Текст книги "И В Сталин (Новая биография)"
Автор книги: Владимир Ткаченко
Соавторы: Константин Ткаченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
А.Гарримана и лорда В.Бивербрука посмотреть "Лебединое озеро". Мне позвонили:
– Ждите гостей.
Через несколько минут подкатили машины. Заглавную партию Одетты исполняла Галина Уланова. Ее партнером был танцовщик из Ленинграда Константин Сергеев. Довольные гости дружно хлопали в пустом зале.
А тем временем немцы прорвали нашу оборону под Вязьмой, окружив несколько дивизий. Беззащитная Москва оказалась в критическом положении. В ней появились провокаторы и паникеры, которые сеяли пораженческие слухи. Усилились налеты авиации. Почти не стихал истошный вой сирен: шли бомбежки разных районов города. Многих охватывала дрожь.
Вечером 15 октября Берия с Щербаковым собрали в НКВД первых секретарей райкомов. Перетрусивший Берия лживо заявил:
– Немецкие танки уже в Одинцове. Связь с фронтом прервана. По решению ГКО необходимо заминировать все крупные заводы и важные объекты. Оставьте по пятьсот человек от района для защиты Москвы. Детей и стариков ночью эвакуируйте. Раздайте все продукты населению, чтобы не достались врагу.
Большой театр и ближнюю дачу Сталина заминировали. В городе возникли беспорядки, подогретые слухами, будто Сталин уехал на Калининский фронт или куда-то ещё подальше.
Где же он был в ту роковую ночь? Его шофер Митрюхин рассказал, что из Кремля Сталин хотел ехать на ближнюю дачу. Румянцев (из охраны) начал его отговаривать под предлогом, будто там уже сняты шторы, отвернуты краны, выключено отопление и тому подобное. Но Сталин все равно приказал ехать. Ворота были уже на запоре. Орлов с той стороны доложил обстановку. С досадой крякнув, Сталин сказал:
– Сейчас же все разминируйте.
Пришлось Орлову отпирать ворота и топить печку в маленьком домике. Там тоже имелась кремлевская вертушка. Пока Сталин разговаривал с командующими, прибывшие саперы разминировали основной дом. Проезжая утром 16 октября по Москве, Сталин видел, как люди тащили мешки с мукой, вязанки колбасы, окорока, ящики макарон и лапши. Не выдержав, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Его начали спрашивать:
– Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?
– Придет время – поглядим, – твердо сказал он и никого не упрекнул в растаскивании государственного добра. А в Кремле немедленно созвал совещание, спросил:
– Кто допустил в городе беспорядки?
Все молчали. Берия даже закрыл глаза. Шахурин кратко доложил обстановку. Сталин предложил Щербакову выступить по радио, чтобы вселить в людей уверенность в победе над врагом, восстановить в городе нормальную жизнь, ввести в строй остановленные предприятия и открыть все магазины, организовав торговлю. Затем принимал Г. Жукова, П. Артемьева, Б. Шапошникова, А. Вознесенского, Н. Кузнецова, М. Калинина. От В. Молотова Сталин потребовал, чтобы все дипломаты сегодня же уехали в Куйбышев. Последним пришел комендант Кремля генерал Спиридонов с предложением эвакуировать саркофаг с Лениным. Сталин спросил:
– Какое у вас предложение? Берия советует эвакуировать в Куйбышев.
– Лучше на Урал или в Сибирь. Там надежней.
Так и порешили. Вечером сняли часовых от саркофага. Вместе с Власиком и Румянцевым Сталин медленно спустился по лестнице к саркофагу, молча постоял, беззвучно шевеля губами. Затем также медленно поднялся наверх. Утром Мавзолей опустел. Специальный вагон сопровождал наш сотрудник Вялых.
Поздним вечером снова повалил густой снег. Можайское шоссе за городом оказалось запруженным отступающими красноармейцами и спасавшимися от фашистов беженцами. Среди людей брели коровы и свиньи. Перед машиной появилась женщина, которая едва тянула санки с домашним скарбом и двумя плачущими детишками. Сталин удрученно смотрел на это жутковато-безмолвное шествие. Трудно сказать, о чем он думал. Но в полночь, когда на даче собралось Политбюро, после требования везде наводить железный порядок он внезапно пригласил в кабинет сестру-хозяйку Истомину и спросил:
– Валентина Васильевна, вы собираетесь из Москвы эвакуироваться?
– Товарищ Сталина Москва – наш родной дом, её надо защищать! – заявила она.
– Слышите, как думают москвичи? – особым тоном сказал Сталин членам Политбюро.
Все согласно молчали. Утром по пути в Кремль, рассуждая с шофером Кривченковым о надежной обороне столицы, Сталин твердо сказал:
– Остаюсь с русским народом в Москве. Будем стоять насмерть. Охраны в Кремле стало меньше – Берия взял её для защиты
здания наркомата. Недостающую силу, видимо, должен был заменить сам генерал Шпигов, богатырского сложения начальник кремлевской охраны. Для верности он забаррикадировал толстыми бревнами все ворота, кроме Спасских. Но Сталин по-прежнему глядел бодро и не забывал с нами здороваться.
В самые критические дни он оставался спокойным, не проявляя нервозности, чем положительно действовал на окружающих. Зато когда началось наступление наших войск, очень переживал.
...Для эвакуации в Куйбышев были приготовлены спецпоезда в Рогожско-Симоновском тупике. Я имел к этому отношение и уточняю: там находились целых четыре спецпоезда. Только они были в распоряжении НКВД, то есть в личном распоряжении Берии. И под охраной тринадцатого погранотряда на всякий пожарный случай стояли там до января следующего года. Что касается поезда, подготовленного специально для Сталина, то его загнали в тупик совсем в другом месте – на огромном складе строительных материалов и дров за Крестьянской заставой, куда стекалось множество путей с Курского вокзала.
Во время воздушного налета рядом с поездом упали две небольшие бомбы, осколками которых поранило проводника вагона и лошадь в товарном. Дополнительно этот немецкий летчик ещё прошил состав из пулемета. Хрусталев с Афанасьевым успели спрятаться в большой бетонной трубе, защитившей их от пуль, но спецвагон получил несколько пробоин.
По указанию начальства комендант дачи "Семеновское" Соловев перевез в спецвагоне кое-что из вещей. Обнаружив их пропажу, Сталин удивился:
– Куда делись вещи?
– Готовимся, товарищ Сталин, к эвакуации в Куйбышев.
– Никакой эвакуации. Остаемся в Москве до победы.
В тот же день, 16 октября, Суслов, сотрудник для поручений Кагановича, поехал проверить готовность подачи спецпоезда на вокзал. Вернувшись, услышал от Кагановича:
– Сейчас мне Сталин дал нагоняй за организацию спецпоезда. Уберите его!
Еще могу добавить, что на центральном аэродроме имени Чкалова, на краю которого сейчас находится здание аэровокзала, стояли наготове четыре "Дугласа". Полковник Грачев сидел в кабине личного самолета Сталина.
Заодно хочу развеять сплетни о сталинской трусости. Вот несколько наглядных примеров. Хотя территория дальней дачи Семеновское постоянно обстреливалась минометным огнем противника, Сталин продолжал туда приезжать.
...Поступило предупреждение НКВД, будто одна из мин, уйдя в землю, не взорвалась. Вдобавок предполагалась умышленная закладка мины около дачи, а то и под нее. Пришлось доложить об этом Сталину. Соловев, естественно, опасался разноса: куда смотрел?! Но Сталин спокойно сказал:
– Вы же танкист и минер. Что ж, пойдемте, проверим.
Соловев начал действовать миноискателем. Сталин с любопытством топтался рядом. Да ещё норовил обогнать Соловьва, а тот не мог отправить его подальше в безопасное место.
Благо, все кончилось удачно. Потом над ближней дачей появился вражеский самолет. Зенитчики открыли огонь. Осколки снарядов сыпались на землю. Власик трижды предлагал Сталину пойти в укрытие, но тот отмахивался, продолжая наблюдать за настырным стервятником и пальбой зенитчиков, лупивших впустую. Наконец, сказал:
– Власик, не беспокойтесь. Наша бомба мимо нас не пролетит.
Будто дразнил судьбу. Через несколько дней на Можайском шоссе прямо перед его машиной сыпануло несколько зажигалок, полыхающих желтым огнем. Пришлось охране сбрасывать их в кювет.
Приближался праздник Великого Октября. Бывший командующий Московским военным округом генерал-полковник П.Артемьев хорошо помнит, как Сталин вызвал к себе и спросил:
– Вы собираетесь проводить парад на Красной площади?
Доводы против парада были очень серьезными. Тем более при отсутствии танков и войск. Но они не убедили Верховного Главнокомандующего.
– Молодой человек, вы недооцениваете исторического и политического значения парада в современных условиях, его влияния на Красную Армию и международное положение, – укорил Сталин, попыхивая трубкой. – Ведь он укрепит дух народа в тылу и на фронтах. А капиталисты за океаном скажут, что у большевиков есть ещё порох в пороховницах. Чего доброго, разобьют немцев под Москвой. Значит, им надо помогать. Поэтому действуйте. Танки и войска у нас найдутся. Подготовку проводите в секрете. О начале парада мне сообщите после торжественного заседания 6 ноября.
– А если прорвется вражеский самолет и начнет бомбить парад?
– Во-первых, ни один вражеский самолет не должен прорваться в Москву. А, во-вторых, если все же сбросит бомбу, то уберите пострадавших и продолжайте парад".
Сталин несколько раз посещал районы боевых действий.
Рассказывает А.Т.Рыбин:
"В августе 1941 года Сталин с Булганиным ездили ночью в район Малоярославца для осмотра боевых позиций. Черным восьмицилиндровым "Фордом" управлял шофер Кривченков, сотрудниками для поручений были: генерал Румянцев старый чекист, участвовавший ещё в подавлении левых эсеров и освобождении Дзержинского, Хрусталев, Туков.
Они же через несколько дней сопровождали Сталина, Ворошилова и Жукова во время осмотра Можайской оборонительной линии. Под Звенигородом остановились на окраине деревни. Мальчишки уэнали гостей:
– Ура! К нам товарищ Сталин и Ворошилов приехали!
В конце октября Сталин и Ворошилов поехали на боевые позиции шестнадцатой армии генерала Рокоссовского, где наблюдали за первыми залпами "Катюш". Когда они побатарейно дали залп, пронесся огненный смерч. После этого надо было сделать рывок в сторону километров на пять. Но тяжелый "Форд" застрял в проселочной грязи. Верховного посадили в нашу хвостовую машину и быстро вывезли на шоссейную дорогу. Расстроенный шофер Кривченков просил не бросать его без помощи. Выручил танк, вытянувший машину на шоссе. Конечно, немецкая авиация тотчас нанесла бомбовый удар по месту стоянки "Катюш", но те уже находились далеко. На рассвете Сталин вернулся в Москву.
В середине ноября 1941 г. в сопровождении Хрусталева, Кириллица, Туковая, Круташова по Волоколамскому шоссе в полдень Сталин прибыл в село Ленина-Лупиха. Остановил машину около пятнистой избы, на крыше которой висел небольшой белый флажок с красным крестом. В госпитале находились раненые, только что вышедшие из боев.
Сперва он беседовал стоя, потом сел на табуретку и придвинулся к бойцу, лежащему на койке. Сталин интересовался, чем сильны немецкие солдаты и офицеры, какие у них слабые стороны. Ему охочие отвечали, что противник ещё очень силен, хотя уже не тот, боевой дух прихватило первыми морозами.
Сталин просил ещё немного потерпеть, пока измотают немцев, и намекнул, что хватит силенок для наступления. Покинули мы госпиталь, когда уже вечерело. Пошел снежок, и подул ветер. За околицей Сталин внимательно осмотрел окрестности. И Митрюхин погнал домой.
Летом 1942 года Сталин ездил на Западный фронт. За рекой Ламой вместе с военными наблюдал, как проходили испытания самолета, управляемого по радио с земли. После испытании переехали через понтонный мост, и в сопровождении Тукова, Хрусталева на поезде Сталин вернулся в Москву.
"Смоленские ворота" по-прежнему оставались полураспахнутыми. Надежно закрыть их не удавалось. Это постоянно тревожило Сталина. Наконец он собрался лично ознакомиться с обстановкой на фронте. 1 августа 1943 года генерал Серов и полковник Лукин получили указание подготовить спецпоезд. Орлов подал его с Каланчевки на переезд Кунцево. Первым в карликовый вагон царских времен поднялся Сталин, одетый в серое штатское пальто и фуражку с красной звездой. За ним – Берия и комендант дачи Ефимов. Из охраны Кузьмичев с Раковым. Спецпоезд состоял из древнего паровоза. который вел машинист Виневский, жестких вагонов, платформ с дровами, сеном и песком. Тщательно закамуфлированный, он в целом имел безобидный вид. В жестком вагоне находились Румянцев, Туков, Круташов, Кашеваров, Кириллин.
До Гжатска поезд шел всю ночь. Серов с Лукиным находились впереди для разведки и подготовки транспорта. Мы следовали за поездом на автобусе по шоссе. Станция и город были в развалинах. От Гжатска на "виллисе" Сталин поехал в штаб Западного фронта. Вместе с командующим генералом Соколовским и членом Военного Совета Булганиным почти до утра 3 августа выяснял обстановку и торопил с подготовкой к наступлению. Провел ряд совещаний с генералами и офицерами фронта. Прилег отдохнуть уже на рассвете, попросив Румянцева разбудить ровно в пять. Но тот "проспал", дав Сталину отдохнуть пару лишних часов. Их связывала давняя дружба, в честь которой наш генерал единственный имел право называть Верховного Главнокомандующего просто Иосифом Виссарионовичем. В прошлый раз, когда Румянцев неожиданно всхрапнул на переднем сиденье машины и Жданов поинтересовался, кто же кого охраняет, Сталин возразил: "Кутузов тоже дремал, но все видел". А теперь он вспылил от подобного разгильдяйства, турнув с глаз долой генерал-лейтенанта, которого перевели на другую работу.
От Соколовского Верховный поехал в Юхнов к Главному маршалу артиллерии Воронову. По дороге минут сорок прохаживался по лесу и, дыша свежим воздухом, с горечью приговаривал:
– Какая тишина... Даже не верится, что кругом полыхает война и гибнут люди...
В Юхнове Сталин провел совещание с артиллеристами, пожурив их за спокойствие:
– Вы тут сидите на одном месте, чаи распиваете и не думаете о наступлении. Надо готовиться к нему.
Переночевал в штабе и 4 августа поехал на станцию Михалево, где уже стоял спецпоезд. В вагонах было темно, пахло карболкой. Сталин удивился отсутствию света. Позвали проводника. Глубокий старец с казачьими усами и пышной бородой вытянулся во фронт. Сталин спросил:
– Можно дать свет?
– Так точно, товарищ Сталин, можно!
Старик по-прежнему стоял оцепенело навытяжку с поднятой рукой у козырька. Видя, что он так и не двинется с места, Сталин подошел и опустил его руку, с легким укором сказав:
– Зачем так много почестей для нас.
Проводник заторопился. В вагоне стало светло. Через Вязьму, Сычевку поезд прибыл в Ржев к командующему Калининским фронтом генералу Еременко. Встреча состоялась в деревне Хорошево, в доме мастера льночесальной фабрики Натальи Кондратьевой. Здесь перестарался уже сам Берия, где-то добыв хрусталь, ковры, хорошую кровать, доставил кинохронику. Верховный все это отверг, оставив для отдыха обычную железную койку.
Вечер был тревожным – немецкая авиация бомбила станцию Ржев, где выгружался из вагонов кавалерийский корпус генерала Осликовского. В небе полыхало зарево. Наши зенитки открыли огонь, отгоняя подлетающие к деревне самолеты. Ночью Сталин дважды выходил на крыльцо подышать свежим воздухом. Под утро приехал генерал Еременко, а несколько позже – Ворошилов. Началось длительное совещание. Сталин по телефону дал в Москву ряд указаний о помощи Калининскому фронту для предстоящего наступления.
Днем стало известно, что наши войска взяли Орел и Белгород. Сталин заказал праздничный обед с чаем. Тут же написал приказ о первом салюте в честь двойной победы. Кириллин упорно раздувал во дворе сапогом трубу самовара. Аж искры летели из поддувала! Наконец чай закипел. После обеда Сталин вышел в отличном настроении на крыльцо и поманил пальцем Орлова с Кириллиным, налив им из бутылки по стопке перцовки. Счастливцы сперва оробели, но все-таки дружно опрокинули рюмки, разом гаркнув:
– За ваше здоровье, товарищ Сталин!
– Пейте не за мое здоровье, а за идеи великого Ленина и победу над врагом! – улыбнулся он.
Потом с горы над Волгой он долго рассматривал в бинокль разрушения во Ржеве. К вечеру 5 августа мы прибыли на станцию Михалево. Поезд взял курс на Волоколамск. Дорогой Сталин пригласила в салон машиниста Виневского. угостив чаем, поблагодарил ею за труды и вручил скромный подарок.
Вечерняя Москва встречала нас салютом в честь взятия Орла и Белгорода".
Один из самых талантливых полководцев Сталина Маршал
Г.К.Жуков в своих воспоминаниях так описывает начало войны и поведение Сталина:
"В ночь на 22 июня 1941 года, когда началась война, нарком приказал мне звонить И.В.Сталину: "Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В.Сталина.
Минуты через три к аппарату подошел И.В.Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В.Сталин молчит. Я слышу лишь его дыхание.
– Вы меня поняли?
Опять молчание.
Наконец И.В.Сталин спросил:
– Где нарком?
– Говорит с Киевским округом по ВЧ.
– Приезжайте в Кремль с наркомом Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро".
В Кремле:
"В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.
И.В.Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку...
Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М.Молотов.
– Германское правительство объявило нам войну.
И.В.Сталин опустился на стул и глубоко задумался.
Наступила длительная тягостная пауза".
К исходу 22 июня 1941 г. положение было следующее: "...несмотря на предпринятые энергичные меры. Генштаб так и не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о наших войсках и о противнике. Сведения о глубине проникновения противника на нашу территорию довольно противоречивые. Отсутствуют точные данные о потерях в авиации и наземных войсках... Авиация Западного округа понесла очень большие потери.
По данным авиационной разведки, бои идут в районах наших укрепленных рубежей и частично в 15-20 километрах в глубине нашей территории. Попытка штабов фронтов связаться непосредственно с войсками успеха не имела, так как с большинством армий и отдельных корпусов не было ни проводной, ни радиосвязи...".
Г. К. Жуков:
"В июле 1941 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) была перестроена система стратегического руководства вооруженными силами. 10 июля Государственный Комитет Обороны преобразовал Ставку Главного Командования в Ставку Верховного Командования. В ставку вошли
И.В.Сталин (председатель), В.М.Молотов, маршалы С.К.Тимошенко, С.М.Буденный, К.Е.Ворошилов, Б.М.Шапошников, генерал Г.К.Жуков. 19 июля И.В.Сталин назначается народным комиссаром обороны, а 8 августа – Верховным Главнокомандующим Вооруженными силами СССР. С этого времени высший орган стратегического руководства стал именоваться Ставкой Верховного Главнокомандования.
...Был реорганизован также Наркомат обороны, уточнены функции каждого управления, сформированы новые органы.
Одновременно с образованием Ставки Верховного Главнокомандования для лучшей координации действий фронтов и флотов и объединения усилий войск, находящихся на важнейших стратегических направлениях, были образованы три главных командования. Но это не исключало вмешательства Ставки в руководство фронтами, флотами и даже армиями. Последнее было связано с тем, что в то время ограниченные резервы сухопутных войск и авиации целиком находились в руках Верховного Главнокомандующего. Это, естественное не могло не сказаться в какой-то мере на самостоятельности главкомов направлений.
В то же время было проведено ещё одно мероприятие, благотворно сказавшееся на боеспособности армии. Была учреждена должность начальника тыла Красной Армии, энергично стала создаваться новая система тыла во всех вооруженных силах. На фронтах и флотах формировались управления тыла, в армиях – отделы, в корпусах и дивизиях вводилась должность заместителя командира по материально-техническому обеспечению. На фронтах и в армиях по решению ЦК ВКП(б) были созданы политотделы тыла и введена должность члена Военного совета по тылу. Колоссальную работу проделали наши тыловые организации по подготовке крупных битв и сражений.
У Ставки никакого другого аппарата управления, кроме Генерального штаба, не было. Приказы и распоряжения Верховного Главнокомандования, как правило, шли через Генеральный штаб. Разрабатывались они и принимались обычно в Кремле, в рабочем кабинете И.В.Сталина.
Это была просторная, довольно светлая комната. Обшитые мореным дубом стены, длинный, покрытый зеленым сукном стол. Слева и справа на стенах портреты Маркса, Энгельса, Ленина. Во время войны появились портреты Суворова и Кутузова. Жесткая мебель, никаких лишних предметов. Огромный глобус помещался в соседней комнате.
В глубине кабинета, у стены – рабочий стол И.В.Сталина, всегда заваленный документами, бумагами, картами. Здесь стояли телефоны ВЧ и внутрикремлевские, лежала стопка остро отточенных цветных карандашей. И.В.Сталин обычно делал свои пометки синим карандашом, писал быстро, размашисто, но довольно разборчиво.
Вход в кабинет был через комнату А.Н.Поскребышева и небольшое помещение начальника личной охраны Верховного. За кабинетом – комната отдыха и комната связи, где стояли телефонные аппараты и "Бодо". По ним А.Н.Поскребыщев свяэывал И.В.Сталина с командующими фронтами и представителями Ставки при фронтах.
На большом столе работники Генштаба и представители Ставки развертывали карты и по ним докладывали обстановку на местах. Докладывали стоя, иногда пользуясь записями. И.В.Сталин слушала обычно расхаживая по кабинету широким шагом, вразвалку. Время от времени подходил к большому столу и, наклонившись, пристально рассматривал разложенную карту. Изредка он возвращался к своему столу, брал пачку табаку, раскрывал её и медленно набивал трубку.
Основная задача Ставки состояла в том, чтобы разрабатывать и ставни, стратегические задачи войскам, распределять силы и средства между фронтами и направлениями, планировать и определять в целом боевую деятельность армии и флота. Большую роль при этом играли резервы Ставки, которые все время пополнялись и формировались. Они служили мощным орудием в руках Ставки, с помощью ко горою значительно усиливались наши войска на важнейших направлениях и в наиболее ответственных операциях.
Обсуждение в Ставке важных стратегических решений проходило, как правило, при участии членов Государственного Комитета Обороны. Обычно приглашались руководители Генерального штаба, командующие военно-воздушными силами, артиллерией, начальник Главного автобронетанкового управления, начальник тыла Красной Армии, руководители других главных и центральных управлений Наркомата обороны. Командующие фронтами вызывались в Ставку при рассмотрении вопросов, относящихся к их компетенции, чаще всего при обсуждении очередной предстоящей операции. Иногда бывали конструкторы самолетов, танков, артиллерии.
Стиль работы Ставки был, как правило. деловой, без нервозности, свое мнение могли высказать все. И.В.Сталин ко всем обращался одинаково, строго и довольно официально. Он умел слушать, когда ему докладывали со знанием дела.
Кстати сказать, как я убедился за долгие годы войны, И.В.Сталин вовсе не был таким человеком, перед которым нельзя было ставить острые вопросы и с которым нельзя было спорить и даже твердо отстаивать свою точку зрения. Если кто-либо утверждает обратное, прямо скажу: их утверждения неправильны.
Рабочим органом Ставки был Генеральный штаб. В начале войны я вместе с его руководящими работниками практически круглосуточно был занят сведением воедино порою противоречивых данных со всех фронтов и выработкой срочных рекомендаций для Ставки Верховного Главнокомандования. Функции Генштаба сразу же усложнились, объем работы резко возрос, много из того, что в организации дела было хорошо в мирное время, уже не годилось сейчас. Перестраивались быстро, однако не все нам удавалось сразу. Трудно было получить точные разведданные и характеристику расположения наших войск и сил противника в различное время суток, быстро внести обоснованные предложения о возможностях обеспечения того или иного фронта вооружением, боеприпасами, составить по поручению Ставки за несколько часов, а иногда и минут, ответственнейшие директивы Верховного Главнокомандования.
Идти же на доклад в Ставку, к И.В.Сталину, скажем, с картами, на которых были хоть какие-то "белые пятна", сообщить ему ориентировочные, а тем более преувеличенные данные было невозможно. И.В.Сталин не терпел ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности.
У И.В.Сталина было какое-то особое чутье на слабые места в докладах или документах, он тут же их обнаруживал и строго взыскивал с виноватых за нечеткую информацию. Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное, не упускал случая довольно резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы мы старались готовить со всей тщательностью, на какую только способны были в те дни.
Однако при всей тяжести положения на фронтах, когда ещё не был окончательно отработан ритм жизни в военных условиях, к чести руководящего состава Генштаба, я должен сказать: в целом в Генштабе сразу же установилась деловая и творческая обстановкам хотя напряженность в работе тогда достигла крайних пределов.
Потом на протяжении всей войны я не терял ни личной. ни служебной связи с Генштабом, который немало помогал мне во фронтовых условиях в подготовке и осуществлении больших операций. Генштаб, как правило, квалифицированно осуществлял подготовку новых вооруженных сил, достаточно умело и оперативно разрабатывал проекты директив и приказов Верховного Главнокомандованиям строго следил за выполнением указаний ГКО, руководил работой главных штабов видов вооруженных сил и родов войск, авторитетно докладывал большие и важные вопросы в Ставке Верховного Главнокомандования.
Свои суждения по важным вопросам И.В.Сталин во многом строил на основе докладов представителей Ставки, посылавшихся им в войска, чтобы на месте раэобраться с обстановкой, посоветоваться с командованием соединений, выводов Генерального штаба, мнений и предложений командования фронтов и спецсообщений.
Близко узнать И.В.Сталина мне пришлось после 1940 года, когда я работал в должности начальника Генштаба, а во время войны – заместителем Верховного Главнокомандующего.
О внешности И.В.Сталина писали уже не раз. Невысокого роста и непримечательный с виду, И.В.Сталин производил сильное впечатление. Лишенный позерства, он подкупал собеседника простотой общения. Свободная манера разговора, способность четко формулировать мысль, природный аналитический ум, большая эрудиция и редкая память даже очень искушенных и значительных людей заставляли во время беседы с И.В.Сталиным внутренне собраться и быть начеку.
И.В.Сталин не любил сидеть и во время разговора медленно ходил по комнате, время от времени останавливаясь, близко подходя к собеседнику и прямо смотря ему в глаза. Взгляд у него был ясный, пронизывающий.
Он говорил тихо, четко отделяя одну фразу от другой, почти не жестикулируя, в руках чаще всего держал трубку, даже потухшую, концом которой любил разглаживать усы.
Говорил он с заметным грузинским акцентом, но русский язык знал отлично и любил употреблять образные литературные сравнения, примеры, метафоры.
И.В.Сталин смеялся редко, но тихо, как будто про себя. Но юмор принимал и умел ценить остроумие и шутку. Зрение у него было очень острое, и читал он без очков в любое время суток. Писал, как правило, сам, от руки. Читал много и был широко осведомленным человеком в самых разнообразных областях. Его поразительная работоспособность, умение быстро схватывать материал позволяли ему просматривать и усваивать за день такое количество самого различного фактологического материала, которое было под силу только незаурядному человеку.
Трудно сказать, какая черта характера преобладала в нем. Человек разносторонний и талантливый, он не был ровным. Он обладал сильной волей, характером скрытным и порывистым.
Обычно спокойный и рассудительный, он иногда впадал в раздражение. Тогда ему изменяла объективность, он буквально менялся на глазах, ещё больше бледнел, взгляд становился тяжелым и жестким. Не много я знал смельчаков, которые могли выдержать сталинский гнев и отпарировать удар.
У И.В.Сталина был несколько необычный порядок дня: работал он главным образом в вечернее и ночное время. Вставал не раньше 12 часов дня. Работал много, по 12-15 часов в сутки. Приспосабливаясь к распорядку дня И.В.Сталина, до поздней ночи работали ЦК партии, Совет Народных Комиссаров, наркоматы и основные государственные и планирующие органы. Это сильно изматывало людей.
Многие политические, военные и общегосударственные вопросы обсуждались и решались не только на официальных заседаниях Политбюро ЦК и в Секретариате ЦК, но и вечером за обедом на квартире или даче И.В.Сталина, где обычно присутствовали наиболее близкие ему члены Политбюро. Тут же за этим весьма скромным обедом
И.В.Сталиным давались поручения членам Политбюро или наркомам, которые приглашались по вопросам, находившимся в их ведении. Вместе с наркомом обороны иногда приглашался начальник Генерального штаба.
В довоенный период мне было трудно оценить глубину знаний и способностей И.В.Сталина в области военной науки, в вопросах оперативного и стратегического искусства, так как в Политбюро и лично у И.В.Сталина (во всяком случае, тогда, когда мне доводилось там бывать) рассматривались главным образом организационные, мобилизационные и материально-технические вопросы.
Могу только повторить, что И.В.Сталин всегда много занимался вопросами вооружения и боевой техники. Он часто вызывал к себе главных авиационных, артиллерийских и танковых конструкторов и подробно расспрашивал их о деталях конструирования этих видов боевой техники у нас и за рубежом. Надо отдать ему должное, он неплохо разбирался в качествах основных видов вооружения.
От главных конструкторов, директоров военных заводов, многих из которых он знал лично, И.В.Сталин требовал производства образцов самолетов, танков, артиллерии и другой важнейшей техники в установленные сроки и таким образом, чтобы они по качеству были не только на уровне зарубежных, но и превосходили их.
Без одобрения И.В.Сталина, как я уже говорил, ни один образец вооружения или боевой техники не принимался на вооружение и не снимался с вооружения. Разумеется, это ущемляло инициативу наркома обороны и его заместителей, ведавших вопросами вооружения Красной Армии.
Перед Отечественной войной и особенно после неё И.В.Сталину отводилась выдающаяся роль в создании Вооруженных Сил, в разработке основ советской военной науки, основных положений в области стратегии и даже оперативного искусства.
