Текст книги "Иерихонские трубы"

Автор книги: Владимир Брагин

Соавторы: Сергей Ильвовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Мы быстро – здесь недалеко. Жаль, что это не совсем то, но вы поймёте. Конечно, если бы мы с вами были в церкви военной академии в Вест-Пойнте, или в хотя бы в Риге, в Домском соборе… Но всё равно – вы уловите. Так, я уже готов. Давайте, только побыстрее – очень поздно уже. А по дороге я вам кое-что расскажу.

Выйдя из лифта на покрытую кафелем площадку и спустившись на ступеньку Колапушин вслед за Лукониным прошёл через высоченную дверь, и сразу очутился на огромной сцене. Справа, над дубовыми панелями, плохо различимые в полутьме, угадывались большие, блестящие металлические трубы, концы которых терялись где-то вверху. Небольшая лампочка, горевшая над пультом органа, не могла осветить их до самого конца.

– Добрый вечер Илья Вениаминович, – поздоровался Луконин с невысоким, худеньким старичком, что-то переключавшем на пульте. – огромное вам спасибо, что задержались ради нас. Мы совсем ненадолго.

– Ну, что вы, Алексей Львович? Всегда рад вам помочь. Пожалуйста, занимайтесь вашими делами сколько угодно.

Пока Луконин переговаривался со старичком, Колапушин подошёл к самому краю сцены. Конечно он не раз бывал в этом торжественном белом зале, но никогда не видел его отсюда, со сцены. Очень непривычно, при слабом свете дежурного освещения, смотрелись и длинные ряды кресел, с широким проходом посередине, и огромный балкон, и высокие двери с левой стороны зала в два света, и портреты великих композиторов в овальных рамах, сразу под высокими окнами, находящимися почти под потолком.

– Илья Вениаминович, вы не обижайтесь, но лучше бы вам выйти – услышал Колапушин за спиной – а то я собираюсь в субконтроктаве, при тридцатидвухфутовом удвоении и, возможно…

– Что вы, что вы?! Спасибо, что предупредили. Я буду у себя – работайте пожалуйста.

– Арсений Петрович, как, нервы у вас крепкие? – спросил Луконин, усаживаясь за пульт.

– Профессия обязывает.

– На здоровье не жалуетесь? Смотрите – здесь на сцене мощность очень большая.

Немного поколебавшись, Колапушин всё-таки утвердительно кивнул.

– Я всё-таки и спортом занимаюсь.

– Ну, тогда слушайте «Голос Бога».

Колапушин увидел, что Луконин поставил руки на клавиши одной из трёх клавиатур пульта, но оказалось, что у пульта внизу имеются, истёртые ногами многих поколений музыкантов, длинные деревянные педали. Ими тож воспользовался Луконин.

Мощные аккорды, с тяжким гулом, заполнили пространство огромного зала. Колапушин, почувствовал, что как и днём огромная тяжёлая рука безжалостно сминает и выкручивает наизнанку его всего. Снова подступила чернота к глазам, тело затрясла противная дрожь. Ему показалось, что высокие стены дрожат в такт с телом; закружился качаясь потолок, а портреты композиторов поплыли вокруг него в странном нескончаемом хороводе. Покачнувшись, он нелепо попытался ухватиться рукой за воздух и не найдя в нём опоры бессильно осел на пол сцены.

Глава 15

Лидия Викторовна постучала в дверь тихонечко, словно мышка пошуршала, где-нибудь на антресолях или в кладовке, но Колапушин, почти не спавший всю ночь, услышал этот стук сразу.

– Да-да, Лидия Викторовна. – сказал он хриплым голосом, оторвав голову от сбитой, мокрой от пота, подушки и, прокашлявшись, добавил громче: – Входите пожалуйста.

– Арсений Петрович – с порога заговорила Лидия Викторовна. – Я ему объясняю, объясняю, что вы плохо себя чувствуете, только разве от него отвяжешься?

– От кого?

– Да от Егора, от вашего. Я же ему русским языком сказала, что вы больны, что специально звонок у своего телефона выключили, чтобы вас не трогали, а он всё равно названивает – третий раз уже. Ну как же так можно? Давайте, я скажу ему что вы спите.

– Нет, нет, не надо.

Колапушин проморгал опухшие глаза и потянулся к телефонной трубке. Лидия Викторовна, стоя в дверях, всем своим видом выразила явное неодобрение, но вмешиваться, не стала.

– Что там у тебя за пожар, Егор?

– Арсений Петрович, вы что – серьёзно, заболели?

– Да, вечером давление опять подскочило. – досадливо ответил Колапушин – Ничего страшного – скоро буду. Ну, что у тебя за срочность?

– Арсений Петрович! – захлёбываясь заговорил Немигайло – Это чума!.. Это такой кайф!.. Я подсел…

Дома у Немигайло, его жена Оксана удивлённо смотрела на Егора, судорожно прижимающего к груди несколько коробочек с компакт-дисками и возбуждённо орущего в трубку. Пожав плечами, она покрутила пальцем у виска и потащила упирающуюся любопытную Светку на кухню, где остывал завтрак.

– Куда ты подсел?

– На «техно» подсел и на «рейв» тоже! Поймал фишку, Арсений Петрович! Поймал!..

– Кого поймал? – изумлённо спросил Колапушин.

– Фишку! Фишку поймал и теперь рублю!

– Ты там только ничего не сломай, Егор! – на всякий случай предостерёг, так ничего и не понявший, Колапушин. – Слушай меня внимательно. Мы с тобой пока разделимся. Мне надо ещё в два… или нет – в три места. А ты сейчас поезжай на квартиру, где Шаманка жила. Поговори там. Нужно найти кассеты, или компакт-диски которые она записывала, самые последние… Нет, изъятие оформлять не обязательно – просто попроси на время. Потом собери мне в офисе Балясина всех наших фигурантов… погоди, сейчас прикину… к двум часам – раньше я не успею. И захвати Ваню Снегирёва и Филимонова.

– Что, задерживать будем кого-то? Вы поняли, в чём дело?

– Да, я всё понял. С Богом поговорил – и понял. Ну, всё! Не тяни времени – если там на квартире у Шаманки возникнут проблемы, подключай Лютикова – намекни ему только, что результаты скоро будут. Всё! Давай пооперативнее, а то не успеем.

Положив трубку, Колапушин посмотрел на соседку, всё ещё стоявшую в дверях и неодобрительно покачивавшую головой.

– Ну как же так можно, Арсений Петрович? Вы на себя в зеркало посмотрите! Вам надо врача вызвать, взять больничный, а вы…

– Ничего, ничего, Лидия Викторовна. Ну… надо, понимаете? Некому, кроме меня. Зато потом мне начальник обещал отгулы дать, вот и отдохну.

– Знаю я вашего начальника! И двух дней не пройдёт, как уже названивать начнёт. Ну, я, если к телефону подойду, всё ему выскажу – нельзя же так с людьми. А уж Егор ваш пусть лучше мне на глаза и не показывается – я его так пропесочу, на всю жизнь запомнит! Я пойду, чайник на плиту поставлю, вы наверное есть хотите.

После душа Колапушин почувствовал себя значительно бодрее. На ходу приглаживая рукой ещё влажные волосы, он вышел на кухню, где его уже ждала налитая чашка не слишком крепкого чая.

– Я вам чайку налила, а то вы опять за кофе приметесь. И вот черноплодка протёртая на блюдечке – она от давления хорошо помогает.

Черноплодную рябину Колапушин не любил, из-за её терпкого привкуса, но съел несколько ложечек, чтобы не огорчать заботливую Лидию Викторовну. Заметив что её мучает какой-то вопрос, который она не решается высказать, Колапушин подумал немного и сообразил:

– Знаете, Лидия Викторовна, а вы, похоже, вчера правы были. С этой Шаманкой многие очень странные вещи связаны.

– А я что вам говорила – моментально воодушевилась старушка – это всё гены!

– Ну, гены там, или не гены – неопределённо сказал Колапушин – в общем, если я что-нибудь интересное узнаю, то вам расскажу. Конечно…

– Всё, всё, всё. – замахала руками Лидия Викторовна – Я же понимаю, где вы работаете. Вы только зонтик не забудьте – по телевизору говорили, что во второй половине дня дождь будет.

Уже стоя на пороге квартиры, Колапушин вспомнил одно вчерашнее высказывание Лютикова и, немного поколебавшись, всё же вернулся в комнату. Порывшись в ящике, он нашёл галстук-«бабочку» и сунул его в папку. Заодно он прихватил нераспечатанную коробку голландского трубочного табака и на этот раз ушёл уже окончательно, не забыв в соответствии с приметой посмотреться в зеркало.

Миловидная девушка, сидящая за офисным столом на фоне стены увешанной фотографиями известных артистов, вопросительно посмотрела на вошедшего Колапушина.

– Это я вам звонил. Арсений Колапушин, кинорежиссёр.

Девушка задумалась, на несколько секунд, очевидно пытаясь вспомнить имя. Неизвестно, что она вспомнила, но Колапушин, в элегантном летнем костюме, при «бабочке», распространяющий вокруг запах дорогого ароматного трубочного табака был настолько импозантен что, очаровательно улыбнувшись, девушка произнесла:

– Пожалуйста, присаживайтесь. Актёрское агентство «Анфиса» к вашим услугам. Все лучшие актёры отечественного кино и театра.

– Мне нужен актёр с очень специфическими данными.

– Только скажите с какими – мы вам обязательно подберём кого-нибудь подходящего. У нас роскошная картотека. Больше двух тысяч фотографий, огромное количество видеоматериала.

Девушка подвинула к себе стопку фотоальбомов, и заученным движением раскрыла один из них перед Колапушиным.

Углядев, кто именно выходит из квартиры где раньше жила Шаманка, Немигайло быстро поднёс палец к губам, давая понять Снегирёву, чтобы тот не вмешивался.

– Так, так! Господин Паршин, собственной персоной. Не слишком ли часто вы мне на дороге попадаетесь в последнее время? И с сумкой какой-то. Вовремя мы, Иван, с тобой успели – ещё чуть-чуть и унёс бы господин Паршин… кстати, что у нас в сумочке-то?

– Что? Что вы прицепились к моей сумке? – лихорадочно заговорил Паршин, невольно прижав сумку к себе. – Там только кассеты, обычные кассеты и компакт-диск, и всё!

– Компакты?! – глаза Немигайло выпучились, и в них зажёгся лихорадочный огонёк – какие компакты – «техно»?!

– Какое «техно»? При чём тут «техно»? Это записи Шаманки и больше ничего.

– Ага. – лихорадочный огонёк в глазах Егора погас, только Паршину легче от этого не стало. Теперь Немигайло, от которого не укрылось непроизвольное движение, с которым Паршин прижал к себе сумку, сверлил его откровенно подозревающим взглядом. – Ну, что же, гражданин Паршин, придётся вам с нами прокатиться.

– За что?! Что я такого сделал?!

– Нет, Ваня, ты прикинь – Немигайло повернулся к Снегирёву – сначала один гражданин наводит тень на плетень, и пытается направить нас по ложному следу. Потом мы с Арсением Петровичем узнаём, что гражданин этот всё врал, и никаким другом Балясину покойному он никогда не был. А в результате мы видим, что этот гражданин пытается похитить вещественные доказательства по делу об убийстве. Как ты, Ваня, считаешь – прокурору это понравится?

– Какому убийству?! – в панике заверещал Паршин, левая щека которого теперь задёргалась уже в самом настоящем нервном тике.

– А тому самому. О котором вы, гражданин Паршин, всем корреспондентам уши прожужжали. Запамятовали? Ну а теперь на кассеточках, да на дисках ещё и пальчики ваши имеются, так что – сами понимаете…

– Какие пальчики?! Какие вещественные доказательства?! – Паршин уже почти рыдал. – Я купил эти материалы у родственников – купил, доходит до вас?! Тираж сделать хотел, он бы сейчас хорошо пошёл.

– Ах, купили? И договорчик, я полагаю, у вас имеется? Ну, что молчите? Нет у вас договорчика? Значит, ещё мы имеем в наличии нарушение закона об авторском праве, и «чёрный нал». А ведь сейчас меньший срок не поглощается большим, как раньше было. Да-а, не завидую я вам гражданин Паршин. Вот, что, Ваня – садись-ка ты с этим гражданином в его машину и поезжай в… ну, ты знаешь куда. Мне ещё за Фартуковым придётся заехать. Только я сначала в эту квартиру зайду, проверю его показания.

– А он это… трепыхаться не будет?

Немигайло покосился на Паршина, больше всего напоминавшего сейчас кусок подплывшего, полурастаявшего студня и, одобрительно подмигнув Снегирёву, сурово приказал:

– Ну… если трепыхаться начнёт, то ты его наручниками к скобе! Давай, Иван, не тяни резину, а то не успеем.

Глава 16

– Я пригласил вас господа… просто, чтобы послушать музыку.

Все столпившиеся в кабинете, кроме Колапушина и стоящего возле двери Немигайло, знали покойного Балясина. Кабинет заново опечатанный вчера сыщиками, так и продолжал хранить следы ночного беспорядка – неубранный стол, смятый плакат Шаманки на полу, около аудиоцентра. Колапушин незаметно, но очень внимательно, наблюдал за отношением присутствующих к этому неожиданному предложению, и за тем как они реагируют друг на друга.

От него не укрылся брезгливый взгляд, брошенный Анфисой на оказавшегося рядом с ней Капсулева. Не скрывая своего нежелания находиться около него, она демонстративно отошла в сторону и оказалась недалеко от Луконина. Теперь уже тот, в свою очередь постарался оказаться подальше от Анфисы, правда, сделал это спокойно и незаметно. Паршин дёргался, с ужасом посматривая на Немигайло, в глазах Вити застыло явное недоумение. Фартуков уставился в пол, не поднимая глаз.

– Я не хочу. – хриплый голос Беллы заметно дрожал. Выглядела она ещё более измученной и бледной, чем вчера – было похоже, что она за эти сутки так и не сомкнула глаз.

– Отпустите её, она боится. – недовольно произнёс Капсулев.

– Можно я уйду? – в глазах Беллы стояли слёзы.

– Успокойтесь, Белла. Это не та песня, от которой погибли несчастные рыбки.

– «Техно»?! – Немигайло, к удивлению Колапушина, неожиданно подался вперёд со странным выражением на лице.

– И не «техно». Рассаживайтесь господа, рассаживайтесь. Места всем хватит.

Подавая пример собравшимся, Колапушин сел на диван. Немигайло бухнулся рядом, заняв столько места, что разместиться на остатке ещё кому-нибудь было бы не так то просто. Витя недоумённо оглянулся, пытаясь сообразить, что же здесь не так:

– Тут было больше кресел.

– Верно. Часть мы вынесли. Помните, игра была такая детская – «Море волнуется»? Когда на двух игроков оставляют один стул? Вот и здесь, такая же ситуация – кто не успеет тот останется без места. Ну, дамы, смелее.

Витя пожал плечами и пристроился на краешке дивана, рядом с сыщиками. Фартуков опустился в кресло, стоящее рядом с диваном. В одно из двух кресел для посетителей, стоящих около огромного стола Балясина сел Капсулев, другое пока было свободным.

– Я останусь здесь. – сказала Бэлла, стоящая недалеко от двери.

– Садись, Бэлла, вот же свободно. – Капсулев показал на незанятое кресло, рядом с собой. Безнадежно вздохнув, Бэлла села.

Паршин, суетливо метавшийся всё это время по кабинету, похоже, ожидал очередного неминуемого подвоха:

– Чёрт… Куда же?… Можно к вам на колени? – обратился он с неожиданным вопросом к Бэлле.

– Чего вы там всё прыгаете!? – повысил на него голос Немигайло – Вот на хозяйское и садитесь.

– Нет! – Паршин в панике оглянулся на Немигайло, внушавшего ему откровенный ужас. – Там, знаете ли, человек помер. Я постою лучше…

Колапушин взглянул на Анфису, которая всё ещё стояла посередине кабинета, нерешительно глядя, на пустующее большое чёрное кресло Балясина.

– Анфиса Николаевна! Всё равно вам скоро придётся занять это кресло. Если, конечно, его не займёт Дмитрий Александрович.

– Это мы ещё посмотрим. – хладнокровно усмехнулась Анфиса – Я продам фирму.

– Э-э, может, договоримся? – моментально среагировал Паршин.

– Денег не хватит! – даже не взглянув на него, презрительно бросила Анфиса. Уверенной, изящной походкой она приблизилась к большому чёрному креслу и замерла на мгновение, перед тем, как сесть.

– Сядь лучше сюда. – вскочивший со своего места Капсулев быстро обогнул стол и сам сел в кресло Балясина. Анфиса, удостоив его мимолётным взглядом, заняла освободившееся место. Наблюдавшему за всеми этими перемещениями Колапушину показалось, что она облегчённо вздохнула. Впрочем, даже если это и было так, то было очень быстро и незаметно.

– Кажется все готовы. – констатировал Колапушин.

Неожиданно, в дверях показался Луконин, держащий в руках стул из приёмной. Никто даже не заметил, когда он вышел, а теперь он вернулся, и стоял у двери со стулом в руках.

– Если так уж необходимо сесть, я принёс стул.

Луконин поставил стул посередине кабинета и уселся на него, скрестив руки на груди. Колапушин поднял руку с пультом дистанционного управления, готовясь включить запись. При этом он не забывал наблюдать за всеми присутствующими. На лице Вити застыло выражение удивления. Капсулев, в непонятном напряжении, закрыл глаза. Фартуков, так и не сказавший за всё это время ни единого слова, продолжал смотреть в пол. На губах Анфисы играла лёгкая, презрительная усмешка. Паршин, избегая смотреть на Немигайло, судорожно переводил взгляд куда попало. Бледная Бэлла, готовая впасть в истерику, недоуменно озиралась.

Ещё чуть помедлив, Колапушин нажал кнопку.

Запись, сделанная в домашних условиях, совсем не была похожа на профессиональное исполнение. Шаманка пела, видимо, сама себе, подыгрывая на гитаре:

 
Когда я умру – не голубкой порхающей, белой,
А страшной старухой в окошко твоё загляну…
 

Капсулев, слегка расслабившись, открыл глаза. Паршин казался разочарованным, похоже, он ожидал услышать что-то другое.

– Что это?

– Как вы сами слышите, господин Паршин, это песня.

– Это песня? – недоумевающе переспросила Белла.

– Да, песня. Не заклинание и не проклятье, а просто песня.

Шаманка в динамиках, запнувшись на полуслове, рассмеялась и забренчала по струнам, пытаясь исправить мелодию. Дождавшись конца песни, Колапушин выключил аудиоцентр.

– Последняя песня, Бэлла. Написана вероятно в день смерти, или около того. Её текст и был на той самой бумажке, которую нашёл Балясин. А господин Паршин разыскал эту кассету на квартире Шаманки и любезно предоставил нам. Так что, это всего только песня.

– А-а… зачем она её спрятала?

– Действительно… – задумчиво повторил Колапушин. – Зачем она её спрятала? Тем более, что хотя это и не заклинание, но и не совсем простая песня. Почти в каждой строке есть намёк на одно известное физическое явление. Вот господин Луконин мне вчера кое-что объяснил. Так, Алексей Львович?

– Да, здесь идёт речь об инфразвуке. Звуковых колебаниях на частоте ниже двадцати герц. Их не слышно.

– Так, так. Значит, очень низкий звук, которого не слышно? При чём же здесь Иерихонские трубы?

– Ну – улыбнулся Луконин – думаю, что это красивая легенда, не более. Но там, очевидно, разрушение стен вызвано явлением резонанса, а это тоже может быть следствием влияния инфразвука. Во всяком случае ясно то, что об этом знали уже тогда, когда писалась Библия.

– И стакан со стола тоже может упасть от резонанса?

– Естественно. Столы же точно по по уровню не выставляют. Так что, если стол дрожал в резонанс с чем-то, то стакан просто скользил по наклонной плоскости – вот и всё. Это что – от резонанса случалось и мосты рушились. Это явление может быть очень опасным, хотя и пользы от него тоже немало. Скажем: практически все музыкальные инструменты основаны именно на явлении резонанса. Не будь его, мы бы уже за несколько метров их не слышали.

– А рыбки в аквариуме?

– Да, не выдерживают. Инфразвук ведь достаточно широко распространён в природе и мощные источники инфразвука обычно представляют большую опасность. Он возникает во время землетрясений, извержений вулканов, тайфунов, цунами и других грозных явлений. Поэтому в любом живом существе заложен инстинктивный страх перед инфразвуком; животные его очень боятся и стремятся любым способом уйти от него подальше. А некоторые частоты способны вызывать панику и среди людей. Известен случай со шхуной «Мария Селеста», обнаруженной без команды в океане. На корабле сохранились все шлюпки, не было следов нападения или шторма, но вся команда неожиданно и бесследно исчезла. Наиболее вероятная версия внезапного бегства команды с корабля – воздействие мощного инфразвука, источник которого мог быть очень далеко. В море существуют акустические каналы, по которым колебания могли достигнуть шхуны и команда в слепой панике бросилась за борт. Похожий случай был в Париже, лет сто назад. В театре построили огромную органную трубу, чтобы создавать таинственное впечатление времени, в ходе спектакля. Когда её включили, то в окрестностях театра завыли все собаки, а перепугавшиеся зрители, не рассуждая, бросились вон из зала.

– Кстати, Алексей Львович, раз уж речь зашла об органных трубах, объясните, что такое «Голос Бога»?

– Вы же не сказали мне, что у вас давление повышенное. Разве можно – второй раз за день… – виновато начал Луконин.

– Ничего, ничего. Вы продолжайте.

– Определённые регистры в органах имеют свои имена: «Молитва Девы», например, «Голос ангелов» ну и другие. В некоторых церковных органах регистр, который может воспроизводить звуки от До до Соль субконтроктавы носит название «Голос Бога». Это очень грозный регистр – скажем, в Риге, в Домском соборе, есть место, в котором просто нельзя находиться во время исполнения некоторых произведений, где звучат эти трубы – можно потерять сознание.

– А вы как считаете, Геннадий Алексеевич – обратился Колапушин к Фартукову, который давно поднял голову и внимательно слушал Луконина – как этот неслышный для человека звук влияет на организм.

– Я в общем-то не специалист в этой области, но, думаю, что очень плохо. Мощные низкочастотные колебания вообще крайне вредны. Существует например вибрационная болезнь, которая нередко приводит людей к полной инвалидности. Вам бы надо обратиться за консультацией к специалистам по профессиональным заболеваниям.

– Уже обратился, Геннадий Алексеевич. Сегодня я был в одном медицинском институте, где как раз занимаются такими исследованиями и узнал много интересного. Не просто плохо эта штука влияет на организм – убийственно влияет. Неврозы, скачки давления, бессонница, даже галлюцинации. При мощном воздействии запросто может здорового человека довести до инфаркта, и довольно быстро. Самое интересное, что у нас в руках были результаты вскрытия и всё, понимаете, всё – и инфаркт, и кровоизлияния, даже панкреатит – и тот явился следствием такого воздействия. Но обычные патологоанатомы никогда не сталкивались со случаями смерти под воздействием инфразвука и не смогли связать эти факты между собой. Придётся проводить повторную экспертизу тем более, что должны найтись и другие изменения – в крови, костях – теперь они узнают точно, что и где искать. А мы, пожалуй, продолжим поиски здесь. Алексей Львович, как вы считаете – вот эти колонки способны воспроизводить инфразвук?

– Ниже двадцати герц? – Луконин внимательно посмотрел на чёрные громадины. – По моему, это фирма «Мираж», активные, низкочастотные… Сабвуфер огромный… С этой моделью, конкретно, я не знаком, но… вполне возможно. Надо бы посмотреть документацию на них.

– Да-да, конечно. Это мы обязательно сделаем. А, вот можно рассчитать так, что очаровательная Бэлла не пострадает, а господин Капсулев испытает все прелести «божьего голоса»?

– Если учесть все параметры помещения – да, можно рассчитать так называемый «акустический ящик»; при колебаниях определённой частоты в кабинете возникнет стоячая волна и её максимальная мощность будет сконцентрирована…

– Здесь! – палец Колапушина был уставлен на большое чёрное кресло Балясина, в котором сидел бледный, сосредоточенный Капсулев. – Теперь понял, Егор? Сидел бы ты вчера на этом месте – тебе стало бы плохо, хоть ты семейный и ухоженный. А я бы около аудиоцентра практически ничего и не почувствовал. Я правильно понимаю, Алексей Львович?

– Да, да. Там, как раз, образовался бы узел. Можно попробовать подсчитать частоту и…

– Благодарю, вас, пока не надо. Спасибо за консультацию.

– Не за что, Арсений Петрович. И Дима мог бы вам то же самое рассказать.

– Естественно, мог бы. Но почему-то не рассказал. Ты, Егор, как думаешь, чем занимался кандидат наук физик Капсулев в своём сверхсекретном ящике?

– Ну… Откуда мне знать? Наверное, бомбами какими-нибудь нейтронными.

– В этом-то вся и закавыка. Все бы так и подумали – физик, в секретном «ящике» – чем ему заниматься, кроме атомной энергии? Ну, может быть, лазерами ещё. А в физике много разделов разных. И акустика один из её разделов, не так ли, господин Капсулев?

Не только взгляд Колапушина был сейчас прикован к бледному, что-то сосредоточено соображавшему Капсулеву. Взоры всех присутствующих тоже были устремлены на него. Лицо Анфисы окаменело. Луконин часто моргал небольшими глазами за толстыми стёклами очков. А на лице Паршина… на лице Паршина выражение страха постепенно начало заменяться на выражение полнейшего восторга от всего происходящего.

– Чего вы гоните? – по Вите было видно, что он понял, но не поверил. – Да он же сам, первый!.. Дмитрий Саныч сам отсюда как покойник вышел…

Настоящий учёный проверяет свою науку на себе. Так, Дмитрий Александрович?

– Полная ерунда! Я пожалуй пойду. У меня запись, через десять минут.

Капсулев встал и направился к выходу. Ему никто не препятствовал. Луконин, глядя на него с ужасом, отодвинулся вместе со стулом.

– Вы конечно, уверены, что доказать нам ничего не удастся?

– Было весьма интересно послушать. Вам стоит попробовать себя в литературе – писать научно-фантастические романы.

Он протянул руку к дверной ручке, но дверь, неожиданно, распахнулась сама. На пороге появилась чёрная фигура, загораживая выход. Капсулев, с перекошенным лицом, шарахнулся от неё. Старуха в чёрном – страшная, с тяжёлым взглядом и крючковатым носом смотрела на него с дьявольской улыбкой, заставляя невольно пятиться назад. Бэлла, с остановившимся взглядом, смотрела на старуху открыв рот.

– Здрасьте. – сказала старуха глухим, замогильным голосом, – Вы меня звали? Я пришла.

Немигайло еле успел подхватить Витю, который, закатив глаза под лоб, едва не грохнулся с дивана.

Старуха перевела удивлённый взгляд на Колапушина и вдруг сказала интеллигентным, хорошо поставленным мужским тенорком:

– Арсений Петрович – я сразу в гриме, как вы просили.

– Спасибо, Вадим Анатольевич. Вы только повторите нам всем, кто вас нанял для этого необычного розыгрыша?

– Так вот – Анфиса Николаевна попросили. По улице походить, в окно заглянуть. Три дня я работал. Богатые господа шутят, а наше дело актёрское…

– Спасибо. Вы можете вернуться в свой театр.

– Свободен? Вот и чудненько. А то я боялся, что это надолго – к спектаклю не успею. Всего наилучшего. Анфиса Николаевна! Благодарю, что не забываете старика. Целую ручки.

Старуха исчезла за дверью. Колапушин встал с дивана и медленно подошёл к побледневшей Анфисе.

– А вот и сообщник – Анфиса Николаевна. А может быть даже и не сообщник, а главное действующее лицо? Сдаётся мне, что Дмитрий Александрович про старушку-то и не знал. Вчера, когда мы плёнку просматривали, он был удивлён не меньше нашего. Значит так вы сводили с ума своего мужа? Что вас свело вместе – любовь, или ненависть? Ради моего начальника мы просто обязаны это выяснить.

– Любовь! – убеждённо сказал Немигайло, оторвавшись от Вити, уже пришедшего в себя. – Он ведь сел вместо неё – в это кресло.

– Пожалуй, да. – согласился Колапушин. – С его стороны это была, действительно, любовь. Так Лютикову и скажем. А старушка ведь была вашей ошибкой, Анфиса Николаевна. Её, по замыслу, никто, кроме Балясина не должен был увидеть. А он успел её снять на видео. Вот эта плёнка кое-что мне и прояснила. Старуха на ней была вся какая-то уж – «слишком». Слишком монашеская внешность. Слишком фанатичный взгляд. Слишком пристальное внимание к окнам офиса. Меня ещё вчера смутила нарочитость этого образа, но я сразу не понял, в чём дело. А ночью я сообразил, что это просто актёрская игра. Но всё равно что-то меня смущало в этой старухе, пока я не вспомнил что в детских спектаклях Бабу-Ягу, или страшную колдунью обычно играют не женщины, а мужчины – и всё сразу встало на свои места. А найти подходящего артиста, владея актёрским агентством, дело несложное.

– Это всё?.. Все ваши доказательства? – Капсулев, за это время, смог взять себя в руки, но голос выдавал его внутреннее напряжение.

– Не все. Вы наделали много ошибок Дмитрий Александрович. Вы испугались репортажа по телевидению и прибежали к Лютикову. А он перестраховался на всякий случай; приказал опечатать кабинет и вы не успели заменить компакт-диски с записанным на них инфразвуком на другие – обычные. И с «проклятьем Шаманки» вы перемудрили – она ведь ничего нигде не прятала.

– Как? – голос Бэллы был, еле различим. – Я же сама видела…

– Вы видели, Бэлла, что эта бумажка выпала из-за плаката. Вот только кто её туда положил? Эти репродукции появились здесь после её смерти, когда Балясин уже находился в плену своего изменившегося сознания. И для того, чтобы прикрепить их к стене, плакаты пришлось перевесить повыше – вот же, от них следы остались. А плакат Шаманки тоже перевешивали?

– Я сам его перевешивал. – подал голос Витя.

– И ничего оттуда не выпало? Может быть, это дух Шаманки сунул бумажку за плакат? А, заодно, он явился Анфисе Николаевне и рассказал про страшную старуху в чёрном? Вот Егор Фомич пожалел бедную вдову – надо же было ей так неудачно попасть, в самый напряжённый момент. А если наоборот – очень удачно? Достаточно телефонного звонка – и Анфиса Николаевна попадает прямо к кульминации. Как вообще пришла в голову Балясину идея – искать проклятье? В книге вычитал? Вы видите сколько их там, и чего в них только не понаписано. Надо же было случайно вычитать, что проклятья пишут на бумажках и прячут по кабинетам.

– Да я же сам уговаривал его уехать отдыхать. Врача ему вызвал!..

– Вызвали. Только не сказали, что у Балясина очень сильные боли и рука отнимается.

– Я говорил, он забыл.

– Что?.. – вскинулся с места Фартуков. – Да любой фельдшер знает…

– Успокойтесь, Геннадий Алексеевич – Колапушин поднял руку – господин Капсулев ведь не случайно пошёл звонить из другой комнаты. Зачем, вот же телефон – на столе. А с Испанией? Да, все видели и слышали, как вы уговаривали Балясина уехать. Вы были уверены, что он никуда не уедет. Почему? От кого Шаманка узнала так много про инфразвук? Даже песню написала. Почему, никогда не пьянеющий Балясин, отдал ей ключи от машины? Почему он хотел, чтобы она погибла? Вы заставили его это сделать?

– Я поняла. – неожиданно для Колапушина, заговорила Бэлла. Её голос был каким-то безжизненным и лишённым интонаций. – Я, тогда, подумала, что они про альбом говорят. Теперь я поняла…

За две недели, до смерти Шаманки…

– Ты Диму не видел? – спросила Бэлла у Вити, выскочившего из двери студии звукозаписи. – Мне документы подписать надо.

– Там. – ткнув пальцем, односложно буркнул Витя и быстро зашагал по коридору.

Удивлённо посмотрев ему вслед, Белла вошла в тамбур и нерешительно остановилась – подпись нужна была срочно, но в студии, вместе с Капсулевым, находилась Шаманка, а Белла категорически не желала столкнуться с ней.

…-Мне Женя рассказал про ваши штучки, Димочка. Про то, как заставить людей покупать ваши компакт-диски… Вы больше знаете. Расскажите. Мне жутко интересно. Я напишу про это стихи.

Капсулев резко обернулся – не слышит ли кто, но в полутьме не заметил, что в тамбуре стоит Бэлла. Натянуто улыбнувшись, чтобы скрыть смятение, он тихо заговорил: