Текст книги "Незримые пути"
Автор книги: Владимир Немцов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Неблагодарная роль
Все, о чем только что рассказывалось, в основном касалось проектирования аппаратов.
Но вот настала новая пора. Сделаны опытные образцы, доказана возможность создания аппарата подобного типа, проверены на практике его свойства, общая конструкция получила одобрение.
Надо браться за чертежи. В новом варианте необходимо учитывать особенности промышленного выпуска.
Собственно говоря, с этого момента и начинается конструирование.
Инженер склонился над чертежом, от руки набрасывает общие контуры будущего аппарата.
Идет молчаливый разговор, будто спорят в человеке два голоса:
"Вот это действительно замечательная конструкция! Как продуманно и закономерно расположены детали! Прекрасное соотношение длины и ширины. Удобное управление.
Да, это будет окончательный вариант".
"К чему такая восторженность? Прямо скажем: решение не из блестящих. Куда, спрашивается, вылезла вот эта ручка? Общая конструкция высока и неустойчива.
Управление неудобное".
Так противоречиво автор оценивает свое произведение.
Мучается, страдает, с пристрастием разносит каждый свой вариант, и все это лишь для того, чтобы приглушить в себе восторженность, излишнее увлечение успехом.
Суровой, придирчивой оценкой он старается отмести все ненужное, наносное, поверхностное, чтобы идти дальше, от одного варианта к другому.
Нельзя только любоваться своей последней конструкцией, как бы она ни была удачна.
Это похоже на восторженного путешественника. Он млеет перед обыкновенным холмом, забывая о том, что впереди его ждут величественные снеговые горы.
Конструктору нельзя слишком рано успокаиваться и считать, что цель им достигнута, когда он еще не исчерпал всех своих возможностей. Таким путем не создаются хорошие, продуманные вещи.
Злым и придирчивым должен быть автор к своим творениям. Настолько придирчивым и несносным, что если бы он перенес подобные черты характера на окружающих, то снискал бы себе славу самого тяжелого и неприятного человека во всем доме.
К счастью, творческая работа воспитывает в человеке совсем иные черты характера.
И только в оценке своих творений автор может быть брюзжащим скептиком, которому все нехорошо, все не нравится.
Но скептиком умным и знающим: он должен суметь доказать, почему ему не нравится тот или иной вариант и что в нем плохого. Но если этот придирчивый старик будет только пыхтеть и жаловаться: "Мне не нравится! Это плохо! Это безобразно!", а почему плохо, почему безобразно, он не сможет сказать, тогда не слушай его.
Работе это не помогает.
У конструктора появится чувство излишней неудовлетворенности, скука и охлаждение к начатой творческой работе. А это очень опасно, потому что творческий процесс должен быть в самой своей сущности радостным и желанным.
Так в постоянном столкновении двух творческих начал – увлечения и критического отношения к своей работе – создается конструкция.
К чему же это приведет? К чему приведет спор двух сторон – восторженного конструктора и скептика? Когда же надо заставить замолчать всезнающего придиру?
Если так создавать аппарат, то, пожалуй, никогда ни на чем не остановишься. Все варианты будут плохи.
Несомненно, что где-то нужно остановиться. И найти этот момент – самое трудное.
Надо воспитывать в себе особое мужество, чтобы остановиться с разбегу и сказать:
"Вот именно здесь истина, то, что я ищу! Поэтому последний вариант, № 17, утверждаю как самый совершенный и буду защищать его перед товарищами".
Я говорил о путешественнике, который любовался обыкновенным холмом, а за ним оказались прекрасные горы.
Так вот, добрался конструктор до этих гор. Здесь ли ему остановиться окончательно?
А может быть, впереди его ждут горы еще выше, еще красивее?
Идти ли дальше? Трудный вопрос.
Народная мудрость говорит: "Лучшее есть враг хорошего". Можно улучшать свою конструкцию буквально до бесконечности и никогда не дойти до желаемого конца.
То есть, короче говоря, никогда ее не закончить. Ни хорошую, ни плохую.
Надо уметь вовремя остановиться.
Итак, предположим, что выбран самый лучший вариант. Конструктору он очень нравится.
Однако для последней, окончательной самопроверки из глубины своего сознания конструктор вызывает придиру. Кажется, будто сидит он на столе – сморщенный, маленький старикашка, похожий на гнома из детских сказок.
"На этот раз вам нравится?" – спрашивает конструктор.
Молчит придира. Потом нехотя заявляет:
"Видите ли, пока возражений особых не имею, но думаю, что потом, уже в практической работе, выявятся серьезные недостатки данного варианта. А вообще, что вы меня спрашиваете? Я давно заявлял, что вы бездарный конструктор. Любой школьник сделает все эти игрушки гораздо лучше…" Вот ведь какого дерзкого гнома приходится иногда вызывать, чтобы он несколько охладил чрезмерную влюбленность конструктора в свои аппараты!
Но сегодня старый скептик неправ – он не привел ни одного технического довода против избранного варианта. Он только брюзжал, что, как известно, не доказательство.
После этого тебе уже действительно начинает нравиться найденная конструкция.
Живительная теплота разливается по всему телу. Светлеет хмурый осенний день.
Теперь вперед, к детальной разработке аппарата. Конструктор бежит к чертежной доске, где ждут его розовое поле миллиметровой бумаги и остро отточенные карандаши.
Глав а десятая
ЗАКОН БОЛЬШИХ ЧИСЕЛ
У нас много научно-исследовательских институтов. Они тесно связаны с производством, помогают заводам разработкой новых схем аппаратов, новых материалов, создают методику измерений, ищут новые пути совершенствования техники.
Большое счастье работать в научно-исследовательском институте, где есть прекрасно оборудованные лаборатории, библиотеки и тесная связь с крупнейшими научными учреждениями страны.
Во многих институтах трудятся ученые, имена которых известны всему культурному человечеству.
Рассказывая о создании маленькой радиостанции, я не могу не вспомнить о встречах с замечательным представителем советской радиотехники Михаилом Васильевичем Шулейкиным, чудесным человеком и руководителем.
Он воспитывал в молодых специалистах не только высокую культуру творческого труда, но и умение видеть завтрашний день науки. С его именем связано все новое и смелое, чем богата сегодняшняя радиотехника.
Михаил Васильевич был разносторонним ученым. Он занимался изучением распространения волн, передатчиками и приемниками, лампами и применением радиотехники в разных областях науки. Он создал теорию антенн и расчеты ламповых генераторов. Все интересовало академика Шулейкина.
Неукротимую жажду к знаниям и творчеству он передавал молодежи, причем учил ее умению связывать науку с практикой.
«Кто же должен двигать технику?»
Михаил Васильевич Шулейкин очень резко восставал против упрощенчества и стремления некоторых специалистов двигаться по проторенной дорожке. Он не признавал никаких «объективных условий», ссылок на ограниченные производственные возможности.
Помню следующий случай. Михаил Васильевич рассматривал опытный образец радиостанции, которую мне пришлось разрабатывать. Внимательно ощупывал глазами все детали, разглядывал монтаж и вдруг заметил катушку самоиндукции, намотанную на эбонитовом каркасе.
Академик иронически посмотрел на меня и с усмешкой заметил:
– Молодой человек, а в катушках оставили эбонит!
Должен сказать, что в те годы при конструировании радиоаппарата, как правило, применялся эбонит. Других подходящих изоляционных материалов не было. С точки зрения радиотехника эбонит обладал серьезным недостатком – был чувствителен к изменениям температуры, отчего менялась частота генератора, в особенности на ультракоротких волнах.
Только в Ленинграде небольшая лаборатория разрабатывала новые изоляционные материалы, пригодные для радиотехники. В частности, эта лаборатория делала специальную керамику, без которой сейчас немыслим ни один радиоаппарат.
Михаил Васильевич считал, что пора уже применять в радиоконструкциях новые изоляционные материалы и, по его мнению, "молодой человек" просто не имел права мириться с устаревшей техникой.
Когда я пытался возразить академику и стал ссылаться на то, что керамические катушки пока еще делаются в лаборатории, а радиопромышленность не сможет выпускать радиостанции, рассчитывая на лабораторное производство, Михаил Васильевич сказал:
– А кто же должен двигать технику? Поставьте в образец аппарата настоящие материалы, и вы увидите, что назад к эбониту возврата быть не может.
Это увидел, причем довольно скоро, не только молодой конструктор, но и работники завода, где были заказаны новые радиостанции.
Сначала катушки делались в Ленинграде. Маленькая лаборатория расширялась, потому что радиозаводам требовались новые материалы.
Затем керамические детали стали производить сами заводы, в специальных цехах.
Они начали обеспечивать новым изоляционным материалом все виды радиопродукции.
В другой раз Михаил Васильевич вызвал меня к себе в кабинет и, хитро улыбаясь, стал что-то доставать из бумажника.
– Что вы скажете в свое оправдание? – сказал он, протягивая мне тонкую металлическую пластинку, похожую на потемневшую жесть.
Рассматривая пластинку, я догадался, что это новый магнитный материал, который называется "пермаллой", В то время об этом сплаве, позволяющем в несколько раз уменьшить размеры трансформаторов и делать их более легкими, радиоинженеры знали только понаслышке.
– Так что же вы скажете? – снова повторил свой вопрос Михаил Васильевич и радостно зашагал по кабинету. – Никаких оправданий! – поднял он руку, заметив, что я действительно хочу оправдаться.
Я почувствовал, что Михаил Васильевич сейчас спросит, почему до сих пор в маленьких радиостанциях связисту приходится таскать чуть ли не килограммы железа, из которого собраны сердечники трансформаторов, и почему такой чудесный материал с большой магнитной проницаемостью, как пермаллой, выпал из поля зрения конструктора. Но ведь новый сплав в то время делался в маленьких тиглях, чуть ли не в пробирках. Рано было еще мечтать о пермаллое.
– Сейчас же поезжайте к ним в лабораторию, – сказал академик.-Достаньте пермаллой хоть на один трансформатор. Сделайте его, проверьте и поставьте в образец радиостанции. Узнайте производственные возможности лаборатории. Надо оформить заказ, поддержать молодых исследователей. Я слыхал, что у них есть еще новые магнитные материалы.
С тех пор прошло много времени. Радиотехника (особенно высоких частот) уже не могла довольствоваться эбонитом, который навсегда был изгнан Михаилом Васильевичем из радиоаппаратуры.
Сейчас даже радиолюбитель постесняется применить эбонит в какой-нибудь конструкции передатчика или приемника, где требуется высокая устойчивость частоты.
Есть уже маленькие трансформаторы, не больше грецкого ореха, которые работают лучше старых, весом в полкилограмма.
А магниты? Да раньше мы и не думали, что можно сделать динамик с постоянным магнитом, который весил бы меньше килограмма.
Теперь же появились крохотные динамики в цветных пластмассовых коробочках. Они очень легки и обычно применяются для проволочных радиосетей. Работают такие громкоговорители много лучше, чем прежние. Они и чувствительнее, и проще, и значительно дешевле.
Помню, сколько печальных разочарований принесли нам первые образцы радиодеталей из нового изоляционного материала, так называемого полистирола.
Его электрические свойства были замечательны. Этот прозрачный, тогда еще желтый, материал обладал минимальными потерями, то есть если из него делать катушки в радиостанциях, то приемник становится чувствительнее, да и передатчик работает лучше, не теряется энергия в самом материале катушек.
Но радость наша была преждевременна. Катушки вдруг ни с того ни с сего трескались, не выдерживали жары и мороза. Волна радиостанции, где стояли катушки из полистирола, оказывалась непостоянной.
Короче говоря, эбонит мог все еще спорить с новым материалом.
Инженеры-химики, которые разрабатывали полистирол, были в отчаянии, а радиотехники торопили их и присылали безрадостные протоколы испытаний, где откровенно писали все, что они думали о новом материале.
В то время наша промышленность плохо еще знала пластмассы. Некоторые производственные организации выпускали нехитрые стаканчики для бритья, какие-то пестромраморные тарелки, чернильницы и игрушки.
Недолговечны были эти изделия. Стаканчики часто лопались, так же как и катушки из полистирола. Тарелки чуть ли не выворачивались наизнанку от горячего супа, а чернильницы предательски плавились на солнце.
Академик Шулейкин требовал от нас применения новых материалов. Он даже указывал на возможность производства аппаратов целиком из пластмассы.
В науке не бывает случайностей. Только упорная и планомерная работа могла привести к желанным результатам.
Много лет подряд исследовали свойства полистирола и других радиоматериалов инженеры из ленинградской лаборатории. На заводах и в исследовательских институтах ученые испытывали новые радиоматериалы, керамику, разные пластмассы, добиваясь их прочности, стойкости при разных температурах, простоты технологии и дешевизны. Без этого нельзя было рассчитывать на массовый выпуск радиоаппаратов.
Аппарат привезли на завод
Ну, как будто бы самое страшное осталось позади. Испытания закончены. Изучены капризы радиоволн, выяснены и устранены разные болезни аппаратов. Радиостанция проверена в полевых условиях. Что еще нужно?
Теперь аппарат можно сдать на завод для массового производства и приниматься за новую работу.
Но не тут-то было. Самое трудное оказалось впереди. Это массовый выпуск.
Без конструктора первого образца заводу нельзя обойтись.
Начинается новая работа. Все остальное было только вступлением. Аппарат рождается заново.
Вспоминается довольно убедительный пример, дающий наглядное представление о том, что такое массовая продукция.
Много лет назад был объявлен конкурс на небольшое изобретение, но премии за него назначили очень большие.
Нужно было изобрести пробку для закупоривания бутылок пива и минеральных вод.
Главное условие – отказаться от импортной коры пробкового дерева, а там изобретай, придумывай что хочешь.
Пробку, как ты понимаешь, изобрести нетрудно. Это не какая-нибудь радиостанция.
Летели проекты со всех концов страны. Изобретатели присылали готовые образцы пробок и даже с бутылками.
Каких только не было предложений! Изобретались пробки резиновые, бумажные, фарфоровые с замком и резинкой (видал, наверно, такие), разных типов, разных конструкций. Многие пробки были удобны, надежны и просты. И, главное, без импортной коры. Выбирай любую пробку – все хорошие.
Но инженеры-производственники долго судили, рядили и испытывали разные образцы.
Потом все дело передали экономистам* и бухгалтерам: "Нате, теперь вы займитесь расчетами".
Сосчитали мудрые хозяйственники, и в результате оказалось, что жестяный колпачок с тонкой пробковой прослойкой (конструкция, какую мы видим сейчас всюду на бутылках) обходится примерно на копейку дешевле других пробок при всех одинаковых технических свойствах. Ее и приняли.
Непонятно. Бутылку с фарфоровой пробкой можно открыть сразу, даже без штопора, а для новой конструкции необходим специальный ключ. Кроме того, фарфоровая – вечная, не теряется, а вновь изобретенный жестяный колпачок почти всегда выбрасывается. Что же тут хорошего? И хоть тонкий кружочек пробки, но все же нужен.
Оказывается, все это дело подсчитано, все учтено. Копейка экономии на каждой пробке составляет миллионы рублей. Вот что значит массовое производство!
А ну-ка, попробуй изобрести обыкновенную спичку, которая была бы на несколько сотых копейки дешевле. Десятки миллионов рублей можно сэкономить государству.
Так получилось и с радиостанцией.
Законы массового производства были применены и для этого аппарата.
Приехал автор на завод со своим аппаратом. До этого с промышленностью никогда не сталкивался. Все было в диковинку.
Посмотрели производственники на опытную конструкцию со всех сторон, развинтили ее на части и огорченно вздохнули:
– Мы такой аппарат сделать не можем.
– Как так? – удивился автор. – У нас его в мастерской сделали. А вы же завод.
– В том-то и дело, что мы завод, поэтому сделать не можем.
– Что же, оборудование у вас неподходящее или специалистов мало?
– Всё у нас есть, – говорят на заводе. – И станки– автоматы, и прессы, и наилучшие токарные, фрезерные, шлифовальные, строгальные станки. Люди у нас чуть не все стахановцы, нормы выполняют на двести процентов. Специалисты прекрасные, знают свое дело в совершенстве. Но таких аппаратов, как ваш, мы можем сделать штук десять в месяц. Устраивает?
– Да вы смеетесь? А как же сделать, чтобы вы смогли выпускать этот аппарат в достаточном количестве?
– Единственный выход – переделать его для нашего массового производства. Только вы должны помогать нам, так как аппаратов подобного типа мы никогда не делали.
Мало ли капризов встретится.
Это было второе рождение радиостанции. Все детали переделывались и вся конструкция переводилась на язык больших чисел.
Каждый лишний угольник для крепления деталей в аппарате казался главному конструктору личным оскорблением. И когда автору приходилось его уговаривать, чтобы он оставил "вот этот простой, маленький угольничек", потому что вдруг в процессе производства придется закрепить какую-нибудь новую детальку, конструктор грозно вынимал из стола полуметровую логарифмическую линейку, быстро скользил движком и убедительно доказывал:
– Этот "угольничек" потребует столько-то рабочих часов, столько-то килограммов металла. Месячный выпуск может сократиться. А кроме того, надо подумать об экономии. Радиостанция очень дорога.
Приходилось вздыхать и соглашаться.
Обязательные споры
У заводских инженеров появились сомнения в прочности конструкции.
Несомненно, что радиоаппарат должен быть абсолютно надежным. С этим нельзя не согласиться. Он не должен портиться от толчков и ударов. Сброшенный примерно с высоты одного метра, он обязан нормально работать, будто ничего не случилось.
Ведь маленькая радиостанция – боевое оружие, как и винтовка, а винтовка никогда не отказывает, как бы ее ни бросали. Вот такой должна быть радиостанция.
Это мы очень хорошо знали в лаборатории и к этому стремились, когда проектировали конструкцию переносного радиоаппарата.
Какими же путями можно решить задачу надежности и прочности?
Ничего особенно трудного как будто бы здесь нет. Можно создать целиком литую конструкцию необычайной прочности. Даже если наступить на коробку такой радиостанции, с ней ничего не сделается. Есть и другой путь: сделать сварную железную конструкцию. Получается очень прочный каркас.
Все это мы тоже знали.
Но когда, по предложению заводских инженеров, наша полевая радиостанция прошла специальные испытания в действительных условиях ее работы, то мы убедились, что аппарат не обладает и десятой долей желаемой прочности.
В чем же дело? Почему не сделать коробку радиостанции литой или сварной, с толстыми стенками? Прочно и надежно.
Оказывается, эта прочность достигается весьма дорогой ценой – увеличением веса.
А малый вес радиостанции, которая используется связистом в боевой обстановке, является решающим тактическим условием. Где уж тут думать о литой или сварной коробке!
Почему бы тогда не применить литье из легкого металла – например, из алюминия?
Это тоже не выход. Тонкие стенки из алюминия не дадут нужной прочности. Их нужно делать довольно толстыми.
Заводские инженеры пошли по другому пути. Они начали применять так называемое профилирование.
Обыкновенная гладкая коробка из тонкого алюминия прогибается от легкого нажима рукой. Если же мы выдавим на ней "ребра жесткости", как на коробке противогаза, она сразу станет много прочней.
Так и поступили. Сделали коробку из тонкого, миллиметрового, алюминия, даже из дюралюминия, который еще тверже, и запрятали в нее радиостанцию.
Заводской техник ее испытал как полагается: бегал, ползал, бросал… Аппарату здорово досталось. И вот наконец к вечеру мы стали осматривать нашу конструкцию.
Это была совсем другая радиостанция: облезлая, мятая, с вырванными крючками и замком. Резко изменилась градуировка, разболтались ручки, нарушились контакты в переключателе.
Значит, нельзя облегчать конструкцию за счет ее прочности. Нельзя ставить тонкий алюминий на стенки: острые камни рвут его и мнут. Надо найти компромиссное решение: пусть радиостанция будет немного тяжелее, но зато значительно прочнее.
Для коробок радиостанций мы решили применять не тонкий алюминий, а железо, причем хорошо профилированное. Надо сделать жесткую и надежную конструкцию.
У производства совсем иные, особые требования. Они резко отличаются от тех, которые мы предъявляли первому образцу.
При конструировании этого образца многое не учитывалось. Например, нам было совершенно безразлично, какого диаметра винты в нем применяются. Важно, чтобы они выдерживали требуемую нагрузку. А в серийном выпуске совсем другое.
Прибежал технолог:
– Чего вы там наконструировали? У меня поточное производство, а не выставка всех типов винтов! Зачем тут появился двухмиллиметровый винт? Нет таких винтов в сборочном цеху. Замените стандартным.
Стучится в дверь конструктор, который готовит инструмент для массового производства аппаратов:
– Нельзя ли эту пластинку уменьшить на два миллиметра? Получаются очень большие отходы при штамповке.
Снова разговор с конструкторами и технологами.
– Мы не можем выдержать такие размеры – ведь в вашем образце все подогнано вручную.
– Что ж, давайте прибавлять на допуски, – упавшим голосом соглашается автор.
Ведущий конструктор пододвигает к себе чертеж, образец аппарата, берет линейку и после минутной паузы, не предвещающей ничего хорошего, начинает:
– Итак, у нас ширина аппарата сто миллиметров. Прибавим допуски по два миллиметра на каждую сторону – это на штампы. Значит, уже сто четыре. Да на толщину стенок по два миллиметра – это уже сто восемь… Да на сборку – это уже сто двенадцать. Прибавим еще…
– Позвольте, – взмолился автор, – я, можно сказать, всю жизнь занимаюсь уменьшением аппарата, добился того, что он стал действительно маленьким, а вы за несколько минут решаете увеличить его чуть ли не в полтора раза!
– И увеличим! – в азарте восклицает инженер.– Мы еще внутренность аппарата не трогали. Пожалуйста, на конденсатор – четыре миллиметра, на реостат – четыре, на катушку – шесть. Вот уже общая ширина сто двадцать шесть миллиметров. Округляем – будет сто тридцать. Да, мне кажется, что сами детали очень малы. Тоже надо прибавить. Словом, в сто пятьдесят миллиметров можно уложиться.
Потом автор постепенно отвоевывал у производственников миллиметр за миллиметром.
Бои шли с переменным успехом.
Наконец закрепили рубежи. Пожалуй, большая территория осталась за производственниками.
Так бывшая "карманная" радиостанция снова увеличилась.