Текст книги "Солнечные колодцы"

Автор книги: Владимир Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Московский рабочий, 1969

Владимир Иванович Фирсов родился на Смоленщине в 1937 году. Еще в раннем возрасте ему довелось увидеть разоренную Смоленщину, увидеть того настоящего героя, который поднял ее из руин.

В 1959 году, когда молодой поэт учился на четвертом курсе Литературного института им. Горького, в издательстве «Советский писатель» вышла первая книга его стихов – «Березовый рассвет» под редакцией Василия Федорова. Эта книга была положительно отмечена в газете «Правда».

С «Березового рассвета» и началась творческая биография Вл. Фирсова. Одна за одной в центральных издательствах Москвы выходят книги стихов: «Вдали от тебя», «Память», «Зеленое эхо», «Преданность», «Горицвет», «Рябиновый пожар», «Библиотечка избранной лирики».

В настоящую книгу поэт включил избранные стихи из ранее выходивших книг, а также новые произведения. Здесь читатель встретит уже известные ему поэмы «Глазами столетий» и «Память». Не без интереса отнесется он и к новой поэме – «На моей памяти», сквозь которую проходит и биография ее автора.

СОЛНЕЧНЫЕ КОЛОДЦЫ

В колодцах солнца не бывает.

Бывают звезды.

Иногда.

И все же – солнечна вода!

Она в жару

Не убывает,

Не убывает

В холода.

И сколь ни черпай,

Не убудет,

Не потемнеет и во мгле…

Тропинки проторили люди

Ко всем колодцам на земле.

И хоть не храмами с крестами

Они стоят всегда чисты,

Ты без поклона

Не достанешь

И капельки живой воды.

Не той,

Которая по трубам

Дойдет до крана и молчит,

А той,

Что там, в глубинах сруба,

Сердечком солнечным

Стучит.

И так стучит она от века,

Не умолкая никогда.

В жару

Напоит человека

И обогреет

В холода.

И в час,

Когда заря по кленам

Скользит

И тонет в высоте,

Россия

Отдает поклоны

Живой колодезной воде.

ЧУВСТВО РОДИНЫ

Родина, суровая и милая,

Помнит все жестокие бои…

Вырастают рощи над могилами,

Славят жизнь по рощам соловьи.

Что грозы железная мелодия,

Радость

Или горькая нужда?!

Все проходит.

Остается – Родина,

То, что не изменит никогда.

С ней живут,

Любя, страдая, радуясь,

Падая и поднимаясь ввысь.

Над грозою

Торжествует радуга,

Над бедою

Торжествует жизнь!

Медленно история листается,

Летописный тяжелеет слог.

Все стареет,

Родина не старится,

Не пускает старость на порог.

Мы прошли столетия с Россиею

От сохи до звездного крыла,

А взгляни – все то же небо синее

И над Волгой та же тень орла.

Те же травы к солнцу поднимаются,

Так же розов неотцветший сад,

Так же любят, и с любовью маются,

И страдают, как века назад.

И еще немало будет пройдено,

Коль зовут в грядущее пути.

Но святей и чище чувства Родины

Людям никогда не обрести.

С этим чувством человек рождается,

С ним живет и умирает с ним.

Все пройдет, а Родина –

Останется,

Если мы то чувство сохраним.

СЫНОВНЯЯ ВЕРНОСТЬ

И мне бы, я знаю, хватило

Несколько граммов свинца,

Чтоб встала моя могила

Вровень

С могилой отца.

Чтоб клена багровое знамя

Гудело

Осенней порой,

Чтоб солнце не гасло

Над нами –

Над батей и надо мной.

Чтоб видели росные травы,

Как сын

Неразлучно с отцом

По звездным бредет переправам,

Усыпанным вражьим свинцом…

Но я опоздал народиться.

А он не торопится,

Ждет –

Тот самый,

Что станет убийцей,

Когда ему время придет.

Мы с ним одногодки, к примеру.

Но разных отцов сыновья.

И он

Ненавидит ту веру,

В которую верую я.

И это бы ладно!

Однако,

Он, верный заветам отца,

Малюя фашистские знаки,

Уже не скрывает лица.

Уже с откровеньем недетским

Меня он берет на прицел

За то,

Что я русский,

Советский,

За то,

Что, как видите, цел.

За то,

Что я жизнь понимаю,

За то,

Что я предан Стране

И знамя отца поднимаю,

И знаю,

Что я – на войне.

Реквием

Памяти песен посвящаю

Сколько песен

Убито,

Сколько песен

Забыто

Сколько песен

Зарыто

Под сосной,

Под ракитой,

В городах

Или в поле,

Под крестом и звездою,

Под свинцовой бедою

В бою

И в неволе?!

Умирали солдаты.

Каждый – с песней неспетой.

Уходили куда-то

В неземные рассветы.

И уже не спешили

Неземною тропою.

Песни,

Что им служили

Уносили с собою…

И рассветной порою

Слышат звездные травы

Как над каждой горою

Звук плывет величаво.

Возвращаются к жизни,

Обнимаясь по-братски,

Песни те,

Что служили

Верой

Вере солдатской.

До чего же родные!

Ясно каждое слово.

Но уже – не земные,

Не для слуха земного.

Я ловлю их.

Я слышу.

Этой звездной порою

Слышу так,

Будто вижу

Поющих героев.

И опять они сгинут,

Как заслышат печально

Бессловесного гимна

Земное звучанье.

Последний миг

Памяти Александра Матросова

Он понимал,

Что не пройдет пехота.

И, расстегнув неспешно воротник,

Застыл на миг над жаркой пастью дота –

И вечность прожил

В этот самый миг.

Он, беспризорник,

Чувствовал, как руки

Тех матерей,

Которым нет числа,

Несли ему в тот страшный миг разлуки

Величье материнского тепла.

Его в тот миг

Ласкали и растили,

Любовно глядя в юное лицо.

И был он сыном всех отцов России –

Всех бывших или будущих отцов.

Тянулся миг над жаркой пастью дота.

Но он не замечал его оскал:

Он жил в тот миг,

Он приходил с работы

И голубей на волю выпускал.

Он жил в тот миг

И называл любимой

Ту самую, которую любил.

И не было порохового дыма,

А только луг цветущий рядом был.

И только – тишина,

Что смотрит сонно,

Устало покоряясь ветерку.

Он жил в тот миг

И улыбался солнцу,

Припавшему к лесному роднику…

О Родина!

Он за тебя в ответе,

Как ты в ответе за него была.

Так дай ему в последний миг на свете

Все то,

Что не успела, не смогла:

Леса свои, поля свои и реки,

Прошедшее, грядущее свое…

Вот-вот и он сомкнет глаза навеки

За Родину!

За правоту ее…

Но миг не прожит,

Торопить не смейте!

Пусть выпьет он вина в кругу друзей.

Не торопите шаг его в бессмертье,

Когда есть миг,

Что стоит жизни всей.

Память юности

Брату моему Геннадию

По-прежнему

Зори алеют

И старые песни годятся...

Отцы незаметно стареют

И прожитой жизнью

Гордятся.

И знамя судьбы поколений

По-прежнему

Свято проносит

Бессменный страны знаменосец

И смерти не знающий

Ленин!

И пасмурными ночами

По-прежнему

Снятся героям

Буденновские тачанки

И тачки Магнитостроя.

По-прежнему

Снятся окопы,

Клинки и разрывы снарядов.

Атаки —

Под Перекопом,

Окопы —

Под Сталинградом!..

Отцы незаметно стареют,

Сыны постепенно мужают...

Сегодня

Враги не звереют

И кажется, не угрожают.

Они за дискуссии, споры.

И часто себя утешают:

С детьми, мол,

Мы справимся скоро,

Вот только отцы их мешают.

Они понимают,

Что силу

Мы страшною силою били.

Им важно, чтоб дети России

О прошлом своем позабыли.

Чтоб лихо

Сыны комиссаров,

Не помня отцовских заветов,

Под музыку вражью плясали,

Свою забывая при этом.

Им важно,

Чтоб мы забывали

О крови, что ярко алела,

О тех, что ее проливали

В борьбе за рабочее дело.

Чтоб мы забывали, к примеру,

Все то,

Чем когда-то гордились,

Чтоб циники

И маловеры

По вражьим рецептам плодились.

Ну что же!

Бывают такие,

Что верят врагам оголтело. —

Плевать им на славу России,

Плевать на рабочее дело.

Но юности снится ночами

Бессмертная слава героев —

Буденновские тачанки

И тачки Магнитостроя.

Отцовские снятся окопы,

Клинки и разрывы снарядов.

Атаки —

Под Перекопом,

Окопы —

Под Сталинградом.

Сыну

У сына очи ясные,

Как роднички в лесах.

Два солнышка,

Два небушка

Дрожат в его глазах.

Глаза родные, мамины, —

Счастливые глаза.

Так пусть не затуманит их

Соленая слеза.

Ах, слезы!

Я их выплакал

И за тебя, сынок,

Когда ступал непрошено

На чужой порог,

Когда дырявой скатертью

Дорога вдаль текла

И – ни отца,

Ни матери,

Ни ласки,

Ни тепла…

Военные пожарища,

Кругом – одна нужда.

И мы брели с товарищем,

Не ведая – куда.

Но бабы сердобольные

Учили песни петь,

Нам говорили:

– Надобно

Разжалобить уметь…

По поездам,

По станциям

Мы пели, как могли,

О том,

Что сиротинушку

На кладбище снесли,

О том,

Что горе искони

Братается с нуждой.

И пели,

Плача искренне

Над собственной бедой…

Так пусть твои два солнышка,

Два небушка в глазах

Вовеки

Не купаются

В слезах.

Лето сорок пятого

Нет ни соли, ни хлеба

Только синь лебеда,

Да холодное небо,

Да в колодце вода…

На глухих полустанках –

Суета, нищета.

В станционных землянках –

Темнота, духота.

Полустанки России

По дорогам бредут,

Где мальчишки босые

Подаяния ждут;

Где недавно устало

Грохотали бои;

Где по новеньким шпалам

Мельтешат воробьи;

Где, лицо по монашьи

Укрыв до бровей,

Ищут женщины наши

Своих сыновей;

Где мелькают котомки,

Все в дорожной пыли;

Где гремят не винтовки –

Костыли, костыли…

Я бродил неустанно,

Словно жизнь познавал.

На глухих полустанках

С ребятней бедовал.

Мы все беды сносили,

Потому что не раз

Полустанки России

Были домом для нас.

Были домом,

В который

Вновь хозяйка вошла,

Деловито с котомкой

Примостясь у стола,

И негромко спросила:

«Как дела, малыши?»

Шла хозяйка Россия

По смоленской глуши.

И глядела устало

В холодный закат,

На глухих полустанках

Встречала солдат.

Шла за плугом уныло,

Поднимала сады

И на братских могилах

Высевала цветы.

Концерт

Враги сожгли родную хату…

М. Исаковский

Вышел парень, невзрачный с виду,

И сказал, подождав тишины:

– Выступает хор инвалидов

Отечественной войны… –

Перед тем как они запели,

Над дорогами всей земли

Прогремели

И проскрипели

Самодельные костыли…

Песня, песня!

Сколько тоски,

Сколько горя в ней и тревоги!

И несут эту песню в дороге

Балалаечник без руки

И танцор, потерявший ноги…

Песня, песня!

Сквозь клубы пыли

Над простором родной земли

Увидали рассвет слепые

И глухие слух обрели.

И под солнцем

В потоках света

Стали черные реки видны…

Стой! Замри! Не вращайся, планета! –

Выступает

Память

Войны.

***

Порою хочется заплакать,

Да что – заплакать! Закричать,

Забиться в угол, как собака,

И, накричавшись, замолчать.

Молчать,

Чтоб все, что в мире,

Мимо

Прошло, оставшись за чертой,

Чтобы ни писем-анонимов

С угрозами и клеветой,

Ни лжи, что тащится за мною,

Ни улюлюканья дельцов!..

Но вот я слышу —

За спиною

Встают края моих отцов.

Встают размашисто, свободно,

С дымами над седой рекой…

Да что я, собственно,

Безродный

Или беспаспортный какой?

И мне ли, сыну коммуниста,

Что продолжает путь отца,

Бояться подленького свиста

И улюлюканья дельца?

Не мне!

Я помню каждый шаг

Многострадального народа.

Таких, как я, в былые годы

Меняли баре на собак.

Таким, как я, тюрьмой грозили

И, чтоб стереть с лица земли,

Таких, как я. Сынов России

В Сибирь, на каторгу вели.

Все было – тюрьма и угрозы…

Таких, как я, в былых годах

Бросали в топки паровозов

И вешали на проводах.

Все было…

Даль черна от дыма.

В огне отцовские края.

В Майданеках и Освенцимах

Сжигали вот таких, как я…

И мне ли плакать, обессилев,

В жилетку собственной судьбы,

Когда велит

Судьба России

Не уклоняться от борьбы!

Ясное утро

Вл. Чивилихину

Дымы

Уходят кверху,

И в ясном небе синем

Они стоят, как вехи,

Над селами России.

Они стоят, не дрогнув.

В любое время года

Они взлетают ровно,

Когда ясна погода.

И замирают гордо.

Зарю оповещая

И суетливый город

Спокойствием смущая.

Когда ж на небе тучи

И ветер дышит громом –

Ракитою плакучей

Дымы

Над каждым домом.

Но так или иначе,

Переживая немо,

Они свое отплачут

И снова смотрят в небо.

И, зорьку окликай,

Синеют в небе синем.

И прямота такая

Сродни тебе, Россия.

Стоят дымы,

Как вехи,

Как флаги на парадах.

Они поднялись кверху

Не для того,

Чтоб падать!..

***

Какая здесь, скажите, вера,

Когда, не зная почему,

Я вдруг, поверив,

Лицемеру

Самозабвенно руку жму?

И что ему, скажите, стоит,

Себя улыбкой осеня,

Радушно пригласить за столик

И выпить чарку за меня?

А я уже сгибаю спину.

Отдав размашистый поклон,

Вдруг похожу на славянина,

Что иноземцем взят в полон.

А я уже как будто должен,

Обязан дань ему платить,

Не думать – до чего я дожил!

И ложь в застолье говорить…

О робость многовекового

Седого рабства на Руси!

Держать за пазухою слово

Меня отныне не проси!

Ведь я не раб.

Я весь заполнен

Той верой, что во мне жива,

Тем самым Куликовым полем,

Где дремлет горькая трава.

***

Я не из тьмы явился.

Нет!

Я вечен, как теченье Волги.

Я шел к земле,

Как звездный свет, —

Стремительно и долго-долго.

Я был всегда.

И в те года,

Когда достиг земной основы,

Я часто уходил туда,

Откуда возвращался снова.

Я никогда не умирал.

Жил, настоящее приемля,

И долго землю выбирал,

Пока не выбрал

Эту землю.

Я за нее в огне горел,

Чтоб выйти к мирному рассвету.

Я с ней прошел

От первых стрел

До первой – в космосе – ракеты.

Она моя – пока живу.

И вся со мной – пока я с нею.

И глаз отцовских синеву —

Пока живу —

Забыть не смею.

Пока живу —

Мне не забыть,

Кому я, собственно, обязан

Тем,

Что могу дышать, любить

На той земле,

С которой связан

И глаз отцовской синевой,

И прямотой отцовской правды,

И кровью битвы

За Непрядвой,

И кровью битвы

Под Москвой.

И суждено мне до конца

Все вынести с тобой, Россия!

Во имя

Памяти отца,

Что прожил жизнь

Во имя сына.

Удивление

Мне нравилось размашистое пенье

Погибшего от песен соловья...

Он жил в каком-то диком удивленье,

Нисколько удивленья не тая.

В озвученной

И бесконечной шири,

Закрыв глаза,

Сидел среди ветвей.

Всему тому,

Что дважды два – четыре,

Душевно удивлялся соловей.

Все удивляло:

Озеро черемух,

И воздух, что от ландыша хмельной,

И первый взрыв полуденного грома,

Прошедшего над лесом, стороной.

Все удивляло:

И гнездо на ветке,

Где дом его, отечество, семья, —

Все это

Вместе с соловьихой верной

На песню подбивало соловья...

Со дна ручьев

Восходит вдохновенье.

Рождающее реки и моря.

Так песня началась —

От удивленья,

От неба, где затеплилась заря,

От тишины,

От задремавшей рощи,

От ветерка, что по ветвям сновал ...

Был соловей типичный «лакировщик»,

Поскольку он восторга не скрывал,

Поскольку он не каркал, как ворона,

Молчал всю зиму в дальней стороне.

Дыхание ручьев

И говор грома

Он сохранил для песен о весне.

И пел певец!

И все казалось – мало.

Он голоса и песен не жалел.

Все соловья в природе понимало,

Все соловья на песню поднимало,

И он от удивления

Шалел!

Но, видно, от избытка вдохновенья

Не выдержало сердце у певца.

И смерть к нему пришла,

Как удивленье,

Забыв о том, что жизни нет конца.

***

Я говорю:

– Моя земля, – и слышу,

Как чутко откликается она,

Под сошниками благодарно дышит

И душу опьяняет без вина.

Я знаю, ждет меня река лесная,

Где ива нестареюще цветет.

Я говорю:

– Моя тропа, —

И знаю,

Куда она в итоге приведет.

Я говорю:

– Мой дом. Моя береза.

Моя шмелем прошитая трава.

Моей России трепетные слезы

И – да простит читатель строгий прозу! —

Моей любви высокие слова.

Да не осудит существо поэта,

Когда порою

Позволяю я

Сказать в стихах:

– Мой век. Моя планета.

Но век – не мой. Планета – не моя…

Когда бы век со мною был, по сути,

То матери не ведали бы слез.

И павшие во все эпохи люди

Могли бы слушать перелив берез,

Могли бы жить

И радоваться свету

Дышать землей весенней допьяна…

Так почему ж она – моя планета,

Когда на ней еще идет война,

Когда не ценят человека слово

И правда принимается в штыки,

Когда, быть может, разразится снова

Большой пожар рассудку вопреки?

Пока на нас наведены ракеты,

Я славлю нашей силы торжество.

Покамест существует в мире этом

Мир Ленина

И мир врагов его,

Я голосу моей Отчизны внемлю, как те солдаты,

Что в святом бою

Под пули шли не вообще за землю —

За дом родной, за Родину свою,

За мирный край,

Где соловьиным свистом

Оглашено заречье по весне,

Где облачко скользит в просторе мглистом

Навстречу народившейся луне…

Моя земля!

Мне жить по тем заветам

И верить,

Что смогу дожить,

Когда

Мне скажет сын:

– Мой век. Моя планета, —

И это будет верно навсегда.

О прошлом

Нашу землю

(Посмотри же!)

Прошлое украсило

Баррикадами Парижа,

Волгой Стеньки Разина.

Что кандальное железо

Против школы мужества!

«Варшавянка» с «Марсельезой»

Стали русской музыкой.

С ней сумели тьму осилить

Впереди идущие,

С ней идет

Моя Россия

В светлое грядущее.

***

Для нас

Давным-давно привычны

И безупречные часы,

И огонек,

Сокрытый в спичке,

И снег, и серебро росы,

И свет озер в лесных оправах,

И новый свет в таежной мгле,

И правда Ленина,

И слава

Людей, живущих на земле…

Сквозь все утраты и потери

Мы веру в разум берегли.

И вот

Согласно нашей вере

Стартуют в космос корабли.

Эпоха, стало быть, такая,

Что в городе или в селе

К полетам в космос привыкают,

Привыкнув к чуду на земле.

И, услыхав о приземленье,

Толкуют город и село:

– Ну что ж, обычное явленье.

Иначе быть и не могло.

Вечерние луга

На подсиненные снега

Стога отбрасывают тени.

Молчат

Вечерние луга

И отдыхают от метели.

Они молчат,

В себе храня

Тепло цветастого июля.

И каждый стог гудит, как улей,

Медовым запахом дразня.

Идешь лугами,

И молчишь.

И горько думаешь,

Что где-то

Стогами

Ввысь глядят ракеты

И расколоть готовы тишь...

Мне страшно думать,

Что уйдут

Стога, снега и лунный вечер,

Что этот мир давно не вечен,

Что травы вновь не зацветут,

Не будут

Новые стога

Вот так же, пережив метели.

Отбрасывать косые тени

На подсиненные снега.

Похоронки

Плачут ветлы и ракиты

Осенью и по весне…

Плачут вдовы

По убитым,

По забытым на войне.

Заросли травой воронки

На виду у тишины.

Но, как прежде,

Похоронки

Пахнут порохом войны.

Пахнут порохом,

Слезами,

Дымом дальних рубежей

И лежат

За образами,

За портретами мужей

Похоронки! Похоронки

На груди моей земли

Поросли травой воронки,

Вы быльем не поросли.

Вам и верят и не верят,

Хоть прошло немало лет.

По ночам открыты двери,

Ждет кого-то в окнах свет.

Что там годы

За плечами

Деревень и городов!

Безутешными ночами

Вас тревожат руки вдов.

Вы, как прежде, руки жжете.

– Не придет! – кричите вы.

К сожаленью, вы не лжете,

Вы безжалостно правы.

Потому кричите громко,

Что ничто не изменить…

Похоронки, похоронки,

Как бы вас похоронить!

Монастырь в Дахау

Еще живет войны дыханье,

Еще стоят, крича, кресты…

А в бывшем лагере,

В Дахау,

Возводят женский монастырь.

Расчетливо и пунктуально…

Во искупление грехов

Здесь

Вместо камер

Будут спальни

Невест, не знавших женихов.

Здесь будут истово молиться

Над кровью проклятой земли.

Здесь будут прощены

Убийцы,

Что от возмездия ушли,

И будет

Тень креста

Качаться

Над страшным криком мертвых плит,

И будет многое прощаться

В елейном шепоте молитв…

Все станет буднично, законно,

Не то, что двадцать лет назад.

Туристы

Будут умиленно

Глядеть монахиням в глаза,

Читать на лицах состраданье,

О гуманизме говоря,

И жертвовать

На содержанье

Модерного монастыря.

Лампады,

Крестики,

Иконы…

Но стоны мертвых

Будут жить.

Елейным словом,

Сладким звоном

Их не удастся заглушить.

Они, как птицы, будут биться

Над сталью вздыбленных ракет,

Напоминая, что

Убийцам

Прощенья не было и нет!

Дуэль

С. В. Смирнову

Над Черной речкой белые стога.

Вороны с криком

Мимо пролетают...

Как все нелепо!

И лицо врага

За снежной дымкой отдаленно тает.

Как все нелепо!

Горький плач саней

И тишина,

В которой мало света...

Осиротели песни наших дней

С последней песней вещего поэта.

Он умирал...

Но в мире смерти нет!

Вот Лермонтов,

Смеясь, идет к барьеру.

И падает.

И снова меркнет свет...

Пока в сырой земле лежит поэт,

Его убийца делает карьеру.

А если ты не веришь,

То спроси

У Черной речки,

У седого леса:

С далеких дней

Так было на Руси —

На каждого поэта – по Дантесу.

***

Описать не берусь

Я земли моей давнее горе.

Полоненная Русь —

Половецкая сабля на горле,

Соловьиная боль,

Перебитая песня баяна.

Я иду за тобой,

За слезами твоих полонянок.

Все как будто во мне —

И горящие хаты,

И слезы,

И в родной стороне

Заглянувшие в душу березы…

Что могу я,

Когда

На руках моих тяжкие цепи!

Русь!

Беру навсегда

Твои реки, и белые степи,

И лесные края,

И неяркий огонь горицвета,

Я беру соловья,

Не допевшего гимна рассвету.

Русь!

Великая боль

Мне скрутила тяжелые руки.

Я сливаюсь с тобой.

Принимаю несметные муки.

Сколько бед за спиной,

Что сумел я с тобою осилить!

Русь!

Ты стала страной,

Стала вечно великой Россией.

И на все времена

У тебя неизменно богатство —

Ты безмерно сильна

Правотой бескорыстного братства.

Вот какие дела,

Понимаете, знаете, люди!..

Русь

Под игом

Была.

Но Россия под игом

Не будет!

Набатные колокола

Набатные

Молчат колокола.

Их музыка

Навеки умерла.

Им не звучать

Над Волгой и Окой,

Над вольным Доном,

Над Москвой рекой.

Их гневный голос

Навсегда затих,

Как в колыбелях,

В звонницах седых…

А было – били,

На подъем легки.

И купола

Сжимались в кулаки.

И мирный люд

Снимался со дворов

И шел на гуд

Литых колоколов.

И пахари,

Недопахав борозд,

Вставали над землею

В полный рост.

И ржали кони.

Чуя седоков,

И разлетались

Искры от подков.

И так всегда,

Когда грозит беда…

Теперь – не то,

Теперь – не те года.

Набатные

Молчат колокола,

Их музыка

Навеки умерла.

Им не звучать

Над Волгой и Окой.

Над вольным Доном,

Над Москвой рекой.

Их гневный голос

Навсегда затих,

Как в колыбелях,

В звонницах седых.

А жаль!..

Покамест нам

Грозят войной,

Покамест не спокоен

Шар земной,

Я бы хотел,

Чтоб

В дни победных дат

Гудел

Предупреждающе

Набат, –

Над Волгою гудел

И над Окой,

Над вольным Доном,

Над Москвой рекой,

Гудел,

Не уставая говорить,

Что с русскими

Не следует дурить,

Что русские,

Как никогда, сильны,

Хотя они

Устали от войны!..

И пусть молчат,

Молчат колокола,

Я знаю –

Память их не умерла,

Она живет –

Над Волгой и Окой,

Над вольным Доном,

Над Москвой рекой!