Текст книги "Лицо отмщения"

Автор книги: Владимир Свержин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 12

Тот, кто ломает подковы, силен, но рискует остаться с некованой лошадью.

Виланд

Генрих Боклерк сидел, обхватив голову руками. Сегодня она болела с утра, и король ужасно досадовал на это, как, впрочем, и всегда, когда случалось нечто неподвластное его воле.

– Читай, Фитц-Алан, читай! Чего ты замолчал? – раздраженно воскликнул он, морщась от противного ощущения стучащего в висок невидимого дятла.

– Быть может, мой лорд повременит с делами?

– Какая чушь! Если бы Господь тянул с сотворением мира, кто знает, может, и по сей день бы не управился.

– Но вы все же не Господь, – робко возразил Фитц-Алан.

– Уподобиться Всевышнему – долг каждого истинного христианина, – криво усмехнулся Боклерк. – Читай, не мучай меня своим постным видом. Я не для того держу тебя, чтобы любоваться на этакую гнусную физиономию.

Фитц-Алан пропустил ругательства монарха мимо ушей и со вздохом, печалуясь в душе, что его христианское милосердие осталось неоцененным, продолжил зачитывать список.

– …Мануил, сын короля греков, Иоанна Комнина. Он молод, хорош собой, несколько смугл, правда…

– Да, я знаю, – отмахнулся Генрих. – Невесть чей он сын, но можно не сомневаться: его отец, мнящий себя ни много ни мало наследником цезарей, не пожелает заключать с нами брачный союз. Этот чертов гордец отчего-то вдруг полагает, что мы ему не ровня. А мне и вовсе ни к чему улучшать породу тамошних государей. Мне нужен король здесь.

Фитц-Алан склонил голову.

– Увы, мой лорд, во всем христианском мире найдется не много королей и герцогов, желающих породниться с вами.

– Дьяволово копыто! М-м-м… – Генрих посильнее обхватил виски. – Ну что за бред? Много – не много, пожелают – не пожелают, и кто они, все эти герцоги, у которых зачастую нет и лишнего шиллинга? Короли, не знающие, где раздобыть войска для защиты собственного титула? Тьфу! Они не стоят и пенса за голову. И должны быть счастливы, когда я обращаюсь к ним.

– Король Франции Людовик прислал графа Элуа де Мондидье с предложением взять Матильду за принца Людовика с условием, что по вступлении на престол тот объединит на голове и французскую, и нашу короны.

– Опять эти бредни. Да если бы я вдруг согласился принять это предложение, держу пари, самый нерадивый школяр счел бы мои дни на пальцах одной руки, не прекращая ковыряться в носу! Этот гнусный толстяк, Луи, видимо, полагает, что я выжил из ума, или же он сам из него выжил. Есть ли кто-нибудь стоящий в твоем списке?

– Фульк Анжуйский, – несмело предложил Фитц-Алан.

– Сын графа Анжуйского? О Господи, что ж это происходит? Да ты совсем сбрендил! Ты еще младенцев мне сюда запиши!

– Все это так, граф молод годами, но он – один из тех союзников короля Франции, которые, воюя с нами, не слишком жалуют своего августейшего сюзерена. Если удастся переманить его на свою сторону, у короля Людовика… – Собеседник гневливого монарха чуть замешкался, подыскивая близкие его разумению выражения, подобающие притом его собственному духовному сану. – …Случатся изрядные желудочные колики.

Генрих Боклерк невольно улыбнулся.

– Это славно. Но проклятие, он же совсем еще мальчишка, а Матильда… – Король прикрыл глаза, вспоминая красавицу дочь. – …В самом соку. Ей не сосунок нужен. Ей самой детей рожать. Кстати, Фитц-Алан, где Матильда? Где, черт побери, моя дочь, эта, с позволения сказать, вдовствующая императрица?

– Она едет, мой государь. Сказывают, всю прошлую неделю в Геннегау и Фрисландии шли дожди. Дороги развезло. Вот…

– Я же послал людей! Пусть мостят дороги! Пусть хоть на руках ее несут, но быстрее, как можно быстрее и как нельзя – тоже! Проклятие! У Англии, увы, нет законного наследника, наверняка сыщутся ублюдки, желающие вонзить мне кинжал в спину. Отряд, посланный за Мод, конечно, силен, но все же по ту сторону пролива слишком много врагов.

– Мой государь, – со вздохом потупил глаза Фитц Алан, – увы, я вынужден доложить, что недругов много и по эту сторону пролива.

– Ну что еще? – недовольно зыркнул Генрих Боклерк.

– Стефан Блуаский, ваш племянник, во всеуслышание отказался признать Матильду вашей наследницей и будущей королевой Британии.

– Вот как? – Король отпустил виски и грохнул кулаками об стол. – Это еще почему? Как он посмел, гаденыш?

– Он говорит, что невместно рыцарям повиноваться женщине.

– Да ну, экий стервец! Можно подумать, если бы у королевы Боадицеи меж больших пальцев ног болталось то, что у нее не болталось, она бы громила римские легионы более отважно. Здесь, Фитц-Алан, в этих самых землях. Так и передай этому недоумочному фазану, которого по недосмотру родила моя сестра Аделаида.

– Но… мой государь, это еще не все.

– И этого достаточно, чтобы отправить неблагодарного щенка в подземелье! – рявкнул Боклерк. – Что он себе возомнил? Корону примеряет? Я велю нацепить ему на лоб обруч и затягивать до тех пор, пока дерьмо, которое ему заменяет мозги, не потечет у него из ушей и носа.

– Он говорит еще, – медленно и очень неохотно выдавил Фитц-Алан, – что Матильда – незаконнорожденная.

– Да он совсем ума лишился! Мерзкий ублюдок! Что же наболтал этот хорек?

– Я не осмелюсь повторить его речи, мой государь.

– Нет уж, Фитц-Алан, осмелься, это твой долг! – взревел Генрих Боклерк.

– Стефан утверждает, – скрепя сердце начал королевский советник, – прошу учесть, мой лорд, не я, а Стефан, что мать его кузины была монахиней и, стало быть, ваш брак был святотатством, ибо невеста Христова…

– Заткнись! Чертов выкормыш! – Генрих Боклерк подскочил к вернейшему из соратников и толкнул его с такой силой, что тот остановился, лишь встретив спиной каменную стену. – Святотатцы те, кто отдает в невесты Христовы всяких уродин, будто Сыну Божьему сгодится то, чем брезгуют самые невзрачные мужчины! Матильда – незаконнорожденная! Ишь, удумал!

– Но ведь, по сути… – поднимаясь с пола, простонал Фитц-Алан.

– Оставь суть в покое! Вот скажи, мой любезный знаток премудрости, считаешь ты Спасителя мошенником из тех, что ищут благосклонности девиц лживыми посулами жениться на них?

– Мой государь, – с ужасом расширил глаза Фитц-Алан, опасаясь даже комментировать столь богохульное предположение.

– Ясное дело, не считаешь, – отмахнулся король. – Тогда ответь без промедления, к чему Иисусу такое количество невест? Он, что же, вознамерился превзойти мудрейшего Соломона числом жен?

– Мне срамно даже слушать такое.

– Нет уж, слушай! – Самодержец ухватил собеседника за ворот и притянул к себе. – Ибо затем, мой дорогой Фитц-Алан, тебе самому придется что-то говорить нашим врагам. Хорошо, положим, они – невесты Христовы. Что с того? Сам Господь обратился голубем, дабы проникнуть в лоно Пречистой Девы.

– Но то – Господь…

– А монахиня – не Пречистая Дева. К тому же она стала моей, когда я уже был королем, а обряд помазания предполагает снисхождение на меня Духа Святого. Стало быть, не менее чем голубь, бессмысленная птаха, выполнявшая священную волю Бога Отца, я исполнял повеление Сына Божия в отношении Эдит Матильды. Разве то, что я говорю, неразумно?

– Сие в высшей мере богохульно.

– Богохульно, богохульно! – опять взорвался король. – Я не спрашиваю, нравится тебе моя речь или нет. Говори, разумно или неразумно. Молчишь? – добавил Боклерк после короткой паузы. – То-то же! А кстати, рассказывают, что лет триста с небольшим тому назад на юге Франции было королевство Септимания, в котором правили короли, ведшие свое родословие будто бы от самого Христа. И в этом, сказывают, они были признаны и Карлом Великим, и его приятелем, Гарун-аль-Рашидом, да вроде как и святейшим Папой. Если это не ложь, то, стало быть, я и вовсе спасал честь Сына Божия, ибо, если Бог Сын был женат чин по чину, значит, все невесты Христовы могут претендовать не более чем на звание его наложниц.

– Позвольте мне уйти, мой государь.

– Иди-иди, – насмешливо скомандовал король, с удовлетворением чувствуя, что боль в виске отступает. – И вот что, отошли гонца поторопить Матильду. А Стефану, – король недобро оскалил зубы, – самое время свести знакомство с дядей Робертом и порасспросить его об участи тех, кто смеет выступать против меня.

Как говорили сицилийцы, в час, когда Господь создал небесный свод, самый синий лоскут его он разместил над Палермо. Жители других мест Средиземноморского побережья порой оспаривали столь эгоистичное утверждение, но каждому настоящему сицилийцу без всяких доказательств было понятно, насколько нелепы претензии чужаков на несравненную синеву небес. Достаточно было просто взглянуть вверх!

Роже II, король обеих Сицилий не столько Божьей милостью, сколько Божьим попущением, стоял на мраморной веранде своего дворца, глядя, как маневрируют корабли, входящие в гостеприимные воды гавани.

– Так ты полагаешь, Сорино, что рутены задумали поход на британцев?

– Похоже на то, о величайший. – Маркиз Орландо ди Сорино, такой же, как и сам король, потомок нормандцев, ныне командующий эскадрой флота государя обеих Сицилий, стоял за спиной короля, ожидая реакции на поразительное известие.

– Один из моих капитанов, – начал пояснять он, – привез вести из Киева. Он говорит, что тамошний король Вальдемар собирает большую армию и, как ему удалось выяснить, вступил в сговор с королем свеев.

– Это известно достоверно, или… обычные россказни из тех, что можно услышать в любой корчме?

– Мой капитан клянется головой, что это правда. Ему удалось разговорить за чашей вина одного из тех, кто самолично ходил с посольством к королю свеев.

– Забавно. Ты не находишь, мой друг Орландо, что в этой жизни вдруг начало что-то происходить? Точно лошадь, гулявшую по лугу, вдруг ужалил слепень. – Роже II усмехнулся. – Да, пожалуй, и не один.

– Нахожу, о величайший.

– Неужели же Вальдемар или кто-то из его сыновей и впрямь решили предъявить свои призрачные наследственные права на британский трон?

– Похоже на то.

– А как полагаешь, Орландо, могут ли рутены сломить Генриха Боклерка?

– Рутены, или, как их еще величают, русы, сильны в бою, – несколько уклончиво ответил адмирал. – И в последнее время военные удачи всегда сопутствуют им. – Он замолчал.

– Но?.. – по-прежнему глядя на корабли, маневрирующие в бухте, протянул Роже II. – Давай, не заставляй меня вытягивать из тебя каждое слово.

– Нет, пустое опасение.

– Пустой может быть лишь голова, в которую не приходят опасения. Говори, Орландо.

– Путь до Британии далек. Конечно, свеи – хорошие мореходы и не раз ходили и к русам, и в Британию. Да у тех и у самих имеются корабли и капитаны. Но все же, мне думается, Генрих Боклерк, если только разнюхает замысел врага, может самым решительным образом позаботиться о защите своих берегов.

– Ты и впрямь так думаешь, Орландо? – Роже II покачал головой. – Что ж, благодарю тебя за прямоту. А теперь послушай, что я скажу. Ты знаешь, что этот чертов британец, Генрих Боклерк, на том основании, что его предки были сюзеренами моих предков, требует от меня – от меня, Орландо, изъявления покорности?

– О величайший, как же такие мысли могли прийти ему в голову?!

– Раз уж Господь сделал так, что между плечами и короной у этого сына нормандского ублюдка находится вход в желудок вкупе с глазами и ушами, неудивительно, что в нем образуются следствия дурных испарений, принимаемые оным за мысли. А знаешь ли ты, Орландо, что этот негодяй, которого даже родной отец не пожелал наделить землей, осмелился захватить в плен своего брата, законного правителя Британии и Нормандии, героя похода в Святую землю, которому лишь скромность помешала стать королем Иерусалимским?

– Да, мне это известно, – подтвердил маркиз ди Сорино. – Он ослепил брата и держит его в заточении в замке Кардиф.

– А помнишь ли ты, дорогой Орландо, кем была жена герцога Роберта?

– Графиня Бриндизи, ваша племянница, о величайший.

– Вот именно! – Роже II с силой оттолкнулся от мраморных перил и резко повернулся к собеседнику. – Я называл ее Флоранс. Она была хороша, как весенний цветок. И голос ее напоминал журчание ручья. Бедняжка умерла от горя, когда ее муж оказался в плену.

– Кажется, все же она умерла родами, – попытался восстановить истину адмирал.

– Ерунда! Она умерла от горя. А роды… Да, она умерла во время родов, но от горя. Виноват в этом, конечно же, король Генрих Английский, в руках которого она в тот момент находилась.

– Но с тех пор уже прошло почти двадцать лет!

– А хоть бы и пятьдесят, что до того? В отличие от бывшего земляка моего отца и дядьев, я не прощаю посягательств на свой род. К тому же совсем недавно, мой дорогой друг, этот волк в человечьей шкуре, этот предтеча антихриста, похитил моего лекаря, великого Сальваторе! Что же, прикажешь мне терпеть?

– Я помню, о величайший. Мне пришлось пустить на дно корабль, на котором его везли.

– И тем несказанно меня порадовал, мой славный Орландо. – Губы короля обеих Сицилий сложились в насмешливую улыбку, не предвещавшую ничего хорошего. – Я не стану вмешиваться в споры о наследстве между Генрихом Боклерком и внуком Гарольда Годвинсона. Но знаешь, удобный порт где-нибудь в Нормандии будет нам полезен. Ты получишь войска, корабли у тебя есть. Думаю, чем меньше британцев будет плавать между Нормандией и Британией, тем лучше. Когда свеи с рутенами выступят против Британии, ударим и мы. Ты все понял?

– О да, величайший.

– Хотя постой, – на губах Роже II появилась заговорщицкая улыбка. – У меня, кажется, появилась мысль получше…

– Кто из вас Вальтарэ Камдель? – Голос начальника отряда дворцовой стражи звучал резко и сурово.

В трактире повисла опасливая тишина, и взоры всех присутствующих обратились к чужакам.

– Проклятие! Все-таки я опоздал, – деланно закашливаясь, выдохнул Майорано. – Попробуйте бежать в пути. Я буду идти следом с вашими людьми.

– Лис, ты все видишь? – критически оглядывая довольно громоздкого вида панцирников, спросил мессир рыцарь, поднимаясь из-за стола.

– Это я.

– Мне велено сопроводить вас к архонту.

– Чем обязан? – продолжая сверлить взглядом предоставленный властителем Херсонеса «эскорт», поинтересовался рыцарь.

– Мне не велено отвечать на ваши вопросы. Я должен доставить вас во дворец.

– Да уж, капитан, похоже, товарищу майору шутка с сицилийским графом понравилась, – с тоской в голосе резюмировал Лис.

– Какому еще майору?

– Тутошнему. Не важно. Ладно, сейчас шо-нибудь придумаем. В общем так, дядя. Бурдюки должны быть первостатейные. Будешь жлобиться, всякое китайское фуфло ставить – мои тебе соболезнования, не говори, шо я не предупреждал.

– А что такое «китайское фуфло»? – удивленно глядя на собеседника, поинтересовался знатный херсонит.

– Да-а, беда с вами. До чего народ пошел с заморскими диковинками не знакомый! Ну, не знаешь, и ладно. Главное, не ставь. В общем, берешь эти самые бурдюки, аккуратно дырявишь…

– Постой, но ты же сказал, что нужны целые!

– У меня мало времени, почтенный! Если хочешь, можешь взять дырявые. Но говоря понятным тебе языком, это беспонтово, в смысле, не по-морскому. Поэтому слушай и запоминай. Дырками склеиваешь бурдюки между собой. Хорошо в месте соединений наклеивать рыбьим клеем специальную муфту-уплотнение. Сделай два, три, четыре таких комплекта. Дальше, как я тебе сказал, находишь сундук, ныряешь и по просмоленному холщовому рукаву начинаешь закачивать в эти бурдюки воздух.

– Как?

– Да хоть вдыхай! Не отвлекайся! Когда все сделаешь, сундук сам всплывет.

– Не может быть! Полный сундук?

– Даже не сомневайся! Вместе с крабами, которые на нем уже наверняка устроились. – Лис подкинул в ладони кошель с монетами. – Да, и вот что. – Он подошел к грациозному скакуну, нервно пританцовывавшему поблизости от вальяжного хозяина. – Конь у тебя замечательный!

– Да, пятьдесят монет отдал.

– Ну, эт, считай, даром. – Он похлопал жеребца по мускулистой шее. – Хорош, хорош! Я вот думаю, – Лис посмотрел в небо, – одолжу-ка я его у тебя на сегодня.

– То есть как?! – Херсонит вытянул руки к недавнему собеседнику, но в тот же миг слуга, державший коня под уздцы, неожиданно для себя устремился в объятия хозяина, а основоположник подводной археологии взлетел в седло, поднял коня на дыбы и, развернув его на задних ногах, устремился прочь, подальше от церкви с чудодейственными мощами святого Вакха.

– Ладно, – Вальтарэ Камдель пожал плечами, – если вы настаиваете, я пойду с вами, хотя отрывать гостя от еды…

– Пошевеливайся! – рявкнул начальник стражников. – Архонт тебя угостит.

Как и множество портовых городов, Херсонес был не только и не столько крепостью, сколько торговой факторией. Товары из далеких земель стекались сюда, чтобы отправиться дальше в империю ромеев, в итальянские княжества, а то и сарацинские земли. Чего здесь только не было! Беличьи и собольи меха из Новограда, который суровые варанги именовали Хольмгардом, чеканные серебряные украшения с Кавказских гор, меды и пенька из Киева, восточные аргамаки и степные башметы – все менялось здесь на ромейское золото, украшения, шелка – словом то, чего не сыскать было ни в землях русов, ни в половецких степях.

Пожалуй, в этом году в оружейных рядах незаметно было бойкой торговли высоко ценимыми новгородскими бронями, но зато во всех прочих сердце радовалось, глядя на разнообразие товара в лавках и обнесенных стенами купеческих подворьях.

Улица, по которой в сопровождении стражников и зевак шел рыцарь в ветхих обносках, была окружена лавками с обеих сторон. Разноязычный гомон толпы то и дело перекрывался зазывными воплями торговцев, без малейшего зазрения совести расхваливавших свой товар и на чем свет стоит хуливших точно такой же товар соседа.

Стражники, покрикивая на зазевавшихся горожан, расталкивали мешкающих древками копий. Впрочем, жители и гости Херсонеса, привыкшие и к подобному многолюдству, и к воплям зазывал, и к грубости стражи, продолжали заниматься своими делами, не обращая внимания на неудобства и неучтивости.

– А вот отведайте вина! – Наперерез начальнику конвоя метнулся один из уличных торговцев. – Настоящее, критское! Лишь нынче утром куплено на амальфийском корабле!

Камдил невольно усмехнулся. На «Сант-Анджело» и впрямь имелось несколько бочек жуткого пойла, предназначенного для поддержания жизненного тонуса команды. Вкус его должен был отвратить не слишком морально устойчивый экипаж от беспробудного пьянства. Но, пожалуй, стоило быть капитаном Майорано, чтобы продать остатки этого вина, ближе ста миль никогда не приближавшегося к Криту, да ко всему еще, видимо, и с немалой выгодой.

Впрочем, может, речь шла о другом амальфийском корабле или же уличный разносчик приплел название далекого итальянского города просто так, для красного словца…

– Посторонись! Расступись! – Вдоль по улице галопом мчался всадник на буланом аргамаке. Поперек седла его была уложена длинная жердь, заставлявшая встречных и поперечных нагибаться и шарахаться в стороны, чтобы не получить палкой по лбу.

– А ну, что здесь происходит? – рявкнул начальник конвоя, и в то же мгновение целый дождь золотых монет, сияя на солнце взмыл к небу и обрушился на опешившую толпу. А вслед за этим шест точно сам собой очутился в руке всадника, развернулся на девяносто градусов у того над головой и с размаху опустился аккурат между оплечьем и наушами шлема местного «сержанта». Толпа взревела, и забыв о всех прочих делах, бросилась собирать рассыпанные щедрым наездником бизанты. Стражники, скрепя сердце, пытались не забыть о воинском долге и ухватить за руки и плечи заезжего рыцаря, но не тут-то было. Трое варангов, выскочивших из соседней лавки, увесистыми пинками и ударами дубин обратили стражу в беспорядочное, но очень медленное бегство. Да и куда можно было убежать в людском месиве, катающемся по улице в надежде отыскать, а пуще того отобрать у ближнего золотую монету.

– Давай! – закричал Лис, сдерживая коня.

Рыцарь ухватился рукой за луку седла и в одно движение оказался за спиной напарника.

– Так вот откуда взялась тамплиерская эмблема – два всадника на одном коне! – оборачиваясь, крикнул воинственный менестрель. – Н-но! Выноси, родимый!

Всадники, а за ними и варанги бросились вперед, желая как можно скорее покинуть место разухабистых «народных гуляний». Вдали уже маячило синее море и мачты кораблей, стоящих в бухте.

– Давай, давай! – торопил коня Лис, и тот, обремененный непривычно тяжелым грузом, негодующе ржал в ответ.

Но в этот день ни мессиру рыцарю, ни его спутникам не суждено было покинуть стены Херсонеса. Шеренга хорошо одоспешенных воинов преградила им путь, опустив копья и сомкнув щиты.

– Приехали. – Лис натянул поводья. – Эх, незадача!

– Вальтарэ Камдель, граф Квинталамонте! Эпарх Херсонеса желает видеть вас. Не сопротивляйтесь и прикажите своим людям сложить оружие, если хотите остаться в живых.

– Постой. – Лис удивленно глянул на соратника. – Шо за на фиг? Прошлый раз тебя, кажется, хотел видеть архонт. Шо ж им всем неймется? Экий ты у нас популярный!

Голод – не тот противник, которому можно свернуть шею. Эта мысль мучила Михаила Аргира уже третий час. Он скакал рысью, стараясь не слишком изнурять трофейных джинетов[37]37
  Джинет – андалузский жеребец.


[Закрыть] и надеясь успеть в Херсонес до закрытия ворот.

– Хотя бы корчму какую поставили! – цедил он себе под нос, оглядывая каменистую равнину, поросшую довольно густым лесом. Однако ничего похожего на привычную для каждого в стране ромеев харчевню поблизости не наблюдалось. Михаил Аргир злился, негодуя в душе на то, что голод скоро может его заставить искать в лесу какие-нибудь ягоды или плоды. Не дай бог кто-нибудь увидит такое непотребство! Впрочем, кому здесь видеть?

Опытный глаз воина вдруг выхватил поднимающийся над верхушками деревьев завиток серого дыма. «Костер! – радостно оскалился Михаил Аргир. – Небольшой, совсем рядом с дорогой». Он пришпорил коня, не давая себе труда даже обдумать, что намеревается говорить при встрече.

Когда он выехал на крошечную полянку, сидевшие у костра аборигены разом вскочили, хватаясь за составленные треногой короткие охотничьи копья. «Не воины, – про себя отметил Аргир, – и, пожалуй, не звероловы». Он окинул взглядом лесную прогалину. В тени деревьев паслись четыре мула, поблизости лежали тюки с поклажей. Над костром висел исходящий паром котелок, в котором, булькая и наполняя воздух ароматом съестного, варилась каша.

– Мир вам, добрые люди! – складывая губы в улыбку, проговорил знатный ромей.

При этих словах у троицы, замершей с копьями в руках, явно отлегло от сердца. Вид высоченного широкоплечего воителя заставлял их предполагать, что день может закончиться для них значительно раньше вечера. Копья копьями, а связываться с этаким всадником было себе дороже.

– Не желает ли почтенный господин отобедать с нами? – с нескрываемой радостью в голосе осведомился старший из обитателей леса.

– Очень даже желаю, – спешиваясь и треножа коней, кивнул Аргир. – Вы что же, охотники?

– Нет. – Его собеседник замялся, не зная, как ему следует величать знатного гостя. – Я и мои сыновья живем тут поблизости. У нас пасека. У нас отличный мед, поверьте, самый лучший в округе. А еще мы топим воск и делаем свечи. Нынче утром мы собирались везти мед на продажу в Херсонес, да вот незадача – примчался гонец и велел нам доставить свечи в монастырь. Там, вишь ли, большая служба сегодня будет, сказывают, сына нашего архонта, Алексея, отпевать будут.

– Вот оно как? – Михаил Аргир нахмурился и отвел глаза, чтобы скрыть невольное раздражение. Пожалуй, единственный раз, когда его удар прошел мимо цели. Проклятый мальчишка! Надо ж было ему оказаться так не вовремя на этой чертовой тропе!

– Да, – подбодренный явным интересом, продолжал хозяин пасеки, – гонец рассказывал, что нынче утром у берега корабль разбился, а на нем племянница самого василевса плыла. А наш архонт ей тоже дядей приходится. Так вот, она спаслась и все ему поведала. И потому наш господин в великой печали, и нынче во всех церквях и монастырях отпевание. Вот, откушайте нашей каши, благородный господин! – пасечник, кланяясь, протянул воину деревянную миску и ложку. – Просяная, но уж не взыщите.

– Да, конечно, – невпопад ответил Михаил Аргир. «Значит, она спаслась! – стучало у него в голове. – Спаслась и сейчас у архонта. Я должен немедленно ехать к ней». Он воткнул ложку в кашу и, обжигаясь, быстро начал запихивать варево в рот, чтобы только поскорее унять недовольно урчащий желудок.

– А благородный господин, должно быть, в Херсонес путь держит?

– Да, – кивнул немногословный гость.

– Если пожелаете, можем далее вместе ехать, – словно невзначай предложил кашевар. Лесные дороги в этих краях были неспокойны, и общество столь внушительного и, похоже, умелого воина могло при случае отвратить разбойный люд от мысли избрать путников своей жертвой.

– Я спешу. – Отставив пустую миску, Михаил Аргир подошел к стреноженным коням, снял путы и вскочил в седло. – Да, вот вам. – Он расстегнул висящий на поясе кошель, так же как и скакуны, позаимствованный у мертвых фрязинов, и не глядя бросил одну из монет спасителю от голодной смерти.

– Ишь ты, не наша, – ловя монету в воздухе и разглядывая ее на развернутой ладони, покачал головой свечных дел мастер.

– Отец, – осторожно, точно осу, беря кругляш, проговорил один из его сыновей, – а ведь такие монеты, как есть, в ходу у тех разбойников, что из-за моря пришли и в наших краях озоруют.

– Да-да, – подхватил второй, – о них архонт велел катаскопоям все подробнейшим образом докладывать, а за утайку… – Он многозначительно хлопнул себя ладонью по загривку.

– Во как, – испуганно выдавил их отец. – Ну надо же!

Однако чужака уже и след простыл.