Текст книги "56-я армия в боях за Ростов. Первая победа Красной армии. Октябрь-декабрь 1941"

Автор книги: Владимир Афанасенко

Соавторы: Евгений Кринко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Ряд районов области сорвал поставку рабочей силы на оборонительные рубежи: Кагальницкий район из запланированных 4 тысяч человек прислал 1064 человека, Аксайский из 2 тысяч человек – 712 человек, Егорлыкский из 4 тысяч человек – J 850 человек; Константиновский из 3 тысяч человек – 450 человек; Сальский из 6 тысяч человек – 2213 человек; Самарский из 3 тысяч человек – 1083; Зимовниковский из 2 тысяч человек – 955 человек; Калмыцкий из 3 тысяч человек – 782 человека. Некоторые райкомы и райисполкомы не обеспечили доставку на трассу лопат и другого шанцевого инструмента, мобилизованные прибыли без теплой одежды и обуви ^{87} . Кормили на строительстве оборонительных рубежей крайне плохо: «Отощали казаки. Обносились, оборвались, спали вповалку, пока не было холодно, там, где работали. Не мылись, негде было. Завшивели. Но не роптали, враг наступал, и спешили до холодов рвы закончить».Спасали положение колхозы, снабдившие своих односельчан одеждой, обувью и рабочими рукавицами ^{88} .

Недостаточно распорядительности проявило и командование 8-й саперной армии, сформированной в октябре 1941 г. в составе 23, 24, 25 и 26-й саперных бригад (командующий – бригадный инженер Д.Г. Оника). Именно она отвечала за возведение Донского оборонительного рубежа по рекам Аксай—Дон—Северский Донец. Из-за бездеятельности руководства 8-й саперной армии уже мобилизованные на оборонительные работы граждане несколько дней не могли к ним приступить. Так, например, 1,5 тысячи жителей Семикаракорского района, прибывшие 29—30 октября, стали использоваться на строительстве только с 3—4 ноября. На строительном участке № 10 без дела простояли 5 суток 1340 человек и только благодаря вмешательству уполномоченного обкома ВКП(б) их стали использовать на работах. На строительном участке № 4 5 тысяч человек, прибывших из колхоза «Красный Октябрь», оставались без работы в течение 4 суток, «а руководство этого участка даже не делало попытку отослать эту рабочую силу как излишнюю, и пытались распустить женскую рабочую силу со строительства».

16 ноября 1942 г. на объединенном заседании Ростовского областного исполкома и бюро обкома ВКП(б) специально обсуждался вопрос «О ходе работ по строительству оборонных сооружений на трассе 8-й саперной армии». Руководство области пришло к выводу, что «строительство оборонных сооружений проходит неудовлетворительно».В совместном постановлении от секретарей райкомов и горкомов ВКП(б), председателей райисполкомов потребовали выполнения в трехдневный срок решений обкома ВКП(б) о мобилизации населения на строительство: «Все мобилизованные должны иметь при себе необходимый инструмент, теплую одежду, исправную обувь и т. д. Также выслать весь автогужтранспорт и трактора».

Руководителей партийных и советских организаций «в последний раз»строго-настрого предупреждали, «что за невыполнение постановлений о мобилизации рабочей силы они будут сниматься с занимаемых постов и передаваться в военный трибунал, как срывщики важнейшего государственного задания».К 19 ноября Ростовский горком ВКП(б) и горисполком должны были мобилизовать не менее 30 тысяч человек, направив их в распоряжение 8-й саперной армии. От командования 8-й саперной армии, в свою очередь, требовалось «немедленно устранить недостатки в организации и использовании рабочей силы, транспорта и своевременной выборке материалов и предприятий».Обращалось его внимание на «необходимость контактирования в работе с местными партийными и советскими органами».На предприятиях Ростова следовало организовать производство максимального количества «ежей» и «ершей», на заводах «Ростсельмаш» и «Красный Аксай» – в пятидневный срок подготовить цеха для производства дотов, а на заводе «Пролетарский молот» – довести выпуск колючей проволоки до 18 т в сутки ^{89} .

Но к 21 ноября удалось построить лишь 21 огневую точку. Не было выделено и специального гарнизона для обороны Ростова-на-Дону. Только в день начала борьбы за город, 17 ноября 1941 г., городской комитет обороны объявил всеобщую мобилизацию населения на оборонительное строительство ^{90} . Но это явно запоздалое решение не было подкреплено другими мерами. Член Военного совета Южного фронта Л.Р. Корниец так охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Все разговоры по укреплению Ростова являются пустыми фразами. По существу, никакой обороны Ростова не было».Фактически серьезные работы по укреплению Ростова-на-Дону стали проводиться только после его освобождения 29 ноября 1941 г.

Между тем оборону Ростова-на-Дону существенно укрепило бы создание подготовленного в инженерном отношении внешнего городского обвода. Его следовало занять 31-й и 347-й стрелковыми дивизиями, усилив их вкопанными в землю танками. 62-ю и 64-ю легкие кавалерийские дивизии требовалось держать в плавнях гирла Дона для организации рейдов на прибрежную полосу между станциями Хапры и Приморка, с целью перехвата железной и шоссейной дорог Ростов—Таганрог. Ополченческие и чекистские полки было разумно сразу нацелить на ведение уличных боев в хорошо знакомом их личному составу городе. Курсантам – оборудовать и оборонять предмостные тет-де-поны у немногочисленных переправ через Дон в полосе между населенными пунктами Семерниково, Гниловская, Ростов-на-Дону, Аксайская. Все переправы – заминировать, подрывные команды держать в постоянной боевой готовности. И вермахт просто увяз бы в такой обороне. Но ничего этого сделано не было.

ФРОНТОВЫЕ БУДНИ

Чтобы солдат мог хорошо воевать, он должен быть не только как следует подготовленным и обученным, но и вооруженным, сытым, одетым и обутым. Реализация этих простых правил в годы Великой Отечественной войны была далеко не всегда успешной ^{91} . Не случайно считается, что в условиях, в которых сражалась Красная армия, особенно в начальный период войны, не смогла бы воевать, а тем более побеждать сильного врага ни одна другая армия мира.

Принятая в РККА система снабжения опиралась на сеть железных дорог, являвшихся главными коммуникациями в СССР. При формировании 56-я Отдельная армия базировалась на железнодорожных участках Тихорецк– Ростов и Сальск—Ростов, со станцией снабжения в станице Кущевской, подачей продовольствия и другого вида имущества железнодорожными летучками до станции Батайск. Неснижаемый запас боеприпасов должен был составлять при этом не менее одного боекомплекта, а продовольствия – две-три суточные дачи ^{92} .

Формирование и обеспечение 56-й Отдельной армии потребовало значительной интенсификации железнодорожных перевозок: на Ростовском отделении железной дороги имени К.Е. Ворошилова в сутки выгружалось до 12—15 эшелонов ^{93} . Как уже отмечалось, из СКВО к этому времени уже отправилось в действующую армию немало частей и соединений, и ресурсы округа оказались в значительной степени истощены. Поэтому новые соединения, вошедшие в состав 56-й Отдельной армии, столкнулись с серьезными трудностями в снабжении необходимым военным имуществом. Некоторым из них пришлось приступить к выполнению боевых задач, так и не получив необходимого по штату вооружения.

Так, 343-я стрелковая дивизия, включенная в состав действующей армии 15 октября 1941 г., винтовками была вооружена только через два дня, непосредственно на фронте. В политдонесении говорилось, что «красноармейский состав не умел обращаться с самозарядной винтовкой».Далее сообщалось, что «упорная работа командного и политического состава обеспечила в короткий срок овладение бойцами этой винтовкой».Однако очевидно, что подобная подготовка личного состава не могла быть эффективной, несмотря на все старания командиров.

Просто вопиющей была ситуация в 62-й кавалерийской дивизии, где в наличии имелось всего 1202 винтовки и карабина образца 1891 г., или меньше половины от требовавшегося количества, 27 станковых и 50 ручных пулеметов, 35 револьверов, 37 самозарядных винтовок, 961 шашка. Винтовочных патронов – 1,6 боекомплекта, револьверных – 0,37 комплекта, патронов к пистолетам ТТ и автоматам ППШ – 0,075 комплекта. В дивизии не хватало 1626 винтовок, 21 станкового и 48 ручных пулеметов, вообще не было ни артиллерийских орудий, ни минометов, ни автоматов ^{94} . 11 ноября начальник штаба дивизии полковник Н.В. Греков докладывал начальнику артиллерийского снабжения 56-й армии о том, что в 62-й дивизии «автоматического оружия не имеется, имеется 37 самозарядных винтовок, которые распределены по частям. Комсостав частично вооружен винтовками, так как нет ни револьверов, ни пистолетов».

Очевидцы подтверждают слабое вооружение 62-й дивизии: «В район, где действуем мы, подошла наша 62-я кавдивизия, правда, вооружена она была слабо, одни клинки и часть винтовок».Возмущенный передачей дивизии в действующую армию в подобном состоянии, заместитель наркома обороны СССР начальник Главного управления формирования и укомплектования войск РККА армейский комиссар 1-го ранга ЕЛ. Щаденко писал, обращаясь к И.В. Сталину, что «такой способ использования частей и соединений, незаконченным формированием и недовооруженных, принесет вред делу и погубит части».

Определенные трудности возникали и с организацией питания красноармейцев, особенно на передовой. Чтобы избежать потерь от действий вражеской авиации и артиллерии, продукты на фронт подвозились раз в сутки и, как правило, уже вечером. Но «случаи перебоев в получении горячей пищи»все равно были нередки. Это порождало обоснованное недовольство бойцов, заявлявших: «Мы нужны только для наступления».

Несмотря на наступление холодной погоды, многие бойцы и командиры 56-й Отдельной армии не получили вовремя зимнего обмундирования. Приходилось изыскивать и перераспределять собственные ресурсы. Так, 9 ноября командир 183-го кавалерийского полка 62-й кавалерийской дивизии майор Ромазов приказал все имевшиеся в подразделениях ватные куртки и пиджаки передать личному составу, направлявшемуся в район обороны ^{95} . 13 ноября командир и военный комиссар дивизии писали в Военный совет 56-й Отдельной армии о том, что уже более месяца упорно добивались снабжения вверенного им соединения «хотя бы только теплыми портянками, бельем и шапками. Последние предрассветные заморозки и морозы застали дивизию в летнем обмундировании. Люди в бумажных пилотках и в летних портянках мёрзнут в полевых караулах и в разведке. Вся боевая работа дивизии проходит в болотах по реке и ерикам в воде и сырости».Командование дивизии просило дать распоряжение интендантству ускорить выдачу теплых вещей, так как «своими силами сумели одеть только 25% людей».На следующий день в приказе штаба дивизии отмечалось, что при раздаче теплых вещей «одни бойцы получили теплую шапку, башлык и телогрейку, а другие ничего».Штаб предлагал равномерно распределить теплые вещи между всеми бойцами, выдав валенки и бурки только часовым, несшим караульную службу ^{96} .

Но и через неделю, 20 ноября, когда уже шли бои за Ростов, дивизионный интендант майор Лисовский докладывал, что в наличии имелось только 40 процентов шапок-ушанок, 43 процента телогреек, 18 процентов ватных шаровар. Лишь перчатками дивизия была снабжена полностью, но вообще не было теплого белья. Кроме того, требовалось для перековки 4,9 тысячи и для возможного запаса – еще 15 228 подков. Если запасом продовольствия дивизия располагала на восемь суток, то овса имелось всего две суточные дачи. Отсутствовавший в занятом районе овес пришлось заменить ячменем ^{97} .

Поскольку тыловые службы докладывали о том, что потребности соединений в теплом обмундировании были в целом удовлетворены ^{98} , сбои в снабжении объяснялись низкой эффективностью работы интендантов. Свою негативную роль играла и «ведомственная разобщенность» тыловых служб армии и фронта. Это подтверждают неоднократные обращения командования 62-й дивизии о замене 350 пар выданных сапог на сапоги или ботинки большого (43—45) размера: «Люди в дивизии крупные, сапоги же дали в большинстве малых размеров. С наступлением морозов люди в тесных сапогах морозят ноги».Только благодаря помощи советских и партийных органов города Азова в конце концов удалось решить данную проблему ^{99} .

Без поддержки со стороны населения и гражданских властей 56-й Отдельной армии пришлось бы намного сложнее. Однако отношения военнослужащих с мирными жителями вряд ли можно свести к стандартной формуле «единства армии и народа», ставшей одним из важнейших лозунгов советской пропаганды. Жители региона не только участвовали в строительстве оборонительных сооружений, снабжении воинских частей продуктами, снаряжением, но и присылали военнослужащим посылки, теплые вещи, письма, поздравления с праздниками, выступавшими свидетельствами их заботы о фронтовиках.

Так, 8 ноября 353-я стрелковая дивизия получила 9 автомашин с подарками трудящихся для бойцов. В политдонесении политотдела дивизии отмечалось, что в ответ «бойцы написали и направили колхозам, пославшим подарки, свыше 30 писем».В одном из таких писем, направленных военнослужащими артиллерийской батареи 76-мм орудий 1153-го стрелкового полка в газету «На защиту Ростова», говорилось: «Находясь на боевых рубежах по защите г. Ростова, мы, бойцы, командиры и политработники, чувствуем Вашу теплую заботу».Далее отмечалось: «Эти подарки нам дороги потому, что преподнесены от трудящихся, которые вместе с нами живут, одними мыслями и единым мнением и готовностью вместе отстаивать свою независимость и драться с фашизмом».В конце письма следовали традиционные заверения в том, что советские воины будут «драться до последних сил против наших врагов и отстаивать завоевания Октября»,призывы к трудящимся «еще больше сплотиться и еще энергичнее работать в тылу для укрепления фронта».Красноармейцы 606-го стрелкового полка 317-й стрелковой дивизии Назарян, Дорохин, Матевосян в ответном письме к трудящимся Ростова-на-Дону, приславшим им подарки, также писали: «Забота и внимание ростовчан обязывают нас еще упорнее драться с фашистами. Мы заверяем Вас и свое командование, что будем драться до последней капли крови за наши города и села».

Наряду с этим встречались и прямо противоположные примеры взаимоотношений с населением. В донесениях подразделений 64-й кавалерийской дивизии, оборонявшей переправы через Дон и Маныч в конце осени 1941 г., не раз подчеркивалось: «Есть случаи антисоветского настроения», «Настроение мирного населения к РККА плохое».Донские станицы и хутора еще не забыли политики расказачивания и массовых репрессий по отношению к казачеству. В условиях немецкого наступления осенью 1941 г. недовольство советской властью могло принимать и открытые формы, выражаясь в прямом переходе на сторону противника.

Так, в середине декабря после освобождения села Недвиговка был задержан Константин Владимирович Тимофеенко, 1923 года рождения, который «оказывал помощь немецкой армии. На основании этого Тимофеенко был арестован и на следствии разоблачен как немецкий пособник».Пособничество К.В. Тимофеенко выразилось в том, что добровольно, «будучи доверенным человеком в лице немецкого коменданта без всякого конвоя в течение всего времени пребывания немцев в с. Недвиговка на подводе возил к линии фронта в р-н Сафьяновка для немцев продукты питания и горючее».За это получил от немецкого офицера «в качестве вознаграждения пару лошадей колхозных, повозку, линейку и одну телку».Тимофеенко также признался в том, «что он при приближении фронта умышленно остался дома, ожидая прихода немцев и таким образом, совершенно уклонился от службы в Красной армии».И такие случаи не были единичными.

Войска вермахта осенью и особенно зимой 1941 г. также испытывали немалые трудности в снабжении. Рассчитывая на «блицкриг», руководство Германии планировало завершить боевые действия к осени и не подготовило свои войска к холодной погоде. Между тем зима в 1941 г. даже на юге оказалась ранней и холодной, уже в ноябре ударили первые морозы. По словам унтерштурмфюрера СС Э. Керна, командира самоходного орудия в элитной бригаде СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»: «У нас не было теплых шинелей, теплого нижнего белья, а большинство не имело даже перчаток. Особенно плохо приходилось ночами. Мы сидели в отбитых у противника траншеях, накрывшись с головой брезентом, застывшим от мороза, а снаружи бушевала метель, наметая высокие сугробы. Много солдат замерзло насмерть. Особенно мучительно было оправляться, и всякое мало-мальски защищавшее от морозного ветра сооружение использовалось нами в первую очередь не для проживания, а в качестве отхожего места».

Для 56-й Отдельной армии ситуация усугублялась еще и тем, что большинство ее частей и соединений были только что сформированы. Командный и начальствующий состав армии прикладывал немало усилий, чтобы за крайне ограниченное время придать им боеспособный характер. В ходе боевой учебы бойцы и командиры осваивали имевшиеся в наличии вооружение и военную технику. По словам помощника начальника штаба 1151-го стрелкового полка 343-й стрелковой дивизии лейтенанта Ю.А. Науменко (впоследствии – генерал-полковника и Героя Советского Союза): «Разумеется, учиться было нелегко, но бойцы и командиры хорошо понимали всю сложность обстановки и не жалели для учебы ни сил, ни времени… были установлены самодельные чучела для обучения приемам штыкового боя, вырыты траншеи, окопы с ходами сообщения, брустверы их были замаскированы дерном. Здесь же отрабатывались приемы ведения огня из различного оружия, бойцы учились метать гранаты».

Главный ритм в боевой подготовке задавал командир полка подполковник С.Д. Васильков, «который, казалось, не знал усталости, очень мало отдыхал, но всегда был бодр, энергичен, требователен, напорист. Он себя не щадил и другим спуску не давал».Васильков хорошо понимал, что времени на боевую учебу крайне мало, и подгонял всех других командиров и бойцов. В частности, для преодоления распространенной в начале войны у красноармейцев «танкобоязни» в полку были организованы специальные занятия по борьбе с немецкими танками, позволявшие заранее выявить слабые места боевой техники врага. С целью научить бойцов штурмовать и уничтожать огневые точки специально построили дзот. В качестве инструкторов привлекались бойцы и младшие командиры, участвовавшие в боевых действиях на озере Хасан, реке Халхин-Гол, в советско-финской войне ^{100} .

Командиры других частей и соединений также изыскивали различные способы для совершенствования воинских навыков и умений, проведения боевой и политической учебы. По итогам проверки боевой подготовки в 62-й кавалерийской дивизии критике подвергся 185-й кавалерийский полк за увлечение «манежной ездой вместо организации полевой езды и конно-строевых учений».В приказе по тому же соединению от 4 ноября отмечалось, что промежуток с 17 до 19 часов, утвержденный в распорядке дня как резервное учебное время командиров полков и политработников, используется «не по назначению, а на уборку лошадей, пение песен или просто люди болтаются без дела».Командир 62-й кавалерийской дивизии полковник И.Ф. Куц приказал использовать его на повторение усвоенных программ боевой подготовки, проведение политинформации и для массовой политической работы ^{101} . Полученные 50-мм ротные минометы были распределены в полках: по три – в минометные батареи, по два – в сабельные эскадроны как «боевой резерв комэсков».Комдив приказал начать обучение всех минометных расчетов, не дожидаясь положенных по штату 82-мм батальонных минометов, и проводить занятия по 9 часов ежедневно ^{102} .

Важнейшей задачей являлось и приучение к воинскому порядку вчерашних мирных граждан. В политико-воспитательной работе значительную роль играли коммунистические и комсомольские организации. К началу боев в 56-й армии насчитывалось 10 501 комсомолец, за время боев в ВЛКСМ приняли 1076 человек, 869 человек рекомендовали в кандидаты ВКП(б) ^{103} . Но первоначально состояние воинской дисциплины в только сформированных частях и соединениях не всегда оказывалось высоким, в том числе среди представителей командного и начальствующего состава. Свое брала и молодость большинства бойцов и командиров.

Так, в ночь на 29 октября командир 4-го эскадрона 181-го кавалерийского полка 62-й кавалерийской дивизии старший лейтенант Васильев устроил «попойку командного состава»у себя на наблюдательном пункте: «Для участия в пьянке были оставлены участки обороны командиром 1-го взвода т. Данилиным и командиром 3-го взвода т. Болохновым. Бойцы эскадрона, особенно 3-го взвода, после этой попойки возмущенно говорили: „С такими командирами в бой не пойдем“».7 ноября эскадрон опоздал на полтора часа в хутор Рогожкино для занятия своего участка обороны из-за очередного случая пьянства командира. Подобное поведение командиров давало негативный пример подчиненным: трое военнослужащих 3-го взвода, включая помощника командира взвода, на построение вообще не явились и пришли только утром 8 ноября в район обороны.

Командованием полка Васильев был отстранен от своих обязанностей, участвовавшему в попойке политруку Матвееву партбюро вынесло выговор с занесением в личное дело. Комиссар полка обратился к командованию дивизии с рапортом о предании суду военного трибунала, наложении дисциплинарных взысканий на провинившихся военнослужащих и их переводе в другой полк. Командование эскадрона обвинялось также в «бездушном отношении»к бойцам, выразившемся «в нежелании организовать варку горячей пищи»28—30 октября 1941 г., несмотря на то что продуктов для этого было достаточно ^{104} .

В свою очередь, старший лейтенант Васильев и младший лейтенант Болохнов обратились к командиру дивизии с рапортами о снисхождении, обещая искупить свою вину в предстоящих боях ^{105} . Полковник И.Ф. Куц придал наказанию воспитательное значение, руководствуясь правилом, что важна его неотвратимость, а не суровость. 11 ноября был издан специальный приказ, в котором отмечалось: «Ряд командиров и политруков совершенно оторвались от бойцов, не ведут с ними политработы, воспитательную работу подменяют матерщиной, оскорблениями и угрозой расстрела подчиненных».В качестве примеров, помимо организованной в 4-м эскадроне попойки, указывалось, что забросили воспитательную работу и в артиллерийской батарее 183-го кавалерийского полка: «политрук Величко превратился в слепого наблюдателя»,всю работу переложил на заместителя, бойцы проявляют «антисоветские настроения».Комдив приказал устранить недочеты в организации воспитательной работы и наказывать командиров и политработников, «подменяющих ее оскорблениями и угрозами».Наказание Васильева и Болохнова выразилось в пяти сутках домашнего ареста с удержанием 50 процентов жалованья, их перевели в 183-й полк, и лишь при повторном нарушении обещали предать суду военного трибунала. Матвеева и Величко наказали 8 сутками ареста с удержанием у каждого половины жалованья ^{106} .

Серьезной проблемой для командиров и политработников армии стали случайные связи военнослужащих с женщинами из числа обслуживающего персонала и населения, вызвавшие рост венерических заболеваний. Когда 707-й батальон аэродромного обслуживания дислоцировался в Новочеркасске, здесь «были обнаружены притоны, где летный состав и личный состав бао заражался гонореей, очаги эти были ликвидированы, через местные органы НКВД 8 женщин были изолированы и привлечены к судебной ответственности».В Батайске, в районе авиагородка «проведено было медосмотром и лабораторным путем до 20 чел. подозрительных женщин, из коих гонорея констатирована у 7 чел., все они изъяты из района авиагородка».

Следует отметить, что подобные явления в основном встречались в тыловых частях. На фронте у большинства солдат и младших командиров просто не было возможности вступать в какие-либо интимные отношения. Только старшие офицеры могли позволить себе завести полуофициальных любовниц, получивших название ППЖ («походно-полевые жены»). Обращаясь к командующему ВВС 56-й армии генерал-майору Красовскому, военный прокурор 76-го района авиационного базирования старший политрук Переверзев писал о том, что командование 73-й авиационной дивизии и входящих в нее полков, «как правило, не питаются в столовой, а используют официанток из столовой личного состава для своего личного обслуживания, причем не только обслуживания питанием, но и в «другом отношении». Указанные «официантки» разносят по кабинетам командования большое количество посуды, в которой столовая крайне нуждается, их отрыв от работы создает скученность в столовой. Они также находятся в кабинетах, где решаются служебные вопросы, что не исключает возможности разглашения государственной и военной тайны».

Военный прокурор в данном вопросе стал настоящим «возмутителем спокойствия». Порой вышестоящее командование просто закрывало глаза на подобные случаи, если они не принимали публичного или, тем более, скандального характера. Но на всплеск венерических заболеваний армейское начальство было вынуждено реагировать и принимать соответствующие меры, поскольку он прямо грозил сокращением численности боеспособного личного состава: «На совещаниях комсостава неоднократно ставился вопрос о вензаболеваемости и об опасном окружении. Кроме того, проводилась соответствующая санитарно-просветительная работа. Все это дало безусловно свои результаты».С ноября 1941 г. в 76-м районе авиационного базирования количество данных заболеваний снизилось «в связи с проведенной большой разъяснительной работой и ликвидацией отдельных очагов-источников гонореи».

Среди наиболее часто встречавшихся воинских преступлений оказалось мародерство. 2 ноября был издан приказ по армии № 014 «О хищении легковых и грузовых автомашин, принадлежащих воинским частям, учреждениям и гражданским лицам». В приказе отмечалось, что «за последнее время выявлено несколько случаев хищения легковых и грузовых автомашин, принадлежащих как воинским частям и учреждениям, так и гражданским лицам. При этом установлено, что хищением автотранспорта занимаются военнослужащие-шофера. Подобное мародерство является тягчайшим преступлением, которое на руку только нашим врагам, пытающимся подорвать оборонную мощь Красной Армии».Например, шофер 35-го стрелкового полка А. В. Чернов в ночь на 29 октября 1941 г. похитил легковую автомашину управления штаба армии и попытался скрыться на ней, но, «наскочив на одно из сооружений оборонного характера, разбил машину, где и был задержан».Вероятно, главным мотивом данного преступления являлась все-таки не корысть, поскольку незаметно сбыть автомобиль тогда было не так просто, а обычные хулиганские побуждения. Но 1 ноября военный трибунал приговорил нарушителя к расстрелу и привел приговор в исполнение ^{107} .

Отдельные действия военнослужащих и даже командиров порой наносили ущерб мирным советским гражданам, предприятиям и учреждениям. 4 ноября командир 62-й кавалерийской дивизии полковник И.Ф. Куц издал приказ, в котором говорилось, что «командиры и комиссары полков незаконно мобилизуют население на ловлю рыбы для снабжения своей части».Комдив категорически запретил «подобные мобилизации гражданского населения, не связанные с оборонной работой и без разрешения штадива».

Кагальницкий районный военком интендант третьего ранга Серебряков и секретарь райкома ВКП(б) Ковалерчик 9 ноября в письме к командарму сообщали, что расположенные в станице Кагальницкой воинские части «позволяют себе ряд безобразий, позорящих Красную Армию».Командир 698-го батальона аэродромного обслуживания полковник Данилин «получил с железной дороги вагон с продовольствием, не ему адресованный, где оказалась бочка водки. В батальоне была организована пьянка со стрельбой».Тот же 698-й батальон аэродромного обслуживания сжег телятник колхоза «Гигант социализма». Командир школы младших авиаспециалистов 8 октября «взял незаконно с базы Райпотребсоюза новую пишущую машинку, а кроме того допускал расхищение частей от ремонтируемых для Красной Армии автомашин в Комсомольской МТС».

Вне зависимости от мотивов подобных правонарушений со стороны отдельных военнослужащих, разрушавших представления о Красной армии как «защитнице интересов трудового народа»,командование стремилось строго пресекать подобные факты. 17 ноября был издан приказ № 015 «О безобразиях, чинимых в/частями в Кагальницком гарнизоне». В нем говорилось: «Эти люди забыли свой воинский долг, допустили действия, позорящие высокое звание командира Красной Армии. Вредное местничество, проявленное кем бы то ни было и в любой форме, наносит вред Родине и армии».

Командующий армией приказал прокурору расследовать указанные факты и привлечь виновных к судебной ответственности, «навести должный порядок в частях и учреждениях ВВС и предупредить все части ВВС, что при повторении подобных случаев виновные будут немедленно отстраняться от занимаемых должностей с отдачей под суд по законам военного времени».Командиру школы младших авиаспециалистов специально приказывалось «немедленно вернуть на базу Райпотребсоюза незаконно взятую новую пишущую машинку».

Как и в мирное время, далеко не все командиры и политработники уделяли необходимое внимание работе с личным составом, сводя ее порой к формальным показателям (количеству проведенных мероприятий, численности принятых в партию и др.), которые можно было включить в отчеты. Но если подобный формалистический подход проявлялся по отношению к живым людям, то еще меньше уважения вызывали погибшие и умершие боевые товарищи. 6 ноября командование 56-й Отдельной армии издало приказ № 025 «О низком качестве учета личного и конского состава». В нем говорилось о том, что начальствующий состав «не занимается учетом, не знает своих подчиненных и за эту бездеятельность не привлекается к ответственности».Например, в 75-м стрелковом полку 31-й стрелковой дивизии за десять дней боев пропавшими без вести считались 619 человек, в то время как часть из них оказалась в 1145-м полку 353-й стрелковой дивизии. В том же приказе отмечалось, что штабами частей не уделялось внимания и извещению родных о смерти военнослужащих. Командирам и комиссарам соединений и частей было приказано «лично проверить состояние учета в частях и подразделениях и навести большевистский порядок в учете».

Неделей раньше, в конце октября был издан специальный приказ, подписанный начальником политического отдела армии бригадным комиссаром Пинчуком. В нем отмечалось, что части действующей армии стойко сдерживали «натиск фашистских банд, неся потери убитыми и ранеными».Далее указывалось: «Долг каждого начальника– это своевременный выноса поля боя всех раненых, отправка их на медпункты и полевые госпитали. В этом деле наблюдается большая неорганизованность. Зачастую раненые бойцы и командиры следуют в полевые госпитали самостоятельно, без средств транспорта. Еще хуже обстоит дело с выносом с поля боя и организации похорон погибших в бою бойцов, командиров и политработников. Имеются факты, когда трупы отдельных товарищей оставляются на поругание врага, погребение трупов не организовано, если и проводится, то без оказания соответствующих воинских почестей, без соблюдения правил, указанных в приказе НКО № 138».Приказ содержал требование к комиссарам соединений и частей «взять под свой контроль организацию выноса раненых и убитых с поля боя, не оставляя ни одного трупа на поругание врага».Требовалось организовать соответствующим образом и похороны убитых: красноармейцев и младших командиров – в братских могилах, каждую из которых следовало зафиксировать в списке и отметить на карте, командиров и политработников – в отдельных могилах: «Места для могил избирать с участием медработников, немедленно сообщать родственникам, заранее проверять наличие медальонов».