Текст книги "Знаменитая танковая"

Автор книги: Владимир Ляленков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Владимир Ляленков
Знаменитая танковая

Дедушку направляют в танковый корпус

Дедушка мой служил в танковых войсках. Но в танках он не воевал, потому что был ремонтником. Конечно, в ту пору дедушка мой не был дедушкой – ведь меня и брата тогда ещё и на свете не существовало. А родители мои сами были маленькими. Даже не знали друг друга, жили в разных городах. Но дедушка уже в начале войны считался старым солдатом. Ему было сорок семь лет. Воевал он с немцами в годы первой мировой войны, воевал в годы гражданской. И понятно, среди молодых бойцов выглядел пожилым. Потому его и называли дедом, батькой и отцом.

К танкистам он попал не сразу после призыва в армию. Прежде воевал в стрелковом полку. Полк его весной 42-го года занимал позиции восточнее города Курска. Этот город был тогда в руках немцев.

– К весне у нас на фронте тогда наступило затишье, – рассказывал дедушка. – В прошедшем году врагов разбили под Москвой, местами отбросили их от столицы километров на триста. Погнали бы и дальше, но наступила распутица. Речки, озёра, болота – всё разлилось. На дорогах такая грязь была, что даже танки застревали. И мы и немцы окопались, собирали силы для летних боёв. Гитлер тогда объявлял на весь мир: морозная зима помешала ему взять столицу. Скоро, мол, они захватят столицу большевиков.

Однако приближалось лето, но наступать снова на Москву враги не решались. Уж потом стало известно, что некоторые генералы советовали Гитлеру не спешить с наступлением. Советовали кое-где отвести даже войска назад, чтобы выровнять фронт. Хорошенько укрепиться, изучить обстановку в наших тылах, а потом уж пойти в наступление. Генералы говорили Гитлеру, что Советская Армия сильна, что тылы русских поставляют на фронт каждый месяц по 600–700 новых танков. Услышав это, Гитлер застучал кулаками по столу. Заявил: такого, мол, быть не может – это большевистская пропаганда. И все газеты его и радио продолжали твердить о скором взятии Москвы. Но шуму столько было, чтоб ввести в заблуждение наше командование. Опять лезть на Москву они боялись. Разработали другой план: решили прорваться к Дону, захватить Воронеж. Потом повернуть к Сталинграду, овладеть им. Тогда от нашего центра будут отрезаны хлебные и нефтяные районы. Они их захватят, а потом уж повернут на Москву.

Понятно, в ту пору ни дедушка, ни командиры его не знали о таких замыслах фашистов.

* * *

14 марта дедушка с товарищами сидел в землянке. Вдруг пришёл ротный командир, приказал дедушке срочно идти в штаб. Дедушка удивился и спросил:

– А зачем, товарищ командир?

– Я сам не знаю, – ответил командир, – приказано – срочно. Из девятой роты двоих тоже вызвали.

До войны дедушка работал механиком в МТС. Он был хорошим механиком.

Когда дедушка пришёл к штабному блиндажу, там уже толпилось ещё четверо бывших механиков. Начальство с ними долго не разговаривало. Писарь вручил им предписания: срочно отбыть в город Воронеж, в распоряжение коменданта города. Так дедушка попал к танкистам.

Его могли бы назначить механиком-водителем боевого танка. Но правая рука его была ранена в гражданскую войну, до конца не сгибалась в локте. Во время медицинской комиссии врачи заметили это. И в документе написали, что дедушка годен только в ремонтники.

Вместе с другими механиками его из Воронежа отправили в Сталинград.

Сталинград тогда ещё считался тыловым городом. Там всех приехавших зачислили в учебный танковый батальон. Но дедушка не учился, а сразу стал работать на заводе. Он с рабочими и танкистами собирал танки. На заводе машины собирали, а вблизи города формировали танковые соединения, называвшиеся бригадами. На сборке работали танкисты, приезжавшие за новыми машинами прямо с фронта. Очередь по спискам была длинная. Покуда очередь подходила, танкисты и работали.

На заводе дедушке присвоили звание сержанта. А 15 июня его зачислили в 174-ю танковую бригаду, присвоили звание старшины. И стал он командовать ремонтной походной мастерской (РПМ) бригады. Под его командой были два тягача, две бортовые машины, в которых возили множество запасных частей. И десять человек бойцов. Четверо из них в мирное время работали слесарями, а шестеро других никогда с техникой дела не имели. Но были молоды и очень сильны. И первое время должны были только силой помогать старым специалистам и познавать технику.

Там же, под Сталинградом, были созданы 66-я и 67-я танковые бригады. К ним прибавили дедушкину 174-ю, 31-ю стрелковую бригаду.

Мотострелки – это та же пехота. Но отличаются от неё не только тем, что бойцы ездят на машинах. Мотострелки обучены воевать вместе с танками. Простой пехотинец видел в танке своего защитника. А мотострелок знал, что он сам, прежде всего, защитник грозной машины. И он не отстанет в бою от танка.

Так образовался 17-й танковый корпус. Дедушка говорил, что командовал корпусом тогда генерал Фекленко.

Для солдата на воине. Нет маленьких и больших боев

28 июня немцы прорвали фронт восточнее Курска. Как раз в том месте, где занимал позиции прежний дедушкин полк. На стыке Брянского и Юго-Западного фронтов.

Командованию стало ясно: враги рвутся к Дону, к Воронежу. На пути их лежали станции Донецкой железной дороги: Касторное, Горшечное, Старый Оскол. К Старому Осколу рвались враги и с юга. Чтоб преградить путь врагам, под Старый Оскол срочно перебросили два танковых корпуса. Дедушкин 17-й корпус должен был задержать врагов под Касторным и Горшечным. Касторное – узловая станция, к ней с запада подходит железная дорога. Там заняли позиции две бригады. Третья, дедушкина, прибыла своим ходом под Горшечное. Заняли позиции с западной и юго-западной сторон. Перекрыли Старооскольское шоссе и Тимскую дорогу. Она вела прямо от города Тим, который был в руках немцев.

– Мы очень спешили, когда рыли окопы, зарывали танки в землю, – говорил дедушка. – Спереди доносится гул боёв, слева, справа. Солнце пекло, а мы гимнастёрки не снимали. Нельзя было снять. Боялись воздушного фронтового разведчика. Ползал он высоко, медленно, мотор не сильно гудел. Бывало, и специальные наблюдатели за воздухом замечали самолёт, когда уж он над головами начинал тарахтеть. А голые тела сразу заметишь с самолёта. Вот и не раздевались…

* * *

В тот день разведчик не появился. Бригада успела окопаться: впереди окопался батальон пехоты, командовал им комбат капитан Король, за пехотой окопался первый танковый батальон. Машины запрятали под старыми ивами. Они росли вдоль пересохшего притока реки Олым. Позади первого батальона занял позиции второй – на опушке леса, росшего на горушке. Второй батальон должен был следить за флангами передней линии и действовать по ходу боя.

Всякая горушка на языке военных называется высотой. В лесу на высоте наши устроили командный пункт. Рядом с ним стояла машина с радиопередатчиком. Там ещё затаились девять тяжёлых танков—«Клим Ворошилов» – КВ. Это был резерв командира бригады. Тут же у штаба окопался взвод охранения. На тот случай, если враги выбросят десант. Или тайком небольшими отрядами просочатся в тыл, попытаются напасть на штаб.

Дедушкины тягачи стояли на южном склоне высоты, готовые ринуться на поле боя и вытаскивать в укромное место для починки повреждённые танки. Санчасть, кухни запрятались на противоположном склоне высотки. Зенитная батарея затаилась на северной окраине леска. Там стояли шесть орудий и два зенитных многоствольных пулемёта. Слева и справа от передовых окопов видны были домики. Станция Горшечное раскинулась справа и сзади. Все были готовы к бою.

Дедушка говорил мне:

– Для солдата на войне не существует маленьких и больших боёв. В любом бою солдат может погибнуть. В любом бою солдат должен победить. Отразить нападение врага. Или разгромить его. А тогда нам была поставлена задача: задержать наступление противника. Самолётов тогда у нас было маловато. Потому что самолёт построить гораздо трудней, чем танк. Даже раций было мало. Не в каждом танке имелась рация…

* * *

Солнце уже опускалось за высотку. Разведчик вражеский не появлялся. Значит, немцы могли не знать о новых наших позициях. Перед позициями с километр тянулась ровная местность. Дальше снова начинались холмы. Из-за них и могли нагрянуть враги. Но за холмы сразу же были высланы дозорные. Дозорные молчали, только старший сообщил по телефону, что на Старооскольской дороге и на Тимской спокойно. Да один раз передал:

– В сторону Старого Оскола от Тима проехали четыре подводы с беженцами – женщины и дети. Они говорят, что немцев не видели весь день.

Гул боёв слева и справа постепенно стихал за горизонтом. С полей летели к станции стаи голубей. Тихо и мирно было вокруг. Кое-где торопливо пробирались от леса бойцы с котелками в руках.

С наблюдательного пункта вдруг заметили какие-то фигурки на холме на левом фланге. Фигурки то появлялись, то исчезали. Послали туда разведчиков. Они обнаружили за холмом деревенских мальчишек. Отругали и прогнали домой.

Уставшие бойцы отдыхали. Все ждали, что ночью хорошенько выспятся. Но выспаться удалось не всем. Из штаба корпуса вдруг передали по радио: под Тимом стояла с неделю в резерве 48-я танковая дивизия врага. Позапрошлой ночью она куда-то исчезла. На фронте дивизия не появлялась. Срочно надо было выслать глубокую разведку в район деревни Луневки. Там Тимская дорога разветвлялась на две. Одна вела к Старооскольскому шоссе, другая – на Горшечное. Надо было установить, не проходили ли там танки. А если да, то в какую сторону они направились, сколько их.

* * *

До Луневки по карте было километров тридцать. Послали шестерых разведчиков во главе с сержантом Павлом Никитиным. Дедушка уже хорошо знал сержанта, потому что тот от самого Сталинграда ехал со своим отделением вместе с ремонтниками.

Красноармейские свои книжки разведчики оставили в штабе. Взяли шинели в скатках, запасные диски к автоматам. И пошли.

Солнце уже село, но заря освещала землю, когда разведчики миновали передовой дозорный пост. Два бойца сидели в окопчике под дикой яблоней. Наблюдали за тем леском, возле которого дорога с Тима сливалась со Старооскольским шоссе. Дозорные рассказали, что проехавшие беженцы с прошлого года жили в деревне Погожевке. Они ехали из Тима, но осенью фронт отрезал их от своих. Теперь же немцы из Погожевки куда-то уехали. И беженцы двинулись к Старому Осколу. Танков они нигде не видели. А когда проезжали через Луневку, даже не видели ни одного из деревенских. Ни стариков, ни детей нет. Будто вся деревня вымерла. Или народ ушёл куда-то, угнал с собой скотину.

– А наших отступающих бойцов они не встречали? – спрашивал Никитин дозорных.

– Сказали, никого не видели, – ответил дозорный, который был за старшего. – Странное что-то творится, сержант. Вон за тем лесом выстрелы хлопали. Вроде, бой там был. Потом затихло, а ни один человек не появлялся!

Вдоль оврага разведчики достигли Тимской дороги. Заря погасла, стемнело совершенно. Летние вечера на Курской земле очень тёмные. В двух шагах от тебя будет стоять человек, но ты его не заметишь. Разведчики шли гуськом, шагах в трёх друг от друга. Так что каждый чувствовал товарища.

Подвел Никитина снег

Как и дедушка, сержант Никитин уже имел боевой опыт. Был ранен и в 17-й корпус попал после госпиталя. Прежде воевал он в танковой бригаде Катукова под Москвой. Там в лесистых местах катуковцы прославились. Заставили врагов уважать себя и бояться. Маленькими группами, по шесть, девять танков, катуковцы по заброшенным лесным дорогам и просекам подкрадывались к передовой линии. Неожиданно грозные машины врывались на позиции противника в разных местах. Уничтожая технику, проносились смертоносным вихрем. В намеченном заранее месте танки объединялись, обратно к своим прорывались могучим кулаком. Но ведь враги не знали, сколько всего прорвалось наших танков. В панике сообщали своему командованию, что русских танков три или шесть. Выставляли заслон против шести. А их неслось обратно уже штук двадцать. Уничтожали заслон, возвращались домой.

Во время одного из рейдов Никитин опростоволосился. Попросту говоря, немцы его обманули. Тогда его и ранило, а если б танкисты не победили в ту ночь, не бывать бы ему сержантом!

Случилось это зимой в деревне Поротва. Никитин уже был сержантом, командовал отделением разведчиков. Шесть советских танков с немногочисленным десантом подошли лесом на малых оборотах к деревне и остановились. Командир группы знал, что в деревне должны быть немцы. Но не знал, минируют ли враги на ночь дорогу и есть ли со стороны леса у деревни укрепления.

Никитин ушёл с четырьмя разведчиками. Мин на дороге не оказалось. В деревне было тихо. Разведчики проползли из конца в конец по деревне – ничего подозрительного не заметили. Постучали в одну избу – никто не отозвался. Во второй старик сообщил, что вчера поздно вечером, уже в потёмках, враги уехали из деревни. В следующей избе женщина сообщила то же самое. Добавила, что враги приказали сидеть по избам, на улице не появляться.

Посреди деревни рядом с дорогой лежала на боку сгоревшая машина. Никитин послал двух разведчиков с донесением, что врагов нет. С оставшимися покурил возле сгоревшей машины, притрушенной снегом. За ней был стожок сена, тоже притрушенный снегом. Никитин не обратил на стожок внимания. Снег подвёл Никитина – ему показалось, что он не потревожен. А под заснеженным стожком был блиндаж, в нём – пушка и вражеские солдаты.

Разведка тогда у немцев хорошо работала. Они, должно быть, узнали об очередной операции катуковцев. Оставили в деревне четыре противотанковые пушки. А когда наши разведчики проверили дорогу и вернулись к сгоревшей машине, сидевшие в засаде солдаты на другом конце деревни быстро установили на дороге мины в приготовленных лунках. Расчёт был простой: пропустят наши танки, последний подобьют, он загородит дорогу назад. Все машины рванутся вперёд. Головной танк подорвётся на минах. Получится пробка, и все наши танки и десант можно будет уничтожить.

Никитин с двумя бойцами стоял возле сгоревшей машины. В темноте заворчали танки, вползая в деревню. Разведчики пошли им навстречу. Командиром танковой группы был майор Захаров. Он с первого дня войны воевал танкистом, был очень осторожен. Узнав, что немцев нет, он решил связаться со своими по рации и доложить об этом. Танк командира группы шёл первым. Люк башни Захаров открыл, прислушивался и приглядывался к темноте. И вот это, должно быть, и спасло танки и десант.

Десантники слезли с машин размяться. И едва ударили первые выстрелы, они прижались к земле. А сидели бы на танках, их скосили бы пулями. А если б командир группы был закрыт в танке, он сразу не сообразил бы, в чём дело. А тут он даже успел заметить, что пушка ударила по последнему танку. Но впереди был путь открыт. И майор сразу же догадался о ловушке.

Никитин уже был ранен в бедро. Лежал возле дороги и посылал короткие очереди в темноту на огоньки вражеских выстрелов. Он слышал, как взревели танки. Заметил, что все они свернули с дороги. И через дворы понеслись в огороды, там развернулись и сразу же ударили из пушек по вражеским орудиям. Через час вся засада была уничтожена. Никитина и других раненых на танке увезли к своим.

Разведчик должен знать и учитывать все

Теперь Никитин слышал, что Катуков уже генерал, командует корпусом. И что катуковцы дерутся где-то рядом. Ходили слухи, что они держат позиции севернее, на рубеже реки Кшень.

Дедушке Никитин говорил, что после госпиталя – он просился обратно к катуковцам. Но его направили в 17-й корпус.

Звёзды на небе горели ярко, но на земле было темно. Никитин прислушивался, принюхивался к степному воздуху. Запах бензина, горячих машин разносится ночью далеко. Но воздух был чист, и разведчики не останавливались.

В полночь они подошли к лесу на возвышении. И лес закрыл часть звёздного небосвода. В штабе Никитин изучил карту. Где-то здесь должен быть овраг, а через него мостик. За мостиком – лощина, в ней и лежит деревня.

По другую сторону деревни должен быть пруд. За прудом – голый склон, а на гребне склона должен стоять ветряк.

* * *

Ни единого звука не доносилось из деревни. Даже собаки не лаяли. Где-то очень далеко затявкала собачонка, но из деревни не откликнулась ни одна. Это было странно.

Никитин оставил перед мостиком в лесу разведчиков Зобнина и Яковлева. Остальные осторожно прошли по мостику. Слабый ветерок продолжал дуть в лицо разведчикам. Но машинами не пахло. Бойцы уловили резкий запах конопли. За мостиком свернули с дороги и сразу попали в густую, высокую коноплю. Запах её очень терпкий. За коноплёй начались огороды. В конопле Никитин оставил ещё двоих. Пополз вдоль плетня вместе с Василием Якиным. Якину было девятнадцать лет, он был мускулистый и сильный. Ещё когда в эшелоне ехали, Никитин подружился с ним.

Кроме оружия у Никитина имелся компас на руке, трофейный, со светящимся циферблатом, и фонарик с синим стеклом.

– Посвети на дорогу, – шептал Якин, – может, следы какие заметим.

Никитин ничего не ответил – светить было нельзя. И они ползли по дороге, трогая пыльную землю ладонями, – следов гусениц не было. Проползли по деревне – тихо. Ни единого звука. Что такое?

– Заглянем в избу? – шептал Якин.

– Помолчи, – ответил Никитин. Он не верил тишине. Он отлично помнил деревню Поротву.

Вернулись к середине улицы, где был проулочек. В нём, на отшибе от деревни, стоит школа. Карту Никитин видел как перед глазами. Зрительная память у него была великолепная. Вскоре достигли они палисадника. Якин остался на улице, Никитин скользнул через калиточку. Одно окно школы было открыто. Никитин привстал заглянуть в окно. Тогда все бойцы курили махорку, а тут ему в нос ударило сладким запахом сигаретного дыма. Никитин быстро присел в кустах смородины. На дороге послышались осторожные тяжёлые шаги. Скрипнула калиточка. Человек взошёл на крыльцо. На фоне звёздного неба Никитин увидел силуэт немецкой каски и рядом с ней штык. Враги! Никитин быстро выполз из палисадника.

– Фрицы? – тихо спросил Якин.

– Тихо. Они.

– На крыльцо из школы вышли двое. Молча и медленно направились в сторону леса на горе.

В потёмках можно было нарваться на врагов. Никитин опять представил штабную карту. Надо проползти к пруду, обогнуть его, подняться на косогор к ветряку. Там дождаться рассвета. От ветряка всё рассмотреть можно.

* * *

Они пересекли улицу. Берег пруда был истоптан скотиной. Разведчики испачкались в грязи, ругались про себя, обогнули пруд, поднялись на косогор и сразу оказались у ветряка. Внутри его никого не было. Но разведчики затаились шагах в десяти от ветряка в жиденьких кустах крыжовника. Раскатали шинели. Карманы их были набиты консервами и сухарями. Закусывая, они никак не могли придумать: что же немцы устроили в деревне?

– Склад боеприпасов устроили?

– А где же их передовая?

– Может, для дальнобойных пушек готовят закрытые позиции? – говорил Якин.

– Да разве так может быть? Передовых позиций нет, а пушки устанавливают. Они не дураки… Народ выселили куда-то. Это ясно. Деревенских я знаю: сами они из деревни не уйдут. Палкой гони – не уйдут.

– Должно, вывезли…

Так разведчики разговаривали. Потом дремали поочерёдно.

Перед рассветом выпала сильная роса. Никитин очнулся от крика вороны. Вся лощина была затянута белым туманом. Даже избы и школа не были видны.

Якин дремал, обхватив колени руками. Никитин смотрел поверх тумана на косогор, поросший лесом. Вдруг он схватил Якина за плечо, придавил его к земле. Косогор был покрыт не лесом, а садом. Отсюда отчётливо были видны колонны приземистых танков, стоявших между яблонями. Даже видны были опознавательные кресты. Сад и колонны уходили за поворот косогора. Часовые прохаживались и стояли, прислонившись к деревьям. Никитин насчитал шестьдесят машин. Но ведь туман закрывал большую часть сада. А сколько танков за поворотом?

– Смотри, смотри, – вдруг зашептал Якин, указывая глазами влево.

За деревней местность повышалась. Там вдоль опушки леса стоял обоз из телег и машин. К машинам были прицеплены пушки. Обоз тянулся до поворота дороги и скрывался за поворотом вместе с ней.

– Мать честная, – шептал Никитин, – неужели тут вся дивизия? Как же мы пробрались сюда?

Якин молчал. Никитин кивнул ему, ползком они обогнули ветряк. По-за бугром пробежали метров двести, пригнувшись. Упали в бурьян. Отсюда был виден овраг, мостик, по которому прошли ночью. Сад сливался с лесом. Колонны танков, круто сворачивая, скрывались в лесу. Никитин насчитал ещё шестьдесят три машины. Все были средние.

– Танкеток не видно, – рассуждал вслух Никитин. – Или ждут их, или они в лесу. Без лёгких машин немцы не ходят.

– Конопля забила запах машин, – сказал Якин, – вот мы и не почуяли.

– Верно. Прохлопали.

На мостик пришли и остановились два солдата. Поодаль возле дороги Никитин заметил мотоцикл с коляской: дозорные. Неужели ночью мимо него прошли, и немцы не заметили их? Видимо, солдаты куда-то отлучились. Вот Никитин и Якин и прошмыгнули.

В километре от мостика стоял ещё мотоцикл. С этой стороны пройти обратно было невозможно.

– Где же там наша братва? – говорил Якин, присматриваясь к конопле и к опушке леса за мостиком.

Разведчики вернулись к ветряку. Обходить обоз – далеко. Куда машины пойдут? Если все двинут на Горшечное, они сомнут нашу бригаду! Ведь тут, видимо, вся дивизия.

А туман между тем рассасывался. Стала видна школа, показались избы. По улице прошли шестеро солдат. Заметили товарищи врагов? Танки из конопли из-за мостика не увидишь, но часовых на мосту Зобнин, Яковлев должны заметить.

Туман лежал уже только над прудом. Косогор был совершенно голый – трава выгорела, кусты начинались метрах в шестидесяти от разведчиков.

Никитин понимал, что минут через пятнадцать – двадцать туман и над прудом растает. А сейчас бы только до кустов добраться. А там, если и заметят, в тумане можно пробежать к конопле. Савельев и Куличенко, конечно, ждут. Кто-нибудь из троих уж непременно успеет предупредить бригаду.

– Слушай, Васька, – сказал Никитин Якину, – если убьют меня, обходи обоз и беги быстро в бригаду.

Больше Никитин ничего не сказал. Сбросил шинель, сунул пилотку в карман, пополз по голому склону. Говорил потом дедушке, что на немцев и не смотрел, видел перед собой только спасительные кусты. Полз он быстро. Но вдруг случилось то, чего за минуту до этого он и не хотел делать. Будто кто шепнул ему: «Вставай и иди спокойно, а то сейчас тебя заметят. К ветряку летят галки, враги от нечего делать посмотрят на них – заметят тебя!» И разведчик вскочил, держа автомат на груди, большими шагами быстро зашагал.

Он ждал криков, выстрела, но не бежал. Сейчас пальнут, сейчас закричат… Наконец упал в кусты боярышника, но выстрела не было.

От нервного напряжения он даже рассмеялся в кустах. Дерзкая весёлость завладела им. Через улицу он даже не переполз, а перебежал, едва часовой у проулочка к школе отвернулся.

Савельев и Куличенко спокойно сидели в конопле. Врагов они не заметили. Даже курили, пуская дым в землю, разгоняя его руками.

– Черти, немцы здесь, а вы курите! – прошипел Никитин, подобравшись к товарищам. – Потушите цигарки!

Разведчики взяли левее мостика, перебрались через овраг. Никитин велел товарищам поискать Зобнина и Яковлева. Наблюдать, куда и сколько пойдёт танков. За старшего он оставил Зобнина.

– Едва начнётся движение, сразу Яковлева с донесением в бригаду. – Никитин сбросил сапоги. Через лес в одних носках побежал к своим позициям.

Прибежал он в бригаду без четверти восемь. В окопах было спокойно, но в штабе все были на ногах.