Текст книги "Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей"

Автор книги: Владимир Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

РЮРИКОВИЧИ МЫ?

Мерз я где-то, плыл за моря.

Знаю – это было не зря.

Все что было, было не зря,

Не напрасно было!

«Разговор со счастьем»,

слова Л. Дербенева.

Песня из к/ф «Иван Васильевич меняет профессию»

В кинофильме Л. Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» есть примечательный эпизод. Составляющий протокол участковый милиционер задает рутинный вопрос об имени и фамилии Ивану Грозному, волею авторов фильма оказавшемуся в нашем времени. Царь поначалу озадаченно чешет затылок, но затем, гордо вскинув бороденку, объявляет как само собой разумеющееся: «Рюриковичи мы!». Тысячу с лишним лет не подлежало сомнению, что первая династия русских владык вела свою родословную от Рюрика. Кто же он такой, чем знаменит родоначальник династии, более семисот лет правившей древней Русью и Россией и о принадлежности к которой с гордостью заявляет в фильме один из последних ее представителей? Как ни парадоксально, сам по себе Рюрик совершенно не известен мировой истории, а его славные деяния не попали ни в одни анналы. Единственный источник, удостоверяющий существование Рюрика, – это ПВЛ. Увы, слишком ненадежное, как мы уже имели возможность убедиться, удостоверение личности [19]19
  Проблема ненадежности «свидетельств» ПВЛ была поднята мной еще в расследовании «Читая «Повесть временных лет»» (В. Егоров. У истоков Руси: меж варягом и греком. М., 2010).


[Закрыть]. Но даже ПВЛ, единственная якобы знающая Рюрика, не числит за ним никаких достойных упоминания свершений.

Говоря о Рюрике и его безвестности в мировой истории, нельзя обойти молчанием Ререка Ютландского, упорно впихиваемого в нашу историю в качестве летописного Рюрика Новгородского [20]20
  Более подробно о Рюрике и Ререке в приложении «Как возникла начальная русь?».


[Закрыть]. Отождествление Рюрика и Ререка было поддержано таким столпом советской исторической науки, как академик Б. Рыбаков; в наше время эту идею несет на своем знамени российский археолог, бессменный руководитель Ладожской археологической экспедиции А. Кирпичников. Здесь, правда, надо сделать скидку на романтическую увлекаемость Рыбакова экстравагантными гипотезами в области древней отечественной истории и далекое не только от романтики, но и от истории, зато вполне практичное и понятное по финансовым соображениям настойчивое стремление Кирпичникова превратить раскапываемую и монополизированную им Старую Ладогу в «первую столицу Руси».

Впрочем, в самой академической среде противников отождествления Ререка и Рюрика не меньше, чем сторонников. Против признания ютландского ярла новгородским князем говорят и та чрезвычайная скудость сведений о Рюрике, что оставила нам ПВЛ, и его мифические братья Синеус и Трувор, означающие в переводе с древнескандинавского «его дом и верная дружина», и реальная хронология худо-бедно документированной европейскими хрониками жизни Ютландского Ререка, деятельность которого в целом ограничивалась Данией и границами Франкской державы минимум до 873 года. Между тем, ПВЛ «призывает» Рюрика в Новгород гораздо раньше, в 862 году, где и оставляет княжить до самой смерти.

Но дело даже не в ПВЛ. Задолго и до 862, и до 873 годов, еще до того как Европа впервые могла услышать о Ререке Ютландском, в 838 году в Константинополь прибыли послы руси, которые годом позже оказались при дворе Людовика Благочестивого в Ингельгейме и «наследили» во франкских анналах. То есть вне сомнения какая-то русь, причем русь достаточно организованная, чтобы заслать посольство к византийскому и франкскому императорам, уже существовала и до появления на исторической сцене Ререка, и тем более до «призвания Рюрика», что окончательно превращает последнего в сугубо мифическую, никогда не существовавшую в природе, да и на самом деле никому не нужную личность.

Не вдаваясь глубоко в ученые споры, со своей стороны хотел бы обратить внимание на полную ментально поведенческую несовместимость исторического Ререка и летописного Рюрика. Ререк – истинный Скьольдунг, яркая неугомонная натура, борец и дерзатель, всю свою жизнь посвятивший завоеваниям и поискам лучшей доли под солнцем. Ему мало острова Вирингена, ему мало больших и богатых купеческих городов Дорестада и Утрехта, он всю жизнь добивался обладания всей Фризией и всей Данией. В трудные периоды после неудач Ререк, чтобы поправить дела, подобно другим викингам не брезговал дальними грабительскими походами и на запад во Францию, и на восток в Швецию. Но всегда, вновь обретя финансовую состоятельность, возвращался назад и снова включался в интриги и междоусобную борьбу наследников Людовика Благочестивого. В противовес ему летописный Рюрик– совершенно пассивная бесцветная личность. Он ничего не завоевывает и не захватывает, а всего лишь благосклонно принимает свалившееся на него как снег на голову предложение заморских аборигенов править у них на задворках балтийской ойкумены, бесконечно далеко от Фризии, Дании и Франкской империи. Став там волею судеб верховным властителем, Рюрик до самой смерти ведет откровенно сибаритский образ жизни: не воюет, защищая подвластную ему землю, не раздвигает ее рубежи славными походами, даже не осуществляет, выражаясь современным языком, своих властных полномочий, сразу удалившись от дел и «раздав города своим мужам». Разве в патологическом бездельнике Рюрике можно увидеть деятельного викинга Ререка?

Едва ли не единственный реальный «аргумент» в пользу идентичности Ререка и Рюрика, выдвинутый А. Кирпичниковым, – типологическое сходство археологических находок в Старой Ладоге и Рибе в слоях VIII–IX веков. Что ж, археология – это серьезно, от нее просто так не отмахнешься.

Хотя город Рибе, ровесник Старой Ладоги, расположен на западном побережье Дании, его история с биографией Ререка не соприкоснулась. Бравый викинг со своим близким окружением всю жизнь мотался по миру, а вот в родных краях в сознательном возрасте пожить ему как-то не довелось. Что же касается имеющегося, поверим Кирпичникову, типологического сходства археологических находок в Рибе и Старой Ладоге, то оно естественно объясняется колонизацией Ладоги выходцами, в частности, из южной Ютландии как до Ререка, так и после него, но без его личного участия.

Север будущей Руси заселяли не только обитатели Рибе. Может быть конкретно из его окрестностей вообще никто никогда не добирался до волховских берегов. Археологические находки в Рибе говорят о нацеленности его торговых связей исключительно на запад, на Францию и Англию. Восточная торговля датчан того времени шла главным образом через Хедебю. Упомянутое типологическое сходство ладожских археологических находок не замыкалось только на город Рибе. Последний, будучи археологически хорошо изученным, представляет современную ему археологическую культуру южной Ютландии, населенной в IX веке данами, саксами и полабскими славянами. Под военным давлением расширяющей свои пределы Франкской империи и угрозой насильственной христианизации на восток время от времени волнами бежали и первые, и вторые, и третьи. Археологи уверенно говорят о присутствии в Ладоге и Рюриковом городище в IX веке наряду с местным населением и скандинавов, и прибалтийских славян, причем, похоже, из них численно преобладали последние. Эти переселенцы принесли с собой на север будущей Руси не только археологически зримую материальную «культуру Рибе», но и свою духовную культуру: язык, образ жизни, традиции и предания.

Среди принесенных в Новгород из Мекленбурга [21]21
  Мекленбург в переводе с древнегерманского означает «великий город». Не беженцы-мекленбуржцы ли основали Новгород и назвали его Новгородом Великим, то есть Новым Мекленбургом?


[Закрыть]полабских преданий были и сказания о бездетном ободритском вожде Гостимысле, погибшем в неравной борьбе с Людовиком Немецким, о его завещании призвать для продолжения этой борьбы Ререка Ютландского, о приходе Ререка и разорении его викингами городов вверх по Эльбе. Эти предания были отзвуками действительных исторических событий, произошедших в землях полабских славян и отмеченных Ксантенскими и Фульдскими анналами. Переселенцы-мекленбуржцы принесли память об этих событиях с собой на новую восточную родину – Ладогу и Рюриково городище. Здесь, на новгородской почве, отдаляясь во времени, они постепенно превратилась в местную легенду о новгородском старейшине Гостомысле и призванном в Новгород варяге Рюрике, впоследствии письменно зафиксированную Иоакимовской летописью и в рафинированном виде проникшую в ПВЛ.

Современная генетика способна прослеживать родство через века и тысячелетия. В частности генная структура Y-хромосомы отражает наследственность по отцовской линии. Недавние выборочные генетические тесты по Y-хромосоме ныне живущих представителей русских княжеских домов, претендующих на происхождение от Рюрика, выявили среди них минимум две совершенно неродственные ветви, условно «Мономашичей» и «Ольговичей». Судя по результатам этих тестов, два внука Ярослава Мудрого – Владимир Всеволодич Мономах и Олег Святославич (Гориславич в «Слове о полку Игореве) – не имели общего предка по отцовской линии, следовательно оба сразу они не могли быть потомками Рюрика.

Оставим в стороне пикантный, но не слишком исторический вопрос: какие же из ныне существующих княжеских фамилий – настоящие Рюриковичи? Ответ на этот вопрос все равно никогда не будет найден, поскольку для него необходим генетический материал самого мифического предка. С точки зрения древней истории было бы более интересным и полезным восстановить истинную генеалогию первых русских князей вместо той липовой с никогда не существовавшими в природе Рюриками и Вещими Олегами, что нам подсовывает ПВЛ. Здесь дело за практической генетикой. Проблема только в том, располагает ли она необходимыми исходными данными. Как можно быть в чем-то уверенным, если, например, в саркофаге Ярослава Мудрого вместо его останков обнаруживается мешанина костей из двух женских (!) скелетов, причем один из них относится к еще скифскому времени?! И чье в таком случае, спрашивается, лицо глядит на нас со знаменитого скульптурного портрета Ярослава, восстановленного М. Герасимовым якобы по черепу князя?

Увы, в наше время результаты научных изысканий все больше востребуются не для установления истины, а разного рода околонаучных сенсаций. Так и веское слово генетиков, вместо того чтобы пролить свет на происхождение первых владык древней Руси, только разожгло околоисторические и окологенетические спекуляции об истоках обеих названных выше княжеских линий родства, активно множащиеся на «научной основе» частотности генетических маркеров в Y-хромосомах, так называемых гаплогрупп. Дело в том, что вроде бы в линии Мономашичей преобладает гаплогруппа N1c1, наиболее распространенная на севере России и территориях современных Финляндии, Эстонии и Латвии, севера Швеции и Норвегии, то есть финская в первом приближении; а у Ольговичей – гаплогруппа R1a, широко представленная у всех народов Восточной Европы, в целом совпадающая с историческим ареалом расселения славян. Если данные верны, то к Дании, где доминирует гаплогруппа R1b, а следовательно и Ререку Ютландскому, ни одна, ни другая ветвь «Рюриковичей» отношения не имеют. А вот к чему они могли бы иметь отношение, как будто никого не волнует.

При сложившихся обстоятельствах разумнее было бы вообще забыть про Рюрика, исключить эту мифическую личность вместе с Гостомыслом и иже с ними из отечественной истории и, отталкиваясь от реальной проблемы существования двух (или больше?) разных династических ветвей древнерусских княжеских фамилий, сосредоточиться на восстановлении истинной генеалогии первых правителей древней Руси. Раз и навсегда запихнув ПВЛ куда подальше.

«ЗАКОН И БЛАГОДАТЬ» КАГАНСКОЙ ГЕНЕАЛОГИИ

Авраам родил Исаака;

Исаак родил Иакова;

Иаков родил Иуду и братьев его;

Иуда родил Фареса и Зару от Фамари;

Фарес родил Есрома;

Есром породил Арама…

Ветхий Завет, книга Бытия

Впервые в письменном виде генеалогия начальных властителей Руси появилась во времена правления Ярослава Мудрого из-под пера митрополита Илариона в его «Слове о законе и благодати». В панегирике предкам его владычествующего патрона «благоверного кагана Ярослава, сына Владимирова» Иларион восхваляет «…нашего учителя и наставника, великого кагана нашей земли Володимера, внука старого Игоря, сына же славного Святослава…». Так уже к середине XI века мы видим оформленную и утвержденную высшей церковной властью Киевской Руси линейную родословную: старый Игорь —> славный Святослав —> великий каган Владимир —► благоверный каган Ярослав. На первый взгляд преемственность очевидна. Однако при более внимательном взгляде в таким образом выстроенной родословной можно заметить одну иезуитскую хитрость. То, что Владимир был сыном Святослава и внуком Игоря, не означает автоматически, что Святослав был сыном Игоря. Он мог быть и племянником, причем племянником не по крови, а по свойству.

В отличие от авторов Ветхого завета Иларион в своем родословии не удостоил вниманием ни братьев, ни жен, ни предшественников перечисленных «патриархов русского княжеского рода», сделав исключение лишь для «бабы» Владимира Ольги. Он как будто не знал ни Кия с братьями, ни Аскольда с Диром, ни Рюрика с Вещим Олегом.

Еще можно отметить, что Владимир и Ярослав титулованы каганами, а Игорь и Святослав – нет. Это не похоже на оговорку: Владимир и Ярослав названы Иларионом каганами еще по разу, причем Ярослав – под своим крестильным именем: «Особенно же помолись о сыне твоем, благоверном кагане нашем Георгии…» Носили ли титул кагана Игорь и Святослав? У Илариона дело представлено так, как будто этот титул владыки Руси приобрели вместе с крещением, что выглядит странно само по себе и противоречит Вертинским анналам, согласно которым властители руси обзавелись титулом кагана еще за пару веков до Илариона и задолго до всех гипотетических ранних крещений Руси. Если, конечно, в тех анналах речь шла о кагане руси, а не правителе этого народа по имени Хакан [22]22
  Подробнее об этом см. В. Егоров. Между варягами и греками. (Авторский сайт www.ipiran.ru/egorov)


[Закрыть], что совсем не невозможно с учетом того, что сами послы этого народа оказались скандинавами. К сожалению, сочинители (или правщики) ПВЛ полностью дезавуировали этот вопрос, повсеместно и последовательно переименовав всех «каганов» руси в «великих князей». Дурные примеры заразительны, им последовали современные переводчики «Слова о законе и благодати», в результате чего в его общедоступных переводах на современный русский язык каганов уже не встретить: и Владимир и Ярослав числятся там привычными для нас великими князьями. Никакого уважения к «Слову…» митрополита!

С другой стороны, можно ли судить о титулах Игоря и Святослава по «Слову о законе и благодати», где упомянуты только их имена, да и те лишь единожды вскользь? Такая мимолетность упоминания дает основания для сомнений в том, что Иларион располагал какой-либо содержательной информацией о прямых предках Ярослава и Владимира, например, на основании княжеских архивов или хотя бы местной устной традиции. Это может прозвучать парадоксально, но то ничтожно малое, что мы находим у Илариона об Игоре и Святославе, митрополит мог выудить исключительно из доступных ему византийских хроник и других документов на греческом языке, как раз активно переводимых в Киеве во время правления Ярослава и при прямом участии самого Илариона. Другими словами, впервые «опубликованная» Иларионом генеалогия правителей Руси могла быть составлена на основании переведенных им и его «ведомством» византийских документов. Греки не знали ни Кия с братьями, ни Аскольда с Диром, ни Вещего Олега. Разумеется, Рюрика с Гостомыслом тем более. Потому эти персонажи ПВЛ не смогли попасть в генеалогию Илариона, и родословная каганов рода русского началась у митрополита только с Игоря – самого раннего известного византийцам повелителя Руси.

Действительно, Игорь, Ольга и Святослав – первые правители руси, имена которых зафиксированы византийскими документами. Что знали о них греки? Очень мало. В середине Хвека Константин Багрянородный называет «сидящего в Немогарде» Святослава (Σφενδοσθλαβος) «сыном Ингора (Ίγγωρ), архонта Росии ('Ρωσία)». Правда, в одном из существующих переводов Багрянородного на русский, притом самом раннем, Святослав назван братом Игоря, и только в последующих переводах он становится сыном. Не имея оригинала, невозможно сказать с уверенностью, исправили ли переводчики свою ошибку или прислушались к «Слову…» митрополита и «поправили» императора. Конечно, на Руси собственный митрополит главнее и потому правее любого заморского императора. Хотя, как мы уже отметили, сам Иларион в своей генеалогии словно бы уходит от вопроса об отцовстве Игоря. Примерно в это же время Лиутпранд Кремонский называет «короля русов» Ингера (Inger) предводителем руси, атаковавшей Константинополь в 941 году, что вполне соответствует приключениям князя Игоря в ПВЛ. Византийский историк Лев Диакон, излагая события русско-византийских войн рубежа 60-х и 70-х, пересказывает адресованное лично Святославу предостережение императора Цимисхия впредь не повторять ошибки своего отца Ингора.

Таким образом, казалось бы, у греков не вызывает сомнений отцовство Игоря по отношению к Святославу. Но… тот же Константин Багрянородный, описывая в своем трактате «О церемониях византийского двора» визит в Константинополь «архонтиссы Эльги», неожиданно называет Святослава не сыном, а племянником ( анепсием) гостьи. И сразу возникает куча вопросов. Но все вопросы о действительном родстве Ольги и Святослава мы оставим на потом, а здесь пока что ограничимся реакцией Илариона. Что, Иларион не знал об этом казусе? Намеренно игнорировал его? Или наоборот, знал и очень серьезно отнесся к сообщению Константина, вследствие чего выстроил свою генеалогию двусмысленно и не внес в нее Ольгу? Ведь если Константин не ошибался, то посетившая Константинополь с визитом «архонтисса» Руси, будучи бабкой Владимира, являлась всего лишь теткой Святослава и следовательно не имела отношения к прямой ветви наследования царствовавших каганов рода русского «по Илариону».

Разумеется, сведения Константина резко противоречат ПВЛ, в которой Константинополь почтила визитом сама «великая киевская княгиня» Ольга, вдова Игоря и мать Святослава, правда, почему-то забыв прихватить с собой царственного дитятю. Как бы то ни было, нельзя пройти мимо того поразительного факта, что бабка восхваляемого Иларионом «великого кагана Владимира» и «великая киевская княгиня» ПВЛ, более того, будущая равноапостольная святая (!), не попала в митрополичью генеалогию властителей Руси. Факт необъяснимый.

На самом деле нет ясности и в отношениях родства между Святославом и Владимиром. Сочинители ПВЛ, не смея перечить Илариону, были вынуждены признать Владимира сыном Святослава, но почему-то, словно стараясь «подстелить себе соломку», сделали его незаконнорожденным. Может быть оно и так, но в этом невольно заставляет усомниться запутанная хронология ПВЛ. В ней нет данных о времени рождении крестителя Руси, есть только год смерти – якобы 1015, хотя эта дата варьируется в разных летописях. Тем не менее все источники, включая европейские, сходятся на том, что умер креститель Руси в почтенном, если не преклонном возрасте. Допустим, лет в шестьдесят пять, что в те времена действительно считалось возрастом преклонным. Тогда, отталкиваясь от даты кончины, несложно высчитать, что родился Владимир где-то в середине X века. Поскольку по хронологии ПВЛ Святослав появился на свет в 942 году, то, выходит, своего младшего (!) внебрачного сына он заимел в возрасте примерно восьми лет. Стало быть, старших «законных» сыновей – того раньше, едва ли не в колыбели.

Ну да, конечно, Святослав был мужчина хоть куда, ходил «на вы», ночевал в открытом поле, закусывал сырым мясом, но чтобы стать многодетным отцом в малолетстве… Оттого некоторые исследователи ПВЛ, знакомые с азами арифметики, давно высказывали естественное предположение, что Владимир был не сыном Святослава, а его младшим братом. Проверить это невозможно. Византийские историки как-то не озадачились выяснением степени родства Святослава и Владимира, предоставив тем самым полную свободу авторам ПВЛ, и те, покорно следуя указующему персту Илариона, превратили Владимира в сына Святослава, утаили дату его рождения, но все же, возможно намекая на запретную правду, сделали этого «ненастоящего» сына незаконнорожденным.

Не обязанная следовать ни фиктивной генеалогии Илариона, ни фальшивой хронологии ПВЛ, народная память в былинах и сказках признала Владимира самым ранним великим правителем древней Руси, первым киевским князем, которому служили все былинные богатыри, и наделила уникальным эпитетом «Красно Солнышко». Не слишком ли большая честь и блестящая биография для бастарда? Дело усугубляется тем, что ПВЛ старательно обошла вопрос о законности «законных» сыновей Святослава, не назвав ни жен князя, ни времени рождения у них якобы легитимных наследников великокняжеской власти. А ведь если Святослав и Владимир были братьями, то получает разумное объяснение тот странный факт, что не сыновья Святослава в качестве «законных» наследников, а «незаконнорожденный» Владимир в конечном счете принял власть над Киевской Русью, стал каганом, и что за него сам византийский император посчитал возможным отдать замуж свою сестру. Все ставит на свои места бытовавшее в те времена на Руси лествичное право, согласно которому власть наследовалась в первую очередь не сыновьями, а братьями в порядке их старшинства.

«Слову о законе и благодати» не суждено было остаться последним словом в генеалогии каганов рода русского. Его творчески развили авторы ПВЛ, конструируя свою историю царствующего дома. Но в своем творчестве они не могли проигнорировать официально объявленную высшей церковной властью цепочку наследования и вынужденно впихивали свой беллетристический сюжет в прокрустово ложе генеалогии Илариона, что породило многочисленные логические и хронологические нестыковки в ПВЛ. В итоге получилась корявая, но хорошо знакомая нам из курса родной истории цепочка первых верховных правителей древней Руси от Рюрика до Ярослава Мудрого.

В этой цепочке есть знаковый рубеж – крещение Руси. На этом рубеже заканчивается мифология ПВЛ, и с этого рубежа начинается собственно история Киевской Руси, история письменная и более-менее достоверная, по крайней мере настолько же достоверная, насколько достоверны средневековые истории других европейских стран. Только с этого рубежа, с момента обретения Киевской Русью государственного языка и письменности, можно говорить о летописании, и рубеж этот практически совпадает с рубежом тысячелетий: первое по-настоящему летописное известие в ПВЛ (на самом деле вероятно в летописце Сильвестра) относится ровно к тысячному году. Это краткая синодическая запись: «Преставилась Малфрида. В то же лето преставилась и Рогнеда, мать Ярослава». Постараемся запомнить эту первую летописную запись или хотя бы первую коротенькую фразу в ней «Преставилась Малфрида».

Однако настало время предметно поговорить о титуле «ольг», который носили практически все поголовно предводители начальной руси X века [23]23
  Более подробно о самом титуле в приложении «Как возникла начальная русь?».


[Закрыть]. Под этим «именем», а на самом деле титулом, в истории Руси IX–X веков фигурируют Вещий Олег, некий Олег II, Олег Моравский, Олег Древлянский, «княгиня» Ольга и ее муж Игорь, тоже названный Олегом (х-л-гу)«Кембриджским анонимом». Этот титул, известный нам в форме имени «Олег», произошел, согласно общепризнанному мнению, от древнескандинавского слова helgi – «святой, священный». Наверняка не случайно в своем исходном древнескандинавском значении титул «ольг» близок к титулу «священного» верховного хазарского правителя «каган». Сакральность не просто сближает эти два титула, но делает их эквивалентными для начальной скандинавской руси, В своем германоязычном окружении «для внутреннего пользования» владыки начальной руси титуловали себя helgi-ольгами, а для «внешних сношений» использовали более известный в остальном мире титул кагана. Поэтому в ПВЛ мы встречаем исключительно ольгов и ольг, но в Вертинских анналах видим «кагана народа Рос», а у арабских авторов – исключительно «кагана-рус».

Наглядное доказательство эквивалентности и конвертируемости титулов «ольг» и «каган» у начальной руси дает нам «Кембриджский аноним», в котором предводитель руси назван х-л-гу,то есть helgi-ольгом в передаче на иврите. По-чему-то все комментаторы «Анонима» упорно полагают это х-л-гуименем владыки руси, а именно Вещего Олега, и не могут связать концы с концами, так как Олег ПВЛ ко времени написания хазарского документа уже давно наступил на свою змеюку и «могильной засыпался землею». Дело дошло до того, что в истории Древней Руси замаячил некий Олег II. Но на самом деле все гораздо прозаичнее. Наивно ожидать встретить личное имя предводителя чужого народа, мельком по случаю упомянутого в «Кембриджском анониме», то есть не хронике, а документе, написанном с совершенно иной целью и о совершенно иных событиях. Здесь гораздо более вероятен титул чужеземного правителя, а не его личное имя, которое с точки зрения существа и формы документа было абсолютно неважным, да и, скорее всего, вообще неизвестным его анонимному автору.

В этом плане чрезвычайно показательно сопоставление текстов из «Анонима» и ПВЛ. Русский «царь Х-л-гу» хазарского документа (внимание!) выглядит буквально зеркальным отражением хазарского «князя Кагана» ПВЛ: «Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом[выделено мной. – В. Е.] и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар…» [24]24
  Практически то же самое встречаем у Матвея Парижского, по словам которого, в 1235 году сарацинские послы сообщили королю Франции, что «на их страны обрушилось племя «чудовищных людей» [татаро-монголов. – В. Е.] во главе с князем по имени Хан…». (Цитата из: Ю. Н. Денисов. Кто заказал татаро-монгольское нашествие? М., 2008).


[Закрыть]. Полностью идентичные триады «русский царь Х-л-гу» и «хазарский князь Каган» – триады с совершенно одинаковой грамматической структурой и семантической начинкой, – во-первых, прямо демонстрируют типологической симметрией слов Х-л-гуи «Каган», что х-л-гу«Анонима» есть не имя, а титул [25]25
  Иврит не имеет прописных букв, как не имел их и кириллический устав ПВЛ.


[Закрыть], а во-вторых, косвенно подтверждают постулируемую мной эквивалентность титулов helgi-ольга и кагана.

Крайне важно обратить внимание на еще один нюанс. Если х-л-гуне личное имя, а титул, то «Кембриджский аноним» оказывается единственным документом кроме ПВЛ, называющим не внешний, а внутренний титул правителей руси. И понятно почему. Анонимный автор письма, будучи хазарином и чиновником государственного аппарата хазарского кагана, не мог, не имел права, просто не посмел называть чужого властителя каганом и потому в отличие от других «иностранных» авторов, в том числе соседей-арабов, воспользовался альтернативным, а именно внутренним титулом властителей руси. Византийцы в этом плане действовали в целом так же, разве что смелее и безапелляционнее. Они тоже отказывали владыкам руси в праве на титулы императора или кагана, считающегося эквивалентным императорскому, но не утруждали себя выяснением их собственных внутренних титулов и регалий и потому не церемонясь именовали всех их без разбору архонтами [26]26
  Слово «архонт» (αρχών) по-гречески означает властителя, начальника вообще (от αρχη – «начало, власть»). Оно применялось греками к правителям прочих стран и народов, чьи реальные варварские титулы «просвещенных» греков не шибко интересовали.


[Закрыть].

Таким образом, Вещий Олег ПВЛ – это просто некий безымянный ольг руси с тавтологическим усилением его титула «святой, священный». Подобно тому, как «Кембриджский аноним» не мог назвать владыку руси каганом и воспользовался «внутренним синонимом», так и сочинители ПВЛ не могли придать язычнику ольгу именно эти по точному переводу эпитеты, получившие в христианстве вполне определенный смысл святости и священства, и потому заменили их языческим жреческим эквивалентом «вещий». Другое дело, что потом они сами обесценили свою удачную замену наивной попыткой обосновать «прозвище» сказкой про отравленное вино, которым византийцы безуспешно попытались отравить Олега. Сказка получилась дурацкой, демонстрирующей не столько «вещность» Олега, сколько идиотизм византийцев, то есть на самом деле убогость выдумки сочинителей ПВЛ. Ведь отравление Олега, удайся оно, привело бы не к желанному для греков миру, а к прямо противоположным последствиям: очевидному срыву уже начатых по инициативе самих перепуганных византийцев мирных переговоров и возобновлению осады Константинополя с последующей беспощадной местью руси вероломным отравителям ее предводителя!

Итак, великий киевский князь Вещий Олег ПВЛ на самом деле… не был великим князем, не бывал в Киеве, не имел прозвища «Вещий», и звали его никак. Совершенно неисторическая личность. Быть может, просто некий собирательный образ ольгов начальной руси. Что же до титулов князей и княгинь, простых и великих, то их ко всем правителям древней Руси, то есть ольгам-каганам, задним числом пристроили сочинители и правщики ПВЛ. То, что титул «князь» не был повсеместно в ходу на Руси даже во времена Владимира Мономаха, то есть на рубеже XI–XII веков, демонстрирует так называемый «черниговский змеевик», донесший до нас один из самых древних кириллических текстов, в котором верховный правитель Руси назван по-гречески архонтом. Но об этом змеевике у нас еще будет повод поговорить предметно.

По той же причине «княгиня» Ольга – никакая не княгиня. На самом деле она ольга «по должности», по статусу внутри самой руси, она же каганесса для всего внешнего мира кроме Хазарии и Византии, где этот титул за ней не признавали, и архонтисса для византийцев. Другими словами, просто верховная правительница руси. В отличие от мифического Вещего Олега у нее, личности вполне реальной, было, согласно Иоакимовской летописи, вполне реальное личное имя «Прекраса». А может быть Фрида, что то же самое означает по-древнескандинавски. Предположение не беспочвенно. Если матерью Владимира Крестителя в ПВЛ вырисовывается Мулуша, она же Ма лфрида, – та самая, синодической записью 1000 года о смерти которой началось русское летописание (мы эту запись «Преставилась Малфрида» специально запоминали!), – то почему его бабкой не могла быть тоже Фрида, как ее должна была называть русь в своей германоязычной среде, она же Прекраса в переводе для их подданных-славян?

И еще одно замечание в пользу нашей гипотезы. Поскольку ни Олег, ни Ольга не фигурировали в генеалогии Илариона, авторы ПВЛ не только не смогли наделить их личными именами, но и вынуждены были поставить вне канонической династической цепочки наследования, поместить как бы сбоку, сделав Олега «родичем», а Ольгу «женой» династа Игоря.

По логике вещей, именно Ольга положила начало традиции повсеместной замены в письменных документах личного имени владык руси титулом «ольг» с ретроспективным превращением его фактически в родовое имя. Можно догадываться, что, заняв после гибели Игоря, правдами или неправдами, мужнино и мужское место русского ольга, она исключила из постоянного употребления свое личное женское имя, будь то Прекраса или Фрида, и повсеместно заменяла его титулом, который тем самым приобрел значение имени. Так внутри руси она стала helg'ой-Ольгой (сочинители ПВЛ сделали ее великой княгиней Ольгой), а во время своего константинопольского визита представлялась, вероятнее всего, каганессой Эльгой. «Эльгу» греки приняли, и под этим именем она упоминается у Константина Багрянородного. А вот с «каганессой» номер видимо не прошел. Не исключено, что именно «каганесса» вызвала недовольство греков и послужила одной из причин протокольных проволочек по прибытии Ольги в Константинополь, а также предопределила неудачу визита в целом. В конечном счете, разумеется, византийские чиновники настояли на своем, и при Дворе Константина Ольгу принимали не как «каганессу», а как «архонтиссу».