Текст книги "Волчьи ягоды"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 13

Ресторан, банкетный зал, спецобслуживание… Хочешь не хочешь, а раз в неделю нужно поужинать в компании с Шахом и Косолапом. Карина сама придумала этот ритуал, чтобы знать, чем живут и дышат подопечные авторитеты. Есть у нее люди, которые сливают ей информацию о том, что происходит в этих командах, но при всем при этом личное общение исключать никак нельзя. Ей нужно было знать, как Шах и Косолап относятся к ней и друг к другу, а судить об этом она могла по их взглядам, разговорам, суждениям. Пока все нормально, пока никаких конфликтов между ними нет. Претензии, трения – это есть, но в открытое недовольство пока не выливается. Шах даже радость выражал по поводу того, что Карина взяла под себя весь Подвойск, хотя малость и завидовал Кобзарю, которого она «поставила» на город. Сам был бы не прочь взять под себя эту территорию, только кто ж ему позволит расшириться?

– Опять, Кара, к своему ездила? – спросил вдруг он.

– И что с того? – холодно посмотрела на него Карина. Ей не понравился его тон.

– Да нет, ничего… Он у тебя за кражу сел?

– Шел к другу, увидел, дверь в квартиру открыта, зашел, а там сейф открытый, а в сейфе деньги. Ты бы удержался?

– Ну, я бы тоже так сказал, если бы меня «мусора» повязали, – осклабился Шах. – Сколько он там взял?

– Нисколько. Унести не успел…

– А срок у него за что был?

– Ты откуда про срок знаешь? – насторожилась Карина.

– Ну, ты не посторонний для меня человек, я должен знать, кто рядом с тобой… В общем, навел, как говорится, справки…

– Тогда зачем спрашиваешь?

– За кражу он сидел. И сейчас за кражу закрыли.

– А если он вор, ты что, на товарищеский суд меня вызовешь? – язвительно спросила она.

– Гы-ы, смешно.

– Может, мы чем-то лучше, чем он? Если ты так думаешь, то так и скажи.

– Ну, каждый зарабатывает, как может… Но у нас все по понятиям. Мы в «общак» отстегиваем… – запнулся Шах, поняв, что переступил черту.

– А почему ты думаешь, что Антон должен в наш «общак» отстегивать? Он сам по себе…

– В наш не должен, а Сухарю должен. Если он вор…

В принципе, Шах был прав. Да и у Карины не раз возникала такая же мысль. Антон в свое время красиво говорил про воровской «общак», но сам в него не отстегивал, дескать, он сам по себе. А она не собиралась ставить его на понятия, зачем, если ей все равно, туго набита воровская мошна или нет?..

– Какой он вор? По малолетству в форточки лазил, а после отсидки за ум взялся, в институт поступил, на четвертом курсе института уже учится… Хата действительно была открыта, а сейф там фуфловый, потому и дернуло Антона…

Не в свое дело влез Шах. Карина уже дала понять, что недовольна этим, но и отношения обострять не хотела. Зато его понесло.

– Так вышло? – не глядя ей в глаза, усмехнулся он.

– Так вышло, – кивнула она.

– А пятьдесят косарей ты на «общак» с чего скинула?..

– Каких пятьдесят косарей? – окатила его Карина ледяным взглядом.

– Проехали… – махнул рукой Шах.

– Вот и я о том же. Не твое это дело.

– Не мое, – согласился он.

Не говорила ему Карина, чьи деньги она переводит в доллары. Нашла людей, поставила им задачу, обеспечила прикрытие, пустила в работу. Всю сумму прокрутила, а пятьдесят «кусков» с нее молча положила в «общак». И запись сделала – столько-то процентов от такой-то суммы. Шах имел право спрашивать отчет, поэтому видел эту запись, но при этом не стал выяснять, откуда у Карины такие деньги. Вернее, у нее не стал выяснять, но сам все вынюхал. Возможно, он прослушивал ее квартиру… А может, даже следил за Антоном, поэтому знает, где у него тайник…

А там ведь большая сумма. Очень большая. У Карины в «общаке» столько не было. Антон работал с умом и без спешки – он долго выслеживал жертву, выясняя, сколько у него может быть наличности. Выслеживал, готовился, а потом делал наскок. Он имел дело только с жирными «карасями», поэтому снимал богатый урожай. И ему долго везло. Очень везло. Пока он вдруг не совершил ошибку, в которой виновата Карина. Она удерживала его от охоты, поэтому он вынужден был спешить и недостаточно подготовился. Вот и попался…

Карина лукавила, когда говорила, что ей не нужны деньги Антона. Как ни крути, а она имела виды на общее с ним будущее, поэтому совсем не прочь была получить от него свадебный подарок в виде роскошного дома, например, но сейчас, когда он за решеткой, распоряжаться этими деньгами не собиралась. Она не прикоснется к ним, пока он не выйдет на свободу. А если вдруг с ним что-то случится, они ей и даром не будут нужны… Хотя, конечно, взять их она могла, потому что знала, где находится тайник. Сама лично выслеживала Антона… И у нее было для этого оправдание. А вдруг он к какой-то бабе повез эти деньги? Вдруг у него есть женщина помимо нее… Но не было никакой женщины. И деньги у него спрятаны под памятником на кладбище. Так спрятаны, что им никакой дождь не страшен…

Из ресторана Карина собралась к себе домой. Она еще жила в той квартире, где была счастлива с Антоном. Жила и не хотела съезжать. Но что-то перестал ей нравиться Шах, да и Косолап все чаще бросал на нее косые взгляды, как бы гроза вдруг не разразилась, поэтому лучше перебраться в Подвойск. Присмотрит там себе хороший дом, будет жить под охраной… Пора, пора всерьез позаботиться о своей безопасности. Что-то нехорошее назревает…

– Ничего, если я тебя провожу? – спросил Шах, показав на свой «Мерседес».

Из Германии эту тачку пригнали, по его личному заказу. Не новое авто, но в отличном состоянии. Только Карина не собиралась следовать его примеру, ей и на «девятке» неплохо. Не в роскоши ведь счастье, а в том, можешь ты ее себе позволить или нет. Она могла…

– Проводи, – кивком показала она на свою «девятку».

Верный Панас стоял возле машины и ждал Карину. Туповатый он, зато преданный до неприличия. И в Карину сильно влюблен, хотя при этом ни разу косо не глянул на Антона, даже задружился с ним.

– Панас, братуха! – Шах ладонями обжал его могучие плечи. – Давай, с Кашей прокатись, а мы тут сами с Кариной.

Панас не прочь был прокатиться на «мерсе», но без разрешения Карины он туда не сядет. И плевать ему, что Шах его пригласил.

Карина разрешила, и Шах сел за руль ее «девятки». Но сначала помог сесть ей.

– Ты это, не обижайся, – сказал он, въезжая в темноту ночной улицы. – Просто ревную я тебя к твоему Антону… Откуда он вообще взялся? Почему он? Почему не я?

– Потому что я со своими не сплю. А он чужой, с ним можно.

– Вот именно, что чужой!

– Да, но при этом он для меня самый родной.

– Любишь?

– Очень.

– А меня?

– Ты свой.

– А если стану чужим?

– Тогда я тебя просто убью… Не веришь?

– Не стану я чужим… Своим хочу быть. И родным. Как твой Антон… Не злись, ладно? Что думаю, то и говорю. Сколько там твоему Антону светит?

– Пять лет. Адвокат говорит, что до трех сбить можно.

– Это немного. А если еще по условно-досрочному выйти…

– Не получится.

– Почему?

– Антон не хочет. Я спрашивала его, почему, он ответил… Он в тюрьме совсем другой – на свободе мягкий, домашний, а там совсем другая жизнь. Воровская жизнь. И он в этой жизни не чужой, поэтому первый срок от звонка до звонка отмотал…

– Воровская жизнь?.. Не похож он на блатного… – пренебрежительно усмехнулся Шах.

– Я же говорю, это две разные жизни – там и здесь.

– Ну, если он такой правильный, почему на «общак» не отстегивал? Вор всегда должен быть вором. Украл – отстегнул на «общак», а на остальное живи… Мы же отстегиваем, а чем он лучше?

– А с чего ты взял, что он не отстегивал? Ты что, следил за ним?

– Ну, не следил…

– Но сомнения имеются?

– Ну, в общем, да… Только меня это не касается! – спохватился Шах.

– Вот и не лезь в чужие дела… А если влезешь… Ты меня знаешь!

– А я что? Я ничего… Просто обидно, почему он, а не я!

– Я тебе уже все объяснила.

Больше Шах к этому разговору не возвращался. Он подвез Карину к ее дому, проводил до самой квартиры и ушел. Но когда-нибудь он вернется к этому разговору. Что-то подсказывало ей, что этот камень с души он бросит в сторону Антона…

В ту же ночь она отправилась на кладбище, к тайнику. Деньги были на месте, но оставлять их здесь было нельзя. Как бы Шах сразу по двум зайцам не выстрелил…

Глава 14

Обвинение предъявлено, камера предварительного заключения осталась в прошлом, а в настоящем – СИЗО. Знакомый изолятор, знакомая процедура приемки – часа два в отстойнике, затем «большой шмон» – фотографирование, бритье «под ноль», медкомиссия для галочки и, наконец, сборная камера.

Завтра этап прогонят через баню, прожарят одежду, выдадут матрас и прочую казенщину и расфасуют по общим камерам. Но это будет завтра. Или послезавтра. А может, и через неделю – бывает и такое…

Нары трехъярусные в сборной камере – ни белья здесь, ни матрасов. Парашей воняет нестерпимо. Новички жмутся, что называется, по углам. Растеряны они и подавлены, и мечта у них сейчас простая – закрыть глаза и проснуться в зале судебных заседаний, где они самым чудесным образом будут оправданы. А если вдруг не оправдают, то снова можно заснуть и вернуться в действительность в день освобождения….

Бывалые зэки такими мечтами не балуются. Этот народ живет настоящим. Холодно в камере, значит, надо согреться, а заодно и взбодриться. Чифирь для этого – самое то. У кого-то алюминиевая кружка нашлась, кто-то достал пачку чая. А полотенце на растопку можно взять у прыщавого очкарика, который только рад будет угодить самозваной блатоте. Да он и рад. Его полотенце жгут, а он улыбается. Ему и глотка не дадут сделать, но это его не печалит. Главное, чтобы не били.

Антон и сам не прочь был бы присоединиться к «чайной церемонии», но не нравится ему «блаткомитет». «Бакланы» дешевые в нем собрались – кричат, бузят, понты колотят. Серьезные люди так себя не ведут, маленьких не обижают. Серьезные люди на мелочи не размениваются, они из тех быков, которые медленно спускаются с горы и разом окучивают все стадо…

– Э-э, ля, дрова закончились! – заколотился длинноносый верзила с маленькими злыми глазками.

Антон лишь усмехнулся, глядя на него. Полотенце в жгут скручивают, тогда его хватает, чтобы вскипятить кружку с водой, он скомкал его, поэтому прогорело оно зря.

– Слышь, фраерок, утирку давай! – обратился к Антону коренастый парень с красным от фурункулеза лицом.

– А на чифирь приглашаешь? – спросил Антон.

Он человек бывалый, у него в сумке и чай имеется, и две кружки – большая, алюминиевая, и маленькая, из крепкого фарфора.

– Приглашаем! На палку чая! – хохотнул рыжеволосый хмырь с двумя железными зубами в верхнем ряду.

Антон сделал вид, что не услышал его. Но и в сумку за полотенцем не полез.

– Эй, ты чо, заснул? – накинулся на него фурункулезный. – Утирку, говорю, давай!

– Не дам, – коротко ответил Антон.

– Слышь, а ты чего, как девочка, ломаешься? – подошел к Антону длинноносый. – Может, ты и есть девочка?..

Антону пришлось подняться с нар, чтобы не схлопотать коленкой в лицо.

– Да нет, не девочка он, – ухмыльнулся фурункулезный. – Хотел быть девочкой, а не получилось… Хочешь, поможем?

– Не хочу.

– А кто тебя спрашивать будет?

– Ты не думай, кого будешь спрашивать ты, – угрожающе сощурился Антон, – ты думай, как будут спрашивать с тебя. А за гнилые базары спрашивают конкретно.

– И кто с меня спросит? Ты, что ли? – презрительно скривился фурункулезный.

– Оставь меня в покое. И будет тебе счастье.

Антону совсем не хотелось идти на обострение конфликта, но он готов был к этому. И хотя ни боксом, ни восточными единоборствами он не занимался, с ним лучше не связываться.

– А ты чо, о моем счастье заботишься? – хохотнул фурункулезный.

– А о моем позаботишься, сладенький? – похабно осклабился длинноносый, и Антон не выдержал.

Этот хам перешел черту, за которую Антон не мог его пропускать при всем своем миролюбии.

В тюрьме люди дерутся не ради победы, здесь бьются, чтобы выжить. «Опущенным» за решеткой жизни нет, поэтому он обязан был сейчас ударить. Не так важно, победит или нет, главное, что ответит на оскорбление. Но все-таки нужно побеждать, а то ведь «бакланы» могут и не остановиться, когда придется лечь на пол под градом ударов…

– Писание читал? – спросил он.

– Чего?

– Если возжелал ближнего, выколи себе глаз…

С этими словами Антон ударил длинноносого пальцем в глаз, причем с такой силой, что палец наполовину вошел под глазное яблоко. Тот даже не пытался сопротивляться, от страха и боли застыл как вкопанный. И его дружки застопорились, с ужасом глядя на палец в глазу.

– Слышь, братан, ты чего? – простонал длинноносый.

– Твои братаны в овраге падаль доедают! Тебе полотенце дать, да?

– Э-э… Не надо…

– Почему не надо? Сейчас твой глаз заверну и дам.

– Слышь, ну, извини!

– На первый раз прощаю…

Антон выдернул палец и оттолкнул от себя длинноносого. Тот со стоном отскочил в дальний угол.

– Кому еще счастья дать? – спросил Антон, глядя на фурункулезного.

– Да пошел ты, псих!

Все дружно отошли от него. Все правильно, конфликт не исчерпан, и еще не известно, что с ним будет дальше.

Но за ночь ничего не произошло, а утром половину камеры развели по «хатам». И длинноносого Кузему с фурункулезным Котовасом увели. Без них дышать стало спокойней.

Две ночи Антон провел на «сборке», но вот, наконец, после бани, выдав комплект тюремного скарба, его препроводили в общую камеру.

Он зашел, вытер ноги о мокрую тряпку, поздоровался, назвался и бросил «скатку» на свободное место, благо, что такие имелись.

– Эй, а разрешение спросить?

Антон стиснул зубы, глядя, как со шконки в дальнем углу поднимается недавний знакомый с фурункулезным лицом. Отличное место у Котоваса, в «блатном углу», значит, хорошо его здесь приняли. Вряд ли он собой что-то представляет, но, может, знакомство какое-то козырное у него здесь.

Арестанты лежали на шконках, и только трое сидели за столом – судя по всему, местный «блаткомитет» во главе со «смотрящим». Суровые люди, молчаливые, на Антона смотрели хмуро, но без угроз и насмешки. Не будь здесь фурункулезного, они бы слова ему не сказали. Серьезные люди сначала присматриваются к новичку, а потом уже решают, какие разговоры с ним вести.

– Я в «блатной угол» не набиваюсь, – исподлобья глянув на фурункулезного, процедил Антон. – Жизнь сама все расставит по местам.

– Жизнь тебя раком поставит… Если Куземе в глаз воткнул, то уже крутой, да? – Котовас остановился, не доходя до Антона, и покосился на блатную троицу, что осталась у него за спиной.

– Чего тебе надо?

– Так, это, а вдруг ты законтаченный? – опять же с оглядкой, глумливо усмехнулся Котовас. – Порядочных людей зафоршмачишь.

– За слова отвечаешь? – хлестко бросил в него Антон.

– Сладкий ты, подозрительно это. Твое счастье, что хата у нас не беспредельная, а то я бы…

– Что ты? – пристально посмотрел на него Антон.

– Брат, скажи ему… – с надеждой посмотрел Котовас на худощавого мужчину с большими глазами на узком лице, но тот лишь пренебрежительно махнул рукой, призывая его отвалить в сторону.

– Ты кто такой? – обратился к Антону широколицый, щекастый мужчина с глубокой морщиной на лбу, на вид лет пятидесяти. Судя по его поведению и манере говорить, он был здесь за «смотрящего».

– Антон я.

– По какому ходу?

– По второму.

– Где мотал?

Антон назвал город и номер колонии, где отбывал срок.

– Когда?

– Шесть лет как откинулся.

– Молодой ты, – удивленно повел бровью широколицый.

– Я в шестнадцать загремел. Два года на «малолетке», потом на «взросляке». Двадцать шесть мне.

– За что мотал?

– За рубль сорок четыре, – ответил Антон, имея в виду номер статьи, по который был осужден. – Четыре рубля на сдачу получил.

– И все отмотал?

– От звонка до звонка… Я в «отрицалове» был, нельзя мне было по-другому…

– Не гонишь? – уважительно глядя на него, спросил «смотрящий».

– Гонят маляву…

– Это само собой… Сейчас за что закрыли?

– Хату выставил… Думал завязать, учиться поступил, да вот не удержался. Карась такой жирный был… Чего говорить, дело прошлое.

– С кем на воле знаешься?

– Говорю же, завязал я, никаких дел. В институте учился. На экономическом. Три курса, а на четвертом погорел…

– А я смотрю, на «ботаника» ты смахиваешь, но слышал, как ты в глаз кому-то заехал…

– Копоть научил.

– Копоть?

– Да, Виктор Андреевич. Мы с ним в «кондее» парились…

– Он сейчас в законе.

– Да? Не знал….

– А я знаю. И его самого знаю… Я ему прогон на тебя сделаю.

– Кастальский моя фамилия. Он должен меня помнить, я ему свою пайку отдавал. Меня на десять суток закрыли, а его два месяца там держали, без пересадок…

– Что, и через матрас не пропускали?

– Говорю же, без пересадок…

Закон не позволял держать зэка в штрафном изоляторе больше пятнадцати суток. Но арестанта можно было выпустить по истечении этого срока, дать провести ночь в общей камере, а потом снова закрыть в «кондее». Это и называлось – «пропустить через матрас».

– Что у вас там за бес на зоне рулил?

– Полковник Кожин. Или просто Шкура… Тяжело было…

– И ты держался?

– Да мне-то что! Мне два месяца оставалось, когда прессовать начали, а Виктору Андреевичу еще три года оставалось. Он потом зону на бунт поднял, но уже без меня…

– Потому и короновали… Значит, Кастальский? А «погремуха»?

– Касталь.

– Значит, по нашим воровским законам жить собираешься?

– Здесь – да, а на воле – нет.

– Так не бывает, – покачал головой «смотрящий».

– Бывает, – твердо ответил Антон. – Я пробовал.

– Получилось?

– Не очень.

– Тогда беса не гони и слушай, что тебе старшие говорят… Котовас! Шконарь свой освободи!

Блатные еще не приняли Антона в свою среду, но уже оказали ему знак внимания – выделили ему если не самое почетное, но близкое к тому место. Это был хороший знак, но до полного признания еще далеко…

Глава 15

Тюрьма не прибавляет здоровья, зато продлевает жизнь. Звучит противоречиво, но это правда. Во всяком случае, Антону так сейчас казалось. Время в камере течет очень медленно, даже нудные лекции в институте проходят быстрее. Год, проведенный в тюрьме, – это как пять лет на воле. Провел десять лет за решеткой, считай, пятьдесят лет прожил…

– Касталь! – позвал Антона «смотрящий», и вялотекущий ход мыслей оборвался.

Коротай сидел за столом и о чем-то думал, пальцем перебирая свои желтоватые седины. Спина у него больная, трудно ему лежать, да и в тюрьме вроде бы положено сидеть.

– Антон, у меня тут к тебе вопросы появились, – не глядя на него, сказал он.

– Слушаю тебя, Юрий Павлович.

– Ты говоришь, что завязал с нашими делами, в науку ушел, а менты тебе две кражи шьют.

– И что? – нахмурился Антон.

Откуда у Коротая появилась такая информация, вопрос, конечно, интересный, но сейчас нужно было думать о том, чтобы не завраться.

– Значит, не одну ты хату после отсидки выставил…

– Ну, было. – Что было, сколько раз, с каким наваром – на этот счет Антон распространяться не стал.

– А говоришь, завязал.

– По случаю было. Так, нервишки пощекотать…

– А кому ты на «общак» отстегивал?

Именно этого вопроса и ожидал сейчас Антон. Ожидал и боялся.

Нет, никто не осудит его, если он зажимал от братвы добычу. В конце концов, ни в каком сообществе он не состоял, обязательств ни перед кем у него не было. Но все-таки это «косяк», поставивший крест на его блатной карьере. Нет, его не прельщали воровские высоты, но ведь надо было чем-то заниматься на зоне, к чему-то стремиться.

– А что такое, Юрий Павлович?

– А тебе непонятен вопрос?

– Да нет, мне непонятна его постановка… Разве я не отстегнул тебе на «общак»?

Деньги у него были. Карина еще в КПЗ ему занесла, а он сумел пронести их с собой. И деньгами воровскую кассу пополнил, и продукты не зажал.

– Нормально все. И «дачки» каждый день… Конкретные «дачки». Кто тебя так «подогревает»?

– Баба моя.

– Она что, дочь Рокфеллера?

– Нет, скорее, дитя улицы… Ты будешь смеяться, но моя Кара заправляет реальными делами.

Не было у него желания рассказывать про Карину, но сейчас появилась возможность увильнуть от прямого вопроса. Коротаю интересно будет послушать, может, и забудет он о своем разборе. А если не забудет, то его можно в полуправдах запутать.

– Что за дела?

– Рэкет, «крыши», все такое… Три бригады под ней: две Тяжмаш держат, одна Подвойск. Может, слышал?

– Спортсмены?

– Что-то вроде того.

– И над ними баба?

– Вот я и говорю, что ты будешь смеяться. Хотя это и не смешно.

– Не гонишь?

– Закинь «маляву», узнай…

– Кому закинуть?

– Сухарю, он за Подвойском смотрит. Его короновать должны…

– Сухарь? Короновать?.. Ну-у…

Не знал Коротай про Сухаря, не слышал, но признаваться в этом не торопился. Он же человек уважаемый, а потому все про всех в подлунном мире знать должен.

– Кара ему на «общак» отстегивает.

– Ты с ней работаешь?

Антон готов был ответить «да». У него завтра свидание с Карой, и он успеет обо всем договориться: она подтвердит его слова, если воры закинут к ней удочку насчет него. Да, он работал с ней, через нее деньги шли в «общак». Вроде бы и неправда это, но ведь Карина положила с его денег пятьдесят «штук» в общую кассу. Это и есть полуправда, если не уточнять, в какой именно «общак» уходили деньги…

Но не успел он ничего сказать. Дверь в камеру вдруг открылась, и вертухай потребовал Антона Кастальского на выход…

Поистине, Карина фантастическая женщина. Сначала секс в камере предварительного заключения, теперь такое же счастье в помещении для допросов. И снова ураган страстей и полное затмение разума…

– Ты сумасшедшая, – проговорил он, глядя, как она оправляет юбку.

Обычно Карина носила брюки, но сейчас на ней деловой костюм с юбкой. И даже очки без диоптрий. Ну да, она же адвокат, у нее даже удостоверение есть… Только за такое удостоверение и адвокатский ордер она сама могла оказаться за решеткой, ведь и то и другое – чистой воды «липа».

– Ты же видишь, ради тебя я готова на все… – улыбнулась она, занимая свое «рабочее» место. – Присаживайтесь, гражданин Кастальский, нечего здесь передо мной маячить.

– Ну и что мне может предложить защита?

– А ты в ней нуждаешься?

– Если серьезно, то мне очень нужна твоя помощь, – тихо произнес он.

– Можешь говорить громче, нас не слушают.

– Ты уверена?

– За деньги можно многое. Но не все – вот освободить никак не получается. Но громче говорить можешь…

– Сухарь где?

– Сухарь?.. Там, где и был…

– Отстегнуть ему надо.

– За тебя.

– За меня.

– Что случилось? – нахмурилась Карина.

– Да так…

– Братва наехала? За то, что на «общак» зажал?

– Э-э…

– Я так и знала.

– Что ты знала?

– То, что добром это не закончится… Был у меня один момент, ну, да ладно… Сильно наехали?

– Да пока только начали…

– Скажи, пусть пишут письма Сухарю. Я с ним уже все решила… Знала, что так и будет, поэтому все решила… В общем, Сухарь отпишет, что ты через него на «общак» отстегивал. Или не было такого? – улыбнулась Карина.

– Э-э… Было.

– Не надо экать. Смотри вперед бодро и уверенно.

– Но как ты догадалась?

– Говорю же, был момент, – уклончиво ответила она.

– Что за момент?

– Да есть один товарищ, утопить тебя хочет. Вдруг ты из тюрьмы не выйдешь, и я с ним тогда буду…

– Кто такой? Шах?

Антон вспомнил атлета со светлыми курчавыми волосами, который заходил к ним в гости. Если бы не Карина, которую Шах побаивался и уважал, он бы сожрал его живьем – столько злости было в его взгляде. Скрытой от Карины злости. Ей он своей неприязни к Антону не выдавал, хотя бы потому, чтобы не выглядеть в ее глазах неудачником. И сам Антон ей ничего не говорил. Но Карина и так все поняла, поэтому ее «авторитетный» друг в их доме больше не появлялся.

– Почему ты думаешь, что Шах? – с интересом посмотрела она на него.

– Ты же говорила, что он в тебя влюблен.

– Ну, это как-то не особо проявлялось… Раньше не проявлялось, а сейчас вдруг загорелось. И дело здесь не только в любви… Он женится на мне, накачает детьми, выдавит из дела в домашнее хозяйство, а делами займется сам…

– А он на тебе женится?

– Он может жениться только на моем трупе. Но я не думаю, что он у нас некрофил, – усмехнулась Карина.

– Да, но под меня копает.

– И до твоего тайника на кладбище может докопаться.

Антон удивленно посмотрел на нее, а она и глазом не моргнула.

– Ты же знаешь, с кем живешь, так что не надо удивляться… Я на твои деньги не претендую, ты в этом можешь быть уверен. Но пятнадцать штук «зеленью» ушли Сухарю. Он думает, что это четверть от всей суммы. Ты уж его в обратном не убеждай…

– Да, четверть… – ошарашенно кивнул Антон.

На самом деле десять «штук» – это что-то около шести процентов от всей суммы, если, конечно, Карина не уменьшила ее на свое усмотрение.

– Все нормально, дорогой, все остальное в целости и сохранности. Сколько там и чего, знаем только ты и я. Вернешься, получишь все сполна… Я с адвокатом говорила. Если судье хорошо занести, он тебе всего два года даст… Но это за мой счет. Исключительно за мой счет… А потом твои деньги станут нашими… Или ты не женишься на мне?

– Что-то подсказывает мне, что у меня нет выбора, – усмехнулся Антон.

– Ты любишь меня?

– Да.

– Ну и зачем тебе тогда выбор? – улыбнулась она и перебралась к нему на колени.

Шальная баба, рисковая, но именно потому он был от нее без ума…

Так уж устроены женщины – нравится им, когда мужчины обращают на них внимание. Даже если это уроды мужского пола, все равно нравится. Но при этом еще возникает желание наказать их за наглые и похотливые взгляды, которые они бросали на Карину. Она одна за своим столиком, а их двое – за соседним. Панас, Смык и Лехан – чуть в сторонке, ведут себя скромно, но внимательно наблюдают за развитием событий.

Бритоголовый здоровяк с маленькими свинячьими глазками поднялся из-за своего стола, подсел к Карине. Ну вот, началось…

– Слышь, а ты че одна и без охраны? – деловито поигрывая плечами, нахально спросил он.

Глядя на его дегенеративную физиономию, трудно было ожидать какого-нибудь более умного вопроса. Этот стихами разговаривать не будет. Да и его дружок такой же баран, хотя внешне похож на борова. Вот и он тоже поднялся из-за столика и подсел к Карине:

– Знакомиться будем?

– Пошел к черту! – мило улыбнулась в ответ Карина.

– Че-е? – взвыл от возмущения боров и протянул к ней руку, чтобы схватить ее за волосы.

Он не ожидал сопротивления, поэтому не готовил защиту. А зря. Карина схватила со стола бутылку с коньяком и ударила его по лысой башке. Боров подался назад, глядя на Карину ошалевшими глазами, провел рукой по окровавленной лысине и снова шагнул к ней. Но глаза его вдруг закатились, ноги подкосились, и он грудью грохнулся на стол. Хоть и запоздалая, но все-таки правильная реакция на удар.

– Эй, ты че, в натуре! – осатанело таращился на нее бритоголовый. – Да я тебе щас!..

Он шагнул к ней, но Карина вонзила ему в плечо горлышко от бутылки. «Розочка» в руке у нее после первого удара осталась, ею она и пустила кровь безбашенному отморозку.

Дегенерат взбесился, бросился на нее с кулаками, но Панас и Смык уже рядом. Один ударил его сбоку, другой сзади. А Лехан с ноги уложил борова, пытающегося подняться с пола. Еще несколько ударов, и оба затихли.

– Уходим! – Карина бросила на стол смятый четвертной и направилась к выходу.

И плевать, что весь ресторан поставлен на уши. Это чужая территория, за порядком здесь она следить не обязана. И местная братва пусть лучше не ищет с ней встречи. Во-первых, она дала отпор уродам, которые полезли к ней с грязными домоганиями, а во-вторых, дала «ответку» за будущего вора в законе.

На прошлой неделе Сухарь ужинал в этом ресторане со своей женщиной, и эти два лысых отморозка нахамили ему. Сухарь не стал им отвечать, потому что сила была на их стороне, смолчал, проглотил обиду. Но спуску им все-таки не дал. Попросил Карину разобраться с этой непростой ситуацией, разобраться, но никому не говорить, кто и за что был наказан. Она приняла его просьбу, потому что обязана была Сухарю. Он ведь вошел в ее положение, помог решить проблему с Антоном.

Жаль, она не может сказать «спасибо» Шаху, который устроил ей эту проблему. Он же просто посмеется над ней, если она предъявит ему за Антона. Ведь это совсем не просто – пустить по тюрьме слух о том, что Антон не отстегивал в свое время на «общак». Надо справки об Антоне навести, выяснить, с кем он сидит, выйти на этих людей. Было бы что-то серьезное, а тут мелочь какая-то – ну, подумаешь, кто-то на воле скрывал свои доходы от воровской кассы. За это ведь не убивают. И до насилия вряд ли дойдет. Нет, не стал бы заморачиваться на такое дело Шах. Он, конечно, заморочился, но ведь скажет, что не было ничего, и еще только посмеется над Кариной, если будет настаивать…