Текст книги "Волчьи ягоды"

Автор книги: Владимир Колычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

После обстоятельного разговора с Артуром Карина собралась ехать к Косолапу, но тот сам пожаловал к ней. Она уже открывала дверь, когда он появился. Именно в это время она увидела и Антона. Косолап поднимался к ней по лестнице, а он спускался вниз. Карина обомлела, глядя на него и забыв о Косолапе. Не человек он, этот Кастальский, а просто наваждение.

Косолап сам напомнил о себе. Подошел к ней, слегка коснулся талии, поцеловал в щеку. Антон ничуть не изменился в лице при виде их, но во взгляде промелькнула ироничная искра.

Уж не принимает ли он ее за проститутку?.. Эта мысль вспыхнула в сознании, краской заливая лицо. Но случилось это уже после того, как она закрыла дверь, впустив Косолапа в квартиру. Антон уже, наверное, вышел из подъезда. Но не станет же она бежать к окну, чтобы посмотреть на него? И не побежит за ним…

– Эй, Кара, ты чего? – помахал рукой перед ее лицом Косолап.

– Что – чего?

– Ты где?

– Здесь я… Я так понимаю, проблемы у тебя? – спросила она, силой воли успокаивая брожение в мыслях.

– Ну да, проблемы.

– Сухарь наехал?

– Сухарь.

– И что, ты согласен платить?

– Ну, пока не знаю… Сначала надо Сухаря этого пробить: кто он такой, с чем его едят.

– Хорошо, я решу этот вопрос.

– Ты решишь? – взбодрился Косолап.

Разведка – дело тонкое, не всякому она под силу. Может, и нет у него людей, способных пробить Сухаря, а Артуру с его командой это под силу. Он ведь и на подвойских ментов не побрезгует выйти, чтобы раздобыть информацию. Правда, на это уйдут последние деньги, но Карина ничего не будет просить у Косолапа, как-нибудь сама выкрутится. Зато потом, уже с новой для себя высоты, предъявит ему полный счет…

– Ну, если ты хочешь…

– А разве мы не одним делом занимаемся? – ловко повернул он.

– Одним, – не могла не согласиться Карина.

– Мы должны помогать друг другу.

– Не просто помогать, мы должны жить этим одним делом. И если какой-то Сухарь наехал на тебя, значит, он наехал и на меня. Наехал на Шаха – значит, тоже наехал на меня. Сухарь наехал на вас обоих – разве я могу оставаться в стороне?

– Да, но что ты можешь сделать?

– А что нужно?

– Ну, Сухаря пробить – этого мало.

– Если тебе нужны стволы, я могу решить эту проблему.

– Да, стволы мне нужны, – кивнул Косолап.

– Будут. Цену мы обговорим… Только я не думаю, что стволы тебе помогут. Я так понимаю, «стрелок» с Сухарем не будет. Он уже поставил вопрос, и теперь ему нужен ответ. Да – да, нет – нет… Если нет, тебя поставят на понятия без всяких «стрелок». Нож под ребро – и привет…

– Ну, это еще постараться надо, у меня охрана, – заметно занервничал Косолап.

– У блатных не только ножи, они с тобой из автомата решить могут. Подъедут и уложат со всей твоей охраной…

– А если мы их уложим?

– Мне нравится ход твоих мыслей, – хищно усмехнулась Карина.

– А мне как-то не очень, – пожал плечами Косолап. – Если за Сухарем стоят реально серьезные люди, то нас потом в покое не оставят…

– Понятно. И тебе страшно. И Шаху страшно. Лучше отстегивать тридцать процентов и жить спокойно, чем получать все, но бояться каждого шороха за спиной… Я вас понимаю. Только платить вы никому не должны.

– Ну, а если…

– Давай без «если»! – жестко оборвала Косолапа Карина. – Я пробью Сухаря, а потом мы будем решать, что нам всем делать. Если Сухарь – фуфло, пошлем его куда подальше, если нет – будем решать. И с ним решать, и вообще…

Косолап не стал задерживаться у нее. Карина проводила его в прихожую, но не сразу закрыла за ним дверь. Он спускался вниз, а навстречу ему кто-то поднимался. Что, если это Антон?..

И точно, это был он. Она стояла в дверях, а он поднимался по ступенькам с пакетом в руке и смотрел на нее с ироничной невозмутимостью.

– Чего смотришь? – обозленно спросила она.

– Во-первых, здравствуй, – небрежно улыбнулся он.

Все бы ничего, но Антон прошел мимо нее, лишь слегка замедлив ход. И собирался продолжить путь, не останавливаясь, что окончательно взбесило Карину.

– Стоять! – Она шагнула к нему и схватила за рукав.

– Стою. – Он пристально посмотрел ей в глаза, и в его взгляде не было раздраженности, но и приветливости в них она не увидела.

– Ты чего здесь ходишь?

– Я живу здесь. На пятом этаже.

– Один живешь?

– Нет, с мамой. А что?

– Не верю.

– Почему?

– Потому что скрипку не слышу.

Карина чувствовала себя неловко. Как ни крути, она сама навязывалась Антону, а иначе, как унижением, это не назовешь. Но она не привыкла унижаться, поэтому и появилось желание позлить его.

– Скрипку?

– Такой «ботаник», как ты, обязан играть на скрипке.

– Я «ботаник»? – как-то не очень обиделся он.

– А разве нет?

– Ну, если ты так думаешь…

– Хочешь со мной поговорить?

– Я?! С тобой?!.. Ну, мне вообще-то домой надо…

– Мамочка ждет? Сопли сынку утереть?

– Чего ты хочешь? – нахмурился Антон.

– Не хочу, чтобы со мной в подъезде «ботаник» жил.

– Ты можешь переехать.

– Да нет, лучше я тебя перевоспитаю…

Она вдруг схватила его за грудки, резко потянула на себя, разворачиваясь вокруг оси, и втолкнула парня в распахнутую дверь. Антон вместе с ковровой дорожкой проехался по скользкому линолеумному полу, но на ногах устоял, даже пакет из рук не выронил.

– И как это называется? – с легкой иронией спросил он.

– Похищение «ботаника», – усмехнулась Карина, закрывая за собой дверь.

– Ты начинаешь мне нравиться, – усмехнулся Антон и, оправив помятую рубашку, без приглашения зашел в гостиную, сел на диван, поставив пакет под ноги. – А так я тебе нравлюсь?

– Терпеть не могу «ботаников».

– Я не «ботаник».

– Кофе будешь?

– Мне домой нужно.

– Ну вот, а говоришь, что не «ботаник»…

– Хорошо, я сейчас приду. Я так понимаю, ты о чем-то хочешь со мной поговорить.

– Да, есть желание…

Антон ушел, а Карина, смеясь и высоко вскинув голову, отправилась на кухню. Поставила на стол бутылку коньяка, пару рюмок. И за сервелатом в холодильник полезла…

Антон вернулся минут через двадцать. К этому времени она и стол успела накрыть, и переодеться, и макияж освежить.

– Выпьем? – спросила она, показав на журнальный столик в гостиной, на котором стояла бутылка коньяка, а на тарелке лежала лимонная и колбасная нарезка.

– Ну-у…

– Не бойся, это бесплатно…

– Да нет, у меня есть деньги.

– Ты идиот? – улыбнулась Карина. – Юмора не понимаешь? Или ты реально думаешь, что я проститутка?

– Я так думаю? – удивился Антон.

– А разве нет? Что ты подумал обо мне там, в ресторане. Братва, девочки, пьянки, гулянки… Пьяная девочка подкатилась к тебе, да?

– Ну, не пьяная.

– И здесь к этой девочке ходят всякие, да?

– Ну да, видел двоих…

– Даже двоих? А их тут больше было. Шах был. Косолап был. Знаешь, кто это такие? – Карина подсела к Антону на диван, одной рукой игриво обняла его за плечи, другой – разлила коньяк по рюмкам.

– Зачем это мне знать? Я же «ботаник», – усмехнулся он. Но руку ее со своего плеча не снял.

– Да нет, не «ботаник» ты. Просто ботва. Есть братва, а есть ботва… В институте вас такому не учат?

– Нет, не учат.

– Ничего, жизнь научит…

– Ну да, жизнь – самый лучший учитель, – кивнул он. – С этим не поспоришь.

– Ты – ботва, я – братва. За это и выпьем.

– Ты – братва?

– Поселок у нас на две половины разбит. Шах держит одну половину, Косолап другую. А я держу их обоих.

– В смысле, держишь?

– Сегодня блатные на них наехали. Куда они пошли? Ко мне. Сначала один пришел поплакаться, потом другой…

– Блатные наехали?

– Тебе это знать необязательно, – осеклась Карина. – Тебя это не касается.

– Хочешь сказать, что братва обращается к тебе за советом?

– И за советом, и за ценными указаниями. Они мне подчиняются, – слегка преувеличила Карина.

– Если так, то ты самая крутая в поселке, – с сомнением посмотрел на нее Антон.

– Первый парень на деревне…

– Но ты же не парень.

– Ну почему же? Когда на пустырях махалась, парнем была. И когда таксистов строила…Ты помнишь урода, который на меня на станции наехал? Избила я его потом, очень сильно избила. А таксисты нам теперь платят. И таксисты, и торгаши на барахолке, и с «видюшников» копейка капает… Вот и скажи мне, кто я – баба или мужик?

– Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик, – сдавленно улыбнулся Антон.

– Вот-вот…

– Я даже не знаю, как мне быть, – озадачился он. – Если ты мужик, то я кто?

– Не забивайся. – Карина сама придумала эту игру, и раз уж Антон ее поддержал, то в самый раз распускать паруса. – Ты очень классный парень. И ты мне нравишься… Я еще никогда никого не добивалась сама. Всегда добивались меня. Не веришь?

– Верю, – не задумываясь, ответил он. – Ты красивая. Такие женщины нравятся мужчинам. Думаешь, почему я тогда, на станции, вступился за тебя?

– Э-э, ну да, ты вступился… А я послала тебя далеко-далеко. Невежливо… Извини.

– За что? За то, что послала?

– Да нет, за то, что веду себя как дура… Просто ты нравишься мне. Очень нравишься…

– Ты правда ведешь себя глупо, – совсем не оскорбительно улыбнулся Антон. – Но мне нравится, как ты себя ведешь. И сама ты мне нравишься… – И вдруг привлек ее к себе и поцеловал в губы.

Карина не смогла его оттолкнуть. Голова вдруг пошла кругом, как будто через этот поцелуй в кровь впитался сразу литр вина. Руки и ноги приятно онемели, нервы томительно завибрировали, низ живота налился волнительной тяжестью. Где-то внутри образовался горячий вакуум, который заполнить мог только Антон…

А он не торопился, распаляя в ней страсть. Руки у него ласковые, нежные и вместе с тем сильные, уверенные. Она готова была умереть в жарких объятиях Антона, если он вдруг остановится. Но он не останавливался. В момент кульминации из груди ее вырвался громкий протяжный стон. И плевать, если его услышит вся улица. Это совсем не стыдно – принимать в себя желанного мужчину. Единственного желанного мужчину. Другого больше не будет, Карина точно знала это…

Глава 9

Когда они сидели на кухне – Антон вдруг захотел есть, сам себе сделал омлет и сейчас с аппетитом уминал его, – Карина, с нежностью глядя на него, неожиданно произнесла:

– Зря ты это сделал.

– Что сделал? – не понял он.

– Совратил меня… Теперь ты обязан на мне жениться.

– Это интересно, – иронично усмехнулся Антон.

– Ты можешь бросить свою Аньку. Но меня бросить не можешь.

– Почему?

– Потому что я тебя убью.

– Ты это серьезно?

– Серьезней не бывает. Я тебя люблю. И требую к себе того же.

– Требуешь?

– Требую.

– Мужчину нельзя удержать силой, – покачал он головой.

– Можно. Если очень любишь, то можно… А ты что, собираешься от меня удрать?

– Ты же мафия, ты же из-под земли достанешь, – вроде бы в шутку, но с серьезным выражением лица ответил Антон.

– Достану.

– Спасибо.

– За что? – удивилась Карина.

– Пока еще не за что… Я сам хочу, чтобы кто-нибудь меня удержал. Надоело болтаться от берега к берегу… Знаешь, как в песне: «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». И со мной та же песня, в том смысле, что удержать меня не трудно…

– Ты сам удерживаться рад?

– Что-то в этом роде… Надеюсь, на цепь ты меня не посадишь?

– Нет… Ты правда останешься со мной?

– Ну, если ты настаиваешь…

– А если бы не настаивала?

– Ешь! – Антон провел вилкой над ее половиной сковородки.

– Сейчас, только докурю… Э-э, тебе дым не мешает? – спохватилась она.

– Мешает. Но я привык. В камере всегда так накурено, что хоть топор вешай.

– В камере? В какой камере?

– В тюремной, – как о чем-то само собой разумеющемся, ответил он.

– Ты что, сидел?

– Да, четыре года отмотал…

– За что?!

– За кражу. Хату выставил.

– Хату?!. Выставил?!. Ты что, серьезно?

– Абсолютно!

– Четыре года?.. За кражу?.. По тебе не скажешь… И татуировок у тебя нет…

– Татуировки «блатняк» выкалывает, а я просто вором был. Мне особые приметы не нужны.

– Вором был?

– Да, квартиры чистил.

– Зачем?

– Деньги нужны были.

– А институт? Это что, липа?

– Почему липа? Отсидел, поступил, осенью четвертый курс начну.

– А сколько тебе лет?

– Двадцать шесть.

– Я тебе не верю.

– Почему?

– Не выглядишь ты на двадцать шесть, намного моложе кажешься. А если ты сидел, то не можешь выглядеть моложе своих лет. Не похож ты на уголовника…

– А это каждый сам для себя решает, быть ему похожим на уголовника или нет. Я решил, что мне это не нужно. Я работаю тонко, мне уголовный антураж ни к чему.

– Ты работаешь?

– Да, иногда. Редко, но метко. Без жаргона и татуировок, – снисходительно улыбнулся Антон.

– А институт зачем?

– А что мне, по-твоему, по «малинам» шататься? Мне это неинтересно. Мне больше нормальная жизнь нравится.

– А блатным быть – это не нормально?

– Блатной блатному рознь. Есть люди, а есть «бакланы». «Бакланов» больше. Эти крыльями по жизни машут, а на выходе – одно дерьмо. Бывает, что и реальные люди ведут себя как «бакланы», но это их проблемы, меня они не касаются. Я живу как живу. С мамой живу, учусь, решаю проблемы с финансами.

– Точно с мамой живешь?

– Проблемы у нее со здоровьем. Лекарства дорогие нужны… Только не подумай, что я из-за этого воровать начал. Я тогда с отцом жил, с пацаном одним познакомился. Я в четырнадцать лет маленьким был, в любую форточку залезть мог. Сначала через форточки, потом все остальное… А в шестнадцать лет меня с поличным взяли. Следствие, суд, этап, все такое. Сначала «малолетка», потом на взрослую зону отправили… Вышел, вернулся домой, а отца уже нет, квартиру забрали. Мама к себе позвала… У нас с ней не все гладко было, но все-таки она мне мать… Вот и в институт поступил…

– С судимостью?

– Ну, если очень захотеть, то можно и с судимостью… Я ведь в школе отличником был. Меня даже за «ботаника» держали…

– Обижали?

– Нет. Не знаю почему, но я умею находить язык с людьми, – без всякого хвастовства сказал Антон.

– Верю… Не простой ты. С виду простой, а есть в тебе что-то такое… – Раз Антон затронул воровскую тему, Карина не могла удержаться от вопроса: – Ты Сухаря знаешь?

– Не знаю такого, – покачал головой Антон.

– Он за Подвойском «смотрит».

– Про Подвойск знаю, а про Сухаря – нет… Чего он хочет?

– «Общак» у него, хочет, чтобы мы туда отстегивали.

– «Общак» не у него, а у тех, кто его на Подвойск поставил… А может, и свой «общак» быть, если он сам себя на район поставил. Такое бывает. Тут главное – реальный авторитет. И еще смотреть надо, куда деньги уходят. Если на «обогрев» лагерей, тогда все правильно, если чисто на себя, то это уже крысятничество, за это убивают…

– А кто смотреть за этим будет?

– Ну, те, кто его на Подвойск поставил. Вряд ли он сам по себе. Хотя всякое может быть.

– Куда, говоришь, деньги уходят?

– На «обогрев» лагерных зон. Или просто на «грев».

– Ну да, – усмехнулась Карина.

– Зря ты улыбаешься, – с упреком посмотрел на нее Антон. – На самом деле все очень серьезно.

– Не верю я в доброту воров.

– Это не доброта, это инстинкт самосохранения. Если у воров не будет влияния в зонах, то и здесь, на воле, у них не будет власти. А власть на воле – это деньги. Большие деньги. Такой вот замкнутый круг. На воле деньги зарабатываются, чтобы удержать власть в зоне…

– А без денег никак?

– Что бы кто чего ни говорил, а реальная власть в зоне у ментов. Если ментов не подмазывать, они быстро воровскую вольницу свернут. И никакие бунты не помогут, потому что зэков на бунт без подогрева не поднять. Водка для этого нужна, наркота… Есть воры, которые могут поднять все на авторитете, но таких мало. В основном все на деньгах держится – ментов подмазать, себя потешить. Настоящий вор должен жить кучеряво, ну, в пределах закона. Воровского закона. Там все строго, но развернуться можно… Ну и мужиков иногда подкормить надо, чтобы с голоду не пухли. Бывает и такое, что пайку так срежут, что хоть зубы на полку. А еще мужикам подмазывать надо, чтобы они за воров план давали. Настоящему вору работать нельзя, а не всякий мужик за него пахать захочет… В общем, деньги на «обогрев» зоны нужны. Да и на воле деньги нужны, братву кормить надо. Опять же, если кого-то из своих закрыли, ему в зоне помогут. На те самые «шиши» и помогут, которые с вас хотят снять. И если вы отстегивать будете, вас тоже не забудут. Не думаю, что Сухарь «греть» вас будет, но на зоне, если вдруг попадетесь, отношение к вам нормальное будет. А то можно ведь и свинью подложить: объявят вас суками, и все, никакой жизни. Насчет женской зоны не знаю, а в мужской пацанов конкретно опустят…

– А кто на зону собирается?

– Так никто и не даст вам собраться. Придут, возьмут под белы рученьки, и привет… Или за вами нет никакой вины?

– Ну, вина, может, и есть, только у нас все схвачено.

– Да, знал я одного такого, – с мрачной иронией усмехнулся Антон. – Тоже так говорил, пока на десять лет не закрыли… Да я и сам в свое время думал, что со мной такого никогда не будет. Так в этом себя уверил, что страх потерял… От тюрьмы не зарекайся.

– Я не хочу в тюрьму.

– Тогда завязывай со своими делами.

– А если мне интересно заниматься своими делами? Если я не могу жить без риска?

– Я тебя понимаю, – кивнул Антон. – Сам люблю пощекотать нервы.

– Поэтому выставляешь хаты?

– Я все сказал. Больше ничего по этой теме не добавлю.

– И не надо ничего говорить. Если ты этим щекочешь себе нервы, пожалуйста. Но если кобелировать будешь…

– То что? – жестко глянул на Карину Антон.

Никогда он еще на нее так не смотрел. Но именно поэтому она не растаяла под его взглядом, как раз наоборот.

– Я понимаю, ты при делах, срок мотал, все такое. Только я на это не посмотрю. Изменишь мне – останешься без яиц, – сказала, как отрезала, она.

– А если ты мне изменишь?

– За это даже не беспокойся.

– Ты уверена?

– Абсолютно… Да и не с кем тебе изменять.

– А твой Шах? И этот, как его, Косолап…

– У вас «петухов» на зоне уважали?

– А сама как думаешь?

– Знаю, что нет… Если Шах «топтать» меня будет, он будет меня уважать как своего босса?

– Как женщину – да, а как босса… Не будет он тебя как босса воспринимать.

– Ну, я еще не совсем его босс… – замялась Карина. – Мне проблему с Сухарем решить надо. Если решу, все будет на мази, все, как я задумала…

– Что ты задумала?

– Поселок моим будет. Со всеми потрохами.

– Тебе это надо?

– Очень!

– А я думаю, что не надо. И с Сухарем не надо ничего решать. Надо платить. Он много не просит.

– Тридцать процентов – это не много?

– Тридцать процентов?! – удивился Антон. – Это много… Цеховики ворам десять процентов отстегивать должны. Есть такое соглашение между ворами и цеховиками. Но вы же не цеховики, вы – братва. Какая-никакая, а братва… И стволы, наверное, есть?

– Откуда ты знаешь? – вдруг встрепенулась Карина.

– Я ничего про стволы не знаю, – покачал головой Антон.

– Я не про стволы, я вообще…

Определенно, в этом парне было что-то магическое. Ведь он же представлялся ментом, вдруг это действительно так? Может, на вокзале он сказал ей правду, а в ресторане соврал? Может, он нарочно влез к ней в постель, почувствовал ее к себе интерес? А ведь такое запросто могло быть. Он мент, а она тут пузыри перед ним пускает. И про Шаха рассказала, и про Косолапа, и про свои с Сухарем проблемы. Он ей лапши про зону навешал, она уши и развесила, как последняя «лохушка».

– Значит, мама у тебя здесь живет?

– Живет.

– Ну, тогда мы сейчас к ней в гости пойдем… Или нет никакой мамы?

– Доброе утро, моя девочка! – с мягкой издевкой усмехнулся Антон. – А я все ждал, когда ты проснешься… Проснулась, молодец. Только я не мент. И мама у меня здесь, на пятом этаже, живет… Если не веришь, мы можем сходить к ней… Или думаешь, что мама подставная?

– А вдруг?

– Не того ты еще полета птица, чтобы перед тобой разыгрывать такой спектакль… Но вдруг станешь?

– И что тогда?

– Тогда менты займутся тобой всерьез. Так что лучше не подставляться… Я так понимаю, что Шах и Косолап приходят к тебе со своими проблемами?

– Кто такой Шах?

– Понятно… Мне уходить?

– Ты правда не мент?

– Не надо расслабляться, Карина. И верить никому нельзя. Проверять надо… Есть один простой способ.

– Какой?

– Завтра скажу. А сейчас иди сюда. – Антон взял ее за руку и потянул на себя.

– Что такое? – заупрямилась она.

– А если я вдруг на самом деле мент, ты перестанешь меня любить? – с пытливой насмешкой спросил он.

Карина ничего не сказала, но поднялась со своего стула и оказалась у него на коленях. Если он и окажется ментом, она все равно будет его любить. Презирать и любить… Уж лучше пусть он будет вором, чем ментом. Уж лучше быть с ним одного поля ягодой…

Глава 10

«Спокойствие! Только спокойствие!» Золотые слова. Но Карлсону легко было так говорить, у него – штанишки с моторчиком. А на «девятке» в ночное небо не подняться, она может только по дороге ехать. Как бы на ментов не нарваться… Карина хорошо помнила, как однажды уходила от погони. Стволы у них тогда в багажнике были, целый арсенал. И сейчас у них боевое оружие. Автомат, правда, один, но этого хватит на десять лет строгого режима.

Машина стояла напротив частного дома, в котором жил Сухарь. Карина выследила вора, навела о нем справки. Не такой уж он и крутой, этот хмырь, но считаться с ним все-таки надо. Законные воры за ним стоят, с ними шутки плохи. И все равно Шах наводит на окна дома ствол автомата. Второй час ночи, а свет в комнате горит, люди ходят, блатная музыка играет. В общем, гуляет «малина», цветет и пахнет. Ничего, сейчас Шах обломает блатнякам их кайф. Он служил в разведроте бригады морской пехоты, его учили стрелять. Сейчас у него есть возможность доказать, как хорошо он освоил эту науку. Целился он прямо из машины – приклад крепко упирается в плечо, ствол наведен на окно. Палец выжал слабину на спусковом крючке…

Карина увидела, как погасла лампочка под потолком. Хватило короткой очереди, чтобы ее потушить. И очень хорошо, если обошлось без трупов.

Кобзарю не надо было ничего говорить, он сам понял, что нужно рвать когти. Машина с визгом стартовала с места и помчалась по улице. Номера замазаны грязью – случайный прохожий не сможет их разглядеть. Да и нет никаких прохожих: спит городок, людям завтра на работу. И у Карины завтра дела. Надо будет доработать Сухаря.

– Ну, теперь эта гнида никуда не денется! – ликующе протянул Шах.

Он был страшно доволен своей работой. И цель поразил, и себя отличным стрелком показал.

– «Очко» завтра играть будет, – кивнул Кобзарь.

– Может, ну его на фиг, десятку платить? – спросил Шах.

Карина незаметно усмехнулась. Еще сегодня утром он готов был отстегивать Сухарю все тридцать процентов от своих наваров, а сейчас уже ничего не хочет платить. Чересчур крутым вдруг себя почувствовал.

– Нет, десять процентов мы платить будем, – покачала она головой. – Тридцатка – это слишком, а десятка – в самый раз. С ворами лучше дружить, чем воевать…

Прав был Антон, от тюрьмы и сумы зарекаться никак нельзя. Сегодня солнце для нее светит ярко, а завтра небо в клеточку… Может, уже сегодня их перехватят менты. Или завтра обвинят в незаконном применении огнестрельного оружия… Все может быть, и ко всему нужно быть готовым…

Спокойствие, только спокойствие…

Риск и авантюра – это ее стихия. Сухарь отнюдь не джентльмен, и с ним свита – два урки с волынами. А Карина одна и без оружия. Правда, у входа в ресторан припаркована машина, там бойцы с оружием, они появятся чуть позже.

Рабочий полдень, но народ предпочитает обедать в столовых, поэтому в зале ресторана никого нет, только Сухарь со своей свитой хлебает борщ. Ресторан чисто совковый, скатерти здесь несвежие, сервис ненавязчивый.

Карина подошла к Сухарю так, что ее заметили в самый последний момент. Будь она киллером и умей стрелять из пистолета, ей ничего бы не стоило в упор уложить всю троицу.

– Я вам не помешаю? – с суровой вежливостью спросила она.

Сухарь чуть не поперхнулся, увидев ее.

– Ты кто такая? – осатанело спросил он.

Веселая у него выдалась ночь, поэтому он сейчас «на измене». Потому Карина и пришла к нему в гордом одиночестве, чтобы не всполошить его своей свитой. Она всего лишь девушка, причем без охраны, чего ее бояться?..

– Я из Тяжмажа. От Шаха и Косолапа.

– Они что, в подарок тебя прислали? – оскалился Сухарь.

– Нет, подарок сегодня ночью был, – сказала Карина, без приглашения усаживаясь за стол.

Вор оторопел от такой наглости, даже в лице вытянулся.

Он действительно был похож на сухарь – лицо как будто высохшее изнутри, кожа дубленая, щеки впалые и тело костлявое. Лет сорок ему на вид, да и глаза у него немолодые. Хотя на самом деле он едва перешагнул тридцатилетний рубеж. Годы, проведенные в суровых условиях неволи, давали о себе знать.

Это Антон выглядел моложе своих лет, хотя и провел четыре года за колючкой. Карина уже точно это знала. Никакой он не мент…

– Ты ничего не попутала, девочка?

– Хочешь знать, кто сегодня ночью стрелял? – пристально глядя на Сухаря, спросила она.

Карина слышала, что у зэков не принято смотреть друг другу в глаза без причины. Такой взгляд – уже сам по себе вызов. Но ведь она именно для того здесь, чтобы бросить ему вызов.

– Ты, в натуре, берега потеряла, телка! – вспылил Сухарь.

– За телку ответить можно, – не сводила с него глаз Карина. – Вчера по лампочке стреляли, сегодня наглухо уложим…

Она подавила вздох облегчения, когда появились Панас и Валерьян. И у одного ствол под курткой за поясом, и у другого. И сами по себе они смотрелись внушительно. Может, и не по себе им, но виду не показывают.

– Это кто такие? – резко поднялся со своего места Сухарь.

И его бойцы вскочили вслед за ним. Карине понадобилась вся ее выдержка, чтобы не дрогнуть перед ними.

– Ты сам с Тяжмаша «снимать» хочешь? – спокойно спросила она.

И эти слова подействовали на Сухаря, как заклинание. Он хоть и неторопливо, но все-таки вернулся на свое место. Сел, с удивлением посмотрел Карину. Не думал он, что какая-то баба может разговаривать с ним практически на равных.

– Ты кто такая, чтобы у меня спрашивать?

– Я такая… Ты сначала на Шаха наехал, затем на Косолапа. Зря. Надо было сначала ко мне обратиться, я все вопросы решаю. И если сказала, что надо платить, они будут платить. Этот вопрос уже решен…

– Я спрашиваю, кто ты такая?

– Кара я. Шах и Косолап – одна команда, и я ее представляю. Все решается через меня. Я знаю, кто ты такой, Сухарь, – в небрежной ухмылке скривила губы Карина. – Тебя уважаемые люди на район поставили, и теперь перед ними надо будет отчитаться. Подвойск – город бедный, с него много не возьмешь. Зато Тяжмаж хорошо живет. Не возьмешь Тяжмаш – не будет тебе счастья. В землю ляжешь. Или свои приговорят, или мы тебя сделаем. Вчера мы тебя всего лишь предупредили…

Вся эта речь не стоила бы и выеденного яйца, если бы не ключевая фраза – если бы не ночная стрельба по воровской малине. Пули были реальные, поэтому Сухарь слушал Карину внимательно и понимал, что в следующий раз пули могут попасть в него…

– Ты даже не представляешь, с кем связалась, девочка! – хищно зашипел он.

Но это был выпад змеи, неспособной дотянуться до своего обидчика, всего лишь беспомощное сотрясание воздуха.

– Ты не в законе, Сухарь, – холодно и непреклонно смотрела на него Карина. – Ваша воровская братва за тебя подпишется, не вопрос, только под пули из-за тебя никто не пойдет. А у нас все есть – и стволы, и снайперы. И еще я могу выставить против тебя полсотни реальных бойцов, – жестко отчеканила она. – Так что это ты еще не понял, с кем связался…

Сухарь готов был взорваться, но Карина снова произнесла как заклинание:

– Но мы будем платить.

– Плати!

Она многозначительно взглянула на Валерьяна, и тот, все поняв, отправился вниз к машине. Ему хватило минуты, чтобы сходить туда и обратно. Он принес полиэтиленовый пакет, в котором лежали деньги – шестнадцать пачек из пятидесяти– и сторублевых купюр.

Сухарь раскрыл пакет, но деньги считать не стал, только спросил:

– Что это?

– Аванс за август месяц. Двенадцать «штук». Мы еще не подбили бабки. Может, это больше десяти процентов, может, меньше, я пока не знаю… Видишь, нас даже не пришлось искать, мы сами тебя нашли, – с легким торжеством усмехнулась Карина.

Двенадцать тысяч – это самый лучший аргумент, чтобы убедить Сухаря в своей состоятельности. Человек со стороны столько денег не занесет. Значит, Карина действительно представляет интересы братвы, и с ней по-любому надо считаться.

Но это были деньги, полученные от Косолапа за оружие, которое Карина пока еще только собиралась приобрести. Она не побоялась расплатиться ими со «смотрящим»…

– Какие десять процентов?! – возмутился вор. – Разговор за тридцать был!

– Цеховики ворам десять процентов на ваш «общак» платят, а ты с нас тридцатку захотел. Нехорошо! – хищно сощурилась Карина.

И она отнюдь не выглядела беспомощной в своей угрозе, ведь Сухарь вообще мог остаться без денег. Он это понял, поэтому невольно схватился за пакет.

– За тридцать процентов мы удавиться можем, – свысока усмехнулась она. – Но лучше нам тебя удавить.

– За меня вас, бакланов, на понятия поставят! – вскинулся вор.

– Ну, когда это будет… Да и будет ли!.. Не гони волну, Сухарь. Ты заломил цену, мы ее сбили, ничего здесь такого нет. Мы отстегиваем на ваш «общак» десять процентов и живем в мире. Поверь, десять процентов – это больше, чем тридцать, если мы будем жить в мире. Война – это прежде всего потеря в деньгах. Или ты не согласен?

Сухарь немного подумал и хмуро кивнул:

– Ну, в чем-то ты права.

– Но тебя что-то не устраивает, – заметила Карина.

– Ты меня не устраиваешь! – зыркнул на нее «смотрящий». – Баба ты. С бабой вести дела западло!

– Я не баба, – осуждающе глянув на него, покачала головой Карина. – Я – деловая женщина. Или просто деловая. Хочешь ты того или нет, но ты должен со мной считаться…

Судя по его взгляду, Сухарь хотел сказать ей что-то похабное. Хотел, но не решился. Уж очень холодным был у Карины взгляд, и он остудил его непристойный порыв.

– И ты будешь со мной считаться, – веско проговорила она. – Ведь тебе нужны не только наши деньги, тебе нужны и наши бойцы. Если вдруг «стрелка» с кем, если вдруг силу показать… будет тебе поддержка. Можешь рассчитывать на нас. И мы будем рассчитывать на тебя. Ты пока не «законник», но если за тобой будет сила, ты им станешь. И мы будем козырять твоим именем. В разумных пределах, самой собой, чисто для пользы дела.

– Красиво пишешь, – криво усмехнулся Сухарь.

– Ну, так что, мы договорились?

– Выпьешь со мной? – спросил вор, кивком показав на графинчик с водкой.

– Значит, договорились… – холодно улыбнулась Карина. – А пить я с тобой не стану. Грязные у тебя мысли насчет меня. Когда очистишься, тогда я с тобой и выпью. Бывай!

Косолап нервно мерил ногами комнату. Снова он у Карины в гостях, но на этот раз, помимо него, здесь находится и Шах. Обидно ему: один Сухаря точными своими выстрелами напугал, другая дожала вора, а он как бы и не при делах.