Текст книги "Сборник "Шерше ля фам""
Автор книги: Владимир Болучевский
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Глава 9
Для того чтобы сохранить некую концептуальную .целостность повествования, автор предлагает читателю заглянуть на минуту в дом Петра Волкова и посмотреть, что там происходит.
– Петр Сергеич, и напрасно вы горячитесь, – закинув ногу на ногу, Андрей Иваныч крутил в руке рюмку. – Я же с вами и не спорю. Конечно, нельзя совершать нехорошие поступки. Это так, это безусловно. А уж, если совершил, да тебя еще и поймали – будь любезен в цугундер. Это все справедливо. Но вот про то, что, мол, добровольное признание облегчает душу… тут я готов поспорить.
– Давай, – Волков налил водки себе и Андрею.
– А вот послушай меня… мы ведь никуда не торопимся? Нет?
– У меня тут магазин круглосуточный.
– Ну и хорошо.
– Выпьем?
– Погоди, мы с тобой спорить собирались, а я еще историю не рассказал.
– Рассказывай.
– Так вот… бывают, Петя, поступки, признаваться в которых гораздо неправильнее, чем их совершать.
– Не бывает. Господь все видит, необходимо покаяться.
– Ага… а вот я тебе тогда историю одну расскажу.
– Давай.
– Есть у меня один знакомый, канадец. Весьма… ты знаешь, очень даже такой… бизнесмен. И зовут его Гарри Погоняйло.
– Согласен. Смешная история. Выпьем?
– Нет, ты погоди смеяться, это его такое нормальное имя, поскольку он хохол, но родился уже в Канаде.
– А не фиг там рождаться.
– Возможно. Но он, ты понимаешь, совершенно искренне в Господа верует. Причем по нашей, по православной методе.
– И что?
– Как что? Я же тебе говорю, даже если перед Ликом Господним ты предстоишь, то все равно есть такие моменты, о которых лучше не распинаться, даже если и сотворил. Не надо в этом сознаваться.
– Почему?
– А поелику сам факт покаяния в этих деяниях и есть не что иное, как мерзость и гордыня самоуничижения, что в конечном счете и является сотворением греха.
– Во как…
– А вот так вот.
– И в чем же он таком каялся, этот твой Погоняйло?
– А-а… интересно?
– Ну, а что ж. Любопытно.
– А каялся он в том, что ну о-о-чень любит задний свой проход ногтем чесать.
– Да иди ты?
– Ну. Бля буду.
– Это ж на-адо… Но ведь зуд заднего прохода – один из симптомов нервического заболевания. И вообще… откуда ты об этом знаешь? Что, батек какой-нибудь канадский тайну исповеди нарушил?
– Нет. Этот самый Гарри, который Погоняйло, горилкой со мной в Квебеке насосался и стал выяснять, когда я последний раз причастия святых тайн вкушал. А потом и про исповедь. Ну и… покайся, говорит, Ондрий, гляди – я от Господа нашего ва-аще ничего не скрываю, и ты тоже не таись, а то гляди, карой воздается!
– А ты?
– А я вот как думаю… уж пусть лучше воздается, чем я о таком Господу докладывать стану. Как считаешь? Вот ты, например, между пальцев на ноге поковыряв, нюхать потом любишь?
– Андрей Иваныч… я вообще-то офицер. Я же тебя и застрелить могу.
– Ну вот, выходит я и прав. Выпьем?
– Выпьем.
Глава 10
– Здравствуйте, – Адашев-Гурский открыл дверь остановившейся возле него «шестерки» и заглянул в салон, – на Яхтенную не подвезете?
– Поехали, – согласился водитель.
– Спасибо. – Александр сел на заднее сиденье. – Курить у вас в машине можно?
– Кури.
– И еще раз спасибо, – он достал сигареты, закурил и чуть приоткрыл стекло на двери со своей стороны.
«Что мы имеем? – думал он. Ну, во-первых, нам, безусловно, сопутствует успех. Анна ведь вовсе и не обязана была со мной общаться. Но тем не менее пошла на контакт. Это нам о чем говорит? Это нам говорит о том, что ее пугает возможность публикации, в которой (как она полагает) Заславский говорит о своей связи с бандитскими структурами. С Чикой, в частности. Почему это ее пугает? С одной стороны, понять можно. Кому охота, чтобы его имя трепали в связи со всяким криминалом? Но с другой стороны – она-то здесь при чем? Если Заславский решил пойти на контакт с прессой, значит, имел причины. Но ей это категорически не нравится. Почему? Вопрос.
Второе: вряд ли она его траванула (если его вообще кто-нибудь травил). Кто угодно, но только не она. Почему? Да потому. Я ее видел, я с ней говорил, я до нее, если угодно, дотрагивался. Не может она человека убить. Уверен.
Далее.
Н-но… Петра-то они с сестренкой подставили? А он ведь как раз обстоятельствами смерти Заславского на тот момент и интересовался. А они его моментально и… Кстати! А зачем нужно было младшей сестренке на него напрыгивать, а потом уже Анне выдавать себя за нее? Почему старшая сама не могла это сделать? Зачем такие сложности, а?»
Гурский стряхнул с сигареты пепел за окошко автомобиля, поправил манжет куртки, еще раз взглянул на часы и подумал: «Ладно, с Яной познакомимся – там видно будет. Чего гадать-то на пустом месте. Информации у нас пока маловато».
Глава 11
Адашев-Гурский нажал на кнопку звонка. За дверью послышались шаги, затем дверь распахнулась, и стандартное «добрый день!» застряло у него в горле.
Он просто кивнул стоящей на пороге длинноногой зеленоглазой шатенке и чуть было не брякнул: «Аня, вы тоже здесь?»
Сестры были похожи, как две новенькие монетки одного достоинства. Разница была лишь в том, что эта, которая была младше на какое-то там количество минут, встретила Гурского на пороге в джинсах и футболке, да еще волосы лежали несколько иначе. Вот и все. Те же глаза цвета изумруда, тот же обольстительный изгиб шеи, те же ноги, растущие от ушей.
Взглянув на оторопевшего Гурского, девушка невольно улыбнулась и сделала приглашающий жест:
– Не пугайтесь. Проходите.
– Да… – опять кивнул Александр и переступил порог.
– Вы у нас тут не заблудились? – полуобернувшись, спросила Яна, запирая дверь.
– Нет, – ответил Гурский снимая с себя куртку и вешая ее на вешалку в передней. – Я на такси приехал. Скажите, Яна…
– Да?
– А родители вас с сестрой в детстве отличали друг от дружки?
– Отличали, а как же. Сначала одной ложку микстуры, потом другой.
– Противной микстуры?
– Когда как.
– И как они вас различали, если не секрет?
– Очень просто, она, опять улыбнулась – по имени.
– Они вас окликали, а вы признавались, кто есть кто?
– Хотели – признавались, не хотели – нет. Вообще-то, если по правде, нас только мама различала, уж я даже и не знаю, как, по запаху, что ли… Я тут кофе пью. Хотите?
– Хочу, – Гурский пошел вслед за Яной на кухню. – А родинки там всякие?
– Все вам и расскажи. – Она достала вторую чашку и поставила ее на стол. – Конечно, есть, только кто же их видит? Они же… – сделала она неопределенный жест рукой.
– Всегда мечтал влюбиться в двойняшек, – Адашев-Гурский присел к кухонному столу, – с самой юности.
– Да? – стрельнула глазами в его сторону Яна, наливая кофе в чашку. – Почему?
– Ну, как это почему… вместо одной красивой жены сразу получается аж целых две одновременно.
– Вот так вы себе это представляете, да?
– Да.
– Н-ну… я бы, конечно…
– Ой, Яна… извините, я не то хотел сказать совсем…
– Да нет-нет, ничего. Я привыкла.
– Просто… были у меня такие юношеские фантазии. Потоцкого помните?
– Это кто?
– Писатель такой был, польский, Ян Потоцкий, им еще Пушкин зачитывался. «Рукопись, найденная в Сарагосе», помните?
– А-а… я кино смотрела.
– А я читал. Подростком. И очень тогда эта история с сестрами раззадорила мое воображение.
– Ну-ну… – усмехнувшись, Яна придвинула Гурскому сахарницу. – А что мешает?
– Не встретил еще, – пожал плечами Александр, положив ложечкой в чашку сахар.
– Так все еще впереди.
– Надеюсь, – вздохнул он.
– Главное – хотеть. – Яна долила кофе в свою чашку и села напротив гостя. – И верить. Тогда все будет.
– Полагаете? – Гурский отхлебнул из своей чашки и прямо взглянул на девушку.
– Ну… – она выдержала его взгляд и медленно провела по щеке длинным тонким пальцем, на котором блеснуло изящное золотое колечко с бриллиантом, – главное – хотеть.
– Вулюар се пувуар, – Александр сделал еще глоточек кофе.
– Что?
– Французская поговорка. «Хотеть, значит – мочь».
– Да, – кивнула Яна, – видите? Французы, они же не дурные ребята, знают, что говорят.
– Яна… этак наш с вами вот такой вот разговор Бог знает куда нас завести может.
– А куда?
– Туда, Яна, туда.
– Это вы о чем? – Яна откинулась на спинку стула и шутливо прищурила свои громадные зеленые глаза.
– Яна… – Адашев чуть склонил голову к плечу и взглянул девушке в глаза. – Ну?.. а?..
Она фыркнула и отхлебнула кофе.
– Я, короче, с сестрой созванивалась, она мне в двух словах объяснила, что вас интересует, но я не до конца поняла… вы чего хотите-то? Кроме любовниц-двойняшек?
– Яна… – укоризненно взглянул на нее Гурский.
– Все-все, – вскинула она руку. – Я вас слушаю.
– Да собственно, – замялся Гурский, – даже и не знаю, как начать…
– Вы считаете, мне Аня сказала, что Вадиму кто-то чего-то там мог подсыпать, оттого с ним сердечный приступ и случился? Так?
– Не то чтобы считаю, просто я допускаю такую возможность.
– Почему?
– Видите ли… вам сестра про интервью говорила?
– Да, но… два слова буквально. Вы хотели у Вадима интервью взять? Вас что-то там про бандитов интересует, да?
– Нет. Все не так. Это Вадим Николаич в разговоре со мной сам пожаловался, что ему братва жизни не дает, сначала один, мол, был, Савелий, но тот хоть меру знал, а появился некий Чика и… ну все, дескать, край.,. Он собирался даже в какие-то частные охранные структуры обращаться. Но, судя по всему, так и не успел. Вот я и подумал…
– А вам-то что? Горячий материал сделать хочется?
– Материал у меня уже есть. Вадим много чего у меня там, на дискете, говорит, но… понимаете, Яна, я же не просто, там, журналюга какой-то. Если его смерть… короче, если есть хоть малейшая вероятность того, что его убили, то, безусловно, этот материал нужно публиковать. Чтобы привлечь внимание, разобраться… А вот если это на самом деле «несчастный случай, то есть… ну, естественная смерть, инфаркт, тогда… тогда лучше и не мусолить всю эту историю. Оставить покойного в покое, простите за невольный каламбур.
– Понятно, – кивнула Яна. – Ну а я-то вам зачем? Я его не травила.
– Ну… надеюсь.
– Спасибо. И все-таки?
– Тут вот что… препараты, которые способны вызвать у человека с больным сердцем.., а Вадим на самом деле на сердце жаловался?
– Да, – кивнула Яна. – Ему давно предлагали лечь на обследование, но он только отмахивался. Он вообще-то здоровый был, спортсмен бывший, поэтому и… чего, мол, по больницам валяться? Отдохнуть просто нужно. Это, мол, у меня нервы. А сам с собой валидол носил. Когда… ну, как только прижмет – съест таблетку, его вроде и отпускает. Вот и…
– Так вот. Препараты, которые способны инфаркт спровоцировать, они… ну, их воздействие не через неделю, скажем, проявляется, а быстро относительно. И если Вадим Николаич за рулем умер, то, значит, именно незадолго до этого ему кто-то должен был и…
– Вы Игорешу Дугина подозреваете, да?
– А вы как думаете?
– Бросьте. Это даже не смешно.
– Яна, ну как я могу кого-то подозревать? Просто, хотелось бы восстановить события, которые предшествовали… авария вроде бы недалеко отсюда случилась, да?
– Да. Чуть дальше, за постом.
– Это Вадим Николаич вас домой завез?
– Нет. Я из ресторана раньше уехала. Они вдвоем ехали с Аней.
– Яна, расскажите мне подробней, а? Честное слово, я прекрасно понимаю, что суюсь не в свое дело, но…
– Да там и рассказывать-то нечего, – Яна на секунду задумалась. – Вот что, раз уж у меня в доме мужчина образовался, такой… – она окинула взглядом спортивную фигуру Адашева-Гурского, – мужчинский, то… давайте-ка мы с вами вот этот вот буфет передвинем. Не на месте он стоит, давно меня раздражает, а самой мне никак, я девушка слабая. Мне для этого все оттуда вытаскивать нужно, возиться. А вдвоем мы его запросто, я верх придерживать буду, а вы сдвинете. Давайте?
– Легко. – Гурский поднялся из-за стола.
– Вот тут беритесь. – Яна подошла к большому деревянному буфету резного дерева и подняла обе руки, придерживая его верхнюю часть.
– Да это понятно. – Александр уперся руками в боковую стенку буфета, отставил одну ногу и напрягся всем телом.
Буфет не шевельнулся.
– Ничего себе, – сказал Гурский Яне. – Он у вас чем набит-то?
– Ерунда, ничего там такого особенного нет. Прилип, наверно. – Она попыталась сдуть с лица непослушную прядь, встряхнула головой, и ее взметнувшиеся волосы коснулись лица Александра.
«Господи, как они с сестрой похожи, – невольно подумал он. – Мистика какая-то. Чего только в природе не бывает».
Наконец, они передвинули буфет, Гурский вернулся за стол, а Яна открыла холодильник и вынула початую бутылку коньяку.
– Так и быть, – взглянула на Адашева, поставила бутылку на стол, раскрыла створки буфета и, достав оттуда одну рюмку, поставила рядом с бутылкой, – заработали.
– Что ж я один-то? – Гурский взглянул на рюмку. – А вы?
– Я не пью.
– Совсем?
– Ну… практически.
– А что так?
– Вы наркотики употребляете?
– Нет, зачем же.
– Ну вот. А я не пью. И не курю. Не получаю от этого никакого удовольствия. Я от собственного здоровья получаю удовольствие, – сказала она и гибко потянулась.
«Ч-черт возьми, – Александр невольно скользнул глазами по линиям ее тела. – А где у нее, кстати, камера-то запрятана, на которой Петька погорел?»
– Да я ведь тоже, в общем-то, не пропойца, – пожал он плечами.
– Вот и выпейте.
Адашев-Гурский взял в руки рюмку, дунул в нее, посмотрел на свет и поставил на место:
– Ну… разве что попробовать.
Попрощавшись с Яной, Гурский вышел из ее дома и неторопливо направился в сторону улицы Школьной, на которой располагалась охраняемая автостоянка.
Он и сам толком не знал, зачем ему нужно было видеть машину Заславского, но тем не менее желание взглянуть на нее его не оставляло.
– Добрый день, – сказал Гурский, поднявшись по железным ступенькам лестницы будки охранника и склонившись к окошку.
– Да? – взглянул на него пожилой мужчина.
– Извините, у вас тут «скорпио» стоит, черный, после аварии. Я только что от хозяйки, можно мне на него взглянуть? Он где?
– А чего, купить хотите? – поднялся со своего места охранник.
– Посмотреть сначала надо. А он сильно битый?
– Да не то чтобы уж, но… всяко не новый.
Мужик вышел из своей будки, запер дверь на замок и стал спускаться по лестнице. Адашев пошел вслед за ним.
– Ну вот он. – Охранник подвел Александра к машине. – Так, с виду вроде бы и ничего, но кузовных работ тут до хрена. Вон, смотри: крыша, капот, крыло, стойки пошли, это же все еще и малярка. Ну движок, ходовая – это вроде ничего. Может, электрика… но это смотреть надо, кувыркался все-таки, может, и квакнула.
– А салон?
– Вот эта открыта, – охранник со скрипом распахнул правую заднюю дверь, – замок полетел. А остальные целы.
– Тут вроде труп был, да?
– Вот этого не знаю. Как нам ее приволокли, так и поставили. Ничего не рассказывали. Да это и вообще не в мою смену было. Но крови вроде нет, – он склонился к стеклу передней двери и заглянул в салон, – щитки, «торпеда» – все цело. Да и вообще, тут хозяйка приезжала, такая вся из себя… так она весь салон вылизала, все чехлы вытряхнула, коврики, сиденья двигала, даже заднее разбирала и все пылесосила.
– А ты говоришь, электрика квакнула.
– Нет. Она же с мужиком приезжала, на его тачке, они пылесос туда втыкали. Так что теперь тут – ни пылинки, ни сориночки.
– Блондин такой, да? На синей «восьмерке»?
– А что?
– Да еще один покупатель вроде есть. Может, она с ним приезжала? А он как? Смотрел? Чего говорил?
– И это тоже не в мою смену было. Мне ребята рассказывали. Так что…
– Ага… – задумчиво сказал Гурский. – А можно я туда залезу, повнимательнее посмотрю?
– А что ж… товар смотреть надо, – мужик повернулся и пошел к своей будке. – Только дверь потом… хлопнуть надо посильнее.
– Да, хорошо. – Александр забрался на заднее сиденье, прикрыл дверь и задумался.
Глава 12
Утром следующего дня Адашев-Гурский, прекрасно выспавшись, лежал в постели, курил и перебирал в памяти события вчерашнего дня, стараясь все систематизировать и хорошенько осмыслить.
Все вроде бы укладывалось плотно, один к одному, но… было при всем при том какое-то неуловимое ощущение, которое постоянно ускользало и не давало покоя.
Казалось, что если удастся ухватить его, то оно и станет тем самым ключом, используя который можно будет разложить по своим местам все разрозненные кусочки мозаики, составив из них целостную картину. И тогда, взглянув на нее, возможно, получится понять, какого черта эти хорошенькие двойняшки выплеснули ведро помоев на Петькину голову, лишив нормального мужика работы, которая была ему по душе, и вынудив запить «горькую».
Из визита к Анне Гурский вынес одно, но немаловажное соображение: она очень обеспокоена возможностью публикации. интервью своего мужа.
Яна относится к этому гораздо спокойнее, чем сестра. И даже мысли не допускает о том, что смерть Заславского была чем-то иным, нежели нелепой случайностью. Ну прихватывало у мужика серцце время от времени, ну и что? А тут вдруг инфаркт! Да еще за рулем. Досадно, но… что ж делать? И искать во всей этой истории чей-то злой умысел глупо. Вот и все. Далее.
Что еще вчера было? Ах да! Встреча с профессором. И… почему-то кажется, что каким-то неуловимым образом эта встреча увязывается в общий расклад. Почему?
Адашев-Гурский стал вспоминать, как долго бродил дворами старого здания и искал вход на кафедру. Потом хорошенькая студентка в туфельках на высоких каблучках привела его туда за руку. Затем он нашел нужный кабинет и вошел в него.
Владислав Сергеевич Баранов оказался очень приятным мужиком. Умным, красивым и способным излагать очень непростые, казалось бы, вещи обыкновенными словами.
– Видите ли, Александр Василич, – сказал он Гурскому, – все эти рассуждения о телегонии… в общем, все эти так называемые околонаучные штучки. В природе много загадочного, но что касается данного конкретного предмета, то, чтоб вам было понятно, я скажу, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Что действительно иногда бывает, так это удивительные вещи по размножению у куньих и, отчасти, у кенгуру. У них оплодотворение может происходить один раз в несколько лет, а потом в течение последующих нескольких лет могут рождаться детеныши. Но они сохраняются не в виде половых клеток, а в виде дремлющих зародышей. Так называемое состояние менопаузы, когда вдруг зародыш прекращает развиваться, он находится в каком-то таком… дремотном состоянии и потом почему-то вдруг включается.
В общем, так: самка кенгуру имеет половой контакт с черным самцом, рожает кенгуренка, потом в течение длительного времени не имеет вовсе никаких контактов, но спустя определенное время опять рожает. Черненького. А потом опять. И даже если она «вышла замуж» за беленького самца, сути дела на период менопаузы это не меняет.
Но человек – не кенгуру. И если… наша дама имела контакт с представителем негроидной расы, то… никак не более девяти месяцев до рождения малыша. А телегония… нужно чаще перечитывать Бомарше, у него такие случаи еще забавнее описаны. И знаете… я бы вообще не стал на вашем месте обо всем этом в газете писать. Ну, успокоился ее муж на существовании телегонии, и слава Богу. Многие еще и в телепортацию верят. Главное – семья сохранилась. Как вы считаете?
– Наверное, вы правы, – согласился Гурский и выключил, поднимаясь с кресла, диктофон.
Затем он поблагодарил профессора, попрощался с ним, но прежде, попросив позволения, позвонил из его кабинета Яне, договорился о встрече и уточнил адрес.
Так… а какая связь между беседой с Барановым и всей этой запуткой?
Гурский выбрался из постели, взял с письменного стола диктофон и, перематывая пленку, несколько раз включил наугад воспроизведение, слушая ровный голос профессора генетики.
«Ага! – сказал он про себя, услышав наконец обрывок фразы, – „…двойни вот еще, если они однояйцевые. Но не нужно забывать, что это все-таки два разных человека, две личности“. Вот оно что. Ну, это-то понятно, кто же спорит. Но вот поэтому, видимо, чисто ассоциативно, у меня одно с другим и увязалось. Ну и Бог с ним».
Он выключил диктофон, положил на стол и ушел в ванную.
«А зачем, спрашивается, ей нужно было машину вылизывать? – думал он, стоя под душем. – Сиденья двигать, коврики вытряхивать… Что за приступ аккуратизма? Искала она там чего-то, что ли?»
Позавтракав и надев чистую рубашку, он подошел к телефону и набрал номер Волкова.
– Алло… – ответил хриплый голос.
– Ну? Как вы там?
– Гурский, ты, что ли?
– Я-я, нихт шисен.
– А чего ты вчера не приехал?
– Здрас-сте… я заезжал, ключи у Андрей Иваныча забрал, мы с тобой даже по рюмке хлопнули. Потом уехал.
– Ни хера не помню… Короче, ты где?
– Дома.
– Заедешь?
– Да. Давай там, просыпайся, разговор есть. Пивка захватить?
– Не надо, Лешка сюда уже едет, все привезет.
– Ну ладно, пока.