Текст книги "Крымская летопись (СИ)"

Автор книги: Владимир Марны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Устроившись удобно возле окошка, в продавленном уже не одним задом кресле микроавтобуса, он ощутил в себе оптимизм. Так бывает, когда решение принято, то сознание сразу же принимается за работу, оно не ждет, и к началу действия уже наполняется всякими там ожиданиями, а поскольку предстояли ожидания приятные, отсюда и оптимизм. Вот и объяснил. Он оглядел усаживающийся народ, улыбка предвкушения являлась свету на лицах некоторых, а ведь было еще раннее предрассветное утро. Свежий воздух проникал в салон микроавтобуса через сдвинутые двери, особенно сильно дохнуло, когда вносили коробки с сухим пайком. Еда его, привыкшего к ее регулярности, не занимала. ( Как выяснилось в последствие – зря.) Его проснувшееся сознание уже разбудило в нем привычные мысли, как всегда внесшие « ложку дегтя в бочку меда». Одиночеству его, похоже, никто не грозит. И что гонит человека по «белу свету»? Если посмотреть со стороны, то все, как у людей: жена, дети, а если глубже копнуть, то тоже, как у людей :" на свете счастья нет...". Много мог он рассказать по этому поводу, накопилось, но не время сейчас «метать бисер». Сейчас время воспринимать, а в этом знакомом ему еще с детства деле, он мог бы, не в обиду будет сказано, посоперничать и с прирожденными авторитетами в этой области – женщинами.

  Итак, в сторону сомнения, выбор сделан, и в сознании своем он уже совершил путешествие, создал, так сказать, потенциальную структуру, которую, как-раз сейчас, и предстоит воплотить в реальность, а чем предстоит наполниться и впитать в себя очень уж многообещающе, насыщено и зовущее – это Крым!

  Шофер, молодой парень, сидел уже на своем месте. Кстати, а давно ли он вообще водит машину? Дорога то предстоит горная. Как привыкли мы в наше время безответственно доверять свою жизнь в руки неизвестно каких-то там дядей и обстоятельств. И сделать ничего нельзя, остается только верить, что с твоей судьбой, творимой чьими-то руками, будет все в порядке. Впрочем, к черту мнительность, он уже отдал ответственность за день своей жизни этому парню, чей стриженный затылок маячит впереди, а теперь что-то там начинает думать.

  Из задумчивости «на злобу дня», его вывела произнесенная вслух его фамилия. Экскурсовод, живое лицо в очках – быть бы ей учительницей младших классов, читала список незнакомых фамилий. «Все – поехали». Двери со второго раза захлопнули, рядом с микроавтобусом оставался и махал всем рукой, имея ввиду, конечно, кого-то одного, незнакомый мужчина.

  Вначале, провинциальная дорога, давно не ремонтируемая, впрочем, как и все остальное в теперешней «самостийной» Украине, напоминала терку. Водитель ехал медленно, берег и так уже видавшую виды машину. Тряска стала «выводить из себя», ибо не давала возможности расслабиться и дремать. Он глазел по сторонам, рядом в одном ряду с ним на двойном сидении устроилась молодая пара; он оценил некрасивую милость девушки, парень на вид был в рамках общепринятого стандарта. Тот покосился на него и он, отвернувшись, стал глядеть в окно. Между тем, как-то незаметно, рассвело. Солнце вставало сзади и чуть сбоку (ехали на север). Было пасмурно. Весь видимый горизонт был окутан дымкой утренних испарений и, казалось, везде было море, а не только там, где должно было быть. В салоне посветлело. На переднем кресле, очнувшись от дремы зашевелилась молодая девушка, волосы «хвостиком», лица не видно. Из всех пассажиров, оказавшихся по воле провидения тут, вместе с ним, всех этих самодовольных теток с мужьями и детьми, или без, зато «в теле», она показалась ему самой представительной особой «прекрасной половины» человечества. Вниманием мужчины владеет женщина. А не слишком ли молода? Сказано же ведь: «если ты с вожделением взглянул на женщину, то в своем сознании уже прелюбодействовал с нею». Грешен он – глядел. Шанса поставить на место, свое привычно разыгравшееся воображение, не было – она не оборачивалась. Он оглянулся по сторонам и самокритично упрекнул себя в неожиданном нежелании считаться со своим возрастом. Давно не смотрелся в зеркало. Герой «Лолиты» не вызывал у него симпатии, и он привычно вернул себя к своим «баранам». Впрочем, в любом возрасте характер человека остается таким, каким родила его мама, только оболочка меняется. Тело – это оболочка. Кожа со временем грубеет и морщится, и эта , если сказать одним словом, – «шкурность» в нашем «зверинце» сначала ставит человека на место, по качеству, так сказать, «шерстки». Потом, конечно, принимаются во внимание и другие качества, однако первые впечатления прокладывают дорогу последующим. Он провел рукой по своей изрядно поредевшей шевелюре, складкам лица, и вспомнил времена, когда проблем у него по этому поводу не возникало, скорее– наоборот. « А может кое-какие формы еще остались» – утешил он себя и решил, что воспринимать, без собственного навязывания себя, ему никто не запретит, и стал вглядываться в незнакомую появляющуюся и остающуюся по сторонам дороги, местность.

  Просторная земля, иная кислотность, может быть тут и маловато влаги, однако везде бахча, по обочинам дороги горы арбузов, дынь и прочих плодов сей земли пытается продать проезжим «купцам» бедный здешний люд. Сейчас эта земля в Украине. А когда-то, со «сладким» голосом экскурсовода, вставала из небытия история этой земли: открытой еще греками, которые видели тут кентавров, и на самом деле истоптанной конями тюркских народов. Потом земля попала под турецкое владычество. Полита она кровью и русских солдат, бравших турецкие бастионы и оставшихся здесь на поселение.

   Гордая надпись у дороги: «Автономная республика Крым». Шоссе довольно приличное, все-таки немало еще желающих прокатиться по этой дороге – море зовет. Высокое синее небо, солнце, но неожиданно холодно, для юга. Безрукавка слабо греет, что ж – осень почти.

  Джонкой; шоссе, призывно уносящееся вдаль. В детстве казалось, конечно, это было другое шоссе, что там счастье. По обочинам дороги, стихийно разросшийся, почти до городского масштаба, мини рынок: кофе, чай, фрукты, еда и посолиднее. Все тут есть, кроме туалета. Туалет в придорожных кустах, как раз возле заправки с заасфальтированной площадкой, что не помешало, конечно, залить близлежащую дорогу и даже чахлую растительность бензином и машинным маслом.

  Почти все повылезали из авто размять свои члены. Девушка, опрометчиво сбросив с себя куртку, поеживалась возле микроавтобуса. Заминка перед стартом, где тут... . Наконец, он разглядел ее. Молодость – это тоже красота, лицо белоруской крестьянки, а , в общем-то, «кобылка» с большими ногами и, похоже, выше его. Впрочем, это уже чересчур, какое ему дело.

  Странное имя – Джонкой, а звучит («что в имени твоем...»). Может быть, одно имя и осталось от тех, кто когда-то жил здесь. Живет имя, чувствуется аура.

  Интересно, а как ее зовут? Вот она уже перестала дремать и вертится, оглядываясь по сторонам. Можно было бы, и познакомиться, но не в его правилах навязываться, ник чему все это. Однако, в потенции его сознания, обычно предваряющей реалии, имя ее уже было – Лолита. Просто до поры до времени он не доставал его оттуда. Быт отвлекал, то есть хочется, то пить, то пи... . Очень уж от много зависит человек. Удивительно, как это он еще умудряется путешествовать, (даже вот в космос добрался со своим горшком).

  Остановка возле очередного туалета. Перекус припасенных пайков немного «заморил червячка», но совсем комфортно не стало – холодно. Обидно на Крым, а как же купание?

  – Будем купаться?, спросил он Лолиту.

  -О, да!, ответила она и в улыбке ее проявилось желание тела, жаждущего ласки; с морем уж она натешится, ( а что делать, когда хочется и нельзя).

  -Родители тебя одну отправили?

  -А че, я уже на второй курс института перешла, надо же и отдохнуть от учебы.

  – А че за институт?

  -Медицинский.

  -Молодец ! Умная ты, оказывается, девочка, – игриво вырвалось у него. Он представлял ее более ветреной, а теперь он взглянул на нее другими глазами.

  Дорога. Есть в этом своя прелесть, когда человек снимает с себя ответственность за собственное перемещение в пространстве ,что называется – везут, как в детстве. Появляется возможность заниматься чем угодно, в пределах, конечно, текущей ситуации. «Чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало». Можно, например, иронизировать по поводу явно не библейских легенд, которые экскурсовод, без всякого повода, лишь бы заполнить паузы, вставляла в свои заученные речи. Интересно, откуда все это берется?; кто-то же сочиняет. А еще можно критично вглядываться из окна автобуса в текущую, несмотря на какие-то несущиеся машины, жизнь.

  Симферополь, неожиданно отстроенный новостройками (растет, оказывается, население Крыма), довольно большой город со старыми троллейбусами и самым длинным в мире троллейбусным маршрутом, проезжали стороной. Более пристально познакомиться так и не удалось. Постепенно дорога, уставленная троллейбусными столбами, стала принимать горный вид, появились и горы, но почему-то, может быть им был пропитан воздух, чувствовалась близость моря. Празднично светило солнце. Стали въезжать в Алушту. Повороты, повороты – курортных халуп не видно. «Может быть в Алупке» – бросил он шутку. Красиво вписанные в горный пейзаж высотные здания и – вдруг, гладь моря. Тут оно главное, синее – Черное, настоящее, аж – до самой Турции. Не то, что какое-то детское Азовское, внутри одного (теперь уже двух) государства. Так и хочется остановиться, выйти и приобщиться, сейчас-же. Но ответственные люди на подобные детские желания не обращают внимания, впрочем, как и на саму Ялту тоже. Наша цель – Никитинский ботанический сад. Время поджимает, впрочем, как и желудок – тоже (сосет), но ответственность за собственный желудок лежит на самом (безответственном) обладателе оного.

  Вот и ворота Никитинского ботанического сада. Под руководством сопровождающего экскурсовода гуськом – счет по головам, как дети из детсада, вошли. Аллея в тени деревьев, мороженое продают – ничего особенного. Съесть, что-ли, мороженое, на вид привлекательное .... Зовут – группа толпой собирается вокруг презентабельной местной экскурсоводши в кофточке с узкими рукавами, облегающими ее изящные женские руки, которыми она демонстративно водит, сопровождая слова. Потому-то руки и лезут в глаза. Однако, не жарко в этой Ялте, но что-то есть, и незримо присутствует. И, что это? Ах, да – воздух! : морской, горный, свежеприготовленный (для них) саженцами со всего мира. Они тут, и хоть многим из них, наверное, так не хватает родной почвы и углекислого газа, но они все равно делают свое дело – производят кислород. С каждым переходом за экскурсоводом по направлению, которое она указывала плавным движением руки, все более доходил и почти пьянил этот чудесный воздух. Речи экскурсоводши, монотонно плавные, насыщенные информацией, были по-восточному сладки; и стало хорошо, между прочим, и потеплело. Хорошо-то, хорошо, а был там все-таки и некий диссонанс: насыщенность обоняния и слуха, и недостаток, на этом фоне, зрительной информации, не говоря уже, о тактильной, ее всегда мало. Все-таки дерево – оно и в Африке дерево, и они, несведущему в ботанике, видятся похожими друг на друга, в людях больше разнообразия. Между прочим, и экскурсовод своим видом подтверждала эту мысль : глаза ее, независимо от голоса и рук, которые были при деле, всматривались в окружающих, то есть – их. Для ее восприятия самым свежим, последним объектом были люди, а не вечные эти пусть и иностранные деревья.

  Лолита держалась рядом, она уже скинула кофточку, и , сложив, повесила ее себе на руку. «Горячая кровь с молоком» – подумал он, и взглянул на ее полновесные груди, ждущие своего часа. Они никак не хотели умещаться, и так и лезли наружу из бестолкового разреза платья, лифчика не было; так что приходилось их подправлять.

  Но даже, уже и Лолита не могла удержать его внимание – в параллельной группе, маршруты двух групп то и дело пересекались, он заметил женщину. Она показалась ему идеальной, даже сердце дрогнуло. Сначала он увидел ее чуть сзади, когда по просьбе, ехавшей с ними упомянутой пары, фотографировал их. Из-за этих фотографирований, материального подтверждения пребывания тут (почти то же самое, что и надпись: «я тут был»), они то и дело отставали от группы, и он иже с ними. Женщина уходила, о чем-то весело болтая с подружкой, (а может и муж где-то рядом – вот к ним подходит импозантного вида мужчина); и сама не ведала того, что оставляла за собой шлейф в атмосфере... . Захотелось посмотреть на нее еще, он было рванул в том направлении... и остановился. Мгновением, неосознанной до словесной потенцией пронеслось в нем острое восприятие женщины, и, разбередив душу, улетучилось, оставив его в слегка разобранном и им потенциальном состоянии.

  Женщина божество мужчины, и это божество живет в мире. Пусть теперь скажут, что мы не язычники – все Богово, а женщина «моя». Инстинкты продолжения рода – это подсознание сильнее сознания. А если божество, то значит – запредельное восприятие. Когда-то он уже пытался развернуть этот клубок. Опыт показывает, что размотать его не порвав, не лишив цельности, невозможно. Такой вот принцип неопределенности: рвешь либо образ, либо сознание и душу. Поэты душу рвут и носят «облако в штанах», а приказчики привычно, оказавшись снизу, и как лизоблюдки, выпросив согласие, делают свое дело и сваливают на «круги своя», оставив женщину в состоянии «после того» саму разбираться с самой собой. А женщина тоже боготворит мужчину, только не так, только – зеркально. Если мужчина смотрит на женщину снизу, то женщина – сверху, и приветствовать его не спешит. Потом может все перевернуться. Мужчина с радостью , женщина– с гордостью, самоволие и безволие, покаяние и обвинение, самомнение и скромность, наглость и сомнение, тревожность и бесчувственность, алчность и суетливость, принципиальность и лживость... . Клич к обществу: «помоги мне – видишь гибну...», и вновь по тому же сознательному кругу. Женщина стимулирует в мужчине крайние проявления, это тешит ее гордыню, а сама ищет золотой середины: стабильности, ответственности, активности и оптимизма. Впрочем, какими-то частями, проявлениями своего характера, они могут сцепиться друг с другом в нечто цельное. Что это будет, на чем замешено: любви с верой и совестью или славе с волей и честью, одному Богу известно.

  Не осознанные и , конечно же, не произнесенные даже про себя, эти или подобные мысли, не могли появится , не только в этом саду, а вообще. Но потенциально, а может, как радиация или даже гравитация, она присутствовали.

  А женщина та, вдруг повернулась, как-бы ища кого-то, и по нему тоже прошлась недоуменным взглядом. «Симпатичная , но не без недостатков» – отметил он и поспешил за своей группой смотреть, как растут бананы.

  Удивительные маленькие, кое-где появившиеся на кустарнике «писуны», похоже им так и не суждено тут вырасти полноценно, чего-то не хватает, весьма отдаленно напоминали своих зрелых африканских собратьев и привычных кормовых сородичей, которые уже заполонили торговые точки наших не банановых республик.

  Конец экскурсии традиционно завершился распродажей, таков ныне век. Народ оживился и сбился в кучу – рекламировали масла: от всех болезней и по достойным ценам. Они с Лолитой, она оказалась рядом, пошли на выход. «Дорого все»– пожаловалась Лолита и остановилась у лотка с сувенирами.

  «Подруге надо купить что-нибудь этакое, оригинальное. Масла я ей уже привозила»– сказала она и уставилась на бусы из можжевельника,

  – «Как пахнет!». Получилось , вроде, что они с Лолитой , как-бы, были вместе, и он даже подумал, что она не против, что-бы он ей чего-нибудь купил, но тогда их отношения приобрели-бы уже некий реальный характер, а на это надо было еще решиться.

  В автобусе он предложил ей печенье. Она замялась: « О, овсяное!». Печенье они запили минеральной водой из пластмассовой кружечки, которую он благоразумно взял с собой в дорогу. Стало немного сытнее, уютней и даже уже почти жарко. Наконец-то и он скинул свою безрукавку, потому что изнутри ощутил прилив крови. Его сознание было активным, и уже «побежало», несмотря на внешнюю статичность.

  – Как же, на самом деле тебя зовут?

  – Марина, а почему «на самом деле?», а Вас?

  -"На самом деле" потому что я думал, что у тебя другое имя.

  -Да?, и какое же?

  -Тебе-бы подошло имя...Маргарита. (Намек на «Мастера и ...»).

  Лолиту он решил не афишировать, останавливало ее «Вы».

  -Ты «телец» и «лошадь».

  – Нет, не угадали, я «рыба» и «хрюшка». Хоть, впрочем, я похожа на отца, а он «телец».

  -Почти угадал.

  -А Вы, что – интересуетесь этим?

  -Как тебе сказать? У меня просто есть представление об этом. Все это похоже на кройку и шитье одежды.

  -Одежды?

  -Одежда, это как вторая кожа у человека, а у некоторых особ она, вообще, первая.

  Он взглянул на нее.

  -Так вот, предлагают некий психологический костюм, который каждый подбирает под себя из стандартных моделей. Публикуются и последние веяния, точно как моды. Человек выбирает, только не носит, а как только наступят погодные психологические перемены, так тут – же и вспоминает про свои припасенные «одежки», достает на свет Божий и дивится, что они есть, хотя как в фокусе сам и выбирал. Все эти вычисления-исчисления вспоминают задним числом, когда они произойдут.

  -Интересно, я так не думала.

  Тут он самокритично остановил себя, и в наступившем молчании взглянул в окно. Уже почти все собрались, предстояла еще экскурсия в дворец Воронцова.

  -Мне уже никуда не хочется, только к морю.

  Сказал он.

  -Мне тоже.

  Согласилась она и они почувствовали некоторую общность .

  Над дорогой из Ялты в сторону Алупки, впрочем, как и над самой Ялтой, гордо реет «Ай-Петри» – гора-камень. Она, как и вся покрытая зеленым ковром, обозримая местность вокруг, уже освоена человеком. На гору протянут трос фуникулера и виднеются веселые вагончики, висящие над зеленью пропасти. Вид горы, обрывистой, скалистой, первобытно красив и взывает к почтению. Впрочем, имя тоже необычно и красиво: «Ай-Петри». В нем восхитительное «Ай», и христианское «Петр», и залетное "и".

  К дворцу подъехали, как потом выяснилось, с тыла. Он, как и все тут, строился фасадом к морю. Нам, пролетариям, – не привыкать. Ворота, узкий дворик в средиземноморском стиле.

  И, что это?! Натуральная драка: хохлы дерутся, по– настоящему дубасят друг друга. А может, это и не хохлы: острижены по-современному, чубов то не видно. Но все – равно, это не толерантный белорусский народ. Хлест удара – все в недоумении останавливаются, но милиции не понадобилось, ее и нигде не видно. Так-же, неожиданно, как и началось, все закончилось. Драчуны испарились, проход освободился, вышел довольно пожилой дядька, как оказалось – экскурсовод, и властным голосом стал созывать группу. Все собрались, он пожаловался на нехватку денег на ремонт перекрытий второго этажа, « в настоящее время он закрыт, и мы туда не пойдем», предупредил, что всем надо будет одеть поверх обуви тапочки, и они двинулись.

  Помещение, где надевали тапочки, напоминало солдатский предбанник, тоже горы обуви и низкие скамеечки, для переодевания. Только вот народец был поразношерстней, да к тому же, и разнополый. Они с Мариной не потеряли друг друга из вида и после облачения в тапочки. Ему достался один тапочек без шнурков. « Годится тапочек, чтобы пыль с ботинок стирать» – отшутился он, и они заскользили по гладкому паркету за экскурсоводом, шедшим без тапочек. Экскурсовод тоже, наверное, это профессиональная привычка, голосом и жестами работал, а глазами пялился на публику, надо же и себя хоть чем-то развлечь. Пялился он и на них с Мариной; интересно, а что он подумал? Марина-Лолита, меж тем, не могла устоять на месте. Она то уплывала от него чуть ни по другую сторону ленточных заграждений, то вновь возвращалась пробираясь между стоящими людьми. Это было похоже на танец, ей явно не хватало физического движения, и паркет располагал к танцам, бальным.

  Не думал, наверное, граф Воронцов, что в дом, его стараниями сделанным по его вкусу, где были и милые его сердцу картины, будет толпами ходить случайный любопытствующий люд, да еще и ценить все своим базарным вкусом. Так бывает, когда умирает человек, его выставляют в гробу на всеобщее обозрение; и приходящие больше не учитывают его мнения, а только свое : удобно или неудобно им приходить. Не обходится тут и без любопытствующих взглядов. Портрет его, портрет его жены, упоминание по ходу, о потомках его рода, ныне проживающих в Америке. И вот – они оказываются снаружи. Терраса с клумбами, цветами, лестница с канделябрами, идущая куда-то вниз, к морю. Отсюда и парадный вход во дворец. Их отпускают ровно на столько, чтобы не спеша добраться до автобуса, обогнув дворец снаружи.

  – А купаться можно? – чуть не хором спросили они с Мариной.

  Экскурсоводу, какое дело до их времени.

  -Конечно можно, пляж там, внизу, и даже еще пока бесплатный.

  Милостиво разрешил он. И они с Мариной, забыв про все, кинулись вниз к морю. Густо заросший обрывистый берег, какие-то тропинки, ведущие не туда, а моря так и не видно. Он очередной раз спрыгнул вниз, подал ей руку и понял – не успеть. Она послушалась, « молодец, послушная девочка...». Вздохнув, они погнали обратно, и даже обогнали некоторых зазевавшихся попутчиков.

  – А не сходить ли нам в туалет?

  Предложил он. Интересное предложение для дамы. О времена, о нравы! Можно представить себе : Наталья Воронцова на балу, и поручик Ржевский ей предлагает... ?!.

  Марина, в наше время это нормальное явление, просто приняла предложение, и они направились в самое последнее и новое при дворцовое строение – платный туалет. Цены на уровне: что мороженое съесть, что в туалет сходить. Зато, чем дороже – тем больше удовольствия. (Весьма сомнительное утверждение.)

  И вот, в машине. Кушать вновь хочется. Доели последнее печенье, глотнули водички.

  -Как насчет «Ласточкиного гнезда»?

  Вопрошает экскурсоводша.

  -Да ну его, лучше на море.

  Внесли и они с Мариной свою лепту в большинство голосов, меньшинство примолкло.

  – Посмотрим на гнездо с панорамы.

  Успокоила всех экскурсовод, и они двинулись. Хорошая, но извилистая дорога и гладь моря внизу, залитая солнцем.

  Панорама. Массовое фотографирование с «гнездом на ладони» – изобретение местных фотографов. Он очередной раз сфотографировал молодую пару – засвидетельствовал, что они здесь были. Что получится, однако, знать ему не придется. Марина-Лолита тоже кинулась фотографироваться. « Как же, как же – личный альбом еще не полный».

  И вот последний поворот, заворот в ялтинский дворик. Два часа свободы!

  Он слегка замешкался, меняя деньги у своего водителя – возникла небольшая очередь. А Лолита и молодая пара медленно пошли. В конце концов, никто ни кому не обязан. И тут до него дошло, что так они могут вообще затеряться в незнакомом городе. Он рванул за ними по дороге, чуть не сбив человека, неизвестно откуда взявшегося на дороге мужчину с пустыми ведрами, наверное – купил.

  « Странно, что-то из Булгакова: мужик, пустые ведра, не повезет» – пронеслось в его сознании, да бежать надо было. Марина, выпрямляя спину, явно притормаживала, и он догнал их.

  Вышли к набережной, за бетонным ограждением серая галька пляжа, разделенного волнорезами и живое море, таким он привык его видеть с детства. Волна довольно приличная, с пеной.

  Но где тут вход, где платить, где что? Оказывается, надо идти еще куда-то дальше, а здесь вообще купаться запрещено – пристань рядом и пол пляжа занимает красное полотнище парашюта, вот и моторка качается неподалеку. Модное импортное «шоу», похоже, стоит недешево, и желающих воспарить над не спокойным морем, что-то не видно. Не очень-то еще привыкли бывшие советские люди к заграничным развлечениям. Народ, не обращая внимания ни на что, кроме моря, просто отодвинулся чуть подальше от этих опасных штучек, и занимается своим делом: загорает на пляже и купается. Солнце периодически появляется из-за тучек, и хоть довольно ветрено и не жарко, но и не холодно. Народ купается, значит и им можно.

  -Давай тут.

  И они попрыгали с бордюра. Но, что это? Где кабинки, для переодевания? Какие кабинки, когда купаться вообще официально запрещено. Что делать?

  «Надо поискать туалет, кажется, кабинку биотуалета мы видели на набережной»– чуть не хором сказали молодая пара, и вопросительно уставились, на них с Мариной. Как их зовут, он так еще не удосужился спросить.

  «А может, тут переоденемся?» – неожиданно вызывающе, даже для самого себя, сказал он и посмотрел на Марину.

  Та, тоже неожиданно, согласилась. Видимо пляжные процессы переодевания давно уже были для нее не новостью. Современные дети привычны к переодеванию на пляжах, вспоминания эти и сработали. Но тут несколько другая обстановка, и молодая пара, ухмыльнувшись, ретировалась.

  – Идем туда.

  Сказал он и направился к углу между стеной бордюра, там она была довольно высокой, и бетонным волнорезом. Марина пошла за ним, обходя лежащих на гальке людей. Казалось, они должны были бы наоборот: разбежаться в разные стороны, а тут, как родственники, пришли и стали. Видела бы ее мамаша. Марина тут же запустила руки под платье и заработала пальцами, помогая себе странноватыми вихляниями бедер; и вот уже выступила из белых пут-трусиков у ее ног. В когда-то виденном им одном польском фильме – это был самый эротический момент.

  -Дай, что ли, платье.

  Сказал он ей. Она в этот момент проводила обратную операцию с цветными трусиками купальника, и не прореагировала.

  Наплодили люди условностей. Он давно уже пренебрежительно высказывался о них, а тут вот, наяву, представился случай почувствовать все их энергетическое воздействие. Кровь прилила в лицо. Нет, ему не было стыдно, стыдно должно быть со стороны смотреть на обнажающихся людей, а у участвующих в процессе глаза ничего не видят, все внимание внутри. Может быть, это слишком интимно, но так бывает, когда, даже поимев, женщину, толком так и не видишь ее. Все чувства даже не от ощущений, а от преодоления неких внутренних границ – тех самых условностей. Я , выйдя из себя, сливается с «нея», это как ведром холодной воды окатиться, только изнутри. Впрочем, слова эти не могли родиться в той обстановке. Он вел диалог с Мариной. Она не отвечала, занятая пристраиванием лифчика купальника под платьем.

  -Ладно, у меня рубашка длинная.

  Он снял трусы и по быстрее, а это, как раз, с заминкой, стал натягивать плавки. «Неординарные впечатления»– подумал он, когда закончил.

  По Марине-Лолите сказать этого было нельзя. Казалось, она вообще была не она: девушка в купальнике изготовилась бежать в море. «Вообще, с женщинами такое бывает, когда уставившись в потолок, они не участвуют в процессе. У нее все впереди»– подумал он и, держа в руках одежду, как-бы кошелек не выпал, направился за ней.

  -Посмотрите за нашими вещами.

  Обратилась, вдруг Марина к неким теткам, глянувшим на них с недоумением. Но тут, как раз, на горизонте появилась и их молодая пара. Улыбаясь какой-то особенной улыбкой, они направлялись к ним.

  -Будем по очереди купаться, мы стережем шмотки.

  Милостиво предоставили они право первого купания им с Мариной.

  Море облизнуло их ноги, с уже скорченными от каменной гальки, пятками. Но ощущения холода, как обычно это бывает, почти не было, внутри горело. Может быть, по-разному, но у Марины тоже. Они бросились в набежавшую волну, волна оторвала их от дна и понесла в море. Приходилось работать руками и ногами, плыть, в общем-то. Лица их засияли улыбками: «здорово, класс, ура!». Марина хорошо плавала и, поднырнув рыбкой под волну, и выставив свои формы, условно обтянутые узкой полоской материи плавок, всему свету, скрылась под водой.

  -Далеко не заплывай.

  По-родительски крикнул он ей, когда она, как русалка с облизанными водой волосами, появилась на поверхности.

  -Хорошо.

  Послушно согласилась она. Привычный, для нее диалог: папа-дочка действовал.

   – Пора выходить, надо же и людям дать искупнуться; впрочем, можешь еще поплавать, я и один справлюсь.

  Перекрикиваясь с ней, он вышел на берег.

  Все кончается, диалог этот превратил Лолиту в Марину. Он критически взглянул на себя прежнего. Роль Вахтанга Кикабидзе («Ларису Ивановну хочу») была не для него: « лайнер не бежал, как по судьбе», впрочем, еще не вечер, чтобы петь: «вот и все, что было...». Давно ему не было так хорошо, поймал он себя на мысли.

  Эта мысль пришла к нему и потом, когда они – четверо, пошли прогуляться по набережной, условившись перед отъездом искупаться еще раз. Так в мокрых плавках и отправились гулять. Где-то там конец рабочего дня, а тут Ялта, набережная, рядом хорошие люди : Наташа и Петя, он узнал их имена, и Марина – Лолита, (все-таки диалог : мужчина-женщина присутствовал).

  Привычное активное сознание, кажется, временно оставило его в покое. Он подурнел, подобрел, расслабился и превратился в этакого без хитростного мужика, который хотел угостить даму. Да все было как-то неуклюже и зря, потому что тут тоже требуется активность и умение, правда несколько иного сорта. Во первых, по незнанию совались куда попало, а во вторых : в только что еще готовящейся к вечернему рандеву Ялте, съесть что-нибудь питательное проголодавшимся спешащим туристам особо нечего. Вернее предложение не очень-то совпадало с их спросом. Съели стручок орешков: стручок из загустевшего на нитке фиолетового, говорят – сока, а орешки арахисовые (трудно запоминающееся название этой штуки), попили пива. Лолита тоже не отказалась потянуть пивко и даже достала тонкую длинную сигарету, и манерно попросив огонька у встречного молодого человека, закурила.

  -Ты, что – куришь?

  -Так это так – слабенькие , женские.

   Прогуливаясь по городу, они сунулись было в еще, только открывающийся ресторан, и оказались первыми посетителями: «Чего изволите?». Хорошо, что еще за столик усаживаться не стали, ознакомились с ценами и ретировались. Ресторан – это то место, где тешат свою гордыню: в сознании социальные новорусские штампы, а в подсознании потребительские рефлексы (удивительное сочетание). По средине, конечно, восседает гордыня, которой хоть и далеко до – кавказской, а все-таки она тоже была несколько уязвлена. В эпоху массовой культуры все мы немножко представляем себя героями какого-нибудь «Мимино». Впрочем, от активности героя фильма «Мимино» его останавливал не столько тощий кошелек, там тоже кошелек был не толстый, сколько нежелание следовать всем этим новорусским штампам массовой культуры. «Рефлексия» – могут сказать, а может быть это жизнь сознательного духа, который тщится не