Текст книги "Искатель. 1973. Выпуск №4"

Автор книги: Владимир Михайлов

Соавторы: Андрей Балабуха,Хэммонд Иннес,Зиновий Юрьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Мы не обманулись в нем. Он положил руки на рычаги и устремил взгляд в лобовой овальный иллюминатор, и задышал чаще, и пригнулся – и через пару минут мы поняли, что он уже летит, только мы с катером еще оставались неподвижными. Значит, что-то мешало ему, какие-то остатки взрослого скепсиса и здравого смысла. Но помехи с каждой минутой становились все слабее. И вот катер – мы все это почувствовали – слабо дрогнул, словно лодка, стоящая на мели, когда прибой поднимает уровень воды и первая волна уже чуть приподняла дно. Затем катер дрогнул еще раз, сильнее – и плавно всплыл. Мы молча переглянулись. Катер набирал скорость. Еще несколько минут мы держались, кто за что придется, но потом поняли, что не упадем: стажер надежно держал катер в воздухе и вел к кораблю.

– Ты сказал «домой», – повернулся я к Пирату. – Но, в общем, насколько я помню, экспедицию посылали не затем, чтобы она потеряла катер и снова нашла его; задача была – установить возможный уровень цивилизации в этой зоне. Эта планета со всеми ее чудесами стоит вне цивилизации, она парадокс, не более. Так что дом мы увидим не скоро.

Марк Туллий удивленно взглянул на меня, а Старый Пират ответил:

– Вадим, ты не понял, цивилизация, которая может отвести целую планету под детскую площадку и устроить так, чтобы дети жили в своем мире, где каждая их фантазия, каждое желание исполняется как бы само собой, чтобы дети росли, полные уверенности в себе и в силе своей мысли и воображения, – это, друг мой, цивилизация, достойная уважения и зависти. Техническая сторона вопроса для меня темна, но они сделали это хорошо.

– Батареи, – сказал Марк Туллий со свойственным ему красноречием, – сели.

– Да, батареи. Какое-то поле или не знаю что. Да разве это важно?

– Правильная ли это подготовка, – усомнился я, – к предстоящей юности и зрелому возрасту?

На этот раз Марк Туллий изменил себе.

– Да почему подготовка? – с досадой спросил он. – Опять эта глупость. Ты ведь не считаешь, что твой возраст – это подготовка к старости? А Пират не думает, что его пора – это подготовка к смерти. Нет, это просто разные жизни, и каждую из них следует прожить наилучшим образом. Люди горько заблуждаются, когда пытаются в другой жизни выполнить что-то, упущенное в предыдущей: это все равно что потерять книжку на Земле, а потом искать ее около Гаммы Лебедя. Личинка бабочки ест листья не зря – бабочка старалась бы доесть то, чего не успела, пока была гусеницей, но листья не ее корм. Наши мысли – остатки веры в вечную жизнь, вот что это. Нет, они молодцы – те, кто придумал такое.

Мы помолчали, потрясенные красноречием Марка Туллия: ведь прозвище его, как и у всех нас, шло от противного – мы не скрываем своих недостатков от друзей. Корабль уже виднелся впереди. Марк Туллий достал изображение своего Юрия Михайловича, трех лет от роду, поглядел и снова спрятал в карман. Старый Пират вздохнул; может быть, он думал о внуках. А я размышлял: все-таки уж слишком много ребятишки стреляли на своей детской площадке. Может быть, конечно, Марк Туллий прав, и гусеницу нельзя оставлять без зеленого листка, а уж когда бабочка раскинет крылья и взлетит над лугом – этакий махаон или адмирал, – она и глядеть на листья не захочет, потому что она пришла не пожирать мир, но делать его прекраснее. Да, может, Мишка прав, но я дальний разведчик и теряю покой, когда кто-то где-то начинает слишком уж увлекаться стрельбой. Эта профессиональная черта, и тут уж ничего не поделаешь.

Хэммонд ИННЕС
КРУШЕНИЕ «МЭРИ ДИАР»

Рисунки П. ПАВЛИНОВА

КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Глава I

Я устал и замерз и к тому же был немного испуган. Где-то вверху, на мачтах, красный и зеленый навигационные огни отбрасывали неверный свет. Надо мной бесформенным призраком свисали паруса, раскачиваясь взад и вперед в такт покачивающейся на волнах «Морской ведьме». У ветра не было сил тащить яхту.

Я стоял у руля. Шестичасовой прогноз погоды был угрожающим. Предупреждали, что в районе Роколла, Шеннона, Соле и Финистерре ожидается штормовой ветер. Прямо за нактоузом растворялись в темноте расплывчатые очертания корпуса яхты. Был март, и сейчас, после пятнадцати часов болтанки в проливе, радостное возбуждение, вызванное тем, что у нас теперь есть свое собственное судно, полностью улетучилось, поглощенное холодом. Из темноты выкатилась волна с мерцающим гребешком, шлепнулась о корму, плеснула мне в лицо брызгами и с шипением откатилась обратно в темноту. Боже мой! Какой холод! Холод и сырость – и ни звездочки на небе.

Дверь рубки распахнулась, и я увидел освещенный салон, а на его светлом фоне грузную фигуру Майка Дункана в штормовке, с дымящимися кружками в обеих руках.

– Хочешь суп? – Майк улыбнулся и протянул мне одну из кружек.

– Свежий, только что из камбуза, – сказал он. Но вдруг улыбка сбежала с его лица. – Что за чертовщина? – Он смотрел поверх моего плеча в сторону левого борта. – Луны ведь не может быть, правда?

Я обернулся. Что-то холодно-зеленое, полупрозрачное маячило на воде. Фосфоресцирующий неземной свет становился все ярче. И вдруг это видение как бы сжалось, затвердело и превратилось в зеленый остроконечник. Я понял, что прямо на нас наползал навигационный огонь большого парохода. Потом стали видны палубные огни, желтые и расплывчатые; теперь до нашего слуха донесся и звук вращающихся винтов, пульсирующий и глухой.

Прорезав темноту, луч прожектора ослепил нас, отразившись от окутавшего яхту плотного тумана. Только сейчас мы заметили, что туман прямо-таки стлался по палубе. В этой мгле вдруг показались белые светящиеся волны, рассекаемые носом корабля. Затем нос приобрел четкие очертания, и я увидел всю переднюю часть судна, выползавшего из тумана. Тупой нос корабля, словно башня, навис над нами, и я судорожно принялся крутить штурвал.

Казалось, что прошла целая вечность, пока «Морская ведьма» совершила свой маневр, и все это время я явственно слышал шум пенящихся волн, рассекаемых форштевнем. «Он сейчас врежется в нас! О боже! Сейчас он нас ударит!» – услышал я в темноте крик Майка. Он, бросив кружки с супом, все время подавал сигналы прожектором, направляя его луч на мостик судна. Вот осветилась вся верхняя надстройка, и луч отразился от ее стеклянных окон. Но, несмотря на сигналы, железная громада с грохотом, не меняя курса, надвигалась на нас со скоростью добрых восьми узлов.

Теперь каждая деталь «Морской ведьмы», от кончика ее длинного бушприта до верхушки гротмачты, была освещена зеленым светом навигационного прожектора, который повис прямо над нами. «Внимание! Держись!» – закричал вдруг Майк, и тотчас же огромная, рычащая стена белой воды обрушилась на яхту. Волна ударила в меня и чуть не оторвала от ручек штурвала. Паруса изогнулись невероятной дугой. Яхта сильно накренилась, и тонны воды рухнули на палубу. В этот момент пароход, словно огромный утес, плавно прошел мимо.

«Морская ведьма» медленно выпрямилась. Я все еще держал штурвал, а Майк стоял, вцепившись в мачту. С левого борта снова набежала волна, ударила в рубку, плеснула в обвисший парус. И тут луч нашего прожектора уткнулся в надпись на корме парохода: «МЭРИ ДИАР», САУТГЕМПТОН. Мы словно завороженные смотрели на буквы в ржавых потеках, пока они не исчезли из поля зрения. Остался только шум винтов, затихающий в ночи. На какой-то момент во влажном воздухе мы почувствовали запах гари.

– Ублюдки! – закричал Майк, вновь обретая наконец голос.

Дверь рубки открылась, и в светлом проеме показался силуэт человека. Это был Хэл.

– Ну как, мальчики, все в порядке? – Его голос слегка дрожал.

– Они же должны были нас заметить! – вскричал Майк. – Я светил прожектором прямо на мостик. Если бы они смотрели…

– Я не уверен, что они смотрели. По-моему, на мостике вообще никого не было.

– Как это никого не было? Что ты имеешь в виду? – спросил я.

Хэл вышел на палубу.

– Это было как раз перед тем, как самая большая волна ударила нас. Я почувствовал, что что-то случилось, и поднялся в рубку. А потом посмотрел в окно, туда, куда падал луч прожектора, Он светил как раз на мостик. И мне показалось, что на нем никого не было. Во всяком случае, я никого не видел.

– Господи боже мой! – сказал я. – Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

– Конечно, отдаю. Странно все это, не правда ли?

Он был не из тех, кто любит болтать языком. X. A. Лоуден, или просто Хэл, как зовут его друзья, – бывший артиллерист, полковник в отставке, и у него большой опыт морских путешествий.

– Ты хочешь сказать, что судно было неуправляемым? – В вопросе Майка явно звучало недоверие.

– Я не знаю, – ответил Хэл. – Это кажется непостижимым. Все, что я хочу сказать, так это то, что я ясно видел, хотя и на короткое мгновение, внутреннюю часть мостика и там никого не было.

На какой-то момент воцарилось молчание. Мы были потрясены. Предположить, что большое судно идет через усеянное скалами море у самых берегов Франции, да еще без рулевого… Это абсурд.

Молчание прервал деловой голос Майка:

– А куда девались кружки с супом? – Щелкнул выключатель прожектора, и в его луче мы сразу увидели кружки, лежащие в луже воды, на палубе кокпита.

– Пойду-ка я лучше сотворю какое-нибудь варево.

А затем, обращаясь к полураздетому Хэлу, Майк спросил:

– А как вы, полковник? Вам бы хотелось супу, не правда ли?

Хэл утвердительно кивнул:

– Я никогда не отказываюсь от супа.

Он посмотрел вслед спускающемуся в кубрик Майку, а затем обернулся ко мне.

– Я допускаю, что мы пережили неприятный момент, – сказал он. – Но как могло случиться, что мы оказались под самым форштевнем?

Я объяснил, что пароход находился от нас с подветренной стороны и мы не слышали шума его винтов.

– Первое, что мы увидели, – это зеленые навигационные огни правого борта, надвигавшиеся на нас из тумана.

– А сигнальная сирена?

– Не знаю. Но мы ее не слышали.

– Странно. – Какое-то время он стоял неподвижно, и его высокая фигура четко вырисовывалась на фоне бортового огня. Затем он сел рядом со мной на комингс у входа в кубрик.

– Ты не обратил внимания на барометр, пока был на вахте?

– Нет, – сказал я, – а что?

– Падает. Падает понемножку с тех самых пор, как я спустился в трюм. – Он сделал паузу, а затем произнес: – Этот шторм скоро нас накроет.

Я не ответил, а он тем временем вынул из кармана свою трубку и стал ее посасывать, о чем-то размышляя.

– Скажу честно, Джон, не нравится мне все это. – Спокойствие, с каким была произнесена эта фраза, придало ей особую силу. – Если прогноз окажется правильным и ветер будет северо-западным, тогда мы окажемся у подветренного берега. А ты знаешь, что я не люблю штормов и не люблю подветренных берегов, особенно когда это острова Ла-Манша.

– Ты всегда говорил мне, что предпочитаешь машинам паруса…

Его голубые глаза, блестевшие в свете нактоуза, не отрываясь смотрели на меня.

– Я только хотел сказать, – произнес он мягко, – что если бы мы установили двигатель, то сейчас уже пересекли бы пролив наполовину и ситуация была бы совсем другой.

– Сейчас уже поздно возвращаться.

Воцарилось неловкое молчание. Потом Хэл снова вынул изо рта свою трубку.

– Мне хотелось бы дойти до дома, – сказал он спокойно. – Но такелаж у нас ненадежный, канаты старые, да и паруса…

– Многие яхты пересекают Ла-Манш в худшем состоянии, чем «Морская ведьма».

– Только не в марте и не под угрозой штормов. Да еще без двигателя. – Он встал и прошел вперед к мачте, потом нагнулся, рассматривая что-то. Послышался треск дерева, и он бросил к моим ногам кусок фальшборта. – Это волна поработала. – Он снова присел рядом со мной. – Все это не здорово, Джон. Корпус может оказаться прогнившим после двух лет лежания на берегу во французской грязи.

– Корпус в порядке, – ответил я. Спокойствие снова вернулось. – Нужно заменить пару досок да покрасить. Вот и все. Я прощупал ножом всю обшивку яхты, прежде чем купил. Дерево абсолютно здоровое.

– А как насчет креплений? – Его правая бровь слегка приподнялась. – Только эксперт может сказать, что они…

– Я же сказал, что осмотрел ее…

– Да, но это вряд ли нам поможет сейчас. Если вдруг разразится шторм… Я моряк осторожный, – добавил он, – люблю море, но это не женщина, с которой можно допускать вольности.

– Я не могу позволить себе быть осторожным, – возразил я. – Тем более сейчас.

– Тогда я порекомендовал бы тебе взять курс на остров Гернсей. Возможно, мы опередим шквал и успеем скрыться в Питер-Порте.

Да, он прав… Я провел ладонью по глазам. Теперь я знал, куда он клонит. Я ощущал страшную усталость, да и этот случай с «Мэри Диар» сделал свое дело. До сих пор мне было невдомек, каким образом пароход вышел прямо на нас.

– Если ты разобьешь яхту, я не буду участвовать в вашей спасательной компании, – как бы издалека снова услышал я голос Хэла. – Да и бесполезно – нас слишком мало.

Ну что же, это правильное замечание. Нас только трое. Четвертый член команды, Айан Берд, страдал морской болезнью с тех самых пор, как мы вышли из Морле. А для троих яхта – слишком большое судно – сорок тонн.

– Хорошо, – сказал я, – мы пойдем на Гернсей.

Хэл кивнул с таким видом, будто знал все наперед.

– Тогда бери курс северо-восток шестьдесят пять градусов.

Я повернул штурвал право руля и отметил новый курс на шкале компаса.

– Надеюсь, расстояние ты уже вычислил?

– Пятьдесят четыре мили. При этой скорости, – добавил он, – мы засветло будем у цели.

Мы замолчали. Мне было слышно, как он посасывал свою трубку, но я не отрывал взгляда от компаса и потому не видел его. Потом Хэл пошел к рубке, и сквозь тьму до меня донеслось его «спокойной ночи!».

Чуть позже Майк принес мне кружку с супом. Пока я ел, он стоял рядом и болтал, высказывая различные предположения о «Мэри Диар». Но и он ушел, и вокруг меня осталась ночная тьма.

Перед рассветом Питер-Порт все еще находился милях в тридцати от нас. Тишина и безветрие действовали на нервы. Мы с Хэлом сидели в рубке, слушая прогноз погоды, который начинался с предупреждения о шторме в западной части пролива.

– Проверю наше местонахождение, – сказал я. Хэл кивнул, будто и он думал о том же самом.

Но Майк внезапно отвлек меня от вычислений.

– Справа по носу в двух румбах скала! – крикнул он мне. – Довольно большая, высовывается из воды.

Я схватил бинокль и выскочил из рубки. Если это Дуврские Камни, значит, мы ушли не так далеко, как мне казалось.

Горизонта не было; на границе видимости море и небо сливались. Я поднял к глазам бинокль.

– Ничего не вижу, – сказал я. – Это далеко?

– Не знаю. Потерял из виду. Но где-то в пределах мили.

– Ты уверен, что это скала?

– Да, мне так показалось. А что же еще могло быть? – Майк смотрел вдаль, и его глаза щурились от сверкающей поверхности воды. – Это была большая скала с вершиной в виде башни или шпиля.

И тут Майк закричал:

– Смотри! Вон она – вон там!

Я встал возле рубки и снова навел бинокль. Солнечный свет стал ярче. Видимость постепенно улучшалась.

– Это совсем не скала. Это корабль!

Мы все рассмеялись с облегчением и, свернув паруса, взяли прежний курс.

Я снова взглянул на судно. Оно было обращено к нам бортом. По мере приближения и улучшения видимости я заметил, что судно не двигалось. Идя этим курсом, мы должны были пройти мимо него справа на расстоянии мили. Корабль казался каким-то странным… и его очертания, и ржавый корпус, и слегка опущенная носовая часть.

– Наверное, выкачивают воду из трюмов, – предположил Хэл, но в голосе его не было уверенности.

Я вновь поднес к глазам бинокль. Это был старый пароход с прямым и тупым носом и старомодной кормой. На верхней палубе громоздилось слишком много надстроек. Когда-то корпус был, видимо, покрашен в черный цвет, но сейчас борта выглядели ржавыми, неухоженными. Судно казалось вымершим.

– Правь прямо к пароходу, Хэл, – попросил я.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Да, одна из лодок свисает вертикально со шлюпбалок.

Но это было еще не все. Другие шлюпбалки оказались пусты. Я передал Хэлу бинокль.

– Взгляни на носовую часть, – сказал я с дрожью в голосе, охваченный странным возбуждением. Нос корабля был сильно опущен.

Мы подошли к самой середине судна. Название на носу было настолько залито потеками ржавчины, что его невозможно было прочитать. Вблизи вид корабля был ужасным. Покрытый ржавчиной форштевень помят, надстройки повреждены, и судно действительно кренилось на нос.

Яхта подошла к нему на расстояние одного кабельтова, и я крикнул в мегафон несколько слов, но ответа не последовало. Мы быстро пошли на сближение, и Хэл подвел яхту под самую корму. Все мы старались разглядеть название. Но вот корма проплыла прямо перед нами, и мы вновь увидели покрытую ржавыми потеками надпись: «МЭРИ ДИАР», САУТГЕМПТОН.

Судно было довольно крупным – около 6 тысяч тонн. Проходя мимо, я взглянул на кормовую часть: обе шлюпбалки были пусты, шлюпки исчезли.

– Ты был прав, – сказал Майк, обращаясь к Хэлу. Его голос звучал напряженно. – На мостике прошлой ночью никого не было.

Мы смотрели на судно в полном молчании. Тоненькая струйка дыма, вившаяся из трубы, была, пожалуй, единственным признаком жизни.

– Вероятно, судно покинули как раз перед тем, как оно едва не налетело на нас, – предположил я.

– Но оно же шло на всех парах, – возразил Хэл. – Вряд ли команда покинула бы идущее на полной скорости судно. И почему не было радиосигналов о помощи?

Я стоял, опершись на оградительный поручень, стараясь найти хоть малейшие признаки жизни. Но их не было, если не считать струйки дыма. Судно водоизмещением в 6 тысяч тонн брошено! Это невероятно. А если доставить его под парами в порт?.. Я повернулся к Хэлу.

– Послушай, ты сумел бы подогнать «Морскую ведьму» борт к борту под один из тех свисающих концов?

– Не валяй дурака, – ответил он. – Видишь, как качает. Можно яхту повредить. А если шторм…

Но я уже решился.

– Правь к подветренной, – скомандовал я. – Мы подойдем вплотную, и я взберусь на палубу по канату.

– Это же безумие, – возразил Хэл. – Лезть на такую высоту по веревке! А если ветер сдует тебя? Ведь я же не смогу тогда помочь…

– Черт с ним, с ветром! – вскричал я. – Не могу же я упустить такой случай.

Какое-то мгновение Хэл молча смотрел, а затем кивнул в знак согласия.

– Ну что ж. Лодка твоя.

Яхта направилась к борту «Мэри Диар».

Вскоре мы подошли почти вплотную, ветра не было. Паруса лениво шевелились. Я встал на фальшборт и стал ждать.

– Давай! – закричал Хэл.

Обеими руками ухватившись за свешивающийся канат, я повис над водой, стараясь зацепиться за него коленями.

– Порядок! – закричал я.

– Только недолго! – крикнул в ответ Хэл, и я увидел, как «Морская ведьма» отвалила в сторону.

Подъем показался мне вечностью. Пароход беспрерывно раскачивало, и я то повисал над водой, то ударялся о его борт. Были моменты, когда я думал, что не сумею подняться. И когда наконец я очутился на палубе, «Морская ведьма» уже маячила в полумиле.

Море начинало волноваться. На его поверхности вспухали небольшие волны, верхушки которых разбивались в белые барашки. Я видел, что времени у меня немного. Сложив ладони рупором, я крикнул:

– Эй! «Мэри Диар»! Эй! Есть кто-нибудь на борту?!

Эхо отразилось от одного из вентиляторов, который смотрел на меня своим блестящим от сырости, пустым глазом. Ответа не было, лишь с регулярностью метронома хлопала дверь, ведущая в помещения верхней палубы, да раздавался скрип талей единственной спасательной шлюпки. Ясно – корабль покинут. Доказательством тому и различные вещи, разбросанные по палубе, – обрывки канатов и веревок, части одежды, кусок сыра, прилипший к доскам настила, полураскрытый чемодан, из которого высыпались несколько пачек сигарет и какие-то нейлоновые вещи, пара морских ботинок. Все это было брошено в спешке.

Но почему?

На мгновение мною овладело чувство растерянности – брошенное судно со всеми его тайнами, его могильной тишиной. Я выглядел непрошеным гостем и невольно бросил взгляд назад, на «Морскую ведьму». Она казалась игрушкой на фоне свинцовой бесконечности моря и неба.

Я побежал вперед к трапу, ведущему на мостик. Рулевая рубка была пуста, но ее вид поразил меня. На первый взгляд все выглядело обыкновенно: пара пустых грязных чашек, трубка, аккуратно лежащая в пепельнице, бинокль на спинке капитанского кресла… Все выглядело так, как если бы рулевой только что вышел и сейчас вернется к штурвалу.

Но вся правая часть мостика была разбита, трап согнут и перекручен, а внизу, на грузовой палубе, море превратило в ленты толстые полотнища брезента, прикрывавшие трюмные люки.

Штурманская рубка, расположенная чуть позади рулевой, тоже не разрешила загадку. Там лежал судовой журнал, открытый на месте последней записи: «20.46 – до маяка Лезье 12 миль. Ветер юго-восточный, 2 балла. Волнение умеренное. Видимость хорошая. Курс на Нидлз – северо-восток 33°». Дата 18 марта и время показывали, что запись сделана за час и три четверти до того момента, как «Мэри Диар» чуть не протаранила нашу «Морскую ведьму». Записи в журнале делались каждый час, из чего следовало, что какая-то необходимость заставила экипаж покинуть судно где-то между девятью и десятью часами, вероятно, в то время, как спустился туман.

Перелистывая журнал, я не нашел ничего, что говорило бы о том, что судно собирались покинуть. Сообщалось о постоянных штормах, о том, что судно сильно трепало. «Опасное волнение, волны порой достигают мостика. Вода в трюме № 1. Помпы срываются со станин». Эта запись, сделанная 16 марта, была самой тревожной. В течение двенадцати часов кряду сила ветра держалась на уровне 11 баллов. Помпы работали непрерывно.

Если бы экипаж покинул судно 16 марта, когда был сильный шторм, это было бы понятно. Но в судовом журнале говорилось, что судно обогнуло Ушант утром 18-го, в хорошую погоду, волнение было умеренным, сила ветра всего 3 балла. Выла даже пометка: «Помпы работают нормально. Судно очищают от обломков, ведется ремонт крышки трюма № 1».

Все это ни о чем не говорило.

По трапу я взобрался на верхнюю, шлюпочную, палубу. Дверь в капитанскую каюту была распахнута; Каюта была чистой и прибранной: все на своих местах, ни признака поспешного бегства. С фотографии в серебряной рамке улыбалась миловидная девушка, ее белокурые волосы блестели на солнце, а поверх фотографии, видимо, ее собственной рукой было написано: «Папочке. Счастливых плаваний и скорых возвращений. С любовью Джанет». Налет пыли на рамке и на листе бумаги, которая оказалась грузовой декларацией, наглядно подтверждал ее содержание: «Мэри Диар» имела на борту партию хлопка, принятую в Рангуне 13 января, которая подлежала доставке в Антверпен. Поверх стопки бумаг лежало несколько авиапочтовых писем, вскрытых ножом. Письма были из Англии, на них стоял лондонский штемпель, и адресованы они были в Аден, капитану Джеймсу Таггарду, борт «Мэри Диар». Адрес был написан одним и тем же неровным круглым почерком, каким была сделана надпись на фотографии. Среди массы бумаг я обнаружил рапорт, написанный четкими мелкими буквами, под которым стояла подпись Джеймса Таггарда. Здесь же, на столике, я обнаружил и запечатанное письмо с адресом: «Мисс Джанет Таггард, Университетский колледж, Гауер-стрит, Лондон, Западно-центральный район 1». Штампа на конверте не было, и надписан он был другим почерком. Затем мой взгляд упал на два дождевика, висящие на двери, в которых ходят офицеры торгового флота, – один из плащей был значительно большего размера, чем другой.

Я начал спускаться вниз по трапу, освещая себе путь карманным фонарем. В затхлом трюме я ощутил запах гари. Однако исходил он не из буфета – там огня не было, печка была холодной. Свет фонарика выхватил из темноты полупустую консервную банку на столе. Рядом лежали масло, сыр, кусок хлеба, покрытый слоем угольной пыли; угольная пыль лежала и на ручке ножа, и на полу.

– Есть кто-нибудь здесь? – снова крикнул я.

Тишина. Я вышел на внутреннюю палубу и побежал по коридору к середине судна. И там тишина, как в шахте. Я стал спускаться и вдруг остановился. Звук! Он исходил откуда-то из глубины корабля. Это был странный, ни с чем не сравнимый звук. Внезапно он прекратился, и в вакууме тишины я четко услышал завывание ветра.

Я побежал в машинное отделение – кажется, именно оттуда исходил привлекший мое внимание звук. Может быть, это перекатывался уголь? А может быть, в котельной кто-то был? Где-то хлопнула крышка люка, а может быть, дверь.

– Э-эй! – снова закричал я. – Э-эй, там!

И тогда я услышал шаги.

Кто-то тяжелой поступью прошел мимо двери в машинное отделение и направился к мостику. Звук шагов постепенно таял, и наконец его снова заглушил плеск воды где-то внизу подо мной.

Я выскочил наружу – никого. Коридор был пуст. Я закричал, но никто не ответил. Корабль покачивало, скрипело дерево обшивки, плескалась вода, и слышно было, как над головой ритмично хлопала на ветру дверь рубки. До моего слуха издалека донесся тревожный сигнал ревуна. С «Морской ведьмы» требовали моего возвращения.

Я подошел к лестнице и уже было ступил на нее, когда увидел какого-то человека. Он промелькнул в свете моего фонарика: расплывчатая темная и неподвижная фигура, стоящая в дверном проеме.

Я замер. Потом направил на него луч и осветил целиком. Это был крупный мужчина. На нем был бушлат и морские сапоги, и весь он был покрыт угольной пылью. Пот струился с его лица, оставляя на нем светлые дорожки, лоб блестел. Правая щека и челюсть были в крови.

Вдруг он обернулся и бросился ко мне. В мгновение ока мой фонарик оказался выбитым из рук. Я ощутил запах пота и угольной пыли в тот момент, когда его сильные пальцы схватили меня за плечи, развернули как ребенка, повернув голову к тусклому свету, просачивавшемуся через дверь.

– Что вам нужно? – спросил он хриплым, срывающимся голосом. – Что вы здесь делаете? Кто вы? – Он неистово тряс меня, будто хотел вытряхнуть правду.

– Моя фамилия Сэндс, – выдохнул я. – Джон Сэндс. Я пришел сюда, чтобы посмотреть…

– Как вы попали сюда? – в его хриплом голосе звучали властные нотки одновременно с бешенством.

– По канату, – ответил я. – Мы увидели, что «Мэри Диар» дрейфует, а когда обнаружили, что нет шлюпок, то решили обследовать судно.

– Обследовать! – уставился он на меня. – Нечего здесь обследовать. – И тут же спросил, не выпуская меня из своих цепких рук: – Хиггинс с вами? Вы его подобрали? Поэтому вы здесь?

– Хиггинс? – переспросил я.

– Да, Хиггинс. – В тоне, каким он произнес это имя, звучали и бешенство и отчаяние. – Именно из-за него я спасал судно, чтобы доставить его в Саутгемптон. Если Хиггинс с вами…

Он внезапно умолк, склонив голову набок, ожидая ответа. Звук ревуна раздался совсем рядом, и я различил голос Майка, который выкрикивал мое имя.

– Они вас зовут. – Его руки конвульсивно еще сильнее сжали мои плечи. – Что у вас за судно? – потребовал он. – Какой тип?

– Яхта, – ответил я и безо всякой последовательности добавил: – Вы едва не протаранили нас прошлой ночью.

– Яхта! – Он разжал пальцы со вздохом облегчения. – Ну что ж, вам лучше на нее вернуться. Поднимается ветер.

– Да, – согласился я. Нам нужно спешить. Нам обоим.

– Нам обоим? – Он нахмурился.

– Конечно. Мы снимем вас с борта и доставим в Питер-Порт.

– Нет! – взорвался он. – Нет. Я остаюсь на моем судне!

– Вы капитан, не так ли?

– Да. – Он нагнулся, поднял выбитый из рук фонарик и протянул его мне. Голос Майка доносился до нас, словно из потустороннего мира. Ветер завывал пока еще на низких нотах, но он явно набирал силу. – Лучше поторопитесь, – добавил он.

– Ну что ж, пошли. – Я никак не мог поверить, что он хочет остаться. Ведь у него не было выхода.

– Нет. Я не уйду! – и, повысив голос, он повторил: – Я не уйду, ведь сказали же вам!

– Не делайте глупостей, – возразил я, – Вы ничего не сможете сделать, да еще в одиночку. Мы пойдем в Питер-Порт. Через несколько часов мы будем на месте, а там вы сможете…

Он покачал головой в знак несогласия, а затем махнул рукой, как бы прощаясь.

– На подходе шторм.

– Я знаю, – ответил он.

– Послушайте, ради всего святого… это для вас единственный шанс спастись.

А так как он был капитаном и, естественно, думал о судьбе судна, я добавил:

– У корабля тоже только один выход. Если вы не достанете для него буксира, он разобьется о скалы Ченнел Айленд. Больше пользы будет, если…

– Убирайтесь вон с моего судна! – Он весь затрясся от негодования. – Слышите! Убирайтесь! Я сам знаю, что мне делать!

Его голос звучал грубо, в нем сквозила угроза. Я немного помедлил, и спросил:

– Вы хотите, чтобы мы прислали вам помощь? – Мне показалось, что он не расслышал, и я снова задал вопрос: – Вы дали радиосигнал о помощи?

Какое-то мгновение он колебался, а затем ответил:

– Да, да, я запросил помощь по радио. А теперь ступайте.

Я стоял, в нерешительности.

– Может быть, вы все же измените свое решение?

Его лицо светилось на темном фоне трюма – мужественное, волевое лицо, все еще молодое, хотя и с глубокими складками, лицо уставшего человека. Он взглянул на меня с отчаянием и одновременно с гордостью.

– Пойдемте, – сказал я.

Он ничего не ответил, отвернулся и ушел. Когда я поднялся на открытую палубу, ветер оглушил меня. Море было покрыто белыми барашками, и волны бешено наскакивали на «Морскую ведьму», дрейфовавшую в двух кабельтовых от парохода.