Текст книги "Крымская летопись (СИ)"

Автор книги: Владимир Марны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  поиметь что либо, или кого ни будь, а стяжать пусть и не святой, а все-таки дух. Ценный уже сам по себе тому, кто понимает его сладость. Тут он взглянул на Лолиту, потом на Петю с Наташей, и почувствовал себя главным в их несколько не обычной компании. Впрочем, Петя и Наташа оказались самыми настоящими «толерантными» белорусами, у которых «хата с краю» -они не претендовали на инициативу. Вообще-то, он тоже не привык командовать, но тут власть сама пришла к нему в руки.

  -Идем, поищем еду по– питательнее.

  Сказал он, и они направились в сторону очередной торговой точки. Продавалась «Шаурма».

  -Помните в «Мимино» (никак не отделаться от этого фильма): «... поэхали ко мне домой, у меня мама готовит такую...»

  -Там была « Долма»!

  Напомнил ему Петя.

  – Какая разница, берем!

  Сказал он, и поглядел на Лолиту.

  -Две порции.

  Петя слегка замялся, переваривая цену этой штуки, но это была питательная на вид еда, и присоединился к нему. Шаурму , не понятно какое мясо нарезали тут-же, при них, и заворачивали в нечто, напоминающее блины. Попробовали.

  – Что-то вроде блинов со шкварками, только много всяких специй, овощей и перца.

  Саркастически высказался он, но стало сытнее и комфортнее.

  – А теперь, еще пивка, и можно будет назад поворачивать.

  Сказал он, оборачиваясь в сторону Лолиты. Видно было, что ей тут чего-то не хватает. Хождение, смотрение, ей хотелось динамики.

  Между тем, музыка, неизвестно из каких динамиков, откуда-то сверху, может быть из распахнутых окон заведений по ту сторону набережной (они шли со стороны моря) уже звучала в этот предвечерний час. Ялта, явно, готовилась своему ночному рандеву. А им уезжать.

  -Приеду – пойду на дискотеку.

  Заявила Лолита.

  – Так это будет уже за полночь.

  -Ну и что. Дискотека будет в самом разгаре, я там каждый день тусуюсь.

  -Я тебя там что-то не видел.

  -Так Вы же – не ходите.

  -Был, как-то. Но я там больше пил, чем танцевал, тем более за полночь.

  Сказал он и подумал, что ни за что бы в трясущейся толпе не разглядел Лолиту, если бы ее родители, по обоюдному согласию, номер то на троих, не отправили на экскурсию. Хм, вот как бывает, а, впрочем, ничего тут необыкновенного не происходит. Ну, подумаешь, Лолита с этакой загадочной улыбкой Джоконды посмотрела на него. Петя и Наташа вот тоже улыбались, правда, несколько по-другому, когда появились после переодевания. Ну и что, все в рамках, а кому что мнится за рамками – уж извините. Что мнилось Лолите, он не узнает никогда.

  – Пойдем на ту сторону, смотрите: там какие-то рожи нарисованы.

  Оживилась Лолита.

  -Идем.

  -Это картины, для фотографирования.

  Молвила Наташа. Петя в отверстие засунул «морду лица». Все засмеялись, а Лолита уже в следующий момент уже стояла возле огромных качелей-лодочек. Лодочки, их было две, в перевернутом виде в мертвой точке зависли над землей. Лолита замерла, глядя на них.

  – Давай прокатимся.

  Вдруг, на «ты» обратилась она к нему.

  Он взглянул наверх – адреналина, вроде , ему и так хватало.

  -Мне что-то не хочется, а ты покатайся, мы подождем.

  Петя и Наташа тоже не выразили желания. Вообще-то, он мог заставить себя сделать это. Когда-то, правда, давно это уже было, смог же он заставить себя, на спор, прыгнуть с пятиметровой вышки бассейна. Но тут был другой случай.

  Пережить стресс вместе с Лолитой...-это уже было на что-то похоже. Но она явно « тянула одеяло на себя», ему не хотелось играть не свою роль, к тому же он, кажется, уже отказался.

  -Что, испугалась?

  – Нет, я одна не хочу.

  Действа-факта не состоялось, и он почувствовал себя виноватым.

  А не пора ли нам «пора».

  С балагурил он, а то так и искупаться не успеем.

  Поспешили на пляж, на тоже место. Народу там уже заметно поубавилось. Солнце уже больше не показывалось из-за низких облаков, но еще не село, и было еще светло. Вот только море несколько потемнело, и сильнее чувствовалась влага.

  -Я не буду купаться.

  Объявила Наташа. Уговаривать не стали – будет, кому шмотки постеречь. Все остальные по скидывали одежки . Все были в плавках, Лолита по-быстрому под платьем пристроила свой лифчик, и – в море.

   «И все-таки море останется морем...», -рвалась песня наружу. « И нам не прожить без морей...», -продолжила Лолита, и с визгом, все той же «рыбкой» – нырок в волну. «Хороша рыбка»,– бросился он за ней. Петя остался где-то на мелководье.

  Наташе уже надоело ждать, она переминалась с ноги на ногу.

  -Пора уже, выходите!

  -Сейчас, последний нырок.

  Переодевались и одевались тут же, на пляже, не в первый раз же. Правда, Петя куда-то исчез, вслед за Наташей, видно в свой «знакомый» туалет.

  Потом была процедура прощания с морем. Перед ней Лолита-Марина, спросив его разрешения, успела еще сбегать на пристань, чтобы там персонально проститься с морем. Потом тут же, на пляже, под ее руководством все стали в шеренгу задом к морю. По команде, кинули монетку через левое плечо (ново языческая процедура: «мы хотим приехать еще»), и все – бегом к забытому автобусу.

  Уезжали, как из гостей, вот, только что, не пьяные, но навеселе. Легкая эта веселость шла от обласканного морем тела, и хотелось петь прощальную белорусскую песню: «Бывайте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дому, до хаты...».

  Меж тем, завечерело. Там-сям уже зажглись огни. Море стало темным, лишь только на самом берегу кое-где поблескивало от света огоньков, которые хорошо были видны с горной, изгибающейся серпантином вокруг прибрежной гряды, дороги. Потом свернули, море осталось сзади, и уже совсем стемнело. Микроавтобус набрал скорость.

  Марина устроилась в одноместном кресле спереди и откинулась назад, наверное, чтобы не терять контакт с ним. Он сидел сзади, и по той же причине, подался вперед , так, что своим лицом чувствовал почти касание ее влажных волос. Марина достала апельсин, видно еще презентованный ребенку в дорогу родителями ( хранила до последнего), и начала чистить. Пошел запах.

  -Мне не надо.

  Предупреждающе сказал он.

  -Бери!

  Настаивала она.

  -Нет.

  – Ну, ладно.

  Согласилась она.

  -Я , вообще, груши люблю, но апельсины-тоже ничего.

  Темно, размеренный гул мотора; люди, в большинстве своем, дремали, пристроившись в своих креслах кое-как. Поза его была не из лучших, ныла спина, но он и не собирался спать. Более того, ему хотелось даже большего, чем только ощущать запах ее волос. Но нельзя распускать себя и развращать невинную девчонку, итак, уже мысли свои распустил дальше некуда. И вообще, он не знает ее как Марину. Может вовсе она и не Лолита.

  Марина охотно рассказывала о себе. Когда к человеку относятся доброжелательно и со вниманием слушают, то он раскрывается. Оказывается, она польских кровей, ее мать полька из западной Беларуси. Мать и отец – оба врачи, и даже при должностях. Она единственная дочка, и надежда родителей; ей не хочется их огорчать – она старается, поступила в мединститут. Это на каникулах она расслабилась, а так – сплошная учеба.

  -Так ты анатомию по трупам изучаешь, а как насчет живых людей?

  -Не поняла?

  -Ладно, я так. А есть ли у тебя мальчик?

  -Нет, сейчас.

  Простодушно ответила она.

  -Некогда мне, сейчас, ими заниматься. Изредка тусуюсь на дискотеке и все. В школе мне один мальчик нравился.

  Она замолчала и посмотрела в окно.

  Он представил себе далекий хутор, что-то почти из « В августе сорок третьего» Богомолова: темной ночью в окно хаты, профессионально подкравшись, осторожно постукивает крепкий мужчина, бывший кадровый польский поручик, а теперь непримиримый, по идеологическим соображениям, враг советской власти. Двери приоткрываются, в освещенном дверном проеме его встречают женские руки, и все замирает до утра. Поручик сгинул, а Маринина бабушка, тогда еще молодая вдова, польская «кровь с молоком», растила дочку в трудное послевоенное время. Но гены сказывались: сильный отцовский характер, целеустремленность выделяла ее из среды окружающих. Она выбилась в люди, выучилась, нашла себе подходящего мужа – теперь очередь за дочкой.

  Он представил себе это и дальнейший разворот событий, и улыбнулся.

  -Чего смеетесь?

  -Да, так. Пора бы уже и остановиться, как ты думаешь?

  -Не помешало бы.

  -Спроси у шофера, ты там ближе сидишь.

  -Товарищ водитель, скоро ли остановка будет?

  – А что? Скоро уже Джонкой.

  Торможение, небольшой вираж, чтобы съехать на обочину, и, наконец, остановка. Джонкой, темно – огней, явно, маловато. А базар работает, он, видно, круглосуточно тут работает. Вышли, разбежались, в темноте далеко идти не надо. Он еще успел сбегать по ту сторону шоссе на рынок, и купить груш. Но угощения не состоялось – она тоже купила груши.

   Полдороги позади, и снова в путь по ночной Украине. Темнота, но эта темнота другая, не такая, как дома, и не потому, что чернея, и в других широтах. Отличие более глубокое и касается внутренних представлений. Ориентации, если хотите, в некем внутреннем космосе, интенсивно перемещающемся вместе с их телами (и душами, конечно, тоже) относительно внешнего космоса Земли. Это трудно услышать из-за шума мотора, тряски и прочих физических «удобств», а особенно, под постоянным стрессом собственных амбиций. В дневном свете все, конечно, будет по-другому: заработают ментальные установки и программы, все станут на пути свои, и как муравьи разбегутся по делам. И никогда не встретятся, ибо дела будут определять и встречи. Он, будто, забыл, а может нарочно, не хотел признавать, пока она еще длилась в настоящем времени, что и эта их встреча ничем не отличается от прочих, и закончится точно также – ничем.

  И как-то само собой получилось, что он сам заговорил, пытаясь речам своим придать глубину, сработало его подсознательное желание высказаться по– настоящему. Но, как это часто бывает, особенно в разговоре, залез в дебри так, что сам себя перестал уважать. В итоге, сбился на общепринятую болтовню. И перед кем все это. Девчонка слушала, пытаясь своим тонким умом уловить завихрения его мысли. Ум ее исправно служил ей, ибо уже довольно широкий спектр представлений был в памяти ее. Внимание к ее особе ей льстило. Иногда лишь, легкая ироничная девичья ее полуулыбка говорила, что «дядя полез в не те дебри». Он тоже, не избалованный женским вниманием молодых особ, считал своим долгом активничать. В конце концов, усталость все-таки стала брать свое. К тому же, он невольно, совершил непростительную ошибку – стал жаловаться. Обычно, это в порядке вещей, люди любят, чтобы их пожалели, но тут... совсем забылся дядя. Сначала он стал постанывать на жизнь, потом пожаловался даже на свой компьютер..., и она заснула. Под конец дороги заснула.

  Он взглянул на уже знакомую дорогу, освещенную фарами микроавтобуса – пора и утихомириться.

   И вот, приехали. Все разом зашевелились и, еще сонные, как-никак, уже за полночь, вылезли на свежий воздух.

  -Вы, что? Тоже с нами собираетесь идти?

  Как то недружелюбно спросил Петя. Они с Наташей и Марина жили в одном корпусе.

  -Мне тоже в ту сторону, я в корпусе неподалеку.

  «Черт – побери , будто, оправдываюсь», подумал он. Не очень-то и спали эти люди. Молча дошли до перекрестка.

  – Пока.

  Марина помахала рукой.

  -Пока.

  Прощай Лолита, прости Марина.

  Он взглянул на часы и понял – они стоят. Просто забыл вовремя завести часы, и «время остановилось», где-то в Джанкое. Просто, а чувствовалось (остановленное время?), как потеря. И он пошел к своим апартаментам, желая встретить хоть кого-нибудь в этих потемках, чтобы, подобно курильщикам, приобщающимся к огоньку, узнать «который час», и вернуть себя в привычное лоно времени.

   Сентябрь 2001 г. Арабатская стрелка, с. Счастливцево – Крым, г.Ялта .

   Туда и обратно.