Текст книги "Бригадир"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Жанна и сказала… И много у тебя таких красавцев было?

– Не было у меня никого, – Юля в смятении опустила голову.

– Что, никого и никогда?

Спартак усмехнулся. Он у нее не первый мужчина. Как минимум не первый.

– Я не хочу об этом говорить.

– Понятно, – скептически скривил он губы.

– Что тебе понятно? – печально посмотрела на него девушка.

– Да суп какой-то мутный. Непрозрачный… – Он зачерпнул из тарелки ложку и тут же вылил содержимое обратно.

– Это же суп-пюре, он густой, он не может быть прозрачным…

Похоже, она не поняла намека. Или не захотела понимать. Мутная она девчонка. Но, похоже, не умеет врать. Потому и не хочет говорить о своих мужчинах, чтобы не повергнуть его в шок…

Спать он лег на диване. Не говоря ни слова, Юля постелила ему. А ночью пришла к нему, залезла под одеяло, прижалась. Только ночная рубашка на ней, а он не железный. И ему, в общем-то, все равно, сколько мужчин у нее было…

Она позволяла ему многое и сама безо всяких ломаний отваживалась на смелые эксперименты. Вне всякого сомнения, постельный опыт у нее богатый. Значит, и мужчин у нее было много…

Он лежал на спине, а она – на боку, голова ее покоилась у него на груди, пальцы нежно шерстили волосяную тропку под пупком.

– Знаешь, анекдот есть такой, – усмехнулся Спартак. – Лежат вместе парень и девчонка. Ты, говорит он, у меня как «Жигули» «ноль первой» модели. Потому что первая. А она ему – а ты у меня как «Москвич» – «четыреста двенадцатый»…

– Почему?

– Потому что четыреста двенадцатый.

– Откуда ты знаешь?

– Что я знаю?

– Ну, что у нас в гараже «четыреста двенадцатый» «Москвич» стоит? – совершенно серьезно сказала она.

Или у нее с чувством юмора проблемы, или нарочно стрелки переводит?

– Не знал я… А что, стоит?

– Да, папе предложили, он взял. В очереди на «Жигули» долго стоять, с «Москвичом» проще… Он говорит, что лучше бы «Волгу» предложили, а мне и «Москвич» нравится. Только я ездить на нем не умею. Иногда соседа прошу. Ну, когда мне за товаром надо съездить. Он не отказывает…

– Хорошо, когда есть замечательный сосед, – сально усмехнулся Спартак.

Папа в рейсе, а соседи помогают его дочке не соскучиться в одиночестве. И присмотрят за ней, и приласкают. И еще тонкостям постельного дела научат – и порнокассету прокрутят для теоретического познания, и на практике закрепят, чтобы перед будущим мужем не было стыдно.

– Да, у нас все соседи хорошие, – без тени хоть какой бы то иронии сказала она.

– Один товар привезет, другой гвоздь вколотит, так и живем…

– Это ты о чем? – оторвав голову от его груди, подозрительно покосилась на Спартака Юля.

– Да так, ни о чем. Просто подумал, что каждый мужчина должен уметь гвоздь вбить…

– Папа тоже так говорит. Только не таким тоном… Я что-то не так сделала?

– Да нет, просто я хотел сказать, что, если вдруг тебе за товаром нужно съездить, ты меня попроси. А про соседа своего забудь. Ты меня поняла?

– Да, поняла.

– И чтобы никаких мужиков, кроме меня. Не знаю, что там у тебя было раньше, но пока я с тобой, у тебя никого не должно быть. Ты меня понимаешь?

– Да, конечно! – обрадовалась она.

– Я ведь и наказать могу, если вдруг что…

– Не за что тебе будет наказывать, – счастливо пробормотала она, уткнувшись носом в его шейную впадину. – Я буду хорошей…

Спартак по-хозяйски нежно погладил ее по голове. Хорошая девочка, хорошая. Не будет она ему изменять. А о том, что было, о том надо постараться забыть…

4

Стивен Сигал разошелся не на шутку. Мощный мужик, горячий, удары хоть и киношные, но, в общем-то, убедительные. Одному гангстеру снес челюсть, другому проломил череп, третьему двинул головой в переносицу. А на четвертом позвонил Гобой.

– Спартак, братуха, у нас проблемы! Тебя зовут.

– Кто?

Ответить Гобой не успел, кто-то забрал у него трубку.

– Слышь, мужик, разговор есть, – грубо сказал незнакомый голос. – Пятнадцать минут у тебя, или мы из твоего пацана форшмак сделаем. Время пошло.

Вчера Гобой звонил ему домой, вроде бы все в порядке было, но сегодня, похоже, власть переменилась.

Юля жила недалеко от рынка. Правда, последнее время она не работала: и торговля не шла из-за кризиса на барахолке, и Спартаком ей нужно было заниматься, готовить ему, заботиться. И хорошо, что она сегодня дома. Витрина ее ларька выходила на площадку перед кафе, а там Спартака ждали широкоформатные ребята. Бритые затылки, кожаные куртки, широкие спортивные штаны с лампасами, тяжелые боты с ударными носками. По сравнению с этой троицей Гобой казался тонкошеим куренком перед откормленными бойцовскими петухами. И уж точно с ними в одиночку он бы не справился.

Чуть в стороне стоял Артур, о чем-то переговариваясь с Кареном. Увидев Спартака, он глянул на своего брата и подленько улыбнулся ему. Неспроста здесь армяне.

– Ты здесь за бригадира? – кивком головы показав на кафе, густым зычным голосом спросил у Спартака двухметровый детина с бегемотистой физиономией.

– А надо чего?

– Ты, говорят, права здесь качаешь?

– В смысле?

– Хозяина своего обижаешь?

– Нет у меня хозяина.

– Че ты там шамкаешь? – ухмыльнулся детина. – Челюсть сломана?

– Не важно.

– Короче, мне тут порожняки с тобой гонять некогда. Неправильно ты повел себя, мужик. Хозяина своего обидел. Ударил его больно, а это косяк. А за косяки серьезный спрос. Я бы тебе штраф назначил, но ты своими деньгами ответишь, которые в кабак вложил. Короче, ничего здесь твоего нет, зовут тебя никак и завтра тебя здесь быть не должно…

– Ты, вообще, кто такой?

– Людоед я. Потому что людей жру на завтрак, обед и ужин. И тебя сожру, если завтра здесь увижу…

– А Хазар где?

– А Хазара я уже сожрал. Теперь это моя маза…

– И откуда ты такой взялся?

– Я не понял, ты что, нарываешься? Я тебя сейчас прямо здесь урою!

Бандит дернулся и, растопырив пальцы, замахнулся на Спартака. Но тот даже не дрогнул, хотя внутри все сжалось.

– Я смотрю, ты крутого здесь рисуешь, – скривился детина. – Зря. Со мной шутки плохи… Короче, я все сказал.

Браток резко повернулся к Спартаку спиной и, увлекая за собой своих мордоворотов, направился в дальний конец рынка.

И тут же за Спартака взялся Артур. Близко подойти не решился, остановился в трех шагах от него.

– Ты все понял?! – в манере шакала Табаки взвизгнул он.

– Не на того ты поставил, Артур. Зря ты это сделал. Теперь еще и без ларьков останешься, – с жесткой усмешкой сказал Спартак.

– Я же говорил, что у него с головой не все в порядке, – тряхнув Артура за локоть и подобострастно глядя в глаза, сказал Карен. – Правильно мы сделали, что с ментами…

– Что вы с ментами? – перебил его Гобой. – Вы что, в ментовку заявили?

– А со мной нельзя шутить, понял? – занервничал Артур.

– Какие шутки, ара? С тобой все серьезно было.

– И с тобой тоже все серьезно будет! Я спуску никому не даю!

– Да пошел ты!..

Свирепо глянув на Артура, Спартак повернулся к Гобою и велел ему собирать вещи. И сам вместе с ним направился в вагончик.

– Мы еще вернемся? – в гулкой тишине пыльного зала голос Гобоя прозвучал неожиданно громко.

– Обязательно… Ты мне расскажи, что здесь было.

Они пересекли недостроенное здание, подошли к вагончику.

– Да я, если честно, сам ничего не понял. Вечером еще Хазар был, а утром эти пришли. Потом Артур появился, с новыми перетер, стопудово на лапу им дал. Ну, чтобы нас турнуть… На меня наехали, я тебе позвонил… Я так понял, у Хазара серьезные проблемы. Погнали его отсюда. Может, махач был, может, на словах развели, я не знаю. Но видно, что ребята серьезные пришли…

– И много их?

– Не знаю. На рынке, может, немного, а так хрен его знает. Может, сотню бойцов могут выставить…

– Сотни у нас нет.

– Так и у них может не быть. Надо пацанов поднимать. Ну, наших там, и еще молодняк можно крикнуть. Думаю, человек сорок соберем. А они поедут. Ни фига себе, московские нас на кучу бабок кинули! Пахали, пахали, а нам хрен по всей морде… Пусть знают наших! И Артура зачморить надо, чтобы заяву забрал. Давай быстрее собираться, а то нас обоих заметут, как тогда пацанов соберем?

Гобой тоже бил армян, Карена уложил, но за себя он переживал напрасно. Не стал Артур заявлять на него – может, по той причине, что не знал ни фамилии, ни имени. Он сдал только Спартака, потому что у него были его паспортные данные. И угрожал он ему больше всех.

Они выходили из вагончика, когда нос к носу столкнулись с нарядом милиции. Лейтенант в форменной куртке, два сержанта с автоматами. И ара-старший с ними.

– Вот он! – жестом Иуды показал Артур на Спартака.

Это называлось двойной страховкой. И браткам Спартака сдал, и ментам. Как бы пожалеть ему об этом не пришлось…

Спартак не стал сопротивляться, позволил упаковать себя в наручники. Хорошо, что Юля не работает, а то она схватилась бы за голову, глядя, как его через рынок ведут к ментовской машине.

Гобоя не тронули, а Спартака закрыли в зарешеченном отсеке «уазика» и увезли в отделение. Там ему «откатали» пальцы, сфотографировали, отобрали все личные вещи по описи и поместили в клетку перед окнами «дежурной части».

Лязгнула решетчатая дверь, щелкнул замок, и Спартак остался один на один с разбитным пареньком в сдвинутой на глаза кепке. Тот сидел на узкой скамейке, на американский манер забросив ногу на ногу, руки раскинуты в стороны. На Спартака смотрел хищно и с разухабистой насмешкой. Ворот рубахи расстегнут, но недостаточно, чтобы понять, какой рисунок выколот у него на груди, зато на пальце правой руки явно просматривались два чернильных перстня – белая диагональная полоса на темном фоне и ромб, прямым крестом разбитый на черные и белые треугольники. Гобой разбирался в таких татуировках, он бы объяснил, что все это значит. А Спартак знал только то, что плевать он хотел на этого ухаря с блатными замашками.

Равнодушно глянув на сидельца, он занял место у двери.

– Ты чо, с парашей нюхаешься? – желчно спросил парень.

– Не понял.

– Может, ты пидор?

– Теперь понял.

Спартак бил наверняка, так, чтобы противник не смог провести ответный удар. Нельзя ему пропускать, пока челюсть окончательно не зажила. Он ударил кулаком в солнечное сплетение с такой силой, что блатарь минут пять приходил в себя, еще столько же откашливался и отхаркивался. Спартак внимательно наблюдал за ним, но у того и в мыслях не возникло дать ему в ответ.

– Ты че, в натуре, дикий? – уже без всякой спеси спросил мелкий уголовник.

– Нефильтрованным хорошо только пиво. А базар фильтровать надо.

– Я смотрю, ты умный… Тогда почему возле двери сел? В нормальной хате у двери параша; ты, в натуре, на парашу сел…

– Значит, на парашу. От меня вылетело, к тебе прилетело…

– Ты это, сам за базаром следи…

Спартак кивнул. Действительно, что-то разговорился он. Челюсть от долгих разговоров разболеться может, это ему ни к чему. Да и уголовник ему вовсе не интересен, чтобы напрягаться. Был бы нормальным, а то одни понты…

Блатарь понял, что Спартак не хочет с ним разговаривать, затих. А потом и вовсе ушел. Под конвоем, разумеется. Его повели куда-то на второй этаж, примерно через час он вернулся, но мимо камеры прошел сквозняком. Как понял Спартак, его отправляли в КПЗ, что находилась в подвале здания.

Еще через час самого Спартака увели на допрос в кабинет дознавателя, который занимала светловолосая дородная женщина в форме капитана милиции. Не глядя на него, она листала паспорт.

– Никонов Спартак Евгеньевич… Одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения… Зарегистрирован по адресу поселок Знаменка Княжевского района Московской области… Холост… Не судим… Или, может, что-то было?

Спартак слышал, что дисциплинарный батальон не считается судимостью. Слышал, но знал другое. Дисбат – это судимость; правда, после отбытия наказания она погашается автоматически и в паспорт отметка не ставится. Но с его пальцев сняли отпечатки, будет проведена проверка, его судимость обязательно установят. А может, дознаватель уже пробила его по базе данных, по паспортным данным, которые предоставил Артур в своем заявлении.

– Приводы в милицию были. До армии.

Спартак выжидательно посмотрел на женщину. Если она что-то знает, то может проговориться. Или выдать это движением глаз или даже мысли, которое можно уловить обостряющимся в неволе восприятием.

– А после?

Нет, не похоже, что капитан в курсе всех тонкостей его жизни.

– После работал. У меня мать больная, сестра маленькая, отца нет, семью содержать надо.

– Понятно. А как вы объясните конфликт с гражданином Сагояном?

– Это не конфликт, товарищ капитан. Это форменное беззаконие. Да, трудового договора с Сагояном у нас не было, но мы же работали. И кафе под крышу подвели. А это, между прочим, триста квадратных метров. Всю весну работали, все лето. Как говорится, строили, строили, наконец построили. И что? А ничего. Всем спасибо, все свободны. Короче говоря, он отказался нам платить. Получается, мы задарма все это время работали? Я понимаю, мы сейчас строим капитализм, но это же не значит, что мы, трудовой народ, должны терпеть его звериный оскал…

– Вы должны морды бить, так я понимаю? – с укоризной во взгляде усмехнулась дознаватель.

Она хоть и при погонах, но, по сути, это обычная женщина, пусть и облеченная властью. Неблагодарная работа, тяжелый быт, может, живет на одной площади со свекровью; муж, возможно, пьянствует или по бабам шляется, дети двоечники, в перспективе сын может стать прапорщиком, а дочь – проституткой. Все как у обычных людей, поэтому к ней можно взывать как к человеку. Главное – не дерзить ей, хотя и зажиматься не надо.

– Булыжник – оружие пролетариата. И кулак тоже… Э-э, извините, все забываю, что у нас капитализм, классовая борьба нынче под запретом… Хотя, если разобраться, Франция – тоже страна капитализма, и Швеция – тоже. Но там если трудовой народ зажимают, он на улицы выходит, булыжники в ход идут и все такое… Нет, я, конечно, не призываю выходить на баррикады, но и за пролетариат обидно. Работали, работали… Извините, говорить трудно…

– Да, кстати, хотела спросить, что это у вас во рту, – участливо посмотрела на него женщина.

Спартак, может, и не убедил ее в своей правоте, но в какой-то степени расположил к себе.

– Проволочная шина. Двойной перелом челюсти. Все тот же звериный оскал империализма. Какие-то крепкие ребята подошли, избили. Я так понимаю, их гражданин Сагоян нанял. Думал, что это убедит меня отказаться от денег. А не вышло, я снова к нему подошел. Он сказал, что я уволен и что денег не получу. А я не за себя в ответе, у меня бригада, я перед своими рабочими отвечаю… В общем, не выдержало сердце поэта. От всей души, так сказать…

– От всей души да по сто восьмой статье, – усмехнулась женщина.

– Ну, это вряд ли, – нахмурился Спартак.

В дисбате их заставляли учить наизусть и воинские уставы, и Уголовный кодекс, чтобы впредь неповадно было нарушать закон. Но сто восьмую статью он знал не по книгам, эта статья значилась в его уголовном деле, по ней он был осужден, – тяжкое телесное повреждение.

– По органу я его не бил, с этим у него должно быть все в порядке.

– По какому это органу? – развеселилась вдруг женщина.

– Ну, я же знаю, что такое сто восьмая статья, там про опасность для жизни сказано, про потерю зрения, слуха. Или какого-либо органа. Либо утрату органом его функций… А по этому органу я Сагояна не бил. В челюсть дал, врать не буду. Но там точно перелома нет. Он со мной сегодня разговаривал. Братков привел, те сказали мне, чтобы я проваливал, а то кости, говорят, переломают. Как будто мне этого мало? – С печальным вздохом Спартак погладил пальцами нижнюю челюсть. – Даже не знаю, как жить в этом мире, где прав тот, у кого больше силы…

– Ну, это мы подскажем, как жить в таком мире. А ты подскажи мне, откуда у тебя такие познания Уголовного кодекса. Только не темни, не надо…

Дознаватель вдруг расслабленно опустила плечи, выдохнула воздух, который, казалось, помогал ей поддерживать изнутри пышную грудь, полезла в ящик стола, достала оттуда пачку сигарет.

– Будешь?

И себя угостила, и Спартака не обделила.

– Кстати, я даже не знаю, как вас зовут, – по-свойски улыбнулся он ей.

– Татьяна Ильинична… Капитан Свекольникова… Можешь просто, Татьяна Ильинична… Так откуда познания?

– Три года дисциплинарного батальона, – покаянно вздохнул Спартак. – Раньше только два года давали, а потом три стало, и я на эти три года загремел…

– За что?

– Да начальнику столовой двинул. Он, когда падал, голову проломил… Я мог бы на суде сказать, что он тушенку ящиками воровал. Не сказал. Хотя он и воровал. Сто процентов моя вина, я ее даже отрицать не пытался. Не должен был этого делать, но не сдержался. А здесь другое дело…

– Будем разбираться, какое здесь другое дело. Если выяснится, что Сагоян вам не заплатил, с ним совсем другой разговор будет…

– А какая статья мне реально светит?

– Сто двенадцатая.

– Легкое телесное повреждение?

– Да. Срок до одного года лишения свободы.

– Но есть же и другие варианты. Исправительные работы, например. А еще лучше штраф…

– Это суд решать будет. А у тебя судимость.

– Погашенная.

– Не важно.

– Спасибо.

– Пожалуйста, мой дорогой, – с той же иронией отреагировала Татьяна Ильинична.

Думала она недолго и до выяснения всех обстоятельств дела отправила Спартака в камеру предварительного заключения.

5

Кого-то перед дракой колотит мандраж, а из Мартына ключом била энергия – руки не мог на месте удержать, ноги покоя не давали. Это все от волнения. Драка – это всегда страшно; может, потому и хочется, чтобы все поскорей закончилось. Быстрее начнешь, быстрее кончишь…

Мартын и рад бы, чтобы все началось поскорей. Но сегодня он во главе угла. Он развил бурную деятельность – собрал огромную толпу, договорился с автобусом, который особым рейсом доставил народ к рынку. За старшего вроде бы Гобой, но реально Мартын всем рулил, и ему нельзя облажаться. Спешка, как известно, хороша лишь при ловле блох. А братва против них серьезная. Мощные ребята на них идут; мало того, что накачанные, так еще агрессия в них зверская – кажется, что не люди, а танковый клин накатывается.

Три амбала впереди, остальные – сзади, цепью. Немного их, десятка полтора, ни палок у них, ни кастетов. Но выглядят московские очень внушительно.

Мартын оглянулся назад – толпа за ним солидная, без малого четыре десятка пацанов, и почти все с молотками на длинных ручках. Секретное оружие знаменских, таким и покалечить можно, и убить. Особенно удобно для тех, у кого кулачный удар не очень сильный. Такой мощью даже самых крутых амбалов умолотить можно.

Мартын понимал, что выглядит не очень впечатляюще. Нет в нем той богатырской стати, что у Спартака, но с ним Бабай и Угрюм, вдвоем они хоть как-то компенсируют отсутствие вожака. Сейчас главное – не теряться. И с вражескими авторитетами вести себя как минимум на равных. Тогда и разговор состоится.

– Я не понял, шпана, что за дела? – с хамским презрением глянул на Мартына бритоголовый детина с грубыми, тяжелыми чертами лица.

Авторитеты сошлись на середине пустыря. Сначала терка, потом все остальное. Только Мартын почему-то не чувствовал себя авторитетом. Хотя именно к нему обратился главарь вражеской команды, его за старшего принял.

– Шпана у тебя в штанах! – стараясь вести себя важно, солидно, отозвался он.

– То, что у меня в штанах, тебе в рот не залезет, девочка.

– Зря ты так, – сычом глянул на него Мартын. – Могли бы миром все решить, а ты мосты рубишь…

– Что мы можем миром решить? – сплюнул на землю авторитет. – Рынок вам отдать?

– За рынок пока разговора не было.

– А чего толпу пригнал?

– За Спартака спросить.

– Не знаю такого.

– И за себя тоже спросим. Мы кафе строили, а вы нас оттуда погнали…

– А-а, работяги-строители, – презрительно хмыкнул амбал. – Так вот в чем проблема…

– Да, и эту проблему я тебе в рот вобью, девочка. Боюсь, что подавишься…

– Ну да, за тобой толпа. Только фуфло все это. Завтра здесь две сотни бойцов будет, прямо на месте вас и закопаем…

– До завтра еще дожить надо…

– Короче, чего вы хотите? Свободу попугаям?.. Ну, хорошо, со своими арами разбирайтесь сами. Мы в эти дела не лезем. Что еще?

– Спартак сейчас в ментовке.

– Мы здесь ни при чем.

– Да, но ара его вложил. А вы ару под свою крышу взяли. Значит, вы во всем в ответе…

– Это угроза?

– Нет, это предъява…

Мартын понимал, что две сотни бойцов к завтрашнему дню вполне могут оказаться реальностью, но и отступать он не собирался. Московский авторитет оскорбил его, и Мартын обязан его проучить. К тому же и за рынок очень поговорить хотелось. В конце концов, хватит понапрасну проливать кровь. Ведь можно и за Спартака спросить, и рынок под себя взять. Это деньги, реальные деньги. И совсем не обязательно горбатиться на стройке, когда можно стричь купоны с овцеподобных торгашей.

– И выход у вас только один – убраться с рынка подобру-поздорову.

– И отдать его подзаборной шпане?

– А ты не шпана? – засмеялся Гобой. – Может, ты шведский король? Или английская королева?

– Принц голубых кровей, – Мартын еле сдержался, чтобы не хохотнуть.

Нельзя сейчас широко раскрывать рот: ситуация взрывоопасная, реально можно без зубов остаться, если вдруг последует удар.

– Терпеть не могу голубых!

Зато Бабай захохотал. За что и поплатился. Доведенный до белого каления, московский авторитет не смог сдержаться и четким боксерским ударом смял ему носовой хрящ.

В тот же момент Мартын ударил его самого. С подпрыгом, локтем в ухо. Это его коронка, и неудивительно, что браток поплыл. Этим тут же воспользовался Угрюм. Он очень не хотел доводить дело до драки, но раз каша заварилась, то за кулаком он в карман не полезет. А удар у него навылет, без всякого кастета даже самого крутого бойца может вынести.

Правда, Мартыну не повезло увидеть, как падает враг. Видел, как тот пропустил убойный удар, но ему самому врезали кулаком в височную кость. Как будто свет выключили. Теряя сознание, он слышал, как загудела за спиной толпа, но ничего уже не видел.

А когда он пришел в себя, все было уже кончено. Для врага. Толпа шумела, а «кожаные» уже где-то у ворот рынка, пошатываясь, утаскивали за собой полумертвые тела бойцов. Все в крови, растерянные, подавленные – видно, что досталось им по самые корешки…

Мартын поднялся с земли, подошел к Гобою, который прикладывал к окровавленной щеке носовой платок. Рядом стоял Бабай с расквашенным носом.

– А чего этих козлов не гоните? – спросил Мартын, чувствуя, как в мозг впиваются длинные зазубренные иголки.

Челюсть у него выбита, оттого и боль дикая. Вправлять ее нужно, и Угрюм первый это понял.

– Не слабо тебе припаяли.

Он вплотную приблизился к Мартыну, пальцами ощупал скулы, а потом вдруг резко сдвинул челюсть в сторону. Резкая боль едва не выключила сознание, но вот она уже стихает, все легче и легче. Угрюму диплом костоправа в самый раз давать.

– Перелома вроде бы нет… Говорить больно? – спросил он.

– Сейчас попробую… Чего, спрашиваю, этих козлов не гоните?.. Нет, говорить не больно. На душе больно. Добивать их надо.

– Им и так досталось, – покачал головой Гобой. – Похоже, одного наглухо сработали. Или даже двоих…

Мартын осмотрелся. Трупов не наблюдалось, и даже без сознания никто не лежал. Но кое-кому досталось неслабо. И ему в том числе.

– Как наши?

– Нормально. Потому что молотки у нас. И больше нас раза в три. А завтра московские две сотни против нас выставят, – скривился Гобой.

– Две сотни? Много. А нас – рать!

Шутка, может, и удачная, но совсем не веселая. Против двух сотен знаменские не потянут, да и против одной тоже.

– Что делать будем? – спросил Угрюм.

– Домой поедем. К жене под юбку, – уколол его Мартын. – Гон все это про две сотни! Может, нет ничего за этим козлами, может, понты нам вправляют!

– А если не понты?

– А если не понты, то завтра видно будет, что да как. Если московские реальную толпу приведут, ноги сделаем. Зачем людей калечить? А если мы на равных с ними будем, то схлестнемся…

– Так, может, завтра и приедем? – спросил Угрюм.

– Ни фига. Московских надо выдавить. И закрепиться. Ты же в Афгане был, так знаешь, как удерживать позиции… Это я склады охранял, ни фига в этом не волоку. И то соображаю…

– А ночевать где?

– Что-нибудь придумаем… Теперь это наш рынок, мы здесь теперь хозяева!

– Ты в этом уверен? – пристально посмотрел на Мартына Гобой.

– Ну, пока хозяева, а завтра видно будет. Но до завтра мы здесь точно рулим. Если московские не согласны, будем их выносить…

Однако выносить с рынка никого не пришлось. Московские не стали дожидаться, когда их снова пустят под пресс, и убрались с барахолки.

А к вечеру на рынке появилась милиция. К этому времени на первом этаже кафе на пол настелили доски, чтобы на нем можно было спать. Знаменская братва готовилась к ночлегу. Рынок уже опустел, и дикие пацаны с молотками никого не смущали, если не считать сторожа, который забился в свою будку и не подавал признаков жизни.

Ментов было не очень много – двое в штатском, с ними майор в форме, капитан и четыре автоматчика из патрульно-постовой службы. А капитан знакомый, кучерявый, с тонкими усиками. Однажды знаменские уже прогнали его с рынка, неужели он собирается взять реванш?

Пацаны давно уже остыли, и сейчас у них не было никакого желания воевать с ментами. Да и Мартын не прочь был бы решить с ними вопрос полюбовно. Если вдруг удастся, еще один большой плюс упадет в его копилку. А что, ведь это он сколотил команду, доставил ее сюда, взял рынок под свой контроль… Спартак, конечно, в большом авторитете, но где он сейчас? Почему не он разруливает ситуацию, а Мартын?..

Гобой только соображал, что нужно делать, а Мартын уже вышел навстречу ментам. За ним вышли и другие пацаны, десятка два. Получалось, что Мартын говорил от их имени.

– Здравия желаю, товарищ майор! – лихо взял он под козырек. – Здравия желаю, товарищ капитан! Привет всем труженикам щита и меча!..

Майор с рябым лицом и рыхлым носом долго и внимательно смотрел на него. Его подчиненные хмурились в ожидании приказа. Сейчас им скажут взять Мартына под белы рученьки, и тогда парню придется не сладко.

Менты с удовольствием взяли бы парня в оборот, но майор не решался дать им отмашку. Слишком уж много людей за спиной у Мартына, как бы не взбунтовались они. Усатый капитан хорошо помнит, как знаменские гнали его до ворот. Поэтому он тоже в раздумье.

– Откуда ты такой веселый взялся?

– Да работаем мы здесь. Кафе строим…

– Что-то слишком много строителей, тебе не кажется?

– Так аврал у нас. Дожди скоро пойдут, крышу заканчивать надо…

– Какую крышу?

– Ну, над кафе…

– А может, над рынком крышу поставить хотите?

– А это как?

– Ты дурочку не включай, не надо! – влез в разговор капитан. – Знаем, что вы тут делаете… Правда, товарищ майор?

Он посмотрел на своего начальника угодливо, снизу вверх и с прогибом. Мартын едва сдержал усмешку. Совсем упал капитан в его глазах. И еще стало понятно, почему не смогли менты справиться со знаменскими пацанами в первый раз. Если капитан своего начальства боится, то братва пугает его еще больше. И за шкуру свою менты боятся, и за карьерное благополучие, а схлестнешься с братвой, так и без головы можно остаться. А если уцелеешь, то начальство вопросами прижучит – почему обделался на всю штанину, почему такой тупой и так далее, по полному перечню. Вот если бы знаменские разбежались, тогда бы менты могли обмывать победу. Но не дождутся они такого праздника…

– Что ты знаешь, капитан? – сплюнул себе под ноги Мартын. – Ничего ты не знаешь. Мы тут работаем, люди это подтвердят. Если тебе что-то не нравится, можешь меня закрыть; только учти, сейчас не тридцать седьмой год. Я бучу подниму, скажу, что милиция бандитов бережет, чтобы рабочий человек их вдруг не обидел. Бандиты нам работать не дают, наезжают, деньги отбирают, а где милиция? Сначала мы бандитов разогнали, потом менты появились… Сколько вам бандиты платят?

– Все сказал? – зло спросил майор.

– Все. А сколько бандиты вам платят, на это вы журналистам ответите. А мы прессу поднимем, не сомневайтесь!

– Где хозяин кафе?

– А бес его знает.

– Бес, ты знаешь? – послышалось за спиной.

– А на хрен он мне нужен? – ухарски отозвался Бес.

– Слышь, начальник, голос народа? Не любит он буржуев. И бандитов тоже. И ментов не любит, которые бандитов от него защищают… Давай, начальник, прессуй народ! В камеры нас, на хлеб и воду!

Будь Мартын в одиночестве, он бы давно уже сидел в «уазике» с заломленными за спину руками. Но за ним сила, и сам он умеет говорить пламенные речи, спасибо замполиту части, где он когда-то служил.

Сначала майор пожевывал нижнюю губу, затем, незаметно для себя, перешел к ногтям на пальцах. Нервничает начальник, не знает, что делать. Всех в кутузку ему не упрятать – сил для этого не хватит. ОМОН пока вызовешь, время пройдет. А потом вдруг выяснится, что знаменские пацаны – это народное ополчение, и не судить их надо, а награждать за борьбу с бандитизмом.

– Никто вас ни в какие камеры не собирается… А территорию рынка немедленно освободить!

– Как скажешь, господин товарищ майор.

– И чтобы больше никакого бардака!

– Само собой.

Майор показал спину, махнул рукой, увлекая за собой своих людей. Уходя, кучерявый капитан свирепо глянул на Мартына, но тот лишь усмехнулся в ответ. Менты, конечно, страшная сила, но не в лице этого лизоблюда.

Стражи порядка убрались, и Мартын, гордый своей победой, вернулся к Гобою.

– Круто ты с ними, – не без восхищения сказал тот.

– А че они с нами сделают? Мы же народные мстители, гы… Сегодня мстители. И завтра. Пока московским не наваляем. А когда наваляем, рынок наш… Сами рэкетирами станем.

– Почему рэкетирами? – с мрачным видом спросил Угрюм.

– Так сами торгашей доить будем. Или тебе бабки не нужны?

– Почему доить? – покачал головой Гобой. – Они же сами от московских защититься не могут, так пусть нам за охрану платят. Если мы их защищаем, какие же мы бандиты?

– Не вопрос, – криво усмехнулся Мартын.

Он и сам бы мог трепануться в таком же ключе: язык у него подвешен, мозги включены. Чужие уши на то и существуют, чтобы на них лапшу вешать, но себя-то не обманешь. Сам-то он понимает, чем собирается заняться. Впрочем, это его ничуть не пугало. Если есть сила, чтобы стать волком, то почему бы не обернуться им?

– Сначала надо от московских отбиться, а там уже решим, кто есть кто…

– А если не отобьемся?.. Что, если у них стволы будут? – спросил Бабай.

Мартын одобрительно посмотрел на него. Вроде бы не острого ума парень, а иногда такие умные вещи говорит, что диву даешься. Стволы бы им не помешали. Со стволами они любую банду разогнали бы. Любую, у которой не будет железа…

Действительно, со стволами было бы здорово. Московские две сотни бойцов подгонят, с дубинами, а у знаменских всего несколько десятков. Но у них стволы, и столичные разбегаются со страху… Если бы да кабы…