Текст книги "Подводная одиссея. "Северянка" штурмует океан"

ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ

Познакомьтесь:«Северянка»! – Д&7 слова о Жюле Верне. – Так сказал король. – 14 декабря 1958 года. – Утраченные иллюзии. – Флаг «Персея».

Заполярье в Мурманске чувствуется сильно, но определяется не температурой – в Москве мороз был не меньше, – а тем, что дневного света здесь в это время года почти нет и электрическое освещение на улицах чуть ли не круглые сутки. Мурманск – столица рыбаков. Правда, у него в последние годы пальму первенства настойчиво оспаривает Калининград, но пока здесь больше и рыболовных судов, и рыбаков–мореплавателей, и больше они добывают рыбы.

Мы идем по широким прямым улицам города. Высокие красивые дома от подножий скал спускаются к Кольскому заливу, но сейчас он из‑за тумана не виден: слишком сильно парит залив – мороз трескучий, а вода – ответвление теплых струй Гольфстрима – не замерзает.

И мы пошли навстречу мраку и туману, туда, где у одного из причалов, готовая к дальнему броску, приютилась наша «Северянка».

Среди косм тумана, временами разрываемого огнями прожекторов, мы еще издали увидели подводную лодку. Застыв на черной воде, она напоминала неподвижную гигантскую рыбину. В воде лодка сидит глубоко, причал высок, и мы смотрим на нее сверху. Корпус окрашен в стальной цвет, узкая полоска носовой и кормовой палуб черная. На взметнувшейся рубке сверкающая белая надпись – «Северянка».

С благоговейным и в то же время тревожным чувством мы молча вглядываемся в большую стальную сигару, в которой предстоит провести много дней и ночей.

Было время отлива, и трап, ведущий с причала на лодку, был настолько крут, что спускаться по нему казалось удобнее всего на четвереньках. Но мы и несколько прибывших журналистов вынуждены потесниться: к трапу лихо подкатил грузовик. С него спрыгивают матросы и с видимым удовольствием от физической работы на морозе начинают выгружать мясо – целыми тушами. За мясом следуют разного вида и размера ящики и мешки, тоже с продуктами.

Вдруг где‑то внизу, между очень выпуклым бортом лодки и высоким причалом, на котором мы все еще топчемся, раздается какое‑то шипение и характерный треск электросварки. Носовая часть лодки озаряется голубоватыми вспышками: стоя на небольшом плотике, сварщики заканчивают монтаж крепления для подводного светильника.

В общем, суеты нет, но чувствуется напряжение людей, торопящихся успеть вовремя.

На четвереньках спускаться не будем: вот веревка, которая должна выполнять роль поручней. Опора, надо сказать, довольно шаткая. Но это все мелочь. Самое важное то, что нам удалось наконец ступить на палубу, над которой не раз смыкались морские волны и которая скоро опять будет испытывать страшное давление многометрового слоя океанской воды. С палубы поднимаемся по узкому трапику на мостик. Здесь с трудом умещаются четыре человека среднего сложения и то с риском оступиться в открытое жерло рубочного люка. Он служит входом и выходом из подводной лодки. Рядом с люком толстостенная литая крышка. Она герметически закрывает отверстие люка, а сейчас гостеприимно откинута. Вход напоминает глубокий освещенный колодец. По узкому стальному трапу осторожно сползаем в недра лодки.

Представления о внутреннем устройстве и условиях жизни на лодке у большинства читателей сформировались по книгам Жюля Верна. И в самом деле, как можно забыть описания просторных, изящно меблированных помещений «Наутилуса», машинного отделения двадцати метров в длину, роскошной библиотеки с книжными шкафами из палисандрового дерева, салона–музея с редкостными картинами, скульптурами и коллекциями. Немногочисленный обслуживающий персонал, полная электрификация и автоматизация, комфорт и, наконец, огромные окна в подводный мир – таким остался в нашей памяти таинственный корабль капитана Немо…

Дном колодца, в который мы спустились, служит металлическая палуба центрального поста. Так называется помещение, где сосредоточено управление лодкой. Сразу же изумляет множество штурвалов, клавишей, рукояток, вентилей, циферблатов. Агрегатов управления так много, что нет даже маленького свободного участка на стенах помещения. Это царство техники производит на неискушенного человека ошеломляющее впечатление. «Вот это да!» – первые слова, которые после большей или меньшей паузы произносят вслух или про себя люди, попавшие сюда впервые. После наступает минута растерянности. Куда идти дальше? Никаких дверей, вокруг безмолвные механизмы. Слабый желтоватый свет, исходящий из небольших плафонов, и мерцание разноцветных огоньков на контрольных щитах усиливают подавленное состояние новичка.

Вдруг в стене открылась низкая круглая дверь, и в нее протиснулась плотная фигура человека с лукавой физиономией. Это Степан Жовтенко – старший трюмный. «Король воздуха и воды» – так уважительно называют эту персону на лодке. Он отвечает за механизмы погружения и всплытия подводного корабля, его непотопляемость и живучесть. Его стихия – воздух высокого, среднего и низкого давления. Насосы, помпы, компрессоры, вентиляция – вот далеко не полный перечень «королевского» хозяйства.

О Степане Жовтенко мы слышали еще на берегу. Он пять лет служил на подводной лодке. После вернулся на родной завод «Молот» в Ставропольском крае. Ремонтировал сельскохозяйственные машины. Хорошо зарабатывал. Но любовь к суровым северным морям оказалась слишком сильной. И когда узнал из газет, что решено переоборудовать одну из подводных лодок Военно–морского флота для науки, написал письмо своему бывшему командиру с просьбой «помочь устроиться». Надо было так случиться, что этой лодкой оказалась та, на которой Жовтенко служил. Та самая, на которой знал каждый винтик, каждую царапинку. Но раньше она имела боевой номер и была грозным морским оружием, теперь же стала мирным научным судном.

Чтобы прибывшие быстрее почувствовали себя «как дома», Жовтенко ободряюще улыбнулся и повел в носовой отсек.

Тут произошло знакомство неискушенных с круглыми герметическими дверями. Жовтенко без кривотолков объяснил, что, открыв очередную дверь и протиснувшись в следующий отсек, следует сразу же закрыть ее и задраить при помощи длинной рукоятки. Впоследствии к этому привыкли, но вначале каждая такая операция вызывала ощущение, что попал в какую‑то жуткую западню, знакомую по кошмарным снам. Тесный стальной лабиринт сплошь загроможден непонятными, а потому гнетущими механизмами. «Как таракан в будильнике», – признался потом один из корреспондентов.

Между тем Степан невозмутимо продолжает «посвящение в подводники»…

Главная часть подводной лодки – прочный корпус Это водонепроницаемый стальной полый цилиндр, длиной в несколько десятков метров с коническими концами. Его одевает гигантская металлическая рубашка наружного легкого корпуса из более тонкой стали. Он и придает подводной лодке знакомую всем обтекаемую форму. Но не это его основная задача. Большие свободные пространства между стенками легкого и прочного корпусов разделены на отдельные помещения, называемые систернами главного балласта. Именно они позволяют лодке погружаться и всплывать. При плавании над водой систерны заполнены воздухом, и несмотря на то что в своей нижней части каждая систерна свободно сообщается с водой, та в нее войти не может – в верхней части легкий корпус герметичен, и заполняющему его воздуху уйти некуда. Когда нужно погрузиться, дается команда:

– Принять главный балласт!

Старший трюмный поворачивает рычаг, и в верхней части каждой систерны открываются клапана вентиляции – отверстия, через которые стравливается воздух. Вода заполняет систерны, лодка быстро «набирает вес» и уходит на глубину. Для изменения глубины служат горизонтальные рули, или, иначе, рули глубины. Их две пары – в носу и в корме. По виду и принципу действия они напоминают рули высоты на задней части крыльев самолета.

– Продуть балласт! – приказывает командир при всплытии.

Клапана вентиляции закрываются, и в систерны под большим давлением врывается воздух из баллонов, выталкивая из них воду через нижние отверстия – кингстоны. Освободившись от водяного балласта, лодка всплывает.

Внутренний прочный корпус разделен на семь отсеков. В случае пробоины вода заполняет лишь один из отсеков, а в других люди могут продолжать борьбу за живучесть корабля.

Первый отсек раньше определял боевую мощь лодки и назывался торпедным. В нем хранилось оружие подводной лодки – самодвижущиеся сигароподобные торпеды, несущие заряд огромной взрывчатой силы, и располагались торпедные аппараты, из которых торпеды выстреливались сжатым воздухом. Под металлической палубой отсека размещены цистерны с пресной водой, топливом и машинным маслом.

Сейчас первый отсек стал научным. Торпеды выгружены оттуда навсегда, и их место заняли иллюминаторы – наше основное средство для наблюдения за подводным миром. Их три. Два расположены по бортам и наклонены немного вниз. Они служат для обзора по сторонам, а также дна. Третий иллюминатор, над головой, предназначен для наблюдения происходящего вверху. Под ним подвешено оригинальное кресло, отдаленно напоминающее зубоврачебное, а возле бортовых иллюминаторов установлены поворотные сиденья, как у пианистов. Сидя у иллюминаторов, можно делать зарисовки, производить кино– и фотосъемку. Аппаратура для съемок укреплена рядом с каждым иллюминатором на поворотных кронштейнах. Для каждого иллюминатора пришлось прорезать прочный и легкий корпуса лодки, а затем соединить оба отверстия расширяющимся наружу раструбом, обеспечивающим необходимый обзор.

Однако никакие иллюминаторы не позволят разглядеть что‑либо на большой глубине, куда не проникают видимые солнечные лучи. Ведь на расстоянии одного метра даже в прозрачной морской воде световая энергия поглощается так же сильно, как в воздушной среде на расстоянии километра. Хорошо если некоторые рыбы будут светиться, но ведь мы собирались в первую очередь наблюдать несветящиеся объекты: атлантическую сельдь и разноглубинный трал. Поэтому около иллюминаторов в нишах, проделанных в легком корпусе, установлены сильные прожекторы ближнего и дальнего освещения. Во избежание перегрева во время работы лампы прожекторов свободно омываются водой. Силу света прожекторов можно регулировать реостатами.

Большое расстояние между легким и прочным корпусами в носовой оконечности подводной лодки не позволило сделать здесь иллюминатор, и он заменен подводным телевизором. Его передающая камера врезана в форштевень (нос) лодки, а приемная часть с экраном помещена на особом столике в центре научного отсека.

Дальность обзора из иллюминаторов невелика, и, чтобы обнаружить рыбью стаю на значительном расстоянии, на «Северянке» установлены ультразвуковые гидроакустические приборы. Их принцип действия основан на том, что: 1) скорость распространения ультразвуковых колебаний в воде есть величина известная (около 1500 метров в секунду) и 2) ультразвуковая волна, встретив на своем пути преграды, в частности косяк рыбы, отражается ею и может быть принята специальным самопишущим приемником. Время, затрачиваемое ультразвуковым сигналом на, то, чтобы пройти расстояние от корабля до косяка рыбы и обратно, является мерой расстояния до этого косяка.

На «Северянке» установлены акустические приборы – эхолоты и гидролокаторы. Один эхолот обычный – он излучает свои сигналы вертикально вниз и служит для обнаружения рыбы под кораблем. А второй, если так можно выразиться, «вверх ногами», он помещен на «крыше» корпуса и предназначен для обнаружения косяков рыбы в подводном положении над лодкой. Гидролокатор посылает пучок ультразвуковых колебаний в горизонтальном направлении. Его излучатель, установленный на носу лодки, поворотный, и поэтому прибор позволяет обнаружить рыбу в любом направлении.

На носу установлены приемники и другого акустического прибора – шумопеленгатора. Его назначение – улавливать звуки под водой, определять их силу и находить направление на любой живой или неодушевленный источник шума под водой. Здесь же установлено наше детище – дистанционный термосолемер с электронным индикатором. Его датчик, внешне напоминающий большой термос, укреплен на легком корпусе лодки, а приемник с маленьким овальным экраном нашел свое место на пульте научного поста. Здесь сосредоточена регистрирующая аппаратура всех приборов: многочисленные стрелки самописцев, светящиеся шкалы, сигнальные лампы.

Много еще приборов в первом отсеке «Северянки»: фотометр, устройство для взятия проб воды, счетчики для определения степени радиоактивной загрязненности моря. У нас еще будет время ознакомиться с ними в плавании.

Повернемся теперь к корме.

Второй и четвертый отсеки – братья близнецы. Их нижняя часть заполнена множеством закрытых эбонитовых баков. Это кислотные электрические аккумуляторы. Каждый – в рост человека и весит полтонны. Их несколько сотен. Все вместе они составляют гигантскую аккумуляторную батарею – источник электроэнергии подводной лодки и ее двигательной силы. Верхняя часть отсеков – жилые помещения. Во втором отсеке расположены спальные места командного состава и каюта командира, по размерам в два раза меньшая, чем купе железнодорожного вагона. Тут же радиорубка и кают–компания. Название громкое, а за узеньким ее столом с трудом помещается восемь человек. Вот тебе и салон капитана Немо!

Жилплощадь четвертого отсека принадлежит старшинскому составу экипажа Здесь же и камбуз. Так называется обитый жестью маленький столик, миниатюрная раковина умывальника и вмещающая четыре больших бачка электроплита с духовкой. Житейский колорит четвертого отсека нарушает электрический компрессор – машина для пополнения запасов сжатого воздуха.

Пятый отсек – дизельный. Его занимают два мощных двигателя внутреннего сгорания. Они служат для движения лодки в надводном положении и позволяют идти со скоростью пассажирского поезда. Для движения под водой используются электромоторы, размещенные в шестом отсеке. Им не грозит опасность задохнуться, они питаются от аккумуляторной батареи и позволяют развивать высокую скорость. Но их работа требует большой затраты электрической энергии, и под водой аккумуляторная батарея быстро разряжается. Поэтому, чтобы растянуть запас электроэнергии, в тех случаях, когда высокая скорость не обязательна, используют другие электродвигатели, так называемые моторы экономического хода, или «моторы подкрадывания», расположенные тоже в шестом отсеке. При их помощи лодка двигается «шагом», но зато они позволяют плыть сутками, не поднимаясь на поверхность и не заряжая батареи.

Третий отсек – мозг подводного корабля. Здесь расположен командный пункт. Тут многочисленные приборы для управления курсом, скоростью, глубиной, погружением и всплытием подводной лодки. В нижний этаж третьего отсека ведут широкие трубы – это шахты, куда после наблюдения опускаются перископы. Остальную часть нижнего этажа занимают мощные водяные электрические насосы. От них в нос и корму через всю лодку огромной артерией протянулась главная балластная магистраль, имеющая отростки в каждом отсеке. Случись где‑нибудь пробоина, немедленно заработают насосы, откачивая за борт поступающую в отсеки воду.

Во время плавания третий отсек, или, как его еще называют, центральный пост, многолюден. В одном углу склоняется над картой штурман, в другом – застывший в наушниках гидроакустик слушает забортные шумы. У правого борта восседает боцман, положив руки на штурвалы рулей глубины, а рядом с ним перед клапанами и рычагами станции погружения и всплытия сидит старший трюмный. У пультов работу всех агрегатов контролирует инженер–механик. В центре поста расположено место командира.

Над прочным корпусом в районе третьего отсека возвышается боевая рубка. Под водой она играет роль поплавка, помогая лодке удерживаться «головой вверх», а свое название получила потому, что во время боевых действий туда обычно переходит командир и, находясь у перископа, ведет корабль в торпедную атаку.

Давайте снова попадем на мостик, венчающий боевую рубку. Высокими, больше человеческого роста, бортами он спереди защищен от воздействия ветра и волн, а наблюдать за окружающим можно через небольшие окна из плексигласа [5] 5
  Плексиглас – бесцветная, прозрачная пластмасса, обладающая высокой эластичностью и механической прочностью.


[Закрыть]. Вперед от мостика

в нос лодки уходит провод радиоантенны, а в его задней части возвышается крестовидная антенна радиопеленгатора – прибора, при помощи которого в надводном плавании можно находить направления на радиомаяки и, таким образом, определять свое местонахождение.

А теперь прогуляемся по верхней палубе «Северянки». Она очень узка, и на ней с трудом расходятся два человека. Обратим внимание на нос – он увенчан передающей камерой подводного телевизора, рядом с ней – сильный прожектор, служащий тем же целям, что и на обычной телестудии.

С левого борта сквозь легкий корпус проходит большая вертикальная труба, в которой подвешена полая металлическая штанга с утолщением на конце. Это устройство для взятия проб грунта. «При чем же тут рыболовство?» – спросите вы. Но разве можно изучать рыб отдельно от той среды, где они живут? Ведь многие из рыб проводят свою жизнь у дна или откладывают на нем икру. Одни виды придерживаются илистого грунта, другие – песчаного, третьи – каменистого. Какое дно сейчас под килем рыболовного траулера: ровный гладкий песочек или острые обломки скал, которые могут порвать в клочья даже прочный капроновый трал? Ответить на все эти вопросы – значит дать рыбакам более точные «адреса» рыбных косяков, помочь выбрать наиболее эффективные для данного района орудия лова, то есть повысить «урожай морей».

Механизм для взятия проб грунта приводится в действие из носового отсека. Когда лодка застынет над дном в 15—20 метрах, отдается стопор, и из вертикальной трубы, увлекая за собой металлический трос, выпадает массивная штанга и вонзается в дно. Тросом прибор поднимается обратно и возвращается уже с пробой грунта.

Итак, мы с вами в главных чертах с лодкой знакомы, остальное потом, по ходу дела…

События нескольких дней пролетели как в калейдоскопе, – согласование маршрута, погрузка запасных частей и приборов, получение походного подводного обмундирования. И, наконец, наступил день отплытия.

14 декабря 1958 года. Девять часов утра. В гавани совсем темно – ничего не поделаешь, классическая полярная ночь. Якорные огни чуть освещают палубу «Северянки». Веретенообразный корпус слегка покачивают волны.

Серые клочья тумана стелются над водой. Кольский залив «дышит». Море, более теплое, чем воздух, непрерывно испаряет влагу, которая тут же конденсируется. Капельки оседают на все твердое и превращаются в иней. Белым налетом покрыта верхняя надстройка «Северянки», светлой линией перечеркнул зеленую воду заиндевевший леер на верхней палубе. У стенки, где возвышается рубка лодки, многолюдно. До выхода в море несколько минут. Из рубки то и дело показываются люди – члены экипажа, научные работники. Появился Китаев, на ходу он ожесточенно жестикулирует, пытаясь что‑то выразить, крикнуть нельзя – на мостике медленно вращаются диски магнитофонов: корреспонденты Всесоюзного радио беседуют с командиром «Северянки» Валентином Петровичем Шаповаловым.

– В этом рейсе, – говорит командир, – мы должны проверить работу всех приборов и механизмов в морских условиях, а также подготовить экипаж и научную группу к совместной деятельности в длительном походе в Атлантику. Ведь по требованию ученых придется выполнять непривычные маневры: задерживаться в рыбных косяках, повисать на заданном расстоянии над грунтом, описывать окружность вокруг скопления водорослей… Без репетиции этого, пожалуй, сразу и не сделаешь.

Последние проверки, последние приготовления. Как бы привлеченная таким оживлением, выглянула из воды у самого борта круглая усатая голова нерпы, оглядела лодку смешными черными глазенками и снова нырнула под воду.

Наступает минута расставания. С причала доносятся пожелания счастливого плавания.

– По местам стоять, со швартовых сниматься! – раздается голос командира.

Отданы швартовы – стальные канаты, которыми лодка была связана с берегом. Короткие сигналы сирены, и земля отодвигается, остается позади. Вот он, долгожданный миг. Первая экспедиция началась.

Узкая, длинная, словно прильнувшая к воде лодка двигается плавно, сначала чуть слышен рокот электромоторов, а затем, после выхода из гавани, его сменяет ровный гул дизелей да шипение воды за бортом. Вскоре ветер усиливается, начинает жечь лицо. Горбы волн выше и круче. Студеные брызги достают до мостика. Курс – на выход из Кольского залива в Баренцево море.

Есть моря, которые самой природой предназначены быть огромными рыбными садками. К ним относится и Баренцево море, лежащее на границе двух океанов. Один из рукавов Гольфстрима проходит вдоль берегов Скандинавии и своими теплыми струями проникает на север в Баренцево море. Здесь нагретые воды Атлантики сталкиваются с холодными водами Северного Ледовитого океана. Взаимодействие водных масс различного происхождения – тропических и полярных – создает исключительно благоприятные для развития жизни условия. И те и другие несут навстречу питательные органические вещества, и при столкновении, на линии океанологического фронта, как говорят ученые, создается повышенная концентрация этих веществ. Такой непрерывный процесс «удобрения» обеспечивает богатейшее развитие планктона – живого корма рыбы, и вот поэтому Баренцево море, находящееся на рубеже Атлантического и Ледовитого океанов, – это своеобразный рыбий питомник, один из богатейших в мире районов промысла.

Вот оно море. Студеное, неспокойное, косматое. Швыряет «Северянку», слепит глаза водяной пылью. Ледяной ветер не дает дышать. Лодка идет полным ходом, ее кинжальное тело режет волны. Огромный пенный бурун закрывает нос, белые клочья разбитых волн перелетают через палубу, «с головой» накрывают прожектор и передающую камеру телевизора.

Справа встает высокий, мрачного вида остров. Его отвесный берег, постепенно понижаясь, спускается к воде в виде осыпи. Своими очертаниями земля несколько напоминает форштевень с тараном старинного военного корабля. Это Кильдин – наибольший из островов, прилежащих к мурманскому побережью. В его средней части над ровным плато возвышаются три схожих приметных горы, покрытые снегом. Их название – Три Сестры. У коренных жителей Кольского полуострова саами существует поверье о происхождении Кильдина Могущественного злого духа, грозу здешних мест, обуяла ярость при известии о том, что люди без его спроса выходят на шнеках [6] 6
  Шнека, шняка – промысловая лодка. Термин употребляется на берегах Баренцева моря.


[Закрыть]из залива в море и промышляют рыбу, не уплачивая ему никакой дани. Решив наказать ослушников, он отворотил от одного из островов Новой Земли огромную скалу, чтобы загородить ею выход из Кольского залива. Дьявол с глыбой в руках подлетал уже к цели, как вдруг заметивший его бог в негодовании закричал на всю округу. Выронив от неожиданности ношу, нечистый улетел в преисподнюю, а глыба стала островом…

Видимо, одной из причин рождения этой легенды послужило то, что слагающие остров породы как по цвету, так и по структуре резко отличаются от берега материка.

Интересно и происхождение на Кильдине единственного в мире трехъярусного озера Могильного. Верхний пятиметровый слой этого озера, расположенного выше уровня моря, – пресный, и населяют его пресноводные обитатели. Второй, промежуточный, слой толщиной шесть–семь метров – соленый и населен морскими жителями. Третий, нижний, придонный, слой, отравленный сероводородом, – безжизнен. Загадочно, не правда ли?

А слева невысокий, имеющий вид заснеженной холмистой равнины полуостров Рыбачий. Но мы не успеваем разглядеть его подробно.

– Приготовиться к погружению!

Спускаемся в центральный пост. Оглядывая его, еще и еще раз проникаешься уважением к подводной технике. То и дело вздрагивают стрелки бесчисленных приборов. Словно змеи, извиваются вдоль потолка и стен разноцветные трубы. Голубые – для воздуха, зеленые – для воды, коричневые – для топлива. Они пронизывают всю подводную лодку. Это артерии, вены, дыхательные пути и другие органы жизни стальной рыбины. Как хорошо надо знать технику, чтобы разбираться во всем этом! Недаром говорят, что подводники не имеют права ошибаться. Одно неправильное действие, одна неточно выполненная команда, и лодка может превратиться в братскую могилу. Здесь, как нигде, справедлив девиз: «Один за всех, все за одного».

…Дизели замерли, и неожиданная тишина нарушается лишь шуршанием воды о корпус да щелканьем указателя руля. Курс – 285.

На голове у гидроакустика Анатолия Васильева наушники. Слух юноши – уши всего корабля.

– Горизонт чист! – сообщает Васильев через каждые три–пять минут.

Он прослушивает воду, как опытный врач пациента, и слышит только чистое дыхание моря – проходящих кораблей поблизости нет, путь свободен.

– По местам стоять к погружению! – И из отсеков мгновенно вернувшимся эхом несется: – В лодке стоят по местам к погружению!

– Принимать балласт! Боцман, ныряй на глубину сорок метров. Дифферент [7] 7
  Дифферент – в данном случае отрицательный угол наклона носовой части лодки, отсчитываемый от горизонтальной плоскости.


[Закрыть]– десять градусов на нос. Оба мотора – малый вперед!

Слышится шум, напоминающий водопад: систерны главного балласта заполняются забортной водой. Лодка плавно погружается. Сначала море клокочет у нас над головами, потом стало необычно тихо. Белая стрелка глубиномера быстро ползет вверх: семь метров, десять, пятнадцать, двадцать, тридцать… Пора в носовой отсек!

Здесь царит полумрак. Чуть светятся фосфоресцирующие шкалы, индикаторные трубки приборов. Погружение продолжается. Словно кузнечики, стрекочут самописцы эхолотов. По бумажной ленте верхнего эхолота, где фиксируется отражение ультразвукового импульса от поверхности моря, ползет «кривая глубины». Зеленоватые сумерки за стеклами иллюминатора сменяются чернильной темнотой. На такую глубину трудно пробиться даже полуденным лучам. Олег Соколов потянулся к выключателю.

«…Внезапно салон осветился. Свет проникал в него снаружи через огромные овальные стекла в стенах. Водные глубины были залиты электрическим светом. Хрустальные стекла отделяли нас от океана…»

Конечно, вы узнали, – это же из «80 000 километров под водой».

У нас было по–другому. Иллюминаторы на «Северянке» гораздо меньше, и смотреть в них можно лишь по одному. Места у окон по справедливости заняли научные сотрудники, а корреспонденты оказались на втором плане.

Но что же там, в этой пронизанной лучами прожекторов потусторонней дали? Чуть зеленоватая, однообразная во всех измерениях, как бы невесомая толща. И в этом неземном эфире парит «Северянка». Мы знаем, что лодка движется, но проходит пять минут, десять, а картина все та же, и, увы, подводный мир кажется безжизненным.

На кресле у верхнего иллюминатора замер Олег Соколов. Он забыл обо всем и не думает шевелиться, но Марк Редькин, неутомимый репортер фотохроники ТАСС, нацелив объектив, гипнотизирующе командует;

– Спокойно. Снимаю. Э!.. Немного левее, Олег Александрович. Ближе, ближе к иллюминатору. Так… Снимаю!

Очередной трофей Редькина – приросший к стеклу Радаков.

Прошло немного времени, а в записной книжке нашего ихтиолога уже появились первые записи. Я начинаю досадовать на свою «близорукость» и… вдруг!

– Смотрите! – вырывается у меня. Перламутровым отблеском сверкнул и проплыл к корме первый замеченный нами морской обитатель.

– Морской ангел! – взволнованно восклицает Радаков. – Да, да, морской ангел, – почувствовав наше смущение, повторяет он. – По латыни Clione. Это крылоногий моллюск, и название он получил за свои «ноги» – плавники, напоминающие крылышки.

А вот еще ангел! Еще! И целая стайка этих небольших, нескольких сантиметров в поперечнике, причудливых жителей моря скоплением легких перистых облачков проплывает мимо.

За ангелами цветными парашютиками замелькали медузы.

– Это непременные обитатели северных морей, – продолжает свой репортаж Радаков.

– А осьминоги?.. Акулы?! – наперебой спрашивают корреспонденты.

– Не думайте, что сейчас на ваших глазах будут сделаны большие открытия, – охлаждает их пылкое воображение отошедший от иллюминатора наш довольно угрюмый с вида конструктор орудий лова Павлов.

Да, логически он прав, но каждый подсознательно протестует, и… вот вам, пессимисты! В лучах светильников засверкали серебристые стрелки рыбешек. Они вспышками проносятся мимо и исчезают к корме: «Северянка» движется.

– В носу! В корме! – несется из переговорных трубок. – Ложимся на грунт. Осматриваться в отсеках!

Толчок лодки о грунт – легкий, почти неощутимый. Сначала поднятая прикосновением лодки муть не позволяет увидеть что‑либо. Через две–три минуты вода проясняется.

Сквозь толщу воды темнеет ил. Водорослей не видно. Отражая лучи бортовых ламп, блестят крупные белые ракушки. Над нами проплывают стайки маленьких рыбок. Одна из них, очевидно привлеченная светом, подплывает к самому стеклу и замирает. Разглядываем друг друга. Рыбка глазастая, большеголовая, с темно–синей спинкой и серебристым раздутым животом. Я поворачиваюсь к Радакову и прошу представить нам подводную «гостью», но пока он подходит, рыбка скрывается.

В воде множество крошечных беловатых существ, беспрестанно снующих вверх и вниз. Это представители планктона, рачки–черноглазки – один из видов десятиногих рачков, важнейший продукт питания промысловых рыб Баренцева моря. Среди суетных черноглазок степенно проплыла крупная медуза. Белый студенистый блин ее тела оторочен красной каемкой, под ним извиваются длинные бледные щупальца. Она медленно уходит от огромной светящейся «рыбины», вторгшейся в ее темный мир.

Тем временем Давид Ефимович Гершанович, наш морской геолог, определил направление придонного течения и его скорость – около километра в час.

Журнал наблюдений экспедиции постепенно покрывается записями.

«Отдохнув» на дне, «Северянка» поднимается на поверхность. Погашены светильники. Сквозь верхний иллюминатор уже видна игра бликов на поверхности волн.

Мы снова в центральном посту. Стрелка глубиномера показывает, что можно поднимать перископ. И вот его блестящий стержень плавно выходит из отверстия в полу наверх.

Наклоняюсь к окуляру. Кругом неспокойное море, серое небо, вдали горы, покрытые снегом, – так знакомый мне суровый пейзаж Заполярья. Перископ опущен. «Северянка» всплывает. Сначала рубка рассекает поверхность воды, а затем наружу выступает и палуба.

Отдраен верхний рубочный люк. Мы идем под дизелями в надводном положении. У полуострова Рыбачий нас ждет сопровождающее судно.

Быстро темнеет. Крепчает ледяной, до костей пронизывающий ветер. По небу протягивается широкая серебристая дорога полярного сияния. Она вибрирует, играет цветами радуги, становится зеленой, желтой, а затем красной, и тогда кажется, что полнеба охвачено заревом.