Текст книги "Знаменитая танковая"

Автор книги: Владимир Ляленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Боевая хитрость силы бережет

На рассвете двое разведчиков, оставленные с вечера на станции, поймали вражеского лазутчика. В одежде железнодорожного рабочего он шёл с сумкой через плечо вдоль полотна в сторону Касторного. Разведчики остановили его, спросили, куда он идёт в такую рань. На чистом русском языке рабочий ответил, что послан проверять стрелки возле семафора. Ответ был странен тем, что по железной дороге никакого движения не могло быть, – зачем стрелки проверять в такое время? Боеприпасы подвозили на машинах, и телегах через Нижнедевицк. Рабочему сказали, чтоб он расстегнул сумку. Он выхватил из кармана пистолет. Но выстрелить не успел. Прикладом его оглушили. В сумке была портативная рация. Начальник контрразведки увёз его на чёрной эмке в штаб корпуса. До штаба было километров сорок.

Успел ли лазутчик что-нибудь передать своим, никто в бригаде не знал. Но вскоре стороной пролетел фронтовой разведчик врага. Затем низко и медленно проползла над позициями вражеская «рама» – двухфюзеляжный разведывательный самолёт. С таких самолётов враги фотографировали местность. Стало ясно, что лазутчик успел передать по рации о наших позициях. Зенитчики взглядами проводили раму. Выявлять им себя было нельзя.

* * *

– Но наши дозорные продолжали передавать, что дороги пусты, врага не видно, – рассказывал дедушка, – и тревогу не объявляли. Мы, ремонтники, хозяйственный взвод, артиллеристы – все подвозили боеприпасы от деревни Куняевки. В стороне от неё склад был, от него мы и возили снаряды к позициям. Каждый был занят делом. А тревогу объявили, когда прибежал Никитин. Мы как раз привезли очередную партию снарядов. Гляжу я, бежит от окопов к штабу Пашка Никитин: босой, в одной руке ремень, в другой автомат. Скрылся за кустами. Через минуту командиры побежали от штаба к окопам. Объявили тревогу…

А с радиосвязью у наших получилось так. Только что разговаривали со штабом корпуса, а тут радист начал вызывать снова. Вдруг в наушниках затрещало, заиграла музыка. Слышны были отрывочные немецкие, русские слова. Ничего нельзя было разобрать. Враги засекли рацию и заглушили её. Отправили донесение в штаб с мотоциклистом. В начале дня за горизонтом снова послышался гул боёв. Павел Никитин, уже в сапогах, снова ушёл за линию фронта, к своим разведчикам. И вдруг разнеслось по позициям:

– Воздух!

– Воздух!

Над холмами появились две партии самолётов – по пять штук. Это были «юнкерсы» и «мессершмитты». Перед позициями они начали выстраиваться один за другим. Ударили наши зенитки. Самолёты пикировали на передовые окопы мотострелков. Дедушка видел, что первые бомбы упали позади окопов. Самолёты пошли на второй заход. А два «юнкерса» отделились, сделали разворот и с воем устремились на зенитную батарею. Дедушка, его товарищи из старых механиков Колосов и Василич отбежали от тягачей. Сидели на корточках в кустах и смотрели. Зенитные многоствольные пулемёты поставили пулевой заслон. Первый «юнкерс» угодил в него. Дёрнулся так, будто задел что-то крылом. Взревел ещё сильней, штопором вдруг пошёл вверх. Моторы разом заглохли. Он не загорелся, но рухнул за железной дорогой. А второй «юнкерс» сбросил бомбы на пустое место.

* * *

– В это же время немцы бомбили наши позиции под Касторным и под Старым Осколом. Они не знали, сколько наших войск собрано, их точное расположение тоже не знали. И решили одновременно провести воздушную разведку боем. А наше командование, в свою очередь, не знало, где же враги нанесут главный удар. Понимаешь?

Едва самолёты улетели, гитлеровцы начали артподготовку с дальних позиций. Пристреляться они не успели, и снаряды падали левее наших позиций. И в это время из-за передовой прибежали разведчики Савельев и Куличенко. Сообщили, что в пяти километрах, в лесу, сосредоточено около шестидесяти вражеских танков. На машинах подвозят пехоту. Всем дозорным было приказано вернуться на позиции.

На этот раз пехотинцы первыми должны были принять удар. Комбат Король задал взводам секторы обороны. Дедушка говорил: во время боя нет маленьких и больших задач. Даже один толковый выстрел может иметь решающее значение. На правом фланге Тимская дорога огибала овраг, там прежде был карьер. С другой стороны к дороге подходил противотанковый ров, выкопанный уже давно гражданскими. Во многих местах через ров были сделаны дощатые переходы. Комбат Король велел прикрыть ров возле дороги досками, засыпать их землёй. Пушки противотанковые он сосредоточил в центре позиций. А на правом фланге у оврага запрятали в лощинке только одну сорокапятку – небольшую противотанковую пушку, – нацелив её на то место, где ров и овраг подходили к дороге. По просьбе комбата комбриг перевёл два резервных танка KB на правый склон горушки. Перед ними вырубили кусты, и тяжёлые орудия танков пристрелялись к повороту дороги. Когда пристреливались, даже свои не сразу поняли, кто и откуда стреляет. В том и заключалась хитрость.

Все наши танки окопались в земле. За левым флангом следила рота тридцатьчетверок. Они уже тогда прославились подвижностью, крепостью брони.

Лёгкие танки были сосредоточены в центре. Только по особому приказу, если вражеская пехота прорвётся через окопы, они могли вылезти из укрытий, вести бой на открытой местности. Броня на них была не толстая. Снаряды прошивали их насквозь. И с танками врага сражаться они не могли.

* * *

Но вот кончилась вражеская артподготовка. Один наш танк горел. Экипаж успел выбраться из него. Внутри танка взорвались снаряды. Толстый чёрный столб дыма вытянулся в небо.

– Уже все наши позиции были затянуты пылью. От леска окопы не были видны. И вот выползли из-за холмов танки. Казалось, они не спешили, сворачивали влево и вправо от дороги. За ними шли солдаты. И вдоль скатов холмов побежали их фигурки. Видно было, как начали рыть окопы, а наблюдатели устанавливали стереотрубы. У нас стояло полное молчание. Комбат Король наметил четырёхсотметровый рубеж. Ждали, когда танки достигнут его…

Танки врага подошли метров на восемьсот, вдруг разом взревели. Стреляя на ходу, устремились к центру наших позиций.

Начался бой.

Хотя секунды в бою имеют решающее значение, но только рукопашные схватки кончаются быстро. Обычно же секунды складывались в долгие минуты и часы. Этот первый бой нашей бригады длился около двух часов. Едва передние танки достигли четырёхсотметрового рубежа, разом ударили наши танки и тяжёлые KB первого батальона. Они ударили в центр наступающих, где танки шли плотнее. Две вражеские машины сразу же загорелись. Немецкие наблюдатели мигом засекли наши огневые точки. И заметили, что на правом фланге, где дорога огибает овраг, пушек наших нет. Несколько танков устремились к повороту. На ходу обстреляли поворот дороги, видимо думая, что там мины. – Но мин, как ты помнишь, там не было. Однако едва две передние машины оказались на повороте дороги, ударили издали тяжёлые KB, которые прежде пристрелялись к этому месту. Передний танк развернуло, пушка его опустилась. Второй хотел обойти его. Подставил бок сорокапятке в лощине. Она дважды шлёпнула по гусеницам, разбила их. И оба танка остальным перекрыли дорогу…

* * *

Враги сразу не могли сообразить, что происходит. Два танка, шедшие следом, попытались оттолкнуть с дороги подбитый, но тут же загорелись. Возможно, этот эпизод и решил исход первого боя. Отделение наших пулемётчиков выскочило из лощины. Бойцы залегли за бронёй вражеских машин. Стали сбоку строчить по пехоте. Пехота залегла. Танки врага остановились, попятились. На правом фланге и в центре атака захлебнулась. На левом фланге четыре машины проскочили через наши окопы. Но их пехоту мы отсекли. Две прорвавшиеся машины загорелись, две другие вырвались обратно.

– Грохот стоял, всё смешалось в дыму и в пыли. Были минуты, когда отдельным бойцам трудно было понять, что же происходит. Горели и взрывались танки, кричали раненые. Но каждый из нас чётко выполнял свою маленькую задачу, и, когда враги отступили, стало ясно, что атака отбита.

Смелость и расчет силу ломят

Но ещё не рассеялись пыль и дым, снова налетели самолёты. Десять штук. С первого захода сбросили бомбы и улетели, появились новые. Сколько заходов сделали самолёты, никто не мог сосчитать. Всем казалось: самолёты повисли над позициями и бомбят. Это был настоящий ад. Но бомбы врага сыпали не по целям, а в облако дыма и пыли, покрывшее позиции. И хотя ветра не было, облако чуть сместилось. Много бомб упало в стороне от окопов.

– После бомбёжки опять начала садить их артиллерия. Так уж у немцев по расписанию положено было, – рассказывал дедушка. – Нам некогда было ремонтировать свои сильно покалеченные танки, мы даже внимания на них не обращали. Один мой тягач разбило снарядом. И мы с Колосовым и Василичем на другом подвозили к окопам снаряды. Пушкари одно кричали: «Снарядов, снарядов!..»

Кончили враги артподготовку, и началась новая танковая атака. Она была ещё страшнее первой.

Отступившие танки за холмы не ушли, остановились по эту сторону. И к ним присоединились лёгкие танки, облепленные солдатами.

Во время обстрела дедушка успел привезти на грузовике от Куняевки гранаты. Но они были слабенькие, противопехотные РГД – ручные гранаты. Их связывали по пять – шесть штук. Бойцы со связками залегли впереди окопов за подбитыми танками. И получилась вроде новая линия обороны.

Сначала, как и во время первой атаки, вражеские танки шли развёрнутым строем. Но потом с флангов машины устремились к центру. И мощным клином враги врезались в наши позиции.

* * *

Вот что получилось. Танки прошли через окопы, начали разворачиваться в обе стороны для дуэли с нашими танками первого батальона. Пехота с лёгких танков ворвалась в окопы. Завязалась рукопашная. С флангов наши пехотинцы бросились к центру. Эта свалка и разделила наступающие танки – задние задержались. Прорвавшиеся немецкие танки встретили тридцатьчетверки. Грозные машины в упор били друг в друга. Наши окопы на флангах были оголены – все бросились врукопашную к центру. Если б фашисты это заметили, возможно, бой кончился бы иначе. Стоило им бросить их задержавшиеся машины на один из флангов, они прошли бы в тыл нашим. Но из-за дыма немцы многого не видели. Бойцы, сидевшие за подбитыми танками, пустили в ход связки гранат. Почти все отставшие машины врага горели… и пехота врага дрогнула. Её выбили из окопов. Тогда прорвавшиеся танки стали отходить назад. Тут только немцы заметили, что правый фланг наш совсем пуст, но бросили туда одну лишь пехоту. К счастью, пулемётчики и расчёт сорокапятки, сидевшие на повороте дороги за подбитыми ещё в первом бою машинами, держались на месте. Они встретили вражескую пехоту огнём, и те откатились. Пальба прекратилась. Но из-за дыма и пламени горевших танков наши не могли взять в толк, что же произошло. Когда увидели, что танки ползут обратно к холмам, поняли, что атака отбита.

Наступила тишина. Стонали раненые. Работали санитары. Убитых врагов выбрасывали из окопов. Раненых наскоро перевязывали, увозили на телегах к Нижнедевицку.

Дедушка говорил: если б в этот момент гитлеровцы бросили свежие силы, они бы смели наших. Но поблизости у врагов не было резервов. А их командование даже представить себе не могло, что мы такой малой силой одержали победу.

Фашисты оставили на поле боя тридцать две машины. У нас после двух боёв из пятидесяти шести боевых машин осталось тридцать. Покуда убирали раненых, наступил вечер. Темень покрыла землю. Только факелы горящих танков освещали её.

Земля горела, но врага задержали

Миновала короткая ночь. Утром ждали атаку. Взошло солнце. Немцы не шевелились. У вырытых окопов поперёк склонов стояло шестнадцать машин. Возле них и в окопах никакого движения наши не заметили. Час прошёл, второй. Это было странно. В штабе ждали донесений от Никитина. Ни он, ни его люди не появлялись. Из штаба корпуса известий тоже не поступало.

Вдруг объявился Павел Никитин. Он пришёл со стороны Касторного. Сообщил в штабе, что против позиций фронт не перейти. Километров на десять по фронту выставлены вражеские наблюдатели. И он сделал крюк километров в пятнадцать. Вброд перешёл через Олым. Люди его целы, пропал один Якин, который прежде остался возле ветряка.

В лесу рядом с дорогой, ведущей к Старооскольскому шоссе, как доложил командир разведчиков, враги сосредоточили около шестидесяти средних машин. Тридцать машин они поставили северней Горшечного. Двадцать один танк чинится и заправляется в лесу против нашей бригады, километрах в четырёх за холмами.

Расположение танков он указывал на карте.

– Окружить хотят бригаду, – рассуждал комбриг. – А, сержант? Как вы думаете?

– Должно быть, так, товарищ комбриг, – ответил Павел Никитин. – Обойдут с флангов, потом уж опять в лоб ударят.

– Выводи своих людей сюда, – сказал ему комбриг.

У командиров ни папирос, ни махорки уже не было. Никитин нашёл дедушку. Дедушка и Колосов дали ему махорки.

Родом Никитин был из Серпухова. Он отдал дедушке листок бумажки со своим домашним адресом и сказал:

– Если не вернусь, отец, напиши моим. Вы, старики, живучие. Только напиши так, не раньше, чем через месяц. Думаю, что всем отходить придётся. Как уйдёте, месяц не будет меня, тогда и напиши.

И Никитин опять ушёл вдоль железной дороги.

Разведчики Зобнин, Яковлев, Куличенко и Савельев сидели в окопчиках на холмике. Сам холмик, местность вокруг него были покрыты прошлогодними подсолнухами. Прошлой осенью колхозники не убрали подсолнух, он простоял всю зиму. Теперь зарос бурьяном, повиликой. С этого холмика, если высунуться из подсолнухов, были видны дороги на Горшечное и Касторное. По ним изредка проползали машины с боеприпасами от Луневки. Такое удобное место разведчики нашли случайно. Пробирались они через подсолнухи. Заметили родничок. От него местность повышалась. Павел Никитин забрался на холм, глянул поверх подсолнухов и сразу заметил машины. Главное, на холмике ни кустов, ни деревьев не было. И, заросший бурьяном, будыльями, он не выделялся на местности. Здесь Никитин оставил своих разведчиков и ушёл с последним донесением в бригаду.

Зобнин и Яковлев следили за дорогой в Горшечное. Куличенко и Савельев – за дорогой в Касторное.

Две пустые машины вернулись обратно от Горшечного. А в сторону Касторного помчалась машина с ящиками. По подсчётам разведчиков, в саду под Луневкой оставалось ещё танков двадцать. И обоз оттуда не появлялся.

Разведчики ждали Никитина. Ночью там, где выбивается из земли родничок, трещали подсолнечные будылья. Думали, что это сержант вернулся, но треск стих, а Никитин не появился. Утром Зобнин прополз к роднику. Ничего особенного не заметил.

– Может, зверь какой пробегал, – говорил Яковлев.

– Какой там зверь, – ответил Зобнин, выглядывая из подсолнухов, – волк или собака с таким треском не бегают. А лошадь откуда здесь возьмётся? Кто-то из них прошёл, – сказал он, имея в виду фашистов. – И не один. А вот куда?

Яковлев не ответил. Он оглядел чистый небосвод. Солнце уже поднялось над горизонтом метра на полтора.

– Опять пекло будет, – сказал Яковлев. – Надо бы холодной водицы набрать, пока тихо.

Зобнин подал ему свою фляжку, и Яковлев уполз. Вернулся он минут через двадцать и без воды.

– Братва, тревога, – зашептал он, присев на корточки. – За родником, шагах в трёх от него, провода протянуты: один зелёный, другой серый! И следы сапог с шипами!

Зобнин, оставленный Никитиным за старшего, велел Куличенко и Савельеву оставаться на месте. Сам пополз следом за Яковлевым. Два провода тянулись по земле от Луневки к линии фронта.

– Это наблюдатели ихние прошли, – шептал Зобнин. – Связь протянули.

– Куда?

– Чёрт их знает! Сержанта нет! – Зобнин ругался. – Если обрежем, они пойдут по проводу. Бой будет. А если придётся отойти, где сержант найдёт нас?

С холмика сбежал, пригнувшись, Савельев.

– Зобнин, на высотке, где дубки растут, солдаты! – доложил он. – Человек пять!

Разведчики вернулись к окопчикам. В километре от них, ближе к нашим позициям, на голой горушке с четырьмя деревцами, копошились солдаты. Их было пятеро. Не понять было, что они делают. Отсюда до наших позиций было километров пятнадцать. В воздухе появились самолёты. Разведчики насчитали двадцать штук. Десять из них пошли к Касторному. Остальные – на Горшечное. Вскоре послышались разрывы бомб. Появились ещё самолёты. Отбомбившиеся пролетали обратно. Стороной. Солдаты на высотке вели себя спокойно. Присаживались, вставали. Один из них забрался на дерево и тут же слез. Потом начала бить откуда-то из-за Луневки артиллерия.

– Обрезать провод надо, – сказал Зобнин. Он понял, что где-то ближе к нашим позициям сидит корректировщик. Сообщает, куда падают снаряды этим, под дубками. А они сообщают дальше своим артиллеристам.

Куличенко и Савельев остались наблюдать. Зобнин и Яковлев вырезали метров пятьдесят провода, отбросили их в сторону. Вырыли окопчики в густом бурьяне и затаились.

На позициях шёл бой. Сержант Павел Никитин спешил к своим разведчикам. Он благополучно добрался до подсолнечного поля. Пошагал смелее. Вдруг короткая автоматная очередь заставила Никитина присесть. По звуку он понял, что стреляли из нашего автомата. Как раз там, где должны были сидеть на холмике разведчики. Что такое? Раздался пистолетный выстрел. Ещё и ещё. И застрочили, застрочили автоматы, наши и вражеские. Но пули вблизи не свистели, и Никитин пополз к холмику. Стрельба разом стихла. За густым бурьяном послышались голоса. Никитин прислушался. Говорили. Он даже узнал голос Зобнина.

– Эй, мужики! – крикнул Никитин. – Меня не убейте!

– Осторожней, сержант! – ответил Зобнин. Никитин понял, что поблизости вражеские солдаты.

А раз уж Зобнин крикнул, то солдат мало, один или два. Никитин пополз на голос Зобнина.

– Ты, сержант? – спросил Зобнин, услышав шорох в бурьяне.

– Я… Что тут?

– Связь протянули фрицы. Мы обрезали. Одного связиста уложили. А их на высотке, где дубки, человек шесть оказалось. Прибежали выручать своего.

– Люди целы?

– Вон Яковлев, Куличенко и Савельев на высотке. Берегись! – вдруг крикнул он.

Граната с длинной ручкой мелькнула в воздухе. Упала рядом в бурьян. Никитин знал, что такие гранаты не сразу взрываются. И брошена она была не издалека. Он схватил её и швырнул обратно. Граната взорвалась в воздухе. Разведчики быстро отползли в сторону. Тут же две гранаты упали в то место, где они только что лежали. С холмика скатился Куличенко.

– Сержант, от дороги бегут сюда человек тридцать солдат!

К своим позициям путь был отрезан.

– Отходим к Луневке, – решил Никитин. – Тихо отходим. Без нужды не стрелять!

В подсолнухах взорвались ещё несколько гранат. В небе всё время гудели самолёты. Никитину казалось что они зависли и стоят на одном месте. Враг бомбил позиции. За подсолнечником начинался овраг. Разведчики скользнули в него. Кусты боярышника и терновника скрыли их. Враги отстали. Видимо, шарили в подсолнухах.

Когда разведчики выбрались из оврага, подсолнухи горели. Фашисты подожгли. Изредка доносились короткие очереди. Разведчики пересекли дорогу, ведущую к Касторному. Решили пробраться к своим, сделав крюк. Но это не удалось. Едва выбрались на холм, увидели на дороге мотоциклистов. Одни стояли на месте, другие ползали медленно, просматривая местность.

Сплошного фронта там не было. Враги высматривали, не появятся ли откуда наши части. В стороне наших позиций у Касторного разгорался бой. Пушки ухали. Казалось, по всей линии от Горшечного до Касторного идёт бой. Разведчики решили отойти ещё назад.

– И попробуем слева обойти, – говорил Никитин. Они наметили лесок на горизонте. Добравшись до него, дождались потёмок. И опять повернули к линии фронта.

* * *

Танки нашего первого батальона ещё ночью сменили позиции – затаились за подбитыми танками. Пехотинцы рассредоточились между ними. Сменили позиции второй батальон и резервные тяжёлые КВ.

И когда ровно в девять немцы начали бомбить, бомбы падали уже в пустые окопы. Потом начался обстрел. В час дня наступило затишье. Бригада приготовилась к смертельной схватке. Помощи не ждали. Со стороны Касторного доносилась канонада. Значит, там тоже дрались.

Вот из-за холмов начали выползать вражеские танки. Несколько зелёных ракет взлетело над холмами. Появившиеся танки пристраивались к стоявшим с ночи и не двигались. Вдруг слева, совсем близко, где-то за поворотом Старооскольского шоссе, загремели пушки. И тут же ударили пушки справа – казалось, где-то на окраине станции.

Что же случилось?

Командование фронта по данным разведки окончательно уяснило замысел врагов.

Связав наши войска боями под Касторным и Старым Осколом, немцы собрали силы между этими станциями. Решили через Горшечное прорваться к Воронежу.

От Старого Оскола наши срочно перебросили к Горшечному танковый корпус. Штаб 17-го корпуса послал к Горшечному ещё одну свою бригаду. С обеих сторон танки мчались к Горшечному на предельной скорости. Это было 30 июня.

Враги не ждали наших танков ни с севера, ни с юга. И когда уже начали обходить Горшечное, подоспевшие наши танкисты буквально смели их передовые машины. Выстрелы этих боёв и услышали в дедушкиной бригаде.

В этот день, как узнал он потом, произошла танковая битва за Воронеж. Танки устраивали друг с другом дуэли, сшибались лоб в лоб. Лезли друг на друга. Пехотинцы, танкисты повреждённых машин дрались ножами, прикладами. И враги были отброшены.

Стоявшие против дедушкиной бригады немецкие танки в три ноль-ноль поползли в наступление. Видимо, враги не знали, что на флангах подоспевшие наши части отбросили их машины. И по расписанию пошли в наступление.

Атаку их отбили сравнительно легко. Ещё двенадцать вражеских машин остались на поле боя.

А затем прошла ещё одна ночь. Уже ранним утром над нашими позициями повисли самолёты. Сколько их было, дедушка не мог сказать.

– Казалось, враги со всех фронтов направили на нас авиацию. Земля, воздух, дым и гарь – всё перемешалось. Даже нам дышать было нечем, а танкисты в машинах просто задыхались. Открывали люки… Думалось мне, все наши позиции уничтожены. После бомбёжки немцы пустили в атаку лёгкие танки с огнемётами. Толстые полосы пламени всё выжигали перед собой. Земля горела. Но и эту атаку мы отбили…

* * *

Так продолжалось весь день. Ремонтники дрались вместе с пехотинцами. Один раз дедушку завалило землёй. Механик Колосов откопал его, и дедушка тут же помог ему откопать двух своих бойцов.

Ночью от пламени горевших танков было светлей, чем днём. От дедушкиной бригады остались только пять тридцатьчетверок и три KB из резерва.

К утру остатки бригад объединились. Только южнее, за поворотом Старооскольского шоссе, отдельно продолжала драться с немцами группа танков, пришедших от Старого Оскола. Пробиться танкам к Горшечному так и не удалось.

– Одна рация работала, и фашисты уже почему-то не глушили её. Из штаба корпуса нам передали, что нужно продержаться ещё сутки. Подкрепление пришлют. И в двенадцатом часу проползли, хоронясь за железнодорожной насыпью, девять машин. Каждый танк был набит до отказа снарядами. Быстро выгрузили снаряды.

Самолёты уже не бомбили. Проплывали над позициями куда-то южнее. Ждали очередной атаки, но немцы не атаковали. Уже все наши бойцы сидели в окопчиках под разбитыми танками, прятались за ними. Выбить их было оттуда невозможно. А враги считали, что участь наших танкистов решена, своей живой силой не рисковали. Танки их подходили метров на пятьсот к нашим позициям, отстреливались и уползали. На их место ползли новые. Наши берегли снаряды. На пять, десять выстрелов отвечали одним. Пехота вражеская продолжала укрепляться на холмах. Едва стемнело, наступила тишина.

* * *

Южнее от позиций за близким горизонтом тоже стало тихо. Небо в той стороне освещалось заревом. За прошедший день у нас не погиб ни один боец. Троих ранило. Но танкисты очень устали. Один из них был контужен. Бродил пошатываясь. Подходил близко к горевшим машинам. Был хорошо виден врагам. Его могли убить. Бойцы оттаскивали товарища из освещенного места. Теперь танкисты лежали вповалку рядом со своими машинами.

Из ремонтников остались в живых только дедушка, механики Василич и Колосов. Остальные погибли. Старики помогали танкистам чинить гусеницы – заменяли траки.

В эту же ночь старики отремонтировали подбитую бэтушку (лёгкий танк БТ-27). Башня её свернулась на сторону и не поворачивалась. Но пулемёт был цел, имелись диски с патронами. Старики наладили мотор. Бэтушка стояла вся в дырках, больших и маленьких. Дыры забили деревянными пробками. Старики знали, что придётся отойти, подтянуться к соседним бригадам. На танках повезут раненых. И они приготовили себе машину. Да ещё и с пулемётом. Чтобы от пехоты надёжнее отбиться.