355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Бородин » Корзина полная персиков в разгар Игры » Текст книги (страница 15)
Корзина полная персиков в разгар Игры
  • Текст добавлен: 10 апреля 2021, 13:00

Текст книги "Корзина полная персиков в разгар Игры"


Автор книги: Владимир Бородин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

побольше и вернётся, чтобы спасти её из недостойного места: «Добрая она, милая… А купцы нижегородские в большинстве своём люди достойные – чего только стоили слова Силантия полные гордости, а вот столичные – те не очень. Особенно старообрядцы – честный и преданный народ201201
         Составляя в общей численности православного населения около десяти процентов, старообрядцы дали России свыше двух третей всех предпринимателей – миллионеров. Наиболее трудолюбивыми и предприимчивыми оказывались старообрядцы. К XXI веку старообрядцев в России осталось лишь менее двух миллионов и за пределами её более полу миллиона.


[Закрыть]
. А ведь власть их не жаловала. Но держатся ведь Царя-батюшки! Да и Охотины вышли из поборников старой веры. Прадед ещё кержачил». В знаменитом Савве Петя разочаровался: «Ну и что же, что меценат, зато готов в тяжёлый для державы момент оголтелых революционеров поддержать – бред какой-то! Ещё и старообрядец…» Не говоря о разочаровании в самих эсерах и всех вещаниях Бориса. Ещё он решил, что сурово поговорит с Борей, при встрече, чтоб не совращал в ка-дэ Митю ни в коем случае! На следующий день Пётр сводил свою подругу на последние гроши в шикарный нижегородский цирк братьев Никитиных с шахматными кровлями, а потом распрощался с ней и побежал якобы на поезд. По пути он свернул к знакомому кафе-шантану и, побыв там совсем недолго, успел вовремя сесть на поезд, отъезжающий в Ростов-на-Дону. Молодой человек был разгорячён и, усаживаясь в душный набитый вагон третьего класса, усердно потирал видимо ушибленную внешнюю сторону кисти правой руки. «Так-то, молодец, торжище нижегородское – оно в бездну свою и солидных мужей засасывает. Правильно делаешь, что бежишь отседа» – с ходу сентенциозно высказался престарелый сосед. Петя постарался уйти от разговора, сосредоточив взгляд на плывущих за окном поезда пойменных камышовым кущах. Прибыв после циркового представления на работу, Тоня в первую очередь увидела разъярённого хозяина заведения с заплывшей фиолетовой физиономией и с удовлетворением поняла в чём дело. Один из половых едва сумел замазать подбитый глаз, чем-то вроде муки. Пришёл вялый не выспавшийся полицейский и, трясущийся от злости начальник Антонины, пытался описать ему приметы Петра и сулил лично хорошо отблагодарить его за «скорейшую поимку преступника». Когда полицейский уже выходил из заведения, Тоня подбежала к нему и, незаметно для других протараторила, что её любимый начальник от испуга и не помнит точно внешность негодяя, а она, мол, прекрасно запомнила и наплела ему о мелких приметах, несуществующих на лице Пети.

14. Тяжёлые думы

«Безумству храбрых поём мы песню»

М. Горький

Время исцеляло семейство Охотиных, а увлечённостьпомогала лучше всего. Последнее время Митя Охотин всё чаще уносился прочь от обыденности в своих мечтах о путешествиях. Он зачитывался трудами Семёнова-Тяншанского, Северцова и с особенной любовью – Пржевальского, ставшего для него идеалом путешественника. Достал описание путешествия Вамбери202202
         Арминий Вамбери, венгерский еврей, не обладая достаточным здоровьем, в 1861 году смело отправился в путешествие по ещё не колонизованной Средней Азии под видом суфийского дервиша из Турции. Позже, став дельным советником в деле английских колониальных завоеваний, Вамбери заявил о возможностях военной экспедиции в пустыню Каракум. Ряд русских знатоков Туркестана разоблачали его записки, считая, что он не прошёл этот путь полностью, уличая в неточностях.


[Закрыть]
, изданное в Лондоне и пытался осилить его на английском, что подтолкнуло его к дальнейшему изучению этого языка. Даже свои любимые учебники точных наук всё откладывал и оценки его успеваемости начали ухудшаться. Охотиным Пятым буквально овладевала идея скорейшего отправления в экспедицию в самые глухие уголки Средней Азии, или Тибета, Сибири, а потом и Африки. Мечтал он о Памире с Мушкетовым, Федченко и Грум-Гржимайло, о Такла-Макане и Тибете с Певцовым, Потаниным и Козловым. Отложив потрёпанную книгу Гродекова «Через Афганистан», Дмитрий впился глазами в карту, которая, казалось, оживала и становилась уже не куском бумаги, а живым ландшафтом с высоты птичьего полёта. Какое прекрасное это было чувство! «Мне бы аэроплан Можайского203203
         В июле 1882 года в Красном Селе под Питером происходит пробный полёт первого в мире несовершенного самолёта, построенного Можайским, вскоре затменным братьями Райт.


[Закрыть]
! Все эти замечательные люди рискуют жизнью на краю света, а я должен гнить в этом скучном городе! После Турецкой войны 1877-го, когда мы были на волосок от войны с Англией, фон Кауфман посылает Гродекова с демонстративным походом к границе Бухарского эмирата, припугнуть Британского льва. После всей этой показной экспедиции, Гродеков в сопровождении двух казаков проскакал через северные Афганистан и Персию пару тысяч вёрст204204
         Поездку эту Высочайше повелено считать Гродекову (1843-1913) за поход, и, кроме того, он был награждён орденом Святого Владимира. Переход описан Гродековым в книге «Через Афганистан», выдержавшей два издания и переведённой на английский, французский и немецкий языки.


[Закрыть]
! Вот это подвиг! Опасность со стороны пустыни, туземцев и британских служащих одновременно! Вот это героизм!» Англичане начали кричать на весь мир о русской экспансии – как всегда. Всё завершилось их вторжением в Тибет. Особенно овладели сознанием Мити такие края как Кафирниган, что южнее Памира, а также Гималаи, которые ещё не были полностью завоёваны англичанами. «Надо добраться туда всенепременно! «Кяфир» или «кафир» означает в переводе «неверный», они там не мусульмане и охотно под опеку Белого Царя пойдут, так как исконно боятся соседей-мусульман и знают, каково живётся под англичанами. Вот и отхватим у красных мундиров кусок из-под носа!» – осенило Митю в ходе священнодействий над картой районов Читрала и Гильгита. А записки о путешествии Артамонова с Красновым205205
         Провинциальный дворянин Леонид Артамонов участвовал в Ахал-Текинской экспедиции в рядах скобелевцев, где проявил не дюжий героизм. По складу характера и увлечениям Артамонов был в большей степени учёным-исследователем, нежели военным. В Средней Азии он мог частично совместить страсть к изучению нехоженых территорий со службой. В течение десятилетия почти ежегодно он отправлялся в более или менее длительные поездки – в Турцию, Иран, Афганистан, изучает Астрабадскую область и Северный Хорасан в Иране. Казачий конвой Артамонова в Эфиопии возглавлял донской офицер Пётр Краснов, прославившийся много позже, во время Гражданской войны.


[Закрыть]
в сказочную страну Ковчега Абиссинию, правитель которой, Царь царей – прямой потомок царя Соломона, вызывали и вовсе бурю чувств, словно речь шла об иной планете. Какая музыка звучит во всех этих пленительных географических названиях! Имена эти сами говорили с Митей, пели гортанную чужеземную песнь. Не может быть Гоби или Каффа местом тоскливым! Да и помогать нам следует православным братьям-эфиопам, отразившим недавно натиск итальянской армии! Дневники Миклухо-Маклая он воспринимал как классику и почитывал понемногу раз в неделю, смакуя, хотя и не понимал странных их особенностей, не ведал о своеобразии личности путешественника с холодным рассудком. Не знал Митя ещё того, что прошлым летом экспедиция Корженевского была на Памире с целью устроить беспроволочный телеграф для нужд Памирского отряда, стоящего в горах со времён походов Ионова и Громбчевского206206
         Михаил Ефремович Ионов – семиреченский казак. Отряду Ионова было поручено прекратить «хозяйничанье» китайцев и афганцев на Памире, по возможности избегая столкновений, а также производить геодезические съёмки и восстановить «права России на эту область». Сын его, бывавший с отцом на Памире, стал известным Войсковым атаманом Семиречья, участником Первой Мировой, где успешно вёл бои в горных областях Кавказа, и Гражданской войны. Сын поднимал восстание семиреков против большевизма, сражался рядом с Анненковым и поступил в распоряжение Колчака.


[Закрыть]
, не знал, что через пару месяцев экспедиция того же Корженевского отправится в среднее течение могучей реки Муксу, откроет на хребте Петра Великого один из крупнейших в мире горных ледников и назовёт его в честь Мушкетова. Не знал, а то бы бросился проситься «самым младшим помощником на побегушках» в неё! «Я должен освоить фотографическое дело в совершенстве, такие науки, как астрономические вычисления и ориентирование по звёздам, для определения этих фантастических координат, барометрическое измерение немыслимых высот и прочие премудрости. Доштудировать «Астрономию» Фламмариона для начала. Иначе кому я буду нужен в любой экспедиции… Это много важнее всей той политической белиберды, которую навязывает мне Боря. Не моё дело политика. Верю, что строй менять нужно, пусть такие патриоты как Боря этим занимаются, а я буду приносить России пользу делом мне подходящим: исследовать новые дикие территории, или изобретать новую технику! Надоели все эти Борины брошюрки! А для осуществления мечты своей не худо будет и в церковь сходить, чтобы там не писали во всех этих брошюрках!» За всем этим делом Митя просиживал до полуночи и лишь затем замечал, что сон начинает его валить, а пустое брюхо требует, при этом, своё. Вечеря Охотина Пятого случалась и за полночь. Полистал Митя излюбленный томик Маклая, расправил место, где остановился пальцами, поеденными закрепителем, положил сверху стеклянную фотопластинку и буквально упал, погрузившись в глубокий сон.

Антон смерть брата воспринимал иначе, чем все прочие члены большого семейства. Он любил брата Алёшу пожалуй ещё больше всех прочих, будучи ближе по возрасту, знал все его слабости и недавно начавшуюся страстную тягу к «Борькиной справедливости», как сам пренебрежительно окрестил все эти «проклятые брошюры». Алексей ими зачитывался, но Антон, просмотрев единожды, навсегда отверг, как «дело Богу не угодное». Сильный стержень был у младшего братца, в то время, как у старшего на два года Алёши его напрочь не оказалось. Полностью пошёл он на поводу у россказней Бори о светлом будущем и счастье всего народа, если они сделают всё так, как пишут в тех брошюрах. «Особенно страшно стало читать новейшую их писанину, издаваемую новой партией эсеров! Это же конец всему на чём Русь веками держалась!» Волосы на голове у Антоши от такого шевелились, но Алёша свято уверовал во всю эту ахинею, тщательно скрывая этот факт от родителей. Антон пытался объяснить братцу, что это путь неверный, но как он мог повлиять на его мнение будучи двумя годами моложе? «И Дмитрий похоже на поводу Борькином идёт… Слово не дано мне Свыше, не дана сила убеждения. А возраст мой, тем паче всё дело портит». В свои четырнадцать не по годам серьёзный мальчик проводит после смерти брата всё больше времени на службах, видя во всём случившимся Божье предупреждение. Пытается весомо изложить всё это и Мите, что наказание Свыше ждёт за такое всю семью, но тот лишь отмахивается, мол почему же не Боря наказан. «Логика Мити неподвластна голосу из глубин души. Поверхностна она. Но буду терпеливее, поговорю с ним ещё и ещё. Надо самому с кем-либо посоветоваться». Забрёл Антон как-то в храм Высокопетровского монастыря, где ещё не бывал. Приходской священник приметил страстно молящегося паренька и решил поговорить с ним, успокоить. Отец Варлаам Незнамов прост очень был и трудные богословского характера вопросы отрока поставили его в тупик:

– Наверное, брат мой замахнулся на нечеловеческое, но Божие, сделать счастливыми всех вообще людей без исключения. Так ли это? Верно ли мыслю я, отец Варлаам?

– Сын мой, вопросы твои мудрёны, а образования наставнику вашему дано почти не было. Всю жизнь на селе прослужил раб Божий Варлаам. Долгоглаголевые207207
         Долгоглаголевые – много– и велеречивые по церковно-славянски.


[Закрыть]
речи нынешних проповедников новой счастливой жизни не слушай, ложь это. Грехотворцы оне суемудрые. Всё это суемудрие208208
         Суемудрие – вредное умствование.


[Закрыть]
, а от него-то и зло и грех. Приходи через день, сын мой. К нам во храм прибудет отец Виссарион. Философ он и очень верой крепок. Он на всё ответ верный сыщет.

Через день, после заутрени, Антоше было дозволено обратиться к отцу Виссариону. Высокий и худой батюшка с пронзительным пламенеющим взглядом глубоко посаженных тёмных глаз сразу вызвал у Охотина особую симпатию.

– Благословите, Ваше Преподобие, – склонившись над рукой Виссариона, напряжённым ломающимся голосом произнёс отрок и пристально посмотрел в тёмные очи священника. Удивительно чистый и прозрачный взгляд его светло-серых добрых глаз заворожил на какой-то момент отца Виссариона. На вопрос, мучающий отрока, Виссарион отвечал долго и сосредоточенно, отложив все дела. Было видно, как он старается и как ему самому непросто, как важно это для него. Наконец, Антон понял, что собственная его догадка была верна, хоть и мудрёно рассуждал батюшка. Спросив, между прочим, а умеет и любит ли Антон рисовать, услыхав ответ положительный, Виссарион назначил Охотину Младшему встречу через два дня и попросил его всё это время поститься и творить молитву Иисусову. Встретились они в иконописной мастерской Высокопетровского монастыря. Там приобщил Виссарион отрока Антона к искусству иконописи. Сам батюшка умел писать мастерски, но мало времени уделял этому. Предложил Антоше пойти в ученики к мастеру-чернецу. Охотин Восьмой и последний в свои четырнадцать слышал, что раньше к письму допускались лишь монахи и поспешил заявить, что пока не может считать себя достойным для такого дела. Отец Виссарион не без труда сумел убедить его, что времена меняются, а главное, что в душе он глубоко верующий, что допускает приобщение к таинству иконописи. Умолчал священник о том, что внутреннее чутьё ему подсказало с первой встречи, что Антоша несомненно достаточно чист и открыт для такого действа и путь его ясно обозначен от рождения: служителем Божьим стать, а скорее всего даже в чёрном духовенстве подвязаться. Такому не грех и икону писать доверить.

– Поелику сотворение святых икон есть доброхотное деяние верующих на лоно Святой Церкви, сие есть благо, – добавил монастырский иконописец.

Оставшись на несколько часов наедине с сухощавым мастером лет за тридцать, покуда отец Виссарион куда-то побежал, Антон полностью погрузился в чарующую атмосферу иконописной мастерской с её неповторимыми запахами минеральных и растительных красок, масел и досок, игры слабо пробивающегося света, отражённого от снега за окном на ликах святых, висящих на стенах и лежащих на верстаках.

– Во имя Всесвятыя Троицы, Отца и Сына и Святого Духа. Аминь! – сказал, перекрестившись, мастер, вручая ученику тонкую кисть, – молись, сын мой.

Уже поздним вечером Антон прощался с новым учителем своим и отцом Виссарионом, который передал ему в руки бережно обёрнутую в саржу старую доску с ликом Спаса со словами:

– Писанные в дониконовской Руси образа имеют особую ни с чем не сопоставимую силу. Написать лучше нам уже не дано. Видимо никогда дано не будет. Будучи сам последователем Никона, чтобы не расшатывать наше единство противостоянием, признаю то, что Церковь наша до Реформы была чище и сильнее, что не следовало этого делать. Но теперь уж не суть, не следует раскол усугублять, а напротив, сливаться с последователями веры старой. Главное сейчас то, что народ всё дальше от Бога отходит. Видел я недавно, что на Неве в душах людей твориться! Важнее всего нам попытаться процесс этот остановить. Во славу этого бери образ Спаса и пробуй на нём, подражай его силе, копируй для начала. На таком образе учиться подобает. Смотри, береги старинную икону! Драгоценная она!

– Свят, свят, дорожить буду, оберегу! Клянусь не потеряю! – прижимая к груди образ отвечал Антон.

– Не клянись никогда: да-да, нет-нет, что сверх этого – то от Лукавого. Ну а это тебе от меня, – добавил Виссарион, протягивая Охотину шейную иконку Богородицы, – носи. А вот ещё: почитай на досуге, – священник протянул Охотниу пожелтевшую вырезку из газеты.

Они вместе вышли на воздух. Казалось, что старая люстриновая ряса надёжно защищает отца Виссариона, пощипывание морозного ветра он не ощущал вовсе и всё также загадочно улыбался Антоше до расставания в воротах монастыря. В газетной вырезке оказалась статья из «Церковного Вестника» за 1899 год в защиту старой иконописи, которая начиналась словами: «Пора уже положить конец варварству при ремонтах церквей и появлению живописи, уродующей лики святых, древнюю иконопись. Приходские «батюшки» простодушно полагают, что чем ярче и гуще положены краски, чем они свежее и лучше покрыты лаком, тем икона ценнее».

Потом было сорок дней Алексея. Сырой и серый, почти что весенний уже денёк, с самого утра – в царстве беспомощной кладбищенской печали. Мать в слезах, раздающая направо и налево на задушные поминки209209
         Задушные поминки – милостыня, раздаваемая по рукам на кладбище, где правят поминки.


[Закрыть]
, каркающие на голых деревьях вороны. Затем была поминальная служба и семейная домашняя тризна. Антон с гордостью показывал братьям, пришедшим на поминки, свою первую икону, копию, списанную им буквально за день до собрания. Даже мастер хвалил его, но велел немного доработать. Все буквально восторгались успехом маленького братца, мол «от Бога в тебе дар!», но Боря думал про себя: «Вот ещё святоша растёт. Нет, чтобы делом полезным заняться. Чудаки этот скучный мир красят, есть такое, но это уже более, нежели чудачество, это уже расстройство мозга: сидеть и днями корпеть над доской, забросив учёбу. А родители и возразить не смеют. Богомаз растёт жалкий, подфурщик210210
         Подфурными назывались поддельные под старину иконы, писанные для почитателей старины – старообрядцев.


[Закрыть]
к тому же».

Когда Антон, после полугода упражнений в мастерской и дома, написал наконец, свою первую настоящую икону, вложив в неё уже свою душу, какую-то частичку себя самого, написал буквально на одном дыхании, за ночь и мастер выразил искреннее одобрение, мальчик внезапно резко и болезненно осознал, что его дальнейшее существование лишается, тем самым, всякого смысла, что ничего лучшего он уже не совершит. Покончить же с собой он не смел, ибо был весьма богобоязненным человеком. «Надо перетерпеть, а потом один путь – в монастырь» – решил он. Но всё оказалось не так просто. Отец Виссарион не велел пока ещё постригаться, но окончить гимназию, а может и продолжить учёбу дальше: «Годы твои ещё неосознанные, повременить надо. Такой шаг размышлений требует, не разовых эмоций». Мастер-иконописец, брат Агафокл, вторил словам отца Виссариона, а потом предостерёг мальчика: «Учись, но не связывайся только с псоглавцами проклятыми, что самодержавие уничтожить намереваются! Всё студенчество их духом ныне отравлено».

Евпраксии стало даже завидно, что Антоша сумел столь тонко проработать икону кистью, словно всю жизнь только этим и занимался, а она способна лишь на акварельные разводы, да карандашную графику. «С маслом и минеральными красками оно труднее. Икона – вот высочайшее искусство! Надо будет попросить братца поучить меня. Ведь в ту монастырскую мастерскую девицу не примут. Освоить иконопись, да пойти в народ, чтобы сеять доброе слово – вот идеал достойный!» Девушка чувствовала, что наступают времена тревожные и металась в поисках своего пути. «В бедной юной головушке перемешалось всё» – как отмечал Сергей – «И народничество, безвозвратно ушедшее в прошлое, и оголтелые идеи новых крайне левых, взывающие спасать обиженный забитый народ самым радикальным путём, и светлая надежда, живущая веками в сердце народном о справедливом мироустройстве». Они с Глебом пытались отрезвить тонко ощущающую жестокость мира идеалистку, а Боря подсовывал всё новые брошюры даже эсерские, а не только земцев, как раньше. Хорошо ещё, что любящая дочка их отцу додумалась не показывать, иначе могла бы ускорить наступление нового сердечного приступа старика. Евпраксия мечтала о светлом будущем по-своему, наивно, по-детски и по-девичьи. Ей виделся некий театральный, даже кукольный раёк, где все с просветлёнными ликами ходят и счастьем пылают. В свои двадцать два она не знала ещё любви и лишь смутно о чём-то догадывалась при чтении целомудренных любовных романов. Её мирок был столь же чист, как и она сама, а правил её народом, свободным от угнетения, конечно же русский православный Государь, но без ленивых алчных министров, без помещиков и капиталистов-промышленников. Эдакая идеализированная крестьянская община вне времени и враждебного окружения.

Родная сестра Евпраксии, достигшая уже двадцати пяти, остро ощущала себя засидевшейся в девицах всем своим крупным уже чувствительным к присутствию рядом молодых мужчин, мало управляемым рассудком, пышным телом. Варвара от души похвалила икону милого младшего братца, но тут же о ней и забыла, возвратившись к своим почти что хроническим ежечасным мечтам о прекрасном офицере-аристократе, предлагающем ей руку и сердце. Вне своих уроков музыки и пения, которыми она была в значительной мере поглощена, вне домашних забот, коими её заставляла заниматься мать «дабы дщерь белотелая и вовсе не обленилась», склонна была она к праздному времяпровождению. Желала лишь мечтать о воздушных замках и личном счастье, либо читать романтичные любовные романы. Добра желала она и всем своим близким, но дальше этого не шла, а дела государственные и судьбы народа её вовсе не волновали. Братья смеялись над ней, но Варю и это трогало очень мало. Поэтому для братьев и сестры стало неожиданным, что она вдруг увлеклась драматическим театром и даже получила выходные роли, где можно было сказать пару слов из угла.

Гордей Евграфович немного отошёл от приступа и вновь погрузился в военно-исторические исследования. Только работа и спасала: к мучительным мыслям о разладе с молодым поколением и неизбежной гибели России присоединилось чувство вины за смерть Алексея. Старик счёл недопустимым легкомысленное произведение на свет потомства, истощившее организм жены, ослабившее двоих младших, уже не выглядевших богатырями, подобно старшим сыновьям. Работал с отчаянием, мечтая успеть помочь державе изданием трудов своих с глубоким анализом истоков бед России. Не позволял уж больше себе и с Прошкой, на ночь глядя, винцом побаловаться. Перед сном он всё также задумчиво разглядывал старообрядческую икону и, размышлял о прискорбности того факта, что все беды Руси начались с раскола, когда лучших и преданнейших стержню русскому стали оттеснять «за ненужностью и вредностью» корысти алчущие прихлебатели. Уже лёжа с закрытыми глазами он думал о детях и от того подолгу не мог заснуть: «Женатый заботится о мирском, как угодить жене, неженатый заботится о господнем, как угодить Господу». Ещё апостол Павел сказал. Никуда от отпрысков своих не денешься, всюду думы о них тебя настигнут. Вот уж и газеты полны нелестными высказываниями даже в адрес самых незыблемых устоев… Эх, Боря, Боря, это всё твои дружки строчат. Сын ли ты мне после всего? Даже твой Витте, коего ты так любишь цитировать за его оригинальность и цинизм, говорил: «Не будь неограниченного самодержавия, не было бы Российской Великой империи» и утверждал, что «демократические формы неприемлемы для России в силу её разноязычия и разноплеменности»! Хитрец, но человек умный». Под впечатлением от силы приступа, подведшего его уже раз на край могилы, Гордей даже написал завещание:

«Духовная. Я, нижеподписавшийся Гордей Евграфович Охотин, будучи в полном уме и

совершенной памяти, при нижеследующих свидетелях объявляю мое завещание по

поводу принадлежащего мне имущества. Все мое имущество, полный перечень коего имеется у моего поверенного Прохора Парфёновича Лапотникова, я завещаю супруге моей Капитолине Климентьевне Охотиной, для использования всех сих средств по полному ея усмотрению на нужды образования и воспитания младших детей. Это завещание имеет законную силу. Душеприказчиком я назначаю упомянутого ниже господина Лапотникова. Настоящая духовная составлена в двух экземплярах, один из которых остаётся пока у меня, а второй у супруги моей. Москва, 15 января 1904 года. Гордей Евграфович Охотин».

Той мрачноватой весной Сергей Охотин созрел в неожиданном решении отправиться за тридевять земель на фронт. Он слишком болезненно ощущал свою несостоятельность на литературном поприще, но желал «непременно что-то хорошее и полезное совершить в этой убогой жизни. Я даже ни влюбиться толком не способен, ни даму увлечь – ни рыба, ни мясо. Да, я – пацифист, против оружия вообще. Оружие есть дикость. Но война уже идёт и там гибнут достойные сыны Отчизны, так что такого как я жалеть! Порешат – так хоть с пользой». Все знавшие его были озадачены: «Да он же и мухи не обидит, куда ему с ружьём в атаку?» Гордей отдавал себе полный отчёт в том, какую великолепную мишень представляет собой белое рыхлое тело его неповоротливого медлительного третьего отпрыска. Он очень нервничал, но никогда бы не позволил себе слишком усердно отговаривать сына от принятого решения: «Охотинская кровь взыграла. Протрубила труба и призвала потомка героя 1812 года». Узнав о решении Серёжи из его письма, Лизанька Третнёва поняла, что именно он – герой её сердца. Не статный собранный офицер – Аркадий, а этот «милый беспомощный добрейший Безухов нового столетия. В этом и есть подлинный героизм, а не в ратном усердии обученного». Мать продолжала рыдать ещё три дня после проводов. Узнав о поступке брата, Аркадий всё сокрушается, что не он сам был послан на фронт, что родился он немного поздновато: «Эх, угораздило на год позже родиться! Серёжа, который и ружья не держал ни разу в жизни уже фронтовик! Ведь риск огромен, не сумеет и от шашки увернуться…» Перед отъездом брата Евпраксия пообещала не забывать поливать его странное колючее растение раз в неделю.

15. Гаоляновы кущи

«Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас?

Иль от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал

До пламенной Колхиды,

От потрясённого Кремля

До стен недвижнаго Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет Русская земля?»

А. Пушкин

«Страшно вокруг,

И ветер на сопках рыдает

Порой из-за туч выплывает луна,

Могилы солдат освещает».

Первый вариант вальса «На сопках Маньчжурии» 1906 года

«Всякая ваша победа грозит России бедствием укрепления порядка, всякое поражение

приближает час избавления. Что же удивительного, если русские радуются успехам вашего

противника?»

Из воззвания социалистов-революционеров к офицерам русской армии

Который день тосковал Серёжа Охотин в ожидании выдвижения на передовую, сидя в аршинной яме, прикрытой гаоляновой соломой и присыпанной слоем глины. Некоторым везло больше: они коротали дни в более просторных фанзах, иных даже под черепичной крышей. Там, в фанзах, посуше, но зато если уж совсем похолодает, то в землянке рядом с печуркой, сложенной из камней и банок из под керосина, будет теплее, утешали себя офицеры, сидящие в землянке. Сергей получил сразу чин пехотного подпоручика, поскольку в месте сбора добровольцев раскусили, что он – сын генеральский и простым солдатом было зачислять уж просто не подобает. Как-то неприлично получилось бы. Вольноопределяющимся он сам не хотел, опасаясь, что солдаты будут на него коситься, как на барчука. Тянулась бесконечная череда бесцветных дней. Кроме расстройства желудка от непривычной пищи и сомнительной воды он пока что не имел никаких острых ощущений от всей этой бесконечной тыловой рутины. Рядом доносились голоса солдат:

– А что с ними цацкаться, с опонцами, бить надо их! Хорошо бить будем, скорей домой попадём, – бодро говорил один, – Наша вера Богу угоднее и мы всё равно одолеем йих.

– Пока что они наших побивали немало… – мрачновато вещал другой.

– Кумышка из пшена сорочинского211211
         То есть – рисовой водки.


[Закрыть]
сюда бы нам, – раздался мечтательно-игривый третий голос.

– Тут вот, на передовой и исправиться212212
         Исправиться – исповедаться.


[Закрыть]
возможности нет. Когда ещё полкового батюшку повидаш… – опять печальный голос, – А домовина213213
         Домовина – гроб.


[Закрыть]
всегда на нашего брата найдётся.

– А в третьей роте, говорят, убоину подвезли, щей мясных солдаты вчерась отведали. А тут тебе одна гулёна неделями и то уже гнилая, а кто не хочет – чумиза опонская, – вставляет ещё один скороговоркой.

– А ты картовь не брани, пищу нашу, – назидательно первый, оптимистичный.

– Эх, на Японской да на войне! – бодро пропел какой-то солдатик.

«Иль она приснилась мне?» – невольно добавил про себя Сергей. Рядом прошли офицеры, беседуя о чём-то вполголоса. Сергей медленно встал с ящика и очень неумело отдал честь. Старший офицер бравого вида с чёрной бородой с проседью усмехнулся и спросил его имя и часть. После доклада Серёжи, офицер вспомнил, что служил некогда под началом полковника Охотина и спросил, а не Гордеевич ли будет отчество подпоручика? После положительного ответа, офицер пригласил Сергея с ними на чай:

– Наверное, Вы никогда раньше не служили, подпоручик Охотин?

– Никак нет, Ваше Высокоблагородие! – ответил Серёжа, не будучи уверенным ни в погонах, ни в порядке обращения согласно званию.

– Оно и заметно. Уж извините. А как Вы оказались на фронте?

– Добровольцем, Ваше Высокоблагородие.

– Вот это да! Поздравляю! В наше время маловато добровольцев. С последней Турецкой кампанией не сравнить. Отцовская кровь! А какой род занятий Вы избрали до фронта?

– Литераторство, Ваше Высокоблагородие.

– Удивительно! Интересно, сможете ли Вы попасть из своей винтовки в тот камень на бугре? – хитро прищурился полковник.

Солнце садилось и чётко обозначило силуэт камня, обтекая его удлинившимися лучами. Серёжу аж пот прошиб: уж чего, а метко стрелять он научиться не успел. Дали пару раз пострелять, да и то патронов оказалось очень ограниченно. Он приложил приклад к плечу и начал судорожно сжимать левый глаз. Прицел был не в фокусе, очки ли, глаза ли подводили. Выстрел не удался, хотя камень не представлял особой сложности. Когда он понурившись сел рядом с бородатым офицером в маньчжурской фанзе, прямо на глиняный пол к низкому столику, офицеры обменялись взглядами и старший решительно сказал:

– Господин Охотин, мы слишком ценим таких смелых людей как Вы, чтобы посылать их в качестве мяса для японских пушек. В силу недостатка Вашего зрения, в силу того, что нам нужны живые литераторы-патриоты, а не только декаденты, я потребую перевода Вашего в тыл. Там Ваши мозги нам пригодятся. Будете при медицинской части, курсы фельдшера освоите срочно. Там людей ой как не хватает. России нужны свои киплинги, а не только толстые. Толстой велик, но и великого вреда от него хватает. У нас если и есть киплинги, кто имперские амбиции защищает – то бездари. Пишите правду и во славу России, молодой человек!

Сергей совсем растерялся и сумел с трудом вымолвить:

– Ваше Высокоблагородие, не хотел бы я при госпитале. Не умею я по этой части ничего. На передовой хоть особых знаний не нужно, понятнее…

– Вот тут Вы ошибаетесь, сударь, спросите отца своего, если мне не верите. Нужны и ещё как, иначе будет и на Вас, подпоручик, кровь солдатская. Не отмолите потом. Война это не игрушки. Нестроевщина ещё не нюхавшая пороху всё прибывает, свежаки одни, а ими умело руководить надо. Иначе – кровь лишняя – во век не отмоешься.

Моложавого вида ординарец принёс на стол застиранную скатёрку, развернул и извлёк из внутреннего кармана узкую бутыль с мутновато-белой жидкостью.

– Сей минют, Вашескородье, – выскочил из фанзы и вновь появился уже с горшком горячих щей и краюхой хлеба, – Вот и щец поспел, Вашескородье!

– Садись с нами, Евдоким, не впервой.

– Слушаюсь!

– Вот, господин Охотин, наш Евдоким Ерофеевич не так давно нам с подполковником жизнь спас. Вот прямо так взял, да спас. И такое бывает на войне.

– Вы сейчас с фронта, Ваше Высокоблагородие?

– Эх ты, барин-барин, какой же он тебе Ваше Высокоблагородие? Да Александр Алексеевич уже давным-давно полковничьи погоны носит.

– Да, чинопочитание в русской армии слабеет, – рассмеялся младший офицер, – Бывало в прошениях обращались к генералу: «Ваше Превосходительство, высокочтимый…» и тому подобное. Всё это в прошлом.

Серёжа готов был провалиться сквозь землю и, наконец, сообразил и обратился по уставу:

– Простите за недопонимание, Ваше Высокородие214214
         К подполковникам было принято обращаться Ваше Высокоблагородие, а к полковникам уже – Ваше Высокородие. Начиная с генерала-майора – Ваше Превосходительство.


[Закрыть]
!

– Какие всё мелочи, господин подпоручик. Вы мне симпатичны уже тем, что сытую столичную жизнь добровольно на риск и грязь сменили. Ну и к тому же – сын Охотина. Молодым ещё отца Вашего помню, бравым. Отчаянный был офицер!

– Выпьем сегодня за то, чтобы в России не иссякали такие люди, как Вы, подпоручик, чтоб матери рождали и впредь сынов царю и Отечеству преданных! Вот, господин подполковник наш находился недавно в плену японском, но не в лагере для военнопленных, а был просто бесконвойным, жил в японских семьях и вскоре отпустили его под честное слово с обязательством не участвовать в дальнейших боевых действиях. Больше всего его удивило то, что в японских семьях самым ценным домашним предметом была родовая книга – семейные хроники. О чём говорит сей факт? О том, как важна для этого народа традиция и честь семьи! А что у нас теперь? Вот то-то и оно… Поэтому, Вы на меня произвели такое впечатление, господин Охотин-Младший, поступком своим прям-таки японским. Да знаете, японец дерется вдесятеро с большим вдохновением, чем наш русский. Ямато Дасаки – боевой дух рыцарей-самураев жив, представьте себе! И солдат и офицер готовы самое жизнь за микадо-императора положить! Ещё и за счастье сочтёт – протянуть ноги за Божественного повелителя Страны Восходящего Солнца. У них пропагандируется паназиатская идея, и представление об избранности расы Ямато, её особой исторической миссии. А у нас какой настрой? «Да лишь бы меня не послали на фронт» – вот какой! Ладно ещё крестьянскую семью взять: им кормилец нужен, да и всей стране кормилец-то необходим, крестьянин. А городские бездельники? Вот кого надо палкой на передовую гнать!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю