Текст книги "Закон Единорога"

Автор книги: Владимир Свержин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава одиннадцатая

Входите смело, здесь тоже есть боги!

Гераклит

– Господа, позвольте вам представить… – не дав мне опомниться, торжественно разведя руки, начал было сей глумливо ухмыляющийся субъект в пыльном костюме менестреля.

– Лис, придержи язык! – передал я, поспешно включая мыслесвязь. – Меня здесь называют боец Черная Рука.

Лис автоматически продолжил свою тираду, выдав на-гора мой новый титул, и тут же, запнувшись на полуслове, ошалело переспросил:

– Так?! Я ничего не путаю?

Я поклонился, лихорадочно обдумывая, каким образом замять создавшуюся неловкость. На мое счастье, подмога не заставила долго ждать.

– О-ла-ла! – блондинистая пышногрудая хозяйка, слегка покачивая широкими бедрами, стремительно выплыла из-за стойки и устремилась к двери. – Бельрун! Негодник! Ты где это пропадал!

– Все хорошо, Мадлен! – произнес Винсент, отступая на шаг и открывая объятия, в которые немедля угодила хозяйка «Серебряного стремени». – Ведь я же вернулся.

Без каких бы то ни было преувеличений эту уважаемую даму можно было назвать весьма привлекательной, может быть, даже обольстительной, но рядом с циркачом она смотрелась несколько громоздко, ибо и ростом, и объемом превосходила будущего «королевского советника» раза этак в полтора.

– Как здоровье господина Мербефа? – парировал Винсент радостную тираду мадам Мадлен.

– Злюка! – поджала губы хозяйка. – Он умер год назад.

Диалог явно касался вещей, о сути которых мне можно было только догадываться, а потому, воспользовавшись всеобщим разбродом и шатанием, я ухватил Лиса за рукав и потащил во двор «подышать вечерней прохладой».

– Ты давно здесь ошиваешься? – Мой первый вопрос после радостных рукопожатий и хлопанья по плечу звучал, пожалуй, слишком сурово.

– С утра, – признался Рейнар. – Узнал позавчера у Виконта, что ты направляешься в Клермон, вот и решил перехватить тебя по дороге. Так сказать, сюрприз! Надеюсь, ты-то хоть рад меня видеть? – как-то вдруг грустнея, спросил он.

– Что за глупый вопрос? Конечно, рад!

– И славно. А там, – он неопределенно махнул рукой куда-то вдаль, – были не рады. Ну да ладно. Забудем. Проехали. – Рейнар криво усмехнулся. – Зато я теперь сюда надолго. Может быть, даже насовсем.

– Что такое? – не понял я.

– Да, в общем-то, ерунда. Домой мне возвращаться некуда, а из Британского королевства я, как это поприличней сказать, выслан, с присвоением очередного воинского звания persona non grata.[39]39
  Persona non grata – нежелательное лицо (лат.).


[Закрыть]

– Ну что ты еще натворил? – произнес я, прекрасно понимая, что для того чтобы добиться подобного вердикта, сотруднику нашей Конторы нужно совершить что-то уж совсем из ряда вон выходящее.

– Капитан, не рви душу! Что бы я ни сделал – оно все там, а я – здесь. Спасибо Расселу, уважил боевого товарища, а то бы ты меня шиш тут увидел. Ну ты-то мне рад? – вновь переспросил он.

– Рад. Не то слово, рад, – отозвался я. – Но что случилось?

– Ладно. Оставим мои прегрешения исповедникам. Что у тебя тут творится? Поведай мне, так сказать, в порядке дележа ценным опытом, как тебе удалось докатиться до жизни такой? Ты проигрался в дым или это новые проделки Шейтмура?

– Ни то и ни другое, – успокоил его я.

– Уже легче. Так что же тогда?

– Во-первых… Даже не знаю, что во-первых.

– А ты начни с того, что действительно главное.

– Хорошо. Император таки захватил Лауру.

– Не ходите, дети, в Африку гулять, – усмехнулся мой напарник.

– Ты это о чем?

– Так, к слову пришлось. Цитата.

– Сейчас она где-то в Арелате. Точнее, скорее всего в Арелате. Сведений о ней у меня, к сожалению, – ноль! Одни догадки. Там вскоре должны короновать Йогана Гессенского. Ну, помнишь, младший сын императора?

– У тебя устарелые сведения. Три дня тому назад его уже короновали. Но ход твоих мыслей мне понятен. Если косорылый отпрыск Лейтонбурга нынче выбился в арелатские короли, то где еще быть нашей бедной девочке?

– Верно, – мрачно подтвердил я.

– Что ж, направление движения мне понятно. А все эти конспиративные штучки с переодеванием?

– Знаешь, когда купцы в лавках, видя мой герб, говорят: «О, вон скачет доблестный рыцарь Вальдар Камдил, освободивший покойного короля Ричарда, победивший короля Джона и обхитривший императора!» – это называется славой. Так вот. Я не стремлюсь к посмертной славе.

Лис покачал головой.

– Командир, ты как хочешь, но, по-моему, у тебя в гостях Манечка-Величка.

– Кто? – переспросил я.

– Мания величия, а может, мания преследования. Или обе вместе. В любом случае это не ко мне, это к психиатру.

– Спасибо за совет. Но тут есть один нюанс. В Ла-Рошели некий порочного вида субъект порывался наделать дырок в моем организме. Не то чтобы у него были со мной личные счеты, но это, так сказать, входило в его должностные обязанности.

– Мир праху его. – Рейнар молитвенно сложил руки перед грудью.

– Ничуть. Я полагаю, с ним не случилось ничего опаснее насморка. Я передал с ним в Англию презент в виде моего окровавленного одеяния. Надеюсь, это придаст королю Джону энергии и оптимизма для решения государственных проблем.

– Понятно. – Гайренский менестрель состроил трагическую мину и смахнул воображаемую слезинку. – Порезали, значит, Вальдарку. Эх! Жаль. Хороший был мужик. Я бы даже сказал, апостол прикладного гуманизма. Или прикладного? Точно не помню…

Похоже, мысль о моей безвременной кончине изрядно потешала д’Орбиньяка. Наконец освободив меня, «во цвете лет ушедшего», от необходимости выслушивать каскад его черного юмора, он прервал прощальное слово и резонно спросил:

– А дурацкое прозвище зачем?

– Это что! – гордо сообщил я. – У меня еще есть маска того же цвета, что и прозвище, и перчатки…

– Из того же материалу, – завершил мою фразу Лис. – А какого рожна все это, извините, надо?

– Вот тут-то мы подходим ко второму номеру нашей обязательной программы. Ты не забыл, что Рассел просил нас как-нибудь на досуге разобраться с империей?

Рейнар скептически хмыкнул.

– Я не забыл. Мне его светлость двадцать третий герцог Бедфордский на эту тему чуть тонзуру не проел. Я так понимаю, что у тебя в связи с похищением Лауры как раз наступило время досуга?

– Правильно понимаешь. Так вот. Известного тебе благородного рыцаря наш старый знакомый Оттон при первой же личной встрече, если его, конечно, паралич не разобьет от радости свидания, скорее всего повелит живьем замуровать в стену. А циркового бойца, глядишь, и не заметит. Ну а поскольку встретиться мне с ним все равно надо, то пусть лучше это произойдет тогда, когда я этого захочу.

– Ну-ну. А империю ты при этом как разваливать будешь? При помощи дрессированных собачек? – Похоже, эта мысль привела Лиса в восторг. Мне оставалось только развести руками.

– Пока не знаю. Но в нашем деле есть еще пункты «три» и «четыре».

– О Господи! – Мой друг воздел руки к ночному небу. – Когда ты все это успел? Меня не было что-то около двух недель. Даже меньше. Когда я уезжал, для того чтобы оторвать тебя от ложа печали, нужно было, рискуя жизнью, чуть ли не ползком…

– Лис, чего ты суетишься? Дела эти нам все равно делать придется. Так что дыши глубже. Итак, дело первое: сорвать переговоры между Францией и Империей.

– …А второе – насадить мусульманство в Исландии.

– Ты не прав. – Я грустно вздохнул. – Но, в общем-то, это скорее мое личное дело.

– А Лаура? – Рейнар положил руку мне на плечо. – Капитан, твои личные дела с некоторых пор так сильно переплелись с делами службы, что я, например, не возьмусь определить, где кончаются одни и начинаются другие. Знаешь что? Мы будем делать то, что почитаем должным, и, как говорится: «Бог, храня корабли, да помилует нас!» Пошли выпьем. Нас, поди, уже заждались.

– …Ну, битие кнутом собак, проспавших вора, это дело обычное, – донеслось до нашего слуха, едва мы вновь очутились в доме гостеприимной Мадо. Угар радостной встречи уже спал, и теперь вся честная компания, включавшая в себя уже и приезжих циркачей, сидела вокруг стола, слушая рассказы Бельруна и веселого разбитного монашка в черной сутане бенедиктинца.

– Это кто? – шепотом осведомился я у вошедшего вместе со мной Рейнара.

– Брат Жан из Везеле, – ответил он. – Мы встретились с ним вчера в одной деревушке, жители которой, похоже, так и не сподобились придумать ей название. Веселый брат увещевал поселян, когда те вознамерились забить камнями свою молодую односельчанку за то, что та была красива.

– И что же?

Лис безмятежно почесал затылок и пояснил:

– Брат Жан доказывал им, что красота не есть несомненный признак дьявольского происхождения, а я подкреплял его слова вескими аргументами. По-моему, проповедь удалась на славу! – Он расплылся в самодовольной улыбке. – Это нас очень сблизило, – закончил Рейнар, с приязнью оглядывая продолжавшего свое повествование монаха.

– …Однажды в Понтиньи мне довелось слышать о местном судье, который со всей суровостью, подобающей его положению, приговорил к повешению свинью… – За столом послышался дружный смех. Мы подошли поближе, ловя суть рассказа. Брат Жан, сохраняя полнейшую серьезность на лице, продолжал описывать курьезный случай:

– Вы зря смеетесь! Она совершила тягчайшее преступление, пожрав своих детей! – Он состроил гневную и осуждающую физиономию. Честная компания вновь покатилась с хохоту.

– Правда, – помолчав, добавил святой отец, – насколько я могу судить, сам господин судья за свой век съел куда больше поросят! Но так уж, видно, повелось в миру: что сходит с рук пастырям, не прощается свиньям, – завершил под всеобщие смешки брат Жан.

– И что, несчастную свинку действительно повесили? – раздался мелодичный девичий голосок где-то из-за спины бенедиктинца. Совсем молоденькая девушка робко глядела огромными серыми глазами на собравшихся.

– Это та самая «ведьма», которую мы отбили… то есть отговорили в этой чертовой дыре, – шепнул мне Лис. – Ну не гады? На такую красоту корявки свои грязные подняли. Поотбивал бы уродам их дурацкие головы. – Он грустно вздохнул. – Святой отец отговорил.

Девушка действительно была несказанно хороша. Тонкое бледное личико, обрамленное длинными черными волосами, на котором кротко светились каким-то внутренним светом глаза, создавало впечатление такой беззащитности, что это наводило на мысль: это обман и дело без нечистого не обошлось. «Да уж, – подумал я, – немудрено, что односельчане ее хотели забить камнями…»

Монах между тем с нежностью посмотрел на свою подопечную, видимо, не зная, что сказать.

– Так ведь всегда так, барышня, – подал голос дородный купец в добротном, но уже изрядно пропыленном плаще. – Я уже почитай лет двадцать странствую, а никогда еще не видел, чтобы бедную тварь, будь то человек или свинья, когда-то миловали.

– Но ведь это несправедливо! – упрямо отозвалась она.

– Несправедливо? – горько ухмыльнулся Бельрун. – Почему несправедливо? Просто для тебя справедливо жить, а для того, кто наверху, справедливо жить за счет тебя… У всех разная справедливость! И чем ближе к трону сидишь, тем твоя справедливость справедливее.

– Так ведь испокон веков, – пробасил Ролло в наступившей вдруг тишине, – крестьянам кормить, монахам молить, рыцарям воевать, королю повелевать… Так Господь Бог устроил.

– Да ну?! – неподдельно удивился брат Жан. – Что-то я не припоминаю, чтобы Адам щеголял в золотой короне, а его дети гарцевали на украшенных драгоценными попонами жеребцах. Да и царь Давид вроде как был возвышен из пастухов…

Я молча слушал крамольные речи, раздававшиеся в таверне, понимая, что отчасти они есть прямое следствие недавно снятого интердикта и смутного времени, а отчасти…

– В древние времена, – продолжал монах, – славнейший из наших королей Карл Великий, которому доподлинно было известно, что есть истинная справедливость…

При этих словах мы с Лисом понимающе переглянулись, как древние авгуры.[40]40
  Авгуры – жреческая каста, гадавшая по полету птиц.


[Закрыть]

– …Учредил настоящий суд. Такой, какому подобает ему быть на самом деле.

Я, кажется, начал догадываться, о чем намерен рассказать своим зачарованным слушателям этот грамотей в рясе. Правда, Фемы (так назывались подобные суды) были так же далеки от описываемого идеала, как духовенство от духового оркестра.

– …Суды эти, – понизив голос до громкого шепота, вещал брат Жан, – вершили свои дела тайно, сверяя решения не с богатством и знатностью подсудимого, а лишь с кодексом законов великого короля Карла, благословленных его братом – папой римским Львом III.[41]41
  На самом деле Лев III никогда не был братом Карла Великого. Однако легенда, утверждавшая их родство, была широко распространена в средние века.


[Закрыть] Никто не мог укрыться от этого праведного суда, будь он последний подпасок или же сам император!

– Так уж и император! – недоверчиво протянул кто-то из присутствующих.

– Никто! – значительно подняв указательный палец, подтвердил святой отец. – Фрайграф, вершащий суд, поручал двум своим шефенам[42]42
  Шефен – помощник главы Фем.


[Закрыть] вручить вызов на суд лично обвиняемому или же кому-то из его ближайших родственников. И мало кто посмел ослушаться этого вызова. Те же дерзкие, кто все же пренебрег властью этого суда, понесли суровую кару за свое ослушание. Их захватывали врасплох и с завязанными глазами приводили на судилище. Обвинение, подтвержденное клятвой трех шефенов, не допускало уже никакого оправдания со стороны обвиняемого. Их приговор всегда гласил одно – смерть! – Монах обвел пронзительным взглядом потрясенно молчавших слушателей и продолжал: – Тех же, кто пробовал отсидеться за стенами своих замков, уповая на силу оружия, находили либо удавленными веревкой в собственной постели, либо повешенными… И только кинжал, воткнутый рядом, показывал, чьих рук это дело.

В полнейшей тишине послышался сдавленный тоненький всхлип. Спасенная «ведьма», дрожа как осиновый лист, словно за ней уже гналась дюжина шефенов, испуганно смотрела во все глаза на рассказчика, ставшего вдруг необычайно суровым.

– Иди-ка, Орин, спать! Что это ты, брат Жан, рассказываешь на ночь такие страшные сказки? – с некоторой укоризной глядя на своего друга, поспешил разрядить обстановку Лис. – Ну-ну, успокойся, дитя! Тебе действительно пора спать. Я думаю, на сегодняшний день тебе и без того достаточно страхов.

Напуганная Орин поднялась и, робко поклонившись на прощание, удалилась в свою комнату, сопровождаемая могучей Мадлен, на фоне которой она смотрелась совсем крохой.

– Да не слушай ты этих трепачей! – донеслись до нас утешения доброй хозяйки. – Для тебя-то это все внове, а я здесь такого наслушалась… Они же все выдумывают!

– И брат Жан? – недоверчиво и, как мне показалось, с обидой в голосе спросила Орин.

– Не знаю уж, чей он там брат, а только одно тебе скажу: мужикам верить нельзя!

За столом послышались добродушные смешки.

– Тише вы, оглашенные! – прикрикнула, оборачиваясь и грозя внушительным кулаком, хозяйка. – А то враз велю факела тушить!

– Эй, Ролло, – услышал я издевательский шепоток Бельруна. – Куда уставился? Гляди, шею свернешь.

Жано, действительно все это время не сводивший восхищенно-телячьих глаз с дородной фигуры хозяйки «Серебряного стремени», густо покраснел и отвернулся к двери.

– А никто и не смотрит… – пробурчал он.

– Да-а… – со вздохом протянул один из трех крестьян, сидевших на дальнем конце стола, видимо, местный. – У нас таких законов не дождешься… Вон, в прошлом году неурожай был, все на корню высохло, так хлеб в нашем монастыре по сто су за сетье продавали. А еще святые отцы! На них ни суда, ни закона!

– Э-эх! Что хотят, то и творят! – продолжал сокрушаться крестьянин. – Иной раз и не поймешь, кто прожорливее – священники или сеньоры… Вас-то я в виду не имею, – поспешно начал оправдываться поселянин. – По вас сразу видать, что вы человек добрый и благочестивый. Сейчас такие монахи – редкость, нынче каждый норовит урвать себе побольше.

– Я видел в Провансе священнослужителей, добровольно отказывающихся от богатых одежд и золота и ведущих праведный образ жизни, посвящая себя добрым делам и истинному служению Господу, – вмешался в разговор купец.

Крестьяне недоверчиво переглянулись между собой, решая, воспринимать это как очередную дорожную байку или же запомнить для себя на всякий случай.

– Они именуют себя катарами, то есть «чистыми», – продолжал купец. – Чудные они люди, я вам скажу. Тварей земных у них вообще запрещено убивать. Посему питаются они одними злаками и рыбой, ходят в рубище, босиком, проповедуют слово Божье и к деньгам не прикасаются.

За столом кто-то громко фыркнул.

– Чудно ты говоришь, почтеннейший! – недоверчиво произнес второй крестьянин. – Где ж это такое слыхано, чтоб монахи не грабили, не обжирались и не распутничали!

Все захохотали, дивясь купеческой небылице.

– Он говорит правду! Не смейте! – неожиданно громко крикнул Люка и грохнул кулаком по столу. От неожиданности все замолчали, недоуменно уставившись на разгневанного циркача. – Все это истинная правда! Не смейте злословить о святых людях…

– Это ваш? – тихо спросил меня Лис. Я кивнул. – Капитан, ты делаешь успехи. Компания катара – это как раз то, что нужно для конспирации.

Эжени, внезапно побледневшая, вскочила со своего места и, ухватив своего любимого за руку, потянула его из-за стола.

– Люка, у меня разболелась голова! Я очень устала… Пойдем! Простите нас, господа!

Я пораженно наблюдал эту сцену, наконец-то осознав явный факт, который так долго находился у меня перед глазами: Люка был альбигойцем!

– Оставь, Эжени, – вырывался он. – Истинно вам говорю, только очистившиеся спасутся! – прокричал он с лестницы.

– Мессир Вальдар, – все так же тихо произнес мой верный напарник, оглядывая толпу, потрясенно застывшую за столом. – А ты уверен, что нам еще не пора уносить отсюда ноги?!

– Не уверен, – честно ответил я. – Но, похоже, Бельрун знает этот дом много лучше нас и с хозяйкой у него приятельские отношения… Будем надеяться…

– Это тот кудрявый, что ли? – прервал меня Лис, рассматривая Винсента Шадри, с помрачневшим лицом вертящего в пальцах нож. – Да я готов спорить, что по нему самому в десятке графств петля плачет!

– Ты на редкость проницателен. Но у меня есть основания полагать, что эта несчастная изойдет от слез прежде, чем они встретятся.

– Ладно, поверю тебе на слово, – вздохнул Лис.

– А и то, – медленно произнес один из сидевших за столом крестьян. – Раньше, говорят, от монахов польза была. Чудеса творили, хвори исцеляли, людей кормили. Не то что теперь! Помнится, отец Руперт рассказывал, как святой Бернард сто мешков зерна для своей паствы из воздуха создал. Или вот, скажем, воду в вино превратить, – мечтательно завершил он, сбиваясь с первоначальной возвышенной мысли.

– Воду в вино? – Почтеннейший Деметриус, самозабвенно отдававший должное прелестям оверньской кухни, отодвинул в сторону пулярку с артишоками и встал, вытирая жирные руки о подол. – Поверьте мне, друзья мои, нет таких чудес, суть которых не могла бы познать наука! Вот смотрите!

Он выскочил из-за стола и резвой рысью выбежал за дверь, так и не объяснив недоумевающей публике, куда же она должна смотреть. Однако отсутствие его длилось недолго. Спустя несколько минут мэтр Мишо вновь появился в зале с ковшом воды в руках.

– Прошу вас, – он с достоинством поставил емкость на столешницу, – прошу вас всех убедиться, что перед вами чистейшая вода.

Заинтригованная публика сгрудилась вокруг чаши. Надо было быть Фомой Неверующим, чтобы усомниться в истинности его слов.

– Итак, вы сами видите, что это вода. – Досточтимый исследователь метаморфоз и трансмутаций торжествующе развел руками и жестом заправского фокусника подхватил вместительную глиняную чашку. – Надеюсь, никто не сомневается, что она пуста?

Лис тяжело вздохнул.

– Мессир, как там тебя, Черная Рука! Сделай одолжение! Я тебя умоляю, скажи мне, что это не алхимик! – Он страдальчески поглядел на меня.

Между тем Деметриус поставил кружку на стол и начал медленно наливать в нее воду. Жидкость приобрела пурпурный цвет.

– Скажи мне, Вальдар, ты собирал эту команду по всей Франции? Или тебе по-прежнему везет? – Рейнар, казалось, был потрясен.

– Угадал, – усмехнувшись, ответил я. – Мне по-прежнему везет. Почти как утопленнику.

– Есть еще какие-нибудь домашние заготовки или все же ограничимся этим? – умоляюще поинтересовался мой напарник.

Я не успел ответить. Чаша, наполненная великолепной пурпурной жидкостью, стояла посреди стола, притягивая к себе всеобщее внимание и гипнотизируя.

– Ну хватит, хватит. Засиделись, – зазвучало грудное контральто хозяйки нашего гостеприимного крова. – Время тушить огни. Эй, Бельрун, возьми со стола эту гадость и вылей ее немедля в отхожее место. Время спать, господа. А ты, здоровяк, помоги мне здесь убраться. – Она подозвала к себе Железного Ролло, который, несколько робея, начал приближаться к ней, не сводя преданных глаз с выдающегося бюста.

– Господи, – зашептал свою вечернюю молитву д’Орбиньяк, поднимаясь вверх по широкой деревянной лестнице, украшенной резными перилами. – Я надеюсь, что у тебя нет ничего лично против нас. Дай нам возможность проснуться завтра такими же живыми, здоровыми и свободными, как мы засыпаем сегодня. И да будет на то воля твоя. Аминь.