Текст книги "Холодная нефть с горячим запахом крови"

Автор книги: Владимир Контровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

А Зиновий – Зиновий уцелел, и даже поставил на выигравшую лошадку. Московские князья сменялись один за другим, вырывая право на московский престол с помощью оружия и закрепляя это право беспощадным и поголовным – до седьмого колена – уничтожением противостоящих кланов. В итоге в этой кровавой чехарде победил Василий Тёмный, одним из приближённых которого исхитрился стать Зиновий. Официальный статус Зиновия был неясным – новомодное клише "думный дьяк" ни о чём не говорило, – и Пантелеев допускал, что московский боярин с равным успехом мог прилететь как по приказу князя Василия, так и по собственной инициативе. Новые бояре в Московском княжестве быстро набирали силу, и ещё неизвестно, кто реально правил в Москве: они или великий князь.

"Поглядим, что это за Сухов, – подумал командующий флотом, припомнив фразу из любимого фильма своей юности, – и с чем он к нам пожаловал".

Справа показались развалины Морского вокзала. Руины эти торчали на самом виду, но у князя Александра всё никак не доходили руки их снести: то не хватало времени, то лишних рабочих рук, то находились более важные дела – пассажирские лайнеры не заходили в Мурманск уже лет пятнадцать, и особой нужды в специализированном терминале не было. А появились эти развалины в смутное постобвальное время, после трёхдневных жестоких боёв с многочисленной – свыше двух тысяч человек – и хорошо вооружённой группировкой, сколоченной оппонентами северного князя в основном из аутсайдеров‑криминалов.

Намерения мятежных бояр, рвавшихся к власти над севером Руси, были серьёзными (ища поддержки, они вели тайные переговоры с United Mankind, обещая глобам многое), однако бывший штабной офицер Желваков оказался не лыком шит. Он быстро перебросил из Печенги в Североморск верную ему и сохранившую боеспособность 61‑ю Киркенесскую бригаду морской пехоты, и Мурманск, не знавший доселе уличных боёв, узнал, что это такое.

Разношёрстное воинство мятежников не выдержало удара морпехов. Остатки его – из числа тех, кто за прошлые свои прегрешения никак не мог рассчитывать на снисхождение, – отошли к зданию Морского вокзала, взывая по всем радиодиапазонам о помощи. Тщетно – у европейцев были свои проблемы, а глобы не собирались ради горстки уголовников затевать авантюрный прорыв в Кольский залив. Здание Морвокзала было разбито орудийным огнём, а уцелевших его защитников победители, не утруждая себя нудным судопроизводством политкорректных времён, перевешали прямо на привокзальной площади – по зимнему времени мёрзлые трупы долго раскачивались на самодельных "глаголях" на холодном ветру.

"Страшное было время, – вспомнил адмирал, – ни еды, ни тепла, ни света. И страх, ползучий страх, растекавшийся по тёмным улицам оцепеневшего города… Однако выстояли, перетерпели, превозмогли – нашлись люди, умеющие думать не только о себе, но и о других. Крови пролилось много, и невинных жертв было немало, но всё‑таки мы выжили, а теперь будем подниматься". Он вспомнил, как его атомные субмарины подавали электроэнергию в замерзавшие береговые посёлки; как князь Александр лично руководил обороной Кольской АЭС, атакованной неизвестно кем, и был при этом тяжело ранен; как налаживали систему распределения продуктов и одежды из стратегических запасов; как собирали по закоулкам чумазых сирот, спасая их от жуткой участи быть съеденными озверевшими аутсайдерами, утратившими человеческий облик.

И ещё вспомнил морской воевода, как народные ополченцы давили аутсайдерские гнёзда – он вспомнил, как гудело пламя, когда бандитов выжигали огнемётами из подвалов бывшего магазина "Океан", и каким смрадом несло потом из этих подвалов на протяжении многих недель…

Джип вырвался за черту города. Дорога здесь была ровной и не заснеженной, однако Пантелеев спешить не стал. Времени до прибытия московского боярина было ещё много, и главное – адмирал не хотел отрываться от своего эскорта: джип комфлота сопровождали две БМП‑3Ф, не выжимавшие даже на шоссе больше семидесяти километров в час. С точки зрения безопасности нужды в таком сопровождении не было – "партизаны" на Кольском полуострове давно уже перевелись, – но статус морского воеводы и ближнего боярина князя Александра Холодного обязывал. В былые годы высокопоставленных гостей встречали на элегантных машинах, сверкавших чёрным лаком, но те времена прошли. Теперь в первую очередь ценилась вооруженная сила, и Пантелеев полагал, что совсем невредно ненавязчиво продемонстрировать боярину Зиновию эту силу.

Тёплой дружбы между Московским и Северным княжествами (как, впрочем, и между любыми другими княжествами Руси) не было, и манера начинать переговоры, не убирая ладоней с рукоятей мечей, никого не удивляла и не оскорбляла – это было в порядке вещей.

Лётное поле аэродрома пустовало: регулярные авиарейсы, связывавшие Мурманск со всей страной, давно прекратились, да и самой страны в прежнем виде уже не было. Время от времени в Мурмашах по особым оказиям садились и взлетали редкие борта, наземная служба обеспечения ненадолго оживала, а потом снова впадала в летаргический сон, напоминавший коматозное состояние. Вот и сейчас над обветшавшим зданием аэровокзала мерно вращалась радарная антенна, доносилось тарахтение дизельгенератора – аэропорт имел лимитированное автономное энергоснабжение, – а у входа в здание топтались в ожидании несколько человек в тёплых армейских бушлатах с меховыми воротниками, над которыми торчали тонкие стволы закинутых за спину автоматов.

Завидев джип морского воеводы, один из них (вероятно, старший) торопливой рысцой подбежал к остановившейся машине.

– Начальник охраны майор Егоров! – представился он и доложил: – Ожидаемое время прибытия московского борта через одиннадцать минут. Приводной радиомаяк включён, они за него уцепились. Посадочная полоса проверена и готова.

– Добро, – отозвался Пантелеев, выходя из машины. Снегопад прекратился; низкое серое небо не радовало глаз, но видимость была вполне сносной. "Захотят – сядут, – подумал адмирал. – Надо полагать, есть ещё у москвичей квалифицированные пилоты, тем более для знати".

В небе родился приглушённый расстоянием гул реактивных двигателей. Серебристый трёхмоторный самолёт зашёл на посадку изящно – умелые пилоты в Московском княжестве явно не перевелись. "Ту‑154", – определил командующий флотом. – Надо же… И где только они откопали этот раритет. Раньше‑то, небось, на "боингах" летали, а теперь…". Адмирал не питал никаких иллюзий насчёт склонности боярина Зиновия к патриотизму или пылкой его любви к отечественной продукции. Ларчик просто открывался: для "тушек", худо‑бедно, но можно ещё было раздобыть запчасти (хотя бы на складах самарского "Авиакора"), а вот для заморского чуда техники – шиш: Обвал разорвал все глобальные экономические связи. А кроме того, московские бояре избегали полётов на "боингах" – трагическая история VIP‑рейса накрепко врезалась им в память, породив нечто вроде суеверия.

Самолёт покатился по изъеденной временем бетонке, выруливая к стоянке.

– Давай к нему, – приказал Пантелеев водителю, опустившись на заднее сидение.

Машина командующего флотом плавно тронулась с места. За ней, звякая гусеницами, последовала одна из "бээмпэшек"; вторая осталась стоять у здания аэровокзала, задрав к небу длинный ствол стомиллиметровой пушки 2А70, спаренный с "тридцаткой" 2А72. Трап к самолёту, понятное дело, подали – не заставлять же высокого гостя прыгать вниз с высоты, – но никаких ковровых дорожек, оркестра и прочей атрибутики не было и в помине. Не те времена, да и визит боярина Зиновия был, похоже, не слишком официальным.

Московский гость сразу не понравился морскому воеводе. Пантелеев почувствовал неприязнь ещё раньше, разглядывая фотографию Зиновия, предоставленную разведотделом, и это чувство при личной встрече только усилилось. Зиновий был невысок, тучен, одутловат, прятал глаза за толстыми стёклами очков, старательно избегая смотреть в глаза собеседнику. Хотя дело, конечно, было не во внешности – Пантелеев, бывший офицер военно‑морского флота России, слишком хорошо знал, что сделали с его страной Зиновий и ему подобные. Тем не менее, ближний боярин северного князя Александра Холодного своих чувств не выказал и даже пожал мягкую руку Зиновия, которую тот протянул ему, надев на своё пухлое лицо маску искренней радости.

– Как долетели? – осведомился адмирал, соблюдая протокол.

– Слава Богу, – жизнерадостно отозвался московский гость. – В центральных районах Руси стараниями князя Василия разбойников поубавилось. А раньше пошаливали, да, даже "иглами" баловались.

– Что ж, милости просим, боярин, – Пантелеев сделал приглашающий жест, указывая на джип, и добавил, кивнув на телохранителей, стоявших за спиной Зиновия: – Только вот охране твоей там места не хватит. Однако не сомневайся – у нас тебя никто не обидит, слово даю, а воины твои пускай здесь обождут: тут их и накормят, и обогреют, и спать уложат. И ни капли горючего из баков твоего самолёта не пропадёт – я возле него броневик оставлю.

Обращение на "ты" Зиновия не покоробило – в разговоре это давно стало привычным (в конце концов, в международном языке такая тонкость отсутствует), не возмутился он и тому, что "охранный" броневик расположился так, что его орудия смотрели точнёхонько на фюзеляж "тушки" (о доверии говорить пока что рановато), но недвусмысленное требование следовать дальше "одному и без оружия" боярину явно не понравилось. Однако он смолчал и, бросив несколько слов своим людям, спокойно пошёл к джипу. "Да, – подумал адмирал, специально не взявший с собой в аэропорт хотя бы автобус для "сопровождающих лиц", – дело у тебя ко мне важное, очень важное, раз ты по пустякам не кочевряжишься. Ну‑ну…".

По дороге содержательной беседы не состоялось, что, впрочем, Пантелеева ничуть не удивило – наивно было полагать, что московский боярин будет говорить о чём‑то важном в машине, в присутствии водителя и офицеров личной охраны адмирала. Зиновий сообщил не слишком значимые московские новости и выразил своё восхищение состоянием трассы, морской воевода вежливо покивал в ответ. К счастью, долго тянуть дипломатическую резину не пришлось – в отсутствие бронемашин эскорта джип прибавил прыти и покрыл расстояние от Мурмашей до Североморска за считанные полчаса. Лёгкий перекус (без вина и прочих ненужных излишеств) также не отнял много времени, после чего гость и хозяин уединились в штабном спецбункере, идеально подходившем для беседы тет‑а‑тет.

– Прежде всего, боярин, – напрямик заявил адмирал, как только они остались вдвоём, – разъясни, какая надобность заставила тебя так спешить, что ты прибыл к нам в отсутствие князя Александра? Что за дело у тебя такое срочное?

– Морской воевода Михаил Андреевич Пантелеев, – губы Зиновия растянулись в подобии улыбки, – есть правая рука северного князя и командующий флотом, и если князь отсутствует, неотложные дела можно решить с его ближним боярином. Я не мог прилететь в другое время, у нас там свои… проблемы. А дело у меня простое, хоть и важное, и дело это непосредственно касается командующего флотом. Ваше княжество владеет выходом к морю. Мир уже оправляется от последствий Обвала – приходит время торговли.

– Море? Наше море холодное, штормовое, и долог путь по нему до,

– адмирал быстро взглянул на Зиновия, однако тот успел привычно потупить взор, – …United Mankind. Есть ведь ещё и Балтика, и Чёрное море.

– В Причерноморье щедро льётся кровь, – в голосе московского боярина прорезались снисходительные нотки (мол, неужели неясно?). ‑Там нет твёрдой власти – новые бедуины, казаки, мелкие князья, чьи уделы не превышают по размерам один микрорайон Москвы. А Балтика,

– Зиновий скорбно вздохнул, – князь Василий не нашёл пока общий язык с князем Владиславом, а воевать с ним нам как‑то не с руки. И неспокойно на Балтике, воевода, – там по берегам прочно сидят тевтоны Генриха Железнобокого, да и пираты пошаливают.

– У нас они тоже есть – на Груманте обосновались викинги ярла Эйрика. И шалят они крепко – аж до Европы добираются и трясут её как грушу.

– Есть. Но у вас, – вкрадчиво проговорил Зиновий, – флот, самый мощный из флотов всех наших прибрежных княжеств. И атомное оружие у вас тоже есть. Вы сможете прикрыть торговые пути и приструнить морских разбойников. Вот поэтому я сюда и прибыл – для проведения предварительных переговоров по этому вопросу. Москве нужен выход к морю. Смутное время проходит, адмирал, – пора начинать всё сначала. Пришло время собирать камни, как сказал один древний мудрец.

– Морская торговля, говоришь… – командующий флотом откинулся на спинку кресла и положил перед собой на стол сжатые кулаки. – Темнишь ты, боярин московский, а проще говоря – врёшь беззастенчиво. Не прилетел бы ты сюда в такой спешке только ради того, чтобы быстренько обсудить со мной вопросы организации охраны торговых караванов – дело это неспешное и обстоятельное. Давай‑ка начистоту, а не хочешь – вот тебе бог, а вот тебе и порог. Отвезут тебя мои люди обратно в аэропорт, и лети себе с миром, торговец.

В глазах Зиновия что‑то мелькнуло. Пантелеев готов был поклясться, что бывший бизнесмен лихорадочно обдумывает и взвешивает все "за" и против", и делает это быстро и почти безошибочно, тем более что варианты московский гость наверняка просчитал ещё до того, как собрался в путь‑дорогу.

– Хорошо, Михаил Андреевич, давай начистоту.

С этими словами боярин Зиновий извлёк из внутреннего кармана своего добротного пиджака, сшитого по моде нулевых годов ("бывшие" называли это время "золотым веком"), небольшую плоскую коробочку, коснулся её пухлыми пальцами и положил на стол.

– Я верю искренним словам уважаемого хозяина, – пояснил он, предупреждая вопрос, – сообщившего, что никакой аппаратуры слежения здесь нет. Но "жучки", воевода, могли быть установлены и без ведома командующего флотом. Это глушитель – он даёт полную гарантию конфиденциальности. Бережёного бог бережёт – разговор у нас пойдёт серьёзный, и лишние глаза и уши нам с тобой совсем ни к чему.

– Я слушаю.

– Официальная цель моего визита – торговые переговоры. Дело это важное и нужное, не вызывающее ни у кого ни сомнений, ни подозрений. Но торговля торговлей, – Зиновий ощупал глазками бесстрастное лицо Пантелеева, проверяя его реакцию, – однако у меня есть и другое дело, куда более важное. Нас интересует нефть – арктическая нефть, залегающая в районе подводных хребтов Менделеева и Ломоносова.

– Кого это "нас"?

– Нас – это нас, – с нажимом произнёс московский боярин. – Скажем, группу весьма влиятельных лиц, во многом определяющих внешнюю и внутреннюю политику Москвы.

– А я полагал, что в Москве правит князь Василий Тёмный, – заметил Пантелеев с еле уловимой иронией.

– Будем откровенны: князья приходят и уходят, а элита остаётся,

и…

– …назначает нового князя, так?

– Бывает, – скромно согласился Зиновий. – Итак, нас интересует полярная нефть: нам надо, чтобы ваши боевые корабли, адмирал, надёжно застолбили весь нефтеносный район и гнали оттуда поганой метлой всех, кто осмелится сунуть туда нос.

– А зачем нам играть в нефтяные игры с московскими боярами? Мы и сами возьмём эту нефть, благо флот у нас имеется, и сами решим, кому её поставлять, а кому нет.

– Не возьмёте, – неожиданно твёрдо возразил Зиновий. – Посмотрите вокруг – Русь скатилась в тринадцатый век, пусть даже в этом средневековье есть бэтээры, электроника и автоматы Калашникова. Нету ни у вас, ни у нас необходимых технологий, чтобы в больших масштабах качать нефть с двухкилометровой глубины, да ещё из‑под тяжёлых льдов – нету! На такое способна только Поднебесная Империя с её японскими инженерами или… или United Mankind.

– Другими словами, боярин, – медленно произнёс адмирал, – Москва предлагает мне работать на глобов? Вся ваша элита московская работает на них, и на коробочке твоей тоже наверняка стоит клеймо "Made in

UM"?

– Да. United Mankind – это единственная организованная сила современности, за ней будущее. Надо быть реалистом и прагматиком, адмирал, и чётко представлять себе расклад сил в обновлённом мире.

"Кем мне быть, я, пожалуй, сам решу" – подумал Пантелеев, а вслух спросил:

– И поэтому вы обратились прямо ко мне, через голову князя Александра?

– Да, – невозмутимо подтвердил Зиновий. – У нас есть основания полагать, что князь Александр может… э‑э‑э… как бы это правильнее выразиться… не совсем адекватно отреагировать на наше предложение, и мы сочли…

– …что моя персона предпочтительнее, – закончил за него командующий флотом и добавил: – А князья приходят и уходят, верно?

На это Зиновий только пожал плечами – жест этот можно было истолковать как "из двух зол выбирают меньшее".

– Итак, вам нужно, чтобы мой флот прикрыл нефтяные поля Арктики и преподнёс их глобам на блюдечке? А почему же они сами не возьмутся за это? Корабли у них имеются, и числом поболе, чем у нас, – за чем же дело стало?

– United Mankind не желает идти на прямой конфликт с чингизидами Поднебесной и не хочет обострять отношения с атомными княжествами Сибири, у которых есть и ядерное оружие, и средства его доставки. Что же касается морского воеводы Михаила Пантелеева – ему предлагается долевое участие в прибылях транснациональной корпорации "Холодная нефть". Кроме того, глобы не возражают, если он станет владетельным северным князем Руси – люди смертны, и Александр Желваков не исключение.

– Складно излагаешь, боярин… Всё сосчитано, взвешено и оценено, так? Но вот тут какая закавыка имеется: мои офицеры за последние годы распрямились и почувствовали себя свободными людьми, мужчинами и воинами – а ну как им не понравится такой расклад? А вдруг не захотят они дарить наши богатства дяде заморскому, и что тогда? И рановато ты князя Александра со счётов списываешь – он жив‑здоров, и помирать не собирается.

– У твоих офицеров, воевода, – в голосе московского гостя появилась жёсткость, так не вяжущаяся с его не слишком воинственным обликом, – есть жёны и дети, которые живут в береговых посёлках. На дворе двадцать первый век, а не четырнадцатый, и группа хорошо подготовленных террористов сможет проникнуть куда угодно. Здесь у вас лесотундра – её не перекроешь сплошной сетью патрулей. А князь Александр – о нём разговор особый, сначала мне хотелось бы услышать, что ты мне скажешь.

– Скажу, – с расстановкой произнёс адмирал, и что‑то в его голосе заставило боярина Зиновия насторожиться. – Обвал, похоже, вас, "элитариев", так ничему и не научил – опять вы наступаете на те же грабли и прикидываете, кого и за сколько можно купить. Я обещал тебе неприкосновенность, и слова своего не нарушу – только поэтому тебе через полчаса не оттяпают голову на площади у Пяти Углов. Сиди, не дёргайся. Полетишь домой, а там своим передашь, что ни глобам, ни кому другому мы нашу нефть не отдадим – самим пригодится, пусть не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. И дай тебе бог долететь до Москвы, боярин, потому что если сядете вы на вынужденную где‑нибудь под Костромой, то жить тебе останется только до той поры, пока местные смерды на вас не набредут. А как набредут да узнают, кто ты есть, тут же тебя и поднимут на вилы или что похуже сотворят. Любят вас на Руси, ох и любят… И ещё тебе скажу, боярин московский: если хоть одна женщина или один ребёнок в любом из наших посёлков от Полярного до Лиинахамари "случайно" попадёт под машину или под выстрел из‑за угла, то через пятнадцать минут с дежурной подводной лодки взлетит ракета с термоядерной боеголовкой. И полетит она… Правильно, не за море‑океан, а прямо на ваш подмосковный Элитный Посад. Мне и приказывать не придётся – такой случай мы давно уже в расчёт приняли: знаем, с кем дело имеем, и чего от вас можно ждать.

– Вы… вы сумасшедший… – пробормотал Зиновий, с ужасом глядя на потемневшее лицо воеводы. – Вы, русский офицер, санкционируете массовое убийство русских людей?!

– А вы не русские, нет у вас роду‑племени. И не люди, если разобраться, – паразиты вы кровососущие. Пожирали вы страну, давясь и чавкая, довели её до самого края, а теперь, когда она только‑только в себя приходит, вы опять за старое? Так что выжечь вас начисто – это дело благое. И ядерная бомба для этого очень даже подходит, если уж князь Василий не может вас передавить, как гнид поганых. Мучаться вы не будете, хоть вы это и заслужили – вы просто очень быстро сгорите вместе с вашими роскошными особняками, откормленными шлюхами, тупоголовыми телохранителями, внутренними бассейнами и холодильниками для шуб. Стёкла расплавятся и потекут соплями по стенам, но недолго – ударная волна сметёт всё, и останется на месте вашего Элитного Посада чёрное радиоактивное пятно. Вот такой тебе будет мой ответ, боярин Зиновий.

Пантелеев встал, и Зиновий сжался – ему показалось, что адмирал сейчас задушит его голыми руками. Но воевода всего лишь нажал кнопку вызова. Тяжеленная дверь бункера открылась, и на пороге появился подтянутый флотский офицер.

– Переговоры закончены, – сказал ему адмирал. – Ввиду особых обстоятельств банкет отменяется – наш высокий гость очень спешит. Доставьте его в Мурмаши со всем почтением и обеспечьте ему безопасный вылет – предупредите ПВО, чтоб не шарахнули ненароком по его самолёту. Скатертью дорога, боярин.

– На этом мы с ним и расстались…

Зиновий замолчал и сник, ссутулился и обмяк в кресле, как будто из него выпустили воздух.

Люди, сидевшие за длинным столом в просторной гостиной большого и вычурного особняка в Элитном Посаде – дома, напоминавшего рыцарский замок, – молчали. Гостиной владел полумрак, и весь интерьер – старинная мебель, картины и холодное оружие на стенах, тяжёлые портьеры на окнах, раритетные вазы и статуи по углам – просматривался смутно. И лица людей были малоразличимы. Люди эти не боялись света – наоборот, в былые времена они уверенно чувствовали себя на пресс‑конференциях под обстрелом фотовспышек, на презентациях в ярком свете прожекторных лучей и на светских раутах в блеске фейерверков. Но времена изменились – энергия стала основной ценностью, и теперь никому и в голову не могло придти расходовать драгоценные джоули просто так, без особой на то нужды. И во все времена тати‑разбойники, собравшиеся идти на дело тёмное, предпочитали полумрак – так надёжнее. Да, тёмные дела замышляются и при свете дня, но задумавшие злое предпочитают сумрак, совпадающий с оттенком их тайных мыслей, – так уютнее.

– Досадно, – произнёс хозяин дома, и голос его шелестящим шипением протёк сквозь вязкую полутьму, прореженную скупым полусветом скрытых потолочных ламп. – Жаль, что в своё время мы не довели дело до конца, и что в армии сохранились подобные Пантелееву и Желвакову.

– Статистика, – пожал плечами сухопарый старик, сидевший рядом с хозяином. – Они тогда были ещё офицерами среднего звена, каких тысячи и тысячи, и нейтрализовать их всех до единого…

– А надо было! – заверещал Зиновий, выходя их прострации и брызгая слюной. – И вообще, весь этот так называемый русский народ, генетическое быдло… Его поголовье надо было сокращать решительно, без полумер и сюсюканья, а мы… Вот и дождались, мать вашу! Ожили коммунисты недобитые!

– Не надо пылких эмоций, – холодно осадил его хозяин особняка. – Нынешние князья – они не коммунисты, они обыкновенные военные вожди, порождённые неофеодализмом. У них просто другая система ценностей, отличная от нашей. Это древнее противостояние злата и булата, боярин Зиновий, и началось оно ещё во времена Карфагена, и даже раньше. Так что не стоит сотрясать воздух истеричными воплями, не поможет. Давайте лучше думать, что мы можем сделать, чтобы выправить ситуацию.

– Угроза ракетно‑ядерного удара по Элитному Посаду, – подал голос круглолицый крепыш с короткой стрижкой, похожий на слегка пообтесавшегося бандитского вожака, – это, я так думаю, блеф. Князь Василий такого не потерпит – Москва под боком, и её тоже заденет, и нехило. Хотя – чёрт его знает, что на уме у этих вояк, опьянённых доставшейся им властью. Они же убийцы‑профессионалы, их только этому и учили, а теперь они вошли в силу. Так что – не будем тревожить осиное гнездо и заниматься терактами против северных посёлков князя Александра, а то и по мозгам получить недолго…

– Никто и не собирается. Наш дипломат, – хозяин посмотрел на Зиновия, – несколько погорячился, и его импровизация получилась неудачной. Надо было соображать, с кем дело имеешь, боярин.

Зиновий хотел что‑то сказать, но вместо этого только шумно выдохнул и промолчал.

– Я согласен с тезисом, – продолжал хозяин замка, переводя взгляд на круглолицего крепыша, – что энергичных телодвижений со стороны Северного княжества не будет, если мы, в свою очередь, не станем зря дразнить гусей. Однако наша основная задача – получение эксклюзивного доступа к арктической нефти – остаётся нерешённой. А Совет Сорока шутить не любит. Глобы пойдут на переговоры с кем угодно – с китайским богдыханом, с великим халифом, с самим Сатаной, – лишь бы завладеть нефтью Арктики. Я уверен, что у них, кроме нашего, есть в запасе и другие варианты. Мессиры умны, а если не будет другого выхода, они применят силу: в конце концов, вопрос энергоносителей – это вопрос обеспечения новой валютной системы, вопрос жизни и смерти и United Mankind, и любого другого государства. И мне бы очень не хотелось, чтобы Совет Сорока счёл всех нас, здесь присутствующих, бесполезным шлаком – вы понимаете, что это значит. Без поддержки United Mankind мы с вами долго не протянем, и можем потерять не только власть и влияние, но и головы. Князь Василий непредсказуем, как и все наши "новые князья". Он укрепляет свою единоличную власть, он грезит идеей воссоздания Великой Руси, и я не удивлюсь, если завтра…

Владелец дома‑замка не договорил – его речь прервала длинная пулемётная очередь, раздавшаяся где‑то совсем близко.

Со звоном посыпались стёкла. Входная дверь гостиной с треском распахнулась, в её проёме появился стражник в панцирном жилете. Он едва держался на ногах; из трёх дыр на его груди обильно лилась кровь.

– Оприч… ни… ки… – натужно прохрипел страж и повалился ничком, а из открытых дверей в гостиную повалили люди в масках с прорезями для глаз и в облегающем чёрном, похожие на выходцев из преисподней.

"Опричники, – обречённо подумал хозяин, – кто же ещё… По‑тихому окружили дом, вывели из строя все охранные следящие системы, нейтрализовали стражу, закинули на стены верёвки с крючьями… Псы князя Василия, готовые рвать на части любого, на кого укажет княжья рука. На это раз он нас опередил…".

Бывший банкир и политик оценил ситуацию в считанные секунды, и прежде чем к нему подбежали опричники, он раздавил зубами ампулу с ядом, давно уже припасённую на крайний случай – элитарий знал, что лёгкой смерти от князя ему ждать не приходится, и не хотел заживо гореть на костре.

Комната наполнилась треском выстрелов. Круглолицый атаман мячиком отпрыгнул к стене и выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Две автоматные очереди перерубили его крест‑накрест, и на ещё дёргающееся тело аутсайдера упала со стены простреленная картина "Охотники на привале", некогда украшавшая Третьяковскую галерею. Кто‑то метнулся к разбитому окну – его расстреляли тут же, и он рухнул, судорожно вцепившись в сорванную портьеру. Седой старик хладнокровно вогнал отравленную иглу из карманного игломёта под обрез шлема одного из нападавших, а в следующую секунду другой опричник схватил его за волосы и быстрым движением перерезал ему горло. Однако большинство заговорщиков, ошарашенных стремительной свирепостью неожиданного нападения, не сопротивлялись.

Зиновия сшибли вместе с креслом и заломили руки за спину. На запястьях боярина защёлкнулись браслеты наручников. Потом его рывком поставили на ноги и, подталкивая в спину прикладом, вывели во двор, ярко освещённый пламенем горящей машины, разбитой прямым попаданием из гранатомёта. У ворот стоял танк, угрожавший особняку орудийным жерлом, по всему двору валялись тела перебитых стражников. Откуда‑то сверху, со второго этажа, доносились истошные женские крики – опричники пользовались милостью князя, разрешавшего своим верным слугам в награду за труды употреблять захваченных "вражьих баб" по назначению. Соседние особняки были тихи и темны – их обитатели с затаённым ужасом взирали на происходящее, благодаря Господа, что княжий гнев обрушился не на их головы.

Пленных грубо запихивали в зарешёченный автомобиль. Сидя на узких холодных скамейках автозака, они избегали смотреть друг на друга, чтобы не видеть в чужих глазах свой собственный страх и невысказанный вопрос, мучавший всех: "Что с нами будет?".

– Не трепыхайтесь, болезные, – криво усмехнулся старший из опричников, высокий мрачный человек с лицом, изуродованным шрамами от ожогов, оглядев пленников и словно прочитав их мысли (что было совсем нетрудно). – Умели пакостить, умейте и ответ держать. Поедем в темницу, а там сразу в пытошную – чего зря время терять? Допрос с пристрастием, на дыбе, чтоб доподлинно да достоверно. Косточки поломаем да жилочки повытягиваем, а как же без этого? Но это уже так, для порядка – вины ваши князю ведомы и доказаны, и вряд ли что нового вы скажете, когда вас огнём прижигать станут. И потому долго вас мытарить не будут: завтра же поутру, по холодку, доставят вас всех на место лобное, и головы отсекут народу на радость. Вот так‑то, бояре злокозненные, – помогли вам ваши ляхи?

Зиновий дёрнулся и тихо заскулил в смертной тоске. В тесной утробе тюрьмы на колёсах резко запахло аммиаком.

– Тьфу, – опричник брезгливо поморщился и пнул боярина сапогом. – Обоссался, гадёныш. И вы ещё называли себя элитой и хозяевами жизни, сучьи выблядки!

Урча моторами, машины выезжали за напрочь снесённые ворота особняка и тянулись к шоссе, оставляя позади притихший Элитный Посад.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. ГЛОБЫ

202… год

Стратоплан начал снижение. Эти машины, несущиеся в верхних слоях атмосферы со сверхзвуковой скоростью, появились совсем недавно, и оптимисты (в пику пессимистам, оплакивающим «старые добрые времена») были склонны считать их появление признаком возрождения былой мощи Америки, трансформированной в глобальную

структуру United Mankind. Атлантику стратопланы пересекали всего за два часа – очень удобно для деловых пассажиров (хотя их стало гораздо меньше, чем когда‑то) и для милитаров особого статуса.

Хендрикс покинул Свальбард на борту "Ингрид". В точке рандеву у Лофотенских островов с палубы крейсера взлетел вертолёт, и через пятнадцать минут Хендрикс оказался на палубе английского фрегата. Сдав и приняв пассажира, оба корабля тут же развернулись и на полном ходу разошлись в разные стороны: и англы, и викинги считали себя "союзниками поневоле" и не доверяли друг другу. Однако глоба на борту "Портленда" встретили хоть и без подобострастия, но почтительно: что такое есть United Mankind, присоединившиеся к Ю‑Эм бритты хорошо знали. Дальше всё было просто: берег туманного Альбиона, лондонский аэропорт Хитроу, предъявление персонального чипа и трансатлантический перелёт рейсом "для избранных".