Текст книги "Ловчий в волчьей шкуре"
Автор книги: Владимир Свержин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Мне, пожалуй, нужно успокоиться после такого жаркого боя. А скажи, господин ловчий, нет ли у тебя, случаем, валерьянки?
– Увы, нет. Однако могу спросить у фра Анжело, нашего капеллана. Он отменно сведущ в травяных отварах и настойках. Заодно и Беллучу отнесу хозяйке.
– Да-да, спросите. Я вас пока подожду в доме. Заберите у этого фра все до последней капли! Да поторопитесь.
Признаться, добрый капеллан немало был удивлен моей просьбой, но, будучи человеком в высшей степени добросердечным, выдал увесистую бутыль, заклиная, однако, не переусердствовать с целебным зельем. И я не обманул надежд духовника. В отличие от моего хвостатого собеседника. Тот, правда, ничего не обещал, однако повело его уже после двух больших глотков, и хорошенько повело.
– Все ж на мне держится, – заявил он. – Я хоть и кот, но одновременно тот самый кит, на котором стоят Альфа и Омега! Что б они делали без меня?
Признаться, я не знал никого с такими кличками, и мне было невдомек, зачем кому-то стоять на быстро пьянеющем коте.
– Но не ценят. По скудости ума, – зверюга хлебнул еще валерьянки и посмотрел на мой кубок, где плескалось красное вино. Похоже, гостя озадачило, что кубок до сих пор не опустел.
– За победу – до дна! – назидательно провозгласил полковник.
– Мне завтра на лов, нужна ясная голова.
– Зачем? – кот развел лапами. – Если она не будет ясной у меня – а она, точно, не будет, – то лов отменят. Да-да, что ты на меня смотришь, как лепрекон [3]3
Лепрекон – демон, страж сокровищ.
[Закрыть]на горшок с шоколадными медальками?
Я тогда ничего не понял, но пушистый собутыльник так радостно засмеялся своей шутке, что мне пришлось поневоле улыбнуться. Ободренный кот продолжал:
– Ну какой из Алекса охотник? Он у меня так, для представительности. Он и маркиз-то без году неделя. Отец его мельницу держал, покуда жив был. Я еще батюшку его уму-разуму учил, а как мельник помер, младшего сына, ну, в смысле, Алекса, принял на воспитание и попечение. – Он вновь хлебнул валерьяновых капель. – И пошло, и завертелось. Имение ему раздобыл, титул. Вот, – он тяжело вздохнул, – с Алиной познакомил.
Воистину, жизнь бывает несправедлива к котам, даже к таким гениальным, как я. Но пустое, – неизвестный в наших краях полководец махнул лапой и удивленно уставился вглубь кубка, пытаясь сообразить, куда подевалось содержимое. – Ну-ка, давай, – кот ткнул длинным когтем в бутыль с валерьянкой, – наливай. Я намерен рассказать тебе о битве с великаном-людоедом, с чародеем, державшим в ужасе всю округу. С него-то и началась наша вечная охота длиною в жизнь.
Нынче все только и твердят, как Алекс сразил его, картины рисуют, баллады слагают… Но, прямо скажу, – ерунда все это! Это я победил чудовище, уничтожил в считаные мгновения, хотя оно и превращалось в ужасного льва, способного проглотить не то что меня, в то время-то я был куда поменьше, – он подпер лапой морду и в один глоток опустошил кубок, – но даже и сегодняшних псов. Да-да, сжевал бы без всякой выпивки, одного за другим, точно жареных каплунов. Я одолел великана за счет своего несравненного ума, воспетой легендами отваги и непревзойденной военной хитрости.
И эта победа была достойна того, чтобы ее записать золотыми буквами на скрижалях. – Он уронил голову на стол, вскинулся от удара, обвел комнату непонимающим взглядом. Затем, что-то вспомнив, продолжил со всхлипом: – И на обломках самовластья напишут наши имена.
Так вот, я щедро подарил эту победу Алексу, потому что я люблю его, лоботряса, хоть он и неблагодарная скотина. Нет, ну конечно, не так люблю, как Алиночку… – четвероногий говорун отчего-то хихикнул. – И вот тебя люблю. Ты славный паренек. – Он сполз под стол, и оттуда послышалось невнятное бормотание: – Споемте, друзья, ведь завтра в поход уйдем в предрассветный туман. – Кот на мгновение умолк и вдруг заголосил: – Шумел камыш, деревья гнулись…
Уж не знаю, чем эта песня так взяла меня за душу, но я стал подпевать во весь голос, не зная слов, да и не пользуясь ими. Кошачьи трели вдруг стихли, из-под стола показались настороженные уши, а затем абсолютно трезвые, круглые от ужаса глаза и нос, опасливо разнюхивающий обстановку.
– По-моему, где-то здесь, совсем близко, только что выл матерый волк, просто – волчище!
Под утро я принес достопочтенного профессора на руках, точно ребенка, господину маркизу и его очаровательной супруге.
– Что с ним? – озабоченно вскинулась принцесса Алина, увидев не подающее признаков жизни тело.
– Этой ночью он чересчур… успокоился, – пояснил я, укладывая бедное животное на ковер. – Но волноваться не следует, жив и совершенно здоров.
Ее высочество потянула носом воздух.
– Это что, валерьянка?
Я кивнул, подтверждая подозрение.
– Зачем вы ему наливали?
– Прошу извинить, ваше высочество, ей-богу не со зла, лишь в силу обстоятельств непреодолимого характера. Нынче после урочного часа ваш друг оказался во дворе и выстоял один против пяти мастифов. Ему нужно было успокоиться после этакого славного дела.
– Вы что же, не знаете, как действует валерьянка на котов?
– На обычных – знаю, с говорящими встречаться прежде не доводилось.
– Алиночка, – серый в черную полосу котофей приоткрыл глаз, судорожно зевнул и страдальчески пролепетал: – Этот подвиг я совершил ради тебя.
– Какой еще подвиг? – возмутилась принцесса, но когтистый советник в этот миг не был способен не то что давать советы, но даже внятно мяукать.
– Если вы позволите, – поклонился я, – пусть кот останется на вашем попечении. Нам же с маркизом необходимо прочесать лес.
Тут я вынужден заранее предупредить, что следующую часть повествования мне приходится приводить со слов Алины и пушистого профессора, и потому я не могу поручиться за достоверность рассказа. Впрочем, кое-что из речей вполне согласуется с моим представлением о том, как все было на самом деле.
…Граф де Монсени, как и приличествовало гостеприимному хозяину, не давал принцессе скучать, развлекал ее беседами, демонстрацией полотен итальянских мастеров, в том числе портретами собственных предков, украшавшими Шпалерную залу, и богатствами своей библиотеки. Тут ему и впрямь есть чем похвалиться: другого такого собрания книг не сыскать не то что в Савойе, но и, пожалуй, в самой римской канцелярии святейшего Папы.
Принцесса вела себя, как и положено принцессе, то есть благосклонно принимала знаки внимания, восхищалась познаниями и тонким вкусом моего господина и хлопала длинными ресницами, порождая ветер в голове мессира графа. Честно скажу, не в обиду Алексу, сопровождавшему меня, «маркиз» в роли охотника был менее убедителен.
Признаться, в какой-то момент я даже стал думать, что тот, кто горделиво именовал себя сыном орла, на деле все же сын мельника. Не то чтобы он совсем не разбирался в охоте, но с его познаниями гоняться за оборотнями можно было хоть до второго пришествия, да все без толку.
Неожиданно было совсем другое: кот, тот самый, которого мы оставили почти бездыханным, за время нашего отсутствия поохотился чрезвычайно успешно. Понятное дело, я не мог слышать его разговора с Алексом в тот день, зато впоследствии, на Базе, – раз десять. В сокращенном варианте звучало это примерно так:
– Сижу я, значит, страдаю. Без сапог, но в шлеме, потому что мозги вдребезги, так что, если вдруг, не дай бог, – то попробуй, собери их потом. И тут приходит Беллуча. Ну, та самая милая киска, которую я намедни героически спас от разъяренных псов. Ясное дело, она зашла поблагодарить отважного избавителя, как и подобает благовоспитанной особе. Увидела эта прелестная мадемуазель мое плачевное состояние и нежно так спрашивает: «Что с тобой, мой храбрый рыцарь, мой славный дон Котофан де Мурзик и Пусик? Могу ли я чем-нибудь помочь, облегчить страдания?»
А я ей отвечаю, этак мужественно потирая виски: «Голова раскалывается после смертного боя. Победа далась непросто, жизнь висела на волоске, и лишь мое совершенное воинское мастерство позволило одержать верх. Но, должно быть, кто-то из этих треклятых псов все же успел обрушить мне на макушку крышу дома. Нет ли у тебя, случайно, припрятанного зелья, чтобы успокоить боль телесных и душевных ран?» Она мне: «Увы, нет. И даже у фра Анжело почему-то не осталось. Но я знаю, где хранятся снадобья нашего господина. Правда, мне самой туда не войти, но с тобой, мой храбрый друг…»
Одним словом, мы пошли в винный погреб. Роскошный погреб, я вам скажу, всю Базу можно было бы поить целый месяц без просыху! Однако ж вы не подумайте чего плохого! Я как раз ни глотка, ни капли! Но там, в темном углу, за одной из бочек обнаружился хитроумный лаз: если нажать на один из кирпичей, то открывается потайная дверь, которая скрывает ход не куда-нибудь, а в настоящую алхимическую лабораторию. Обставленную, между прочим, по распоследнему слову современной, на тот век, естественно, науки и техники. Снадобий там – хоть залейся. Правда, валерьяновой настойки, увы, не нашлось, однако я заметил там книгу. При виде ее я с абсолютной ясностью понял, что нынче валерьяновые капли понадобятся не только мне. – Тут кот загадочно улыбнулся и назидательно поднял указательный коготь. – Это был «Энхиридион». Да-да, вы не ослышались. «Энхиридион»!
Глава 4
Честно говоря, этот кот – он отъявленный умник, да и вообще славный малый, но ужасный задавака. Нет, не так, на слово ужасный он, пожалуй, обидится. Лучше сказать, выдающийся задавака! Если верить его словам, не было в истории события, к которому он не приложил свою лапу, по его собственному выражению, «мягкую, но когтистую». А уж если дон Котофан начинает перечислять свои награды и титулы – тут и вовсе лучше тихо спрятаться или попросту заняться полезным делом.
Во-первых, этот агент 013, он же вождь Кошачий Коготь, он же серо-полосатый кардинал и многое-многое другое, скорее всего не заметит вашего отсутствия, ибо пребывает в упоении от звуков собственного голоса. Во-вторых, это сохранит вам не только время, но и ясность ума. Потому как, в изложении этого речистого котабальеро, именно его кошачьи заслуги и есть движущая сила цивилизации.
Ради истины следует упомянуть, что смысл заковыристого слова «цивилизация» как раз он мне и объяснил. Алина, ну конечно уже по возвращении, утверждала, что это такая компьютерная игра, а Командор Алекс Орлов и вовсе фыркнул, чтобы я не страдал фигней, а занимался своим делом. Так что, кроме выяснения, что же такое цивилизация, пришлось уточнять смысл выражения «страдать фигней». Что ж, если мои занятия и фигня, то должен ответственно сказать, я ею не страдаю, а воистину наслаждаюсь.
В тот раз, повествуя о находке в алхимической лаборатории, кот чувствовал себя настоящим триумфатором, ибо лица как принцессы, так и ее возлюбленного маркиза выражали единообразное недоумение.
– Ну, нельзя же так, – скорбно подпирая лапой голову, с притворной укоризной вздохнул он. – Это же азы прикладной магии! Ах, о чем это я? Постоянно забываю, что вы не посещали занятий факультета прикладной и естественной магии достославного Пражского университета.
– Можно подумать, ты посещал, – хмуро буркнул оскорбленный высокомерным кошачьим тоном гордый Сын Орла, изрядно вымотанный дневными странствиями по лесным чащобам.
– Да, мой друг, будем честными, я не посещал. Я был там наглядным пособием. А для некоторых, – он мечтательно зажмурил глаза и тихонько замурлыкал, точно вспоминая что-то приятное, – даже ненаглядным пособием.
Так вот, мои почтеннейшие коллеги, упомянутый мною замечательный манускрипт – едва ли не самая таинственная книга из всех, какие вышли из-под человеческого пера. То есть, конечно, не из-под человеческого, ибо, как было известно еще античным философам, человек есть существо, лишенное перьев, но сути дела это не меняет.
Сия драгоценная рукопись была вручена Карлу Великому в тот день, когда он принял императорский венец, признав тем самым верховенство римских понтификов как источника светской власти. Эту книгу можно считать залогом великого союза между династией Каролингов и святым престолом.
– Забавно, – покачал головой Алекс. – Как же она попала сюда?
– Это не тот вопрос, который я надеялся услышать первым, но он тоже вызывает у меня отдельный и, можно сказать, профессиональый интерес, – кот уселся поудобнее. – Думаю, если бы кто-нибудь каким-нибудь образом, – тут он будто невзначай уставился на Алину, от чего намек сделался тонким, как штурмовой таран для выбивания крепостных ворот, – помог разузнать, как эта чудесная книжка попала в руки графа де Монсени… Это чрезвычайно помогло бы нам в достижении цели.
– С чего ты взял? – не унимался Алекс, должно быть ревнуя кота к его добыче.
– С того, мой бесценный друг, – радуясь возможности продемонстрировать свое интеллектуальное превосходство на глазах у Алины, продолжил кот, – что в этой книге, среди многих других интереснейших сведений, заключены тайные моления царя Соломона, позволявшие ему повелевать демонами, с одним из которых мы, вероятно, и имеем дело.
Вообще же так, для общей эрудиции, – Профессор изящно обмахнулся пушистым хвостом, – доложу вам, считается, что обладатель этой книги, сумевший вникнуть в ее откровения, разгадать тайны иносказаний, без особого труда может достичь мирового господства. Правда, даже сам Карл Великий не сумел раскрыть всех аллегорий, пентаклей и тайных смыслов молитв и заклинаний. Но, по слухам, он многого достиг.
Дальнейшие странствия этого драгоценного фолианта покрыты мраком тайны. И вот не так давно, когда всем истинным ученым, практикующим научную магию, казалось, что книга окончательно утеряна или ее существование и вовсе – не более чем вымысел, она вдруг вынырнула из небытия. – Кот обвел взглядом соратников, проверяя, внимательно ли его слушают. – Да еще как вынырнула! Записи о ней встречаются в материалах дела известного чернокнижника, маршала Франции, барона Жиля де Ретца.
– Постой, – вмешался Алекс, решительно настроенный взять реванш, – но ведь Жиль де Ретц – это же отъявленный злодей Синяя Борода!
– Фи, друг мой! Мы живем в просвещенное время. Я отказываюсь судить о человеке, основываясь лишь на оттенке его бороды. Даже если бы она была вовсе голубая, в моих глазах это бы не имело никакого значения.
– Ну конечно, у котов ведь черно-белое зрение, – ухмыльнулась Алина.
– Оставь свои глупые шутки, – возмутился маркиз де Караба. – Я не о том.
– Разве я виноват, что ты не всегда понимаешь умные?! – демонстративно пропуская мимо ушей слова девушки об изъянах кошачьего зрения, надменно заявил дон Котофан. – Но, друг мой, ты действительно не о том. Вернемся к «Энхиридиону». Сия книга дважды упоминается в деле. Сначала она записана среди томов библиотеки маршала-чернокнижника, подлежащих изъятию, затем в иске дочери де Ретца, Марии, утверждавшей, что герцог Жан Бретонский, затеявший судилище над месье Жилем, или кто-то из его людей похитил это драгоценное имущество, принадлежавшее роду более трех столетий. Да-да, именно так записано в протоколе, более трех столетий.
– Ты что же, читал протоколы? – удивилась Алина.
– Ну, строго говоря, нет, но я просматривал материалы заседания коллегии французских адвокатов, еще в прошлом веке объявивших барона де Ретца полностью невиновным по всем предъявленным ему обвинениям. Обычная склока небогатого герцога с чересчур богатым вассалом. Но до нее, как мне представляется, нам сейчас нет дела. Именно в это время «Энхиридион» исчез из библиотеки маршала, и вот он объявился здесь.
С той поры минуло несколько десятилетий – не так много для человечества, однако немалый срок для человека.
Напомню, что этот самый барон Синяя Борода, как вы, мой друг, изволили его величать, был человеком неробкого десятка, соратником Жанны д’Арк. Он сражался лицом к лицу с тысячью врагов.
Барон с самого начала без всякого принуждения сознался в занятиях алхимией, что в ту пору было вполне приемлемо, хотя и не приветствовалось церковью. Сознался и в поисках эликсира бессмертия – это, как мы понимаем, тоже не подсудно. Но поскольку именно вокруг этих поисков были накручены обвинения в ритуальных убийствах, то, быть может, именно секрет вечной жизни ищет на страницах манускрипта милейший граф де Монсени.
– Ага, – хмыкнул Алекс, – в уточненном переводе выяснилось, что убивать следует вовсе не мальчиков, а представителей Савойского герцогского дома, и только их.
– Я ничего подобного не говорил, более того, никаких данных о причастности хозяина замка к таинственным смертям у нас нет, – возмутился кот, – но я не удивлюсь, если окажется, что демон в волчьем обличье и его жертвы напрямую связаны с моей, – он горделиво расправил плечи, – величайшей находкой.
Когда ближе к ужину я поинтересовался у маркиза де Караба, желает ли он продолжить наши поиски, тот лишь покачал головой и добавил глубокомысленно:
– Ищи, кому выгодно.
Вот тут я озадаченно замолк, ибо в голову мне пришла только одна мысль, что вельможа попросту не желает бить задницу о седло, трясясь по местным лесам и буеракам. Уж не знаю, как это могло помочь розыскам, но Командор упоминавшегося выше ордена, как ни в чем не бывало, отправился в замковую библиотеку, предпочитая деревьям, покрытым шелестящей зеленью, генеалогические древеса на шуршащих пергаментах родословных фолиантов. Несколько часов он там что-то выискивал да вычерчивал, но, как по-моему, время провел без всякой пользы, ибо перед закатом, глядя на меня с видом победителя, загадочно так поинтересовался:
– А что, твой господин, получается, тоже из правящего Савойского дома?
Вот уж воистину, стоило портить глаза и корпеть над рукописями, чтобы набраться этакой премудрости! Да каждый в замке, среди ночи разбуди, не открывая глаз, расскажет историю младшего отпрыска Красного графа!
О, простите, все время забываю, что прописные истины, известные любому савояру в нашем 1504 году, здесь почему-то едва ли не тайна за семью печатями.
Красный граф – сын Зеленого графа. Но если отец получил свое прозвище за любовь к цвету свежей травки, поскольку украшал оным все, что только мог, то его сын был прозван Красным за то, что доспехи его были все время измазаны кровью, то чужой, то своей. За пару лет до своей гибели этот достойнейший рыцарь и правитель решил жениться повторно.
Вернее, как было: супруга его пожелала уйти в монастырь, а он – возьми да и женись на одной весьма милой и благопристойной девице из хорошего рода. Вроде бы, даже Папа Римский одобрил сей шаг, но тогда Святейших Пап было то ли двое, то ли трое – и, видать, разрешение дал не тот. Может быть, со временем все бы и утряслось, однако на беду граф, мир праху его, сломал шею, неудачно упав с лошади, аккурат после взятия Ниццы. Скончался без завещания и оставил юную вдову с младенцем на руках. Сын Красного графа от первого брака, Амадей VIII, впоследствии сделался первым герцогом савойским. И он, стало быть, хоть и не признал брата законнорожденным, но и в бастарды его зачислять не стал, даровал титул графа де Монсени и герб с зубчатым серебряным крестом в червлени, лишь самую малость отличный от его собственного, герцогского.
Тот первый граф моему сеньору приходился как раз прадедом и, увы, не только ему, но и бедолаге Ожье. Видать, демону не было особой разницы, признан ли был молодой господин представителем рода или нет.
– Тогда выходит, – все так же хитро поглядывая на меня, спросил Алекс, – что хозяину этого замка тоже грозит смертельная опасность?
«Конечно грозит, что за глупый вопрос?!»
Я, помнится, тогда даже удивился: не ожидал от маркиза такого нелепого вопроса, но благоразумно промолчал, ибо кем бы он ни был, сыном орла или сыном мельника, здесь он – знатный гость, не мне чета, и не дело ловчего учить его уму-разуму. Что ж, как показало время, он и впрямь был не так прост, как мне в тот час показалось. Но – поди ж, знай.
– Вы правы, мессир, – поклонился я, нимало не показав своего удивления, – чрезвычайная опасность.
– Вот как? А он не показался мне не то что испуганным, но даже взволнованным.
– Мой господин – храбрый человек, – почти оскорбился я. – К тому же, он принимает все меры безопасности. Я без устали иду по следу мерзкой твари и, клянусь мощами Святого Лу, не успокоюсь, покуда не отыщу и не покараю. А теперь вот и вас монсеньор граф пригласил на ловитву.
– Но скажи, Рене, ведь все твердят, этот волк – демон, а стало быть, людское оружие против него бессильно. Быть может, граф дал тебе какой-то амулет для защиты?
Я лишь покачал головой:
– Никакой демон, будь он хоть сам враг рода человеческого, не в силах одолеть искренне верующего. Страх дает нечистому лазейку, но я, с позволения сказать, отнюдь не робкого десятка, и вера моя крепка.
– Так, стало быть, ты – добрый христианин? – словно невзначай переспросил мой собеседник. Он что, сомневается в моих словах? Я тут чуть было от гнева не задохнулся, но вовремя даже не взял, схватил себя в руки: это ж надо было такое сморозить!
– У фра Анжело не было нареканий в мой адрес, – сквозь зубы процедил я. – А если мне и доводилось грешить, ибо природа человека, увы, слаба, то непременно исполнял все, что мне предписывалось на исповеди.
– Не сомневаюсь, – кивнул маркиз и тут же задал следующий вопрос, после которого я почел лучшим для себя уйти:
– А ваш господин – он тоже добрый христианин?
Как уже было сказано, я лишь поклонился маркизу и молча зашагал прочь. Ушел без оглядки, внутренне негодуя, как так могло случиться, чтобы дворянин, да еще женатый на королевской дочери, был столь неучтив и бестактен. Знай я тогда, что вскоре на тайном совещании этой троицы прозвучит:
«Он не пожелал отвечать на вопрос. Да что там, он попросту сбежал, когда я спросил его. А стало быть, он знает об этом самом графе больше, чем говорит».
– Все очень подозрительно, – согласился в тот момент с доводами Алекса серо-черный кардинал. – Надо будет взять его в оборот».
Когда б я знал об этом совещании, наверняка бы остался и заявил:
– Мой граф – достойнейший человек и верный христианин!
Но, слава Всевышнему, не остался и не заявил.
Признаюсь, сегодня я частенько думаю, как бы все сложилось, если бы в тот момент я не ушел столь неучтиво, а честно, как подобает хорошему слуге, высказал в лицо некуртуазному гостю, что думаю по этому поводу.
Если вы полагаете, что в то время, когда Алекс, подобно, ну, мягко говоря, – дикому вепрю, рылся в корнях ветвистых генеалогических дерев савойской знати, разыскивая, «кому выгодно», его красавица-жена вышивала шелком или играла на мандолине, то вы пребываете в заблуждении.
По ее собственным заверениям, граф просто «зашел угостить ее засахаренными фруктами» и между ломтиками груши и персика очаровательная принцесса задала абсолютно, как она говорила впоследствии, невинный вопрос:
– А скажите, ваше сиятельство, в вашем замке есть призраки?
– Нет, – любезно заверил потомок Красного графа, надеясь порадовать гостью. – Вы можете отдыхать спокойно. Тут вас ничто не побеспокоит, готов поклясться в том своей честью.
Не тут-то было! Свернуть Алину с намеченного пути может лишь Алекс, и только долгим страстным поцелуем.
– Фи, это так несовременно! – возмутилась она и скорчила недовольную гримаску. – Как вы можете коснеть в дремучем мракобесии, достойном эпохи Пипина Короткого?! Вот, скажем, в Англии замки без призраков даже в дар уже давным-давно никто не принимает.
– И что же, в вашем палаццо тоже водятся привидения? – поинтересовался де Монсени.
– Ну конечно, – с воодушевлением в голосе заверила Алина. – В моей родной Гуралии, между прочим, так и говорят: «Замок, лишенный бестелесных обитателей, – не жилище, а всего лишь стены и башни, пригодные для обороны». Вот, скажем, у нас, – продолжала щебетать ее высочество, – до того, как мой дорогой супруг очистил округу и сам замок от нечисти, жил кровожадный великан-людоед. Его привидение и по сей день таскается по замковым подземельям, ужасно воет.
– И что же, ест людей? – хмыкнул граф де Монсени.
– Ну что вы, ваше сиятельство! Призрак не может есть живых людей. Он поедает их тени, особенно в полдень. Это у него обеденный час, – пояснила Алина. – Ох, как я люблю вечерами в новолуние послушать его душераздирающий вой. Это так романтично, так пикантно! К тому же, постоянно напоминает о непревзойденной храбрости моего супруга.
– У нас ничего такого не водится, – с сожалением покачал головой хозяин. – Вот разве что этот демон. Поговаривают, что он тут обитает не меньше двух сотен лет, то появляется, то исчезает. Последние два года от него воистину прохода нет.
– Ну, демон – это, конечно, мило, – со вздохом согласилась Алина, маняще блестя черными, как майская ночь, глазами из-под длинных полуопущенных ресниц. – Но это все-таки в лесу, а там, знаете ли, столько комаров, что не до оборотней. Я вот слышала, есть такие замки, где этих призраков ну просто видимо-невидимо. Вот, скажем, поблизости от нас, в Трансильвании, не так давно жил граф Влад Цепеш, по прозвищу Дракула. Рассказывают, что он пил кровь своих жертв, как добрые христиане – вино причастия. Так в его замке просто шагу нельзя ступить, чтоб не наткнуться на призрак. Или вот замок Синей Бороды…
Худое лицо графа де Монсени передернулось, будто кто-то подкрался сзади и дал ему хорошего пинка.
– Барон Жиль де Ретц никого не убивал, кроме врагов своей родины, – меняясь в голосе, процедил мой господин. – Он был храбрецом и верным сыном матери нашей, католической, церкви.
– Ну что за глупости, – небрежно отмахнулась дочь гуральского короля, недовольно морща точеный носик. – Рассказывают, что этот мерзкий колдун-душегуб прикончил сотни невинных мальчуганов, отыскивая секрет вечной молодости.
– Рассказывают также, – жестко отрезал хозяин замка, покраснев от гнева так, что лицом мало отличался от алого бархата своего джупона, – что маркиз де Караба – сын мельника и отродясь не убивал никаких великанов. Некоторые даже уверяют, что за него это сделал кот. Правда, я в это не верю. И вам, сударыня, не рекомендую верить досужим бредням!
Вот такой вот засахаренный лимон получился, доложу я вам, друзья мои.
Так уж получилось, что я слышал конец беседы. Не то чтобы намеренно подслушивал – не подумайте! Не в моих правилах совать нос в дела господина. Я просто искал графа, чтобы сообщить ему о прибытии гонца. И не какого-нибудь, а от самого нашего герцога Филиберта II. А поскольку дверь была чуть приоткрыта, а Господь наделил меня чрезвычайно тонким слухом, то весь разговор о призраках и демонах тут же долетел до меня, точно дорожная пыль, которую ветер срывает с большака и несет, сам не ведая куда, без всякого намерения и цели. Кому же вздумается пенять на ветер?
Вот и я ненароком услышал чужие слова и уже готов был позабыть о них, как подобает доброму слуге, но тут меня осенила мысль: не скрою, со мной иногда такое случается. Пришедшая в голову идея мне самому показалась непростой в исполнении, однако, прошу извинить и понять, я был доведен до отчаяния. Упорнейшие поиски злокозненного клыкастого демона в зверином обличии, как я ни бился, все никак не приносили победы. Уж я ли не усердствовал, я ли не силился перехитрить мерзкую тварь.
Но ведь если и впрямь коварный истребитель савойской знати не свой простой и незамысловатый брат-оборотень, а зловредный демон, лишь притворяющийся, как меня потом научил хвостатый профессор, – хомо метаморфум, то следует незамедлительно просить подмоги у фра Анжело.
Конечно, вряд ли наш капеллан умеет воскрешать умерших, но, ей-богу, неужто ему не под силу вызвать душу, чью-нибудь из убиенных? Совсем на чуток, – я же не прошу надолго, лишь на самую малость отвлечься от ангельского пения и вкушения нектаров в райских кущах, чтобы свершить правосудие и покарать гнусного убийцу. Кому как не покойнику знать, откуда приходит демон и куда затем девается?
Размышляя так, я стоял под дверью и едва успел отскочить, когда та распахнулась. Слава богу, что успел, ибо распахнулась она с такой силой, что, промедли я полмига, на лбу выросла бы шишка величиной с рог неуловимого зверя-единорога. Представьте себе, спаси нас господи, рогатого волка-оборотня – это совсем уж позор какой-то!
– Что ты здесь делаешь, Рене? – гневно прикрикнул граф де Монсени, метнув на меня такой яростный взгляд, что я попятился и чуть было не заскулил.
– К вашему сиятельству прибыл гонец от нашего доброго герцога Филиберта, – согнувшись в поклоне, доложил я. – Мы встретились неподалеку от замка, я сопроводил его.
– Занимайся своим делом, – все так же недовольно рявкнул монсеньор Констан, поднимая кулак к моему носу. Затем добавил, с трудом смиряя гнев: – Где он?
