355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Еркович » Тараканы! С восклицательным знаком на конце. 30 лет в панк-роке вопреки всему » Текст книги (страница 3)
Тараканы! С восклицательным знаком на конце. 30 лет в панк-роке вопреки всему
  • Текст добавлен: 15 ноября 2021, 08:03

Текст книги "Тараканы! С восклицательным знаком на конце. 30 лет в панк-роке вопреки всему"


Автор книги: Владимир Еркович



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Еще один способ заработка – это всевозможная фарца. Торговать пытались всем, чем только можно, учась у старших товарищей по району, многие из которых начинали «утюжить» еще в те времена, когда за это давали уголовку по статье «Спекуляция». Кутузовский находится не так далеко от Арбата, а значит, и от потенциальных иностранцев. На матрешки, хохлому и военные кокарды у них можно было выменять джинсы и другие дефицитные импортные товары.

В начале девяностых в России появились первые секонд-хенды. Ношеные вещи завозили в страну огромными партиями по линии гуманитарной помощи из США и Европы. В условиях, где любые импортные вещи считались большим дефицитом, секонды стали хорошим способом пополнять гардероб приличными шмотками.

– Мой старший приятель Дима Юров мне как-то говорит: «Скорее бежим в красный уголок ДЭЗа, туда сегодня завезли американский секонд-хенд. Надо успеть, пока не разобрали все самое ценное», – рассказывает Дмитрий Спирин. – Я и слова-то такого не знал. Мы действительно были одними из первых. Когда мы пришли, там ковырялись только какие-то невменяемые бабки. Дима меня учил, как отличать фирменные вещи от ширпотреба: «Это берем, это не берем. О! Ни хера себе! Это же Levi’s 507, почти целый. Берем!» Клубные пиджаки, джинсовки и прочий крутой шмот продавался на вес.

Люди просто не понимали ценность этих вещей. Естественно, все это потом задвигалось на районе по рыночным ценам.

Мама Дениса Рубанова поддерживала увлечения сына и всячески старалась использовать административный ресурс для продвижения его группы. Например, нарулила им выступление в Центральном доме работников искусств на какой-то цирковой тусовке. Это было довольно странно, потому что перед ними выступали жонглеры и дрессированные собачки, а в зале явно недоставало любителей жесткого минималистичного рока. Предполагая, что контент может кому-то не понравиться, Рубан выманил местного звукача из каморки, а Пэп оперативно проник на его место и закрылся изнутри. Потапов выкрутил ручки громкости на максимум и держал оборону, невзирая на попытки сотрудника культуры ворваться назад. Уже на второй песне зрители потянулись на выход, таща за собой ошалелых детей. На сцену выбежал конферансье, тепло поблагодарил музыкантов за прекрасный концерт, но настоял на том, чтобы группа доиграла в следующий раз.

В какой-то момент с чуваками связался Алексей Суздальцев, тогдашний менеджер «НАИВа», и спросил, можно ли его группе поселиться к ним на базу? По какой-то причине «Новые арлекины и вольтижеры» не могли больше репетировать на своей базе и искали новое место. Парней дико взбодрила возможность делить репетиционное время и тусовать со своими кумирами. Плюсом к приятной компании шел хороший аппарат и барабанная установка Майка Полещука.

– С появлением группы «НАИВ» в нашу жизнь пришли и наркотики, – вспоминает Дмитрий Спирин, – потому что их барабанщик Миша Полещук был увлеченным полинаркоманом. Казалось, что он был готов вдохнуть, вколоть, съесть и любым другим способом потребить в себя все, что могло торкнуть. Миша был первым человеком, который предложил мне накуриться.

Как только наивовцы завезли свой скарб, Миша Полещук сказал, что ему надо здесь повозиться пару дней. Сделать проводку, дополнительный свет и привести помещение в порядок. Через какое-то время он действительно довел подвальную комнату до ума, все скоммутировал, починил и даже сделал некоторую звукоизоляцию, задрапировав стены тканями. Под потолок он подвесил флаг Фестиваля молодежи и студентов 1985 года. Новый аппарат выдавал плотный, хорошо читающийся звук. Хозяева подвала были в восторге.

– Миша достает из кармана штакет и говорит: «Ну раз все круто, то это надо отметить», – рассказывает Дмитрий Спирин. – Для меня это был серьезный вызов. Тот самый случай, когда «нормальный пацан» просто не может отказаться. Тут все сошлось в одну точку: это наши кумиры, на которых мы хотим быть похожими, это прикольный Миша, с которым я лично очень хотел бы дружить. Но я тогда отказался, а Рубан накурился. У Дениса никогда не было ресурса отказаться и показаться в чем-то неопытным. Любое предложение он принимал так, как будто он делал это уже двадцать раз. Я же не хотел пробовать наркотики, потому что боялся стать наркоманом.

– Майк был классный чувак, его не брало даже электричество, – говорит Юрий Ленин. – Дядька пробовал контакты на язык. Говорил: «Мне не нужен индикатор. О! Вот тут фаза». Но он подсадил Сида и Рубана на эту дурь. Я раз попробовал, но меня не цепануло. Потом, когда чуваки уже вошли во вкус, я видел, во что они превращаются по накурке, и начал против этого сильно возбухать.

– На базе всегда кто-то тусовался, – рассказывает Дмитрий Воробьев. – Никогда не было такого, чтобы группа репетировала в одиночестве. Но это не напрягало, наоборот, всегда была прикольная атмосфера. Вслед за «НАИВом» подтянулись «Монгол Шуудан», «Ногу Свело!» и еще много кто. Там в подвале я впервые услышал проигрыш из песни «Рамамба хару мамбуру». Но при том что ребята были уже известными артистами, мы не чувствовали никакой дистанции. Никто рок-звезду из себя не строил, и общаться было очень комфортно.

С изменением демографической ситуации в подвале пошли и первые жалобы от жильцов. Это неудивительно, ведь молодежь в одиночку и группами следовала к подвальной двери едва ли не круглосуточно. Не все вели себя тихо, а некоторые были откровенно пьяны, потому что сочинение и исполнение музыкальных композиций было далеко не единственным назначением андеграунда. Разгневанные жители дома то и дело набирали 02. Но от контакта с милицией музыкантов периодически спасало первичное предназначение подвала. Все же изначально это было бомбоубежище, двери там были очень толстые и закрывались на крепкие засовы. Иной раз достаточно было переждать, пока у ментов кончится терпение.

– В подвал можно было попасть из двух подъездов, – рассказывает Денис Рубанов, – и если мусора ломились из одного подъезда, мы могли спокойно выйти через другой и стоять во дворе, наблюдать за попытками милиции поймать нарушителей спокойствия.

Стражи порядка применяли различные хитрости. Например, могли поймать кого-нибудь на входе и уже на его плечах вломиться в подвал. Еще один способ – это запугать идущую в подвал девушку, чтобы она сказала пароль, который регулярно менялся. Когда стражам правопорядка все же удавалось попасть на репетиционную базу, они выстраивали всех руками на стены и устраивали обыск. Но найти ничего противозаконного не удавалось. Ни оружия, ни наркотиков, ни экстремистских листовок. Как только сотрудники удалялись, прихватив кого-нибудь постарше для отчетности, дверь снова запиралась, и чуваки доставали из нычек бухло и прочие ништяки.

Под конец года перед группой «Четыре таракана» замаячила реальная возможность вписаться в самое популярное на тот момент телевизионное шоу «50×50». Мама Дениса Рубанова опять подсуетилась и уговорила свою подругу Анжелу Хачатурян, которая была художественным руководителем программы «Пятьдесят на пятьдесят», взять ребят в свою обойму.

Лайнап формировали по такому принципу, чтобы помимо звезд эстрады были и новички. Среди этих новичков оказались и юные панки с Кутузовского. Причем произошло это без участия теплой волосатой руки большого продюсера. Просто в то время в России отчаянно крутилась рулетка больших возможностей. Это была уникальная ситуация, когда советские социальные лифты уже разрушились, а новые правила еще не установили. Все ломились без очереди в надежде урвать свою долю пирога. В шоу-бизнесе царила та же махновщина, что и во всех остальных отраслях. Звезды быстро создавались и так же стремительно гасли.

Серия новогодних концертов телешоу «50×50» на Малой спортивной арене «Лужников» продолжалась в течение семнадцати дней подряд, по одному-два концерта в день, и «Четыре таракана» выступали ежедневно с четвертого по двенадцатое января. Это была солянка из самых популярных на тот момент эстрадных артистов вроде «Дюны», «Кар-Мэн» и «На-На», а также всяких странных ноунеймов, про которых сейчас и сказать-то нечего. Кто помнит группы «Арамис», «Первая любовь» или артистку с творческим псевдонимом Русская Мадонна? Единственным условием организаторов было выступление под фонограмму. Никто не хотел заморачиваться с саундчеками, живым звуком и прочими малозначимыми вещами. С фанерой проще: включил кассету, и она играет.

– Мы не сразу подписались на эту тему, – вспоминает Дмитрий Спирин. – Сначала «ездили на переговоры». Это п… дец, конечно, подростки в косых куртках рассказывают про какие-то принципы, а там сидят взрослые люди, которым вообще неохота об этом разговаривать. Тогда люди, которые занимались бизнесом, делали деньги на всем, и шоу-бизнес был только маленькой частью их глобальных замутов. Вот мы им говорим, что нам играть под фанеру западло, а у них в голове миллионные контракты на поставку йогуртов и вагоны гуманитарной помощи, которую они планируют втюхать какому-нибудь кооператору в Дагестан. Мы просили, чтобы хотя бы вокалист мог петь по-настоящему, то есть чтобы была не полная фанера, а минусовка. И они сперва согласились.

Когда четыре инструментальных трека были уже почти записаны на тон-студии киностудии имени Довженко, организаторы шоу сказали музыкантам, что им все же придется плясать полную фонограмму. Парни расстроились, но решили, что раз уж вписались в эту историю, то сдавать назад нельзя. Когда об этом узнали чуваки из «НАИВа», они, конечно, офигели. Для рокеров это считалось лютым зашкваром.

– Играя по две песни за концерт, а в некоторые дни и по два шоу в день, мы не особо напрягались, бегая по сцене под фанеру, – рассказывает Денис Рубанов, барабанщик группы «Четыре таракана». – Мы могли позволить себе выползать в подпитом состоянии, и на качество шоу это не влияло. Одна из наших песен называлась I’ll Fuck My King In The Ass, но нам удалось ее включить в программу только один раз. После исполнения к нам подошла режиссер этого шоу Анжела Хачатурян и сказала: «Вы думаете, мы не поняли, о чем вы сейчас пели? Этой песни больше в программе не будет». Это был первый напряг, из-за которого с нами, может, и хотели расстаться сразу, но не могли, помня про авторитет моей мамы. Просто запретили исполнять этот трек. Потом, когда нас видели в подпитии за сценой, тоже кидали косые взгляды, но сделать ничего не могли.

– Поначалу мы все были зажатые, – говорит Дмитрий Воробьев. – Все-таки такая большая площадка, тысячи человек перед сценой, популярные артисты… Еще и приходилось играть под фонограмму. Там были наши друзья из андеграундной трэш-метал группы «Армагеддон», и они сразу нам надавали по шеям за то, что мы не двигаемся на сцене. Сказали, чтобы мы бегали, прыгали, сходили с ума как только можно. Все равно же фанера, не ошибешься. Главное – давать шоу. Через два-три концерта мы уже раскрепостились. Народ реагировал по-разному. Когда кричали «Тараканы! Тараканы!», а когда кидали мусор из первых рядов. Мы, конечно, со своим репертуаром немного не вписывались в эту поп-тусовку.

– Я стоял за сценой и увидел, что какой-то чувак в плаще и шляпе, похожий на агента спецслужбы, пытается пройти через контроль, но его не пускают, – рассказывает Денис Рубанов. – Я сказал, чтобы его пропустили, начал общаться с ним, и оказалось, что он начальник какой-то службы охраны. Он попросил меня провести его чуваков, и я запустил еще человек двадцать таких же людей в плащах. Они хотели подмазаться к звездам, чтобы их взяли в личную охрану на большую зарплату. Короче, эти ребята пришли к нам в гримерку, и мы с ними забратались. Потом мы выступили, спускаемся со сцены, и я рассказываю, что там перед сценой какие-то гопники нам факи крутят и кидают всякое говно на сцену. Он тогда говорит: «Пошли, найдем их». Чуваки вошли клином в толпу, а мы за ними. Хотели найти и отмудохать этих гопарей, но они увидели эту движуху и свалили вглубь партера. Это было забавно, как мы собрались публику гасить.

– Гримерки у всех там были в раздевалках хоккейных команд, – рассказывает Дмитрий Спирин, – и свою мы делили с группой Виктора Королева, у которого тогда уже был его единственный хит «Букет из белых роз». Я не помню, как звали его директора, но после одного из выступлений этот чел предложил мне раскуриться. А у меня к этому времени уже пропал психологический блок на эту тему. И я не стал отказываться.

– Ко мне там подходил Юрий Шмильевич Айзеншпис, – говорит Юрий Ленин. – Он сказал:

«Я посмотрел на ваше выступление. Из тебя я сделаю звезду, и через год ты будешь ездить на лимузине, но с этими ребятами тебе надо завязывать. Они бестолковые, и с ними у тебя ничего не выйдет».

На это я ответил, что либо он вытягивает нас четверых, либо идет искать какого-нибудь другого мальчика. Он потом ходил за мной несколько дней, и в какой-то момент я уже начал от него прятаться. Артисты постарше мне сказали, что он – «голубой», и мне надо быть с ним осторожнее. Но потом я еще несколько раз с ним встречался и ничего такого не замечал. Никаких намеков в мою сторону не было. Как бы то ни было, я считаю его самым гениальным продюсером отечественного шоу-бизнеса. Он мог раскрутить абсолютно все. Посмотреть хотя бы на его артистов: «Кино», «Технология», «Янг Ганз», Влад Сташевский и так далее.

– Есть такая традиция, которая называется «зеленый концерт», – продолжает Рубанов. – Когда во время последнего концерта все прикалываются друг над другом. На финальной песне перед окончанием шоу все артисты вывалили на сцену. Это было выступление Владимира Маркина. Мы были уже изрядно подшофе, и я как ни в чем не бывало стал разбирать барабанную установку. А за ней сидел барабанщик и делал вид, что играет партии. Я просто стал уносить по очереди стойки и барабаны. Установка-то моя была, имел право. И я подумал, все равно же под фанеру, зато людям немного глаза приоткроем, будет смешно и весело. Но как оказалось, смешно было только нам. Потом был скандал.

После московской серии концертов шоу «50×50» должно было продолжаться в Санкт-Петербурге, и именно питерские концерты собирались снимать для телевидения. А потом эта же обойма отправлялась с гастролями по России. После этого тура про группу «Четыре таракана» должна была узнать вся страна. Но за девять дней панки с Кутузовского так утомили менеджмент шоу, что уже не спасал даже авторитет поручившейся за них Натальи Рубановой. А разнос сцены во время выступления Владимира Маркина поставил жирную, мясистую точку, укрепив желание режиссера-постановщика шоу Анжелы Хачатурян навсегда распрощаться с малолетними беспредельщиками.

– Они хотели вызвать ментов, а тогда с таким дестроем было достаточно жестко, – рассказывает Юрий Ленин. – Сид с Рубаном оттуда реально могли уехать на пятнадцать суток. И я бегал там всех успокаивал, уговаривал Анжелу Хачатурян. Говорил ей, что это у нас просто такое шоу. Мы же рокеры, а какой рок-н-ролл без разноса? Что на самом деле мы нормальные, вменяемые люди и с нами можно работать. Она даже успокоилась, сказала, что черт с вами. Но если будет только один косяк, хоть что-нибудь подобное, то мы попрощаемся навсегда. И тут в гримерку залетели бухие Сид с Рубаном и начали орать, чтобы она шла в жопу со своим сраным шоу. Они панки, и это говно им не нужно. А я только что Айзеншписа послал ради них! Тогда я, конечно, зарубился и понял, что у нас вряд ли что-то получится вместе.

Заметки на полях #2

Потапова, Воробьева и Ленина найти было несложно. Все они с радостью согласились пообщаться. Я обратил внимание, что они описывали события давних лет в таких деталях и насыщая повествование такими классными подробностями, будто участие в группе «Четыре таракана» было едва ли не самым ярким периодом в их жизни. Хотя это свойственно, наверное, всем моим собеседникам. В процессе работы над книгой я столкнулся с тем, что люди намного лучше помнят события двадцати-тридцатилетней давности, чем то, что происходило с ними пять лет назад. Все-таки юношеское восприятие, бесстрашие и задор невозможно сгенерировать искусственным образом. Время, когда глаза были широко открыты, мир казался прекрасным и удивительным, а жизнь обгоняла мечту. Именно в юном возрасте закладываются основные жизненные понятия и ценности. Не зря же и развлекательная индустрия, и политики так бьются за внимание подростков и студентов. Может, они пока и не особо платежеспособны, но если какая-то идея западет молодому человеку в душу, то она будет жить с ним очень долгое время. Даже повзрослев и поскучнев, он будет обращаться к этому времени с теплой ностальгией. Люди с тоской вспоминают СССР не потому, что это было самое справедливое и свободное общество, а потому что тогда они были молоды, а жизнь казалась простой и понятной. По той же причине всегда отлично продаются билеты на ретро-вечеринки с репертуаром двадцати-тридцатилетней давности. Молодость – самая ценная валюта.

Глава 3

Группа «Тараканы!» в полном составе заперлась в большом доме в Мытищинском районе, заявив перед этим, что каждый день в реальном времени она будет с нуля сочинять и записывать по одной песне. Чтобы никто не обвинил участников группы в подлоге и использовании домашних заготовок, они поставили две веб-камеры, которые в режиме двадцать четыре на семь транслируют все, что происходит в доме. Перед тем как ехать сюда, я тоже заходил в YouTube и поглядывал, как идет процесс. Честно скажу, на экране монитора все выглядело не таким прикольным, как на самом деле. Самую большую комнату в доме оборудовали под репетиционное помещение: барабаны, три комбика, микрофон на стойке. Пишутся тоже прямо здесь. Дмитрий Кежватов сидит за оборудованным звукорежиссерским местом. Пульт, макбук с цветными звуковыми дорожками, мониторные колонки. Обычно студийные звукачи стараются снабдить свое рабочее место хорошим креслом. Все-таки им приходится много часов проводить за экраном. А тут Ватов довольствовался складным деревянным стулом. К концу проекта у него должна была появиться плотная мозоль на известном месте.

– Несмотря на мои опасения, что все пойдет через жопу, что мы будем подтупливать, смотреть друг на друга непонимающими глазами и высасывать идеи из пальца, все в итоге оказалось не так, – рассказывает Дмитрий Спирин, периодически отмахиваясь от мух. Здесь их неожиданно много, и на кухне над столом висит сразу несколько липких лент. Мы с ним вышли из кухни и встали в полукруглом помещении, смежном с большой комнатой, где остальные парни чекают барабаны. Сергей Прокофьев монотонно бьет в альт, пока Ватов отстраивает звук микрофона. – Здесь у нас все происходит значительно динамичнее и энергичнее, чем в обычных условиях на репетиционной базе или на студии.

Я расспрашиваю Спирина о проекте «Много шума из ничего» не из праздного любопытства, хотя и это тоже. Пресс-атташе «Тараканов!» Света Тарасова накануне предложила мне написать репортаж о происходящем. Мне эта идея понравилась, но я считаю, что единственный вариант по-настоящему погрузиться в происходящее – это прожить. Если чуваки живут здесь безвылазно, значит, и я должен провести в таких же условиях хотя бы сутки. Оказалось, что места тут полно и мое худое тело никак не перегрузит жилищно-коммунальный ресурс этого дома. Во время сочинения первой песни он получил название «Дом 666».

Беглый осмотр жилплощади показал, что в подвале есть сауна с бассейном, просторный предбанник, диван и большой телевизор с подключенной приставкой Sony PlayStation. Помимо всего этого за настроение на проекте отвечает «Московская пивоваренная компания», которая подогнала столько ящиков «Жигулей» и «Мохнатого шмеля», что запас пива кажется безлимитным.


* * *

Внезапное завершение сотрудничества команды «Четыре таракана» и телевизионного шоу «50×50» сильно подорвало желание Юрия Ленина дальше участвовать в группе. Он был парнем амбициозным, и его представление о том, как надо идти к успеху, никак не включало ссоры с большими менеджерами шоу-бизнеса. Какое-то время они еще порепетировали вместе, но вскоре Юра собрался на выход. Никто не ругался, просто расстались по-хорошему.

– Сперва я решил, что фиг с ним, – вспоминает Юрий Ленин, – просто ребята были угашенные и не понимали, что делали. Думал, что мы еще можем делать музыку вместе. Но очень скоро, когда Сид с Рубаном уже в полной мере распробовали траву, наши репетиции превратились в черт-те что. Парни откровенно скуривались и превращались в неюзабельное дерьмо. И конечно, просирали момент. Я был чувак идейный и такого отношения к делу не понимал. Будущего для себя в этой группе я уже не видел.

– Юра был единственным в коллективе, кто сильно симпатизировал глэм-року и hair metal, – рассказывает Дмитрий Спирин. – Он хотел играть такую музыку и периодически приносил нам подобные песни. Но мы с Рубаном все это отвергали, не считая музыку ребят с начесами и в лосинах хоть сколь-нибудь привлекательной. Нам уже тогда было понятно, что вся эта грядка групп с Sunset Strip осталась в прошлом. Он покинул «Четыре таракана» и создал глэм-группу Lady’s Man. Но в конце 1991 года вышел альбом Nevermind группы Nirvana, который полностью поменял мировой музыкальный ландшафт, оставив весь этот глэм-рок на обочине индустрии. Получилось так, что Ленин ушел делать волосатую группу за несколько месяцев до того, как всем людям в мире стало абсолютно насрать на эту музыку.

Замена вокалиста – это всегда травматичный момент для группы. Но так получилось, что сменщик для Юры Ленина нашелся очень быстро. Вернее, он был всегда рядом. Денис Петухов уже какое-то время тусовался с чуваками, и привел его в компанию как раз Юра. Петухов, или Пит, как его вскоре стали называть, был очень музыкальным парнем из интеллигентной семьи. Его папа Александр Петухов – знаменитый советский дирижер. Почти двадцать лет он работал руководителем Государственного оркестра кинематографии СССР и дирижером Эстрадно-симфонического оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио. Под управлением Александра Петухова оркестр записывал музыку для всех культовых кинокартин: «Следствие ведут знатоки», «Семнадцать мгновений весны», «Чародеи» и всего золотого фонда советской кинематографии тех лет.

Денис с детства занимался музыкой и прекрасно играл на фортепиано. Когда его папа работал в Штатах, Пит там бывал и хорошо ориентировался в актуальной музыке, получая информацию из первоисточников.

– Я с детства слушал всю рок-н-ролльную классику: Beatles, Pink Floyd, Led Zeppelin и весь этот набор, – говорит Денис Петухов, вокалист группы «Четыре таракана». – А лет с четырнадцати-пятнадцати пошла подростковая история с тенденцией на утяжеление. Я начал слушать альтернативу конца восьмидесятых и начала девяностых, а также классический панк-рок. Приезжая в Америку, я мог часами залипать в музыкальных магазинах, изучая витрины с аудиокассетами.

«Академическое (пусть и не очень оконченное) музыкальное образование в миксе с бунтарским характером и тинейджерскими панк-взглядами давали мощнейший результат, – пишет в своей книге Дмитрий Спирин. – Фэн Хармса и Зощенко, Довлатова и Булгакова, Пит обладал искрометным и острым умом, а также феерическим чувством юмора. В отличие от Ленина он отлично выглядел, имея много стильных, ни на кого не похожих вещей (в числе прочего он также был счастливым обладателем настоящей американской ста пятидесятидолларовой “косой”). Денис оказался идеальным фронтменом для такой панк-группы, как наша. Бунтарства в нем было столько же, сколько и музыкальности, а значит, мы могли делать более мелодичную музыку. То, что чуть позже получило стилистическое определение “поп-панк”. Мы называли это мелодичный панк, или панк в духе Ramones».

– Петухов был одет по фирме и обладал отличным знанием музыки, – говорит Денис Рубанов. – Он начал рассказывать нам, как делать аранжировки, как вообще музыка сочиняется. И Денис очень круто играл на фортепиано. Если мы тусили в какой-нибудь квартире, где было пианино, то он всегда играл. Его никто не заставлял, он делал это очень легко. Правда, Пит не очень хотел петь, как будто стеснялся этого. Говорил, что он музыкант, что он пальцами музыку чувствует.

– Как и любой подросток, я хотел закрыть историю своего детства и начать все с нуля, – рассказывает Денис Петухов. – Струнными инструментами я тогда не владел, а рояль в рок-среде считался западлом. Я легко принял предложение быть вокалистом, потому что мне вообще не важна была роль. Главное – это движняк и возможность делать любимую музыку.

Первые эксперименты с наркотиками, начавшиеся с подачи Майка Полещука, переросли для парней в нечто большее.

А когда Москву стала накрывать психоделическая волна, то они уже были к ней готовы.

Парни уже знали, что у рок-музыки есть и такая сторона, как наркотики. Знали, от чего умерли Сид Вишес, Дженис Джоплин и Джимми Хендрикс. Про расширение сознания, «двери восприятия» и все такое прочее. Чуваки понимали, что практически все их кумиры употребляли наркотики.

– Так получилось, что я познакомился с человеком, который приехал в Москву из Таджикистана налаживать сбыт травы, – рассказывает Дмитрий Спирин. – Его звали Фарух, и я был первым, кто попробовал его товар. Мы купили у него первую партию уже на следующий день и стали распространять среди своей тусовки. Получилось так, что Фарух с ходу сорвал джекпот, найдя в нас канал сбыта на московское андеграундное рок-сообщество.

По району и далеко за его пределами пошли слухи, что у панков с Кутузовского есть особая дурь, которую стали называть «фарухом». Но только ограниченный круг лиц понимал, что это не просто абстрактное слово, а имя главного поставщика. Интересно, знал ли сам Фарух, что его имя известно едва ли не всей Москве?

Чуваки, конечно, не были первооткрывателями в области употребления и продажи запрещенных веществ. В наркоиндустрию так или иначе была вовлечена практически вся молодежь на районе. Все знали, что в том дворе народ сидит на колесах, там кислотные, а здесь живет прославленный винтовой варщик, и все употребляют и продают его продукт. Во дворе рубановского дома предлагали «фарух».

В книге «Тупой панк-рок для интеллектуалов» Дмитрий Спирин писал, что Фарух не хотел палить свое жилье и предпочитал торговать возле базы «Четырех тараканов». Поэтому там постоянно терлись торчки, желающие прикупить. По понятным причинам он лукавил, ведь книга выходила всего через десять лет после описываемых событий, и лидеру «Тараканов!» вполне могли предъявить за нарушение соответствующей статьи уголовного кодекса.

– Плотно на курение меня подсадил Дима Спирин, – говорит Денис Рубанов. – Майк Полещук был наркоманом, и много он нам давать не мог. А Дима нашел Фаруха, который давал очень много. Но Дима запретил мне торговать травой, хотя я и не начинал. Я ему сказал: «Хорошо, будь ты драгдилером. Мне это неважно». Я горжусь тем, что никогда не барыжил. Мне это было не интересно. Мне это давали и так.

– Мы с Денисом оба брали у Фаруха и потом толкали своим клиентам, – вспоминает Дмитрий Спирин. – Причем, когда Фарух уезжал к себе на родину и все заканчивалось, Рубан находил альтернативные источники, и у нас на точке перебоев не было. И у меня, и у Рубана прямо на базе были нычки и тайники. Но мы оба лечили друг друга: «Ты же не прячешь ничего не базе?» – «Конечно, я не прячу ничего не базе!» – «Правильно! Базу палить нельзя! Надо ныкать где-нибудь там, снаружи!» Но ходить «куда-нибудь туда» нам обоим было влом. На улице холодно, а тут приезжает человек, и ему надо. Ты выходишь, идешь в темный угол коридора, суешь руку в щель между кирпичами и, рискуя быть укушенным грызуном, достаешь припрятанный товар.

Несмотря на плотное увлечение наркотиками, этот период был очень плодотворным для группы в плане творчества. Они все время проводили на репетиционной базе, сочиняя с Питом новые песни и готовясь к записи своего первого полноценного альбома. Параллельно с репетициями они много выступали, стараясь вписываться в любые темы. Помимо «Рок-лаборатории» в Москве появились и другие организаторы, которые тоже старались развивать андеграундную рок– и панк-движуху.

Все тогда очень хотели, чтобы в столице открылся наконец настоящий рок-клуб. С нормальной живой музыкой, где люди с ирокезами и в косухах не будут восприниматься окружающими как инопланетяне. Одной из первых эту мечту реализовала Лана Ельчанинова. Восемнадцатилетняя DIY-активистка смогла договориться с местным Союзом молодежи и открыть в его актовом зале «Клуб имени Джерри Рубина», который можно считать первым рок-клубом в Москве. Буквально через две недели открылось еще кафе «Отрадное», которое тоже работало в формате рок-клуба и сразу получило народное название «Отрыжка». «Клуб имени Джерри Рубина» мало напоминал классический рок-клуб. Это был обычный актовый зал со сценой и аппаратом. В качестве антуража здесь выступала «Выставка неформальных прикидов»: джинсы, куртки и рваные майки тогдашних советских рок-звезд. Hard Rock Cafe на минималках.

Лана Ельчанинова, создатель «Клуба имени Джерри Рубина»

Я искала начинающие группы и считала, что надо поддерживать самых молодых, чтобы участникам было не больше двадцати лет. Демозаписей тогда ни у кого толком не было, и группы обычно приглашали на репетицию, чтобы я могла послушать, как они играют. Так я и оказалась на базе «Четырех тараканов» в подвале дома на Кутузовском. Они играли не очень слаженно, звучание было сырое, но уже тогда было видно, что у ребят сильная энергетика, и мне показалось, что они уже могут выступать. Песен у них было много, но все они были похожи на Sex Pistols и друг на друга. Меня привлекло то, что много треков было на русском языке. Была, конечно, и пара обязательных каверов на Sex Pistols. Когда они в конце каждого выступления играли Anarchy In The UK, это было настоящее слияние с залом. И неважно, что было до этого и сколько раз они облажались за концерт.

Актовый зал и, собственно, сам рок-клуб располагались на втором этаже здания, куда вела лестница с красной ковровой дорожкой, как это было принято в советских государственных учреждениях. Первый же концерт в «Клубе имени Джерри Рубина» закончился скандалом. В зале был сильнейший переаншлаг, а толпа с улицы всеми способами штурмовала здание. Самые отчаянные даже пытались лезть по пожарной лестнице, чтобы проникнуть в окно второго этажа. Когда после мероприятия на место прибыли руководители Союза молодежи, они увидели окурки, растертые по их прекрасной ковровой дорожке, и выломанную дверь в зал. В самом актовом зале было накурено, наплевано и по всему было видно, что тут недавно матерились. Поганая молодежь осквернила храм культуры с первой же попытки. Но советская установка работать со сложными подростками еще действовала, и клуб имени американского общественного активиста Джерри Рубина не выгнали на мороз. Его переселили в подвал этого же здания, где он принял уже более традиционную для рок-клубов андеграундную форму.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю