гасанов выскочил из домика и, не дыша, в каком-то странном оцепенении остановился на мостике. Невидящими глазами он смотрел на вышку, которая, как на кинокадре, остановилась в момент падения.

Втянув голову в плечи, словно ожидая удара, инженер прислушался… Сейчас, сейчас будет конец! Взметнется вверх дощатый настил, повиснет над водой и скроется в бушующих волнах…

Гасанов вздрогнул, как от резкого толчка, и широко раскрыл глаза. Сильно наклонившись, вышка застыла в своем падении.

Раскачивался призрачный шар фонаря, и метались по мокрым доскам черные тени.

* * *

Ветер стихал. Над морем взошла луна, мерцали звезды, и усталые волны уже еле-еле поднимались на дощатый островок.

Мариам стояла в тени за вышкой, стараясь не выдавать своего присутствия. Она ничем не могла помочь Гасанову. Говорят, что в такие минуты человеку нужно хоть немного побыть одному.

«Может быть, сообщить Саиде? – подумала Мариам и хотела сразу же броситься к радиотелефону. – Нет, напрасно… Где искать ее? В каких далеких глубинах?.. Рустамов? Вот кто нужен здесь!.. – решила Мариам. – Сейчас же, сию минуту.

Она побежала к радиостанции. Дрожащей рукой повернула переключатель. Вспыхнули лампочки, освещающие шкалу.

Парторга дома не оказалось, он только что выехал. Куда? Неизвестно.

Мариам как-то сразу поникла и снова вышла на мостик.

Скользя на мокрых досках, к мостику спешил Григорян. Участливо заглядывая Гасанову в лицо, он заговорил:

– Все благополучно, Ибрагим Аббасович. Одна стойка поломалась. Какой шторм выдержала, а как ветер стихать стал, вдруг лопнула.

– Что с ребятами? – прежде всего спросил Гасанов.

Мариам затаила дыхание.

– Орлы! – с нескрываемой гордостью ответил Григорян. – Сейчас механизмы крепят, чтобы в воду не скатились.

Мариам смотрела на приподнявшийся конец площадки, на вершину наклонившейся к воде сорокаметровой конструкции, где раскачивался от ветра фонарь, и ей стало искренне жаль Гасанова. Она глубоко верила и его талант, в его возможности.

«Но что же случилось? Где ошибка?» спрашивала себя Мариам и бессознательно сжимала мокрые и холодные поручни. Вглядываясь в темные фигуры, она прислушивалась. Гасанов молчал.

«Что-то будет теперь с его новыми работами? – думала Мариам. Неужели никогда ему не удастся построить свою стометровую конструкцию? Нет, этому поверить нельзя!..»

Ветер почти совсем стих. Волны начали отступать. Осада кончилась, враги уходили.

Как всегда под утро, еще ярче заблестели звезды. Мариам распахнула плащ и жадно вдыхала свежий ветер. Он был сухим, насыщенным запахом виноградников и цветов. И, может быть, впервые за все эти тревожные дни Мариам подумала о том, что глубоко пряталось в тайниках ее сердца, о том, что она скрывала даже от себя… Нет, это были не чертежи и, к стыду ее, не горести Гасанова, не заботы о друзьях… Нет!

Вновь она представила себе шумный праздник на крыше института, тихий, спокойный голос… Всего лишь несколько обыкновенных фраз… Она думала о том, что все слова и каждое из них она помнит, будто заученные, отчетливо и точно. Это непонятно, страшно… Почему слова?..

Тщетно Мариам пыталась восстановить облик человека, который говорил их: он сразу исчезал, как отражение на встревоженной воде.

Глава тринадцатая
«ДВАДЦАТЬ ТРИ ЧАСА СОРОК МИНУТ»

Давно не заходил Агаев в свой кабинет.

Несмотря на то что он был директором научно-исследовательского института, где занимаются только новыми проблемами, связанными с разведкой нефти, его можно было встретить всюду: и на промыслах, и на море, и в различных организациях, так или иначе связанных с его институтом.

Директор хорошо знал людей и все то, что они делали. Нередко многие из его друзей удивлялись, как только он успевает обо всем узнать, поговорить с инженерами и рабочими и, главное, всегда безошибочно сделать именно так, как нужно.

Но сегодня Агаев чувствовал себя не совсем уверенно, будто не на своем месте.

Он бросил портфель на стол и грузно опустился в кресло. Торопливо закурил свою зеленую трубку, часто затягиваясь; заставил себя терпеливо ждать и думать только об одном. Директор ждал людей, которых ценил в институте больше всех: Гасанова и Васильева… Правда, Васильев был прикомандирован к институту, но все равно директор считал этого инженера своим, а его дело общим.

«Странный он человек, какой-то неулыбчивый, – думал Агаев, поглядывая на часы. – С ним и разговаривать неловко… Нелюдимый! Сидит, как отшельник, в своем подводном доме, и больше его ничто не касается. Отказался даже сделать для сотрудников института доклад о своем изобретении. Сослался на занятость. Будто бы уж нельзя уделить для такого важного дела каких-нибудь два часа! Непонятно, что это: чрезмерная скромность или просто пренебрежение к товарищам? Во всяком случае, трудно разобраться в характере этого приезжего инженера… Надо сегодня попробовать вызвать его на откровенный разговор, продолжал размышлять директор. – Любопытно, как он воспримет идею Рустамова о совместной работе с Гасановым?.. Но что делать с Ибрагимом? В душу не залезешь, но, видно, ему дорого обошлась авария на вышке».

В кабинет просунулась голова секретарши и тут же исчезла за дверью.

Вошел Гасанов. Лицо его, несмотря на темный загар, было бледно.

Директор указал инженеру на кресло. Тот молча сел и, широко расставив колени, стал рассматривать рисунок ковра.

– Что-то Васильев запаздывает, – сказал Агаев, не выпуская изо рта трубки.

Гасанов, не поднимая глаз, спросил:

– Значит, с сегодняшнего дня вы направляете меня к нему на работу, как… – Он помолчал, подыскивая слова, затем махнул рукой: В общем, что говорить… как чертежника?

– Нет, – с подчеркнутым спокойствием ответил Агаев. – Мы решили, что для этой работы нужен по-настоящему талантливый конструктор, каким мы и считаем инженера Гасанова.

Ибрагим нервно повел плечами.

Агаев разбирал бумаги, что-то записывал в блокнот и незаметно наблюдал за Гасановым.

– Джафар Алекперович! – вдруг обратился к нему Гасанов. Он как будто спокойно смотрел на директора, но нельзя было не заметить, как у инженера слегка дергались брови. – Я не верю, что подводное основание… не выдержало шторма, – размеренно и четко говорил он. Понимаете?.. Не верю!

– Я тоже, – сказал Агаев, не поднимая головы от бумаг. – Но, видимо, чего-то мы не учли…

– Саида могла бы своим локатором посмотреть место поломки, но она еще не возвращалась.

– Ничего, я уже послал водолазов. Они все обследуют.

– Салам, Джафар! Салам, Ибрагим, – Рустамов быстро вошел в кабинет. – Сейчас только от Васильева. С самого утра сидел у него… Поздравь жену, Ибрагим, – с теплой улыбкой обратился парторг к инженеру. – У Саиды прекрасно работали аппараты. При первых испытаниях это редко бывает.

Он увидел расстроенное лицо Гасанова и замолк.

– Прости, Али… – стискивая зубами мундштук, начал директор. Ты ночью ездил по промыслам, и я не мог сообщить тебе… Во время шторма сломалось основание вышки…

Рустамов бросил взгляд на Гасанова и, скрывая охватившую его тревогу, спокойно проговорил:

– Может, мы вовремя приостановили работу над новой конструкцией. Еще раз нужно просмотреть чертежи. Что-то здесь не так… – Парторг прошелся по комнате, затем подошел к Гасанову и положил руку на его плечо: – Видишь, Ибрагим, пожалуй хорошо, что не начали строить новую вышку. Как ты думаешь?

Гасанов молчал. Директор вынул трубку изо рта и с нетерпением ждал, что скажет инженер.

– Понятно, – нарушив затянувшееся молчание, сказал парторг. – Я думаю, что сейчас придется восстановить пятидесятиметровое основание и…

– Подождать шторма, – иронически заметил Гасанов.

– Видимо, так.

Снова повисла тишина. Рустамов рассеянно ходил по кабинету, иногда поглядывая на Гасанова.

– Разрешите, Джафар Алекперович?.. – У двери стоял Нури.

– Заходи, заходи, пожалуйста, – приветствовал директор молодого помощника инженера Васильева. – А что, самый главный подводный житель задержался?

– Не может сейчас, придет позже, – извиняющимся тоном сказал Нури.

Гасанов удивленно взглянул на Агаева и пожал плечами.

– Ничего не понимаю… – Рустамов подошел к Нури. – Я же был у него. Но не в этом дело… Его давно ждет Ибрагим, чтобы начать работу. Где сейчас Александр Петрович?

– Там, – махнул рукой Нури, – у себя внизу, дома. Александр Петрович, конечно, здоров, – добавил он, увидя хмурое лицо Рустамова. – Но вы же его знаете: он никогда не выйдет на берег, пока не исправит неполадки. Сейчас у нас авария с электробуром… Разве в этот момент он может уйти?.. Ни за что в жизни! Говорит: «Передай извинения, что задержался. Очень большие извинения». Он никогда не обижает людей, но так случилось… Он очень ценит ваше внимание… и…

– Ну хорошо, ясно, – прервал его Рустамов. – Оттого, что будешь говорить «халва, халва», во рту сладко не будет. – Обращаясь к Гасанову, он добавил: – Вот видишь, Васильев один не справляется, мы и просили твоей помощи. Наверное, придется заново переконструировать бурильную установку…

– И как можно скорее! – поддержал Агаев. – А потом… тебя ждут новые работы. Нам утвердили очень большой план. Людей не хватает.

Гасанов хмуро взглянул на директора.

Парторг перехватил этот взгляд.

– Я думаю, ты, Ибрагим, договоришься с Васильевым. Конечно, не все гладко пойдет. Будет о чем поспорить. Как это у нас говорили старики: «Не поспоришь – не подружишься». А главное – у вас общие интересы. Как можно не понимать друг друга? Вы оба замечательные инженеры! – Парторг прошелся по кабинету и остановился перед Гасановым. – Когда ты собираешься посмотреть его установку? Видишь, помогать надо.

Гасанов не отвечал. Постукивая бронзовым ножом по мраморной доске чернильного прибора, он, словно его ничего не касалось, прислушивался к легкому мелодичному звону.

– Чтобы не задерживать товарища Гасанова, Александр Петрович просил меня передать… – как бы только сейчас вспомнив о самом важном, вдруг заговорил Нури, – просил передать, что у него уже есть чертежи усовершенствованной бурильной установки. В конструкторском бюро он нашел подходящий проект для его работ. Поэтому… – Он замялся, неловко взмахнул рукой и, уже как бы от себя, добавил: Поэтому он считает, что может обойтись без помощи инженера Гасанова… Он также думает, что инженеру Гасанову еще много предстоит работы над его собственными проектами…

– Трогательное великодушие! – сдержанно улыбнулся Гасанов. Передайте ему мою благодарность и уверения… – Он не закончил фразы, приподнялся и уронил нож на мрамор.

Рустамов вздрогнул и поморщился, как от фальшивой ноты.

Нури смущенно вышел из кабинета. Он почувствовал, что его присутствие становится лишним.

* * *

В это же время в другом крыле здания Научно-исследовательского института нефти, у огромной стеклянной стены конструкторского бюро, стояла Мариам.

Она бесцельно смотрела на белый переплет окна, на колыхавшиеся от ветра полупрозрачные занавеси, на чертежные столы. Солнечные лучи вычерчивали на бумаге свою немудрую геометрию. Все это было так привычно и знакомо!

Над головой скрипнула рама… Мариам подошла к столу, взглянула на тонкие, уверенные линии. Это ее последний чертеж – гасановская вышка. Таким должно быть стометровое основание… Мариам вздохнула и закрыла чертеж чистым листом бумаги.

Быстро вошел Нури.

– Товарищ Керимова, – сказал он с подчеркнутой официальностью, это вы делали чертежи электробура?

– Я, – рассеянно ответила Мариям.

– Что-то вы там натворили! Идите-ка на расправу к Александру Петровичу.

– Какому Александру Петровичу? – удивилась Мариам.

– Какому?.. – протянул Нури. – Васильева не знаете? Прямо скажу не ожидал!

– Что ж тут особенного? – Мариам небрежно передернула плечом. – Я многих не знаю. Где его искать?

– В домике на острове. Только сию минуту! Лодка у причала… Погодите, Мариам, – остановил ее Нури, быстро открыл неожиданно появившуюся в его руках коробку, на минуту задумался и вытащил оттуда звездообразную головоломку. – Это специально для вас, Мариам, самая трудная! Надо кольцо снять. Ни за что не отгадаете!

Он сунул ей в руку проволочную звездочку и побежал вперед.

Проходя мимо зеркала, Мариам невольно остановилась и поправила косы. Затем, как бы спохватившись, сразу помрачнела и быстрым движением откинула их назад.

У выхода девушка столкнулась с Гасановым.

– Скорее, Мариам, чертежи! – задыхаясь, как от быстрого бега, проговорил он.

Вслед за ним возвратился Нури и тут же сказал:

– Ибрагим Аббасович! Если можно, не задерживайте Мариам. Ее срочно ждет Васильев.

Гасанов бросил недовольный взгляд на девушку, молча подошел к чертежной доске и торопливо, поддевая ногтями тугие кнопки, начал откалывать чертеж.

Мариам растерянно посмотрела на него и нерешительно вышла из комнаты. Ей было неловко и стыдно, будто она оставляла друга в беде.

«Нет, неправда! Что я могла сказать? – думала она. – Разве нужны Ибрагиму слова утешения?.. Надо сегодня же поговорить с Саидой, чтобы она как-то его успокоила. Но где ее искать?..»

Садясь на скамейку маленького катерка, Мариам была занята этими мыслями и потом всю дорогу, несмотря на веселость Нури, который рассказывал ей что-то смешное, не могла ни о чем думать, кроме вчерашней аварии…

Вот уже близок островок. Мариам здесь никогда не была.

С непонятным волнением она открыла дверь в лабораторию Васильева.

Прежде всего ей бросился в глаза большой макет установки с белыми шарами.

Рядом, за письменным столом, низко наклонившись над бумагами, сидел человек. Быстро откидывая листки блокнота, он писал.

Остановившись у входа, Мариам сказала:

– Меня вызывал товарищ Васильев.

Человек за столом поднял голову:

– Я Васильев.

– Вы? – невольно вырвалось у Мариам. Она мгновенно вспыхнула, смутилась.

Пронеслись, как обрывки киноленты, картины веселого праздника в институте… Вдруг вновь зазвучали слова, которые она почему-то помнит, как стихи. Помнит она и свои ужасно глупые замечания. Она тогда смеялась над проектом Васильева… Как же она называла эту идею? Феерия?..

Трудно было, но Мариам все-таки овладела собой и холодно заметила:

– Мне сказали, что дело касается чертежей электробура.

– Значит, это ваша работа? – спокойно и равнодушно спросил инженер, указывая на чертеж.

– Моя.

– Садитесь… Нет, вот сюда… Прежде всего, зачем здесь такой запас прочности?

– Мне казалось, это даст возможность увеличить скорость вращения электробура, – уже в тон ему, так же равнодушно ответила Мариам. – Все изложено в моей докладной записке.

– Эта? – Васильев показал на листки бумаги.

Мариам узнала выписки из своих расчетов:

– Да.

– А вы знаете, что это значит? – строго спросил Васильев.

– Я не догадываюсь, о чем вы говорите, – сдержанно заметила Мариам. – Если этот вариант вам не подходит, я могу переделать.

– Обязательно! Но… Как вы думаете, если еще несколько усилить основание и заменить вот эти подшипники, – он указал на чертеж, – то можно ли увеличить скорость вращения ротора до четырех тысяч оборотов без перегрузки машины?

– До четырех тысяч? – удивилась Мариам.

– Ну конечно… Вы же понимаете, что в вашем предложении все это есть… Подумайте! Если…

– Постойте, постойте! – Мариам сделала протестующий жест. Она словно постепенно представляла себе всю конструкцию во всех деталях, появляющуюся на чертеже. – Если удлинить систему, – медленно продолжала она, – то… можно. С алмазной коронкой, мне кажется, можно достигнуть еще большей скорости… Впрочем, извините, тут все еще надо пересчитать и проверить.

– Я прошу понять, как это мне нужно! – с легким волнением заметил Васильев. – И не только мне! Если это все осуществится на практике, то время проходки скважины будет исчисляться не днями, а часами. Но… не увлекайтесь!.. Иначе я тоже могу сказать, что ваше предложение фантастика или… что вы еще там говорили?.. Да, феерия!

Мариам смущенно опустила голову и машинально стала снимать кольцо с проволочной звездочки.

Васильев улыбнулся. Эту улыбку девушка все-таки заметила, причем впервые за время разговора.

Инженер встал из-за стола и зашагал по комнате.

– Над чем вы сейчас будете работать? – вдруг неожиданно спросил он, останавливаясь возле Мариам.

– Заканчивать некоторые узлы в стометровой конструкции Гасанова, – как бы подчеркивая свой особый интерес к этому важному объекту, ответила она.

– Да-да, – отрывисто подтвердил Васильев, – у него смелые решения!.. Не хочу вас отрывать от этого большого дела… Я слышал от парторга, что Гасанов согласился мне помочь. Теперь, видите, это не нужно. Вы подсказали новое направление… Перед тем как докладывать директору, я хотел в этом окончательно убедиться. Жаль, что вы заняты! Мы бы сделали очень скоро все изменения в конструкции. А?

Мариам не знала, что ответить инженеру. Она очень хотела заняться любимым делом. Среди множества конструкторских задач, которые ей приходилось решать за чертежным столом, ее больше всего интересовало усовершенствование электробура. С этой работой она была связана давно, гораздо раньше, чем с новыми изобретениями Гасанова.

Мариам не могла представить себе, что ее скромное предложение по увеличению прочности основания бура вдруг подскажет такому инженеру, как Васильев, новое решение в направлении его дальнейших работ. А как бы хотелось довести свое маленькое дело до конца, чтобы не на чертеже, а в опытной конструкции увидеть новый скоростной бур, потрогать его руками и, может быть, даже самой присутствовать на первых испытаниях!..

Обо всем этом думала Мариам и колебалась с ответом. Ей нужно было сказать, что выполнение чертежей новой стометровой конструкции Гасанова, по решению дирекции, откладывается, что сейчас чуть ли не весь институт будет занят работами Васильева, и она в том числе. Но это казалось Мариам чем-то нечестным в отношении Ибрагима: нельзя оставлять своего друга в беде!.. Что бы там ни случилось, она не может бросить работу над его конструкцией, конечно если не прикажет директор…

Васильев не замечал Мариам. Он внимательно рассматривал чертеж, скользя по нему карандашом, и, может быть, совсем позабыл о молодом конструкторе.

Новое, еще не испытанное ею чувство, желание сделать что-то очень хорошее и нужное для этого непонятного и в то же время почему-то близкого ей человека заставило Мариам принять решение.

– Я сделаю в свободное время… все изменения и… все, что нужно в чертежах, – с трудом, словно выдавливая из себя эти слова, сказала Мариам.

Благодарно взглянув на нее, инженер снова наклонился над доской.

– Когда я получил ваши чертежи, – задумчиво постукивая карандашом, говорил Васильев, – то сразу почувствовал, что где-то здесь кроется истина… Вы же конструктор – знаете, как иногда малейший намек подсказывает именно то решение задачи, над которым часто сидишь целые месяцы…

– Если нужно, я могу очень скоро закончить эту работу, – опустив голову, проговорила Мариам. – Мне кажется, в группе Гасанова сейчас задерживается проектирование его новых конструкций.

– Почему?

– Это мое предположение, – неохотно ответила Маркам. – Бывают всякие ошибки, неудачи…

– Александр Петрович, вас ждет директор, – сказал Нури, входя в лабораторию.