Текст книги "Московские легенды. По заветной дороге российской истории"

Автор книги: Владимир Муравьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Воскресенский проезд

^{А. М. Васнецов. Вид Красной площади во второй половине ХVII в. Акварель. 1925 г.}

От Иверской часовни и Воскресенских ворот до Никольской улицы – первой улицы Троицкой дороги – нужно пройти по Воскресенскому проезду всего около пятидесяти метров.

Но редко кто их просто пробегает (как обычно передвигаются пешеходы по улицам современной Москвы): как правило, миновав Воскресенские ворота, через левую арку, осененную образом святого покровителя Москвы Георгия Победоносца, или через правую – под иконой всея России чудотворца преподобного Сергия Радонежского и пройдя два-три десятка шагов, человек невольно приостанавливается.

Отсюда открывается вид на Красную площадь. И просто невозможно не остановиться и не полюбоваться им, хотя и видел его тысячу раз.

Многие художники писали и пишут Красную площадь. Среди картин, изображающих ее, много по-настоящему замечательных произведений. Но характерная черта: почти все художники, однажды написав Красную площадь, снова и снова возвращаются к этому сюжету и с каждой новой картиной обнаруживают в нем новые грани и черты.

Москвичи давно поняли огромную силу впечатления, которое производит панорама Красной площади, недаром же уже в XVII веке иноземные посольства специально провозили через Воскресенские ворота.

То, что представало взгляду иноземцев тогда, и с того самого места, откуда смотрели они, мы можем увидеть на картине А. М. Васнецова «Красная площадь во второй половине XVII века».

В центре картины на фоне неба возвышается во всей многокрасочности и причудливости куполов и башенок собор Василия Блаженного. Мощным крепостным укреплением встает белёная Спасская башня с голубым, испещренным множеством золотых звездочек, циферблатом башенных часов – большой тогда редкостью. Так как с востока на подходе к Кремлю нет для врага естественной преграды, то здесь наиболее высока и мощна Кремлевская стена, перед ней – широкий ров и еще два ряда дополнительных укреплений – более низких каменных стен. В южной и северной частях площади возле собора Василия Блаженного и Никольских ворот – каменные башни-бастионы, так называемые раскаты, на которых установлены большие пушки. На Никольском раскате, в правой части картины, хорошо видны две пушки. Тогда каждое орудие такого калибра имело свое имя, на этом раскате были установлены пушки: «Каширова», названная по фамилии мастера, который ее лил, и «Ехидна», чье название показывало силу, злобность и свирепость орудия, ибо фантастическое существо ехидна – полуженщина-полузмея – отличалась именно этими качествами.

Справа – высокое и широкое крыльцо Земского приказа – главного тогдашнего правительственного учреждения. С левой стороны площади – каменные Торговые ряды.

Площадь полна народу, и если приглядеться, то можно увидеть и сцены народной жизни, и характерные для того времени типажи.

Примыкающая к Воскресенским воротам часть Красной площади (нынешний Воскресенский проезд), по свидетельству современников, была всегда особенно многолюдной.

Так было в XVII–XVIII веках, так было и в начале XX века.

Красная площадь не сразу была названа Красной.До этого она имела, по мнению историков, еще несколько названий. Происхождение одного из них – Пожар —А. М. Васнецов объясняет ее многолюдством. «Красная площадь, – пишет Васнецов, – называлась Пожаром не потому, конечно, что здесь постоянно были пожары, так как здесь и гореть-то было нечему – столы да скамьи, которые всегда можно было растащить или разломать… По-видимому, здесь не было даже рундуков – небольших деревянных лавочек с откидными наружу прилавками; они, как более постоянные, находились на смежных улицах и крылись тесом, корой и лубом – опасности в пожарном отношении, следовательно, на Красной площади не было. Пожар, то есть место постоянной сутолоки, как на пожаре; народ суетится, спешит, бежит. „Куда бежишь? Ведь не на пожар“, – говорит народная пословица. А Гостиный двор от огня оберегался очень тщательно. По словам Олеария и Кильбургера, здесь постоянно находилась стража днем и ночью и стояли бочки с водой, что и понятно, так как много лавок было наполненно дорогим заграничным товаром».

^{В. Ф. Тимм. Коронационные торжества на Красной площади в 1856 г. Раскрашенная литография}

Объяснение оригинальное и интересное, но неправильное. К вопросу о происхождении названия «Пожар» мы еще вернемся.

Воскресенские ворота – словно рубеж, разделяющий две стороны жизни и натуры человеческой: духовную и земную, вечную и сегодняшнюю, суетную. С внешней стороны ворот – Иверская часовня и тихие богомольцы, а с внутренней – за воротами – постоянная толчея, разноголосый гомон. В часовне, среди икон и лампад, душа человека обращена к Богу, а за воротами, на площади, она отдавалась «заботам суетного света», большим и малым.

Площадь у Воскресенских ворот с внутренней стороны Китайгородской стены образовалась в конце тридцатых годов XVI века, сразу после того, как были построены ворота. В шестидесятые – семидесятые годы того же века, в царствование Ивана Грозного, сложилась ее планировка и определилось функциональное назначение как центра городского управления. Здесь был построен Земский приказ, ведавший сбором городских налогов, занимавшийся судебными разбирательствами, руководивший ярыжнымотрядом, как тогда называли городскую полицию. Рядом находился Сытный государев отдаточный двор, где служилым людям выдавалось жалованье натурой: хлебом, мукой, вином, сукном, одеждой и другими продуктами и вещами. Тут же были Ямской двор, пушечные и пороховые амбары, а также городская тюрьма. Кроме того, тут производилась торговля как с прилавков, столов, так и вразнос.

Сюда приходили люди по разным делам со всей Москвы, и поэтому здесь всегда толокся народ.

На упоминавшейся выше картине А. М. Васнецова «Красная площадь во второй половине XVII века» мы видим и группу просителей у крыльца Земского приказа, и ярыжку-полицейского с бляхой на груди, сопровождающего арестанта, и отряд солдат, направляющихся на охрану арсенала – пушечных и пороховых амбаров, и торговцев с покупателями.

С течением времени менялись учреждения, помещавшиеся на площади, но оставался неизменным их общественный характер, сохранялись общая атмосфера и многолюдство этого уголка Москвы.

При Петре I Земский приказ был упразднен, в его здании разместилась Главная аптека, в 1755 году помещения аптеки и Воскресенских ворот занял основанный по предложению М. В. Ломоносова первый в России университет – Московский.

В 1875–1881 годах на месте бывшего Земского приказа построено нынешнее здание Исторического музея, занимающего всю правую сторону Воскресенского проезда.

Предложение о создании Исторического музея было поддержано государством и многими общественными деятелями. В комиссию по его организации вошли видные историки Ф. И. Буслаев, И. Е. Забелин, Д. М. Иловайский, К. Н. Бестужев-Рюмин, граф А. С. Уваров и другие.

Академику К. Н. Бестужеву-Рюмину принадлежат замечательные слова о народном, общественном значении музея: «Музей – одно из самых могущественных средств к достижению народного самосознания – высшей цели исторической науки».

По левую сторону от Воскресенских ворот возле Китайгородской стены в XVI – начале XVII века находились пушечные и пороховые амбары и обширный двор, принадлежавший Земскому приказу. На Земском дворе помещалась городская тюрьма и противопожарная стража. «Стоят на Земском дворе, – говорится в документе начала XVII века, – беспрестанно и без съезду семьдесят пять человек ярыжных да извозчики с лошадьми для ради грехового пожарного времени».

Само место, где дежурили пожарные, и площадка перед ним в живой речи москвичей назывались Пожар.Это название было так известно и общеупотребительно, что к названию построенной здесь в XVII веке церкви Казанской Божией Матери, по московскому обыкновению, добавляли топографическое уточнение: «на Пожаре». Впоследствии историки ошибочно распространили это название на всю территорию нынешней Красной площади.

Подобное расширительное употребление названия совершенно неправомочно. В XVI – первой половине XVII века территория современной Красной площади не представляла собой единого пространства: раскинувшийся перед Кремлевской стеной Великий Торг был торговым районом, имевшим для удобства ориентации в нем множество топографических единиц, обладавших собственными названиями: рядов-проулков (некоторые из них, став городскими переулками, до наших дней сохранили эти названия), площадей перед церквями, которых в разных местах Торга насчитывалось около двух десятков, так, например, площадь у Спасских ворот называлась Троицкой по церкви, стоявшей здесь еще до постройки собора Василия Блаженного; полоса земли вдоль крепостного рва называлась Рвом, и построенный на ней собор Василия Блаженного и другие церкви имели дополнительное определение «на Рву». От былой топонимической раздробленности Красной площади в наше время осталось название одной из ее частей, отсутствующее в официальных перечнях улиц, но употребительное в устной речи – площадь между Кремлем и собором Василия Блаженного называется Васильевский спуск.

Сейчас левую сторону проезда за Воскресенскими воротами занимает двухэтажное здание, построенное в 1730-е годы по проекту петербургского архитектора П. И. Гейдена и сохранившее до наших дней по фасаду элементы украшений в характерном для тогдашнего времени стиле барокко. Это здание строилось как один из корпусов Монетного двора, который по указу Петра I был построен на месте арсенала и части Земского двора.

Здание Монетного, или, как он назывался при Петре I, Денежного, двора находится в глубине участка, и к нему можно пройти через ворота выходящего на Воскресенский проезд корпуса Гейдена. Денежный двор 1697 года – замечательный памятник русской светской архитектуры. В нем находились производственные «палаты» – Плавильная, Кузнечная, Плющильная, в верхнем этаже размещались Казначейная, Кладовая, Пробирная и Работная (гравировальная). Фасад здания богато декорирован резными каменными наличниками, колонками, карнизами и бордюрами. Над аркой, ведущей во внутренний двор, где находились производственные помещения, были две доски с надписями, сделанными церковно-славянским шрифтом, о дате сооружения двора и его назначении. Левая доска утрачена (на ней, как можно догадаться, было имя царя Петра со всеми титулами), а правая, продолжающая текст, сохранилась: «в 15 лето богохранимыя державы его при благородном сыне его Великом Государе Царевиче и Великом князе Алексее Петровиче, в осьмое лето от рождества его, построен сей двор ради делания денежной казны в лето от сотворения мира семь тысяч двести пятого, от рождества же во плоти Бога Слова 1697».

В 1730-е годы при Анне Иоанновне Монетный двор расширили, были возведены новые корпуса. Но в середине XVIII века производство перевели в Петербург, а освободившиеся здания перешли под городские и губернские правительственные и судебные учреждения. С этого времени корпус, выходящий на проезд, получил название – Губернское правление, под которым он и фигурирует в работах историков архитектуры.

Городская тюрьма, находившаяся на Земском дворе, в период работы Монетного двора была ликвидирована, но с водворением в его зданиях административных и судебных учреждений вновь открылась. В основном в ней содержались рядовые уголовные преступники, но имена нескольких узников принадлежат к числу известнейших в нашей истории.

В 1671 году, когда еще тюрьма принадлежала Земскому приказу, в ней содержался Степан Разин.

В 1775 году в тюрьму уже Губернского правления был водворен Емельян Пугачев. Сюда он был доставлен в специальной клетке, закованным в ручные и ножные кандалы. Сейчас эта клетка находится в Историческом музее.

В сентябре – октябре 1790 года в тюремной камере Губернского правления несколько недель по пути в сибирскую ссылку пробыл А. Н. Радищев, по определению императрицы Екатерины II, «бунтовщик хуже Пугачева». В память пребывания Радищева на здании Губернского правления в 1962 году установлена мемориальная доска с барельефом писателя работы скульптора Г. Г. Сорокина.

Тюрьма в Губернском правлении называлась «временной», так как была тюрьмой предварительного заключения, в нее водворяли подследственных по сравнительно мелким делам. Общемосковской известностью во время своего существования и преданиями после ее ликвидации в 1860-е годы, дошедшими до наших дней, она обязана существовавшему при ней долговому, то есть такому, в котором содержались несостоятельные должники, отделению, называвшемуся в Москве «Ямой».

О происхождении этого названия в литературе встречаются разные версии. В некоторых путеводителях можно прочитать, что тюрьму «в народе называли „ямой“, так как она находилась в подвалах». Но свидетельства современников опровергают это утверждение: никто из них про подземные темницы не пишет. По другой версии, тюрьма получила свое название от того, что находилась в низине, на месте старинного «Львиного рва». Последний вариант объяснения более вероятен.

Долговая тюрьма у Воскресенских ворот существовала с XVIII века и помещалась в одном из корпусов бывшего Монетного двора, построенных П. И. Гейденом, но выходившем не на Воскресенский проезд, а обращенном к реке Неглинной. Этот корпус был снесен в 1889 году, и на его месте построено здание Городской думы, которое позже занимал Музей В. И. Ленина.

^{Торговля в Воскресенском проезде. Литография 1840-х гг.}

Благодаря этой тюрьме в русский язык вошло очень образное и глубокое выражение «долговая яма».

По существовавшим тогда законам, несостоятельного должника водворяли в «яму» по заявлению кредитора и постановлению суда до уплаты долга, причем содержание арестанта должен был оплачивать заявитель. В середине XIX века обитателями «ямы» становятся почти исключительно купцы. Попадают они туда по воле своего же брата-купца. «Яма» много раз упоминается в пьесах А. Н. Островского из московской купеческой жизни как обычный и характерный штрих купеческого быта.

Получив решение о водворении должника в «яму», кредитор должен был объявить, где тот находится. Но и должник – не промах – пытался оттянуть наказание и прятался.

В 1867 году «Яму», вернее, долговое отделение, перевели за Калужскую заставу в один из корпусов купленной городом суконной фабрики Титова. Эту тюрьму москвичи называли «Титы». В 1879 году тюремное заключение как способ взимания долгов было вообще отменено.

Средневековую идею «долговой ямы» восстанавливает нынешняя Федеральная служба налоговой полиции. Недавно об этом сообщила самая распространенная и тиражная газета нашей страны «Аргументы и факты». «Возможно, скоро в Москве вновь появятся долговые ямы, – сообщается в ее репортаже. – Дело в том, что столичное управление ФСНП решило заиметь собственные изоляторы временного содержания… Где будут располагаться такие изоляторы… пока неизвестно… Готов проект изолятора и его техническое обоснование. Что же касается финансирования, то оно, скорее всего, будет осуществляться из внебюджетных средств налоговой полиции, например из процента от продажи имущества недоимщиков».

Следующими за Губернским правлением по Воскресенскому проезду идут постройки собора Казанской иконы Божией Матери, или, как его обычно называют, Казанского собора. Шатровая колокольня собора и одноглавый храм под шлемовидным куполом сдвинуты вглубь по отношению к красной линии проезда, именно там в 1630-е годы, когда он был возведен, проходила граница площади.

^{Список Казанской чудотворной иконы Божией Матери, бывший в ополчении Минина и Пожарского. ХVII в.}

Казанский собор стоит на углу Красной площади и Никольской улицы. Он градостроительно и образно связывает улицу с площадью. Но эта связь гораздо глубже, чем просто удачное архитектурно-планировочное решение, она имеет значение смысловое и даже символическое. Собор объединяет улицу с площадью и в то же время служит переходом из стихии Красной площади в пространство улицы, поскольку это – совершенно разные категории. Сам собор и место, где он поставлен, занимали в старомосковской идеологии и мифологии важное место.

Чудотворная икона Казанской Божией Матери в начале XVII века, в эпоху Смуты, по популярности была первой в ряду чудотворных московских и общероссийских икон. На ее помощь возлагали свои надежды москвичи в борьбе против польско-литовских оккупантов, захвативших столицу, и против русских бояр-предателей, служивших им.

С Казанской иконой Божией Матери все тогда связывали два известных всей России имени: патриарха Гермогена – духовного вождя сопротивления, замученного врагами в темнице, но отказавшегося с ними сотрудничать, и князя Дмитрия Пожарского – военного руководителя ополчения, доказавшего свою храбрость в боях, где он сражался в одних рядах с мужиками-ополченцами.

Гермоген был священником приходской церкви в Казани, первым принял в свои руки, при обретении, эту чудотворную икону и поставил ее в своем храме.

Казанская икона Божией Матери была обретена в XVI веке в городе Казани при чудесных обстоятельствах и в присутствии достойных доверия свидетелей, благодаря рассказам которых эта история известна в подробностях.

23 июня 1579 года в Казани случился большой пожар, который истребил весь посад и часть зданий в кремле. При этом пожаре сгорел и дом стрельца Даниила Онучина.

Печалься не печалься, а жить надо, и стрелец, расчистив пожарище, приступил к постройке нового дома. Но тут его десятилетняя дочь Матрена рассказала родителям, что во сне ей явилась Божия Матерь и указала, что на месте их сгоревшего дома в земле лежит Ее святая икона, и велела сообщить об этом городскому начальству.

Сон этот снился девочке трижды.

Отец пошел к начальству, но начальник счел рассказ девочки «мечтой юного воображения» и ничего не предпринял.

Однако священник их приходского храма святого Чудотворца Николая отец Гермоген поверил, что это не выдумка и что девочке действительно было чудесное видение. Матрена сама начала искать икону, и 8 июля она нашла ее в земле на глубине двух аршин на том месте, где стояла в доме печь. Икона была завернута в старый вишневого цвета рукав и выглядела как новая, только что написанная.

Окрестные жители, узнав об удивительной находке, собрались на дворе Онучина, прибыло начальство и архиепископ Казанский Иеремия. Отец Гермоген принял обретенную икону из рук девочки и под пение молитв внес ее в храм Чудотворца Николая.

Известие о найденной на пожарище иконе быстро распространилось в городе, и в храм пошли богомольцы. Несколько больных после молитвы перед иконой избавились от недуга. Так обнаружилось, что икона – чудотворная.

Архиепископ распорядился сделать список новоявленной иконы и с письмом, в котором описал ее обретение и совершившиеся исцеления, послал в Москву царю Иоанну IV Васильевичу.

От царя пришло указание: «На том месте церковь поставити, иде же обретеся чудотворная оная икона, и монастырь девичь повеле устроить».

В честь обретения Казанской иконы Божией Матери 8 июля был учрежден ежегодный праздник. Сначала этот праздник был местным, казанским, затем стал общероссийским.

На месте обретения иконы был основан Богородский девичий монастырь, построен деревянный храм, в котором и была поставлена обретенная икона. В царствование царя Федора Иоанновича по его повелению вместо деревянного храма воздвигли каменный. Первой сестрой новой обители стала Матрена, впоследствии она приняла постриг под именем Мавры и была игуменьей монастыря.

Священник казанской церкви святого Николая отец Гермоген в 1589 году был назначен казанским митрополитом. Своей праведной жизнью, пастырским служением, духовными сочинениями он приобрел большую известность и авторитет в духовных кругах среди мирян. В числе его сочинений имеется и подробное «Сказание о явлении и чудесах иконы Казанской Богоматери».

Однако главный свой подвиг митрополит Гермоген совершил в годы Смуты начала XVII века, когда в Россию вторглись иноземные завоеватели, заняли западные земли, захватили Москву. Тогда две беды грозили самому существованию России как государства: польско-литовские и шведские оккупанты, чувствовавшие себя хозяевами в Москве, и измена правителей-бояр, которые предали родину, свой народ и ради сохранения своих богатств стали прислуживать врагам. Именно в тяжелое для страны время Смуты Гермоген отказался подчиняться требованиям захватчиков, их ставленников-самозванцев и бояр-предателей, став духовным вождем русского сопротивления.

Под названием Смутное времяв историю России вошли события конца XVI – начала XVII века, характеризующиеся внутренним кризисом власти и нашествием иностранных врагов.

В 1584 году умер царь Иван Грозный. Царский престол наследовал его сын Федор Иванович. Царь Федор умер в 1597 году, не оставив наследника. Престол занял боярин, ближайший советник Федора и к тому же его шурин (брат жены) Борис Годунов. Хотя восшествие на престол Годунова было инсценировано как его избрание Земским собором, то есть представителями всех сословий, в народе распространилось и крепко держалось убеждение, что царский престол Годунов занимает не по праву.

Законным наследником престола мог быть младший сын Ивана Грозного царевич Дмитрий, но он погиб в 1591 году от несчастного случая, когда ему было 8 лет: играя в ножички, он упал на лезвие и нанес себе смертельную рану. Но в народе ходили упорные слухи, что царевич был убит по приказу Годунова, который сам метил в цари.

Борис Годунов стал царем. Но в 1601 году в Польше объявился человек, который называл себя чудесно спасшимся царевичем Дмитрием. Он объяснил, что подосланные Годуновым убийцы зарезали другого мальчика, а он был спасен верными людьми, вывезшими его в тайное место, где его воспитали, и вот сейчас, когда он достиг зрелого возраста, заявил о себе. Царевич Дмитрий говорил, что намерен свергнуть Годунова и занять принадлежащий ему по праву царский престол.

Правительство Бориса Годунова сразу же официально заявило, что этот человек – самозванец, даже назвало его имя – Григорий Отрепьев, беглый дьякон Чудова монастыря, а настоящий царевич Дмитрий действительно погиб, о чем было произведено полное дознание.

Между тем объявившийся царевич был признай польским правительством настоящим сыном русского царя и законным претендентом на русский престол. Дмитрий обратился к польскому королю с просьбой помочь ему войском.

Осенью 1604 года царевич Дмитрий с польским войском перешел границу и двинулся в направлении Москвы.

Весной 1605 года умер Борис Годунов.

По пути на Москву к армии царевича Дмитрия присоединились русские отряды казаков и крестьян, а после смерти Бориса Годунова на сторону царевича перешла вся армия.

20 июня 1605 года Дмитрий вступил в Москву, радостно приветствуемый народом.

В исторические работы о Смуте этот персонаж вошел под именем Лжедмитрия I. Но одновременно с версией о его самозванстве и среди ученых, и в народных преданиях до сих пор существует мнение, что он был действительно сыном Ивана Грозного. Тем более трудно было разобраться в этом современникам. Народ поддерживал царевича, особенно в начале его правления, до тех пор, пока не наступило время расплачиваться ему с поляками за помощь, а плата эта заключалась в измене национальным интересам: он увеличил налоги и подати, отдал Польше ряд русских территорий, позволил оккупантам притеснять и грабить народ, оскорблять православных священников и насмехаться над православной верой. Для руководства страной он образовал Сенат и назначил сенаторами знатных и известных людей. Казанский митрополит Гермоген также получил звание сенатора и был вызван в Москву.

Сенат должен был одобрить венчание Лжедмитрия и дочери польского магната Ежи Мнишека, Марине Мнишек. Марина Мнишек была католичкой и, по замыслам интервентов, должна была остаться ею, и став царицей России.

Гермоген потребовал, чтобы царская невеста перед венчанием приняла православие, и твердо стоял на своем, за что и был отослан обратно в Казань.

Так как грабежам и издевательствам интервентов подвергался не только простой народ, но и знатные люди, то среди бояр составился заговор во главе с боярином князем Василием Шуйским, и 17 мая 1606 года Лжедмитрий I был убит. Царем был избран Василий Шуйский.

После свержения первого самозванца Гермоген приехал в Москву на собор епископов, который собрался для низложения польского ставленника патриарха Игнатия. Собор возвел Гермогена в сан Патриарха Всероссийского.

Гермоген первым делом объявил о самозванстве Лжедмитрия, о том, что истинный царевич Дмитрий мертв и что все называющие себя его именем, – самозванцы. Прах царевича Дмитрия был перевезен в Москву и похоронен в Архангельском соборе, рядом с могилами его отца и братьев.

В январе 1611 года поляки заключили Гермогена в темницу Чудова монастыря. Его морили голодом, давая «на неделю сноп овса и мало воды», от него требовали, чтобы он отправил в создаваемое в провинции народное ополчение иное послание, в котором было бы сказано, что он запрещает ополченцам идти на Москву и повелевает разойтись. Гермоген отказался и из темницы благословил взять в ополчение войсковой святыней Казанскую икону Божией Матери.

В марте 1611 года в Москве началось восстание против оккупантов. Бои шли на улицах. Но силы были неравны, польские, немецкие и шведские отряды жгли город и вытесняли повстанцев на окраины. В то время, когда восстание было уже практически подавлено, к Москве подошло Первое народное ополчение, созданное в Рязани, и в ополченский отряд, стоявший возле Новодевичьего монастыря, занятого польским войском под командованием литовского гетмана Ходкевича, из Казани доставили список Казанской иконы Божией Матери. Ополченцы начали наступление и освободили монастырь. Это сражение вошло в историю под названием «гетманский бой».

В 1611 году Москву освободить не удалось. Но в Нижнем Новгороде уже собиралось новое ополчение под руководством Минина и Пожарского. Поляки и бояре-изменники потребовали от Гермогена, чтобы он написал в Нижний, что не благославляет нового похода на Москву, на что Гермоген ответил: «Да будут благословенны те, которые идут для очищения Московского государства, а вы, изменники, будьте прокляты!»

Гермоген умер в темнице 17 февраля 1612 года.

В марте 1612 года из Нижнего Новгорода выступило Второе ополчение, и войсковой иконой в нем была Казанская икона Божией Матери, та, с которой сражались воины в «гетманском бою».

В августе этого же года ополчение Минина и Пожарского подошло к Москве. Больше месяца его отряды сражались под Москвой и на ее окраинах, продвигаясь к центру. Поляки держали оборону, защищенные могучими стенами Китай-города и Кремля.

Накануне решительного штурма в отрядах ополчения отслужили перед Казанской иконой Божией Матери молебны. И 22 октября тот отряд, в котором находилась в этот день икона, овладел первой городской крепостной башней – круглой башней Китай-города, расположенной между Ильинской и Никольской башнями. Так была взломана оборона врага. Три дня спустя вражеские отряды, отступившие и запершиеся в Кремле, капитулировали.

«По совершении ж дела сего (освобождения Москвы. – В. М.), – рассказывает участник боев князь С. И. Шаховской, – воеводы и властелины вкупе ж и весь народ московский воздаша хвалу Богу и Пречистыя Его Матери, и пред чудотворною иконою молебное пение возсылаху и уставиша праздник торжественный праздновати о таковой чудной дивной победе».

В освобожденной Москве не было никого из правительства, кто мог бы взять власть в свои руки: русский престол был пуст, остатки Боярской думы, предавшейся врагам, бежали из Москвы от расправы народа. Единственной властью в глазах москвичей фактически оказались руководители ополчения, и прежде всего князь Дмитрий Пожарский. Он, Кузьма Минин и начальник казачьего ополчения князь Трубецкой по общему решению ополчения были объявлены правителями до выбора нового царя.

После благодарственных молебнов в Успенском соборе Казанская икона Божией Матери вернулась в войско, и Пожарский поставил ее в своем приходском храме Введения на Лубянке.

«По взятии Кремля, – сообщает летопись, – князь Дмитрий Пожарский освяти храм в своем приходе Введения Пречистыя Богородицы Казанская поставиши тут».

^{Казанский собор на Красной площади. Фотография конца ХIХ в.}

После венчания на царство в 1613 году Михаила Федоровича Романова Казанская икона Божией Матери становится наиболее почитаемым образом в царской семье. В летописи об этом рассказано так: «священники Введенского храма „возвестиша Царю… про ее чудеса, како в гетманский бой и в московское взятие от того образа велия чудеса быша. Царь же Михайло Федорович всеа Русии и мать его великая старица Марфа Ивановна начата к тому образу веру держати велию, и повелеша праздновати дважды в год и установиша со кресты“. Праздник обретения иконы в народе называют „летней Казанской“, а праздник освобождения Москвы – „осенней Казанской“».

Отношение народа к тому или иному современнику определяется деятельностью этого современника в период главнейших событий эпохи. В начале XVII века это была освободительная борьба против поляков. Михаил Федорович не был ее прямым участником, поэтому он подчеркивал свою причастность к недавним событиям особым почитанием Казанской иконы Божией Матери.

В 1620-е годы «меж Ильинских и Николаевских ворот» Китайгородской стены была поставлена церковь во имя образа Казанской Божией Матери. Москвичи называли ее Казанской церковью «у стены», и стояла она на том месте, где во время штурма была взломана оборона врага. Царь Михаил усердно посещал эту церковь, участвовал в крестных ходах, отпускал из казны на ее содержание такие же средства, как на кремлевский Верхоспасский собор. В большой пожар 25 апреля 1634 года Казанская церковь «у стены» сгорела, и по царскому повелению было начато строительство каменной церкви Казанской иконы Божией Матери на Красной площади.

Новый храм возводился исключительно на средства царя. Существует предание, что его строителем был князь Дмитрий Пожарский, но в документах по его строительству, как пишут в книге «Казанский собор на Красной площади» (1993 год) Л. А. Беляев и Г. А. Павлович, «нет ни одного упоминания о князе Д. М. Пожарском – ни как о храмоздателе, ни как о вкладчике». Слава храмоздателя укрепляла авторитет царя, поэтому он, конечно, не желал делиться ею ни с кем. Когда это позволяла традиция, он заявлял о своем участии в строительстве храма, как, например, в надписях на пожертвованных колоколах. На одном из них обозначено, что это – семейный вклад: «Божиею милостию Великий Государь Царь и Великий Князь Михаил Федорович, всея России самодержец, и его Боголюбивая Царица и Великая Княгиня Евдокия Лукиановна, и Благородные чада, Царевич Князь Иван Михайлович и Царевна и Великая Княжна Анна Михайловна, Царевна и Великая Княжна Татиана Михайловна и Царевна и Великая Княжна Ирина Михайловна сей колокол велели слить к церкве Новоявленного Образа Пречистыя Богородицы Казанския, лета 7145». (Образ Казанской Божией Матери, обретенный в 1579 году, по сравнению с другими чудотворными иконами, например Владимирской и Иверской, мог быть назван новоявленным.) Другой колокол был единоличным вкладом царя.