Текст книги "Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета"
Автор книги: Владимир Даль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Виольдамур ничего не слышал, а видел только, глядя прямо в глаза Степаниды Павловны, старых врагов своих, чертей разного покрою, которые дразнили его страшными и омерзительными ужимками. От этого лицо его приняло такое страшное выражение, что Степанида, хоть она была и не робкого десятка, перекрестилась наконец и, отступая задом, вышла тою же дорогою, которой вошла, и унесла с собою свечу. Хозяин остался опять в потемках, но все еще стоял, как настороже против неприятеля, вытянувшись, стиснув кулаки, протянув шею и поворачивая голову медленно то в ту, то в другую сторону. Немного погодя двери в залу притворились из гостиной плотно и замок щелкнул, а из передней вскоре затем вошел человек со свечой, потом другой с чаем, там третий с одним прибором; накрыли в зале столик и подали ужинать; между тем девка едва не увязла в дверях с огромной периной, как с возом сена, протащила ее, однако же, и понесла в кабинет, где принялась взбивать ее и стлать постель. Долгое время все это ходило вокруг Христиана как китайские тени, наконец вопрос человека: "Кушать будете-с?" – пробудил его несколько, он прошелся по комнате, вышел освежиться на воздух, услышал там отрывок разговора между дворовыми людьми, в положении его вовсе не утешительный, воротился в комнаты, заперся в кабинете и кинулся, накрыв лицо руками, на одинокую постель.
Утром Виольдамур проснулся от стуку у дверей кабинета; он вскочил и стал оглядываться, чтобы опознаться, где и что он – перед ним диван, на котором постлана постель, под окном стол, пара старых стульев, целая стена уставлена книгами на полках, над диваном мужской портрет, изображавший, как казалось, покойного хозяина,– и все это покрыто густою пылью и паутиной. Между тем кто-то нетерпеливо ломится в запертую дверь; Христиан отпирает – входит довольно ощипанный малый и на вопрос: что нужно? отвечает спокойно, проходя в угол к окну: "Да барин трубку спрашивает, гневается, что долго не подаешь, а тут вы изволили запереться". Лакей взял трубку и ушел. Вскоре пришел другой и подал Христиану чашку чаю.
Слово "барин" ошеломило Виольдамура как обухом. "Барин",– подумал он, и простофиля наш теперь только стал догадываться, что самому ему, конечно, в доме этом барином не бывать и что нынешнее похождение его не иное что, как подготовленная самого дурного разбору шутка. Христиан рассвирепел; он был в состоянии снести в эту минуту с лица земли весь дом и всю деревню супруги своей и не помня себя с проклятиями кинулся в другие покои. Двери в гостиную разлетелись вдребезги; пробежав в одну секунду еще одну комнату, Виольдамур застал все новое семейство свое за утренним чаем. Супруга ахнула, взглянув на исступленного мужа своего, и кинулась под защиту братца; дети с визгом рассыпались во все концы, а ротмистр встал, а как лютый Христиан сам первый пошел на него в отчаянную атаку, то приземистый, широкоплечий братец вышвырнул жиденького немца в один толчок из комнаты, припер дверь и заступил ее ногою. Между тем люди сбежались, и штабс-ротмистр, ухватив трость покойного первого супруга сестрицы своей, вышел расчесться со вторым супругом ее, позвав еще с собою двух человек. Христиана выпроводили, или вытолкали на крыльцо, велели в ту же минуту закладывать бричку, а штабс-ротмистр остался с дубиной на часах при изгнаннике; между тем пасынки его показывали ему из-за дядюшки языки, а успокоенная супруга с удовольствием поглядывала на сцену эту в окно. Вскоре выкинули Виольдамуру узел вещей его и шляпу, которую Аршет немедленно подхватил в зубы, упросили гостя-хозяина сесть в бричку и повезли. Бешеная минута прошла для Христиана, он остыл и дрожал только всем телом. Растянувшись в изнеможении на мягком сене, покрытом ковром, пролежал он несколько часов почти без чувств.
Наконец бричка остановилась, кучер слез с козел и остался караулить Христиана, а дворовый человек, сидевший также на козлах, хлопотал о наемке сменных лошадей: распоряжение чрезвычайное, которое показывало, что Виольдамура хотели доставить куда-то не теряя времени, не кормя лошадей. Христиан приподнял голову, глядел, припоминал – церковь как будто знакомая, а где и когда видел ее, не упомнит. В это время крестьяне, подошедшие к бричке, глядели с любопытством на проезжего и также, по-видимому, его узнавали. "Ведь это молодой,– сказал один кучеру,– что вчера у нас с барыней вашей венчался?" – "Он".– "Что же так он не успел приехать домой, опять едет?" – "У нас, брат, так,– отвечал кучер, собирая вожжи и ударив лошадь ни за что ни про что кулаком по зубам, – у нас все так, привезем да отвезем. Лих больно, не годится нам такой, буянить стал, с барином в драку полез было – вот и прокатим его домой, коли дом есть свой, да и свалим, а не то высадим где у забора…"
Христиан опять уже лежал спокойно навзничь и от солнца накрыл глаза черным шейным платком. Он слышал все это, глядел сквозь платок как сквозь сито на яркое солнце, и между светлыми искорками опять стали плясать у него перед глазами чертенята. Кучер супруги его, держа лошадей своих в поводу, подошел сбоку к бричке и спросил: "Что ж, барин, на водку будет, что ли? Вишь,– продолжал он, отходя в сторону,– спит, не бойсь…" Потом закричал на лошадь, которая шла очень спокойно, ткнул ее дугой в морду, спросил, когда та отшатнулась: "Но, чего испужалась, не видала, что ли, дуги?" и отправился дальше; ямщик с другим провожатым сели на козлы, и бричка покатилась.
Прошло еще несколько часов, и бричка опять остановилась; лакей обернулся и спросил: "А куда прикажете ехать?" Виольдамур привстал, чтобы осмотреться и узнать, о чем его спрашивают – видит вокруг себя чистое поле, выгон, перед собою как будто знакомые кровли, а подле сбоку одинокую будку и в ней белого козла, с которым ямщик здоровался, снимая шляпу и называя его Василием Васильевичем. Виольдамур догадался, что его привезли в Сумбур, вышел из брички, не говоря ни слова, и поплелся пешком, не зная и не думая о том, куда он идет.
Следить ли нам теперь на этом последнем пути отчаяния за невозвратно погибшим Виольдамуром? Томительное однообразие этого пути, нисходящего прямою дорогою к пропасти, в которой мы должны увидеть бедного Христиана, заставляет нас уклониться от этой тяжкой обязанности. Под предлогом, что не желаем утомить читателя рядом печальных и возмущающих душу картин, мы бросим только сострадательный взгляд на ту, которая представляет нам жалкого героя повести нашей на последней и низшей степени человечества. Все убито в нем, кроме одних только остатков животной жизни, и самая душа без ведома хозяина подвигает еще кое-как ржавые колеса разрушающегося снаряда. Каждый член и каждая мышца тяготеет долу, утратив самостоятельную жизнь и жизненное напряжение, одна только левая нога удерживается в своем положении своей силой и показывает, что перед нами сидит, вероятно, еще живой человек, правая вся отвалилась и лежит на земле; одна рука покоится на Аршете, другая уперлась на колено и в свою очередь слабо поддерживает голову, которую плеча не могут уже снести и потому предоставили законам тяготения неодушевленных тел. Печальная картина поздней осени окружает помешанного; развалившийся тын – последний его приют; лохмотья покрывают наготу; омерзительное утешение многих несчастных земляков наших лежит подле боку, но и это утешение пришло уже к концу; словом, все кончено. Один Аршет может еще возбудить в нас какое-нибудь благородное чувство; неразумная тварь, которая с участием положила лапу на своего господина и глядит ему в глаза, в эту минуту, конечно, гораздо выше того, кому она служила десять лет с такою неизменною верностию, стараясь отблагодарить за каждый кусок хлеба посильными своими услугами.
Итак, вот в каком положении теперь перед нами Христиан Виольдамур, за которым мы следили со дня рождения его, познакомившись с добрыми старичками, родителями его, с Акулиной и большой ее ложкой, с глухим дядей, кухаркой его, с Иваном Ивановичем – и мимоходом еще со многими другими людьми. Кто ожидал прочитать роман, тот ошибся и будет сетовать: это ряд готовых картин, по которым провели мы зрителей с объяснительной статьей в руках. Может быть иные, дошедши до той картины, о которой мы сейчас говорили, усомнятся, стоил ли предмет этот резца и карандаша и стоит ли он внимания таких образованных и благовоспитанных читателей … ответ на это мог бы быть очень обширен; но мы постараемся сократить его в несколько строк. Строгие ценители и судьи наши, которые боятся мозолей и потому никогда почти сами не берут в руки топор или рубанок, а прогуливаются только со складным аршинчиком, присяжные судьи наши говорят, что между изящным и нравственным нет ничего общего; что цель изящного стоит сама по себе, а нравственного сама по себе. И потому если большая часть французских романов новой школы безнравственны, то есть оставляют на душе такое впечатление, от которого читатель старается как-нибудь отделаться, забыть его, потому что оно оскорбляет в сокровенной глубине нравственное чувство, выставляя его ничтожной химерой, тогда как разврат и порок, как у Репетилова водевиль, у романистов этих есть вещь, а прочее все гиль, если, говорю, это так, и ценители наши сами иногда вынуждены бывают в том сознаться,– то они отвечают: какая нужда, произведение все-таки изящно, и его должно читать, удивляться и венчать лаврами творца его.
С этой точки зрения мы, однако же, не любим смотреть на предметы; лучше станем туда, где можно собрать около себя все что есть в душе святого, нравственно-изящного и истинного: тогда мы сделаемся также поснисходительнее к человечеству, не столь брезгливыми по баловству и прихоти – тогда при взгляде на Христиана Виольдамура, даже и в настоящем его положении, он возбудит в нас не одно только отвращение, но некоторые другие, более христианские чувства. Есть народы, где целые поколения увядают прежде времени от непостижимой для нас страсти – от курения или поглощения опия; есть народы, охотно бушующие в шумных сборищах, опившись хмелем винограда – и еще такие, которые увлекаются судьбой, опоенные вином хлебным; пьют с горя, с радости, пьют просто потому, что есть на что выпить – пьют коли не на что выпить – и, наконец, пьют запоем и пьют до белой горячки. Вы видите, что мы не выставляем вам напоказ какого-нибудь изверга; напротив, это человек самый обиходный, и пороки его принадлежат не лицу, а человечеству, или по крайней мере народу.
Но нас ждет картина еще грустнее этой и, кажется, изящнее по смыслу. Чисто поле, все пусто,– тычинка, камень, сосенка, столбовая дорога – и Аршет несется во весь дух. Куда, зачем, и где же барин его? Аршет ищет барина своего – вот все, что должно подписать под этой картиной: других толкований не нужно. Аршет в чистом поле ищет своего господина, и чутье ведет верную собаку все прямо, по печальной дороге, на повороте которой виден издали указательный столб. Кто заботится о пропавшем без вести Христиане, кто его ищет, кто сочувствует ему или праху его? Кто из жителей Сумбура, вспомнив, что был в городе человек, которого в былое время наперехват зазывали в гостиные – кто спросит теперь: где он и что с ним, и кто пойдет его искать? Аршет, один Аршет, и более никто; и тот делает это, как надобно полагать, только по глупости и бессмысленности своей, как неразумная тварь; иначе и ему бы до Христиана не было теперь никакой нужды.
Была поздняя осень – настала зима; повалил снег хлопьями, а у жителей Сумбура дым из труб: в городе стали топить печи, готовить сани и забирать в долг шубы, кто у бакалейщика, кто у заики. Готовилось несколько балов; новый предводитель, который ходил с непривычки в звании своем как в чужом кафтане, также рассудил попировать и пригласить дворянство и чиновников; у кого были псари и псы, тот седлал коней и выезжал на порошу. Между тем этот же снег засыпал на повороте большой дороги, неподалеку столба, свежую могилу и подле нее мертвую собаку. Когда морозный северяк со свистом налегал на окружные поляны и вековая сосна, по сю сторону дороги против могилы, кряхтела – то ни Аршет, ни барин его уже не зябли, а ветер вздымал только по временам темно-бурую шерсть верной собаки.
Из умных людей, которые, то есть, были в своем уме, никто в Сумбуре не вспоминал Христиана: это мы уже сказали; но сумасшедший бакалавр поставил на могиле самодельный крест. Виольдамура нашли уже остывшего под тыном, и потому по обычаю закопали просто на дороге, да сверх того безумный приходил иногда, когда ему чудилось, что был понедельник, середа или пятница, читал над одинокой могилой псалтырь.
Харитон Волков, написав после долгого молчания другу своему письмо со многими вопросами о жизни его и со столичными новостями, получил его обратно, с надписью на нем: за смертью получателя. Акулина долго перемогалась от старости своей, но, наконец, уехала в деревню на родину умирать, потому, как она объяснялась, что там жить дешевле. Иван Иванович здравствует еще, обзавелся новой пуховой шляпой и охотно рассказывает выигранное дело Виольдамура со всеми происками своими и хитростями, а потом прибавляет: «Он малый был хоть куда, и на скрыпке играл славно и на чем угодно; не знаю, теперь что делает, а ему уж годов двадцать пять, видно, будет».
Комментарии
Повесть впервые была опубликована в 1844 г. в журнале «Библиотека для чтения» (т. 62, No 1-2) за подписью «В. Луганский», а в конце того же года вышла отдельным изданием «С альбомом картин на пятидесяти одном листе, рисованных известным русским художником». Перепечатана в собрании сочинений 1898 г. (т. X). Произведение получило весьма лестную оценку В. Г. Белинского, писавшего: "Эта повесть написана г. Луганским как текст для объяснения картинок г. Сапожникова, сделанных заранее и без всяких предварительных соглашений романиста с рисовальщиком. Г-н Сапожников рисовал свои исполненные смысла, жизни и оригинальности картинки по прихоти своей художнической фантазии; г. Луганскому предстоял труд угадать поэтический смысл этих картинок и написать к ним текст, словно либретто к готовой уже опере: следовательно, это была некоторым образом заказная работа. Но г. Луганский более нежели ловко и удачно выпутался из затруднительного положения: из его текста к картинкам вышла оригинальная повесть, которая прекрасна и без картинок, хотя при них и еще лучше. Правда, некоторые места отзываются задачею, но в общем этого почти не заметно" (В. Г. Белинский. Поли. собр. соч., т. VIII. М., 1955, с. 481).
В конце 1842 г. В. И. Даль сообщал С. П. Шевыреву: "Мы вдвоем с А. П. Сапожниковым готовим шутку: он сделал наперед 50 картин, на меди, превосходно очерченных, мастерская работа – величиной больше почтового полулиста; а я после написал к ним пояснение в роде повести: похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета: жизнь мнимого художника, музыканта, который невпопад пустился в Гении. Издание стоит дорого; картины превосходны – не знаю как пойдет" (Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки СССР им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (далее: ОР ГПБ), ф. 850, оп. 1, ед. хр. 221, л. 11). Однако можно предположить, что творческая история повести была несколько сложнее. Характер иллюстраций показывает, что художнику были известны не просто контуры сюжета, а весьма мелкие его подробности. Хранящиеся в архиве В. И. Даля варианты рисунков носят следы переработки, находящиеся в прямом соответствии с приплетенной сюда же рукописью текста (см. ОР ГБЛ, ф. 473, карт. 2, ед. хр. 2). Вероятнее всего, сюжет повести – плод совместных размышлений Даля и его близкого друга художника Андрея Петровича Сапожникова (1795-1855); в разработке частных сюжетных мотивов, почти без всякого сомнения, принимал наиближайшее участие Даль – повесть густо населена его излюбленными типажами.
Назвав Сапожникова в цитировавшейся выше статье "Русская литература в 1844 году", Белинский раскрыл инкогнито "известного русского художника", которое по какой-то причине старательно охранял Даль, писавший 13 ноября 1843 г. М. П. Погодину: "Скажите бога ради Шевыреву, чтобы он, говоря о Виольдамуре, не упоминал о художнике Сапожникове; может, пожалуй, указать на Крылова басни его же работы" (Отдел рукописей ГБЛ, ф. 231/П, карт. 10, ед. хр. 16, л. 22 об., просьба выделена в тексте письма красными чернилами). 2 рисунка не вошли в издание, очевидно, в последний момент (ОР ГБЛ, ф. 473, карт. 2, ед. хр. 2, лл. 82, 166).
Стр. 28. Виольдамур (Viole d'Amour) – смычковый инструмент виольного семейства, похожий на большой альт.
Виола – струнный смычковый инструмент, средний между скрипкой и виолончелью.
Паганини Никколо (1782-1840) – знаменитый итальянский скрипач, композитор.
…служкою Ромберга, отзывающемся на спрос могучего смычка чистым человеческим голосом.– Говорится о виолончели. Имеется в виду Бернхард Ромберг (1767-1841) или Киприан Ромберг (1807-1865): эти немецкие виолончелисты были популярны в России.
Камер-музыкант – композитор или исполнитель, принимающий участие в исполнении музыки при дворе.
Стр. 31. …кричал фистулой…– то есть фальцетом.
Стр. 32. Папенька протвердил на вечер «Багдадского Калифа»…– Вероятнее всего имеется в виду популярная в свое время в России опера Франсуа Буальдьё «Калиф Багдадский». Менее вероятны одноименный балет Шарля Дидло (музыка Фердинанда Антонолини) и опера Россини «Адина, или Калиф Багдадский».
Стр. 32. Пикет – карточная игра.
Кранология… краноскопия…-Даль объясняет в статье «Черепо-словие и физиономика»: «Основанием науки, которой дано название „кранологии“, „краноскопии“, „черепословия“, служит следующая теорема: все душевные, умственные и нравственные качества животного – ив том числе человека – сказываются в телесном образовании его, и преимущественно в образовании черепа, как твердой оболочке важнейшего жизненного снаряда всех высших животных, одаренных головным мозгом» («Литературная газета», 1844, No 27, 13 июля, с. 451).
Физиогномика – представления о возможности узнавать характер человека по его наружности.
Симбалистика – система многозначительного символического толкования заурядных явлений.
Кабалистика – средневековые магические обряды у евреев, основанные на суеверии и мистике.
Стр. 34. Тимпан – древний музыкальный ударный инструмент вроде литавров.
Стр. 35. Свивальник – длинная узкая полоска ткани, которою обвивают младенца поверх пеленок.
…из какого-нибудь серпана.– Имеется в виду серпент – старинный духовой мундштучный инструмент, по конструкции – предшественник фагота.
…папенька дерет на скрыпке немилосердно второе, веселенькое колено гросфатера…– Старинный немецкий танец гросфатер состоит из двух мелодий, первая в медленном движении в 3/4, вторая – 2/4 (экосез).
Стр. 36. Мусикия – музыка.
Стр. 38. Xроматическая фуга – последовательное повторение музыкальной темы, движущееся вверх или вниз по полутонам.
Стр. 39. …как единорог и пушка в известном ответе нашего солдата.– Единорог – старинное артиллерийское орудие. Здесь имеется в виду популярное во времена В. И. Даля выражение, о сути которого можно судить по следующим строчкам из письма А. С. Пушкина к П. А. Вяземскому от 14 марта 1830 г.: «Знаешь разницу между пушкой и единорогом? Пушка сама по себе, а единорог сам по себе. Потемкин и Сибелев сами по себе, а ты сам по себе. Не должно смешивать эти два дела».
Тиц (Диц) Август Фердинанд (1742-1810) – скрипач и композитор, немец по национальности; с 1771 г. жил в России.
Стр. 45. На Волкове…– кладбище в Петербурге, где можно было хоронить лютеран.
…в Большом театре…– Большой театр, называвшийся также «Каменным», находился на Театральной площади, на месте нынешнего здания Ленинградской государственной консерватории.
Притин – место, где ставится часовой.
…всякому дню забота своя…– См. прим. к стр. 317.
Стр. 46. Круглый рынок находился между Аптекарским и Круглым переулками и рекой Мойкой, возле Марсова поля.
Сенная (ныне площадь Мира) – здесь находился самый крупный рынок города.
Квинта – первая струна на скрипке.
…переставить душу в скрыпке…– изменить положение деревянной распорки (душки) внутри инструмента.
Стр. 47. Ипекакуана – рвотный корень.
Стр. 51. Целковый – рубль серебром.
Стр. 54. Голик – веник без листьев.
Стр. 57. Ликторский атрибут – пучок розог, который несли перед высшими римскими должностными лицами их служители (ликторы).
Бунчуг (правильнее: бунчук) – конский хвост на специальном древке (символ власти турецких пашей).
Стр. 58. …скрыть его от василисковых глаз…– Василиск – сказочное чудовище, убивающее одним своим взглядом.
Стр. 61. Приспешная – кухня.
Стр. 72. Щукин двор – огромное торговое помещение на улице Садовой за Гостиным двором.
Стр. 73. …овому талант, овому два…– реминисценция из Евангелия от Матфея (гл. XXV, ст. 15), где «талант» означает меру веса серебра. Слово получило и другое значение (исходя из содержания евангельской притчи, талантом стали именовать природные способности человека). Этим и воспользовался в данном случае В. И. Даль.
"Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный" был издан в 1832 г. в 15-ти томах; "Продолжение Свода законов…" выходило в 1834-1839 гг. "Полное собрание законов Российской империи" было впервые издано в 1830 г. в 45-ти томах.
Стр. 74. Напойка табаку – понюшка. В. И. Даль объяснил это выражение в своем словаре, как «щепоть, напояющая нос в один раз».
Стр. 75. Крестовский перевоз – пристань на Малой Невке возле Большой Зелениной улицы.
Стр. 76. …в кованых выростковых сапогах…– в сапогах из выделанной телячьей шкуры.
Стр. 76. …на Фонтанке, в Морской, в Миллионной…– перечислены улицы, принадлежавшие к аристократическому району Санкт-Петербурга. Большая Морская (ныне улица Герцена) шла от Дворцовой площади до Крюкова канала. Миллионная (ныне улица Халтурина) начиналась у набережной Лебяжьей канавки и шла к Дворцовой площади.
Форейтор – кучер, сидящий на передней лошади в упряжке цугом.
Стр. 86. Частный пристав – главный в данной части города полицейский чиновник.
Стр. 88. Супонь – ремень для стягивания хомута при запряжке лошади.
…это видно по ногам и коленям его; на левой он стоит довольно твердо…– Несоответствие между описанием Даля и рисунком, где Иван Иванович «стоит довольно твердо» на правой, а не на левой ноге, в то время как левая (а не правая, как пишет Даль) находится «выразительно на отлете», вероятно, можно объяснить тем, что рисунок был очередной раз переделан А. П. Сапожниковым уже после завершения данного куска текста.
Стр. 90. …могущественные чернильные души, повитые в гербовой бумаге, искормленные острием пера…– перифраза речи курского князя Всеволода Святославича (Буй Тур Всеволода) из «Слова о полку Игореве»: «А мои ведь куряне опытные воины; под трубами повиты, под шлемами укачаны, концом копья вскормлены…» (перевод С. Шамбинаго и В. Ржиги). Указано Ю. В. Манном.
Стр. 91. Подъячее поколение – то есть чиновничье, канцелярское племя.
Стр. 92. Магистратский – служащий в магистрате, выборном городском учреждении, ведающем судебно-административными и податными делами.
Стр. 99. Генерал-бас – возникший в Италии в конце XVI в. особый способ записи музыкальных произведений, состоявший в том, что писался только нижний голос (басовый), а над ним или под ним ставились цифры, обозначавшие гармонию. Чтение (исполнение) такой рукописи требовало от музыканта больших знаний гармонии и голосоведения.
Пески – так назывался заселенный простым людом отдаленный район между Старо-Невским, Литовской, Таврической улицами и набережной Невы.
Малая Болотная – ныне улица Красного Текстильщика.
Калашникова пристань была расположена на Калашниковой (ныне Синопской) набережной, на левом берегу Невы.
Рождественская часть лежала вдоль берега Большой Невы, отделяясь от соседних частей Невским проспектом и Аиговским каналом. Автор «Путеводителя по Санктпетербургу и окрестностям его» (Спб., 1843, с. 75) И. Пушкарев сообщал: «…Низшее сословие народа, крестьяне, занимающиеся извозничеством, и подобные им чернорабочие составляют большую часть ее обитателей».
Стр. 100. Ниренбергские лавки (правильнее: Нюренбергские) – так назывался ряд из десяти различных магазинов, размещавшихся в здании костела св. Екатерины на Невском проспекте (ныне д. 32).
Стр. 101. …петербургская крепостная площадь – площадь перед Петропавловской крепостью, называвшаяся в то время Петровской.
Шпор Людвиг (1724-1859) – знаменитый немецкий скрипач, дирижер, композитор.
Родде (правильнее: Род) Жак Пьер Жозеф (1774-1830) – известный французский скрипач, педагог, композитор; в 1803 г. приехал в Россию, где выступал в течение нескольких лет.
Т роицкий мост – наплавной мост, расположенный на месте нынешнего Кировского моста, то есть на оси Кировского проспекта и Суворовской площади.
Стр. 102. Английская набережная – ныне набережная Красного Флота.
Стр. 103. Царицын луг – Марсово поле.
…у Знаменья…– то есть около церкви на Знаменской площади (ныне площадь Восстания) на пересечении Невского и Литовского проспектов.
Лиговка – небольшая речка, остатки Лиговского канала. Вот как выглядела она в 50-е годы прошлого века: «…Узенькая речка, по крутым берегам которой растет трава. Вода в ней мутна и грязна, а по берегу тянутся грубые деревянные перила» (A. Ф. Кони. Петербург. Воспоминания старожила. Пб., 1922, с. 11). Впоследствии канал был заключен в трубу и засыпан; ныне по этому месту проходит Лиговский проспект.
…мимо фуражного двора…– на пути Виольдамура (а путь этот, кстати, можно легко проследить по старым планам Санкт-Петербурга) находился Фуражный двор Преображенского полка.
Большая Болотная – ныне улица Моисеенко.
Стр. 104. …нотный налойчик…– здесь в переносном значении: налой – столик с покатым верхом, на который в церкви кладут иконы или книги, аналой.
Стр. 106. Чернышев мост – ныне мост Ломоносова.
Синенькая – ассигнация достоинством в 5 рублей.
Стр. 108. Дратва – толстая просмоленная или навощенная нитка для шитья обуви.
Стр. 108. Чеботарить – шить сапоги.
Головной голос – фальцет.
Стр. 110. Сибирка – короткий кафтан в талию со сборками и стоячим воротником.
Просфирня – женщина, занимающаяся выпечкой и продажей просвир (белых круглых хлебцев, употребляемых в православном богослужении).
Стр. 112. …или сам Частный какое-нибудь учиняет разбирательство…– Имеется в виду частный пристав (см. прим. к стр. 86).
Стр. 113. …спустившись низехонько на аппликатуру…– здесь: в нижнюю часть грифа.
Стр. 114. …аппликатура его затрудняла…– здесь «аппликатура» означает порядок размещения пальцев при игре.
Арпеджио – исполнение звуков аккорда одного за другим, «вразбивку».
Стр. 116. …польский потолок подшила…– То есть, по определению Даля, подшила тес «вразбежку, не вгладь, не подлицо, закрывая швы через доску».
Стр. 121. Галлопад – «особая пляска и музыка для нее» («Толковый словарь» В. И. Даля).
Стр. 122. Четвертачок – серебряная монетка достоинством в 25 копеек.
Стр. 126. Погонная – указ о поимке кого-либо, с описанием примет, выдаваемый гонцу.
Стр. 130. Биржа – здесь: сборное место чернорабочих поденщиков.
Стр. 132. Шерстобит – кустарь, взбивающий шерсть для прядения.
Стр. 134. Виотти Жан Баптист (1753-1824) – итальянский скрипач и композитор.
Стр. 138. …глухота,– говорит Грибоедов,– большой порок.– Цитата из комедии «Горе от ума» (действие III, явление 20).
Стр. 139. …из опытной премудрости Соломоновой…– Соломон – царь объединенного царства Израиля и Иудеи (ок. 960-935 до н. э.). По преданию, он автор многих библейских текстов, в том числе книги «Премудрости Соломона». Возможно, что эпитет «опытная» навеян названием чрезвычайно известного в свое время стихотворения H. M. Карамзина «Опытная Соломонова мудрость, или Мысли, выбранные из Экклезиаста».
…проводил до Трех рук…– то есть до первой почтовой станции, расположенной в 10 верстах от города. «Здесь обыкновенно прощаются с милыми сердцу особами во время проводов из С.-Петербурга по Московской дороге»,– объясняет путеводитель, современный «Похождениям Виольдамура» (И. Д. Дмитриев). Путеводитель от Москвы до С.-Петербурга и обратно… Изд. 2-е. М., 1847, с. 606). Здесь стояли на скрещении дорог три столба с надписями и изображениями рук, указывающих направление. Благодаря им место и получило свое название (с появлением еще одной дороги стало называться «Четыре руки»).
Стр. 140. Комиссионер – лицо, которому доверяется выполнение какого-нибудь (в данном случае, очевидно, государственного) поручения.
Стр. 141. Красненькая – ассигнация достоинством в 10 рублей.
Флигели – большое улучшенное фортепьяно, переименованное позже в рояль.
Клавикорды – старинный клавишный музыкальный инструмент с продолговатым четырехугольным корпусом.
…с хазового конца…– напоказ. Даль объясняет в словаре, что у ткани хазовый конец – это «заток, который делается почище, и этот конец оставляется сверху, напоказ».
Стр. 142. …он будто сейчас только сорвался с иголочки какого-нибудь Руча, с гребенки Грильона, с шильца Аренса…– перечислены знаменитые петербургские мастера (соответственно: портной, парикмахер и сапожник). У Конрада Руча, например, заказывал платье А. С. Пушкин.
Констапель – упраздненный в 1830 г. чин морского артиллерийского офицера, соответствующий прапорщику.
Риторнелъ (ритурнель) – повторение; инструментальная тема, служащая вступлением к песне или арии. Может проводиться и между разделами арии или куплетами песни, а также завершать произведение.
Стр. 144. Святая неделя – пасхальная неделя.
Стр. 145. Ареопаг – судилище, собрание; первоначально: название верховного суда в древних Афинах.
Земская давность – «десятилетие; упустив этот срок без иску, тяжбы, лишаешься права иска» («Толковый словарь» В. И. Даля).
Стр. 146. Надолба – невысокий столб, врытый в землю, тумба.
Стр. 147. …роберы и пульки…– В некоторых карточных играх роббер – законченный круг игры, пулька – партия игры.
…семейство, до новой трети, почти не евши сидит…– В дореволюционной России существовала практика выплачивать служащим жалованье (или часть его) трижды в год (по третям года).
…с новым пером, током, коком или клеком…– Кок – вид прически; ток – женский головной убор; клек – вероятно, имеется в виду плащ или накидка (от англ. cloak).
Стр. 152. Супирчики – по-видимому, драгоценные и полудрагоценные камни. Ср. описание колец в повести В. А. Соллогуба «Тарантас»: «Вот сердоликовое, вот с супирчиком, вот золотое червонного золота с голубыми цветочками» (В. А. Соллогуб. Три повести.
M., 1978, с. 178). Слово это, вероятно, этимологически связано со словом "сапфир".
