Текст книги "Черный ворон, я не твой"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Какой фарт?

– Не сказал... Понял, что проболтался, и замолчал...

– О чем проболтался?

– О том, что банк взял. «Транснационалбанк»... А вы что, не знаете?

– Что я должен знать?

– Этот банк два раза грабили. В две тысячи первом и в две тысячи четвертом, если я не ошибаюсь. Правда, не у нас. Сначала в Хабаровске, затем в Ставрополе...

– Где Хабаровск, а где мы... Да и до Ставрополя далеко... А вы откуда про эти ограбления знаете?

– Ну, Андрей Павлович, вы меня удивляете. Я же человек коммуникабельный, за прессой слежу, программу новостей регулярно смотрю, что здесь, что на воле. И память у меня хорошая...

– Что ж, спасибо за информацию...

– Да, и еще, сразу хотел сказать. Казимиров снова чудит. Обязал Калугина и Челкина камеру вагонкой обить, чтобы класс «А» был, не меньше. Да и других озадачил... Но вы не думайте, я не жалуюсь. Даже напротив. А то как-то несправедливо получается, я свое сделал, а все только пользоваться будут. А так от каждого по возможностям...

– Если никто не возражает, пусть хоть сусальное золото на стены напыляют...

– Нет, нет, никто не возражает.

Кологривцев ушел, а пища для размышлений осталась. Казимиров мог разориться в девяносто восьмом году, но грабить в отместку банки – это казалось Андрею чем-то нереальным. К тому же в чужих и далеких городах Хабаровске и Ставрополе... Но в то же время Казимиров застрелил свою жену из боевого и неучтенного пистолета. Где он взял «беретту»? И что еще более важно – зачем?.. И откуда взялись у него деньги на строительство дома и сервис-центра на Московском шоссе?.. И его крутые замашки наводили на определенные мысли. Если он смог о блатарей ноги вытереть, то что ему стоило держать в кулаке всю свою семью? А семья большая, и сыновья-племянники достаточно взрослые...

Глава 10

В комнате невыносимо пахло лекарствами, болезнью и мочой. Парень в кресле-каталке весь как будто высохший, с потухшим взглядом. Когда прозвучало имя Риммы Казимировой, глаза его вспыхнули гневным огнем, но тут же снова погасли. Как будто не было внутренних сил поддерживать его.

– Почему она вас интересует? – вяло спросил он.

Андрей уже жалел, что пришел сюда. Хотелось поскорее покинуть этот пропитанный бедой и безнадегой дом, глотнуть свежего воздуха. Право, в тюрьме было легче дышать, чем здесь.

– Дело в том, что я служу в следственном изоляторе, где в данный момент находится ее дядя...

– Ее дядя в тюрьме?! – как-то квело обрадовался парень. – А дети его, эти... Герман, Себастьян...

– Нет, они на воле.

– Жаль. По ним тюрьма плачет.

– Почему вы так думаете?

– Потому что это они посадили меня в эту коляску... Они похоронили меня, неужели непонятно?.. Был здоровым, жил полной жизнью, дышал полной грудью, а эта сволота...

Егор взял паузу, собираясь с силами. Чувствовалось, что душевное волнение забрало у него много энергии... Парень действительно очень плох. Мало того что ходить не может, он угасает изнутри. Засыхающее растение. Кошмар.

– Я знаю, это они были... Я с Ингой шел, а тут они – с бейсбольными битами. Один по голове ударил, другой по спине... Очнулся уже в больнице, позвоночник, говорят, сломан... Это они мне за Римму отомстили... Я, может, и не прав был. Но не убивать же за это... А они убили меня. С отсрочкой убили. Врачи говорят, что надежды нет. Маме говорили, но я же слышал. Мама постоянно плачет... А Инга ушла, ей инвалид не нужен... Да мне уже все равно, мне совсем немного осталось...

Егор опять взял паузу. Андрей дождался, когда он сможет говорить снова.

– Вы уверены в том, что вас избили Герман и Себастьян?

– Да. Как в том, что скоро умру, уверен...

– Тогда почему они на свободе? Вы не обращались в милицию?

– Милиция обращалась ко мне. Следователь в больницу приходил. Спрашивал, кто и за что... Я сказал, что братья Казимировы. Объяснил за что. А Инга сказала, что нападавшие в масках были. Как их опознаешь?

– Они действительно в масках были?

– Да, в масках... Знаете, в каких банки грабят...

– Банки? Почему именно банки?

– Ну, не знаю, просто на ум пришло...

– Были в масках, но вы все равно уверены, что это были братья Казимировы.

– Абсолютно.

– А напали они на вас далеко от дома?

– Нет, недалеко, совсем рядом. Я же Ингу домой к себе вел...Здесь раньше весело было. А сейчас тоска смертная. Я же вижу, что вам не терпится поскорее отсюда уйти... Вы бы шли, а то мне совсем уже тяжело...

Егор на прощанье лишь вяло махнул рукой. Не осталось сил для слов.

Под впечатлением, выходя из дома, Андрей невольно огляделся по сторонам. Как будто и на него могли напасть Герман и Себастьян с битами в руках. Тем более что однажды они уже пытались это сделать, пусть и без бит. Да, он отделался тогда лишь легким испугом – и то в большей степени для них, чем для себя. Но как бы парни реванш не постарались взять. Он и обидел их, и с Риммой спит...

Начальник отпустил его на два часа, но он уложился всего в час. Время еще оставалось, и он решил заглянуть в квартиру, где жил с Риммой. Похоже, она обосновалась там всерьез и надолго, и время проводила там не даром, а в хлопотах по обустройству домашнего очага. Она готовила ему обеды, ждала его с работы... Вроде бы все хорошо. Но не нравилась ему та мутная водица, что плескалась вокруг нее и ее родственников. И братцы у нее – преступники, да и сама она могла быть злой и жестокой, случай с Альбиной тому подтверждение.

Часы показывали половину одиннадцатого. До обеда еще два часа. Но в принципе он может позвонить начальнику, сказать, что у него возникли проблемы – тот разрешит задержаться, и тогда Андрей останется дома до завершения обеденного перерыва. Естественно, это время он проведет в объятиях самой красивой и сексуальной девушки. Римма была такой постоянно, ее хотелось всегда – и на завтрак, и на обед, и на ужин.

Он подъехал к дому и увидел во дворе знакомый «Фокус». Опять к Римме братик пожаловал. Может, он и вчера у нее в этом время был, и позавчера. Бывал, а к обеду исчезал. Может быть, после снова приезжал, а к вечеру опять же убирался, чтобы Андрей ничего не заподозрил...

Вроде бы и выяснил он с Гербертом отношения, вроде бы убедился в том, что парень безобидный. Но сейчас червь сомнения снова зашевелился в душе.

Своего ключа у Андрея не было. Поэтому пришлось жать на клавишу звонка. В какой-то момент ему показалось, что кто-то глянул в глазок, но дверь так и не открылась. Но ведь кто-то же был дома. Тогда почему ему не открывают?..

Он спустился вниз, сел в свою машину, заехал за угол дома, вышел и пешком прошел к подъезду. Ждать пришлось не долго. Колченогий Герберт проковылял до своего «Форда» и был таков. Андрей выждал время и снова поднялся на этаж, позвонил в дверь. На этот раз Римма не заставила его ждать. В футболке, в джинсах на бедрах, распаренная, как будто уставшая.

– Только что из супермаркета, – сообщила она, хотя ее никто ни о чем не спрашивал. – Продуктов на неделю набрала...

– Я тоже там был. Приехал, тебя дома нет. Думаю, в супермаркете, а тебя и там нет.

– Значит, разминулись...

– Герберт тебя в супермаркет возил?

– При чем здесь Герберт? – изобразила она удивление.

Андрей смотрел на разложенный диван. Постель не убрана, застлана поверх покрывалом. Что-то подсказывало, что она смята.

– А его разве здесь не было?

– Нет. А что? – подозрительно глянула на него Римма.

– Значит, мне показалось.

– Что тебе показалось?

– Да минут десять назад из нашего подъезда парень выходил, на Герберта очень похожий.

– Ну, все может быть.

– С такими же искалеченными ногами.

– Надо же, какое совпадение...

Римма прошла на кухню, смахнула с холодильника пачку сигарет, встала у окна, спиной к Андрею. Курила она нечасто – навеселе, после секса и в душевном волнении...

– И машина у него «Форд-Фокус». Точно такого же серебристого цвета...

– Десять минут назад?.. Так это он и был... Я-то пять минут назад пришла... Разминулись мы с ним...

– А со мной как разминулась, если я все это время возле подъезда стоял? Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу!

Андрей прошел в комнату, сорвал с дивана покрывало. И точно, постель смята, а посредине еще не высохшее, но уже желтеющее пятно.

– И что это такое?

– Скотина! – Римма возмущенно вытянулась в лице.

– Кто, я?

– Нет. Герберт!

– Все-таки он был здесь?..

– Да, утром пришел... Я в салон красоты собиралась, а он сказал, что ночью не спал. Я ему постелила, спи, говорю... А он здесь не только спал... Рукоблудник несчастный...

Андрей с интересом смотрел на нее. Врет ведь, но не краснеет.

– Так в супермаркет ты ходила или в салон красоты?

– Ну, сначала туда, а потом в магазин...

– И где покупки?

– Ну, в холодильнике...

– Пошли, глянем...

Содержимое холодильника разрушило наспех и нагло сооруженную ложь. Там было только то, что покупалось вчера и раньше. Не была Римма в супермаркете.

– Рукоблудием, говорите, занимались, – усмехнулся он. – Потому и дверь мне не открывали?

– Как это не открывали?

– Я звонил, а ты не открывала...

– Герберт не открывал!

– И давно это у тебя с ним?

– Что давно?

– Половые отношения.

– Нет, – в отчаянии мотнула она головой.

– Что, недавно?

– Ты не так понял...

– Дядя твой об этом знает?

– Нет... То есть он не может знать, потому что не было ничего...

– А с Германом тоже ничего не было?

– С Германом?! – возмутилась она. – Германа зачем приплетаешь! Уж он-то со мной точно не спал...

– А Герберт спал?

– Да, но без меня... Да, я не была в супермаркете. Я была дома, когда ты приходил. Но я не стала открывать тебе дверь, чтобы ты не застал Герберта. Я же знаю, ты его на дух не переносишь...

– Почему не переношу? У нас нормальные с ним отношения. Дня три назад он меня к изолятору подвез, мы с ним поговорили. Он извинился за свое поведение... Я думал, это искренне, а, оказывается, он прикидывался. Пыль в глаза мне пускал. Чтобы я жалкого инвалида в нем увидел, чтобы подобрел к нему. Нет, не для того, чтобы к тебе ходить. Хотя и это... Про тюрьму он спрашивал, как жизнь там, может ли он выжить, если туда попадет...

– И что ты ему сказал?

Андрей не ответил. Он долго и пристально смотрел на Римму, подготавливая ее к пушечному вопросу. И наконец выпалил:

– Зачем твой дядя взял на себя его вину?

– Кто тебе такое сказал? – вздрогнула она.

– Герберт сказал.

– Он – идиот!

– Идиот не идиот, а ты спала с ним... Может, из жалости?

– Нет... И не спала я с ним...

– А он мать свою убил. За что?

– Случайно... – в замешательстве проговорила Римма и тут же попыталась исправить положение: – То есть не убивал...

– Он не убивал, а ты с ним не спала. Но я, то знаю, что убивал он. Он мне сам об этом сказал...

Андрей не обманывал Римму, он всего лишь вводил ее в заблуждение. Он имел полное на это право.

– Но он же не говорил тебе, что спал со мной...

– Я мог бы соврать и сказать, что говорил. Но не было этого... А то, что мать он свою убил – было...

– И что ты? – встревоженно спросила Римма.

– А что я?

– Ну, ты же мог его арестовать...

– Я не из уголовного розыска. И не из прокуратуры...

– Но ты бы мог сказать мне.

– Сказал.

– Но ты говоришь мне об этом сейчас...

– После того как ты с ним переспала.

– Да... То есть нет...

– Ладно тебе вилять. Все и так ясно...

– И что, если ясно?.. Ты меня бросишь?

– Э-э, не знаю... Опасное это дело, тебя бросать... – мрачно усмехнулся Андрей.

Конечно же, после того, что случилось, он больше не станет жить с Риммой. То, что была у нее раньше и с кем-то, его мало волновало. Но убило то, что этот кто-то перенесся к ней из прошлого в настоящее. Этого он ей простить не мог. Но и уходить, хлопнув дверью, не спешил. Не зря же он сегодня был у ее бывшего парня, не зря же он узнавал, что представляет собой семейка Казимировых, типичным представителем которых была Римма.

– Почему опасное?..

– Потому.

Он не спешил перевести разговор на покалеченного Егора. Сначала нужно было разобраться с Гербертом, чью вину он установил благодаря собственной интуиции.

– Может, все-таки скажешь? – взъерошенно смотрела на него Римма.

– Ты мне так и не ответила, зачем твоя дядя взял на себя вину своего сына?

– Своего сына. Своего!.. Герберт – его сын. А еще он – калека. Ты и сам должен понимать, что в тюрьме он не выживет... Дядя Стас – великий человек! Только он мог взять на себя чужую вину...

– Да, жалость великое дело...

По сути, Андрей раскрыл тяжкое уголовное преступление, но удовлетворения не было, вместо этого он испытывал чувство некоторой безысходности. Казалось бы, он продвинулся далеко в своих подозрениях насчет тихого омута, где водятся черти. Но в то же время попал в тупик. Оказывается, Станислав Казимиров вовсе не чудовище. Он взял на себя вину сына, страдает из-за него. Уже одно это говорило о нем как о порядочном человеке... Другое дело, что сам сын – порядочная скотина. Отца на жалость взял. И, возможно, с той же колокольни пользуется и Риммой...

– В том-то и дело, что великое... – кивнула она. – Но ты не думай, я не только из жалости...

– Переспала с ним?

– Да что ты заладил! Спала, переспала... Не было ничего... То есть было, но совсем не то, что ты думаешь... Герберт сказал мне, что хочет признаться в убийстве. Я связалась с дядей, он сказал мне, что его надо остановить... Пришлось уговаривать Герберта...

– Уговорила? – ехидно усмехнулся Андрей.

– Да, но не так, как ты думаешь... То есть близко к тому... Я сделала ему массаж...

– Эротический?

– Ну, если честно, что-то вроде того. Только я не раздевалась и на спину его не переворачивала... Но ему было очень приятно. Так приятно, что простыню испачкал... А тут ты звонишь, я подумала, что ты не так все поймешь... Ты не так все понял... Не было у нас ничего с Гербертом. А массаж – это не измена...

Андрей смотрел на Римму и думал о том, какая она красивая и желанная. Он хотел ей верить, но, увы, не мог... Не было никакого массажа. Был полноценный секс... Возможно, это сам бес уверял его в том, пользуясь голосом интуиции, но как бы то ни было, Андрей собрал все свои вещи и ушел. Дверью он на прощанье не хлопнул, но мысленно заколотил ее крест-накрест досками...

В камере был полный бардак. Сразу три зэка из хозобслуги стучали молотками, приколачивая к рейкам полосы хвойной вагонки. Работа шла с огоньком, к вечеру, возможно, все будет сделано, но пока что приходилось мириться с шумом. Станислав не злился: ведь он сам заварил эту кашу. Тем более что из-за этого шума свободно можно было разговаривать по телефону. Купленного надзирателя никто не боялся, но в камеру мог глянуть кто-нибудь из тюремного начальства. Увидят телефон, начнутся разбирательства. Такая вот здесь жизнь – ремонт в камере за свой счет делать можно, а звонить родным нельзя. Как бы нельзя...

Станислав лег на свою шконку, зашторился, вытащил телефон, глянул на дисплей. Как знал, что есть пропущенные звонки. Целых три. И все от Риммы. Не эсэмэски, а звонки...

– Звонила?

– Дядя! У нас беда! – срывающимся на истерику голосом сообщила Римма.

– Успокойся.

Она была послушной девочкой. И действительно стала успокаиваться.

– Теперь говори.

– Герберт все рассказал Андрею.

– Что рассказал?

– Вину на себя взял.

– Идиот!.. – зло сквозь зубы процедил Казимиров. – А ты где была?

– А что я могла сделать?

– Я же сказал, делай что хочешь.

– Сделала. Но уже после того, как он Андрею рассказал... Он успокоился, но поздно. Андрей все знает...

– Когда это было?

– Три дня назад.

– Он мне ничего не говорил.

– Мне тоже. Только сегодня сказал...

– Может, на пушку берет?

– Вряд ли. Он говорил так, как будто точно знал... Твой сын – полный кретин.

– Не то слово... Если он дальше начнет говорить, не остановишь. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Герберт слишком много знал. И если этот идиот откроет рот, то пострадает вся семья, и он в том числе...

– Понимаю.

– Надо что-то делать.

– Что?

– Признаваться буду. Раз уж он этого так хочет, будем меняться с ним местами...

Герберт сам подписал себе приговор. И как ни жаль его, им нужно было жертвовать в угоду всей семье.

– Мне поговорить с ним? Если я скажу, он сам сдаваться пойдет. Но ничего лишнего не скажет.

– Ты в этом уверена?

– Да.

– А я не очень. Надо бы сделать так, чтобы до тюрьмы он не доехал. Ты меня понимаешь?

Потянулась тягостная для обоих пауза. Скрепя сердце Станислав призывал привести приговор в исполнение, а Римма понимала что от нее требуется – поэтому и молчала. Она не хотела делать этого, но долг перед семьей обязывал ее к повиновению.

Герберт не заставил себя долго ждать.

– Глаза у тебя плохие, – сказал он, глядя на Римму. – Что-то случилось?

Глаза у нее плохие... Никогда не слышала она, чтобы так говорили. Глаза плохие... Но ведь в самом деле плохо у нее на душе, темно, страсти холодные и липко-тягучие, как черная смола.

– Андрей все знает, – зло сказала она.

– Что знает?

– Все!!!.. Что я сплю с тобой... Что ты мать свою убил...

– Откуда?

От сильного волнения лицо Герберта пошло красными пятнами.

– От верблюда!.. Есть один такой верблюд, Герберт его зовут... Зачем ты сказал Андрею, что убил свою мать?

– Я не говорил...

– Вообще ничего не говорил?

– Говорил... Про тюрьму спрашивал. Как там живется...

– Зачем ты спрашивал?

– Сознаться хотел... Чтобы отца спасти... Чтобы ты с Андреем не была... Чтобы ты мужчину во мне видела... Я бы сознался, но ты меня отговорила...

– Ты и так сознался. Андрей знает, что ты свою мать убил...

– Но я ему про это не говорил... Хотел, но не стал...

– Про наши общие дела с ним говорил? – пронзительно посмотрела на Герберта Римма.

– Нет, что ты! – еще больше разволновался парень. – Об этом я никому и никогда!..

– Точно?

– Точнее не бывает...

– И в тюрьме не проболтаешься?

– В тюрьме?!. Нет, и в тюрьме не проболтаюсь... А почему в тюрьме?

– Потому что там Андрей. Потому что ты спал со мной. Он из тебя душу там вытрясет, ты меня понимаешь?

– А он знает, что я спал... Думаешь, будет мстить?

– А ты так не думаешь?

– Не знаю... Он не похож на чудовище... Но все может быть... А почему ты заговорила про тюрьму?

– Ты точно идиот! Андрей все знает – за тобой скоро придут!

– Мрак! – в паническом замешательстве схватился за голову Герберт. И с надеждой посмотрел на Римму. – Ты не могла бы с ним поговорить?

– Может, ему денег дать? – язвительно скривилась она.

– Нет, деньги не помогут.

– А кто деньги ему в машине швырял?

– А-а, это я по дурости...

– А ты у нас дурной, да?

– Выходит, что да.

– И жадный...

– Это здесь при чем?

– А при том, что по тебе тюрьма плачет. А знаешь, как в тюрьме таких, как ты, называют? Крысами их называют. Крысы у своих крадут... Откуда у тебя деньги, которыми ты швырялся?

Герберта передернуло изнутри, глаза испуганно расширились, красные пятна на щеках уступили место мертвенной бледности.

– У меня есть деньги... – жалко пробормотал он.

– Деньги деньгам рознь. То были деньги из нашей последней партии... Мешок один раскрыт был, там одной пачки недоставало... Значит, твоя работа!

– Нет... То есть я не хотел... Рука сама...

Герберт затрясся, как заклинивший флюгер во время сильного ветра.

– Крыса ты!

– Я больше не буду!..

Он упал перед ней на колени, руками обхватил ее голени. Римме пришлось приложить усилие, чтобы высвободиться.

– »Больше не буду» – для детского сада, – презрительно усмехнулась она. – А ты уже взрослый. И должен отвечать за свои поступки... В тюрьму пойдешь...

– Что скажешь, то и сделаю!

– И будешь держать рот на замке. Говорить будешь только по делу – убил мать, виноват, готов нести наказание. И больше ни о чем ни слова!

– Я... Я понял... Прости меня, пожалуйста!

– Прощаю.

Римма считала себя злопамятной женщиной. Но при всем при том не умела держать зла на Герберта. Не тот он человек, на которого можно было обижаться. И даже то, что он украл деньги из общего семейного котла, не настроило ее против него. Если бы это сделал тот же Герман, Римма, не задумываясь, рассказала бы дяде Стасу и сама настояла бы на жестокой расправе. А Герберта простила уже на следующий день после того, как узнала о его проступке. И, возможно, никогда бы не завела этот разговор, если бы не обстоятельства...

– А это правда, что Андрей ушел от тебя? – поднимаясь с колен, спросил Герберт.

– И что с того?

– А то, что ты должна меня ждать. Я выйду из тюрьмы, и мы поженимся...

Римма внимательно посмотрела на него. Иногда в нем просматривались признаки здравого ума, он мог говорить и предлагать умные вещи. Но еще чаще с ним случались приступы идиотизма, и тогда он городил такие огороды, что становилось стыдно за него. Но Римма в таких случаях не стыдилась за себя, когда она врала в ответ на его завиральные идеи.

– Пожениться мы не сможем, – покачала она головой. – Потому что мы родственники... Но мы можем жить вместе, как муж и жена...

– Ты будешь меня ждать! – воспарил духом Герберт.

– Буду... Если ты поведешь себя в тюрьме как настоящий мужчина, то буду... Но если ты предашь нас!..

Она угрожающе посмотрела на него.

Герберт поспешил развеять ее сомнения.

– Я не предам тебя! Я не предам семью!..

Для убедительности он приложил руки к груди. Но Римму этим убедить не смог. Она понимала, что рано или поздно Герберт расколется – если не по слабости характера, то по собственной глупости. А если еще и Андрей возьмется за него с пристрастием, то расколется рано... Поэтому она угостила его соком, в который был намешан порошок, изготовленный по старинным рецептам древних алхимиков.

Снадобье не имело вкуса и запаха, и действовать начинало не сразу, поэтому Герберт ничего не заметил. Римма еще раз объяснила ему, как он должен вести себя в тюрьме, и самолично отвезла его к зданию райотдела милиции, где он должен был сделать признание.