Текст книги "Санаторий"

Автор книги: Владимир Хлумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Кваску бы мне, опохмелиться, – сказал он.

Хозяйка беспрекословно выполнила его просьбу. Гриол выпил и сказал:

– Пойдем, землянин.

Выходя, Варгин усмехнулся. Он представил себе, что напишет хозяйка своей двоюродной сестре в провинцию Жабжда.

Гриол шел немного впереди. В нем появилась какая-то неожиданная деловитость. Это объяснялось очень легко. Чудодейственное отрезвление Гриол приписал своему собственному чувству ответственности.

Они довольно долго шли и наконец попали в район города, который по своему рельефу сильно отличался от того, с чем был знаком Варгин. Здесь улицы Санаториума стали уползать куда-то вверх, к истокам желтых лиственных рек. Дворники безуспешно боролись с этими потоками. Они собирали листья в кучи и увозили их куда-то на машинах. Но время было такое, что все эти попытки не приводили к ощутимым результатам.

Вверх Гриол шел тяжело, мешала одышка. Варгин хотел было предложить отдохнуть, как тот сказал:

– Вот и пришли.

На небольшом пятачке вблизи книжного магазина толпились отдыхающие. Они как сомнамбулы кружились в каком-то странном танце, подходили друг к другу, говорили о чем-то, потом снова расходились, меняя партнеров.

Варгин сказал:

– Вы мне покажите его издалека, а я уж сам с ним познакомлюсь.

– Он с вами и разговаривать не будет, – возразил Гриол.

– Будет, – успокоил Варгин и выразительно посмотрел на Гриола.

– Дело ваше. Вон он, Унитер, в кепке, с толстяком стоит, – Гриол показал на коренастого отдыхающего.

– Теперь вам нужно идти домой, – сказал Варгин.

– Мне бы... – начал Гриол.

– Идите, идите домой, я вам на шкаф положил. Вам полежать надо. И еще, – Варгин на мгновение замолчал. – Не говорите никому, что привели меня сюда. Ладно?

– Ладно, – сказал Гриол. – Буду молчать как рыба. До скорого.

– Прощайте, – сказал Варгин.

Гриол засеменил вниз по улице. Варгин выждал момент, когда Унитер остался один, и подошел к нему.

– Нет ли у вас книг Рубака?

Отдыхающий в кепке внимательно осмотрел Варгина и лишь потом ответил:

– Книги есть, но я не продаю.

– Я с Земли.

– Вижу, – сказал отдыхающий.

– Большая у вас библиотека? – спросил землянин.

– Приличная.

– Нехорошо получается, сами читаете, а другим не даете, – пошутил Варгин. – Может, покажете?

– А чего ж не показать знающему человеку, – быстро согласился отдыхающий. – Вас как звать?

– Игорь Варгин.

– Лейб Унитер, ваш покорный слуга, – представился отдыхающий.

Они подошли к допотопному автомобилю.

– Люблю старые вещи, – сказал Лейб Унитер, постукивая ногой по колесу. – Заходишь в нее, не кланяясь.

Действительно, в салоне было просторно. По дороге Унитер подробно объяснил, как много преимуществ у старых автомобилей по сравнению с новыми. По его мнению, эти отличия имели принципиальное значение, настолько принципиальное, что он сам, например, просто уже не может ездить в современных машинах, потолок давит.

– Вот вы не поверите, – говорил Унитер, – сломается машина – в такси никогда не сажусь, лучше уж я пешком пойду или даже в автобус сяду. Да, да, представьте себе, в автобус. А что делать, если у меня физиологическая несовместимость, не люблю модернизм.

Унитер жил на окраине города в скромном двухэтажном коттедже. Со всех сторон дом был окружен пышным садом. Вдоль дорожек, вымощенных кирпичом, росли орхидеи. Правда, Варгин в жизни не видел орхидей, и поэтому его комплимент насчет прекрасных гладиолусов показался хозяину двусмысленным.

– Сейчас почти не осталось истинных любителей книги, – сказал Унитер, жестом приглашая войти в дом.

Они зашли в гостиную. Логово отшельника, не лишенного известных слабостей, – подумал Варгин. По стенам картины. Огромный стол. Камин. Здесь же винтовая лестница, ведущая на второй этаж.

– Библиотека на втором этаже, – сказал Унитер. – Но не будем спешить. Сейчас камин разожжем.

Пока Унитер разжигал камин и доставал из бара минеральную, Варгин обошел картины.

– У вас тут прямо филиал Санаториум Мюзиум, – похвалил коллекцию Варгин.

– Обижаете, такое там не увидишь. Разве что в загашниках, – пояснил Унитер.

Варгин решил пока не касаться Ремо Гвалты.

– Здесь душой отдыхаешь, – сказал он.

– Это правда, – подтвердил Унитер, предлагая Варгину сесть. – Располагайтесь. Я не люблю спешки. Вот пьешь, к примеру, нарзан, – он предложил бокал Варгину и взял себе. – Спешить нельзя. Нужно пить потихоньку, небольшими глотками, иначе вкуса не почувствуешь, только воздуху наглотаешься. Или книгу читаешь. Я люблю медленно читать. Прочтешь кусочек, продумаешь, просмакуешь его как следует. Отложишь книгу, сходишь в сад погулять. Вот тогда и понимаешь, какое это чудо – книга. У вас, поди, все в спешке там, на Земле?

– По-разному, – уклончиво ответил Варгин.

– У нас тоже по-разному. Ох, как по-разному, – будто что-то вспомнив, сказал Унитер. – Никто не хочет толстые книги читать. Да и не пишут уже толстых книг. Давай книжку потоньше, да поживей, чтобы никаких там завуалированных иносказаний, намеков. Если хочешь чего сказать, так и пиши прямо, да покороче. Читателю некогда рассусоливать в трамвае, в троллейбусе. А лучше и маленьких книг не писать, прямо мысли излагай – и вперед. Так рождаются лозунги. Коротко и ясно всем, поскольку культуры не требует. Только вы уж не подумайте, что я против лозунгов. Раз они достигают своей цели, так пусть они и будут. Несудимы те, кто побеждают. Хотя бы и временно.

Унитер замолчал. Варгин спросил:

– Где вы работаете?

Унитер улыбнулся и достал из внутреннего кармана карточку. Варгин прочел: Лейб Унитер, фабрика-прачечная 147. На обратной стороне было написано: ближайшие родственники – прочерк. Точно такую же карточку Варгин видел на Земле. Только вместо Унитера там был вписан Гвалта. Варгин неимоверно удивился.

– Какое совпадение! На Земле недавно погиб отдыхающий Ремо Гвалта, так он тоже работал на фабрике-прачечной номер сто сорок семь. Вы его знали?

– Я не верю в такие совпадения, – сказал Унитер.

Варгин вопросительно посмотрел на собеседника. Тот пояснил:

– Каждый играет свою роль. Что же, я не принуждаю вас в чем-то сознаваться. Не мое это дело. Я признаю за людьми право самим выбирать правила игры, в которую они играют. Вам нужен человек, знавший Ремо Гвалту? Пожалуйста, я такой человек.

– Отчасти вы правы, – начал оправдываться Варгин, – я действительно интересуюсь знакомыми Ремо Гвалты, но вас я встретил совершенно случайно.

– Конечно, конечно, – усмехаясь, согласился Унитер. – Не беспокойтесь. Мне в любом случае интересно поговорить с землянином. Что вас волнует?

– Меня волнует многое. Ну, например, почему Ремо Гвалта бросил заниматься наукой и пошел на фабрику-прачечную.

– Не знаю точно. До прачечной я его не знал. По-видимому, так было удобно ему. Нет, не знаю. Не буду врать. Вот почему я пошел в прачечную, я знаю. Я ведь тоже, как сами понимаете, раньше был далек от этого.

– И почему же? – спросил Варгин.

– Я понял – нужно где-то отсидеться и переждать, пока идет процесс. Думаю, что и Гвалта руководствовался похожими соображениями.

– Вряд ли, – не согласился Варгин. – Ремо Гвалта явно не отсиживался. Не зря же он был государственным преступником.

– Да, но об этом мы узнали только после его гибели.

– Значит, вы не общались с ним? – спросил Варгин.

– Почему не общался? Общался, впрочем, я не выделял его из общей массы. Знаете, как обычно: "Привет – привет. Как дела? Ну, пока." В курилке иногда про футбол поговоришь. Не было в нем ничего от государственного преступника. Но я и не приглядывался. Работы, знаете ли, невпроворот. Коридорный сюда, коридорный туда.

– Кто, кто? – не понял Варгин.

– Коридорный, должность у меня такая, – разъяснил Унитер. – Набегаешься за день. За всем же надо уследить, чтоб белье не перепутали с одеждой. "ХБ" в одну сторону, капрон в другую, – Унитер усмехнулся. – В ночную смену еще хуже. Да что я вам про себя? Что же Ремо? Кто знал, что он связан с этой бандой кретинов. Хотя, знаете, именно интеллектуалы весьма подвержены этой болезни.

– Да вы ведь тоже образованный человек, вы не можете не видеть, сколько глупостей вокруг! В газетах чушь какая-то, книги хорошей не достанешь, поговорить нормально не с кем, – возразил Варгин.

Унитер встал и налил еще нарзану, затем подошел к камину, и помолчав немного, сказал, глядя на пламя:

– Конечно, вы правы. Много всякой глупости вокруг. А когда ее было мало? Это, так сказать, бесплатное приложение к тому, что делается. А делается не мало. Пусть с некоторым преувеличенным энтузиазмом – я бы сказал, что идеология нетривиального прогресса не лишена определенного пафоса, огромной, так сказать, притягательной силы. А вообще, конечно, все это чепуха, меня это мало касается. Одни, понимаешь, с ума сошли от идеи охраны окружающей среды, другие не прочь погреть на этом деле свои грязные руки, а третьи, которых бьют по карману, естественно, попытались сопротивляться. Но против народа не попрешь. Да, именно против народа. Вы бы видели, какие демонстрации были, какие митинги, когда унианисты объявили свою программу охраны окружающей среды. Вы говорите, книг хороших нет? Экая чепуха. Зато вон все сыты хоть, болеть меньше стали, выродки перестали плодиться. В изоляторе были?

Варгин утвердительно качнул головой.

– Вот с чем надо бороться. А книги – это временно. Да и почему нет? Пойдемте на второй этаж. Очень даже есть. Кому надо, тот найдет. Надеюсь, библиотеку-то мою осмотрите?

Они поднялись на второй этаж. Все стены здесь занимали стеллажи, заполненные книгами. Унитер подвел Варгина к полке и сказал:

– Вот и Рубак вам, пожалуйте.

Варгин провел рукой по корешкам книг.

– Неужели он столько написал?

– Плодовит ужасно, – Унитер даже причмокнул. – Мало того, он же химик, не меньше ста статей имеет.

– А сейчас он пишет? – спросил Варгин.

– Кто его знает. Писать-то, наверное, пишет, а не печатают. Сидит где-нибудь в провинции, с урожаем борется.

– Но ведь это, по меньшей мере, ужасно, – сказал Варгин.

– Еще один обезумел от ужасов нетривиального прогресса, – прокомментировал Лейб Унитер. – Ну не печатают. Чепуха какая. Все равно никто не читает. А те, кто читают, так пусть они хоть то прочтут, что уже давно написано. Не сейчас, так потом напечатают, лет через сто. Я вообще не понимаю, зачем спешить с этим? Как будто хороший писатель пишет для своих современников! Хороший писатель пишет для потомков. Да-да, не смейтесь.

Варгину действительно стало смешно. Он почувствовал за словами Унитера какой-то тайный интерес. Промелькнула неожиданная мысль. Варгин спросил:

– Сами-то вы, часом, не писатель?

– Пишу, когда время есть, – скромно ответил Унитер.

Он поманил Варгина за собой. В соседней комнате раскрыл дверцу шкафа. На полках стояло десятка два переплетенных рукописей.

– Разрешите? – спросил Варгин.

– Пожалуйста.

Варгин взял рукопись потолще, развернул и прочел:

"Посвящается далеким потомкам. Внукам лжецов, шантажистов и бюрократов, правнукам цензоров, убийц и прочих негодяев. Посвящается вам, детям ротозеев и бездельников, потомкам демагогов и доносчиков. Вам, отпрыскам угнетателей и душегубов..."

– Ну как? – спросил Унитер.

Варгин пожал плечами.

– Да вы, Лейб Унитер, оптимист.

– Зря вы иронизируете. Будущее всегда лучше прошлого, потому что вопрос о том, что лучше, решают те, кто будет жить, а не те, кто умер.

Варгин решил перевести разговор в более конкретное русло.

– Какие цели преследуют эти, как вы выразились, кретины, с которыми связался Ремо Гвалта?

– Эти люди сами по себе никаких целей не преследуют, они просто куплены. Куплены теми, кому нетривиальный прогресс поперек горла стал. Промышленниками, например, производство которых основано на освоении все новых и новых ресурсов. Вы спросите, что общего между промышленниками и Ремо Гвалтой? Глупо думать, что такого человека, как Ремо Гвалта, можно было купить. Купить нельзя, а обмануть можно. Представьте себе, вы ученый, работаете над очень важной, как вам кажется, проблемой. Вдруг вам говорят: сворачивай свою работу, она может иметь опасные последствия для самого существования цивилизации. Но вы ничего не хотите об этом слышать, ведь вы уверены, что никакой опасности ваши исследования не представляют. Один чистый интерес. Так сказать, фундаментальные исследования. Вы не подчиняетесь просьбе. Тогда издают закон о вредности некоторых научных направлений и согласно этому закону увольняют вас с работы. Вы негодуете, возмущаетесь. Вам предлагают другую научную работу, тоже интересную, но не вредную. Но вам не хочется заниматься ничем другим. И тогда вы становитесь вне закона. Начинаете метаться туда-сюда и наконец попадаете в компанию таких же недовольных и готовых действовать. Вас объединяет одна цель – борьба. И вы начинаете бороться, печатаете всякие воззвания, взрываете правительственные учреждения. Так вы стали окончательно государственным преступником. Теперь вам уже и дела нет до того, поддерживает вас народ или нет. А народ-то не поддерживает, народ понял хорошую жизнь и отказываться от нее не собирается. Вот так, мистер Варгин.

Речь Унитера странным образом перекликалась со словами Альфреда Глоба. Это обстоятельство раздражало Варгина, как раздражала и суть сказанного.

– Кто же определяет вредность научной проблемы? – спросил он.

– Специальная государственная комиссия.

– Кто входит в ее состав?

– Компетентные лица: экономисты, биологи, экологи. Да много, кто еще, активисты УНП, например, ученые, поддержавшие нетривиальный прогресс. Конечно, возможны ошибки. Но кто не застрахован? Лучше уж разок ошибиться, нежели пропустить опасное делу исследование. Да-с, – настаивал Унитер, глаза его как-то плотоядно заблестели и весь он стал походить на хищника из зоопарка, измотанного каждодневной пыткой видеть ротозеев, которые приходят поглазеть на него и которых он с удовольствием бы слопал, вместе с ихними конфетами, пряниками и мороженым.

– Еще вопрос, – попросил Варгин.

– Да, пожалуйста, – разрешил Унитер.

– Почему фабрика-прачечная номер сто сорок семь опутана таким покровом секретности?

– В каком это смысле?

– Справочная никаких данных не дает. Отвечают, что такой прачечной нет вообще.

– Так и говорят, что нету? Хе-хе-хе. Ну и напугал же их Гвалта! Я думаю, что органы перестраховались. Обнаружили преступника в прачечной и засекретили ее. Ведь Гвалта жил прямо на работе, в подсобке. Хе-хе, непонятно было, смеялся Унитер или кашлял. – Не стоит придавать этому значения. Прачечная работает, как ей и полагается. Слава богу, стираем, сушим, отбеливаем. Так что, если чего постирать надо, так пожалуйста. Я вам могу без очереди устроить. Вон у вас пятно на свитере, – Унитер подскочил к Варгину и шутовским образом схватил его за свитер. – Вот пятно, гляньте. Прямо сейчас пойдем и постираем. Сразу убедитесь, что прачечная целехонька.

Варгин оторопел от неожиданной перемены в поведении Лейба Унитера. Он с трудом вырвался из цепких рук хозяина роскошной библиотеки и сказал:

– Что за странная спешка? Я и сам отстираю пятно.

– Ладно, ладно, я пошутил, – сказал Унитер, явно сожалея, что нельзя прямо сейчас же отвести Варгина в прачечную. – Стирайте сами на здоровье.

Они спустились в гостиную. Здесь хозяин стал предлагать Варгину вареных раков. Сказал, что сам лично отловил их в городском пруду.

– Отличные раки, – искушал Унитер. – Представляете, ножка перламутровая, мясо нежное, как поцелуй девушки. Я уж не говорю о вкусе. Вы раков давно ели? Поди, и в красной книге уже не найдешь на этой вашей Земле?

Варгин не обратил внимания на выпад Унитера.

– Вы член УНП?

– Нет, – ответил Унитер, – но я сочувствую движению. Уж больно идея красивая.

– Какая идея?

– Идея нетривиального прогресса. Великолепно придумано: и волки сыты, и овцы целы. С одной стороны, провозглашается главная цель. Собственно, цель всем известна – охрана окружающей среды. Поднимается на знамя лозунг, который близок каждому: спасем все живое. За один только лозунг получаете тридцать процентов избирателей. Но как реализовать, каковы, так сказать, средства? И здесь начинается тонкая игра. Для начала ниспровергается понятие общества. Действительно, что значит – интересы общества? Абстрактная чепуха, нечто бесформенное и неконкретное. Что такое общественная справедливость, общественное счастье, общественные потребности? Все это суть понятия отвлеченные, понятия, чуждые сердцу отдыхающего. Итак, давайте откажемся напрочь от общественного развития. Кому от этого хуже станет? В массе всем глубоко наплевать на это развитие. Каждому важны его личные перспективы. Всех интересует личный счет в банке, а не валовой прирост продукции. Тогда объявляется, что интересы каждого – это есть святая святых, наше, так сказать, национальное достояние. Представьте себе, рождается человек, подрастает, получает образование, профессию. Как сделать так, чтобы он был всегда доволен? Нужно только одно – дать ему уверенность, что завтра он будет жить лучше, чем сегодня. Гарантируемый индивидуальный прогресс – вот предвыборная платформа УНП. Каждый может пройти путь от коридорного до президента. Может, но не обязан. Конечно, если вы стабилизировали экономику, то есть занулили прирост валового продукта, то будьте добры, обеспечьте стабилизацию роста населения. Но это не очень сложная проблема. При высоком уровне жизни, которого мы достигли, три ребенка в семье большая редкость. Проблема в другом. В замкнутом обществе неизбежно возникает элита. Дети состоятельных людей не могут начинать снизу. Не могут, если не отменить права наследственности. А его нужно отменить. Его и отменили. Теперь, хоть ты сын дворника, хоть министра, судьба твоя в твоих руках. Справедливо? Да! Демократично? Конечно! Итак, люди довольны, природа цела.

– Да, необычный прогресс получается. Я бы даже сказал, уникальный.

– Уникальный? – переспросил Унитер.

– Именно Уникальный. Ни на одной из планет содружества ничего подобного нет. Это должно наталкивать вас на размышления. Или вы считаете, что вы и вправду авангард?

– Лидеры УНП так и считают. И знаете, быть может, справедливо считают. Ведь что проповедуете вы? Неограниченный экспоненциальный рост, колонизацию космоса. Да что там космоса, всей Вселенной. Ведь так?

– Примерно так.

– Но возникает вопрос: почему же эту вашу Вселенную до сих пор никто не освоил? За десять-то миллиардов лет, с вашим экспоненциальным прогрессом такого наворочать можно было, голова кругом идет. Ан нет ничего этого во Вселенной. Не видно никаких следов колонизации. Где они, ваши странники меланхолические, посттехнократические пилигримы? Нет их. Значит, и не было этой колонизации. Ни к чему она. Не будете же вы утверждать, что вы первые такие умники во Вселенной?

– Мы занимаемся этой проблемой, – сказал Варгин.

– Именно занимаетесь, а здесь ее уже решили. Все разумное, что когда-либо появилось во Вселенной или появится в ней, встает на путь нетривиального прогресса!

"Последние слова докладчика утонули в аплодисментах, все встали, зазвучала скорбная музыка," – произнес про себя Варгин. Ему на память пришла речь президента Чироги на товарищеском ужине. Варгин понял, что здесь он ничего нового не узнает. Он решил отказаться от раков с мясом, нежным как поцелуй девушки.

– Спасибо за интересную беседу. Все было на высоком уровне, особенно библиотека. А раки – как-нибудь в следующий раз.

– Когда же он будет, этот следующий раз? Поди, скоро уезжаете?

– Да, завтра улетаю, – сказал Варгин. – Но надеюсь еще побывать у вас на Санатории.

– Неужели Санаторий так приглянулся? – сверкая маленькими хитрыми глазками, сказал Унитер. – Или, может быть, душу здесь нашли родную, немужеского полу? Ладно, ладно, – заметив, что Варгину не понравился его тон, – приезжайте хоть отдохнуть. Приезжайте к нам лет через десять, вот тогда поспорим, поговорим на общие темы. И раков покушаем. Это я уж вам точно обещаю.

Варгин сухо попрощался и вышел. В воздухе пахло паленым, по дворам жгли листья. Надо собирать вещи, пора домой, к своим двукрылам, – подумал Варгин. Но двукрылы уже не грели душу. Он перебирал в памяти все, о чем здесь узнал, и не мог ни за что уцепиться. Вот если бы на кострах жгли не листья, а борцов с мракобесием. Но об этом, как говорил один философ, можно только мечтать. Ах, как ему хотелось за что-нибудь уцепиться! Вмешательство должно быть мотивированным, серьезно мотивированным.

Он подошел к телефону-автомату. Постоял немного и все же решил позвонить. В трубке зазвучал знакомый голос:

– Кэтрин Гвалта у телефона.

– Это я.

– Здравствуйте.

– Это я, Варгин.

– Я поняла.

– Кэтрин, давай уедем отсюда. Здесь скучно.

– Куда уедем?

– На Землю.

На том конце провода глубоко вздохнули.

– Что же вы там со мной будете делать?

– Ты не хочешь?

– Я хочу, но это было бы слишком глупо с моей стороны, лететь с вами на Землю.

– Перестань называть меня на "вы". Почему глупо?

– Потому что я очень привязчивая.

– Что еще за глупости?

– Конечно, глупости. Вот и вы это понимаете...

– Я ничего не понимаю.

– Ну, как вам объяснить. Это же просто: если я привыкну к вам, я не смогу быть без вас.

– Вот и хорошо. Значит, едем?

– Нет, это исключено.

– Кем исключено?

– Обстоятельствами. Здесь у меня любимая работа и важное дело. Я же не могу все бросить.

– Какое у тебя здесь дело? – перебил ее Варгин, нарываясь на скандал.

– Вы прекрасно знаете, какое дело.

– Да ведь бред это все, нервное заболевание, общественный выверт. Это утопия. Через десять-двадцать лет все развеется как дым. Развитие не остановишь искусственно, нельзя сказать человеку: не выдумывай ничего нового. То есть, сказать, конечно, можно, но сделать нельзя. Все равно найдется какой-нибудь Кулибин, Эдисон, Лавуазье. Ты ему на работе запретишь думать, он дома начнет выдумывать, в сарае. Днем запретишь, ночью будет во сне придумывать. Тут уж ничего не поделаешь.

– Очень даже поделаешь. Если припрет, то все получится, – возражала Кэтрин. – И потом, зачем так утрировать? Никто не запрещает думать, экспериментировать, изобретать. Вот как раз и думай, как устроить нетривиальное развитие. Знаете, сколько нерешенных проблем?

– Представляю, – с издевкой сказал Варгин.

Кэтрин, почувствовав это, продолжала ледяным голосом:

– Больше я не намерена выслушивать ваши необоснованные выпады. Прощайте.

Она положила трубку. Вот и поговорили.

Выходя из будки телефона-автомата, Варгин чуть не наступил на дворнягу.

– Вы звонить? Пожалуйте, – Варгин приоткрыл дверь будки, приглашая собаку войти. На приглашение человека собака ответила усиленным маханием хвоста.

– Значит, звонить не будем.

Варгин потрепал дворнягу и пошел прочь. Та увязалась за ним. Так они прошли метров сто. Дальше Варгин собирался ехать на такси.

– Ну, псина, пока. Иди домой, иди. Видишь, мне нужно ехать.

Рыжая лохматая дворняга не собиралась идти домой. Варгин стал рыться по карманам, надеясь найти хоть крошку. Собака следила за его движениями, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Ничего съестного, конечно, в карманах не было. Чтобы у собаки не осталось никаких сомнений, Варгин даже вывернул карманы.

– Вот видишь, ничего у меня нет. Так что прощай.

Варгин остановил такси и попросил отвезти его в отель. Через несколько минут он обернулся и увидел, что дворняга рысью бежит за машиной. Она старалась изо всех сил, но не поспевала. Постепенно она стала отставать, и когда подрагивающее рыжее пятнышко стало еле заметным на фоне далеких прохожих, домов и деревьев, Варгин остановил машину и вышел.

К отелю человек и собака подошли пешком. У отеля Варгин сказал:

– Ты меня подождешь здесь. Я быстро, только посмотрю, нет ли чего от министра Глоба. А потом мы пойдем к Жаркомбе. Может быть, она хоть тебя полюбит.

У портье Варгин выяснил, что никакой почты на этот раз ему не поступало. Значит, нужно разыскать министра и напомнить о статье Ремо Гвалты. Кроме того, недурно было бы выполнить главную задачу: Выяснить, кто же этот самый Феликс Жижин? У Варгина не было никаких конкретных идей, каким образом это сделать, кроме того, чтобы пойти к Кэтрин и попросить ее о помощи. Все это нужно было успеть за считанные часы.

Варгин с трудом уговорил таксиста на провоз четвероного пассажира уж больно вид был заброшенный у рыжего пса, да и родословная подкачала. Подходя к двери Кэтрин, Варгин сказал собаке:

– Ну, была не была, не бойся. Я сам боюсь.

Он позвонил.

– Кто там? – спросили из-за двери.

– Мы.

– Ой, какая хорошая собака, – открывая дверь, воскликнула Кэтрин.

Псина завиляла хвостом. По всему было видно, что они понравились друг другу.

– Вот встретил по дороге... – оправдывался Варгин. – Ничего, что она такая лохматая? Зато у нее глаза красивые.

– Сами вы лохматый, – оттаивая, сказала Кэтрин. – Заходите же. Надо ее срочно стирать.

– Ты собираешься ее оставить у себя?

– Конечно. Она ведь ничья, совсем бездомная. Другая ведь к вам не пристанет.

Варгин не спорил.

– Как же ее зовут? Кстати, почему ее?

Варгин пожал плечами. Они рассмеялись.

– Я думаю, его зовут Рыжик, – сказал Варгин.

– Рыжик так Рыжик. Пойдем-ка, Рыжик, в ванную.

Пока Кэтрин "стирала" собаку, Варгин стоял на подхвате. При этом он пытался выспросить насчет своих дел. Кэтрин не обращала внимания на его вопросы. Она была полностью поглощена важным делом.

– Отстанете вы от меня наконец со своим Глобом? Дайте лучше полотенце. Да не это, чистое дайте.

– Чистое, чистое, – бурчал Варгин. – А чем это не чистое? Я же вытирался им утром...

– Ну, ворчун.

– Годы свое берут, – объяснил Варгин.

Рыжик смотрел на своих мучителей взглядом, полным недоумения. У него хватило терпения выдержать насильственное купание, но вытирание полотенцем было выше его сил. Рыжик выскочил из рук Варгина и занялся сушкой сам.

– У него неплохо получается, – сказала Кэтрин, вытирая лицо. – Пожалуй, лучше запереть его здесь, пока он не высохнет.

Они оставили пса сушиться и вышли в гостиную.

– Теперь я тебе совсем не нужен, – сказал Варгин. – Теперь у тебя есть настоящий друг.

– Теперь у меня есть два настоящих друга, – поправила Кэтрин.

Она потрепала Варгина по голове.

– Как ваши дела? Встречались вы с этим, как его...

– Унитером, – подсказал Варгин. – Да, встречался.

– Он рассказал что-нибудь о Ремо?

– В общем, ничего особенного. Все, как говорил Альфред Глоб. Получается банальная история об интеллигенте, не разобравшемся в реализме действительной жизни. Опять же, мафия или банда оголтелых технократов.

– Вы не верите в это?

– Не знаю. Все вроде бы сходится. Одного только я не понимаю: зачем надо было на меня нападать?

– Но ведь Глоб же объяснил. Преступники боятся, что после смерти Ремо остались списки.

– Это я понимаю. Но ведь списков-то они не нашли. Почему же они больше не роются у тебя дома?

– Может быть, удалось обезвредить всю организацию? – высказала предположение Кэтрин.

– Может быть, – думая о чем-то своем, согласился Варгин. – Кэтрин, мне нужно связаться с Глобом.

– Глоб сегодня звонил мне в гимназию и спрашивал, где вы. Ладно, не злитесь, – заметив реакцию Варгина, сказала Кэтрин. – Он сказал, что статью Ремо отдаст завтра перед отлетом. И просил, чтобы вы не пытались его разыскивать. Он уехал в провинцию по срочному делу.

– Так, они уже знают, куда надо звонить, – недовольно поморщился Варгин.

– Ничего не поделаешь. От Глоба ничего не скроешь.

– Ты не боишься... – Варгин замялся, – ну, в общем, что я... что мы...

– Это мои проблемы, – сказала Кэтрин.

Она встала и вышла. Вскоре она появилась в сопровождении роскошного огненно-рыжего пса. Тот, увидев Варгина, радостно завилял хвостом и сказал:

– Гав.

* * *

В двадцать часов ноль ноль минут пятеро обитателей восьмого блока были выведены в коридор подземного сооружения фабрики-прачечной. Громким голосом, так, чтобы было слышно всем обитателям соседних блоков, коридорный зачитал:

– Решением Высшего Специализированного Консилиума УНП группа опасных государственных преступников в составе Натаниеля Рубака (кличка Корень), Хенеса Халоша (кличка Хлыщ), Жоржа Шабата (кличка Серый), Ласло Чечу (кличка Желудь) за подготовку и организацию побега заключенного Ремо Гвалты (кличка Бычок) с целью нанесения ущерба интересам родины приговариваются к смертной казни.

Коридорный сделал паузу и затем продолжал:

– Заключенный Ивон Форбер (кличка Карлик) за вступление в контакт с враждебными лицами и передачу секретной информации приговаривается к восьмистам пятидесяти годам тюремного заключения строгого режима. Смертный приговор привести в исполнение в течение двадцати четырех часов.

По коридору пронесся тяжелый выдох, наполненный одновременно удивлением и ужасом. Пятеро дикарей были ошарашены услышанным. Сказанное настолько противоречило их представлениям о ходе событий, что на их лицах появилось какое-то обиженное детское выражение.

Закончив свою речь, коридорный отделил приговоренных к смерти и отвел их в спецблок. Тягостное молчание прервалось странной речью Желудя, который до сего времени больше одной фразы в день не говорил:

– Великое очищение наступает, когда выпьешь из прозрачного родника вселенской истины. Спасите, наконец, Вселенную, не продохнуть ей, глаз не протереть от зловоний ваших и испражнений. Так и задохнется она, в пыли на дороге, на коленях ползая, алкая милости вашей, надеясь на жалость и милосердие, не мечтая ни о чем более, нежели как сохранить констанции свои мировые...

Все это Желудь говорил на одном дыхании, так что его речь прерывалась хрипом – он набирал в легкие воздух. Желудь продолжал:

– Не нужно спасать живое, спасите мертвое и спасетесь сами. Опомнитесь наконец, остановитесь и одумайтесь. Куда идете? С чем идете? Путь ваш ложен, средства необдуманны, цели неясны. Так вернитесь же к заветам отцов и дедов и пусть покой посетит ваши души. Пусть государство будет маленьким, а население – редким. Пусть будут в нем различные оружия, но пусть ими не пользуются. Пусть народ помнит о смерти и не уходит далеко. Пусть будут у него лодки и колесницы, но пусть им не будет применения. Пусть будут у них щиты и оружие, но не будет против кого их направлять. Пусть люди снова вернутся к узелкам. Пусть пища их будет сладкой, одежда красивой, жилище удобным, а жизнь радостной. Пусть соседские царства расположатся так близко, что будут видны издали, крик петухов и лай собак будет доноситься от одного к другим, а люди царств никогда не будут иметь нужды друг в друге.

Так за несколько минут Желудь выговорил свою месячную норму. Однако дикари не обратили должного внимания на это из ряда вон выходящее событие. Лишь коридорный, внимательно слушавший тираду Желудя, сказал:

– Ай да Желудь, ай да молодец. Видать, осталась в твоей голове мыслишка-другая. Начитанный ты мужик. Но теперь уже поздно индульгенцию выспрашивать, хотя, если подать прошение на имя президента...